Облака раздувались сизыми опухолями почти половину дня и, наконец, просыпались ледяным крошевом. Размокшая накануне глинистая дорога превратилась в блестящую белую полосу. Большие копыта ломовых лошадей скользили по ледяной корке, колеса телег хрустко врезались в промерзшую колею. Кроме этих звуков да возмущенного фырканья коней ничто не нарушало глухой тишины снегопада. Съежившиеся в недрах тулупов возчики изредка высовывали из воротников красные носы, но их безжалостно обстреливали острые градины, и носы немедленно пропадали в меховых убежищах. Караван медленно брел среди черно-белых холмов, и от него веяло усталым равнодушием.
На вершине кривой невысокой горы, прозванной местными жителями Собачьей Харей, стоял человек. Ноги его почти до колен утопали в снегу, но казалось, это обстоятельство его ничуть не волновало. Ледяная корка наста царапала голенища дорогих сапог, град стучал по плотной ткани плаща и упругим полям шляпы. Человек, не мигая, следил за серой гусеницей обоза, тащившей грузное тело по дороге.
Вздох за спиной заставил наблюдателя отвлечься от каравана. На вершину горы поднимались волки, один за другим, ступая след в след за матерой самкой. Та уверенно выбирала самые твердые участки наста, чтобы не провалиться в сугроб, и когти ее оставляли на льду глубокие царапины. Волки приближались к человеку.
- Ты пришла поздно,- проронил тот и вновь вернулся к наблюдению за караваном.
Волчица осторожно опустилась на брюхо и поползла к человеку; ее дети остались стоять поодаль. Когда холодный нос волчицы коснулся сапога, человек указал в сторону обоза:
- Смотри внимательно - шесть телег, двенадцать возчиков, три охранника и четверо купцов. Стало быть, в деревне осталось не более десяти зрелых мужчин, способных держать оружие. Все силы и средства крестьяне вложили в этот караван; если они продадут на ярмарке хотя бы две трети товара, это маленькое селение будет обеспечено на всю зиму.
Волчица вопросительно склонила голову, но человек вяло отмахнулся:
- Нет. Пусть себе едут, мне не нужны эти жалкие мешки с овсом и репой. Будет даже забавно, если караван вернется с большой прибылью... будет очень забавно... потому что я хочу покуда уничтожить их жалкий дом.
Он повернулся к волчице и схватил ее рукой, затянутой в толстую перчатку, за морду. В глазах человека зверь увидел столько первозданной злобы, что сипло заскулил, пытаясь вырваться из мертвой хватки.
- Проклятая деревня, заноза на теле моей земли! Когда этот чертов миссионер пришел со своей паствой на пустошь, я позволил им строить дома и трудиться на полях. Я позволил им плодиться и размножаться, служить и умирать по законам моих владений. Но они пренебрегли законом. Они хотят изменить мою страну на свой убогий лад, хотят продать ее своему божеству, которое прежде боялось даже взглянуть на эти холмы!
Он разжал пальцы, и морда волчицы выскользнула из них. Там, где шерсти касалась рука человека, теперь отчетливо проступали седые волоски. Волчица припала к самому насту, стараясь стать как можно меньше.
- Колокола не дают мне покоя,- шептал человек,- дети бездумно поют слова, смысла которых еще не понимают, а тот, кто заставил их петь, торжествует, мечтая по лестнице из спин своей паствы подняться в райские кущи. Так пусть он скатится по этой лестнице в бездну! Идите, идите и уничтожьте в этой деревне все, что дышит и наполнено кровью! Идите!..
Подстегиваемые звенящим воплем человека, волки сорвались с места. Они уже не разбирали дороги, проваливаясь в сугробы, обдирая бока в кровь об острые ледяные корки, но ни на миг не останавливая бега. Безмолвная серая лавина животных стекалась с окрестных холмов, и буран завывал, окутывая волков снежными плащами. Человек на горе размеренно бил посохом в землю, заставляя ее содрогаться и скулить, и стоны земли таяли в вое ветра и волков. Сквозь темноту кипящих облаков на миг прорвался пурпурный луч заходящего солнца, вонзившийся в вершину горы. Тень Собачьей Хари чудовищно вытянулась, закрывая собой долину. И только тени стоявшего на ней Хозяина не было видно