Круз Мелисса : другие произведения.

Голубая кровь. Книга 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нью-Йорк, наши дни, закрытая школа Дачезне. Ученики, в ней обучающиеся, не простые девчонки и парни. Все они из рода Голубой крови, рода, представителей которого люди называют вампирами. Но и у бессмертных возникают проблемы. Начинается необъяснимая охота на вампиров - они лишаются бессмертия и гибнут один за другим. Чтобы не допустить истребления бессмертных, юная Шайлер ван Ален, ученица школы Дачезне, отправляется на поиски своего деда, могущественного вампира Тедди Неумирающего, единственного, кто может защитить весь вампирский род. След деда приводит ее в Венецию...
  Мелисса де ла Круз
  Голубая кровь
  
  Книга посвящается истинному аристократу
  во всех смыслах этого слова,
  Берту де ла Крузу, моему отцу,
  в жилах которого течет кровь героев.
  
  Книга никогда не была бы написана без любви,
  поддержки, проницательности и ума моего мужа,
  Майка Джонстона, которому я обязана всем.
  
  Семья была не просто суммой связей, созданных большой, разветвленной совокупностью отношений... семья... была именем, вещественным и символическим родовым имуществом и способом возрождения Америки... описывая полную родословную, прошлое, настоящее и будущее.
  Эрик Хомбергер. Нью-Йорк миссис Астор
  
  Тебе не загнать его под землю,
  Тебе не помешать ему кричать.
  Как оно дошло до этого?
  Ты выпьешь мою жизнь...
  Мьюз . Время на исходе
  
  "В ноябре 1620 года на "Мейфлауэре" приплыло сто два человека, но до основания в следующем году колонии Плимут дожило менее половины. Хотя во время плавания на "Мейфлауэре" никто не умер, жизнь после прибытия была чрезвычайно трудной, особенно для юных. Почти все умершие были не старше шестнадцати.
  Такая ошеломляющая смертность объясняется отчасти суровой зимой, а отчасти тем, что мужчины, строившие дома, работали на свежем воздухе и пили чистую воду, а женщины и дети были заточены в сырой тесноте корабля, где болезни могли распространяться намного быстрее. После двухмесячного плавания они оставались на корабле еще четыре месяца, пока мужчины строили жилища и амбары на суше. Новоприбывшие пуритане ухаживали за больными так, как это было тогда принято, делая их еще более уязвимыми для большого количества болезней, включая смертельно опасное заболевание крови, которое исторические документы именовали "чахоткой".
  В 1622 году Майлз Стэндиш был избран губернатором колонии - и избирался им тридцать лет подряд. У них с его женой Розой было четырнадцать детей - семь пар близнецов, поразительный случай! Необычайный поворот событий - за несколько лет численность населения колонии удвоилась, как сообщается, во всех уцелевших семьях родилось по несколько детей одновременно".
  Профессор Лоуренс Уинслоу ван Ален.
  Жизнь и смерть в колонии Плимут, 1620-1641 гг.
  
  Дневник Кэтрин Карвер
  21 ноября 1620 года
  "Мейфлауэр"
  
  Это была трудная зима. Море не согласилось с Джоном, и мы постоянно мерзли. Возможно, мы обретем мир в этом новом краю, хотя многие полагают, что мы не ушли от опасности. Берег за моим окном напоминает Саутгемптон, и я рада этому, Я всегда буду тосковать по дому, но он стал небезопасен для подобных нам. Сама я не верю слухам, но мы должны делать, что велят. Мы всегда так делали. Мы с Джоном теперь путешествуем как муж и жена. Мы планируем вскоре пожениться. Нас слишком мало, и, если мы хотим выжить, нам нужно больше людей. Возможно, ситуация изменится. Надеюсь, судьба будет благосклонна к нам и наше положение улучшится. Корабль встал на якорь. Нам предстоит сойти на берег. Новый мир ждет.
  К. К.
  
  НЬЮ-ЙОРК
  НАШЕ ВРЕМЯ
  
  ГЛАВА 1
  
  "Банк" занимал ветхое здание в самом конце Хьюстон-стрит, на границе между суровым Ист-Виллиджем и дебрями Нижнего Ист-Сайда. Служившее некогда штаб-квартирой для инвестиционной и брокерской фирмы почтенного ван Алена строение было приземистым и внушительным - настоящий образец эклектического бозара, с классическим фасадом о шести колоннах и устрашающим рядом "зубов" - бритвенно-острых выступов на фронтоне. Много лет оно стояло на углу Хьюстон и Эссекс-стрит, безлюдное и заброшенное, пока однажды зимним вечером некий носивший на глазу повязку основатель ночного клуба не наткнулся на него случайно, перехватив хот-дог в "Катц Дели". Он как раз искал место для демонстрации состряпанной его ди-джеями новой музыки - мрачной, навязчивой, которую они назвали "трансом".
  Пульсирующая музыка выплескивалась на освещенную фонарями улицу. На тротуаре, у веревки, натянутой перед входом в клуб, стояла Шайлер ван Ален, невысокая, темноволосая пятнадцатилетняя девушка; ее ярко-голубые глаза были густо подведены темным контуром. Она отковыривала с ногтей облезающий черный лак.
  - Ты правда думаешь, что мы туда проберемся? - спросила она.
  - Да запросто. - Ее лучший друг, Оливер Хазард-Перри, приподнял бровь. - Дилан поручился, что это раз плюнуть. А кроме того, мы всегда можем указать вон на ту табличку. Твоя семья его построила, этот дом, - ты не забыла?
  Он усмехнулся.
  - Подумаешь, невидаль какая, - закатив глаза, ухмыльнулась Шайлер.
  Остров Манхэттен был неразделимо связан с историей ее семейства, и, насколько могла сказать Шайлер, она имела отношение к Собранию Фрика, скоростному шоссе Ван-Вик и Планетарию Гайдена на уровне либо основания, либо передачи в общее пользование, или и того, и другого. Правда, на ее жизнь это особенно не влияло. Она с трудом могла наскрести двадцать пять долларов, чтобы заплатить за вход.
  Оливер ласково обнял ее за плечи.
  - Хватит психовать! Ты слишком нервничаешь. Все будет зашибись, вот увидишь.
  - Лучше бы Дилан нас встретил, - мрачно заметила Шайлер, дрожавшая в своем черном кардигане с дырами на локтях.
  Она нашла этот свитер в одном секонде в Манхэттен-Вэлли. От свитера несло ветхостью и затхлой розовой водой, и худощавая фигурка Шайлер терялась в его объемистых складках. Шайлер всегда выглядела так, будто она утопает в ткани. Черный свитер доходил ей почти до икр, а под ним на ней была одна лишь черная футболка поверх поношенной серой термоводолазки. Снизу из-под свитера выглядывала длинная широкая юбка до полу. Подол юбки, постоянно волочащейся по тротуару, был весь в грязи, как у уличной оборванки из девятнадцатого века. Обута Шайлер была в свои любимые черно-белые теннисные туфли от Джека Парселла, ну те, у которых на правом носке оплетенная проводом дырка. Темные волнистые волосы она подвязала шарфом с бисерной вышивкой, который отыскала в бабушкином шкафу.
  Шайлер была поразительно красива: милое личико в форме сердечка, безукоризненный носик, нежная молочно-белая кожа, но в красоте ее присутствовала какая-то хрупкость, почти нереальность. Она напоминала фарфоровую куклу в наряде ведьмы. Ученики в школе Дачезне считали, что она одевается как нищенка. И то, что она была болезненно застенчивой и никому не навязывалась, ситуации не улучшало, потому что все думали, что она слишком высоко себя ставит. На самом же деле Шайлер просто отличалась сдержанностью.
  Ее спутник Оливер также был хорош собой: высок и строен, с прекрасным, как у эльфа, чуть скуластым лицом, теплыми карими глазами и копной блестящих каштановых волос. Одет он был в простую армейскую шинель поверх фланелевой рубашки и дырявые синие джинсы. Само собой, фланелевая рубашка была от Джона Варватоса, а джинсы - фирмы "Ситизенс оф Хьюманити". Оливеру нравилось изображать представителя бунтующей молодежи, но делать покупки на Хьюстон-стрит ему нравилось еще больше.
  Шайлер с Оливером сдружились еще на втором году обучения, с того момента, как однажды няня Шайлер забыла положить ей ланч, и Оливер отдал ей половину своего сэндвича с салатом латуком и майонезом. Они заканчивали предложения друг за друга и любили в моменты скуки читать вслух выбранные наугад места из "Бесконечной шутки" . Оба они были из золотой молодежи, возводящей свою родословную непосредственно к прибывшим на "Мейфлауэре". Но даже с таким престижным происхождением они выглядели чужаками в Дачезне. Оливер предпочитал лакроссу музеи, а Шайлер никогда не стриглась и одевалась в секонд-хенде.
  Их новым другом недавно стал Дилан Вард - парень с печальным лицом, длинными ресницами, глазами как тлеющие уголья, обладатель запятнанной репутации. Говорили, будто за ним числились приводы в полицию и он вот только что удрал из военного училища. Ходили также слухи, что дедушка Дилана дал школе взятку в виде пожертвования на новый спортзал, чтобы внука приняли в Дачезне. Дилан тут же сошелся с Шайлер и Оливером, распознав в них таких же отщепенцев.
  Шайлер втянула щеки, от беспокойства у нее заныло под ложечкой. Они отлично проводили время у Оливера в комнате: как обычно, слушали музыку и перебирали каналы на телевизоре, Оливер загружал новую версию игры "Город зла" в режиме разделенного экрана, а Шайлер тем временем листала глянцевые журналы, воображая, будто она тоже лениво валяется на плоту в Сардинии, танцует фламенко в Мадриде или в задумчивости бродит по улицам Мумбаи. А что теперь?
  - Как-то я в этом не уверена, - сказала Шайлер.
  Она бы сейчас предпочла вернуться в уютную комнату Оливера, а не дрожать на тротуаре, ожидая, получится ли у них проскочить фейс-контроль.
  - Не будь такой пессимисткой, - упрекнул ее Оливер.
  Это была его идея: покинуть уют его комнаты и бросить вызов ночной жизни Нью-Йорка, и Оливер не хотел от нее отказываться.
  - Если думать, что мы войдем, то мы войдем. Весь секрет в уверенности, уж поверь мне.
  Тут его "блэкберри" пискнул. Оливер вытащил смартфон из кармана и взглянул на экран.
  - Это Дилан. Он уже там, будет ждать нас у окон на втором этаже.
  - Я нормально выгляжу? - спросила Шайлер.
  Девушку внезапно охватили сомнения касательно ее наряда.
  - Отлично выглядишь, - автоматически отозвался Оливер. - Просто зашибись, - добавил он, быстро набирая ответ на смартфоне.
  - Ты даже не посмотрел на меня.
  - Я смотрю на тебя каждый день.
  Оливер рассмеялся, потом встретился взглядом с Шайлер, покраснел, что ему было совершенно не свойственно, и отвел глаза. Его "блэкберри" пискнул снова, и на этот раз Оливер, извинившись, отошел, чтобы поговорить.
  Шайлер увидела, как на другой стороне улицы у тротуара остановилось такси. Из него вышел высокий белокурый парень. И в этот же самый момент с другой стороны промчалось на большой скорости другое такси. Оно лихо завернуло, и сперва казалось, что оно объедет парня, но в последний момент тот бросился наперерез и исчез под колесами. Такси даже не остановилось, а поехало себе дальше как ни в чем не бывало.
  - Боже мой! - вырвалось у Шайлер.
  Парня сбили, она была в этом уверена. Машина его переехала. Он наверняка мертв.
  - Ты видел?! - спросила она, оглядываясь по сторонам в поисках Оливера, которого почему-то не было видно.
  Шайлер перебежала улицу, совершенно уверенная, что сейчас увидит труп, и чуть не наткнулась на того самого парня. Он стоял, пересчитывая мелочь в кошельке. Целый и невредимый.
  - Ты же должен быть мертв, - прошептала Шайлер.
  - Простите? - переспросил парень и насмешливо улыбнулся.
  Шайлер несколько опешила. Она узнала молодого человека. Это был Джек Форс из их школы. Знаменитый Джек Форс. Один из крутых парней - капитан школьной команды по лакроссу, исполнитель главных ролей в школьном театре, автор отчетной работы о торговых пассажах, опубликованной в "Уайред" , и такой красавчик, что у Шайлер не хватало духу смотреть ему в глаза.
  Может, ей померещилось. Может, ей просто показалось, будто она видела, как он нырнул наперерез машине. Наверное, так оно и есть. Она просто устала.
  - Я и не знала, что ты "шибанутый", - выпалила она, подразумевая поклонника стиля транс.
  - Ничего подобного. Я вообще-то вон туда, - объяснил Джек, показав на соседний с дверью "Банка" вход, как раз в этот момент очень пьяная рок-звезда проводила туда через ограждение нескольких хихикающих фанаток.
  Шайлер покраснела.
  - А, ну да, прости. И как я не догадалась.
  Джек дружелюбно улыбнулся ей.
  - Почему?
  - Что - почему?
  - Почему ты извиняешься? Откуда тебе было это знать? Разве ты читаешь мысли? - спросил Джек.
  - Может, и так. А может, сегодня день не задался.
  Шайлер улыбнулась. Джек заигрывал с ней, и она заигрывала в ответ. Ну что ж, это был исключительно плод ее воображения. Джек не бросался наперерез машине.
  Шайлер сильно удивило дружелюбие Джека. Большинство парней в Дачезне так много о себе воображали, что Шайлер и не смотрела в их сторону. Все они были одинаковые, со своими модными летними брюками "Дак хед" и тщательно культивируемым безразличием, со своими плоскими шутками и куртками для лакросса. Шайлер если когда и думала о Джеке, то лишь мельком: он учился на предпоследнем курсе и был обитателем планеты под названием Популярность, может, они с Джеком и ходили в одну школу, но дышали разным воздухом. А кроме всего прочего, сестрой-двойняшкой Джеку приходилась несносная Мими Форс, у которой в жизни была одна цель - опустить всех ниже плинтуса.
  "Ты никак на похороны собралась?" "У тебя что, кто-то умер и оставил тебя бомжихой?" Примерно таковы были лишенные воображения шуточки Мими. Кстати, а где Мими? Они же с братом всегда были не разлей вода.
  - Слушай, ты хочешь туда войти? - спросил Джек, улыбнувшись и продемонстрировав безукоризненно ровные зубы. - Я член клуба.
  Прежде чем Шайлер успела ответить, рядом с ней материализовался Оливер. Откуда он только взялся? И как это у него получается? Оливеру присуща была способность появляться ровно в ту минуту, когда его вовсе не хотелось видеть.
  - Вот ты где, дорогая! - произнес он с легким укором.
  Шайлер моргнула.
  - А, Олли! Ты знаешь Джека?
  - Кто ж его не знает? - отозвался Оливер, подчеркнуто игнорируя Форса. - Крошка, ну ты идешь? - тоном собственника осведомился он. - Там, наконец, начали впускать.
  Он указал на "Банк": неиссякающий поток подростков в черном тёк между колоннами с каннелюрами.
  - Мне нужно идти, - словно извиняясь, произнесла Шайлер.
  - Так скоро? - спросил Джек.
  В глазах его заиграли огоньки.
  - Недостаточно скоро, - добавил Оливер, угрожающе улыбнувшись.
  Джек пожал плечами.
  - До встречи, Шайлер, - сказал он, поднял воротник твидовой куртки и зашагал в противоположную сторону.
  
  - Что-то много народу, - проворчал Оливер, когда они встали в очередь.
  Он с раздраженным видом скрестил руки на груди.
  Шайлер помалкивала, но сердце ее билось учащенно. Джек Форс знает, как ее зовут.
  Они продвигались вперед черепашьим шагом, постепенно приближаясь к надменно взирающему на всех из-за бархатной веревки здоровенному трансвеститу с планшетом-блокнотом в руках. Клон Эльвиры-Повелительницы тьмы окидывал каждую группу испепеляющим взглядом, но никто не отводил глаз.
  - Не забывай: если вдруг к нам прикопаются, просто не нервничай и мысли позитивно. Тебе надо хорошенечко представить, что нас впускают, ясно? - с жаром прошептал Оливер.
  Шайлер кивнула. Они двинулись вперед, но вышибала преградил им путь. Он поднял здоровенную лапищу и прорычал:
  - Документы!
  Шайлер достала водительские права на чужое имя - но с ее фотографией. Руки у нее дрожали. Оливер достал такие же права. Шайлер прикусила губу. Теперь ее точно застукают и отправят за это в тюрьму! Но она помнила, что говорил Оливер. "Не нервничай. Держись уверенно. Мысли позитивно".
  Вышибала сунул их права в какое-то инфракрасное устройство: устройство не запищало. Трансвестит приостановился, нахмурился, с сомнением посмотрел на Шайлер и Оливера и принялся изучать документы.
  Шайлер попыталась продемонстрировать спокойствие, которого не ощущала, сердце колотилось под слоями тонкой одежды.
  "Конечно же, я выгляжу на двадцать один год! Я уже бывала здесь и раньше. И с этими правами все в порядке!" - старательно внушала себе Шайлер.
  Вышибала снова сунул права в устройство. Потом покачал головой.
  - Неладно что-то, - пробормотал здоровяк.
  Оливер взглянул на подругу. Он был бледен. Шайлер казалось, что она сейчас упадет в обморок. Никогда в жизни она так не нервничала. Часы отмеряли минуту за минутой. Люди, стоявшие позади, начали проявлять нетерпение.
  "С этими нравами все в порядке. Спокойствие и уверенность. Спокойствие и уверенность". Шайлер отчетливо представила, как трансвестит машет рукой, пропуская их в клуб. "Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Впусти нас. Просто впусти нас!"
  Вышибала поднял голову и вздрогнул, будто услышал ее. Казалось, время остановилось. А потом здоровяк вернул права и жестом велел им проходить, в точности как и представляла Шайлер.
  Девушка перевела дух. Они с Оливером переглянулись со сдержанным ликованием.
  Они вошли в клуб.
  
  ГЛАВА 2
  
  Рядом с "Банком" располагался ночной клуб совсем другого рода - из тех, что появляются по одному в десятилетие, в тот момент, когда божества рекламы, моды, вообще всякие знаменитости сходятся воедино, чтобы сотворить особую шикарную обстановку. Следуя священной традиции "Студии-54" середины семидесятых, "Палладиума" конца восьмидесятых и "Мумбы" начала девяностых, "Квартал-122" создавал культовый мир, определяя тенденции развития, образ жизни целого поколения. Постоянные заказчики комбо-коктейля из числа самых красивых, знаменитых, всемогущих жителей города, объектов всеобщей зависти, нарекли его своим - своей естественной средой обитания, животворящим родником, - и поскольку на дворе был двадцать первый век, эпоха сверхэксклюзивности, они даже платили астрономические членские взносы за эту привилегию. Все, что угодно, лишь бы обособиться от простых смертных. А внутри этого благословенного убежища, за самым престижным столиком, в окружении блестящей подборки юных моделей, постпубертатных кинозвезд и отпрысков самых видных семейств, восседала самая эффектная за всю историю Нью-Йорка женщина, Маделин Форс, более известная как Мими. Шестнадцать лет, приближающиеся к тридцати четырем, что подтверждала инъекция ботокса в переносицу.
  Мими была олицетворением популярности, с наружностью девочки-мажор при состоятельных родителях, загорелым, подтянутым занятиями по пилатесу телом вкупе с положением первой красавицы. Она нарушала стереотипы и в то же время воплощала самую их суть. У нее была талия объемом двадцать два дюйма и десятый размер обуви. Она каждый день ела вредную, недиетическую пищу и не прибавляла ни унции. Она ложилась в постель, не смыв макияжа, и просыпалась с чистым лицом, незамутненным, словно ее совесть.
  Мими приходила в "Квартал-122" каждый вечер, и пятница не была исключением. Они с Блисс Ллевеллин, высокой, длинноногой уроженкой Техаса, недавно переведшейся в Дачезне, провели вторую половину дня, прихорашиваясь перед вечерними развлечениями. Точнее говоря, Блисс провела вторую половину дня, сидя на кровати и издавая одобрительные возгласы, пока Мими примеряла поочередно все содержимое своего гардероба. Они остановились на кофточке свободного покроя, сексуальной-но-ориганальной-на-богем-ный-лад-с-лямочкой-почти-соскальзывающей-с-плеча-совсем-как-у-Марни, джинсовой мини-юбкой от Эрнста Соуна и искрящимся кашемировым палантином от Рика Оуэнса. Мими любила путешествовать со свитой, и в лице Блисс обрела подходящую компаньонку. Она подружилась с одноклассницей исключительно по требованию отца, потому что для того важны были хорошие отношения с сенатором Ллевеллином.
  Сперва это указание разозлило Мими, но она изменила мнение, когда поняла, что внешность Блисс, в которой было нечто лошадиное, выгодно оттеняет и подчеркивает ее собственную неземную красоту. Мими обожала удачный фон. Откинувшись на мягкие подушки, она одобрительно взглянула на подругу.
  - За тебя, - сказала Блисс, чокнувшись с Мими, как будто прочитала ее мысли.
  - За нас, - кивнула Мими, допив одним духом остаток люминесцентного пурпурного коктейля.
  Это был ее пятый коктейль за вечер, однако она чувствовала себя такой же трезвой, как в тот момент, когда только заказывала первый. Просто удивительно, насколько больше ей теперь требуется, чтобы опьянеть. Как будто алкоголь никак не влияет на ее кровоток. В Комитете ей сказали, что так будет, ей просто тогда не хотелось им верить. Особенно потому, что ей не полагалось использовать другой, более мощный вариант столь часто, как того хотелось. У Комитета было слишком много правил. На данный момент они управляли практически всей ее жизнью.
  Мими в нетерпении подала официантке знак принести еще коктейль и при этом с такой силой щелкнула пальцами, что чуть не разбила вдребезги стеклянный кофейный столик.
  Что толку выбираться куда-нибудь в Нью-Йорке, если не можешь даже малость захмелеть? Мими вытянула ноги и томно положила их на диван, ступни ее примостились на коленях у ее брата-двойняшки. Кавалер Мими, девятнадцатилетний наследник состояния, сделанного на фармацевтике, и нынешний инвестор этого клуба, предпочел ничего не заметить. Хотя трудно было сказать, насколько он вообще осознает происходящее, поскольку парень привалился к плечу Мими и пускал слюни.
  - Прекрати! - резко бросил Бенджамин Форс, бесцеремонно спихнув ноги Мими.
  У брата с сестрой были одинаково светлые, платиновые волосы, одинаково мягкая, полупрозрачная кожа, одинаково зеленые глаза с тяжелыми веками и одинаково стройные, худощавые тела. Но характеры их коренным образом отличались. Мими была болтливой и игривой, а Бенджамин - в детстве его за вспышки раздражения окрестили Черным Джеком, по названию пиратского флага, а в юности сократили это прозвище до Джека - был молчалив и внимателен.
  Мими и Джек были единственными детьми Чарльза Форса, шестидесятилетнего медиамагната с шевелюрой цвета стали, владельца быстро достигшей успеха трансляционной сети, кабельного канала новостей, популярного таблоида, нескольких радиостанций и преуспевающей издательской империи, зарабатывающей на автобиографиях звезд Всемирной федерации реслинга. Его жена, в девичестве Тринити Барден, была первой дамой нью-йоркского высшего света и возглавляла несколько престижных благотворительных организаций. Она принимала непосредственное участие в создании Комитета, в который Джек с Мими теперь входили на правах младших членов. Семейство Форс проживало по одному из самых престижных адресов в городе, в роскошном, оборудованном всем необходимым таунхаусе, занимающем целый квартал напротив музея "Метрополитен".
  - Ой, да будет тебе, - надулась Мими и тут же снова примостила ноги брату на колени. - Мне нужно выпрямить ноги. Они болят ужасно. Вот, попробуй! - потребовала она, схватившись за мускулистую икру и предъявив ее Джеку, чтобы тот попробовал, как напряжены мышцы под кожей.
  Кардио Стрип чертовски скверно отражался на суставах.
  Джек нахмурился.
  - Я сказал: прекрати, - серьезным тоном произнес он, и Мими немедленно убрала загорелые ноги и подобрала их под себя, не обращая внимания на то, что ее четырехдюймовые шпильки проехались по белому замшевому дивану, оставив грязные царапины на безукоризненно чистой подушке.
  - Да что это с тобой такое? - поинтересовалась Мими.
  Настроение у ее брата внезапно испортилось минуту назад.
  - Пить хочешь? - попыталась она поддеть его.
  В последнее время Джек сделался ужасным занудой, портящим настроение всем вокруг, и уходил с вечеринок первым. Он ни с кем не встречался. Он выглядел слабым и изможденным и стал на редкость раздражительным. Мими даже не знала, когда у него в последний раз кто-нибудь был.
  Джек пожал плечами и встал.
  - Пойду подышу воздухом.
  - Отличная идея, - подхватила Блисс и тоже вскочила. - Покурить хочется, - виновато пояснила она, помахав пачкой сигарет перед носом у Мими.
  - И мне тоже, - произнесла Эгги Карондоле, еще одна девчонка из Дачезне.
  Она тоже принадлежала к свите Мими и выглядела в точности как глава стаи, вплоть до пятисотдолларового мелирования и строптивого выражения лица.
  - Ну, так идите, у меня-то что спрашивать? - скучающим тоном отозвалась Мими.
  Однако же в реальности дела обстояли прямо противоположным образом. Никто не удалялся от Мими просто так - это происходило исключительно с ее дозволения.
  Эгги улыбнулась самодовольно, а Блисс - нервно, и они двинулись вглубь клуба следом за Джеком.
  Мими пожала плечами. Она никогда не утруждала себя следованием правилам и имела привычку курить, где и когда ей захочется, однажды в колонке сплетен радостно опубликовали пятизначную сумму ее штрафов. Мими посмотрела, как эта троица уходит, исчезая за толкотней тел, мечущихся по танцплощадке под непристойную рэповую песенку.
  - Мне скучно! - заныла она, наконец-то обратив внимание на парня, весь вечер не отходившего от нее. Они встречались целых две недели - вечность, по меркам Мими. - Придумай что-нибудь.
  - Что ты имеешь в виду? - пьяным голосом пробормотал он, лизнув ее в ухо.
  Мими хихикнула; она положила руку парню на шею и ощутила пульсацию артерий. Соблазнительно. Но может, попозже. Не здесь. Во всяком случае, не прилюдно. Особенно если учесть, что она насыщалась им вчера... а это против правил... С людьми-фамильярами нельзя плохо обращаться, и т. д. и т. п. Им требуется как минимум сорок восемь часов на восстановление. Но он так чудесно пах... Легкая нотка лосьона после бритья от Армани, а за ней такой плотский, полный жизненной силы запах... вот бы глотнуть одну капельку... один крохотный укус... но Комитет собирается здесь внизу, прямо под "Кварталом-122". В эту самую минуту тут могут находиться несколько стражей, наблюдать... Ее могут застукать. Или не могут? Здесь, в зале для вип-персон, темно... Да кто вообще станет обращать на нее внимание в этой толпе эгоцентричных нарциссов?
  Но они узнают. Кто-то им да скажет. Просто жуть, как много они обо всех знают - прямо можно подумать, будто они всегда рядом и заглядывают тебе в голову. Ну, тогда, может, в следующий раз. Пускай он восстановится после прошлой ночи. Мими взъерошила волосы. Он такой милашка - красивый и уязвимый, в точности как она любит. Но на данный момент - совершенно бесполезный.
  - Я отойду на секунду, - сказала Мими своему кавалеру.
  Она вскочила с дивана так стремительно, что официантка, несущая к столику поднос с мартини, невольно присмотрелась к ней повнимательнее. Компания, сидевшая у стены, заморгала. Они готовы были поклясться, что долю секунды назад девушка еще сидела. А потом - раз! - и она уже посреди зала, танцует с другим парнем, потому что для Мими всегда находился другой парень, а потом еще один, и еще, и все они были без ума от счастья, что им выпала возможность потанцевать с ней, и казалось, будто она танцует часы напролет и ноги ее даже не касаются земли - ошеломляющее белокурое торнадо в туфлях на шпильках ценою в восемьсот долларов.
  Когда Мими вернулась к своему столику, лицо ее сияло сверхъестественным светом - или это просто была игра освещения? - а красота сделалась почти непереносимой. А ее кавалер спал, уронив голову на стол. Экая жалость.
  Мими потянулась за мобильником. До нее лишь сейчас дошло, что Блисс так и не вернулась после перекура.
  
  ГЛАВА 3
  
  Везде чужая. Почему - она не знала. Бывает ли на свете что-либо нелепее танцовщицы команды поддержки, страдающей социофобией? Девушкам вроде нее не полагается иметь никаких проблем. Считается, что они должны быть идеальны. Но Блисс Ллевеллин не чувствовала себя идеальной. Она ощущала себя неуместной и всем чужой. Блисс смотрела, как ее якобы лучшая подруга, Мими Форс, подкалывает своего брата и не обращает ни малейшего внимания на своего же кавалера. Обычное дело для двойняшек Форс: вот только что они цапаются, а минуту спустя впадают в нежность, да так, что не по себе становится, особенно когда они просто смотрят друг другу в глаза и становится понятно, что происходит разговор без слов. Блисс избегала взгляда Мими и в попытке отвлечься смеялась шуткам актера, сидевшего справа от нее, но ничто в событиях сегодняшней вечеринки - ни тот факт, что им предоставили лучший столик клуба, ни то, что парень слева от Блисс, работающий моделью у Кельвина Кляйна, попросил у нее номер телефона, - ничто не улучшало ее скверного самочувствия.
  Точно так же она чувствовала себя и в Хьюстоне - чужой. Но в Техасе ей легче было это скрывать. В Техасе у нее были пышные кудри, и перевороты назад ей удавались лучше всех в команде. Там все ее знали еще с пеленок, и она всегда была самой красивой девочкой в классе. Но потом отец, который вырос в Нью-Йорке, перевез семью сюда, чтобы начать борьбу за освободившееся место в сенате, и с легкостью выиграл выборы. И прежде чем Блисс успела хоть пикнуть, она уже жила в Верхнем Уэст-Сайде и училась в школе Дачезне.
  Конечно же, Манхэттен не Хьюстон, а на кудри и сальто Блисс в новой школе всем было начхать: здесь даже футбольной команды не имелось, не то что команды поддержки из девушек в мини-юбках. Но с другой стороны, она никак не ожидала, что окажется такой деревенщиной. В конце концов, она же ориентируется в универмаге "Ньюман Маркус"! У нее такие же джинсы "Тру релиджн" и футболки "Джеймс Пирс", как у других. Но почему-то она явилась в первый день в светлом свитере от Ральфа Лорена и клетчатой юбке от Анны Суй (это было попыткой сделаться более похожей на девушек в школьном ежегоднике), с броской белой кожаной сумочкой "Шанель", болтающейся у нее на плече на золотой цепочке, а в результате обнаружила, что ее одноклассники облачены в бесформенные рыбацкие свитера и искусственно состаренные вельветовые штаны. В Манхэттене больше не носили ни пастельные цвета, ни потрясающую белую кожу от Шанель - во всяком случае, осенью. Даже эта чокнутая готесса, Шайлер ван Ален, демонстрировала такой шик, с которым Блисс было не сравниться.
  Блисс знала про "Джимми", "Маноло", "Стеллу". Она следила за гардеробом Миши Бартон. Но в манере нью-йоркских девушек сочетать все это было нечто такое, что заставляло Блисс выглядеть бестолочью, никогда не открывавшей ни единого модного журнала. А кроме того, еще играл роль ее акцент: поначалу ее не понимали, а потом начинали передразнивать, и отнюдь не по-дружески.
  Какое-то время казалось, что Блисс суждено провести весь остаток учебы почти что в положении всеми отвергнутой неудачницы, хотя ей следовало бы быть оторвой.
  Но потом грянул гром, тучи рассеялись и свершилось чудо: легендарная Мими Форс приняла ее под свое крыло. Мими была на год старше Блисс и училась в предпоследнем классе. Они с братом были в некотором роде Анджелиной Джоли и Брэдом Питтом Дачезне, парой, которой не полагалось бы быть таковой, но которая, тем не менее, была именно парой - и притом правящей. Мими являлась ориентиром для новичков, и она, бросив взгляд на Блисс с ее пастельным кардиганом, лаковыми короткими сапожками, нескладной юбкой из шотландки, стеганой сумочкой "Шанель", сказала: "Неплохой прикид. Настолько неуместен, что прямо в точку".
  Так оно все и вышло.
  Блисс внезапно оказалась допущена в узкий круг, который, как выяснилось, ничуть не отличался от хьюстонского: те же спортивные парни (только место футбола тут занимали лакросс и гребля) и единообразно красивые девушки (только тут они участвовали в дискуссионном клубе и намеревались поступать в какой-нибудь из университетов Лиги плюща ), с теми же неписаными законами, велящими держать новичков на расстоянии. Блисс понимала, что проникла в святая святых исключительно соизволением Мими.
  Но Блисс беспокоила не социальная иерархия в ее школе. И даже не выпрямленные волосы - чтобы она еще раз позволила стилисту Мими сделать такое с ней! Без кудряшек ей было как-то не по себе! Тревожило ее то, что иногда у нее возникало чувство, будто она не знает саму себя. И тянулось это с тех самых пор, как она приехала в Нью-Йорк. Она проходила мимо какого-нибудь здания или мимо старого парка у реки, и у нее возникало ощущение дежавю, такое сильное, словно воспоминания всплывали из самых глубин памяти, и тогда Блисс начинало трясти. Когда она впервые вошла в их квартиру на Восточной Семьдесят седьмой улице, в сознании возникла мысль: "Я дома", - и вовсе не потому, что это был их дом... она нутром чуяла, что бывала здесь прежде, входила в эти самые двери, не в очень давнем прошлом неслась в танце по этому мраморному полу. "Тут был камин", - подумала она, увидев свою комнату. И действительно, когда Блисс упомянула об этом в разговоре с агентом по продаже недвижимости, тот сказал, что в 1819 году в этой комнате действительно был сооружен камин, но позднее его обшили досками из соображений безопасности. "Потому что тут кто-то умер". Но хуже всего были кошмары. Из-за них Блисс просыпалась с криком. В этих кошмарах она бежала, а кто-то держал ее, и она не могла справиться с ситуацией и просыпалась, дрожа, в холодном поту, среди влажных, скомканных простыней. Родители уверяли ее, что это нормально. С каких это пор считается нормальным, чтобы пятнадцатилетняя девушка так кричала во сне, что в горле начинало саднить и она давилась собственной слюной?
  Но сейчас, в "Квартале-122", Джек Форс встал, и Блисс встала тоже, извинившись перед Мими. Она встала, повинуясь импульсу, исключительно ради возможности подвигаться, сделать хоть что-нибудь, а не работать зрителем в театре одного актера, Мими. Правда, сказав, что ей хочется курить, она поняла, что и вправду очень этого хочет. Эгги Карондоле, один из клонов Мими, уже пробиралась к выходу. Блисс потеряла Джека из виду еще на полпути, пока продвигалась через толпу; она взмахнула рукой перед носом у охранника, показывая ему печать на запястье. Охраннику надлежало выпускать людей и впускать обратно в соответствии с драконовскими законами Нью-Йорка касательно курильщиков. Блисс видела в этом некую иронию: ньюйоркцы при этом считают себя свободными от всяких ограничений! В то время как в Хьюстоне человек может курить где угодно, хоть в салоне красоты, сидя под феном, а вот в Манхэттене курильщиков считают неким отклонением и выгоняют на улицу при любой погоде.
  Блисс распахнула дверь черного хода и оказалась в переулке, в небольшом темном закутке между двумя зданиями. Переулок между "Кварталом-122" и "Банком" был чашкой Петри воюющих культур: с одной стороны - ухоженные хипстеры в дорогих, сшитых по фигуре европейских нарядах, с обесцвеченными волосами, ниспадающими на жакеты расцветки зебры, а с другой - неряшливая группа заблудшей молодежи в потрепанной, рваной одежде. Но между двумя группами существовало шаткое перемирие, незримая граница, которую ни одна из групп не пересекала. В конце концов, все они здесь были курильщиками. Блисс увидела Эгги, та прислонилась к стене и болтала с двумя моделями.
  Блисс покопалась в карманах своего полудлинного пальто от Марка Джейкобса (пальто было позаимствовано у Мими, в рамках создания нового имиджа) в поисках сигарет и вытряхнула одну из коробки. Нашаривая спички, девушка поднесла сигарету к губам.
  Из темноты протянулась чья-то рука, предлагая ей огонек. Рука с другой стороны переулка. Впервые кто-то бросил вызов границе.
  - Спасибо, - поблагодарила Блисс, подалась вперед и прикурила, кончик сигареты зарделся красным.
  Сквозь дым она узнала парня, предложившего ей огонь. Дилан Бард, подобно ей переехавший из другого города. Один из учеников, кажущихся чужаками в Дачезне, где, подобно Степфорду, все всех знают еще с детского сада и уроков танцев. Дилан казался красивым и опасным в обычной своей потрепанной кожаной куртке мотоциклиста, грязной футболке и джинсах, усеянных пятнами. Ходили слухи, будто его исключили из нескольких частных школ.
  Глаза Дилана блестели в темноте. Он со щелчком захлопнул крышечку зажигалки, и Блисс заметила на его лице робкую улыбку. Что-то было в нем такое - печальное, надломленное, трогательное... Его внешний вид в точности соответствовал самочувствию Блисс. Дилан подошел к девушке.
  - Привет! - произнес он.
  - Меня зовут Блисс, - сказала она.
  - Конечно, ты Блисс, - кивнул Дилан.
  
  ГЛАВА 4
  
  Школа Дачезне располагалась в бывшем особняке Флудов на пересечении Мэдисон-авеню и Девяносто девятой улицы, в районе частных школ, напротив Далтона и по соседству со школой Пресвятого Сердца. Некогда этот особняк служил домом Розе Элизабет Флуд, вдове капитана Армстронга Флуда, основателя компании "Флуд ойл". Трех дочерей Розы воспитывала и обучала бельгийская гувернантка, Маргарита Дачезне, и когда все три дочери погибли во время злосчастного затопления "Эндевора", убитая горем Роза вернулась на Средний Запад, а дом завещала мадемуазель Дачезне, дабы та могла исполнить свою мечту и основать школу.
  Чтобы преобразовать дом в школу, сделать пришлось не так уж много: согласно условиям завещания, всю мебель и отделку помещений надлежало тщательно сохранять, а потому всякий, входя в здание, словно бы переносился в прошлое. Над мраморной лестницей по-прежнему висел портрет трех наследниц состояния Флудов кисти Джона Сингера Сарджента: они словно приветствовали гостей на великолепной лестничной площадке. В бальном зале, окна которого выходили на Центральный парк, висела хрустальная люстра в стиле барокко, а в фойе до сих пор стояли диваны "Честерфилд" и антикварные пюпитры. Начищенные до блеска латунные подсвечники были теперь приспособлены под электрические лампочки, а скрипучий пульмановский лифт по-прежнему работал (хотя пользоваться им дозволялось только преподавателям). Очаровательная мансарда была преобразована в центр искусств, с печатным прессом и литографской машиной, а расположенные на нижнем этаже гостиные приютили у себя полностью оборудованные театр, гимнастический зал и столовую. Вдоль коридоров, оклеенных обоями с изображениями геральдических лилий, выстроились теперь металлические шкафчики, а в спальнях на втором этаже разместились кабинеты для занятий по гуманитарным предметам. Учащиеся из поколения в поколение клялись, что третью лестничную площадку навещает призрак миссис Дачезне.
  В коридоре перед библиотекой висели общие фотографии всех выпущенных классов. Поскольку поначалу школа была строго женской, первый выпускной класс 1869 года состоял из шести чопорных девиц в белых бальных платьях, под фотографией были каллиграфическим почерком выгравированы их имена. С течением лет дагерротипы с изображениями светских девиц девятнадцатого века сменились черно-белыми фотографиями девушек с пышными прическами пятидесятых годов, затем в шестидесятые добавились веселые длинноволосые джентльмены, когда в Дачезне наконец-то перешли на совместное обучение, и завершалось это все цветными фотографиями обворожительных юных женщин и красивых молодых мужчин из нынешнего поколения. Но на самом деле изменилось не так уж много. Девушки по-прежнему являлись на выпускной в белых чайных платьях из "Сакса" и белых перчатках из "Бергдорфа", в венках из плюща, а вместе с дипломами им вручали букеты красных роз. Юноши же приходили в приличествующих случаю костюмах, с жемчужными зажимами на широких серых галстуках.
  Серая клетчатая форма давно ушла в прошлое, но в Дачезне плохие новости по-прежнему являлись в виде прерывающего урок объявления по шипящей, древней радиосвязи: "Срочное собрание в часовне. Просьба всем ученикам немедленно явиться в часовню".
  Шайлер встретилась с Оливером в коридоре у музыкального зала. Они не виделись с вечера пятницы. Никто из них не упоминал о встрече с Джеком Форсом у "Банка", что было весьма необычно, поскольку они привыкли препарировать все пережитые ими ситуации поминутно. Утром, при встрече, Оливер заговорил с Шайлер с преднамеренной холодностью. Но Шайлер не обратила на это никакого внимания: она тут же подбежала к Оливеру и ухватилась за его руку.
  - Что происходит? - спросила она, склонившись головой к его плечу.
  Оливер пожал плечами.
  - А я откуда знаю?
  Но Шайлер не отставала.
  - Ты всегда все знаешь.
  - Ну ладно... только не говори никому, - смягчился Оливер, наслаждаясь ощущением прикосновения ее волос к шее.
  Сегодня Шайлер была особенно красива. Она в кои-то веки распустила длинные волосы и в своем слишком большом для нее темно-синем бушлате, выцветших джинсах и стоптанных черных "казаках" походила на пикси . Оливер беспокойно огляделся по сторонам.
  - Думаю, это как-то связано с той компанией, которая на выходных собиралась в "Квартале сто двадцать два".
  У Шайлер глаза полезли на лоб.
  - С Мими и ее компашкой? Но почему? Их что, собираются гнать?
  - Может быть, - отозвался Оливер, наслаждаясь этой идеей.
  В прошлом году из Дачезне исключили целую гребную команду за противозаконное поведение на территории школы. Празднуя свою победу в регате, они вернулись в школу, разгромили кабинеты на втором этаже и разрисовали непечатными словами стены; следы их пребывания - битые пивные бутылки, груды окурков и несколько свернутых в трубочку долларовых купюр со следами кокаина - были обнаружены наутро уборщиками. Родители завалили администрацию петициями о пересмотре решения (некоторые считали исключение слишком суровой мерой наказания, в то время как другие вообще требовали возбуждения уголовного дела). То, что заводила, вздорный ученик выпускного класса, имевший виды на Гарвард, был племянником директрисы, лишь подливало масла в огонь. (Гарвард тут же аннулировал предварительное соглашение о приеме молодого человека, и исключенный старшина шлюпки теперь надрывал глотку в Университете Дюка.)
  Но Шайлер не думала, что из-за чьего-то дурного поведения на выходных стали бы срывать все классы с занятий и собирать в часовне. Поскольку в каждом классе насчитывалось всего по сорок учеников, весь коллектив с удобством разместился в часовне, все занимали отведенные им места: первогодки и выпускники - в передней части, отделенной проходом, учащиеся второго и третьего года - в задней.
  Декан Сесилия Моллоу стояла на возвышении у алтаря и терпеливо ждала. Шайлер с Оливером нашли Дилана позади, на их обычном месте. У парня под глазами залегли темные круги, как будто от сильного недосыпа, на рубашке красовалось уродливое красное пятно, а на черных джинсах - прореха. Вокруг шеи был обмотан белый шелковый шарф с рисунком на манер Джимми Хендрикса.
  Прочие ученики постарались устроиться подальше от него. Дилан кивком подозвал Шайлер с Оливером.
  - Чего случилось-то? - спросила Шайлер, устраиваясь на скамье.
  Дилан приложил палец к губам и пожал плечами.
  Декан постучала по микрофону. Хотя Сесилия и не была выпускницей Дачезне в отличие от директрисы, заведующей библиотекой и почти всей женской части преподавательского состава - и вообще поговаривали, будто она училась в бесплатной средней школе, - она быстро привыкла носить и бархатную головную повязку, и вельветовые юбки по колено, освоила округлые гласные - короче, приобрела все признаки настоящей сотрудницы Дачезне. В общем, декан Моллоу была очень адекватной персоной и потому пользовалась авторитетом в правлении школы.
  - Прошу внимания! Садитесь, пожалуйста. Я должна поделиться с вами очень печальным известием. - Декан резко втянула воздух. - С большим прискорбием сообщаю, что одна из наших учениц, Эгги Карондоле, скончалась на этих выходных.
  В зале воцарилось потрясенное молчание, сменившееся растерянным гулом. Декан кашлянула.
  - Эгги училась в Дачезне еще с подготовительной группы детского сада. Завтра занятий в школе не будет. Вместо этого утром в часовне состоится заупокойная служба. Приглашаются все. Затем состоятся похороны на кладбище Форест-Хилл в Квинсе, учащимся, желающим присутствовать на похоронах, будет предоставлен автобус. Мы просим вас поддержать семью Эгги в такой тяжелый момент.
  Декан кашлянула еще раз.
  - Для тех, кто в этом будет нуждаться, мы приглашаем сотрудников психологической помощи. Занятия сегодня закончатся в полдень, ваших родителей уже предупредили об этом. После окончания собрания прошу всех вернуться на второй урок.
  После короткого воззвания к Господу - в Дачезне ученики принимались вне зависимости от конфессиональной принадлежности, - молитвы из Книги общей молитвы, стиха из Корана и отрывка из Халиля Джебрана, зачитанных старостами, ученики, молчаливые, полные тревоги, покинули часовню; легкое возбуждение мешалось с тошнотой и с острым сочувствием к родственникам Эгги. Такого в Дачезне еще не бывало. Конечно, они слыхали о проблемах других школ - когда кто-то садился за руль нетрезвым и разбивался, или тренер по футболу домогался учеников, или старшеклассники насиловали девчонок классом помладше, или придурки в шинелях обзаводились автоматами и расстреливали половину класса, - но ведь это же происходило в других школах! По телевизору, в пригородах, в бесплатных государственных школах, с их металлодетекторами на входе и прозрачными виниловыми рюкзаками. В Дачезне ужасам происходить не полагалось. Это практически можно было считать правилом.
  Наихудшее, что могло постигнуть ученика Дачезне - перелом ноги при катании на горных лыжах в Эспене или болезненный солнечный ожог на весеннем пляже в Сент-Барте. И потому тот факт, что Эгги Карондоле умерла, и не где-нибудь, а прямо тут, в городе, недотянув до собственного шестнадцатилетия, просто не укладывался в головах.
  Эгги Карондоле? Шайлер сделалось грустно - но она практически не знала Эгги, одну из высоких, тощих блондинок, вьющихся вокруг Мими Форс, словно фрейлины вокруг королевы.
  - Эй, ты как? Нормально? - спросил Оливер, положив руку Шайлер на плечо.
  Шайлер кивнула.
  - Это же охренеть можно, - высказался Дилан, покачав головой. - Я ее видел как раз в пятницу вечером.
  - Ты видел Эгги? - удивилась Шайлер. - Где?
  - В пятницу. В "Банке".
  - Эгги Карондоле была в "Банке"? - недоверчиво переспросила Шайлер. С тем же успехом можно было бы поверить, что Мими Форс заметили делающей покупки в "Дж. С. Пенни". - Ты ничего не путаешь?
  - Ну, строго говоря, она была не в "Банке", а снаружи. Ну, ты в курсе - внизу, где все курят, в переулке рядом с "Кварталом сто двадцать два", - пояснил Дилан.
  - А с тобой-то что стряслось? - поинтересовалась Шайлер. - Мы тебя не смогли отыскать после полуночи.
  - Ну, я кое с кем встретился, - замявшись, сознался Дилан и сконфуженно улыбнулся. - Так, ничего особенного.
  Шайлер кивнула и не стала любопытствовать далее.
  Они вышли из часовни и прошли мимо Мими Форс, та стояла, окруженная сочувствующими.
  - Она просто вышла покурить... - донеслись до них слова Мими. Она приложила к глазам платок. - А потом исчезла... Мы так и не знаем, как же это произошло.
  Заметив взгляд Шайлер, Мими резко переключилась на нее:
  - Чего уставилась?
  - Ничего... я просто...
  Мими отбросила волосы назад и раздраженно фыркнула. А потом демонстративно развернулась спиной к троице друзей и вновь вернулась к животрепещущей теме, вечеру пятницы.
  Дилан, проходя мимо, окликнул одну из девчонок, кучковавшихся вокруг Мими, высокую техаску, и коснулся ее руки.
  - Мне очень жаль, что с твоей подругой такое случилось.
  Но Блисс вообще никак на него не отреагировала.
  Шайлер это показалось странным. Откуда Дилан знает Блисс Ллевеллин? Эта техаска была, можно сказать, лучшей подругой Мими. А Мими презирала Дилана Варда. Шайлер сама слыхала, как она в лицо обозвала его бомжем и пустым местом, когда тот отказался уступить ей место в столовой. Шайлер с Оливером предупреждали Дилана, чтоб он туда не садился, но Дилан их не послушал.
  "Это наш стол!" - прошипела тогда Мими.
  В руках у нее был поднос с картонной тарелкой, на тарелке красовался недожаренный гамбургер в окружении вялых листьев салата. Шайлер с Оливером тут же похватали свои подносы, но Дилан отказался сдвинуться с места, за что Шайлер с Оливером тут же его возлюбили.
  - Это была передозировка наркотиков, - прошептал Дилан, проходя между Шайлер и Оливером.
  - А ты откуда знаешь? - спросил Оливер.
  - Да обычная логика. Она умерла в "Квартале сто двадцать два". Что еще могло быть причиной?
  "Аневризма, сердечный приступ, приступ диабета", - подумала Шайлер. На свете множество вещей, способных привести человека к внезапной кончине. Она про них читала. Она знала. Она потеряла отца во младенчестве, а ее мать впала в кому. Жизнь - куда более хрупкая вещь, чем это кажется большинству людей.
  Вот только что ты выходишь с друзьями покурить в переулок в Нижнем Уэст-Сайде, после того как вы выпили и потанцевали на столах в популярном ночном клубе. А минуту спустя можешь умереть.
  
  ГЛАВА 5
  
  Если ты - Мими Форс, никто не станет воспринимать тебя как нечто обыденное, и это одно из самых замечательных преимуществ твоего положения. После того как известие о смерти Эгги облетело всех, популярность Мими взлетела до небес - потому что теперь она была не просто красива, но еще и уязвима. Она была человеком. Это можно было сравнить с тем случаем, когда Том Круз ушел от Николь Кидман, и внезапно она перестала выглядеть ледяной, безжалостной, нацеленной только на карьеру амазонкой и превратилась в обычную брошенную жену, с которой всякий может себя отождествить. Она даже расплакалась во время ток-шоу.
  Эгги была лучшей подругой Мими. Ну, то есть не совсем так. У Мими было много лучших подруг. Это являлось основой ее популярности. Но все же Эгги занимала особое положение. Они росли вместе. Вместе ходили на каток "Уоллман", посещали уроки этикета в отеле "Плаза", отдыхали летом в Саутгемптоне. Карондоле принадлежали к числу старых нью-йоркских семейств, родители Эгги дружили с родителями Мими. Их матери ходили к одной парикмахерше в "Генри Бендель". Эгги была истинной аристократкой, как и сама Мими.
  Мими любила быть в центре внимания, любила, чтобы перед ней заискивали. Сейчас она говорила все, что в таких случаях полагалось, срывающимся голосом вещала о своем потрясении и горе. Она промокала глаза платочком, не размазывая подводку на глазах. Она тепло вспоминала о том случае, когда Эгги дала ей поносить свои любимые джинсы "Рок-энд-рипаблик". "И даже не попросила их обратно!" На такое способна лишь настоящая подруга!
  После собрания в часовне Мими и Джека отозвал в сторону паренек, служивший посыльным при директрисе, и сообщил, что та хочет их видеть.
  В директорском кабинете с роскошными коврами им было сказано, что они могут уйти с занятий, не дожидаясь полудня. Комитет понимает, как близки они были с покойной. Мими пришла в восторг. Снова особое отношение! Но Джек покачал головой и заявил, что, если никто не против, он отправляется на второй урок.
  Просторный, застеленный коврами холл перед кабинетами администрации был пуст. Все ушли на занятия. Мими с Джеком остались практически одни. Мими поправила брату воротник и провела пальцами по его загорелой шее. От ее прикосновения Джек вздрогнул.
  - Что это на тебя нашло в последнее время? - раздраженно спросила она.
  - Не надо, ладно? Не здесь.
  Мими не понимала, отчего он так строптив. В какой-то момент положение вещей должно будет измениться. Она сама должна будет измениться. Джек это знал, но вел себя так, словно не мог - или не позволял себе - этого принять.
  Отец не скрыл от них ничего из семейной истории, и их часть в этой истории была высечена в камне. У Джека не оставалось выбора, желал он того или нет, и его манера поведения казалась Мими несколько оскорбительной.
  Мими посмотрела на брата - ее двойника, ее вторую половинку. Он был частью ее души. В детстве они были все равно что одним существом. Когда Мими ушибалась, Джек плакал. Когда он в Коннектикуте упал с лошади, у нее в Нью-Йорке болела спина. Мими всегда знала, о чем думает Джек и какие чувства он испытывает; она любила его так, что это ее даже пугало. Эта любовь поглощала все ее существо, до последней капли. Но в последнее время Джек отдалился от нее, и казалось, что его что-то тревожит. Его разум закрылся для нее. Мими потянулась, пытаясь ощутить его присутствие, но не почувствовала ничего. Лишь черноту выключенного экрана. Нет, скорее казалось, будто на телевизор набросили одеяло. Джек отключил ее. Замаскировал свои мысли. Утвердил свою независимость от нее. Это, мягко выражаясь, тревожило.
  - Такое впечатление, будто ты меня больше не любишь, - с надутым видом произнесла Мими, приподняв густые белокурые волосы и отпустив их так, что они эффектно упали на плечи.
  На девушке была черная трикотажная кофточка, которая под лампами дневного света казалась прозрачной. Мими знала, что сквозь тонкий трикотаж Джеку виден ее бюстгальтер "Ле мистерс".
  Джек криво усмехнулся.
  - Невозможно. Это было бы все равно что себя ненавидеть. А я не мазохист.
  Мими медленно повела плечами, отвернулась и прикусила губу.
  Джек обнял ее и привлек к себе. Они были одного роста - глаза их находились на одном уровне. Как будто в зеркало смотришься.
  - Будь хорошей девочкой, - сказал Джек.
  - Ты кто такой и что ты сделал с моим братом? - ломающимся голосом произнесла она.
  Но чувствовать себя в объятиях было приятно, и Мими тоже обняла брата в ответ. Ну вот, так-то лучше.
  - Джек, я боюсь, - прошептала она.
  Они были там, тем вечером, с Эгги. Эгги не должна была умереть. Эгги не могла умереть. Это просто не может быть правдой. Это невозможно. Во всех смыслах слова. Но они видели тело Эгги в морге тем холодным серым утром. Они с Джеком оказались единственными, кто мог опознать тело. Они держали безжизненные руки Эгги. Они видели ее застывшее в крике лицо. И, что много хуже, они видели отметины на ее шее. Немыслимо! Даже нелепо. Это просто не имело смысла. Мир перевернулся. Это шло вразрез со всем, что им рассказывали. Произошедшее еще даже не начало укладываться у Мими в голове.
  - Ведь правда же, это шутка?
  Джек покачал головой.
  - Нет.
  - Может, она просто рано ушла на следующий цикл? - спросила Мими, вопреки всякой очевидности надеясь, что им удастся найти этому всему хоть какое-то разумное объяснение.
  Должно же быть разумное объяснение! Такого просто не могло произойти! Только не с ними!
  - Нет. Они провели анализы. Все еще хуже. Ее кровь... она исчезла.
  Мими пробрал озноб. Как будто кто-то пробежал по ее могиле.
  - В каком смысле - исчезла?
  - Эгги выпили.
  - Ты имеешь в виду...
  Джек кивнул.
  - Полное потребление.
  Мими отпрянула.
  - Ты шутишь! Ну, скажи, что шутишь! Это же просто... просто невозможно!
  И снова это слово. Слово, что само собою выскакивало на протяжении всех выходных и утром понедельника, после того звонка. Его повторяли родители Мими и Джека, старейшины, стражи - да все! Того, что произошло с Эгги, просто не могло быть. С этим соглашались все. Мими подошла к открытому окну, шагнула в полосу солнечного света и с наслаждением ощутила его теплое прикосновение к коже. "Ничто не может причинить нам вреда".
  - Они созвали тайное совещание. Сегодня разослали письма.
  - Уже? Но они же даже еще не начали изменяться! - возмутилась Мими. - Разве это не против правил?
  - Чрезвычайная ситуация. Необходимо всех предупредить. Даже недозревших.
  Мими вздохнула.
  - Ну да, ясно.
  Ей, пожалуй, нравилось быть одной из самых молодых. И не нравилось понимать, что вскоре другие вытеснят ее с позиции новенькой.
  - Я собираюсь на урок. А ты куда? - спросил Джек, заправляя рубашку в брюки - совершенно бессмысленное движение.
  Стоило ему потянуться за своей кожаной сумкой, как полы рубашки снова выскочили из-за пояса.
  - В "Барниз", - сообщила Мими, доставая солнечные очки. - Мне нечего надеть на похороны.
  
  ГЛАВА 6
  
  Вторым уроком у Шайлер была этика: ее вели одновременно для учеников второго и третьего курсов, завершающих свои исследования по этнокультурным различиям. Преподаватель, мистер Орион, кучерявый выпускник Брауновского университета, обладатель вислых усов, маленьких очков в проволочной оправе, длинного носа Сирано и пристрастия к слишком большим для него, мешковатым свитерам, что болтались на нем, словно на пугале, восседал посреди кабинета и вел дискуссию.
  Шайлер отыскала место у окна и поставила стул в круг. Присутствовало всего десять учеников, стандартное количество. Шайлер невольно обратила внимание, что Джека Форса на его месте не видно. Они за весь семестр не обменялись ни единым словом, и теперь ей было интересно, а помнит ли он вообще, что в пятницу вечером поздоровался с ней?
  - Кто-нибудь из вас был близко знаком с Эгги? - спросил мистер Орион, хотя вопрос не имел отношения к предмету.
  Окончив школу Дачезне, ты мог, наткнувшись даже через много лет после выпуска на бывшего соученика где-нибудь в аэропорту, или на прогулке по центру Помпиду, или в баре "Макс Фиш" , тут же пойти с ним выпить и завести душевный разговор, потому что даже если в школе вообще не общался с этим человеком, то все равно почти все о нем знал, вплоть до интимных подробностей.
  - Что, совсем никто? - переспросил мистер Орион.
  Блисс Ллевеллин осторожно подняла руку.
  - Я, - робко произнесла она.
  - Может, поделишься с нами какими-нибудь воспоминаниями о ней?
  Блисс опустила руку и покраснела. Воспоминания об Эгги? А что она на самом деле знала о ней? Знала, что Эгги любит наряды, шопинг и свою крохотную собачку Белоснежку - чихуахуа, той же породы, что и собака самой Блисс. Эгги нравилось наряжать Белоснежку в дурацкие костюмчики. У собачки даже была норковая курточка, в пару куртке Эхти. Вот и все, что Блисс смогла вспомнить. Да знают ли люди что-либо друг о друге? И, во всяком случае, на самом деле Эгги была подругой Мими.
  Блисс снова вернулась мыслями к той злосчастной ночи. Она проговорила с Диланом в том переулке целую вечность. Когда они докурили все сигареты, сколько их было, Дилан наконец-то отправился в "Банк", а она неохотно вернулась в "Квартал-122", к претензиям Мими. Когда она вернулась, Эгги за столом не было, и Блисс так и не видела ее до конца вечера.
  От двойняшек Форс Блисс знала основное - что они нашли Эгги в "Сумерках", задней комнате, куда прятали тех, кто перебрал с наркотиками и отключился. Эта комнатка была небольшим грязным секретом "Квартала-122", каковой клуб успешно скрывал от газет посредством весомых взяток копам и репортерам, специализирующимся на сплетнях. Обычно отрубившиеся клиенты приходили в себя через несколько часов, особо не пострадав, с отличной историей, которую можно рассказывать друзьям: "И представляешь, просыпаюсь я в этом чулане! Вот это оттянулись, прикинь!" - и их отправляли домой в полном порядке (по большей части).
  А в ту пятницу что-то пошло не так. Привести Эгги в чувство не удалось. А когда ее на "скорой помощи" (в роли таковой выступил джип хозяина клуба) доставили в больницу Святого Винсента, Эгги уже была мертва. Все решили, что причиной стала передозировка наркотиков. В конце концов, ее же нашли в чулане. Чего ж вы ждали?
  Только вот Блисс точно знала, что Эгги не прикасалась к наркотикам. Как и у Мими, слабостями Эгги были солярии и сигареты. На наркотики окружение Маделин Форс взирало с презрением. "Мне для крутости ничего не надо - я и так крута", - любила с гордостью повторять Мими.
  - Она была... доброй, - попыталась хоть что-нибудь сказать Блисс. - Она очень любила свою собачку.
  - У меня когда-то жил попугай, - кивнув, произнесла какая-то девочка с покрасневшими глазами. Это именно она в коридоре вручила Мими платочек. - Когда он умер, у меня было такое чувство, словно умерла часть меня.
  И как-то так вышло, что смерть Августы Карондоле, которую чаще звали Эгги, превратилась из трагедии в повод пообсуждать, у кого какие домашние любимцы жили, где в городе можно найти для них кладбище и этично ли клонировать умершего питомца.
  Шайлер стоило большого труда скрыть свое презрение. Ей нравился мистер Орион, нравился его непринужденный, как у пуделя, подход к жизни, но противно было видеть, как он позволил ее соученикам превратить серьезную вещь - смерть человека, которого все они знали, девушки, которой еще даже не исполнилось шестнадцати, которую они видели загорающей во внутреннем дворике, играющей в мяч на физкультуре и безудержно лопающей шоколадные пирожные на благотворительном базарчике (подобно всем популярным девчонкам Дачезне, Эгги обожала вкусно покушать, но эта любовь никак не сказывалась на ее стройной фигуре), - в какую-то банальность, в средство поговорить о неврозах присутствующих.
  Дверь отворилась. Все подняли головы. На пороге возник Джек Форс, весь красный. Он попытался вручить мистеру Ориону объяснительную записку об опоздании, но тот лишь отмахнулся.
  - Садись, Джек.
  Джек направился прямиком к единственному свободному месту в кабинете - рядом с Шайлер. Вид у него был усталый и слегка помятый, рубашка поло выбилась из-за пояса мешковатых брюк. Шайлер словно током ударило - покалывающее, странное, но приятное ощущение. Да что, собственно, изменилось? Ей уже случалось сидеть рядом с Джеком, и всегда он был все равно что невидим для нее - до нынешнего момента. Джек не смотрел ей в глаза, а сама Шайлер была слишком испугана и застенчива, чтобы посмотреть на него. И казалось странным, что они оба были тем вечером неподалеку от места, где умерла Эгги.
  Теперь другая последовательница Мими щебетала о своем хомячке, который умер от голода, пока они были в отпуске.
  - Я так любила Бобо! - всхлипнула она в платок, и прочие присутствующие поспешили выразить ей сочувствие.
  Следующими на очереди были истории о столь же любимых ящерице, канарейке и кролике.
  Шайлер закатила глаза и принялась машинально рисовать что попало на полях блокнота. Это был ее способ дистанцироваться от окружающего мира. Когда Шайлер больше не могла выносить самовлюбленных тирад своих избалованных одноклассников, бесконечных уроков математики, наводящих зевоту подробностей о делении одноклеточных - она уходила в карандаш и бумагу. Она всегда любила рисовать. Анимешных девчонок и мальчишек с глазами как блюдца. Драконов. Призраков. Туфли. Шайлер рассеянно рисовала профиль Джека, когда чья-то рука положила записку поверх страницы блокнота.
  Шайлер испуганно подняла голову, машинально прикрывая рисунок.
  Джек Форс кивнул с серьезным видом и постучал ручкой по ее блокноту, привлекая внимание Шайлер к написанным им словам.
  "Эгги умерла не от наркотиков. Ее убили".
  
  ГЛАВА 7
  
  Когда Блисс вышла из ворот Дачезне, ее уже ждал сверкающий "роллс-ройс" модели "сильвер шэдоу". Она слегка смутилась, как и всегда при виде этой машины. Блисс заметила топчущуюся неподалеку сестру Джордан. Джордан было одиннадцать лет, и она училась в шестом классе. Младшие классы сегодня тоже отпустили пораньше, хотя они вообще вряд ли знали Эгги.
  Дверца "роллс-ройса" отворилась, и оттуда показались длинные стройные ноги. Мачеха Блисс, в девичестве Боби Энн Шеферд, была одета в облегающий тренировочный костюм из розового бархата - расстегнутая молния выставляла на всеобщее обозрение пышную грудь - и сабо "Гуччи" на высоком каблуке. Она лихорадочно принялась выискивать взглядом падчерицу среди стоящих учеников.
  Блисс не в первый раз пожалела, что мачеха никак не соглашается, чтобы она возвращалась домой на такси или просто пешком, как все прочие ребята в Дачезне. "Роллс-ройс", костюм "Джуси кутюр", бриллиант в одиннадцать каратов - все это было так по-техасски! Блисс хватило двух месяцев, проведенных в Манхэттене, чтобы разобраться в идее не мозолящего глаза богатства. В их классе ребята из самых богатых семей носили "Олд нэви" и получали лишь строго оговоренные суммы на карманные расходы. Если им требовалась машина, родители покупали элегантный, но неброский черный городской автомобиль. Даже Мими пользовалась такси. На крикливое хвастовство общественным положением и богатством смотрели свысока. Конечно, те же самые ребята носили джинсы с декоративными пятнами и дырами и свитера, выглядящие так, словно их уже не раз перевязывали, но покупали они их в бутиках, и цены были пятизначными. Выглядеть бедным - это нормально, а вот быть бедным - совершенно непростительно.
  Сперва все в школе принимали Блисс за ученицу-стипендиатку, с ее сумкой "Шанель", выглядящей как подделка, и с чересчур блестящими туфлями. Но вскоре регулярное появление у ворот "роллс-ройса" положило этим слухам конец. Да, Ллевеллины таки были при деньгах, но вели себя вульгарно, нелепо, смехотворно, что почти столь же плохо, как не иметь денег вовсе. Почти, но не совсем.
  - Милочка! - взволнованно воскликнула Боби Энн. Ее голос разнесся на весь квартал. - Я так беспокоилась!
  Она обняла дочь и падчерицу и прижалась к ним напудренными щеками. От нее пахло словно от застарелых духов - сладковато и чем-то похоже на запах мела. Родная мать Блисс умерла родами, и отец никогда о ней не говорил. Блисс совсем не помнила мать. Когда ей исполнилось три года, отец женился на Боби Энн, и вскоре у них появилась Джордан.
  - Боби Энн, перестаньте, - недовольно произнесла Блисс. - С нами ничего случилось. Никто нас не убил.
  "Убил". С чего вдруг она так сказала? Ведь Эгги умерла в результате несчастного случая. От передозировки наркотика. Но слово слетело с ее губ легко и непринужденно, как будто так и следовало. Почему?
  - Милочка, мне хотелось бы, чтобы ты звала меня "мама". Я знаю, знаю, я уже все слыхала. Бедная девочка Карондоле. Ее мать, бедняжка, в шоке. Ну, идем же, идем.
  Блисс села в машину следом за сестрой. Джордан, как обычно, держалась стоически, перенося наигранные хлопоты матери с напускным равнодушием. Они с сестрой были совершенно не схожи. Блисс была высокой, тонкой и гибкой, а Джордан - приземистой и коренастой. Блисс была потрясающе красива, а Джордан - невзрачна. Боби Энн никогда не упускала случая привлечь к этому внимание. "Разные, как лебедь и буйвол", - сокрушалась она. Боби Энн постоянно пыталась посадить Джордан на какую-нибудь диету и укоряла за отсутствие интереса к моде и уходу за собой и одновременно с этим превозносила внешность Блисс, что злило ту еще сильнее.
  - Все, девочки, теперь вы никуда не будете выходить без сопровождения. Особенно ты, Блисс. Хватит шататься где попало с Мими Форс. Чтобы к девяти вечера ты теперь была дома, - велела Боби Энн, нервно грызя ноготь.
  Блисс закатила глаза. Это что же, ей теперь устраивают комендантский час только из-за того, что кто-то умер в ночном клубе? С каких это пор мачеху волнуют подобные вещи? Блисс посещала вечеринки еще с седьмого класса средней школы. Там она впервые попробовала алкоголь, а в этом году на ярмарке напилась в дымину. Старшей сестре одной ее подруги пришлось пойти и забрать ее, когда она проблевалась и отрубилась в стогу сена за "чертовым колесом".
  - Твой отец настаивает! - встревожено произнесла Боби Энн. - Ты же не будешь добавлять мне хлопот?
  "Роллс-ройс" двинулся прочь от ворот школы, проехал квартал, развернулся и остановился у входа в дом, где жили Ллевеллины.
  Пассажиры вылезли из машины и вошли в великолепное здание. "Антетум" был одним из самых старых и престижных адресов в городе.
  Ллевеллины жили в трехэтажном пентхаусе на верхнем этаже. Боби Энн наняла нескольких дизайнеров для отделки своего жилья и даже дала ему напыщенное имя, "Пентхаус des Reves" - "Пентхаус грез" - хотя ее познаний во французском хватало лишь на чтение этикеток на одежде. Обставили его пестро и крикливо, не считаясь с расходами, от больших напольных позолоченных канделябров в столовой и до отделанных бриллиантами мыльниц в ванной.
  Там была гостиная "Версаче", забитая вещами покойного дизайнера, которые Боби Энн нагребла на аукционе, заполненная под завязку зеркалами в рамах в виде солнечных лучей, позолоченными китайскими комодиками и помпезными итальянскими изваяниями обнаженных фигур. Другая комната называлась "Бали", с большими, во всю стену, шкафами из красного дерева, грубыми деревянными скамьями и птичьими клетками из бамбука. Все до единой вещи были подлинными, чрезвычайно редкими и дорогими, привезенными из Южной Азии, но из-за чрезмерного их количества общее впечатление создавалось такое, словно вдруг очутился на первом дне распродажи в "Пьер 1 импорт". Имелась в пентхаусе даже комната "Золушка", сделанная по образцу экспозиции в "Дисней уорлде" - с манекеном, увенчанным диадемой и в бальном платье, шлейф которого поддерживали две стеклопластиковые птицы, прикрепленные к потолку.
  Блисс полагала, что этому жилищу куда больше подошло бы название "Пентхаус фигни".
  В тот день ее мачеха была особенно возбуждена. Блисс никогда еще не видела, чтобы она так нервничала. Боби Энн даже не передернуло, когда Блисс оставила цепочку грязных следов на безукоризненно чистом полу.
  - Да, пока я не забыла - это пришло тебе сегодня.
  Мачеха вручила Блисс большущий белый конверт. Весил он изрядно, словно извещение о свадьбе. Блисс вскрыла пакет и обнаружила внутри плотную тисненую открытку. Это было приглашение вступить в нью-йоркский Комитет банка крови - одну из старейших благотворительных организаций Нью-Йорка и одну из самых престижных. В качестве младших членов туда приглашали лишь отпрысков самых выдающихся семейств. В Дачезне его называли просто - Комитет. Все, кто хоть чего-то стоил в школе, были его членами. Если ты состоял в Комитете, это поднимало твой статус до стратосферы, простые смертные могли лишь стремиться туда, но достичь таких высот - никогда.
  В Комитете состояли капитаны всех школьных команд, равно как и редакторы газеты и ежегодника, но это не было почетное общество, поскольку туда входили и дети богатых семейств - наподобие Мими Форс, которая в школе не занималась никакой общественной деятельностью, но родители ее были людьми влиятельными. Это была снобистская и до предела замкнутая организация, куда допускались только ученики самых престижных частных школ. Комитет даже никогда не публиковал полный список своих членов - человек снаружи мог только гадать, кто же удостоен чести войти в него, и основывать свои догадки лишь на косвенных уликах вроде комитетского кольца, золотой змеи, обвивающейся вокруг креста.
  У Блисс сложилось впечатление, что новых членов принимают лишь по весне, но открытка гласила, что первая встреча состоится в следующий понедельник, в Дачезне, в зале Джефферсона.
  - А с чего бы мне вдруг вступать в благотворительный комитет? - спросила Блисс.
  Суматоха вокруг сбора средств и организации званых вечеров казалась ей дурацкой. Дилан наверняка счел бы это чепухой. Не то чтобы ее очень волновало мнение Дилана... Блисс до сих пор толком не понимала, как к нему относится, но чувствовала себя паршиво из-за того, что она с ним даже не поздоровалась, когда он сегодня похлопал ее по плечу. Мими внимательно наблюдала за ней, и Блисс просто не хватило храбрости хоть как-то показать, что они с Диланом друзья. Да и друзья ли они? Ну, вечером пятницы они точно общались по-дружески.
  - Ты туда не вступаешь. Ты была избрана, - сказала Боби Энн.
  Блисс кивнула.
  - И что, я теперь должна к ним присоединиться?
  Боби Энн была непоколебима.
  - Мы с твоим отцом будем просто счастливы.
  
  Тем вечером, только попозже, Джордан постучалась к Блисс.
  - Где ты была вечером пятницы? - спросила она.
  Пухленькие пальцы девочки лежали на дверной ручке, оставляя потные следы на золоченой поверхности. Она так пристально смотрела на сестру, что той сделалось не по себе.
  Блисс покачала головой. Ее младшая сестра была очень странной. Совершенно чужой. Когда обе они были помладше, Джордан ходила за Блисс хвостиком, словно потерявшийся щенок, и постоянно спрашивала, почему у нее нет таких вьющихся волос, как у сестры, такой светлой кожи, как у сестры, и таких голубых глаз, как у сестры. Они всегда были подругами. Но за последний год все изменилось. Джордан сделалась скрытной и начала робеть в присутствии Блисс. Она уже давным-давно не просила сестру заплести ей волосы.
  - В "Квартале сто двадцать два". Ну, это такой частный клуб, в который ходят все знаменитости. Про него писали в " Юэс уикли" на прошлой неделе, - ответила Блисс. - А что? Кто-то интересуется?
  Она присела на свою кровать, нарядную, как у принцессы. Бумаги Комитета лежали поверх пухового одеяла. Для благотворительной организации у него было на удивление много анкет, которые требовалось заполнить, и плюс к этому заявление о приеме, сразу включающее в себя обязательство каждый понедельник присутствовать по два часа на вечерних собраниях.
  - Это там она умерла? - мрачно спросила Джордан.
  Блисс кивнула, не поднимая взгляда.
  - Угу.
  - Ты знаешь, кто это сделал, - сказала Джордан. - Ты там была.
  - Ты о чем? - спросила Блисс, отложив, наконец, бумаги.
  Джордан покачала головой.
  - Ты знаешь.
  - На самом деле я понятия не имею, о чем ты говоришь. Вам разве не сказали? Это была передозировка наркотиков. А теперь вали отсюда, тошнотик, - сказала Блисс, швырнув подушку в дверь.
  О чем вела речь Джордан? Что ей известно? Почему мачеха так разволновалась из-за смерти Эгги? И что такого важного во вступлении в какой-то там благотворительный комитет?
  Блисс набрала номер Мими. Она знала, что Мими состоит в Комитете, и хотела убедиться, что та собирается присутствовать на собрании.
  
  Дневник Кэтрин Карвер
  25 ноября 1620 года
  Плимут, Массачусетс
  
  Сегодня вечером мы праздновали благополучное прибытие в наш новый дом. Мы получили радостные известия: жители этих земель встретили нас с распростертыми объятиями и множеством даров. Они принесли дичь - огромных птиц, которыми можно было бы накормить целое войско, множество овощей и маис. Здесь мы можем начать все сначала, и вид этой зеленой земли, этих девственных просторов, где мы устроим наше поселение, воодушевляет. Все наши мечты воплотятся в жизнь. Именно ради этого мы покинули дом - чтобы дети могли расти в безопасности.
  К. К.
  
  ГЛАВА 8
  
  Когда занятия окончились, Шайлер села на Девяносто шестой улице на автобус, идущий через весь город, сунула студенческий проездной в щель турникета и уселась на свободное место рядом с изнуренной матерью двоих детишек в прогулочных колясках. Шайлер была одной из немногих учеников Дачезне, пользующихся общественным транспортом.
  Автобус медленно тащился по улицам, мимо фирменных бутиков на Мэдисон-авеню, в том числе и бутика с беззастенчиво откровенным названием "Принцы и принцессы", предлагающего элитные наряды для детей до двенадцати лет - французские платья в мелкую оборочку и костюмы "Барбоур" для мальчиков, мимо аптек, где продавались щетки для волос из натуральной щетины стоимостью в пятьсот долларов, мимо крохотных антикварных магазинчиков, торгующих загадочными вещами типа оборудования для изготовления карт и перьев для письма, датирующихся четырнадцатым веком. Потом автобус проехал через зелень Центрального парка в западную часть города, в сторону Бродвея - окружение и декорации сменились на китайские и латиноамериканские ресторанчики и магазины попроще, - и, в конце концов, выехал на Риверсайд-драйв.
  Шайлер собиралась спросить у Джека, что означает присланная ей записка, но не сумела перехватить его после урока. Чтобы Джек Форс, никогда прежде не обращавший на нее ни малейшего внимания, сперва вдруг назвал ее по имени, а потом еще адресовал эту записку? Почему вдруг он сообщил ей, что Эгги Карондоле убили? Это что, какая-то шуточка? Скорее всего, он просто забавляется, хочет ее напугать. Шайлер раздраженно тряхнула головой. А даже если Джека Форса внезапно постигло озарение насчет этого дела - ну как в "Законе и порядке", - с чего вдруг он решил поделиться с ней? Они вообще едва знакомы.
  На Сотой улице Шайлер дернула желтую ленту и шагнула из автоматических дверей во все еще солнечный день. Она прошла квартал до лестницы, проложенной сквозь зеленые террасы, что разделяли пассажиропотоки, и ведущей прямо к двери ее дома.
  Риверсайд-драйв представлял собой живописный, на манер парижских, бульвар в западной части Манхэттена: извилистая улица, вдоль которой расположились величественные особняки в стиле итальянского Ренессанса и великолепные многоэтажные дома в стиле ар-деко. Именно сюда в канун прошлого столетия ван Алены перебрались из своего жилища на Пятой авеню. Некогда они были одним из самых могущественных и влиятельных семейств Нью-Йорка, основавшим многие из городских высших учебных заведений и культурных учреждений, но с годами их богатство и престиж пришли в упадок. К немногому сохранившемуся имуществу относился внушительный особняк во французском стиле, на углу Сто первой улицы и Риверсайд-драйв, который Шайлер звала домом. Массивные кованые двери гармонировали с благородным серым камнем, из которого он был построен, а охраняли его горгульи, несущие стражу на уровне балкона.
  Но в отличие от окружающих его подновленных домов здание отчаянно нуждалось в ремонте крыши и в покраске.
  Шайлер остановилась у двери и позвонила.
  - Да-да, Хэтти, я опять забыла ключи, прости пожалуйста, - извинилась она перед экономкой, жившей в их семье, сколько Шайлер себя помнила.
  Белокурая полька в старомодном наряде горничной лишь что-то проворчала.
  Шайлер отворила скрипучие двустворчатые двери и на цыпочках прошла через большой зал, темный и затхлый из-за персидских ковров, старинных и ценных, но покрытых слоем пыли. В зале всегда было темно, невзирая на то что несколько больших эркеров выходили на Гудзон - но вид на реку всегда заслоняли тяжелые бархатные портьеры. Вокруг виднелись следы былого размаха, от подлинных стульев Хеппельуайта до массивных чиппендейловских столов, но из-за отсутствия центральной системы кондиционирования летом в доме стояла удушающая жара, а зимой везде гуляли сквозняки. В отличие от пентхауса Ллевеллинов, обставленного дорогостоящими копиями и антиквариатом, купленным на аукционе "Кристис", в доме ван Аленов вся мебель была подлинной и переходила из поколения в поколение.
  Большая часть из имеющихся в доме семи спален была заперта и не использовалась, а фамильные ценности прятались под чехлами. Шайлер всегда казалось, что это смахивает на жизнь в скрипучем старом музее. Ее спальня располагалась на втором этаже - небольшая комната, которую она из чувства протеста выкрасила в ярко-желтый цвет, для контраста с темной обивочной тканью и спертым воздухом, господствующим на прочей территории дома.
  Девушка свистнула Бьюти, и дружелюбная великолепная гончая бладхаунд подбежала к хозяйке.
  - Хорошая, хорошая девочка, - проворковала Шайлер, присела и обняла переполненную счастьем собаку, позволив ей лизнуть себя в лицо.
  Как бы скверно ни прошел день, Бьюти всегда помогала Шайлер почувствовать себя лучше. Красавица гончая однажды увязалась за ней, когда Шайлер возвращалась из школы домой - примерно год назад. Собака явно была породистой, с блестящей темной шерстью, красиво сочетающейся с иссиня-черными волосами самой Шайлер. Шайлер была уверена, что хозяева будут искать собаку, и развесила по окрестностям объявления. Но никто так и не пришел за Бьюти, и некоторое время спустя Шайлер прекратила всякие попытки искать законных владельцев псины.
  Они вдвоем взлетели по лестнице. Шайлер зашла к себе, впустила собаку и закрыла дверь.
  - Ты так рано вернулась?
  Шайлер чуть не выпрыгнула из собственной куртки. Бьюти залаяла, потом замахала хвостом и радостно ринулась к незваному гостю. Обернувшись, Шайлер обнаружила, что на кровати восседает ее бабушка. Корделия ван Ален была миниатюрной, похожей на птичку - нетрудно было заметить, от кого Шайлер унаследовала хрупкое сложение и глубоко посаженные глаза, - хотя бабушка обычно пресекала высказывания о фамильном сходстве. Сейчас Корделия пристально смотрела на внучку голубыми блестящими, как у юной женщины, глазами.
  - Корделия, я тебя не заметила, - сказала Шайлер.
  Бабушка Шайлер запрещала внучке называть себя бабушкой, бабулей или, как говорили некоторые дети, бабой. Наверное, неплохо, когда у тебя есть бабуля, теплая, мягкая, заботливая, подкармливающая внуков домашним печеньем. Но у Шайлер вместо этого была Корделия. Все еще красивая, элегантная женщина, хорошо выглядящая, невзирая на свой не то восьмой, не то девятый десяток - Шайлер толком не знала. Иногда Корделия смотрелась вообще на пятьдесят (а то и меньше, если уж говорить честно). Сейчас она сидела выпрямившись, словно аршин проглотила, и изящно скрестив ноги. Элегантный наряд - черный кашемировый кардиган и свободные, струящиеся брюки из джерси - дополнялся черными туфлями-балеткам от Шанель.
  Все детство Шайлер провела с Корделией. Бабушка не заменяла девочке родителей, и даже нельзя сказать, что была особо ласкова с внучкой, но она была рядом. Именно Корделия добилась, чтобы в свидетельстве о рождении Шайлер записали с фамилией матери, а не отца. Именно Корделия устроила ее поступление в Дачезне. Именно Корделия подписывала для Шайлер всяческие разрешения, следила за табелями успеваемости и снабжала девочку скудными карманными деньгами.
  - Сегодня занятия отменили, - сообщила Шайлер. - Эгги Карондоле умерла.
  Корделия изменилась в лице. На нем на миг промелькнули эмоции - страх, тревога и даже, быть может, беспокойство.
  - Я знаю. С тобой все в порядке?
  Шайлер кивнула. Они с Эгги были едва знакомы. Ну да, они больше десяти лет учились в одной школе, но это же еще не значит, что дружили.
  - Мне надо домашнее задание сделать, - сказала Шайлер, расстегивая куртку.
  Она стянула свитер, сняла все остальное и осталась стоять перед бабушкой в тонкой белой майке и черных леггинсах.
  Шайлер боялась бабушку, и вместе с тем с детства любила ее, невзирая на то, что Корделия была совершенно не склонна к сентиментальности. Из проявляемых хоть сколько-нибудь чувств Шайлер удалось обнаружить лишь сдержанную терпимость. Бабушка терпела Шайлер. Она ее не одобряла, но терпела.
  - Твои отметины делаются отчетливее, - заметила Корделия, глядя на предплечья девушки.
  Шайлер кивнула.
  Бьюти свила себе гнездо из пухового одеяла Шайлер и уставилась в окно, на реку, поблескивающую за деревьями.
  Корделия принялась поглаживать Бьюти по гладкой шерстке.
  - Когда-то у меня тоже была такая собака, - сказала она. - Мне тогда было примерно столько же, как тебе сейчас. И у твоей матери тоже.
  Корделия печально улыбнулась.
  Бабушка редко говорила о матери Шайлер, которая, строго говоря, не была мертва - она впала в кому, когда девочке было около года, и с тех пор так и пребывала в этом состоянии. Врачи единодушно сходились на том, что у нее наблюдается нормальная деятельность мозга и что она может прийти в себя в любой момент. Но этого не случилось. Шайлер каждое воскресенье навещала мать в Колумбийской пресвитерианской больнице, чтобы почитать ей "Санди тайме".
  У Шайлер почти не сохранилось воспоминаний о матери, лишь смутный образ печальной, красивой женщины, певшей колыбельные у ее кроватки. Может, ей казалось, что мать тогда была печальна из-за того, как она выглядела сейчас, когда спала - лицо ее было грустным. Красивая и печальная женщина с руками, скрещенными на груди, и с платиновыми волосами, рассыпанными по подушке.
  Шайлер хотелось расспросить бабушку про мать и ее гончую, но лицо Корделии вновь приобрело сосредоточенное выражение, и Шайлер поняла, что не узнает сегодня больше ничего нового.
  - Ужин в шесть, - произнесла бабушка, прежде чем покинуть комнату.
  - Хорошо, Корделия, - пробормотала Шайлер.
  Она закрыла глаза и вытянулась на кровати, прижавшись к Бьюти. Солнце начало пробиваться сквозь жалюзи. Бабушка, как всегда, оставалась загадкой. Шайлер не в первый раз пожалела, что не родилась обычной девочкой в обычной семье. Ей вдруг сделалось очень одиноко. Мелькнула мысль - рассказывать ли Оливеру насчет записки Джека? Она никогда прежде не скрывала от него таких вещей. Но сейчас не была уверена, что Оливер не обзовет ее дурочкой за то, что она повелась на дурацкую шутку.
  Тут ее телефон пискнул. От Оливера пришла эсэмэска - как будто он знал, какие чувства ее сейчас обуревают.
  "Я по тебе соскучился, крошка".
  Шайлер улыбнулась. Хоть у нее и нет родителей, но зато есть настоящий друг.
  
  ГЛАВА 9
  
  Похороны Эгги Карондоле всеми атрибутами соответствовали престижному светскому мероприятию. Карондоле принадлежали к числу самых высокопоставленных семейств Нью-Йорка, и безвременная кончина Эгги оказалась лакомым кусочком для таблоидов. "Смерть старшеклассницы в ночном клубе". Родителей Эгги трясло, но поделать они ничего не могли. Этот город был одержим богатством, красотой и трагедией. Чем больше красоты, богатства и трагедии, тем крупнее шрифт заголовков. Утром у ворот школы выстроились фоторепортеры в ожидании шанса заснять убитую горем мать (уважаемая Слоана Карондоле, выпускница 1985 года) и скорбящую лучшую подругу (не кто иная, как самая эффектная девушка города, Мими Форс).
  Завидев фотографов, Мими порадовалась, что разорилась на костюм "Диор Омм" от Хеди Слимейна. Добыть его на заказ за вчерашний вечер было задачкой не из простых, но если уж Мими чего хотелось, она не отступала. Костюм был сшит из черного атласа и отличался строгим и элегантным покроем. Она будет потрясающе выглядеть в завтрашних газетах - привкус трагедии придаст ей еще больше очарования.
  В часовне Дачезне присутствующих рассадили в соответствии со статусом, в точности как на демонстрации мод. Конечно же, Мими предоставили место в первом ряду, между отцом и братом, и втроем они смотрелись просто отлично.
  Мать Мими, застрявшая в трехмесячном сафари в Южной Африке, посвященном пластической хирургии (подтяжка лица, замаскированная под отпуск), не смогла вернуться вовремя, потому на похороны их сопровождала красавица Джина Дюпон, близкая подруга их отца, агент по продаже произведений искусства.
  Мими знала, что на самом деле Джина - одна из отцовских любовниц, но ей это было безразлично. В детстве ее потрясло упорство, с коим ее родители заводили внебрачные связи, но теперь Мими уже была достаточно взрослой и принимала эти отношения такими, какие они есть, - как необходимую часть церемонии Оскулор, священного целования. Никто не может быть для другого всем. Брак нужен, чтобы сохранять семейное состояние, чтобы подобрать подходящую пару, как в разумной деловой сделке. Жизнь заставила Мими понять, что некоторые вещи можно обрести только за рамками брака, и даже верный супруг их тебе не обеспечит.
  Мими заметила, как через боковую дверь вошел сенатор Ллевеллин с семейством. Мачеха Блисс выглядела очень напыщенно в длинной, до полу, черной норковой шубе поверх черного платья; сенатор был облачен в двубортный черный костюм; на Блисс был черный кашемировый свитер и черные обтягивающие брюки. А потом Мими заметила нечто странное: младшая сестра Блисс была полностью в белом.
  Кто же надевает белое на похороны? Но стоило Мими оглядеться по сторонам, и она осознала, что едва ли не половина присутствующих в часовне были в белом - и все они сидели по другую сторону прохода. В переднем ряду во главе восседала одетая в белое маленькая сухощавая женщина - Мими никогда прежде ее не видела. Она заметила, что Оливер Хазард-Перри и его родители прошли вперед и поклонились карге в белом, прежде чем отыскать себе места в задних рядах.
  Прибыл мэр со свитой, за ним - губернатор с женой и детьми. Все они были, как подобает, в строгих черных одеждах и уселись на скамье за отцом Мими. Мими почувствовала странное облегчение. Все на их стороне зала были одеты уместно, в черное или темно-серое.
  Мими была рада, что гроб не открывали. Ей не хотелось снова видеть тот застывший крик - никогда в жизни. В любом случае все это казалось одной большой ошибкой. Мими была уверена, что стражи найдут какое-то разумное объяснение этому всему - в том числе полному исчезновению крови. Потому что Эгги просто не могла умереть. Как сказал ее отец, возможно, Эгги вообще не было в этом гробу.
  Началась заупокойная служба. Присутствующие поднялись со своих мест и запели "Ближе, Господь, к Тебе". Мими оторвала взгляд от сборника церковных гимнов и приподняла бровь, заметив, что Блисс пробирается куда-то прочь со своего места. Когда священник произнес подобающие случаю слова, сестра Эгги сказала краткую надгробную речь. Вслед за ней выступили еще несколько учеников, в том числе и брат Мими, Джек, и служба завершилась. Мими следом за родственниками встала со скамьи.
  Миниатюрная седовласая матрона, сидевшая напротив них, подошла к отцу Мими и легонько похлопала его по руке. У нее были ярко-голубые глаза - Мими в жизни не видела такой голубизны, на женщине был безукоризненно сидящий костюм от Шанель цвета слоновой кости, а сморщенную шею обвивали нити жемчуга.
  Чарльз Форс заметно вздрогнул. Мими никогда не видела отца таким. Ее отец был сдержанным человеком с царственными манерами, копной серебряных волос и военной выправкой. Поговаривали, что Чарльз Форс - это та сила, что на самом деле правит Нью-Йорком. Сила, стоящая за властью.
  - Корделия, - произнес отец и склонил голову, приветствуя старуху. - Рад наконец-то вас видеть.
  - Да, мы не виделись слишком давно.
  У женщины был отчетливый, чуть гнусавый выговор истинной янки. Чарльз не ответил.
  - Ужасная потеря, - произнес он после некоторого молчания.
  - Да, невероятное несчастье, - согласилась почтенная леди. - Хотя его можно было предотвратить.
  - Я не вполне понимаю, о чем вы, - отозвался Чарльз с искренним недоумением.
  - Вам не хуже моего известно, что их следовало предупредить...
  - Довольно. Здесь не место для этого разговора, - произнес Чарльз, понижая голос и придвигаясь поближе к собеседнице.
  Мими напрягла слух, стараясь расслышать продолжение беседы.
  - И вечно вы робеете перед правдой. Вы все такой же, как всегда, заносчивый и слепой... - произнесла женщина.
  - А если бы мы послушались вас и принялись сеять страх? К чему бы мы тогда пришли? - холодно вопросил Чарльз. - Вы добились бы того, чтобы мы ютились в пещерах.
  - Я обеспечила бы нам выживание. А вместо этого мы снова стали уязвимы, - ответила Корделия, ее скрипучий голос дрожал от гнева. - Вместо этого им снова позволили вернуться и начать охоту. Если б я располагала властью, если бы конклав прислушался ко мне, к Тедди...
  - Но они не прислушались. Они выбрали главой меня, как обычно, - ровным тоном перебил ее Чарльз. - Но сейчас не время бередить старые раны и обиды. - Он нахмурился. - А вы... нет, вы не знаете. Мими, Джек - подойдите.
  - А, те самые двойняшки! - Корделия загадочно улыбнулась. - Снова вместе.
  Мими не понравилось, как посмотрела на нее старая карга - оценивающе, но с таким видом, словно она уже все о ней знает.
  - Это Корделия ван Ален, - угрюмо произнес Чарльз Форс. - Корделия - это те самые двойняшки. Бенджамин и Маделин.
  - Рад с вами познакомиться, - вежливо произнес Джек.
  - И я, - буркнула Мими.
  Корделия любезно кивнула. Она снова повернулась к Чарльзу и яростно прошептала:
  - Вы обязаны поднять тревогу! Мы должны быть бдительны! Время еще есть. Мы еще можем остановить их, если только вы найдете в себе силы простить. Габриэлла...
  - Не говорите мне о Габриэлле! - оборвал ее Чарльз. - Никогда! Я не желаю больше слышать ее имя. В особенности от вас.
  Мими стало любопытно: кто такая Габриэлла? Почему отец так разволновался, услышав это имя? При виде того, как он отреагировал на слова этой старухи, Мими ощутила прилив гнева и раздражения.
  Взгляд Корделии смягчился.
  - Прошло пятнадцать лет, - произнесла она. - Неужели этого недостаточно?
  - Рад был повидаться с вами, Корделия. Всего хорошего, - отрезал Чарльз.
  Старая женщина нахмурилась и зашагала прочь, не сказав более ни слова.
  Мими заметила, что Шайлер ван Ален двинулась за ней, оглянувшись с дурацким выражением лица, как будто стеснялась действий своей бабушки. Еще бы ей не стесняться!
  - Па, это кто такая? - поинтересовалась Мими, заметив, что отец нервничает.
  - Корделия ван Ален, - тяжело отозвался Чарльз и ничего более не добавил.
  Как будто сказанное само по себе все объясняло.
  - Надеть на похороны белое - это надо ж! - фыркнула Мими, презрительно скривившись.
  - Черное - это цвет ночи, - пробормотал Чарльз. - Белое - вот истинный цвет смерти.
  Он бросил на свой черный костюм взгляд, исполненный тревоги.
  - Чего-чего? Па, о чем ты?
  Но Чарльз лишь покачал головой, погрузившись в свои мысли.
  Мими заметила, что Джек помчался за Шайлер и эта парочка принялась о чем-то оживленно перешептываться. Мими понятия не имела, что эта Шайлер о себе воображает, и ей было наплевать, даже если окажется, что та, в конце концов, представляет-таки интерес для Комитета. Но ей не нравилось, как Джек смотрит на Шайлер. Он никогда ни на кого так не смотрел - кроме нее самой, Мими.
  И Мими желала и впредь оставаться единственной.
  
  ГЛАВА 10
  
  Блисс поняла, что не может этого вытерпеть. Заупокойная служба продолжалась, но она решила, что ей необходимо уйти. У нее просто сдали нервы. До сих пор ей пришлось присутствовать лишь на одних похоронах - после кончины двоюродной бабушки, но там никто особо не печалился. Блисс готова была поклясться, что слыхала, как родители во время прощальной церемонии переговаривались: "Пора уже". И в ответ: "Да, давно уже пора". Бабушка Гертруда дожила до ста десяти лет и прославилась после того, как о ней сняли сюжет для программы "Сегодня", и когда Блисс навещала ее на ранчо за день до кончины, старая перечница была бодрой, как всегда.
  - Пора мне уходить, милочка, - сказала она тогда Блисс. - Я это знаю. Но мы с тобой еще встретимся.
  Эгги, по крайней мере, не хоронили в открытом гробу, но Блисс по-прежнему начинало подташнивать, стоило лишь подумать о лежащем в нем мертвом теле, всего в каких-то нескольких футах от нее. Вскоре после прихода Блисс удалось-таки выбраться оттуда, где она сидела с мачехой - та все равно была очень занята: пыталась обменяться приветствиями со всеми прочими присутствующими мамашами учеников.
  Блисс украдкой пробралась к выходу. По дороге она перехватила взгляд Мими. Подруга выразительно приподняла бровь, и Блисс прошептала одними губами: "Уборная", чувствуя себя как-то по-глупому из-за того, что пришлось так сделать.
  "Да что она повадилась за мной следить?" - возмутилась в глубине души Блисс по пути к выходу. Цепляется хуже мачехи! Это раздражало. Блисс осторожно выскользнула через заднюю дверь - и тут же налетела на другого желающего удрать незаметно.
  Дилан был в облегающем черном костюме, белой рубашке и узком черном галстуке и выглядел примерно как музыкант из группы "Строукс". Он улыбнулся девушке.
  - Куда-то торопишься?
  - Э-э... да нет, просто жарко там, - запинаясь, пробормотала Блисс.
  Дилан кивнул, раздумывая над ее словами. Они, по сути, не разговаривали с вечера пятницы, с той беседы в переулке между двумя ночными клубами. Блисс намеревалась отыскать Дилана, просто чтобы извиниться за то, что проигнорировала его вчера. Вообще-то на самом деле ей особо не за что было извиняться. В конце концов, не то чтобы они с Диланом были друзьями, просто проговорили вечер. Ничего особенного.
  Только на самом деле разговор был очень даже особенный. В тот вечер Дилан рассказал ей про свою семью и про то, как ненавидел школу-интернат в Коннектикуте. А Блисс рассказала ему про Хьюстон и как она ездила в школу на дедушкином "кадиллаке" с открытым верхом и все над ней посмеивались. Конечно, эта машина была совсем как лодка, с крыльями-стабилизаторами. А еще Блисс призналась, что чувствует себя в Дачезне не в своей тарелке и что ей вообще не нравится Мими.
  Редкостным облегчением было пооткровенничать с ним, впрочем, Блисс пожалела об этом, едва дойдя до дома, она боялась, что Дилан как-нибудь изыщет способ поделится с Мими ее секретами, хотя Блисс и знала, что это невозможно. Мими принадлежала к сливкам местного общества. Дилан же обретался за пределами круга избранных, вместе со всякими неудачниками. Этим двоим просто негде было встретиться. Если бы Дилан попробовал приблизиться к Мими, она бы его убила взглядом прежде, чем он успел бы открыть рот.
  - Может, смоемся? - поинтересовался Дилан, выжидательно вздернув брови.
  Смыться с похорон. А не плохая идея! Всем ученикам полагалось присутствовать на заупокойной службе - таково было строгое распоряжение. Блисс вообще в жизни прогуляла один-единственный урок - физкультуру, как-то раз, когда они с друзьями решили пойти в кино посмотреть новый ужастик. Клевый был день: фильм оказался еще хуже, чем можно было подумать, и они потихоньку вернулись в школу, их так и не засекли.
  На самом деле в Дачезне разрешалось прогулять уроки дважды в семестр: это было частью так называемой гибкой программы обучения. Школа понимала, что иногда стресс оказывается слишком велик и что ученикам время от времени необходимо прогуливать. Просто поразительно: школьные правила умудрились включить в себя даже мятеж, аккуратно увязав его с общей жесткостью и логичностью.
  Но, насколько было известно Блисс, прогуливать похороны не разрешалось никому. Это сочтут уже серьезным нарушением. Особенно с учетом того, что ее, Блисс, считают одной из лучших подруг Эгги, поскольку они тусовались в одной компании.
  - Пойдем, - решительно сказал Дилан и взял ее за руку.
  Блисс двинулась за ним, но тут из дверей часовни появился еще кто-то.
  - Куда это ты собралась? - поинтересовалась у сестры Джордан Ллевеллин, буравя Блисс взглядом большущих глаз.
  - А ты вообще кто? - спросил Дилан.
  - Отвали по-хорошему, - предупреждающе произнесла Блисс.
  - Не ходи. Это опасно, - сказала Джордан, в упор взглянув на Дилана.
  - Пойдем. Она просто дурит, - откликнулась Блисс, хмуро взглянув на сестру.
  Та, во всем белом, выглядела так, словно собралась к первому причастию.
  - Я маме расскажу! - пригрозила Джордан.
  - Да рассказывай кому хочешь! - огрызнулась в ответ Блисс.
  Дилан ухмыльнулся, и Блисс, не говоря более ни слова, последовала за ним через черный ход, вниз по лестнице, на первый этаж.
  Из выходящей на заднюю лестницу комнаты с копировальным аппаратом выглянула одна из школьных техничек.
  - Вы что это тут делаете? - подбоченившись, поинтересовалась она.
  - Адриана, ну будь лапочкой, - улыбнулся Дилан.
  Та покачала головой, но улыбнулась в ответ.
  Блисс понравилось, как по-дружески Дилан обращается с персоналом. Он просто вежливо разговаривал - но все равно это было здорово. Мими относилась к обслуге с уничижительной снисходительностью.
  Дилан провел Блисс через боковую дверь, мимо мусорных контейнеров, и через служебный вход. Вскоре они выбрались на волю и зашагали по Девяносто первой улице.
  - Тебе чем хочется заняться? - спросил Дилан.
  Блисс пожала плечами и вдохнула бодрящий осенний воздух. Вот сейчас ей действительно начало что-то нравиться в Нью-Йорке. Эта прозрачная, свежая осенняя погода. У них в Хьюстоне ничего подобного не бывало. Там осень колебалась от сырой и теплой к дождливой и обратно. Блисс сунула руки в карманы своего лайкового плаща "Хлое".
  - Это Нью-Йорк, мы можем здесь заняться чем угодно, - поддразнивающе произнес Дилан. - Перед нами целый город. Можем сходить посмотреть стриптиз или дурацкую комедию. Или вот в университете сегодня лекция Дерриды. Можем в "Пирсе" поиграть в шары. А как насчет того бара в Ист-Виллидже, где за официантов настоящие бельгийские монахи? Или покатаемся в Центральном парке на лодке?
  - А может, просто сходим в музей? - спросила Блисс.
  - О, любительница прекрасного, - улыбнулся Дилан. - Ладно. В какой?
  - В "Метрополитен", - решила Блисс.
  Она была там всего однажды, и только в магазине подарков, где мачеха несколько часов выбирала гравюры с изображениями цветов на сувениры.
  Они направились к Пятой авеню и вскоре добрались до "Метрополитена". На лестнице у входа было полно народу: кто-то торопливо жевал ланч, кто-то фотографировал, кто-то просто грелся на солнышке. Здесь царила атмосфера как во время массовых народных гуляний: с одной стороны доносилось ритмичное выстукивание на бонго, небольшом сдвоенном барабане, с другой из переносного магнитофона звучало регги. Блисс с Диланом поднялись по лестнице и вошли в музей.
  В вестибюле бурлила жизнь: школьники, явившиеся на экскурсию, толпились вокруг преподавателей; быстрым шагом проходили молодые художники с этюдниками под мышкой; множество переговаривающихся туристов обеспечивали натуральное вавилонское смешение языков.
  Дилан сунул в окошко кассы десятицентовик.
  - Два билета, пожалуйста, - с невинной улыбкой произнес он.
  Блисс несколько смутилась. Она посмотрела на объявление: "Рекомендуемое пожертвование - 15 долларов". Ну, по-своему он прав. Рекомендуемое, а не обязательное. Кассир молча выдал им круглые метрополитеновские значки. Судя по всему, ему было не привыкать.
  - Ты когда-нибудь бывала в храме Дендур? - поинтересовался Дилан, увлекая Блисс в северное крыло музея.
  Девушка покачала головой.
  - Нет. А что это такое?
  - Стой, - скомандовал Дилан. Он осторожно прикоснулся к ее лицу. - Закрой глаза.
  Блисс хихикнула.
  - Зачем?
  - Просто закрой, и все, - сказал он. - Поверь мне.
  Блисс зажмурила глаза и прикрыла их ладонью, Дилан взял ее за руку и повел за собой. Блисс шла, спотыкаясь, ей показалось, будто впереди какой-то лабиринт, пока Дилан быстро вел ее вперед, несколько раз резко повернув. Наконец, даже не открывая глаз, Блисс почувствовала, что вокруг нее большое замкнутое пространство.
  - Открой глаза, - прошептал Дилан. Блисс повиновалась.
  Они стояли перед руинами египетского храма, здание было величественным и в то же время примитивным, контрастирующим со строгими современными пропорциями музея. Оно ошеломляло. Зал был пуст, лишь длинный канал огибал платформу с установленным храмом. Это было потрясающее произведение искусства, а от стоящей за ним истории и от того, что музей так педантично перевез и воссоздал его и теперь храм смотрелся здесь, на Манхэттене, как в родном ландшафте, у Блисс голова пошла кругом.
  - О господи.
  - Ага! - сказал Дилан с озорным блеском в глазах.
  Блисс едва сдержала слезы. Никто и никогда не делал для нее ничего столь же романтичного...
  Дилан посмотрел ей в глаза и потянулся к ее губам.
  Блисс моргнула, сердце ее лихорадочно забилось от восторга. Она потянулась навстречу Дилану, подняв лицо для поцелуя. Он казался нежным и преисполненным надежды и отчего-то очень уязвимым из-за того, что не решался посмотреть ей в глаза.
  Их губы встретились.
  Тут-то оно и произошло.
  Мир сделался серым. Блисс была в своем теле, но не в своем. Помещение вокруг нее сжалось. Весь мир съежился. Стены храма стали целыми. Она очутилась в пустыне. Она чувствовала на губах едкий привкус песка и ощущала спиной жар солнца. Несметное множество скарабеев, черных и белых, с жужжанием вылетело из двери храма. И Блисс закричала.
  
  Дневник Кэтрин Карьер
  10 ноября l620 года
  Плимут, Массачусетс
  
  Сегодня Майлз Стендиш отправил отряд вниз по побережью, в Роанок, чтоб доставить туда лекарства, еду и другие припасы. Их не будет довольно долго, плавание займет две недели. У меня все сердце изболелось из-за того, что Джон уплывает с ними. До сих пор мы были в безопасности, но кто знает, надолго ли это? Никто не ведает. Дети растут быстро и радуют всех. Родилось множество двоен. У Эллертонов недавно появилась тройня. Ко мне приходила в гости Сюзанна Уайт, ее муж, Вильям, тоже отправился в Роанок. Мы сошлись во мнении о том, что это было благоприятное время. Благословение с нами
  К. К.
  
  ГЛАВА 11
  
  К тому моменту, как Шайлер добралась до белоснежного офиса доктора Пата на Пятой авеню, в башне из стекла и хрома, она все еще продолжала размышлять о словах Джека, сказанных после похорон Эгги. Он спросил, почему она проигнорировала его записку, а она объяснила, что приняла ее за шутку. "По-твоему, смерть Эгги - это смешно?" - спросил Джек с уязвленным видом. Шайлер попыталась возразить, но тут ее позвала бабушка, и пришлось уйти. Ей не удалось стереть с лица Джека это выражение, как будто она его жестоко разочаровала. Шайлер выдула пузырь жвачки, и он громко лопнул. Отчего Джек так на нее действует? Сидевшая в другом конце комнаты тощая тетка в жакете, отделанном лисьим мехом, сердито уставилась на девушку. Шайлер ответила вызывающим взглядом.
  Корделия устроила суматоху вокруг визита внучки к доктору Пату. Доктор был вроде как дерматологом, очень именитым. Внутри его офис больше напоминал отель в Майами - "Береговой клуб" или "Делано", чем нормальную приемную. Он был весь белый: белые, невероятно пушистые ковры флокати из Греции, белые лакированные столы, белые кожаные диваны, белые фибергласовые раскладные кушетки. Судя по всему, доктор Пат был из тех врачей, кому доверяют свое драгоценное лицо светские львицы, модные кутюрье и знаменитости. На стенах красовались несколько фотографий фотомоделей и актрис с автографами.
  Шайлер выбросила Джека из головы и принялась проглядывать статьи в глянцевых журналах, превозносящие таланты доктора Пата. Тут дверь кабинета распахнулась и оттуда вышла Мими Форс.
  - А ты что здесь делаешь? - со злостью бросила Мими.
  Она сменила свой костюм от Диора на более непринужденный наряд: обтягивающие джинсы "Ало" стоимостью в четыре тысячи баксов, с платиновыми заклепками и бриллиантовой пуговицей, пушистый свитер от Мартина Стибона и узкие туфли на шпильке Джимми Чу.
  - Сижу, а что? - отозвалась Шайлер, хотя и было очевидно, что вопрос Мими носит чисто риторический характер. - А что стряслось с твоим лицом?
  Мими сердито сверкнула глазами. Все ее лицо было покрыто крохотными красными точками: она только что прошла лазерную чистку кожи, это помогало замаскировать голубые жилки, которые начали распространяться вокруг глаз.
  - Не твое дело!
  Шайлер пожала плечами. Мими вышла, хлопнув дверью.
  Через несколько минут медсестра назвала имя Шайлер, и ее провели в процедурный кабинет. Медсестра взвесила ее, измерила давление и попросила девушку переодеться в больничный халат с открытой спиной. Шайлер натянула халат, подождала еще несколько минут, и в кабинет наконец-то вошел доктор.
  Доктор Пат оказался строгой седовласой женщиной. Она посмотрела на Шайлер и вместо приветствия произнесла:
  - Ты очень худая.
  Шайлер кивнула. Что бы ни ела, она могла сколько угодно сидеть на шоколадных пирожных и картофеле фри, она никогда не прибавляла в весе ни унции. Она была такой с самого детства. Оливер всегда восхищался этой ее способностью. "Ты ешь так, что уже должна быть размером со слона", - говорил он.
  Доктор Пат изучила отметины на руке девушки, молча провела пальцем по образующему их узору.
  - У тебя бывают головокружения?
  Шайлер кивнула.
  - Иногда.
  - А бывает ли, что ты не можешь вспомнить, где ты сейчас или где была?
  - Ну...
  - Бывало ли у тебя ощущение, будто ты спишь, хотя на самом деле бодрствуешь?
  Шайлер нахмурилась.
  - Я вас не вполне понимаю.
  - Сколько тебе лет?
  - Пятнадцать.
  - Самое время, - пробормотала доктор Пат. - И никаких ретроспекций. Хм...
  - Простите?
  Внезапно Шайлер вспомнила тот вечер в "Банке". Оливер пошел за выпивкой, а она, извинившись, отправилась в уборную. Но стоило ей завернуть за угол, как она налетела на какого-то странного типа. Она видела его всего мгновение: высокий, широкоплечий мужчина в темном костюме, ярко-серые глаза, пристальный взгляд из темноты. А потом он исчез, хотя там, где он стоял, была лишь глухая стена. В этом человеке чувствовалось нечто древнее и чуждое, и Шайлер не могла толком определить это ощущение, но человек показался ей знакомым.
  Поскольку Шайлер не поняла, имеет ли это какое-то отношение к вопросам доктора Пат, то и упоминать об этом происшествии не стала.
  Доктор взяла блокнот с бланками рецептов и принялась писать.
  - Пока что пользуйся кремом, который поможет замаскировать вены, но беспокоиться на самом деле не о чем. Жду тебя весной.
  - Зачем? Весной что-то должно случиться?
  Но доктор ответить не потрудилась.
  Так что от врача Шайлер ушла с кучей вопросов, на которые не имелось ответов.
  
  Когда Мими было не по себе, она отправлялась за покупками. Это была ее естественная реакция на любые пережитые сильные эмоции. Счастлива она была или печальна, угнетена или полна ликования, найти ее можно было в одном и том же месте. Мими вылетела из приемной, спустилась на лифте на первый этаж и прошла через Мэдисон-авеню в свое убежище, "Барниз". Мими любила "Барниз", этот универмаг был для нее тем же, чем для Холли Голайтли - "Тиффани", то есть местом, где никогда не может произойти ничего ужасного. Она любила аккуратные силуэты прилавков, стенды из светлого дерева, стеклянные витрины, в которых красовались изысканные драгоценности заоблачной стоимости или небольшая коллекция итальянских сумочек, - и вообще наслаждалась тем, что все там такое чистое, современное и безукоризненное.
  Это было великолепным противоядием от всего произошедшего, потому что, конечно же, Эгги таки была мертва. Это пугало Мими больше всего. Смерть Эгги означала, что Комитет что-то утаивает от них. Что они чего-то не знают. Или стражи им чего-то не говорят.
  А тут еще эта девчонка ван Ален, у которой бабка похожа на привидение, торчит в приемной у доктора Пат. Мими не нравилась ван Ален, и не только потому, что Джек, похоже, ею интересовался. Мими мутило от отвращения всякий раз, как она видела этих двоих вместе, и ей хотелось изгнать остающееся паршивое ощущение, как после рвоты. Ей хотелось, чтобы ее брат перестал ошиваться рядом с какой-то тощей второкурсницей. Что это на него нашло?
  - Мисс Форс, не желаете ли взглянуть на то, что я для вас отложила? - почтительно поинтересовалась у Мими женщина в элегантном брючном костюме.
  Мими кивнула. Она двинулась следом за своим личным консультантом в отдельную примерочную для особых клиентов и знаменитостей. Это была круглая комната с замшевыми диванами, небольшим баром и буфетной стойкой - угощение предлагалось бесплатно. Посреди комнаты стояла вешалка с одеждой, отобранной для Мими консультантом.
  Мими взяла с серебряного подноса ягоду клубники в шоколадной глазури и принялась медленно жевать ее, разглядывая вещи. Она закупила осенний гардероб еще в августе, но никогда не помешает взглянуть, вдруг пропустила какую-то модную тенденцию? Мими ласково провела рукой по золотому бальному платью от Ланвин, короткому жакету "Прада" и цветочному платью для коктейля от Дерека Лэма.
  - Это я беру, - сказала Мими. - А тут у нас что? - проворковала она, обнаружив на мягких плечиках нечто из струящегося шифона.
  Она забрала находку с собой в примерочную и несколько минут спустя вышла оттуда в потрясающем шелковом платье леопардовой расцветки от Роберто Кавалли. Мими взглянула на себя в зеркало. Разрез от шеи до пупка выставлял напоказ ее бледную кожу цвета слоновой кости и завершался дымкой перьев, что, трепеща, ниспадали до самых икр.
  - Беллиссима!
  Мими подняла голову. На нее смотрел какой-то красивый итальянец, взгляд его был прикован к разрезу на платье.
  Мими прикрылась руками и продемонстрировала ему соблазнительную спину. Ее черные трусики-бикини поднимались чуть выше талии.
  - Не поможете застегнуться?
  Итальянец подошел и поддел пальцем полоску трусиков, поигрывая кружевной тканью. От его прикосновения по коже Мими побежали мурашки. Он погладил Мими по ягодицам и улыбнулся ей в зеркало. Мими ответила такой же довольной улыбкой. Итальянцу на вид было чуть за двадцать, самое большее - двадцать три. На запястье у него поблескивали золотые часы "Патек Филип". Мими узнала его: она видела это лицо на страницах, посвященных светским новостям. Знаменитый манхэттенский плейбой, по слухам, разбивший сердца едва ли не половине девушек высшего света.
  - Это платье выглядит на вас сногсшибательно, - произнес он, медленно застегивая молнию.
  Мими отступила на шаг, склонила голову и изучающе взглянула на платье, едва прикрывающее соски. Определенно весьма впечатляющее декольте.
  - Тогда почему бы нам не отправиться куда-нибудь? - поинтересовалась Мими.
  Глаза ее опасно поблескивали. Она ощущала ток крови под его кожей и почти чувствовала на губах ее великолепный, сладкий, сочный вкус. Неудивительно, что она так раздражена и ослабла: со всей этой нервотрепкой вокруг похорон Эгги у нее не было времени найти себе нового парня.
  Многие наверняка посоветовали бы юной девушке не садиться в "ламборджини" к незнакомцу. Но Мими, устраиваясь поудобнее на пассажирском сиденье - черные пакеты из "Барниз" были аккуратно уложены в багажник, - лишь улыбалась. На ней по-прежнему было то самое платье от Роберто Кавалли.
  Итальянец включил зажигание, нажал на педаль акселератора, газанул, и желтый приземистый спортивный автомобиль, взвизгнув покрышками, понесся по Мэдисон-авеню. Водитель хищно взглянул на девушку, закинул правую руку на спинку ее сиденья и по-хозяйски положил ладонь ей на плечо.
  Мими и не подумала возражать. Вместо этого она сдвинула его руку вниз. Итальянец сжал ее грудь сквозь тонкую ткань, и Мими ощутила возбуждение. Второй рукой он умело вел машину, лавируя в потоке транспорта.
  - Так хорошо? - спросил он с сильным итальянским акцентом.
  - Очень хорошо.
  Мими медленно облизнула губы. Этот плейбой понятия не имел, во что он вляпался.
  
  ГЛАВА 12
  
  - Расскажи-ка мне еще раз, что произошло.
  Блисс полулежала на белой кожаной кушетке в кабинете доктора Пат. Родители записали ее на прием после того, как прошлой ночью она разбудила их истошными воплями.
  - Вчера вы были в храме, - подсказала доктор Пат.
  - Да, именно. В египетском крыле "Метрополитена", - подтвердила Блисс. - Он просто убрал руку с моих глаз, и я увидела этот храм.
  Блисс толком не была уверена, что же собственно лечит доктор Пат. Кабинет ее походил на кабинет дерматолога, но в смежных кабинетах делали УЗИ нескольким беременным женщинам.
  - Да, это ты уже сказала.
  - А потом... - Блисс покраснела. - Думаю, он хотел меня поцеловать. Наверное, и поцеловал, но точно не уверена, я на какое-то время отключилась. Следующее, что я помню, как иду с ним по американскому крылу и рассматриваю мебель.
  - И больше ничего не помнишь?
  - Я помню крик.
  - Твой крик?
  - Нет-нет, чей-то чужой. Вдалеке, - ответила Блисс.
  Она оглядела кабинет доктора Пат. Ей в жизни еще не встречался кабинет чище и белее этого. Блисс заметила, что даже медицинские инструменты сверкают и что они очень художественно разложены в итальянских стеклянных контейнерах.
  - Расскажи об этом.
  Блисс еще больше покраснела. Она не решалась открыть то, что так сильно ее беспокоило. Родители уже решили, что она свихнулась, что, если и доктор Пат подумает так же?
  - Ну, это было очень странно, но как-то вдруг оказалось, что я стою перед храмом, который совсем целый. В смысле, что я в Египте. Было очень жарко, и храм возвышался такой огромный... Я как будто очутилась внутри фильма.
  Внезапно доктор Пат улыбнулась. Это было настолько неожиданно, что Блисс невольно тоже улыбнулась в ответ.
  - Я знаю, как это звучит, но у меня было такое ощущение, будто я перенеслась во времени.
  Теперь доктор Пат точно развеселилась. Она закрыла блокнот и отложила его.
  - Это совершенно нормально.
  - Что, правда? - переспросила Блисс.
  - Это синдром регенеративной памяти.
  - А что это такое?
  Доктор Пат пустилась в длинные разъяснения по поводу эффекта "феномена клеточного реструктурированного узнавания", явления, влекущего за собой эффект "искривления времени". Но ее объяснения были для Блисс китайской грамотой.
  - Это примерно сопоставимо с дежавю. Такое случается со многими.
  - Ага. То есть я не чокнулась? Такое бывает и с другими?
  - Ну, не со всеми, - поколебавшись, произнесла доктор Пат. - Но с некоторыми - да. С особыми людьми. Тебе следовало раньше рассказать об этом родителям. В понедельник ты идешь на собрание Комитета?
  А откуда доктору Пат известно про Комитет? Блисс кивнула.
  - Все разъяснится в свое время. А пока можешь выбросить это из головы.
  - Так со мной все в порядке?
  - В полном порядке.
  Тем вечером Блисс проснулась с чудовищной головной болью. "Где я?" - подумала девушка. У нее было такое ощущение, словно ее сбил грузовик. Тело стало тяжелым и непослушным, голова кружилась и напрочь отказывалась соображать. Блисс посмотрела на часы рядом с кроватью.
  Одиннадцать сорок девять.
  Блисс с трудом приняла сидячее положение и потрогала лоб. Он был горячим. Голова раскалывалась. В желудке урчало. Голод.
  Блисс спустила ноги с кровати и попыталась встать. Идея оказалась неудачной. Блисс мутило, перед глазами у нее все плыло. Девушка ухватилась за столбик кровати и кое-как доковыляла до выключателя. Она потянулась к выключателю, и внезапно комната озарилась.
  Все было таким же, как и прежде: толстый конверт с письмом от Комитета и в беспорядке лежащие на столе анкеты, учебник немецкого, открытый все на той же странице, аккуратно сложенные в пенал ручки, забавный магнит в форме ковбойской шляпы, подаренный друзьями еще дома, в Техасе, семейная фотография на ступенях Капитолия, сделанная в тот день, когда отец приносил присягу в Сенате.
  Блисс вытерла глаза и пригладила волосы, которые, она не сомневалась, наверняка сейчас торчали во все стороны.
  Голод.
  Это было темное, не отпускающее ни на секунду мучительное состояние до физической боли. Что-то новенькое. Насчет этого доктор Пат ничего не сказала. Блисс схватилась за живот. Ее подташнивало. Девушка вышла из спальни в темный коридор и направилась в сторону тусклого света кухни.
  Хромированная кухня при ночном освещении потолочных ламп казалась холодной. Блисс видела повсюду свое отражение: высокая, неуклюжая девчонка с кошмарно растрепанными волосами и унылой физиономией.
  Блисс открыла холодильник "Сабзиро". На полках аккуратными рядами стояли бутылки с "Витаминной водой", "Пеллегрино" и "Вдовой Клико". Блисс рывком выдвинула ящики. Свежие фрукты, нарезанные и сложенные в пластиковые контейнеры. Йогурт "Кримлайн". Завернутая в целлофан половинка грейпфрута. Белые картонные коробки с остатками китайских блюд.
  Ничего толкового.
  Го-о-о-ло-о-од!
  Она нашла то, что ей требовалось, в мясном отделении. Фунт сырого мяса для гамбургеров. Блисс вытащила его и разорвала коричневую бумажную упаковку. Мясо! Она принялась жадно пожирать сочный мясной фарш; кровь капала у нее с подбородка.
  Она, можно сказать, заглотила его.
  - Что ты здесь делаешь?
  Блисс застыла.
  В дверном проеме стояла ее сестра, Джордан, в розовой фланелевой пижаме и смотрела на нее.
  - Джордан, все в порядке, иди спать, - вынырнула вдруг из тени Боби Энн.
  Оказывается, она сидела в углу и курила. Когда она выдохнула, дым завился вокруг уголков ее губ.
  Блисс положила пакет с остатками фарша на кухонный стол.
  - Я не знаю, что это на меня нашло. Я просто проголодалась.
  - Конечно, дорогая, - согласилась Боби Энн, как будто это было совершенно естественно - обнаружить свою падчерицу пожирающей сырой фарш для гамбургеров прямо из холодильника в три ночи. - Если ты еще не наелась - там во втором ящике филе.
  И с этими словами Боби Энн удалилась, пожелав Блисс спокойной ночи.
  На миг Блисс задумалась над этим. Похоже, что мир сошел с ума. Доктор Пат сказала про странный случай, когда она очутилась вне своего тела и вне времени, что это совершенно нормально. Мачеха и глазом не моргнула, увидев ее на кухне, заляпанную кровью. Блисс немного поразмыслила, потом достала пакет с бифштексами и съела и их тоже.
  
  "Чахотка. Симптомы: высокая температура, обмороки, головокружение, кашель с кровью, жидкость в легких. В первые годы существования колонии Плимут потребление стало причиной множества смертей. "Поглощающая чахотка" - случаи, при которых скончавшийся больной оказывался полностью обескровлен. Существует теория, предполагающая, что некая бактериальная инфекция разрушала тромбоциты, кровь разрежалась и поглощалась тканями тела, отчего казалось, будто кровь полностью исчезла".
  Профессор Лоуренс Уинслоу ван Ален.
  Жизнь и смерть в колонии Плимут, 1620-1641 гг.
  
  ГЛАВА 13
  
  На следующий день все старшие классы снова были собраны в часовне, но уже по менее печальному поводу - на беседу о выборе профессии. Даже прискорбная кончина одного из учеников не могла изменить плана проведения лекций, составляемого на год. Одним из принципов Дачезне являлось стремление продемонстрировать ученикам примеры множества доступных им профессий и жизненных путей. Им устраивали беседы с известным кардиохирургом, издателем популярного журнала, членом совета директоров компании, входящей в список журнала "Форчун", со знаменитым кинорежиссером. Большинство взрослых, приходивших на эти беседы, были либо выпускниками Дачезне, либо родителями кого-то из учеников. Ученики считали эти мероприятия полуторачасовым перерывом, поскольку за это время можно было вздремнуть на задних рядах, что куда комфортнее, чем клевать носом в классе.
  - Сегодня у нас особый гость, - объявил декан. - Нас посетила Линда Фарнсворт, глава агентства "Модели Фарнсворт".
  По залу пробежала волна одобрительных и радостных возгласов.
  "Модели Фарнсворт" - это было самое влиятельное агентство в жестоком модельном бизнесе. Дважды в год Линда являлась в Дачезне на беседу о выборе профессии и заодно использовала этот повод, чтобы отыскать среди учеников новых моделей. Неуместный, но неоспоримый факт: Дачезне была настоящим рассадником перспективных кадров для агентства. Ученицы школы вращали бедрами в видеоклипах, расхаживали по подиуму в Бриант-парке и появлялись в рекламе на телевидении и в печатных изданиях. Некоторые даже фигурировали в каталогах "Дж. Кру" и "Эберкромби и Фитч". Распространенный в Дачезне тип внешности - высокие, стройные, белокурые, аристократичные, стопроцентные американцы - был сейчас востребован даже более обычного.
  Линда Фарнсворт была невысокой, коренастой женщиной с вьющимися волосами и совершенно немодным обликом. Она носила очки с полукруглыми стеклами, а голос ее, пока она излагала в микрофон плюсы и минусы модельного бизнеса, звучал надтреснуто. Она расписывала заманчивые стороны - гламурные фотосессии, поездки в экзотические места, интересные вечеринки - и тут же, без перехода, принималась рассказывать, какая это тяжкая работа - отснять безукоризненные фотографии. Когда она закончила, ей вежливо похлопали.
  После завершения официальной части Линда обосновалась на лестничной площадке третьего этажа и предложила всем интересующимся явиться на кастинг. Почти все девушки и даже несколько парней решили попытать счастья.
  Когда группу насупившихся первокурсников отвели в сторонку, Мими выступила вперед. Для нынешнего случая она оделась особенно продуманно, в облегающую футболку с глубоким вырезом и джинсы "Пейдж" с заниженной талией. Мими доводилось слышать, что на пробы моделям следует одеваться как можно проще, чтобы являть собою чистый лист, на который рекламщикам и модельерам будет легче проецировать свои замыслы. Накануне вечером Мими оставила итальянца на верхнем этаже его пентхауса совершенно выдохшимся и чувствовала себя бодрой и веселой.
  - Пройди, пожалуйста, до конца лестничного пролета и обратно, - велела Линда.
  Мими поднялась наверх, развернулась и спустилась обратно. Линда одобрительно хмыкнула.
  - Голубушка, у тебя идеальные пропорции и врожденные способности. Потрясающая походка - это наше все, ты же понимаешь. Скажи-ка, тебе хотелось бы стать моделью?
  - Конечно! - взвизгнула Мими и захлопала в ладоши в полнейшем восторге.
  Ее выбрали! Да, ей уже пора вступить в ряды профессиональных красавиц!
  Следующей в очереди была Блисс. Она стремительно взлетела по лестнице и так же быстро спустилась вниз, размахивая руками. Блисс до сих пор было как-то не по себе от воспоминаний о сыром мясе, сожранном ночью, хотя, поев, она почувствовала себя намного лучше. И еще ей казалось странным, что Боби Энн восприняла этот случай как нечто совершенно естественное.
  - Походка немного резка, голубушка, но задатки очень неплохие. Да, ты определенно нужна нам в "Фарнсворт", - решила Линда.
  Мими с Блисс на радостях обнялись. Блисс заметила, что Дилан наблюдает за ними из угла большого холла. Она нерешительно улыбнулась юноше. Дилан помахал рукой в ответ. Блисс надеялась, что он не заметил в ней ничего необычного во время их визита в "Метрополитен". Как объяснила доктор Пат, синдром регенеративной памяти проявляется в том, что часть ее сознания находится в настоящем, а часть - в прошлом. Провалы в памяти длятся недолго, самое большее четыре-пять минут. Блисс беспокоило, что она никак не могла вспомнить очень существенную вещь - поцеловались они таки или нет? Она теперь даже не знала, как вести себя с Диланом. Они встречаются или как? Или просто друзья? Это же просто с ума сойти можно, когда непонятно, как держаться с парнем, который тебе нравится. Ну да, так оно и есть. Он ей нравится. Он ей настолько нравился, что Блисс даже стало безразлично, что скажет Мими, увидев их вместе.
  Она взглянула на подругу с легкой обидой. Хоть она и обязана была Мими своим нынешним статусом и участием в общественной жизни, ей надоело во всем перед ней отчитываться.
  Прозвенел звонок на следующий урок, и мимо пункта отбора моделей, даже не взглянув на собравшихся, пронеслась чем-то встревоженная Шайлер. Она проспала всю лекцию, поскольку накануне практически не сомкнула глаз.
  Линда Фарнсворт перехватила погруженную в свои мысли девушку.
  - Эй! А ты у нас кто?
  - Шайлер ван Ален, а что? - отозвалась Шайлер. Что это с ней? Надо держаться увереннее! - В смысле, я - Шайлер, - добавила она, смахнув челку с лица.
  - Ты хочешь стать моделью?
  - Ее - в модели?! - вырвалось у Мими, которая в стороне заполняла соглашение с агентством.
  Она злобно взглянула на Шайлер.
  - Тсс! - шикнула Блисс, смущенная настолько, что в кои-то веки решилась одернуть Мими.
  Их слова долетели до Шайлер. Она оглядела свой наряд: черные рваные чулки со спущенными петлями на обеих коленках (уже навлекшие на нее выговор за неподобающий внешний вид), широкое длинное платье в цветочек, под старину, с заниженной талией, короткие серые носки (потому что черные она не нашла) и очки с полукруглыми стеклами. И вдобавок она невесть когда мыла голову. Не похоже, чтобы она хотела стать моделью, так что Мими может не беспокоиться. Но в глубине души Шайлер была польщена, хотя и старалась относиться к своей внешности без особого тщеславия.
  - Да нет, навряд ли, - отозвалась она, виновато улыбнувшись.
  - Но ты же выглядишь как молодая Кейт Мосс! - воскликнула Линда Фарнсворт. - Ты не будешь против, если я тебя сфотографирую?
  И прежде чем та успела возразить, Линда поднесла к глазам фотоаппарат и щелкнула. Шайлер прикрыла глаза рукой.
  - Ну ладно...
  - Оставь, пожалуйста, свой номер телефона. Тебе не нужно подписывать соглашение, но если мы найдем модельера, который захочет с тобой работать, я тебе позвоню, хорошо?
  - Ладно, - согласилась Шайлер и, не задумываясь, нацарапала свой номер. - Знаете, мне вправду пора.
  Мими свирепо взглянула на нее и зашагала прочь, вскинув подбородок. Блисс задержалась и посмотрела Шайлер в глаза.
  - Поздравляю, - негромко произнесла она. - Меня тоже выбрали.
  - Э-э... ну... спасибо, - отозвалась Шайлер, потрясенная тем фактом, что кто-то из окружения Мими Форс вдруг заговорил с ней.
  - Идешь на изобразительное искусство? - дружески поинтересовалась Блисс.
  - Э-э...
  Шайлер заколебалась. Она не понимала, чего от нее хочет эта техаска. К своему облегчению, она заметила у питьевого фонтанчика Оливера и отвернулась от Блисс, тут же выбросив ее из головы.
  - Эй, я тут! - позвала она.
  - А, привет, Скай, - отозвался Оливер и обнял ее за худенькие плечи.
  Они поднялись по черной лестнице, прячущейся в коридоре административного крыла, в комнату в мансарде, там проходили занятия по изобразительному искусству. Дилан уже сидел там. Он улыбнулся им из-за гончарного круга. На Дилане был фартук, а руки - в грязи по локоть.
  - Вы как, извозиться не желаете? - поинтересовался он.
  Шайлер с Оливером одобрительно фыркнули и уселись по обе стороны от него. Шайлер примостила свой мольберт, а Оливер взялся за гравюру на дереве. Никто из них не заметил, что в другом конце комнаты сидит Блисс Ллевеллин и внимательно за ними наблюдает.
  В промежутке между двумя взмахами кисти Шайлер случайно подняла взгляд и увидела, как Джек Форс наклонился над столом Китти Маллинс, восхищаясь вылепленной ею сиамской кошкой. Она заметила на шее Китти предательскую красноту от поцелуя.
  Шайлер была не единственной, кто это заметил. Оливер поднял брови, но воздержался от комментариев, и Шайлер была этому рада. Видимо, Джек нашел себе подружку. Интересно, ей он тоже передавал загадочные записки? Не много же ему времени потребовалось! Шайлер ощутила приступ раздражения, но подавила его.
  Оливер изобразил, будто всаживает в спину Джеку воображаемый топор. Шайлер сдержала смешок и выбросила Джека Форса из головы раз и навсегда.
  
  ГЛАВА 14
  
  Блисс оторвала взгляд от холста с пейзажем. Преподаватель бурно жестикулировал, стоя перед ее мольбертом, но девушка не слушала. Она скользнула взглядом в тот угол комнаты, где сидел Дилан.
  Он даже никак не показал, что заметил ее. Правда, держался очень тепло и по-дружески, когда они столкнулись друг с дружкой. В том-то и была проблема: он держался чисто по-дружески. Может, они так-таки и не поцеловались тогда в "Метрополитене". Может, ничего и не произошло. Может, он потерял к ней интерес - эта мысль была ударом и для самолюбия Блисс, и для ее души.
  Это так несправедливо! Особенно теперь, когда она была просто без ума от него. Она начала относиться к нему слишком серьезно, не как к приятелю, который даже не принадлежал к ее кругу. Ей звонил актер, ее просил о свидании парень-фотомодель, но Блисс не могла думать ни о чем, кроме темных бачковДилана, завитков, лежащих вокруг ушей, и того, как он смотрел на нее своими большими печальными глазами. Блисс чувствовала, что он из тех парней, которые нарушают правила и допускают что угодно, и это ей нравилось. Это ее волновало.
  Блисс смотрела, как он общается с друзьями - с той девчонкой-готессой, которую только что пригласили в модели, и с тем симпатичным худым парнем со спутанной копной волос, - и ее снедала ревность. Дилан валял дурака, кидался в них глиной, но они, похоже, ничего не имели против. Им явно было весело.
  Когда урок закончился, в дверях образовалась пробка: по узкой лестнице спускаться можно было только по одному. Блисс оказалась рядом с Диланом. Она нерешительно улыбнулась.
  - Привет.
  - Apres vous , мадам, - галантно произнес Дилан, пропуская ее вперед.
  Блисс кивнула в знак признательности и чуть помедлила, ожидая - вдруг он еще что-нибудь скажет? Вдруг он даже снова предложит ей куда-нибудь пойти? Но Дилан не произнес более ни слова. Ей пришлось спуститься по лестнице одной, а он остался ждать друзей. Блисс чувствовала себя проигравшей.
  
  После ланча с Мими и ее компанией Блисс отправилась на цокольный этаж, чтобы взять учебники для следующего урока. В коридоре она наткнулась на Шайлер в спортивной форме, та стояла перед своим шкафчиком вместе с группой парней и девчонок, пребывающих в разной стадии раздетости.
  Их школа представляла собою странное смешение роскоши и скудости: с одной стороны, в помещениях цокольного этажа располагался настоящий театр, с залом на двести мест, а с другой - в ней вообще не было раздевалок, потому что они не вписывались в особняк.
  Ученикам рекомендовалось переодеваться в уборных, но, поскольку на смену одежды отводилось всего пять минут, большинство из них игнорировали правила и переодевались прямо в коридоре, ради экономии времени. Девушки отлично отработали маневр, позволяющий вытащить бюстгальтер через рукав и натянуть спортивный топ, прячась под свободной футболкой. Парни при виде этого даже глазом не вели.
  Одной из особенностей Дачезне было то, что все тут друг друга знали еще с песочницы и в отношениях преобладал дух если не братства, то, по крайней мере, товарищества. Так что этот подростковый стриптиз волновал исключительно преподавателей, особенно профессора истории, который, натолкнувшись случайно в коридоре на полураздетую ученицу, гнусно хихикал, но с этим ничего нельзя было поделать. Переодевание на людях просто было одной из тех странностей, которые являлись неотъемлемой частью Дачезне.
  - Слушай, можно с тобой поговорить? - спросила Блисс, прислонившись к шкафчику и наблюдая, как Шайлер исчезает под своим не по размеру большим свитером.
  Блисс как новенькая была одной из немногих девушек, которые предпочитали переодеваться в уборной. Ей в отличие от остальных становилось как-то не по себе от публичного переодевания. А та же Мими, например, обожала продефилировать в своем бюстгальтере "Ла петит кокет", как будто прогуливалась по пляжу в Сен-Тропе.
  Шайлер в ответ неопределенно хмыкнула из-под свитера, работая локтями в попытках влезть в спортивную форму. Наконец она сдернула свитер и оказалась в балахонистой футболке и мешковатых спортивных брюках.
  - Чего тебе? - поинтересовалась она, глядя на Блисс с настороженностью.
  - Вы же дружите с Диланом Бардом?
  Шайлер пожала плечами.
  - Ну да. А что?
  Она взглянула на часы. До звонка осталось немного, и ребята из ее класса уже бежали вверх по лестнице в спортзал.
  - Ну... ты хорошо его знаешь?
  Шайлер снова пожала плечами. Она не очень понимала, о чем спрашивает Блисс. Ну да, конечно, она хорошо знала Дилана. Они с Оливером были его единственными друзьями.
  - До меня доходили слухи... - произнесла Блисс и оглянулась проверить, не слышит ли кто.
  - Да ну? И какие? - Шайлер приподняла бровь и сунула свитер в шкафчик.
  - Ну, будто он был замешан в какой-то истории с одной девчонкой в Коннектикуте прошлым летом...
  - Я об этом ничего не слыхала, - отрезала Шайлер, не дав ей договорить. - Тут болтают о чем угодно. Ты вправду веришь в эту историю?
  - Вовсе нет! Ни капельки! - с возмущением откликнулась Блисс.
  - Слушай, мне нужно идти, - бесцеремонно заявила Шайлер.
  Она подхватила теннисную ракетку и зашагала прочь.
  - Погоди! - воскликнула Блисс.
  Она кинулась следом за Шайлер, стараясь не отставать.
  - Ну что?
  - Я просто... Я хотела сказать... - Блисс выглядела смущенной. - Мне очень жаль, что у нас не заладились отношения. Это я виновата. Может, попробуем начать сначала? Ну, пожалуйста.
  Шайлер прищурилась. Прозвенел второй звонок.
  - Я опаздываю, - ровным тоном произнесла она.
  - Ну просто... мы тут с ним на днях ходили в "Метрополитен", и мне казалось, что мы здорово провели время, но я даже не знаю... с тех пор он со мной не разговаривает, - затараторила Блисс. - Ты не знаешь, у него есть девушка?
  Шайлер вздохнула. Если она опоздает на урок, бабушке пришлют записку. В Дачезне не принято было оставлять ученика после уроков. Единственным видом наказания было отправить записку с изложением происшествия чрезмерно озабоченным родителям, которым полагалось совершить харакири, если их дети не поступят в Гарвард. Она посмотрела на нервничающую Блисс и ее полную надежды улыбку.
  Подумав, Шайлер неохотно решила, что, возможно, Блисс все-таки не одна из клонов Мими. У нее, скажем, не было ни распрямленных белобрысых волос, ни эмблемы осточертевшей "Тим Форс" на спортивной толстовке, как у прочих девчонок из компании Мими.
  - Насколько мне известно, у него нет девушки. И он действительно упоминал, что встретил кого-то вечером в клубе... - пустила пробный шар Шайлер и стала наблюдать за реакцией Блисс.
  Блисс покраснела.
  - Мне так помнится, - добавила Шайлер.
  Вопреки здравому смыслу она смягчилась. Если Дилан позвал эту Блисс в "Метрополитен", значит, она не так уж плоха. Шайлер сомневалась, что Мими вообще знает, где находится "Метрополитен". Жизнь Мими вращалась вокруг походов по магазинам и сидения в примерочных для особо важных клиентов. С нее сталось бы считать, что "Метрополитен" такой ночной клуб.
  - Хочешь совет? Не переживай особо из-за него. Думаю, ты ему нравишься, - сказала Шайлер и сочувственно улыбнулась Блисс.
  - Правда?! В смысле - он что, говорил про меня?
  Шайлер повела плечами.
  - Вообще-то это не мое дело... - нерешительно произнесла она.
  - Что?
  - Ну, думаю, он будет не против, если ты его пригласишь на осенний бал. Наверно, самому ему это никогда в голову не придет, но если ты позовешь, он может и пойти.
  Блисс заулыбалась. Бал состоится завтра. Она вполне может его пригласить! Родители ее отпустят: это же школьное мероприятие, и там будет куча следящих за порядком - достаточно, чтобы унять их беспокойство.
  - Спасибо!
  - Да не за что, - отозвалась Шайлер и помчалась вверх по лестнице, не оглянувшись на Блисс.
  Блисс, поглощенная новой идеей, быстро нацарапала записку и вырвала листок из блокнота с вставным блоком. Она аккуратно оборвала неровный край, сбрызнула записку духами и сунула в шкафчик Дилана.
  Собственное бесстыдство поразило ее. Никогда прежде ей не приходилось гоняться за мальчишками. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.
  
  ГЛАВА 15
  
  Традиционный бал, проходящий в Дачезне в начале учебного года, носил название "Неформальная осень" или просто "Неформальный бал", хотя назвать его можно было как угодно, но вот чтобы обошлось без формальностей - вряд ли. Бал проводился в исторической штаб-квартире Общества по изучению Северной и Южной Америки, в величественном особняке из красного кирпича на углу Парк-авеню и Шестьдесят восьмой улицы. В обществе хранился архив, содержащий материалы по самому раннему периоду американской истории, в том числе документы, касающиеся плавания "Мейфлауэра", и реликвии, уцелевшие со времен первых колонистов. На втором этаже особняка размещалась библиотека, со стенами, обшитыми деревянными панелями, с цилиндрическим сводом и еще несколько уютных комнат, идеально подходящих для ужина и танцев. Устраивать торжества в этом особняке было модно, и многие будущие невесты выкладывали целое состояние за право сыграть свадьбу на Парк-авеню. Но для учеников Дачезне это было просто место, где у них проходил школьный бал.
  Тем вечером Шайлер и Оливер сидели у него в комнате, ничем особенным не занимаясь, но когда Шайлер случайно упомянула, что Дилан - кто бы мог подумать? - идет на сегодняшний отстойный бал, Оливер внезапно ухватился за эту идею.
  - А пошли тоже!
  Шайлер пришла в ужас.
  - Мы? Зачем?!
  - Пошли! Прикольно же!
  - Ничего и не прикольно! - не согласилась Шайлер. - На кой оно нам? Станцевать какой-то снобский танец? Полюбоваться, как Мими Форс всеми там помыкает?
  - Я слыхал, у них там очень недурно кормят.
  - Я не голодна.
  - Ну ладно тебе! Все равно делать нечего.
  После волнений прошлых выходных, когда они рискнули совершить вылазку в "Банк", казалось как-то скучновато просто сидеть на кровати Оливера и вместе читать журналы.
  - Ну ладно, - согласилась Шайлер. - Но мне нужно зайти домой переодеться.
  - Само собой.
  
  Когда Оливер заехал за ней, он увидел Шайлер, облаченную, как будто ради шутки, в короткое черное кружевное платье в стиле пятидесятых, элегантные белые короткие перчатки, носочки в сеточку и туфли с круглым носком, на высоких каблуках. Она купила этот наряд на интернет-аукционе за тридцать долларов. Платье с открытым верхом безукоризненно облегало тонкую талию, а юбка распускалась на бедрах колокольчиком благодаря пышной тюлевой нижней юбке. Шайлер нашла на дне музыкальной шкатулки бабушкино жемчужное ожерелье на атласной ленте и надела его. Оливер же нарядился в темно-синий шелковый пиджак-смокинг, черную рубашку и черные шерстяные брюки. Он вручил Шайлер изумительный розовый букетик.
  - Где ты его взял? - спросила Шайлер, когда Оливер прикрепил букетик к ее запястью.
  Оливер ухмыльнулся.
  - В Нью-Йорке можно добыть все, что угодно.
  Он протянул девушке бутоньерку, и Шайлер приколола ее к лацкану смокинга.
  - Как мы смотримся?
  - Безупречно, - отозвался Оливер, предлагая ей руку.
  Когда они добрались до особняка, из множества черных блестящих лимузинов уже высаживались ученики Дачезне, разбившиеся на пары. Девушки были в изысканных черных платьях для коктейля и в жемчугах, юноши - в синих блейзерах и шерстяных брюках. Букетиков на корсаже не было ни у кого. Вместо этого девушки держали в руках каллы на длинном стебле, которые небрежно отбрасывали в сторону, когда входили в помещение.
  - Вроде мы не получили извещения о дресс-коде, - язвительно заметила Шайлер.
  
  Они поднялись наверх, пытаясь соответствовать окружающим. При виде Шайлер и ее наряда некоторые гости принялись перешептываться.
  - Должно быть, "Марк Джейкобс", - прошептала какая-то девушка.
  - Да нет, из магазина "Все для карнавала", - фыркнул ее парень.
  Шайлер смутилась и покраснела.
  Они отыскали Дилана на лестничной площадке второго этажа, у изображения рога изобилия. Дилан был в спортивного покроя пиджаке из верблюжьей шерсти, шикарной черной шелковой рубашке и хорошо скроенных шерстяных брюках. На коленях у него сидела Блисс Ллевеллин, та рыжая красотка из Техаса. На ней было облегающее платье-футляр "Костюм насьональ" и босоножки "Прада", а лебединую шею, конечно же, обвивали жемчуга.
  - Привет! - сказал Дилан, завидев друзей. Он пожал Оливеру руку и чмокнул Шайлер в щеку. - Вы же знакомы с Блисс?
  Они кивнули. С чего это вдруг Дилан заговорил с техасским выговором? Никак он и вправду втрескался в эту девчонку.
  - Я смотрю, ты принарядился, - поддела друга Шайлер, стряхнув с пиджака Дилана пушинку.
  - Это у тебя что, "Хьюго босс"? - подхватил Оливер, делая вид, будто изучает ткань пиджака.
  - Да, и смотри не запачкай! - парировал Дилан, раздосадовано, но все же с ухмылкой.
  Блисс счастливо улыбнулась. Она подмигнула Шайлер.
  - Классное платье, - сказала она, судя по тону вполне серьезно.
  - Спасибо.
  - Вы тут как, уже осмотрелись? - спросил Дилан и тут же сообщил: - Наверху можно неплохо перекусить.
  - Сейчас осмотримся, - пообещал Оливер.
  Они оставили парочку и принялись пробираться через толпу наверх, к буфету.
  Помещение было украшено электрическими гирляндами, а в дальней части комнаты на столах красовались блюда с горячим и холодным жареным мясом, изысканными закусками и французской выпечкой. В средней комнате беспорядочная толпа аристократических девиц и юношей из богатых семейств топталась под резкий ритм тяжелого рэпа. Свет был выключен, и Шайлер видела лишь смутные очертания лиц. Она заметила, что у всех парней из Дачезне из кармана брюк торчали маленькие серебряные фляжки "Тиффани". Время от времени парни исподтишка прикладывались к фляжкам или подливали немного в бокалы своим спутницам. Даже у Оливера была такая фляжка с его монограммой. По комнате прохаживались несколько учителей, но то ли они ничего не замечали, то ли это тайное распитие спиртного их не волновало.
  - Хочешь глотнуть?
  - А то! - отозвалась Шайлер и забрала у него фляжку.
  Жидкость была теплой и обожгла ей горло. На мгновение у девушки загудело в голове, она сделала еще пару глотков.
  - Эй, полегче! Это ром! - предупредил Оливер, - Ты так с катушек слетишь, - весело заявил он.
  Но Шайлер по-прежнему чувствовала себя совершенно трезвой, хотя улыбнулась и сделала вид, будто уже слегка захмелела.
  Они стояли, плохо понимая, что им делать, держали в руках серебряные бокалы с натуральным фруктовым пуншем и старались изображать, будто им безразлично, что их никто не окликнул, не поздоровался и вообще никак не дал понять, что они тут желанные гости. Шайлер оглядела непринужденно беседующих учеников, которые собрались вокруг столиков с коктейлями, курили на балконе или позировали на фоне пианино, и осознала, что, хотя она знала большую часть собравшихся почти с самого детства, на самом деле была здесь чужой. Просто поразительно: даже Дилан умудрился найти себе место и отхватил популярную девушку, а они с Оливером, как всегда, остались вдвоем.
  - Хочешь потанцевать? - спросил Оливер, ткнув в сторону темной комнаты.
  Шайлер покачала головой.
  - Не-а.
  - Может, уйдем тогда? - поинтересовался Оливер, который, похоже, пришел к тому же выводу, что и она. - Можно зайти в "Банк" - спорю на что угодно, у них там музыка получше.
  Шайлер не знала, как поступить. С одной стороны, они с Оливером имели все права находиться здесь - в конце концов, они тоже ученики Дачезне! - но с другой, возможно, лучше бы просто тихо скрыться. Может, если повезет, никто и не заметит, что они вообще приходили.
  Оливер натянуто улыбнулся.
  - Это я виноват.
  - Вовсе нет. Я тоже хотела прийти, - возразила Шайлер. - Но ты прав, наверное, нам лучше смыться.
  Они спустились по величественной лестнице с красной ковровой дорожкой. На последней ступеньке стоял Джек Форс, разговаривая о чем-то с Китти Маллинс. У Шайлер перехватило дыхание. Она крепко сжала руку Оливера и прошла к главной двери, не глядя на Джека.
  - Уже уходишь? - послышался голос Джека.
  Шайлер обернулась. Китти Маллинс ушла.
  Джек стоял один, прислонившись к перилам. На нем была французская белая рубашка - спереди заправленная в брюки, но сзади, как обычно, выбившаяся из-под ремня, - брюки цвета хаки и расстегнутый темно-синий блейзер. Галстук был повязан криво, но выглядел Джек просто сногсшибательно. Он теребил цепочку запонки на правом запястье.
  - Да мы так, просто заглянули, - пожала плечами Шайлер и невольно улыбнулась.
  - Может, останешься? - спросил Джек, улыбнувшись в ответ и глядя прямо ей в глаза. - Тут можно повеселиться.
  На мгновение Шайлер забыла, что Оливер стоит рядом, и, когда он заговорил, испуганно вздрогнула. Оливер взглянул на нее с нарочито непроницаемым видом.
  - Я, пожалуй, схожу возьму еще чего-нибудь выпить. Пойдешь со мной?
  Шайлер замешкалась с ответом, и на один бесконечный миг они застыли неловким треугольником.
  - Да нет, Олли, мне что-то не хочется пить. Я тебя позже нагоню, ладно? - наконец, жалобно произнесла она.
  Оливер нахмурился, но спорить не стал и быстро зашагал вверх по лестнице.
  Шайлер скрестила руки на груди. Что это нашло на Джека Форса? Они всю неделю после похорон не разговаривали, он ей и слова не сказал, а теперь снова подкатывается? С чего она вообще тратит на него время?
  Джек подошел и обнял ее за плечи.
  - Пойдем потанцуем. Кажется, я слышу мою песню.
  Шайлер позволила ему увлечь себя наверх, и на этот раз, когда они вошли в комнату, на них стали оборачиваться. Шайлер заметила завистливые взгляды девушек, а несколько парней посмотрели на нее с уважением. Всего минуту назад она была для них невидимкой, но присутствие Джека все изменило. Джек привлек ее к себе, и она поплыла в ритме музыки. Комнату пронизывал сексуальный, гипнотический ритм "Время на исходе" группы "Мьюз". "Я словно тону, задыхаясь..." Шайлер прижалась к Джеку, она чувствовала, как тело ее покрывается испариной, а рубашка Джека становится влажной, так силен был жар их тел.
  
  ГЛАВА 16
  
  Ее родители собрались уходить. Мими у себя в спальне услышала стук каблуков матери по мраморному полу и более тяжелые шаги отца.
  - Крошка, ау! - произнесла Тринити, постучавшись к дочери. - Мы с папой уходим.
  - Входи, - отозвалась Мими.
  Она надела длинные массивные серьги и принялась внимательно изучать свое отражение в зеркале.
  Тринити отворила дверь и вошла. На ней было длинное, по щиколотку, платье, как решила Мими, от Валентино, а на плечах красовался роскошный соболий палантин. У Тринити была изящная, чарующая фигура, а длинные белокурые волосы локонами ниспадали на плечи. Мать Мими часто фотографировали для светских новостей и модных журналов.
  Родители собрались на какой-то благотворительный бал. Они вечно куда-то уходили. Мими даже вспомнить не могла, когда они ужинали дома. Иногда она вообще их неделями не видела.
  Мать проводила время в салоне красоты, в спортзале, у своего психотерапевта или в бутиках на Мэдисон-авеню, а отец постоянно был на службе.
  - Не задерживайся допоздна, - наставительно произнесла Тринити, поцеловав дочь в щеку. - Кстати, ты чудесно выглядишь. Это то самое платье, что я тебе купила?
  Мими кивнула.
  - Тебе не кажется, что эти серьги здесь лишние? - поинтересовалась мать.
  Мими была уязвлена. Она терпеть не могла, когда ее критиковали.
  - Мне кажется, мама, они отлично смотрятся.
  Тринити пожала плечами.
  Мими заметила, что в дверях с нетерпеливым видом стоит отец. Он возбужденно разговаривал с кем-то по мобильному. В последнее время отец выглядел более встревоженным, чем обычно. Что-то беспокоило его, он был поглощен своими мыслями и рассеян. Как-то Мими вернулась домой намного позже дозволенного времени, когда она кралась через кухню, отец, наливавший себе коньяк, заметил ее, но не сказал и слова.
  - А где Джек? - поинтересовалась мать и огляделась, как будто Джек мог прятаться под туалетным столиком.
  - Уже там, - отозвалась Мими и пояснила. - Мой приятель опаздывает.
  - Ну, желаю приятно провести время, - произнесла Тринити и потрепала Мими по щеке. - Смотри там, не влезай особо в неприятности.
  - И доброй ночи, - добавил Чарльз, закрывая за собой дверь.
  Мими снова взглянула на себя в зеркало. Отчего-то всякий раз, когда родители желали ей доброй ночи еще вечером, она чувствовала себя лишенной чего-то. Брошенной. Так она и не смогла к этому привыкнуть. Мими сняла серьги. Мать права, к этому платью они не подходят.
  
  Вскоре после ухода родителей появился, наконец, ее итальянец. Он сильно изменился со дня их встречи в "Барниз". Самоуверенность исчезла вместе с хищной улыбкой. Мими их выпила. Ситуацию контролировала она. Она почти насытилась им, он был слишком легкой добычей. Никто не мог стать с ней вровень.
  - Я поведу, - сказала Мими, доставая ключи у него из кармана.
  Итальянец не возразил.
  До особняка Общества по изучению Северной и Южной Америки было недалеко, но Мими все равно по пути несколько раз проскочила на красный свет, заставив машину "скорой помощи" резко свернуть во избежание столкновения.
  Она остановилась у навеса и, когда они выбрались из машины, бросила ключи привратнику.
  Итальянец последовал за ней, как щенок. Они вошли в особняк вместе.
  Мими смотрелась потрясающе в непроглядно черном атласном платье от Питера Сома, волосы ее были уложены в узел, а единственным украшением служила тройная нить жемчугов из Южного моря, фамильная драгоценность. Мими дернула кавалера за руку и направила вверх по лестнице. И натолкнулась на свою лучшую подругу, Блисс Ллевеллин, слившуюся в страстном поцелуе с этим ничтожеством, Диланом Бардом.
  - Привет, - ледяным тоном произнесла Мими.
  И когда же это успело назреть? Мими не любила оказываться не в курсе дела.
  Блисс оторвалась от губ Дилана и покраснела, увидев подругу. Помада у Блисс была размазана, а волосы растрепаны. Дилан самодовольно улыбнулся Мими.
  - Блисс. В уборную. Немедленно.
  Блисс взглянула на Дилана виновато, но все-таки безропотно последовала за Мими в дамскую уборную.
  Мими проверила кабинки и выгнала из туалета девушку из обслуги. Убедившись, что в уборной никого нет, она повернулась к Блисс.
  - Черт побери, что с тобой происходит? Ты с этим типом? - с негодованием произнесла она. - Ты же могла заполучить любого парня, какого пожелаешь!
  - Но мне нравится этот! - с вызовом бросила Блисс. - Он клевый!
  - Клевый, - протянула Мими так, словно в этом слове был десяток слогов. Кле-е-е-е-евый.
  - У тебя что, проблемы? - дерзко поинтересовалась Блисс.
  - Проблемы? У меня нет никаких проблем. Кто сказал, что у меня проблемы? - переспросила Мими, оглядываясь с таким видом, словно ожидая увидеть кого-то.
  - Это из-за той истории в Коннектикуте? - спросила Блисс. - Он тут ни при чем.
  - Что еще за история? - отозвалась Мими.
  - Ну, не знаю, я слыхала, что с какой-то девушкой в Гринвиче произошел несчастный случай и Дилан был как-то в это втянут, - объяснила Блисс. - Но в любом случае это неправда.
  Мими пожала плечами. Она впервые услыхала об этой истории, но ничуть не удивилась.
  - Я просто не понимаю, отчего ты тратишь на него время.
  - За что ты его так ненавидишь?
  Вопрос застал Мими врасплох. А ведь правда: Дилан вызывал у нее совершенно несообразное отвращение. За что она его ненавидит? Мими не знала, но нутром чувствовала, что его следует ненавидеть, а нутро ее никогда не подводило. Чем-то этот тип ей не нравился, но ничего конкретно она сказать не могла.
  - Кстати, а что с твоим парнем? У него вид как у зомби, - заявила Блисс, указав в угол.
  Итальянский наследник зашел следом за ними в дамскую уборную и теперь пускал слюни, прислонившись к колонне у дверей. Похоже, у Мими все парни такие - умственно неполноценные.
  - С ним я позже разберусь.
  - Я пошла обратно к моему парню, - с нажимом произнесла Блисс.
  - Ладно. Но не забудь, что в понедельник тебе на собрание Комитета.
  Блисс и вправду чуть не позабыла об этом. Она вообще не была уверена, что ей хочется вступать в какой-то чванливый общественный комитет, но нужно было как-то умиротворить Мими.
  - Да, конечно.
  Мими посмотрела вслед уходящей подруге. Экая досада! Мими беспокоило, что у Блисс вдруг прорезалось стремление к независимости. Она больше всего на свете ненавидела мятежи среди подчиненных. Мими вышла из уборной, дернув своего кавалера за галстук, чтобы тот следовал за ней. И тут во второй раз увидела картину, уязвившую ее до глубины души. Ее брат Джек танцевал с этой девчонкой, ван Ален, и прижимал ее к себе. Мими даже затошнило от возмущения.
  Когда Шайлер была с Джеком, время и пространство словно бы застывали. Она даже не чувствовала, что находится в комнате, тесно набитой потными подростками. Они двигались в одном ритме, их тела полностью гармонировали друг с другом. Джек умело прижимал ее к себе, наклонившись так, чтоб его дыхание легко касалось ее шеи. Странно: почему она так отчетливо различает его в темноте, при том что остальные превратились в размытые пятна?
  Шайлер закрыла глаза и на мгновение увидела их двоих, только одетых иначе. Они находились в этом же бальном зале этого же особняка, только на сто лет раньше. Она - в длинном вечернем платье, с корсетом и шелковыми нижними юбками, а он - в белом смокинге, красивый и галантный. Сексуальное колдовство песни "Мьюз" сменилось нежным вальсом.
  Это походило на сон, но не было сном.
  - Что происходит? - спросила Шайлер у кружащего ее Джека.
  Бальный зал был наполнен светом и негромкой музыкой. Звенели бокалы с шампанским, легко трепетали дамские веера.
  Но Джек лишь улыбнулся.
  Они продолжали танцевать, и Шайлер обнаружила, что ей знаком замысловатый рисунок танца. Когда музыка закончилась, они вежливо похлопали.
  Шайлер огляделась по сторонам и внезапно снова очутилась в настоящем времени, в своем платье в стиле пятидесятых, а Джек - в синем блейзере и с красным галстуком. Шайлер моргнула. У нее что, разыгралось воображение? Или все же это происходило на самом деле? Она была сбита с толку и не знала, что и думать.
  - Давай отдохнем немного, - предложил Джек.
  Он взял Шайлер за руку и вывел ее из круга танцующих. Они вышли на балкон. Джек закурил и предложил ей.
  - Хочешь?
  Шайлер покачала головой.
  - С тобой это тоже случилось? - спросила она.
  Джек кивнул, затянулся и выпустил дым.
  Они смотрели на Парк-авеню. Шайлер подумала, что это самая красивая улица на свете - после Риверсайд. Парк-авеню, ее величественные ряды зданий довоенной постройки, караваны желтых такси, плывущие в обе стороны... Все-таки Нью-Йорк - волшебное место.
  - Что это было?
  Но прежде чем Джек успел что-либо ответить, изнутри здания донесся крик. Они переглянулись, подумав об одном и том же. Смерть Эгги. Неужели еще кто-то?.. Они помчались в коридор.
  - Ничего страшного, - сказала Мими Форс. - Он просто потерял сознание. Китти, да успокойся же!
  Итальянец, кавалер Мими, валялся без чувств на лестничной площадке, и в лице у него не было ни кровинки.
  - Джек, поможешь? - бросила Мими, увидев в дверях брата.
  Джек кинулся к сестре и помог усадить итальянца.
  Шайлер заметила, как Джек что-то гневно выговаривает Мими, и расслышала долетевшие до нее обрывки фраз: "...перешла границу... Ты могла убить его... Не забывай, что говорят стражи..."
  Шайлер встала, не зная, что ей делать. Тут появились Блисс с Диланом. Дилану хватило одного взгляда на мизансцену.
  - Дай-ка угадаю, он был с Мими Форс?
  Шайлер кивнула.
  - Пожалуй, пора нам отсюда сваливать.
  - Совершенно с тобой согласна, - отозвалась Блисс.
  Шайлер в последний раз взглянула на Джека. Он по-прежнему спорил с сестрой и даже не заметил, что Шайлер уходит.
  
  Дневник Кэтрин Карвер
  20 декабря 1620 года
  Плимут, Массачусетс
  
  Мужчины отправились в путь уже давным-давно, но до сих пор от них нет никакой весточки. Они уже должны были добраться до места и вернуться обратно с новостями из той колонии. Но от них по-прежнему ничего не слышно. Дети составляют мне компанию, и мы проводим время, читая вслух книги, которые мне удалось привезти с собой. Если бы только мы могли сойти с корабля! На нем постоянно сыро и ужасно тесно. Но дома еще не достроены. Мужчинам разрешено разбить лагерь на берегу, а мы вынуждены оставаться здесь, в этом мрачном месте. Мне страшно, но я утешаю себя тем, что я непременно почувствовала бы, если бы Джон и остальные погибли. Пока же я не почувствовала и не увидела ничего. Среди колонистов витают сомнения, действительно ли мы спаслись. Ходят слухи, что кто-то из них здесь, скрывается среди нас. Шепотки и подозрения множатся. Говорят, будто парнишка Биллингтонов пропал. Исчез. Сгинул. Но кто-то вспомнил, что он мог уйти с отрядом в Роанок, потому мы пока не переживаем. Мы наблюдаем и ждем, затаив дыхание.
  К. К.
  
  ГЛАВА 17
  
  Сколько Шайлер себя помнила, воскресенья она всегда проводила в больнице. Когда она была помладше, они с бабушкой добирались до дальнего края Манхэттена на такси. К Шайлер все настолько привыкли, что охранники даже не выдавали ей бейджика посетителя, а просто махали, чтобы проходила. Теперь, когда она стала старше, Корделия редко присоединялась к ней во время этих еженедельных визитов, и Шайлер ездила одна.
  Она прошла через приемный покой, куда доставляли больных "скорые", через застекленный коридор, мимо киоска с подарками, воздушными шариками и цветами. Девушка купила в киоске газету и прошла к заднему лифту. Ее мать находилась на верхнем этаже, в отдельной палате, обставленной как номер люкс какого-нибудь из лучших отелей города.
  На Шайлер, в отличие от большинства людей, больницы не производили угнетающего впечатления. Слишком уж много времени она провела здесь в детстве, катаясь по коридорам на взятом взаймы кресле-каталке и играя в прятки с медсестрами и санитарами. Каждое воскресенье она ела в здешней столовой в подвальном этаже, и раздатчики нагружали ей тарелку беконом, яичницей и вафлями.
  В коридоре ей встретилась постоянная сиделка матери.
  - Сегодня хороший день, - с улыбкой сообщила сиделка.
  - О, здорово! - Шайлер улыбнулась в ответ.
  Ее мать пребывала в коме большую часть жизни девочки. Когда ей было несколько месяцев, у Аллегры случилась аневризма, и она впала в кому. Почти все время она спокойно лежала в постели, не шевелясь и едва дыша.
  Но в "хорошие" дни что-то происходило: дрожание опущенных век, шевеление большого пальца, подергивание щеки. Иногда мать вздыхала, неизвестно почему. Это были малые, бесконечно малые напоминания о прежней, полной энергии женщине, ныне заживо заключенной в кокон смерти.
  Шайлер вспомнила заключение докторов, сделанное почти десять лет назад. "Все ее органы функционируют. Она абсолютно здорова, за одним исключением. Отчего-то ее разум закрылся от тела. У нее сохраняются нормальные схемы сна и бодрствования, и мозг ее не мертв, ни в каком отношении. Нейроны работают. Но она не приходит в сознание. Это загадка". Как ни удивительно, но врачи по-прежнему были убеждены: сохраняется шанс, что при удачном стечении обстоятельств мать Шайлер очнется. "Иногда это оказывается песня. Или голос из прошлого. Что-то работает спусковым крючком, и больные приходят в себя. На самом деле она может очнуться в любое мгновение".
  Несомненно, Корделия верила в это и хотела, чтобы Шайлер читала Аллегре, пусть мать знает ее голос, быть может, в какой-то момент откликнется на него.
  Шайлер поблагодарила сиделку и бросила взгляд в маленькое дверное окошко.
  И увидела в палате какого-то человека.
  Шайлер взялась за дверную ручку и, не поворачивая ее, снова взглянула в окошко.
  Человек исчез.
  Шайлер моргнула. Она готова была поклясться, что видела там седого мужчину в темном костюме, он стоял на коленях у постели ее матери, спиной к двери, и держал ее за руку. Плечи его вздрагивали, и казалось, что он плачет.
  Это был уже второй раз. Шайлер сделалось не столько тревожно, сколько любопытно. Первый раз она мельком заметила его несколько месяцев назад, когда ненадолго вышла из палаты принести себе стакан воды. Вернувшись, она испугалась, увидев в палате кого-то еще. Она заметила краем глаза мужчину: он стоял у шторы и смотрел в окно на текущий внизу Гудзон. Но в тот миг, как Шайлер вошла в палату, он исчез. Она даже не видела его лица - только спину и аккуратно подстриженные седые волосы.
  Сперва Шайлер было страшно. Она не могла понять, что это - призрак или игра света и ее воображения. Но ей чудилось, будто она знает, кем может быть бесплотный посетитель.
  Шайлер медленно отворила дверь и вошла в палату. Она положила на стоявший у телевизора столик на колесиках толстую пачку воскресных газет.
  Мать лежала на кровати, руки ее были сложены на животе. Светлые волосы, длинные и блестящие, рассыпались по подушке. Шайлер никогда не видела никого красивее своей матери. У нее было лицо мадонны с картины эпохи Ренессанса, безмятежное и исполненное покоя. Шайлер подошла к стулу в изножье кровати и снова оглядела комнату. Она заглянула в уборную, которой мать никогда не пользовалась. Потом отдернула шторы, почти ожидая, что за ними кто-то прячется. Пусто.
  Разочарованная, Шайлер вернулась на свое место у кровати.
  Она развернула воскресную газету. О чем почитать сегодня? О войне? Нефтяном кризисе? Стрельбе в Бронксе? Или выбрать журнальную статью о новой, экспериментальной испанской кухне? Шайлер решила остановиться на разделе о свадьбах и торжествах. Кажется, матери он нравился. Иногда, когда дочь читала ей что-нибудь особо интересное из светских сенсаций, у матери подергивались пальцы ног.
  Шайлер принялась за чтение.
  - "Сегодня днем Кертни Уоллах и Гамильтон Фишер Стивенс сыграли свадьбу в "Пирре". Новобрачной тридцать один год. Она окончила Гарвардский университет и Гарвардскую бизнес-школу..."
  Она с надеждой взглянула на мать.
  Никакого движения.
  Шайлер предприняла другую попытку.
  - "Вчера вечером Марджори Филдкрест Голдман вышла замуж за Натана Макбрайда. Свадьба проходила в "Трибека Руфтоп". Невесте двадцать восемь лет. Она - один из редакторов..."
  Опять ничего.
  Шайлер просмотрела анонсы. Она никогда не могла предсказать, что именно понравится матери. Сперва она думала, что Аллегра реагирует на новости о знакомых, о браках наследников и наследниц старинных нью-йоркских семейств. Но с тем же успехом мать могла вздохнуть, слушая трогательную историю о двух программистах, встретившихся в баре в Квинсе.
  Мысли Шайлер вернулись к загадочному посетителю. Она снова оглядела комнату и кое-что заметила. На столике стояли цветы. Букет белых лилий в хрустальной вазе. Недешевые гвоздики, продающиеся внизу. Изысканная композиция из высоких, великолепных цветов. Их пьянящий запах заполнял палату. Просто поразительно, как она не заметила их сразу. Кто же решил принести цветы женщине, которая лежит в коме и не способна их увидеть? Кто здесь был? И как ушел? И, что еще важнее, как он сюда попал?
  Может, стоит рассказать об этом бабушке? Прошлый визит она сохранила в тайне, побоявшись, что Корделия примет какие-нибудь меры, чтоб незнакомец больше не появлялся. Шайлер думала, что Корделия не одобрит визитов к ее дочери какого-то неизвестного мужчины.
  Шайлер перевернула страницу.
  - "Кэтрин Элизабет де Мениль заключила помолвку с Николасом Джеймсом Хоупом-третьим".
  Она взглянула на безмятежное лицо матери. Ничего. Даже складки у губ - призрака улыбки, и той нет.
  Шайлер взяла холодную руку Аллегры и погладила. Внезапно по щекам ее покатились слезы. Такого не случалось уже давненько - чтобы она расплакалась при виде матери. Но сейчас девушка плакала, не сдерживаясь. Мужчина, которого она видела сквозь окошко, тоже плакал. Тихая палата была наполнена неизбывным горем, и Шайлер рыдала обо всем, что утратила.
  
  ГЛАВА 18
  
  В понедельник в школе Оливер встретил Шайлер холодно. Он сел в столовой рядом с Диланом и не стал занимать место для подруги. Она помахала им рукой, но в ответ ей помахал только Дилан. Шайлер съела свой сэндвич в библиотеке, хлеб показался ей черствым, сухим и непропеченным, и у нее быстро пропал аппетит. Положение усугублялось тем, что, невзирая на их субботний танец, Джек Форс снова вел себя так, как будто ничего и не было. Он сидел со своими друзьями, постоянно околачивался рядом с сестрой и, по сути, вел себя совершенно по-прежнему. Как будто он ее и знать не знает. И это причиняло Шайлер боль.
  Когда занятия закончились, Шайлер заметила Оливера у шкафчиков, он смеялся над чем-то сказанным Диланом. Дилан взглянул на девушку с сочувствием.
  - Ладно, чувак, до встречи, - сказал Дилан, хлопнув Оливера по плечу. - Пока, Скай.
  - Пока, Дилан, - отозвалась Шайлер.
  Тогда, после того танца, они втроем - она сама, Блисс и Дилан - зашли перекусить в "Потрясающую пиццу Софии". Они поискали Оливера, но тот уже ушел. Возможно, он теперь никогда их не простит за то, что они что-то делали без него. Точнее говоря, он никогда не простит ее, Шайлер. Она достаточно хорошо знала Оливера, чтобы понять, что совершила самое настоящее предательство. Он ожидал, что подруга пойдет следом за ним, а она вместо этого отправилась танцевать с Джеком Форсом. Теперь Оливер накажет ее, лишив своей дружбы. Дружбы, которая была ей необходима, словно солнечный свет.
  - Привет, Олли, - произнесла Шайлер.
  Оливер не ответил. Он продолжал складывать книги в сумку, не глядя на девушку.
  - Олли, ну будет тебе! - взмолилась Шайлер.
  - Чего?
  Оливер дернул плечом, как будто лишь сейчас заметил ее присутствие.
  - Что значит - "чего"? Ты сам знаешь, - отозвалась Шайлер, сверкнув глазами.
  В глубине души она пришла в ярость от его поведения. Ей что, нельзя ни с кем больше дружить? Что это тогда за дружба?
  - Ты мне ни разу не позвонил за выходные. Мне казалось, мы собирались пойти в кино.
  Оливер нахмурился.
  - Что, правда? Что-то не припоминаю, чтобы мы о чем-то договаривались. Но знаешь, некоторым свойственно менять свои планы и не предупреждать об этом других.
  - Что ты имеешь в виду?
  Оливер пожал плечами.
  - Ничего.
  - Ты злишься на меня из-за Джека Форса? - сердито спросила Шайлер. - Это с твоей стороны просто свинство!
  - Он что, вправду тебе нравится? - поинтересовался Оливер. - Этот качок недоделанный.
  - Ничего он и не недоделанный! - возмутилась Шайлер.
  И сама удивилась тому, какие сильные чувства вдруг стал внушать ей Джек Форс.
  Оливер помрачнел. Он нетерпеливым жестом откинул челку со лба.
  - Ладно. Раз тебе так кажется, стручок...
  "Вторжение похитителей тел" был одним из их любимых фильмов. В нем инопланетяне, вылезающие из стручков, подменили всех интересных людей. Шайлер с Оливером стали называть стручками ровесников, действующих как автоматы. Сумки "Марк Джейкобс"! Японское распрямление волос! Джек Форс!
  Шайлер, сама не зная почему, почувствовала себя виноватой. Неужели это и вправду так дурно с ее стороны - считать Джека Форса хорошим?
  Ну да, он был самым популярным парнем школы - да, она вынуждена это признать, - и да, она привыкла кривиться при виде многочисленных его поклонниц, считающих, что он ходит по морю, аки посуху. Если тебе нравится Джек Форс - это так предсказуемо! Он умный, красивый и хорошо сложен. Ему все удается легко, играючи. Но если она решила перестать относиться к нему с отвращением, это еще не значит, что она превратилась в безмозглого робота. Правда же? Шайлер не могла понять, права ли она, и это ее беспокоило.
  - Ты просто завидуешь! - обвиняющим тоном бросила она.
  Глаза Оливера расширились. Он побледнел.
  - Чему?
  - Не знаю, но завидуешь.
  Шайлер в бессильном возмущении пожала плечами. Что, все всегда упирается в ревность? Ей подумалось, что где-то в глубине души Оливеру хотелось быть больше похожим на Джека. Хотелось, чтобы им восхищались. Как Джеком.
  - Да-да, конечно, - язвительно отозвался Оливер. - Я завидую его умению гоняться с палкой за мячом.
  - Олли, ну не надо так. Пожалуйста! Я правда очень хочу поговорить с тобой, но мне нужно срочно идти на собрание Комитета, и я...
  - Ты входишь в Комитет? - переспросил Оливер, словно не веря своим ушам. - Ты?!
  У него был такой вид, словно он в жизни не слыхал ничего более нелепого.
  Это что, настолько странно? Шайлер покраснела. Может, сама она и никто, но ее семья всегда занимала известное положение, так чему тут удивляться?
  Но как бы Шайлер ни было неприятно это признавать, Оливер был прав. Она сама не понимала, отчего вдруг ей оказали такую честь, хотя, когда она получила этот толстый белый конверт, Корделия снова оделила ее тем оценивающим взглядом, как в тот раз, когда у нее впервые проявились метки на руках. Как будто она впервые увидела собственную внучку. Как будто она ею гордилась.
  Шайлер не рассказала об этом Оливеру, поскольку было очевидно, что он приглашения не получал, он никогда не стал бы скрывать от нее таких вещей. Ей вдруг показалось очень странным, что в Комитет не пригласили Оливера, ведь его семейству принадлежала половина Верхнего Ист-Сайда и все графство Датчес.
  - Угу. Правда обхохочешься? - сказала она.
  Лицо Оливера окаменело. Он снова помрачнел и покачал головой.
  - И ты мне не сказала? - с трудом выговорил он. - Я теперь прямо уже и не знаю, как тебя и называть.
  Он зашагал прочь по коридору, а Шайлер осталась стоять, глядя ему вслед. И каждый шаг Оливера словно символизировал ту пропасть, что разделяла их теперь. Он был ее лучшим другом. Человеком, которому она доверяла, как никому более. Как он мог отказаться от нее из-за каких-то дурацких общественных предрассудков? Но Шайлер знала, почему он сердится. До сих пор они все делали вместе. А теперь ее пригласили в Комитет, а его - нет. Их пути внезапно разошлись. До чего же все глупо! Она сходит на заседание, потому что бабушке того хочется, а потом бросит Комитет. На кой он вообще ей сдался? Он ей совсем не интересен!
  
  ГЛАВА 19
  
  До чего же забавно смотреть, как другие пугаются вида свежей крови! Мими вспомнилось, как в прошлом году они сидели в этой самой комнате и думали, что пора начинать планировать ежегодный бал Четырех сотен. Тема, оформление, кого приглашать и чем завершить. Конечно, Джек знал: что-то происходит. От ее брата ничто не ускользало, судя по всему, такие, как они с Джеком, куда лучше были осведомлены о происходящем, чем прочие.
  У Мими тоже случались ретроспекции - воспоминания, обрушивающиеся на нее без предупреждения. Например, как в тот раз, когда она отправилась на остров Мартас-Винъярд, но вместо того, чтобы оказаться у ресторана "Черный пес", очутилась в каком-то фермерском доме, и на ней было ужасное полосатое бумазейное платье, хотите верьте, хотите не верьте. Или как в тот раз, когда она сдавала зачет по французскому, к которому совершенно не готовилась, и получила высшую оценку, потому что внезапно бегло заговорила по-французски.
  При этом воспоминании Мими улыбнулась и посмотрела на входящих в комнату членов Старшего комитета, в том числе и на свою мать. Каблуки туфель от Маноло Бланика негромко цокали по полу из розового мрамора. Было тихо. Женщины с безукоризненными прическами - прямо из салона - кивнули друг другу и весело помахали рукой своим детям.
  Зал Джефферсона в бывшем особняке Флудов, названный в честь третьего президента США, и выдержан был в стиле Монтичелло . Здесь были высокие сводчатые потолки, словно в соборе, на стенах висело несколько портретов кисти Гейнсборо. Посреди зала за большим круглым столом сидели новые члены Комитета, испытывавшие, судя по их виду, попеременно то скуку, то страх. Мими узнала не всех, некоторые были из других школ. Ну и уродливая же форма в "Найтин-гейле"! Прочие члены Младшего комитета сидели за партами либо стояли, прислонившись к подоконникам или скрестив руки на груди, и молча наблюдали за происходящим. Мими сразу заметила, что Джек соблаговолил удостоить их своим присутствием.
  Так значит, стражи все-таки решили включить эту ван Ален в Комитет. Странно. Мими совершенно не помнила ее в своем прошлом, хотя бы со времен Плимута. А ведь она должна бы где-то там быть. Надо получше покопаться в подсознании. Когда Мими оглядывала зал, она могла мельком разглядеть, кто кем был. Вот Кейти Шеридан, например, всегда была среди ее друзей: в 1850 году они вместе дебютировали, выезжали в свет во время своего первого сезона. А Лиззи Харрис год спустя была подружкой на ее свадьбе в Ньюпорте. А с Шайлер - ничего.
  Что же касается Джека, ну, они были вместе целую вечность и даже дольше. Он единственный, чье лицо она видела постоянно; он поджидал Мими в каждом ее воплощении. Если как следует заняться медитациями, возможно, она сумеет добраться до самых отдаленных глубин собственного прошлого, до поры их рождения, до Египта времен, предшествовавших потопу.
  Вперед выступила миссис Присцилла Дюпон, неизменная героиня всех колонок о светской жизни города, и она же - финансовая и социальная сила, стоящая за многими самыми внушительными культурными учреждениями Нью-Йорка. Подобно прочим присутствующим здесь женщинам, миссис Дюпон была сверхъестественно стройной, гладкое, без морщин лицо окаймляли блестящие, коротко подстриженные волосы. В черном костюме от Каролины Эррера она смотрелась элегантно и строго. Миссис Дюпон на правах председателя комитета и главы стражей объявила собрание открытым.
  - Добро пожаловать на первое в этом сезоне собрание нью-йоркского Комитета банка крови, - произнесла она, любезно улыбнувшись. - Ваше присутствие - большая честь для нас.
  Мими отвлеклась, пропуская мимо ушей дежурную лекцию о гражданском долге и о том, что положение обязывает, с перечислением множества услуг, которые Комитет оказывает обществу. Например, благодаря ежегодному балу была собрана огромная сумма денег для исследовательских программ, посвященных борьбе с такими связанными с кровью заболеваниями, как СПИД и гемофилия. Комитет основал немало больниц и исследовательских институтов, дал толчок изучению стволовых клеток и другим инновациям в медицине. Затем, после стандартных разглагольствований, миссис Дюпон внимательно посмотрела на десятерых юношей и девушек, сидящих за столом.
  - Но деятельность Комитета не ограничивается помощью другим.
  Воцарилась выжидательная тишина. Миссис Дюпон внимательно взглянула на каждого из десятки и произнесла:
  - Вас пригласили сюда сегодня потому, что все вы - особые.
  У нее был неподражаемый, искусно выработанный тембр голоса, одновременно успокаивающе мягкий и аристократически холодноватый.
  Мими заметила, что Блисс Ллевеллин явно не по себе. Она была зла на Блисс из-за Дилана, но, в конце концов, это проблемы Блисс. Подруга даже грозилась не пойти на собрание, но каким-то образом Мими заставила ее передумать.
  - Кое-кто из вас, - продолжала миссис Дюпон, - возможно, некоторое время назад заметил определенные перемены. Кто заметил у себя на руках голубые отметины?
  Сразу несколько рук протянулось вперед, и на некоторых из них сквозь кожу струился сапфировый свет.
  Миссис Дюпон кивнула.
  - Прекрасно. Это кровь начинает проявлять себя.
  Мими вспомнила, как была ошарашена, когда отметины начали проявляться у нее. Они образовывали сложный, причудливый узор, напоминающий восточные орнаменты, и тянулись от плеча до запястья. Джек показал ей свои отметины, и обнаружилась одна из тех вещей, которые кажутся совпадением, но на самом деле вовсе не совпадение, если они сближали руки, становилось видно, что их узоры абсолютно идентичны.
  Миссис Дюпон сообщила, что эти отметины - карта их персональных историй: так проявляет себя их кровь, Сангре Азул , свидетельствуя о принадлежности к роду.
  - Некоторые из вас обнаружили в себе удивительные способности. Замечали ли вы, что вдруг превосходно сдали тесты, к которым не готовились? Что ваша память сделалась фотографической?
  И снова кивки и бормотание.
  - Замечал ли кто-нибудь, что иногда время то неуловимо пролетает, то едва-едва ползет?
  Мими кивнула. Это тоже было составной частью происходящего: воспоминания, выдергивающие тебя из настоящего в прошлое. Идешь себе по улице, размышляешь о своих делах, а потом внезапно - бац! - и ты на той же самой улице, но в совершенно другом времени. Как будто смотришь какой-то клевый фильм, только отчего-то еще и играешь в нем главную роль.
  - Обнаружили ли вы, что можете есть что угодно и не поправляться?
  Кое-кто из девушек захихикал. Люди Красной крови приписали бы это хорошему обмену веществ. Мими и сама хихикнула. Как будто кто-то из них может есть столько кексиков со взбитыми сливками, сколько им вздумается, и оставаться такой же стройной, как она! Именно за это Мими особенно ценила свою принадлежность к голубокровным. К счастливцам. К избранным.
  - Вкус прожаренного мяса сделался непереносим? Вы начали страстно мечтать о сыром мясе, с кровью?
  Сидящие за столом переглянулись, им явно было не по себе. Блисс особенно заметно побледнела. Мими подумалось, интересно, а с кем-нибудь было так же, как с ней в тот день, когда она в одиночку проглотила несколько сырых отбивных? Она тогда пожирала их, не обращая внимания на то, что кровь течет по подбородку, и вид у нее был такой, словно она сбежала из психушки. Судя по лицам тех, кто сидел за столом, подобное много с кем случалось.
  - И последний вопрос: у скольких из вас за последний год появились домашние любимцы? Конкретнее говоря - собаки?
  Тут руки подняли все. Мими вспомнила, как она нашла своего чау, Поки, на берегу в Хэмптонсе, а Джек в тот же день обзавелся Патч. Отец был тогда так горд ими!
  - Сколько из них - бладхаунды?
  На этот раз руку подняла лишь Шайлер. Мими скривилась. Джек тоже заслужил бладхаунда - высший уровень. Это раздражало.
  - Мы собрались здесь, чтобы сказать вам: не волнуйтесь. Все, что с вами происходит, совершенно нормально. Причина всего этого кроется в том, что вы, как и я, как и сидящие здесь ваши друзья и соученики, как ваши родители, бабушки и дедушки, братья и сестры и другие родственники, вы принадлежите к долгой и славной общности Четырех сотен.
  Миссис Дюпон щелкнула пальцами, и в зале погас свет. Но и она, и прочие члены Комитета продолжали сиять. В них горел внутренний свет, подчеркивающий черты. Они словно были высечены из белого просвечивающего мрамора.
  - Это называется иллюмината, один из даров, что помогает нам в ночи и делает нас видимыми друг для друга.
  Кто-то из учеников вскрикнул.
  - Не тревожьтесь - вам ничего не угрожает, ибо мы с вами одно целое.
  Голос ее был мелодичным и гипнотизирующим.
  - Все это - часть цикла проявления. Вы - новая Голубая кровь. Сегодня день вашего посвящения в тайны истории. Добро пожаловать в новую жизнь.
  На лицах новеньких застыло потрясение. Мими вспомнила, как было страшно ей самой. Не потому, что она боялась Комитета, это была совершенно другая, более сложная разновидность страха. Это был ужас того, кто наконец-то осознает правду. И сейчас тот же самый страх читался на лицах новичков.
  Они начали путешествие во тьму внутри их самих.
  
  ГЛАВА 20
  
  Вампиры?
  Они что, свихнулись тут все?
  Комитет - всего лишь прикрытие для стаи кровососов из второсортных ужастиков? Так значит, они не просто верхушка светского общества. Они не просто дети из богатых семей. Они худые не потому, что извергали обратно все съеденное. И они быстрые, сильные и умные не благодаря своим талантам, а потому - обхохотаться можно! - что они нежить?
  Шайлер наблюдала за происходящим, одновременно и устрашенная, и зачарованная этим подобием религиозного обряда. Все ее догадки и предположения о том, на что она подписывается, оказались неверны. Надо отсюда удирать. Шайлер отодвинула кресло и совсем было собралась выйти прочь.
  Но она заколебалась и уселась обратно. Это казалось слишком грубым и противоречило здравому смыслу. То, что они говорили, многое объясняло. Например, синие метки у нее на руках.
  Судя по всему, их кровь светится сквозь кожу, потому что начинает проявлять себя, начинает вновь воссоединяться со знанием, мудростью и памятью их прошлых жизней. Потому что их кровь была живая - это и делало их неумирающими, их кровь насчитывала тысячи лет, от начала времен, она была живой базой данных их бессмертного сознания. Она обладала собственной волей, и для тех, кто принадлежал к Голубой крови, взрослеть - означало учиться, как получать доступ к огромной массе знаний, живущих в тебе, и обретать над ними контроль.
  Твоя физическая оболочка перестанет существовать через сотню лет, и ты уйдешь отдыхать до тех пор, пока тебя не призовут на следующую фазу цикла. Или ты можешь предпочесть не отправляться на отдых, а сохранить ту же самую физическую оболочку и стать бессмертным, подобно нескольким старейшинам, но для этого требуется особое разрешение. Большинство представителей Голубой крови проходят сквозь цикл. Как они это называют? Три стадии жизни вампира: проявление, развитие, удаление.
  А насчет бладхаунда - с этим Шайлер поспорить не могла. Однажды Бьюти просто пошла за ней на улице и с тех пор стала буквально частью ее самой. Миссис Дюпон объяснила, что их псы-фамильяры на самом деле - часть их души, переместившаяся в материальный мир, дабы защищать их. Возраст с пятнадцати до двадцати одного года назывался у голубокровных Закатными годами: в этот период стадии проявления они были наиболее уязвимы, пока переходили от своей человеческой сущности к вампирской. Проявление крови, влекшее за собой шок воспоминаний, головокружение, тошноту, делало их слабыми, и собаки были их защитниками и ангелами-хранителями. Они заботились о том, чтобы подопечные дошли до следующей фазы целыми и невредимыми.
  И все же это казалось невероятным. Шайлер была убеждена, что Комитет с этим их свечением использовал какой-то трюк в духе Хэллоуина. Даже Джек. Вот почему он светился тем вечером во время танца. Вот почему она видела его в темноте.
  "А что скажет Оливер, когда я ему расскажу!"
  Ох! Ей же не положено этого делать! Красной крови, то есть людям, нельзя об этом знать. Хотя люди-фамильяры - те, с кем ты проделываешь ту штуку с латинским названием, ну, такое у них замысловатое название для кровопийства, знать могут, но потом церемония заставляет их обо всем забыть. Как-то так.
  Там в процессе участвовала какая-то гипнотическая сущность, которая вызывала у фамильяров амнезию и порождала преданность Голубой крови. Шайлер представить себе не могла, чтобы ей захотелось пить чью-то кровь. Мерзость какая! Хотя какая разница - она все равно не может ничего рассказать Оливеру, потому что он с ней не разговаривает.
  Еще у кровопьющих оказалась куча всяких правил, которым полагалось подчиняться: типа того, что одновременно можно иметь только нескольких фамильяров и использовать их разрешается не чаще чем раз в сорок восемь часов. Судя по всему, жизнь вампиров вовсе не походила на то, о чем пишут в книжках и показывают по телевизору: книжно-киношные вампиры - всего лишь вымысел конспираторов, отдела Комитета, специально занимающегося тем, чтобы не позволить Красной крови узнать правду об их существовании. Румынские представители Голубой крови с их мрачным чувством юмора породили миф о графе Дракуле. Конспираторы занимались дезинформацией. Все способы, якобы позволяющие убить вампиров - распятие, чеснок, солнечный свет - были чистой воды выдумкой. Представлением конспираторов о шутках.
  Потому что, если верить Комитету, способа убить вампира не существовало. Вообще. Смерть для них была всего лишь иллюзией.
  Шайлер узнала, что голубокровные не любили распятие исключительно потому, что оно напоминало им об их падении и изгнании из Царствия Небесного. (В этот момент Шайлер решила, что эти люди пудрят мозги даже самим себе. Они никак и вправду верят, что являются бывшими ангелами или чем-то подобным. Только этого миру и не хватало - компании богачей, занятых самовосхвалением.) А чеснок, похоже, был объявлен ужас-ужас-ужасом исключительно из-за запаха. Миссис Дюпон все разливалась соловьем, рассказывая о том, какое большое место в образе мыслей голубокровных играет эстетика, и о том, что они ценят красоту и гармонию выше всего. (Что, даже превыше итальянской кухни?) И что солнечный свет, опять же, просто напоминает им рай, из которого они были изгнаны, но большинство вампиров любят солнце, отсюда и совершенно убойный загар у членов Комитета. Они живут вечно, но не в одном и том же облике и не всегда в одно и то же время. В каждом цикле их бывает всего четыре сотни. Они могут переваривать пищу, но большинство делает это исключительно по привычке или в виде уступки обществу. По достижении определенного возраста им для насыщения требуется исключительно человеческая кровь. Оказывается, так называемое полное потребление, то есть когда из человека выпивают всю кровь и тем самым убивают его - жесточайшее табу. Первая заповедь кодекса вампиров - не причинять вреда людям-фамильярам.
  Поскольку люди не могут отдавать по многу крови, у большинства голубокровных имеется несколько людей-фамильяров, которых они чередуют в своем расписании питания, под маской разнообразных любовных связей. Так вот зачем Мими все эти кавалеры! Это часть образа жизни Голубой крови. А Китти Маллинс, она что, одна из фамильяров Джека? Наверное, да, потому как среди присутствующих ее не видно. Внезапно Шайлер перестала завидовать Китти Маллинс. Ей стало жаль бедняжку.
  Стражи сообщили, что главнейшая задача их рода - пройти цикл через проявление и развитие до такого состояния, в каком Господь сможет простить их и взять обратно на небо.
  Ну да, конечно.
  Шайлер не поверила ни единому слову. Все это чей-то идиотский, тошнотворный и совершенно не смешной розыгрыш. Шайлер не удивилась бы, если бы из какого-нибудь бокового кабинета вдруг выскочил оператор, снимающий реалити-шоу. Но прочие новички тихо что-то бормотали, а кое-кто из сидящих рядом с ней чуть не плакал от облегчения.
  - Я жутко боялась, что схожу с ума, - донеслись до Шайлер слова Блисс Ллевеллин.
  Оказалось, что, подписывая бумаги для вступления в Комитет, они одновременно подписались под кодексом Голубой крови. Этот кодекс является для голубокровных своего рода десятью заповедями - так сказать, законами творения, и все они связаны его требованиями.
  Каждый понедельник они будут больше узнавать о своей истории и учиться контролировать свои силы. Силы вампиров проявляются различным образом. Наиболее распространены очень высокие умственные способности и сверхъестественная физическая сила. Большинство вампиров могут читать мысли людей, но контролировать чужое сознание, внушая свою волю более слабому существу, способны только самые могущественные. Изредка встречаются оборотни, способные изменять физический облик по собственной воле. Самая редкая из всех - способность останавливать время. За всю историю лишь один из голубокровных смог пустить ее в ход, и применена она была всего единожды за все века их пребывания на земле.
  Еще одна из целей встреч - помощь молодым вампирам в выборе цели на данный цикл. Шайлер узнала, что именно Голубой крови обязаны своим основанием почти все важнейшие культурные учреждения города, включая музей "Метрополитен", Музей современного искусства, Собрание Фрика, Музей Гуггенхайма, Нью-Йоркский городской театр балета и "Метрополитен-опера". Голубокровные были членами правлений, наемными руководителями и специалистами по привлечению денежных средств. Именно деньги Голубой крови поддерживали существование всех этих замечательных учреждений.
  Миссис Дюпон объяснила, что, когда они станут старше, у них появится возможность поработать на общее благо в разнообразных комитетах. Молодое поколение голубокровных уже действовало, организуя бал "За спасение Венеции", вечера общества молодых коллекционеров в Музее американского искусства Уитни и благотворительные акции в поддержку Хай-Лайн, наряду с прочими достойными делами.
  И конечно, они также планировали ежегодный бал Четырех сотен. Самое значительное светское событие года, проходящее в бальном зале отеля "Сент-Регис" в декабре, было частью традиции, которой еще в "позолоченном веке" положила начало группа представителей Голубой крови. Тогда его называли Патрицианским балом.
  Но Шайлер по-прежнему казалось все это бредом. Когда собрание распустили, несколько новичков, сбившись в группку, принялись задавать старшим членам Комитета еще какие-то вопросы. Шайлер же быстро вышла из зала. Она не заметила, что за ней кто-то последовал.
  Он появился перед ней без предупреждения.
  - Привет! - улыбнувшись, произнес Джек Форс.
  Волосы его были, как всегда, восхитительно взъерошены. Глаза на красивом, словно изваянном скульптором лице сверкали, как два изумруда.
  - Блин, ты как это делаешь?! - не сдержалась Шайлер.
  Джек пожал плечами.
  - Тебя научат. Это просто одна из наших способностей.
  - Ну что ж, "мы" не собираемся тут торчать, чтобы это выяснить, - бросила Шайлер, отодвинув Джека с дороги.
  - Шайлер, подожди!
  - Чего мне ждать?
  - Такого не должно было быть. Это собрание созвали слишком рано. Обычно его проводят весной. А к тому моменту почти все уже все понимают, по воспоминаниям. Ты начинаешь осознавать, кто ты, прежде чем тебе кто-то что-то скажет. Собрание - всего лишь формальность. Обычно те, кого приглашают в Комитет, уже все знают.
  - И что?
  - Я понимаю, что этого чересчур много, для того чтобы сразу освоиться. Но помнишь, что случилось в субботу вечером? Когда мы вальсировали? Мы видели это потому, что это уже происходило раньше. Все, что она сказала - правда.
  Шайлер покачала головой. Нет. Она не собирается на это покупаться. Может, они все тут перебрали "Кул-эйд" с какой-то дурью, но у нее мозги на месте. Вампиры, прошлые жизни и бессмертие бывают только в кино и книжках. А она, Шайлер, живет в реальном мире. И переселяться в психушку в обозримом будущем не планирует.
  - Сделай вот так, - сказал Джек и постучал пальцами себе по челюсти.
  - Зачем?
  - Тебе пора начать ощущать их. Прямо сейчас. - Он надавил пальцами по сторонам от рта.
  - Здесь?
  - Ну да, я знаю, люди Красной крови считают, что кусательные у нас передние клыки, но к этому тоже приложили руки конспираторы. На самом деле мы используем зубы мудрости.
  - Зубы мудрости? Те самые, которые выдирают стоматологи? - переспросила Шайлер, едва сдержавшись, чтоб не закатить глаза.
  - Ох, я совсем забыл, что у Красной крови тоже употребляют такое название. Нет, не настолько далеко. Они позаимствовали термин у нас, но означает он другое. Ну, давай же, попробуй. Они начинают появляться примерно в это время.
  Шайлер все-таки закатила глаза. Она попыталась что-нибудь нащупать во рту.
  - Да ничего там не... Ой!
  С обеих сторон за маленькими зубами - она никогда прежде не обращала на них внимания - обнаружилось что-то острое.
  - Если сосредоточиться, ты можешь их выдвинуть.
  Шайлер ощупала зубы и представила, как они удлиняются, выходя из десен. Поразительно, но маленькие эмалевые клыки двинулись вниз.
  - Ты можешь научиться выпускать и прятать их.
  Шайлер попыталась так и сделать. Она нащупала острый как иголка кончик зуба, и ее замутило от волнения. Она хотела обуздать свои ощущения и не смогла.
  Потому что лишь сейчас осознала то, что все это время пыталась отвергать.
  Что она - вампир. Бессмертная. Опасное существо. Ее клыки достаточно остры, чтобы пронзить плоть человека и дойти до крови. Шайлер медленно втянула клыки, и их исчезновение причинило ей боль.
  Она действительно одна из них.
  
  ГЛАВА 21
  
  Собрание завершилось, но у Блисс по-прежнему голова шла кругом от того, что она узнала. Она - вампир. Нет, тут же поправила она себя, "вам-пире" - на древнем наречии, языке Голубой крови, означает "огненный ангел". Одна из неумирающих. Так вот как объясняются те воспоминания и ночные кошмары. И голоса, звучащие в сознании. Как странно думать о том, что ее кровь - живая. Но старшие говорят, что все они жили прежде, давным-давно, и что их призывают для службы, когда в них возникает нужда. Настанет день, и они будут полностью владеть воспоминаниями и научатся их использовать.
  У Блисс камень с души свалился. Так значит, она не сошла с ума! Она не теряет рассудок. То происшествие в "Метрополитене", когда она отключилась, не успев поцеловаться с Диланом, наверное, тоже было частью всего этого. Вот что имела в виду доктор Пат. Что она - нормальная. Что ей полагалось испытывать головокружение и тошноту. Потому что ее тело и ее кровь изменялись. Может быть, теперь, когда она понимает, почему ей снятся кошмары, они прекратят ее изводить.
  После окончания собрания Мими, широко улыбаясь, подошла к Блисс.
  - Ты как, в порядке? - мягко поинтересовалась она.
  Мими по себе знала, что нужно некоторое время, чтобы освоиться с такими новостями. Но обнаружить, что ты принадлежишь к Голубой крови, это что-то вроде окончания школы и получения диплома. Когда их с Джеком приняли в члены Комитета, родители в качестве сюрприза устроили им вечеринку в "Клубе-21".
  Блисс кивнула.
  - Ну ладно, пойдем, возьмем себе мясо по-татарски, - предложила Мими.
  Они прошли несколько кварталов до "Ла гулю" и заняли столик на веранде. День уже клонился к вечеру, но было солнечно и все еще достаточно тепло, чтобы сидеть на улице. Девушки быстро сделали заказ.
  - Слушай, дай я все-таки разберусь толком. Нас нельзя убить? - спросила Блисс, придвигая стул поближе, чтобы их никто не подслушал.
  - Нет, мы живем вечно, - беззаботно произнесла Мими.
  - То есть как - вечно?
  Блисс все еще не могла осознать это. Как именно она может жить вечно? Она что, не станет морщинистой и дряхлой?
  - Вот так - вечно, - отозвалась Мими.
  - А как насчет серебряного кола в сердце?
  - Только если кол от "Тиффани"! - хихикнула Мими и отпила "Пеллегрино". - Нет, серьезно, ты пересмотрела "Баффи - истребительницу вампиров". Нам ничто не может причинить вред. Но ты же знаешь Голливуд! Им непременно нужно измыслить способ как-нибудь нас да прикончить. Уж не знаю, с чего бы вдруг у нас такая плохая репутация.
  Мими мило улыбнулась - прекрасное чудовище.
  - Ну, вообще-то это все работа конспираторов. Им нравится вводить Красную кровь в заблуждение.
  Блисс пыталась разобраться во всем до конца.
  - Но через сто лет мы все равно умрем?
  - Только физическая оболочка. Если ты так решишь. Твои воспоминания сохраняются вечно, так что на самом деле ты не умираешь, - пояснила Мими, взяла маленькую зеленую бутылку с шипучкой и сделала еще глоток.
  - А как насчет питья крови?
  - Это клево, - отозвалась Мими. Она подумала о своем итальянском жеребчике, и глаза ее мечтательно заблестели. - Круче секса.
  Блисс покраснела.
  - Не будь такой скромницей. У меня этих людей была прорва.
  - Ты, можно сказать, вампирская женщина свободного поведения, - пошутила Блисс.
  Лицо Мими потемнело, но потом она уловила, в чем тут юмор.
  - Угу, я - настоящая женщина-вамп.
  Принесли их заказ: недожаренные розовые ломтики карпаччо из тунца для Мими и гору мяса по-татарски, залитого сырым яйцом, для Блисс.
  Блисс мысленно поблагодарила того, благодаря кому поедание сырой говядины сделалось не просто допустимым, но даже модным, и энергично принялась за поданное блюдо. Интересно, а как себя будет чувствовать Дилан, если она захочет сделать его своим фамильяром? И как это делается - просто начинаешь нежничать, целоваться, а потом берешь и кусаешь?
  Столики на веранде быстро заполнялись обедающими. В основном это были женщины в элегантных кожаных и замшевых пиджаках и простых джинсах, с набитыми пакетами из магазинов на Мэдисон-авеню, они останавливались здесь передохнуть немного после утомительного дня, потраченного на примерку одежды. Блисс огляделась по сторонам. Почти на каждом столике можно было увидеть подобные сырые блюда. Интересно, многие ли среди посетителей принадлежат к Голубой крови? Может, вообще все?
  - А солнце? Оно нас не убивает? - спросила Блисс в промежутке между двумя кусками мяса.
  Мясо, холодное и терпкое, таяло во рту.
  - А что, ты сейчас корчишься и умираешь? - фыркнула Мими. - Да все мы каждое Рождество отправляемся на Палм-Бич!
  Блисс вынуждена была признать, что и вправду не умирает от солнца. Но она ощущала какой-то зуд, о чем и сообщила Мими.
  - Сходи покажись доктору Пат. Если у тебя аллергия, она тебе пропишет таблетки. У некоторых из нас и вправду бывает на него аллергия. Это генетическое. Но тебе повезло, эти таблетки заодно избавляют от прыщей. Правда, здорово?
  Мими положила вилку, промокнула губы салфеткой, потом достала пилочку для ногтей и принялась подтачивать зубы.
  - Это полезно для клыков, - будничным тоном сообщила она.
  Блисс пришла в замешательство. На мгновение ей показалось, что она видит вместо Мими человека, которого вроде бы давно знает.
  - Что, оно случилось?
  - Ты о чем?
  - Ты увидела меня. Ну, то есть какую-то мою версию, из какой-то твоей прошлой жизни.
  - Так это было оно?
  - А кем я была? - с любопытством спросила Мими.
  - А ты не знаешь?
  Мими вздохнула.
  - На самом деле нет. Можно заняться медитацией и узнать всю свою историю, но это больно, в определенном смысле. Вообще-то и ни к чему.
  - Ты выходила замуж, - сообщила Блисс. - На тебе был венец.
  - О-о-о... - Мими улыбнулась. - Интересно, когда это было? Этого раза я не помню. Я выходила замуж в Бостоне, Ньюпорте и Саутгемптоне, который в Англии, а не на Лонг-Айленде. Видишь ли, мы оттуда. Во всяком случае, жили там перед тем, как переселиться сюда. Я помню, когда мы обосновались в Плимуте, а ты? Я могу возвращаться назад до этого срока. Пока что.
  Но Блисс не сказала Мими, что в своем воспоминании она увидела, как Мими страстно целуется со своим женихом. И что жених этот до ужаса похож на ее брата Джека. Блисс от гадливости даже бросило в дрожь. Может, этому есть какое-то объяснение, что-то, связанное с Голубой кровью, но пока что Блисс предпочла оставить тревожащую картину при себе.
  
  ГЛАВА 22
  
  Корделия попросила Шайлер встретиться с ней в вестибюле "Сент-Региса" после школы, чтобы вместе выпить чаю. Когда Шайлер подошла, Корделия уже ждала ее за тем же столиком, что и обычно. Бабушка сидела в середине светлой, красивой комнаты, у ног ее лежала Бьюти, собака Шайлер. Обычно в "Сент-Регис" в обеденный зал с домашними животными не допускали, но для Корделии сделали исключение. В конце концов, отель "Астор Корт" получил свое название в честь прабабушки Корделии.
  Шайлер подошла к бабушке, терзаясь одновременно раздражением и дурными предчувствиями.
  Корделия невозмутимо восседала, как всегда выпрямившись и скрестив руки на груди. Она выглядела энергичной и полной сил. Кожа ее сияла, а в светлых волосах цвета платины виднелся лишь намек на серебро. Шайлер впервые обратила внимание на то, что бабушка всегда так выглядит после своего еженедельного визита к Хорхе. И ей сделалось любопытно: а действительно ли этот знойный выходец из Южной Америки всего лишь парикмахер Корделии? Или он один из ее фамильяров? Подумав, Шайлер решила, что не хочет этого знать.
  - Мне хотелось первой поздравить тебя, - сказала Корделия.
  - Я и не знала, что должна чувствовать себя счастливой по этому поводу, - отозвалась Шайлер.
  Корделия указала на стул, стоящий напротив.
  - Присаживайся, внучка. Нам о многом нужно поговорить.
  Появился официант в смокинге. Корделия заказала чай из трех перемен.
  - Мне "Китайские цветы", пожалуйста, - решила она, закрывая меню.
  Шайлер уселась, и Бьюти тут же примостила голову ей на колени. Шайлер рассеянно погладила собаку. Интересно, действительно ли Бьюти ее ангел-хранитель или просто подобранный ею потерявшийся пес? Девушка бросила беглый взгляд на меню в кожаном переплете и быстро пролистала его.
  - Меня вполне устроит "Эрл Грей".
  Дождавшись, пока официант отойдет, Шайлер сердито спросила:
  - Почему ты мне ничего не говорила раньше?
  - У нас так не принято, - просто произнесла Корделия. - Нельзя взваливать груз знания, пока ты к этому не готова. А мы обнаружили, что Присцилла отлично с этим справляется на церемонии вступления.
  Присцилла Дюпон. Глава стражей. Председатель Комитета. Светская львица. Кем бы она ни являлась на самом деле.
  - Корделия, а сколько тебе лет? - спросила Шайлер.
  Бабушка улыбнулась. Улыбка была печальной и понимающей.
  - Ты верно догадалась. Я вышла за пределы обычного цикла. Я устала от этого проявления. Но у меня есть причины оставаться.
  - Из-за моей матери... - закончила Шайлер.
  Ей пришло в голову, что Корделии, должно быть, позволили жить подольше, чтобы она могла заботиться о ней, Шайлер, поскольку ее мать... а что, собственно, с ее матерью на самом деле? Если она всемогущий вампир, почему же она в коме? На лице Корделии отразилась боль.
  - Да. Твоя мать сделала ужасный выбор.
  - Почему? Почему она в коме? Если она неуязвима, почему она не приходит в себя?
  - Я не желаю это обсуждать! - отрезала Корделия. - Что бы она ни сделала, ее наследие должно быть честью для тебя.
  Шайлер хотела спросить у бабушки, что та имеет в виду, но тут прибыл официант с серебряным трехъярусным подносом, нагруженным ячменными лепешками, сэндвичами и птифурами. Рядом с фарфоровыми чашками стояли сверкающие серебряные чайники с заваркой.
  Шайлер поспешила налить себе чаю, но ее остановило предостережение бабушки.
  - Ситечко!
  Девушка кивнула и положила поверх своей чашки серебряное ситечко. Официант наполнил чашку горячим чаем. В воздухе разлился приятный запах бергамота. Шайлер улыбнулась. Она с раннего детства любила этот ритуал. В отдалении арфист наигрывал нежную мелодию.
  На несколько мгновений разговор прервался: Шайлер с бабушкой наслаждались лакомствами. Шайлер положила на лепешку ложку девонширнского крема, а сверху водрузила изрядный кусок лимонного мармелада, откусила и замычала от восторга.
  Корделия промокнула губы салфеткой. Она выбрала маленький сэндвич с крабовым салатом, откусила чуть-чуть и положила его обратно на тарелку.
  Шайлер обнаружила, что умирает с голода. Она взяла сэндвич - маленький, квадратный, с огурцом и еще одну лепешку.
  Официант, ненавязчиво приблизившись, заново наполнил два верхних яруса на их подносе.
  - Так почему ты считаешь, что мне повезло получить такое наследие от матери? - спросила Шайлер у бабушки.
  Она была сбита с толку.
  Корделия выражалась так, словно у нее, Шайлер, имелся выбор, кем ей быть, а судя по всему, что сказали на встрече, принадлежность к Голубой крови - это ее судьба.
  Корделия пожала плечами. Она приподняла крышечку чайника и, нахмурившись, взглянула на официанта, тихо стоявшего у стены.
  - Будьте любезны, добавьте кипятка, - сказала она.
  - Ты действительно моя бабушка? - спросила Шайлер между пережевыванием двух кусков бутерброда из ржаного хлеба и копченого лосося.
  Корделия снова улыбнулась. Это смущало: как будто вдруг приподнялся занавес и Шайлер дозволили взглянуть на истинную сущность старой женщины.
  - Строго говоря - нет. Ты умна, раз заметила это. Нас всегда было четыре сотни от начала времен. У нас нет потомства в традиционном смысле этого слова. Как тебе теперь известно, на протяжении циклов многие из нас оказываются призваны, но некоторые предпочитают отдохнуть. Все больше голубокровных предпочитают отдыхать, бездействовать, не развиваться, оставаться в изначальном состоянии. Когда наши тела умирают, остается лишь капля крови с образчиком нашей ДНК, и когда настает час выпустить в мир новый дух, тем из нас, кто решает завести ребенка, внедряют новую жизнь. Так что в каком-то смысле мы с тобой связаны родством, но при этом и не связаны им вовсе. Но ты моя подопечная, и я за тебя отвечаю.
  Шайлер пришла в недоумение от слов бабушки. Что Корделия имела в виду?
  - А мой отец? - нерешительно поинтересовалась она, думая о том высоком мужчине в темном костюме, что навещал ее мать.
  - Твой отец - не твоя забота, - холодно отозвалась Корделия. - Выброси его из головы. Он был недостоин твоей матери.
  - Но кто он?..
  Шайлер никогда не знала отца. Ей было известно лишь его имя - Стивен Чейз - и то, что он был художником. Они с матерью познакомились на открытии галереи. И все. О семье отца она не знала ничего.
  - Довольно. Он скончался - это все, что тебе следует знать. Я уже говорила: он умер вскоре, после твоего рождения, - произнесла Корделия.
  Она погладила внучку по голове. Это было первое физическое проявление приязни с ее стороны за очень долгий срок.
  Шайлер взяла фруктовое пирожное с клубникой. Она чувствовала себя словно спущенный шарик. Ей было тревожно, как будто Корделия о чем-то умалчивает.
  - Видишь ли, мы переживаем нелегкие времена, - пояснила Корделия, оглядев блюдо с птифурами и выбрав печенье с лесными орехами. - Среди нас становится все меньше и меньше тех, кто решает должным образом проходить цикл, и наши ценности, наш образ жизни стремительно исчезают. Теперь редкие из нас твердо придерживаются кодекса. Процветают развращенность и инакомыслие. Некоторые боятся, что мы никогда не достигнем возвышенного состояния. Напротив, многие предпочитают угаснуть во тьме, что грозит поглотить нас. Бессмертие - это проклятие и благословение. Я уже прожила слишком долго. Я слишком многое помню.
  Корделия взяла чашку, изящно отставив палец, и сделала глоток.
  Когда она вновь поставила чашку, лицо ее изменилось. Оно поблекло на глазах, и Шайлер стало жаль немолодую женщину, не важно, вампир она или нет.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Мы живем в грубое время, полное вульгарности и отчаяния. Мы должны прилагать все усилия, чтобы влиять на него, чтобы указывать путь. Мы - творения красоты и света, но люди Красной крови больше не слушают нас. Мы становимся ненужными. Их нынче слишком много, а нас слишком мало. Теперь их воля будет изменять этот мир, а не наша.
  - О чем ты? Чарльз Форс - самый богатый и влиятельный человек в этом городе, а отец Блисс - сенатор. А ведь они оба из Голубой крови, верно же?
  - Чарльз Форс! - мрачно произнесла Корделия, размешивая мед в чае. Она положила ложечку с таким стуком, что остальные посетители оглянулись на нее. Лицо ее закаменело. - У него свои представления о задачах. Что же касается сенатора Ллевеллина, занимать политическую должность - это прямое нарушение кодекса. Мы не вмешиваемся напрямую в человеческую политику. А посмотри на его жену! - с ноткой отвращения продолжила Корделия. - В ее вкусах и манере одеваться нет ничего от традиций Голубой крови. Полагаю, это называется деградацией.
  Шайлер коснулась руки бабушки. Корделия вздохнула.
  - Ты славная девочка. Я и так уже сказала тебе слишком много. Но, надеюсь, это поможет тебе когда-нибудь осознать правду. Не сейчас.
  И более Корделия не пожелала говорить на эту тему.
  Они допили чай в молчании. Шайлер надкусила шоколадный эклер, но положила его обратно на тарелку, не доев. После всего сказанного Корделией ее аппетит куда-то подевался.
  
  ГЛАВА 23
  
  Просто свихнуться можно, как лучший друг может тебя уязвить, чтобы причинить боль. Оливер знал, куда уколоть. Стручок, скажет тоже! А сам-то с его скутером и стрижками по сто баксов? А его празднования дня рождения на их яхте двести футов длиной? Или ему досадно, что он не популярен?
  После собрания Комитета и чаепития с Корделией Шайлер чувствовала себя выбитой из колеи, все знания и привычные убеждения пошатнулись.
  Бабушка столь многое подтвердила касательно их прошлого и еще о большем умолчала. Почему мать впала в кому? Что случилось с отцом? Шайлер чувствовала себя даже более потерянной, чем всегда, особенно после того, как Оливер перестал с ней разговаривать. Они никогда еще ни из-за чего не ссорились и вообще шутили, что они - две половинки одного человека. Им нравилось одно и то же (рэппер Пятьдесят Центов, научно-фантастические фильмы, бутерброды с пастромой и густым слоем горчицы) и не нравилось одно и то же (Эминем, понтовая жвачка для мозгов, за которую дают премию Академии, самодовольные вегетарианцы). Но теперь, когда Шайлер перевела Джека из раздела "фигово" в раздел "клево", не заручившись одобрением Оливера, он с ней порвал.
  Остаток недели прошел без инцидентов. Корделия, как обычно осенью, уехала пожить на Мартас-Винъярд, Оливер по-прежнему наотрез отказывался признавать существование Шайлер, и с Джеком ей так и не удалось еще раз поговорить. Но на данный момент Шайлер была настолько занята проблемами реального мира - биологией, домашними заданиями, сдачей эссе по английскому, что ей было не до разборок со всем этим.
  Когда она выдвигала и прятала клыки, челюсть у нее болела, зато она с облегчением обнаружила, что уже не чувствует этого глубинного, нутряного голода. Она узнала от бабушки, что священное целование - это очень важная церемония и большинство принадлежащих к Голубой крови ждут официального брачного возраста, восемнадцати лет, прежде чем исполнить ее, но случаи преждевременного питья крови учащаются с каждым поколением, некоторые вампиры теперь заводят первого фамильяра в четырнадцать-пятнадцать лет. Кодекс также запрещал брать кого-то из Красной крови без его согласия.
  Повинуясь какому-то порыву, Шайлер решила навестить мать в больнице в пятницу после школы, поскольку Оливер не позвал ее к себе, как это обычно бывало прежде. Кроме того, у нее имелся план, и она не хотела дожидаться воскресенья, чтоб попытаться осуществить его.
  Шайлер решила порасспрашивать мать, вместо того чтобы традиционно читать ей воскресные газеты. Даже если Аллегры не сможет ответить, будет хорошо просто выговориться, озвучить все свои вопросы.
  В будний день в больнице было тихо и малолюдно. Пустые коридоры навевали ощущение заброшенности. Жизнь повсюду зачахла, даже медсестрам, похоже, не терпелось скорее уйти на выходной.
  Шайлер снова, прежде чем войти к матери в палату, посмотрела в окошко. И как и в прошлый раз, у изножья кровати обнаружился все тот же седовласый мужчина. Он что-то говорил матери. Шайлер приложила ухо к двери.
  - Прости меня... прости... очнись, пожалуйста, позволь помочь тебе...
  Шайлер смотрела и слушала. Она знала, кто это. Это должен быть он. Сердце девушки от возбуждения забилось чаще.
  Мужчина продолжал:
  - Ты уже достаточно долго наказываешь меня и себя. Вернись ко мне, умоляю!
  Тут к Шайлер подошла сиделка матери.
  - Привет, Шайлер. Что это ты делаешь? Почему не заходишь? - поинтересовалась она.
  - Вы его видите? - шепотом спросила Шайлер, указав в окошко.
  - Кого - его? - озадаченно переспросила сиделка. - Я никого не вижу.
  Шайлер сжала губы. Так значит, незнакомца видит только она. Все было так, как она и думала. Девушка ощутила трепет предвкушения.
  - Не видите?
  Сиделка покачала головой и посмотрела на Шайлер, словно на ненормальную.
  - Да, это просто игра света, - успокоила ее Шайлер. - Мне показалось.
  Сиделка кивнула и отошла.
  Шайлер вошла в палату. Загадочный посетитель исчез, но Шайлер заметила, что сиденье стула еще хранит тепло тела. Девушка оглядела комнату и негромко, впервые с того момента, как заметила плачущего незнакомца, позвала:
  - Папа! Папа, это ты?
  Пройдя в соседнюю комнату, предназначенную для посетителей, она огляделась.
  - Это ты? Ты здесь?
  Никто не ответил. Незнакомец не появился. Шайлер села на оставленный им стул.
  - Я хочу узнать о своем отце, - сказала Шайлер безмолвной женщине на кровати. - О Стивене Чейзе. Кем он был? Что он сделал с тобой? Что произошло? Жив ли он? Приходит ли он навестить тебя? Это он сейчас был здесь?
  Шайлер повысила голос, чтобы посетитель, если он все еще где-нибудь поблизости, мог ее услышать. Пускай отец поймет: она знает, что это был он. Шайлер хотелось, чтобы он остался и поговорил с ней. Корделия всегда упоминала о нем так, что создавалось впечатление, будто отец причинил матери какой-то ужасный вред, что он вообще ее не любил, но в сознании Шайлер это никак не увязывалось с мужчиной, рыдающим у постели матери.
  - Мама, мне нужна твоя помощь! - взмолилась Шайлер. - Корделия говорит, что ты можешь очнуться в любой момент, как только захочешь, но ты не приходишь в себя. Мама, очнись. Очнись, ради меня. Ну, пожалуйста!
  Но женщина на кровати не шевельнулась. Ответа не последовало.
  - Стивен Чейз. Твой муж. Он умер, когда я родилась. Во всяком случае, так мне сказала Корделия. Это правда? Мой отец действительно мертв? Мама! Пожалуйста! Мне нужно знать.
  Ни знака. Даже палец не шевельнулся.
  Шайлер оставила вопросы и снова взялась за газеты. Она читала объявления о свадьбах и чувствовала странное успокоение от этого перечисления брачных союзов и их единообразия. Дочитав все до конца, она встала и поцеловала мать в щеку.
  Щека Аллегры была холодной и восковой на ощупь. Словно у покойника.
  Шайлер ушла даже в большем унынии, чем обычно.
  
  ГЛАВА 24
  
  Тем вечером, когда Шайлер вернулась домой, у нее состоялся любопытный телефонный разговор с Линдой Фарнсворт.
  В нынешний момент самой крутой рекламной компанией джинсовой одежды в городе (да и во всем мире) была компания "Цивилизации". Их эффектные рекламные щиты висели по всей Таймс-сквер, а трехсотдолларовая модель "Соушелайз" с очень заниженной талией, поддерживающая ягодицы, изменяющая форму бедер, в пятнах, обесцвеченная, рваная и сверхдлинная сделалась культовой вещью для всех поклонников джинсовой одежды. И, судя по всему, дизайнер запал на соответствующий его концепции снимок Шайлер.
  - Ты - новое лицо "Цивилизации"! - захлебываясь от восторга, вещала в мобильник Линда Фарнсворт. - Ты им необходима! Не заставляй меня умолять!
  - Ну ладно, пускай, - сказала Шайлер, слегка ошеломленная буйством эмоций Линды.
  Поскольку Шайлер не смогла придумать уважительной причины отказать божествам моды (кто она такая, чтобы говорить "нет" "Цивилизации"?), на следующее утро она отправилась в центр на фотосессию. Фотостудия на крайнем западе Челси располагалась в громадном, размером с квартал, здании, где раньше размещалась типография. Служебным лифтом управлял близорукий джентльмен в дешевом костюме, он доставил Шайлер на нужный этаж.
  Фотостудия располагалась в северо-восточном крыле здания. Дверь была открыта и подперта, и из помещения неслась громкая электронная музыка.
  Шайлер зашла, плохо понимая, чего ожидать. Студия представляла собой большое открытое пространство: белые стены, блестящие полиуретановые полы и окна от пола до потолка. На одной из стен был натянут цельный белый задник, а напротив установлен штатив. Зевающие практиканты вертелись у вешалок с одеждой, чтобы стилист с дредами мог осмотреть их наряды.
  - Шайлер!
  Сухопарый мужчина с легкой щетиной, в мятой футболке направился к девушке, с энтузиазмом протягивая ей руку. На нем были солнечные очки-авиаторы "Рей-Бэн", он курил на ходу.
  - Привет, - отозвалась Шайлер.
  - Я - Джонас Джоунс. Ты меня помнишь? - спросил мужчина, приподнял очки и улыбнулся.
  - Ой... конечно! - отозвалась слегка испуганная Шайлер.
  Джонас Джоунс был одним из самых известных выпускников Дачезне. Он окончил школу несколько лет назад и произвел своими картинами фурор в мире искусства. Еще он снял фильм, "Кадриль лесорубов", получивший приз на фестивале "Санденс". А на данный момент переквалифицировался в модного фотографа.
  - Спасибо тебе большое, что пришла, - сказал Джонас. - Извини, что все так внезапно. Но такой уж у нас бизнес.
  Он представил Шайлер модельеру "Цивилизации", бывшей модели с каменным прессом и выступающими тазовыми костями.
  - Я - Анка, - бодро представилась та. - Извини, что сорвали тебя в такую рань в субботу, но день у нас сегодня намечается долгий. Хотя я думаю, что все будет отлично. У нас тут масса пончиков. - И она указала в сторону стола, заваленного бело-зелеными коробками из "Криспи крем".
  Шайлер она сразу же понравилась.
  - Ну, хорошо. Давай займемся твоей прической и макияжем, - заявил Джонас и указал Шайлер на угол, где стояли большое зеркало, окаймленное двумя рядами ламп, и два накрытых холстом кресла с высокими спинками.
  В одном из кресел уже сидела Блисс Ллевеллин. Линда как-то забыла упомянуть, что в этом году у "Цивилизации" будет два лица. Высокую техаску уже подготовили к съемке. Волосы ей уложили в пышную прическу с начесом, а губы накрасили вишнево-красной помадой. Блисс была одета в воздушное белое платье и болтала с кем-то по мобильному. Она весело помахала Шайлер рукой.
  Шайлер помахала ей в ответ. Она умостилась в кресле, и англичанка-визажист, представившаяся как Перфекшн Смит, принялась изучать состояние ее кожи. Одновременно стилист по прическам поймал прядь ее волос и принялся рассматривать, неодобрительно цокая языком.
  - Что, недосып? - поинтересовалась Перфекшн, приподняв подбородок Шайлер поближе к свету. - Дорогуша, у тебя очень сухая кожа, - произнесла она в нос, с выговором кокни.
  - Угу, - отозвалась Шайлер.
  Она плохо спала со времен собрания Комитета. Ее до дрожи пугала мысль о том, что, когда она спит, ее собственная кровь оживает и просачивается в ее сознание и все воспоминания и голоса из прошлых жизней рвутся захватить власть над ее мозгом. И хотя Джек объяснил, что на самом деле все происходит не так: что воспоминания ее собственные, потому они часть ее и бояться тут нечего, Шайлер все равно терзали сомнения.
  Пока лицо ее терли, пощипывали, покалывали, полировали, пудрили, а волосы дергали, расчесывали и сушили, едва не подпаливая корни, Шайлер сидела с закрытыми глазами.
  Когда фен едва не обжег ей кожу на голове, Шайлер ойкнула, но мрачный стилист даже не извинился.
  Еще ей с трудом удавалось поворачиваться во все стороны, куда велела Перфекшн. Шайлер никогда и в голову не приходило, что макияж такая тяжкая процедура. Нужно все время "работать" лицом, чтобы визажист мог исполнить свою работу правильно. Перфекшн вела себя словно сержант, муштрующий новобранца.
  - Открой. Пошире! Посмотри вбок. В другую сторону. Мне на колено. На потолок. Закрой рот. Потри губы друг о дружку. Посмотри на меня. На колено.
  К тому моменту, как преображение завершилось, Шайлер окончательно выбилась из сил.
  - Ну что, готова? - спросила Перфекшн.
  Она развернула кресло, и Шайлер наконец-то смогла взглянуть на себя в зеркало.
  И не поверила собственным глазам. Из зеркала на нее смотрело лицо ее матери. То самое лицо, что так ясно улыбалось со свадебных снимков, которые Шайлер хранила у себя под кроватью. Она была прекрасна, как богиня.
  Шайлер охнула, распахнув глаза. До этого момента она и не знала, насколько похожа на мать.
  
  "О господи, она же и вправду красавица", - подумала Блисс. На самом деле "красавица" - это было слабо сказано. Это все равно что назвать Одри Хепберн симпатичной. И как только она этого не замечала? Она разговаривала с Диланом по мобильнику сообщала ему о вечеринке, которую намеревалась устроить вечером, ее мачеха отправилась в округ Колумбия навестить отца, а Джордан собиралась заночевать в гостях у друзей. Блисс как раз говорила Дилану, к какому времени подходить, когда заметила преображение Шайлер.
  Шайлер выглядела как стопроцентная фотомодель. Губы у нее были полные и блестящие. Парикмахер так уложил ее иссиня-черные волосы, что они волной ниспадали на спину, прямые и безукоризненные, словно занавес цвета эбенового дерева. Стилист обрядил ее в джинсы "Сшито для Цивилизации". И теперь, когда Шайлер больше не пряталась под слоями бомжовой одежды, Блисс осознала, что у соученицы великолепная фигурка, такая стройная и хрупкая, что Блисс вдруг почувствовала себя рядом с ней лошадью.
  - Я попозже перезвоню, нас зовут, - сказала она Дилану и отключила телефон. - Слушай, ты потрясающе выглядишь, - прошептала Блисс, когда их с Шайлер поставили рядом на фоне белого задника.
  - Спасибо, - отозвалась Шайлер. - Я себя чувствую на редкость по-дурацки.
  Ей никогда еще не доводилось появляться на людях в столь малом количестве одежды, и она с трудом удерживалась, чтобы не выказывать смущение.
  На них с Блисс были только джинсы и ничего больше. Они стояли спиной к камере и прикрывали грудь скрещенными руками, хотя стилист и замаскировал им соски телесным лейкопластырем. Шайлер согласилась попробовать себя в роли модели скорее из любопытства и рассматривала это как социальный эксперимент, который можно будет позднее проанализировать, но теперь признала, что это довольно занятно.
  В студии было холодно, и Джонас выкрикивал кому-то указания, перекрывая несущуюся из колонок музыку "Блек айд пис". В этой сумасшедшей атмосфере нервные ассистенты и техники-осветители мигом кидались выполнять каждое распоряжение фотографа. Едва лишь возникал перерыв, как на Блисс с Шайлер накидывались с баллонами лака для волос. Когда Джонас с Анкой обсуждали, как лучше, чтобы волосы моделей развевались на ветру или нет (сексуально или банально) или как джинсы выглядят эффектнее, спереди или сзади, все внимали им с полной серьезностью.
  Девушки позировали и старались не моргать при вспышке. Блисс во внезапном порыве вдохновения привлекла Шайлер к себе и крепко обняла.
  - Круто! - ухмыльнулся из-за фотокамеры Джонас.
  Во время обеденного перерыва Блисс с Шайлер накинули свои платья и вместе с персоналом столпились вокруг стола, наполнив тарелки овощами и жареным тунцом. Блисс с радостью отметила, что рыба недожарена.
  - Курите? - поинтересовался Джонас, вытаскивая из заднего кармана смятую пачку сигарет. - Пошли со мной, девчонки.
  Они отставили тарелки и вышли вместе с ним и Анкой на балкон.
  - Так вы обе из Дачезне? - спросила Анка, достав длинную сигарету с ментолом и затянувшись.
  Джонас дал ей прикурить от своей "Зиппо".
  - Угу, - кивнула Блисс, приняв от Джонаса сплющенный "Кэмел".
  Шайлер покачала головой. От сигарет ей делалось дурно. Она вышла исключительно за компанию и чтобы подышать воздухом. С балкона открывался вид на реку, по водной глади медленно скользила баржа. Шайлер с радостью смотрела на это все. Ей никогда не надоедало глядеть на город.
  - А я училась в Кенте, - попыталась завязать разговор Анка. - Мы с Джонасом встретились в Род-Айлендской школе дизайна.
  Джонас кивнул.
  - И с тех самых пор сотрудничаем. - Он выпустил кольцо дыма. - Мы очень рады, что нашли вас, девочки. Нам и вправду очень хотелось, чтобы лицом компании стали наши.
  - В каком смысле - наши? - переспросила Шайлер.
  Анка рассмеялась и продемонстрировала им клыки.
  - Так вы из Голубой крови! - ахнула Блисс.
  - Конечно, - кивнул Джонас. Реакция девушек явно его позабавила. - В сфере моды нас большинство. Вы что, не замечали?
  - А как вы догадываетесь, кто есть кто?
  - Да это просто видно по форме глаз и в целом по фигуре, - объяснил Джонас. - Кроме того, мы очень, очень разборчивы. Гляньте хоть на Брэннон Фрост, главного редактора "Чик".
  - Так она вампир? - изумилась Блисс.
  Но впрочем, это все объясняло: и хрупкую фигуру, и огромные солнечные очки, и бледную кожу, и неизменное стремление к совершенству.
  - А еще кто? - поинтересовалась Шайлер.
  Джонас назвал еще несколько имен. Среди них оказались популярный модельер с амплуа "скверного мальчишки", недавно снова подогревший интерес к стилю готика, фотомодель, являющаяся сейчас лицом известной фирмы, выпускающей дамское белье, известный визажист, введший моду на синий лак для ногтей.
  - Да их прорва, - заявил он и швырнул сигарету с балкона.
  Тут к ним присоединились несколько человек из персонала, и они сменили тему. Джонас принялся рассказывать похабные анекдоты, сравнимые по грубости лишь с манерой поведения Перфекшн. Шайлер хохотала вместе со всеми, и у нее было такое ощущение, будто они с Блисс сделались частью большого, слегка чокнутого семейства.
  - А почему Мими здесь нет? - спросила вдруг Шайлер.
  Странно как-то: ее позвали, а Мими, просто до смерти стремящаяся к вниманию такого рода, осталась за бортом.
  Блисс внезапно расхохоталась. Она совершенно позабыла про Мими. Мими умрет от зависти, когда услышит, что для рекламной компании "Цивилизации" выбрали их с Шайлер, а не ее!
  - Да, а где же Мими? - поддержала Блисс.
  Джонас почесал в затылке. Шайлер заметила поблекшие голубые отметины у него на руках.
  - Мими Форс? Мы, в принципе, думали о ней какое-то время. Помнишь, Анк? Чего там с ней случилось?
  - Линда мне сказала про ее дневную ставку, - отозвалась Анка. - Видимо, она уже после подписания договора заявила Линде, что меньше чем за десять тысяч долларов в день и с постели не встанет. Простите, девочки, но для модели без опыта это нереально. Я ей даже и предлагать не стала. Кроме того, мы хотели вас двоих.
  - Думаю, она просто слишком дорого ценит свой сон, - ухмыльнулась Блисс. - Она не знает, что потеряла.
  И она подарила Шайлер одну из своих редких искренних улыбок.
  - Верно, - кивнула Шайлер и улыбнулась в ответ.
  Блисс Ллевеллин стала нравиться ей еще больше. Они вернулись на съемочную площадку, прислонились друг к дружке, и, когда Джонас вскричал: "Огня! Огня! Дайте мне огня!" - они чуть не сожгли объектив.
  
  ГЛАВА 25
  
  Ей позволили оставить эти джинсы себе! Шайлер была в восторге. Съемки закончились поздно, намного позже официального окончания рабочего дня, и к тому времени на улице уже стемнело. Шайлер попрощалась со съемочной группой, рассылая воздушные поцелуи и на углу еще раз помахав. Веселая компания рассеялась. Анка со стилистами уселись в машину, парикмахер и визажист поймали такси, а Джонас с ассистентами отправились в ближайший бар.
  - Хочешь, подвезу до центра? - спросила Блисс. - Мой водитель должен скоро подъехать.
  Шайлер покачала головой.
  - Спасибо, нет. Я, пожалуй, немного пройдусь.
  Вечер выдался приятный, безоблачный и свежий.
  Блисс пожала плечами. Она уже успела закурить и теперь в своей обтягивающей футболке, новых джинсах и фиолетовой куртке из обезьяньего меха выглядела в точности как модель на отдыхе.
  - Как знаешь. Не забудь - у меня дома сегодня в десять.
  Шайлер кивнула. Она крепко прижала к себе пакет с новыми джинсами. На ней снова были ее многослойные одежки: черная футболка, черная водолазка, черная юбка джерси поверх темно-серых джинсов, черно-белые полосатые чулки и поношенные армейские ботинки. Шайлер собралась пройти до Седьмой авеню, потом прогуляться через Таймс-сквер, Линкольн-центр и Верхний Уэст-Сайд до дома.
  Когда Шайлер двинулась на восток по Десятой авеню, ей сделалось немного не по себе. Улицы были совершенно безлюдны; бывшие склады, в которых теперь разместились новые художественные галереи - темны и неприветливы. Свет фонарей дрожал, и после недавнего ливня повсюду разлились лужи. Шайлер вдруг пожалела, что не приняла предложения Блисс подвезти ее.
  Охваченная беспокойством, она прибавила шагу и устремилась в сторону хорошо освещенных улиц. Если только добраться до Девятой авеню с кофейнями и бутиками, там ей уже ничего не будет грозить.
  Девушка попыталась отогнать страх. Наверняка это просто паранойя, порожденная темнотой. Да и в любом случае, кого ей бояться в темноте? Она же вампир! Шайлер рассмеялась, как ей показалось, дьявольским смехом, но страх так и не отпустил.
  Она больше не могла притворяться, будто ничего не замечает.
  За ней кто-то шел.
  Кто-то - или что-то...
  Шайлер припустила бегом, сердце бешено билось, воздух вырывался из груди резкими толчками. Она обернулась...
  Тень на фоне стены.
  Ее собственная тень.
  Шайлер моргнула. Ничего. Ничего и никого. "Ты параноик, ты просто параноик!" - сказала она себе. И заставила себя идти медленнее, чтобы показать себе, что не боится.
  До спасительного убежища, Девятой авеню, оставалось всего несколько шагов... уже совсем рядом... Шайлер обернулась еще раз... и тут кто-то метнулся к ней и схватил ее за шею. Девушка сопротивлялась, пытаясь вдохнуть, открыть глаза, пнуть нападавшего, но не могла закричать, ей что-то сдавило горло. Темное, огромное существо... высокое и сильное, как мужчина... осязаемое, гибельное присутствие... темно-красные глаза... темно-красные глаза с серебряными зрачками, сияющими во тьме, глядящие на нее... вонзающиеся в ее мозг... а потом она почувствовала...
  Нет! Нет! Нет!
  Шайлер отказывалась в это верить, но все-таки кожу ее пронзили клыки. Как такое может быть? Она же одна из них! Что это?
  Девушка собрала все силы и оттолкнула нападающего, но промахнулась, попав в пустоту, она словно пыталась ухватить ветер. Бесполезно. Клыки двинулись глубже, вонзились в шею, вытягивая кровь, ее ярко-голубую кровь, вытягивая жизнь... У Шайлер закружилась голова. Она начала терять сознание, и тут неизвестно откуда с бешеным рычанием налетел иссиня-черный вихрь.
  Бьюти!
  Гончая, зарычав, прыгнула на темное существо. Чудовище отпустило девушку, и Шайлер отступила на грязный тротуар, шатаясь и схватившись за шею. Собака бегала кругами, рыча и лая. Темное существо исчезло.
  Когда Шайлер наконец-то открыла глаза, Бьюти все еще продолжала рычать. Кто-то поддерживал ее.
  - С тобой все в порядке? - послышался голос Блисс Ллевеллин.
  - Я не знаю, - с трудом проговорила Шайлер.
  Она все еще не опомнилась от потрясения. Девушка попыталась восстановить равновесие, тяжело опершись на плечо Блисс. У нее подгибались ноги.
  - Тише, тише, - успокаивающе произнесла Блисс.
  Бьюти продолжала громко, яростно подвывать и рычать на Блисс.
  - Бьюти, ко мне! Тихо! Это Блисс, она мой друг, - сказала Шайлер и протянула руку к дрожащей собаке, чтобы погладить ее.
  Но гончая не желала успокаиваться. Бьюти подскочила к Блисс и цапнула ее за лодыжку. Блисс вскрикнула.
  - Бьюти, хватит! - прикрикнула Шайлер, рванув собаку за ошейник.
  Откуда она взялась? Как она узнала о происходящем? Шайлер взглянула в умные черные глаза бладхаунда.
  "Ты спасла меня", - подумала она.
  - Что случилось? - снова спросила Блисс.
  - Я не знаю. Я просто шла, а на меня кто-то напал сзади...
  - Я услышала тебя, - сказала Блисс. Голос ее дрожал. - Я стояла там, у студии, ждала свою машину, услышала, как ты кричишь за квартал от меня, и побежала на помощь.
  Шайлер кивнула, она все еще не отошла от пережитого. Сумка валялась на земле, все ее содержимое было рассыпано вокруг. Раскрытые книги мокли в лужах. Дареные новые джинсы лежали бесформенной грудой.
  - Как ты думаешь, что это было? - спросила Блисс, помогая Шайлер собрать вещи и сложить в кожаную сумку.
  - Я не знаю... оно выглядело... нереальным, - запинаясь, пробормотала Шайлер.
  Она застегнула сумку и кое-как закинула на плечо. Девушка по-прежнему нетвердо стояла на ногах, но каким-то образом поводок Бьюти у нее в руках придал ей сил. Рядом с гончей она чувствовала себя более сильной.
  Воспоминания о нападении уже начали тускнеть: темная фигура, сверкающие красные глаза, серебряные зрачки... и зубы, достаточно острые, чтобы пронзить кожу... клыки... такие же, как у нее... Но, ощупывая шею, Шайлер ничего там не нашла. Никакой раны. И вообще ни царапины.
  
  Дневник Кэтрин Карвер
  23 декабря 1620 года
  Плимут, Массачусетс
  
  Горе! Горе нам! Все, кто был в Роаноке, исчезли! Майлз и отправлявшиеся с ним мужчины никого не нашли. Жилища были разрушены, животные куда-то делись. Не было вообще ничего, кроме пустого участка. От поселения осталась лить одна-единственная табличка, прибитая к дереву. Джон показал ее мне. На ней было написано: "Кроатан". При виде ее у меня кровь застыла в жилах. Горе! Горе нам! Мы и вправду прокляты! Они здесь! Все погибло! Мы скорбим о наших родичах. Но мы должны защитить детей. Мы в опасности!
  К.К.
  
  ГЛАВА 26
  
  "Чепуха". Это было одно из любимых словечек Мими. Ее сумочка "Биркин" из кожи питона? Чепуха! Новый реактивный самолет ее отца? Чепуха! Вечеринка у Блисс Ллевеллин? Полная чепуха, детка! Вечеринка была самым надежным средством заставить кровь Мими течь быстрее. Мими оглядела забитую народом комнату. Почти все здесь были из Комитета, ну и еще отличная подборка восхитительно выглядящих образчиков Красной крови. Мими была рада, что убедила Блисс устроить вечеринку.
  Обстановка в школе была слишком напряженной - экзамены середины семестра уже на носу, сбор всяких бумаг для вузов мотает нервы, да и после похорон Эгги до сих пор как-то грустно - в общем, всем надо было расслабиться. Блисс сперва колебалась и изводила Мими дурацкими мелочными тревогами типа: а кто вообще придет? А как быть с едой? А кто будет покупать пиво? А что делать с мебелью? А вдруг с ней что-нибудь случится? Там есть очень дорогие вещи! Ну и всякое такое. Она чуть не довела Мими до бешенства своим нытьем, и, в конце концов, Мими заявила:
  - Предоставь это мне!
  И вот так, быстро перехватив власть, Мими мобилизовала армию агентов по рекламе и специалистов по проведению мероприятий, чтобы преобразить трехэтажный пентхаус Ллевеллинов в место для вакханалии, укомплектованное субсидированным бесплатным баром (все равно алкоголь на них не действует!), командой фотомоделей, чтоб разносили на подносах закуски, с которыми можно долго не возиться (типа картофеля, фаршированного икрой, тимбале с лобстерами и коктейля из креветок), и множество ярких сумочек с полным набором роскошных косметических средств для купания. Мими даже наняла команду рефлексологов, ароматерапевтов и шведских массажистов, чтобы обеспечить гостям расслабление. Специалисты из спа-салона трудились не покладая рук над утомленной мускулатурой школьной элиты.
  Вернувшаяся домой Блисс обнаружила, что на первом этаже вся мебель заменена диванами расцветки под зебру, коврами с грубым ворсом и торшерами. Перед камином восседал ди-джей.
  - Только не психуй, ладно? - сказала Мими, помахав ладонью перед лицом Блисс.
  - Что за фигня?! - возмутилась Блисс, глядя на родительский дом, превращенный в ночной клуб в духе шестидесятых.
  Мими объяснила, что имущество родителей Блисс упаковали и перевезли во временное хранилище, а завтра утром, еще до возвращения семейства, все вернут на место. Она вычитала эту идею в одном из журналов, посвященных дизайну, там рассказывалось, что пустой дом - отличное место для проведения вечеринки.
  - Ну, разве я не гений? Так тебе не придется волноваться, как бы чего не сломали или не сперли, - заверила подругу Мими. - Кстати, а где ты была? Ты опоздала!
  Блисс в ужасе покачала головой. Она попыталась представить, что скажет мачеха, когда узнает, что все имущество из ее драгоценного "Пентхауса грез" сейчас где-то в Джерси. Она с изумлением уставилась на Мими, потом махнула рукой, смирившись с судьбой, и побежала к себе в комнату переодеваться.
  - Добро пожаловать! - крикнула Мими.
  Из ллевеллиновского музыкального центра с объемным звуком несся свеженький ремикс, помесь "Дестинис чайлд" с "Нирваной".
  Мими улыбнулась в темноте. Она облизнула губы, ярко блестящие от крови. Ее кавалер итальянец был где-то тут, как обычно, в отключке.
  - Личи мартини? - предложила официантка.
  Превосходный напиток. Мими улыбнулась и осушила бокал. Потом еще и еще один, пока сбитая с толку официантка не уставилась на нее, ничего не понимая.
  - Что, жажда замучила? - поинтересовался кто-то за спиной у Мими.
  Мими обернулась.
  На нее смотрел Дилан Бард, темные волосы юноши падали на глаза. Мими вдруг сделалось страшно.
  - Тебе какое дело? - огрызнулась она.
  Дилан лишь пожал плечами.
  Мими оценивающе оглядела его. На ней была красная кожаная куртка "Дискваред" и шифоновая юбка "Баленсиага", облегающая округлости девушки. Мими раздражало, что Дилан даже не обратил внимания, как здорово ее ноги смотрятся с этой юбкой. Какая наглость, как будто ему вообще безразлично, как она выглядит. Просто кощунство! Она взглянула на шею парня. Пока что не заметно, чтобы Блисс попыталась утвердить их связь. Мими улыбнулась. У нее возникла идея. Пожалуй, может выйти прикольно.
  Если она проведет церемонию Оскулор над Диланом прежде Блисс, он окажется навеки связан с ней. Он напрочь позабудет про Блисс. И негодяйка получит по заслугам за то, что продолжала с ним встречаться после того, как ей запретили это делать. Не то чтобы Мими хоть сколько-то нравился Дилан, просто ей было скучно. Она кокетливо опустила ресницы.
  - Поможешь мне с одним делом? - спросила Мими, увлекая парня прочь от компании.
  
  В полумраке она выглядела как беспомощная красавица, и Дилан, даже не успев задуматься, машинально пошел за ней, все дальше и дальше в темноту.
  - Но она меня пригласила! Я знакома с хозяйкой этой квартиры! - возразила Шайлер.
  Она впервые слышала, чтобы для домашней вечеринки составлялся список гостей. Но с другой стороны, ее никогда ни к кому и не приглашали. Лифт доставил ее на нижний этаж пентхауса, ее тут же окружили девушки из группы по связям с общественностью, и лица у них были каменные.
  - У вас есть приглашение? - неприветливо спросила одна из них, выдула, громко щелкнув, жевательную резинку и злобно взглянула на плохо подходящий к обстановке наряд Шайлер.
  На девушке была свободная блуза, расшитая пластмассовыми бусинами, джинсовые шорты поверх черных леггинсов и поношенные "казаки".
  - Я только сегодня узнала про эту вечеринку! - возмутилась Шайлер.
  - Сожалею, но вас нет в списке, - отозвалась девушка с блокнотом, наслаждаясь возможностью проявить власть.
  Шайлер уже совсем было собралась вернуться в лифт и отправиться домой, как из-за замаскированных дверей появилась Блисс.
  - Блисс! - позвала Шайлер. - Они меня не пускают!
  Блисс подошла к ним. Она приняла душ и переоделась в облегающее платье "Миссони" с зигзагообразным узором и сандалии на манер античных, но на высоком каблуке. Блисс взяла Шайлер под руку и провела через заслон пиарщиц, невзирая на протесты упершейся девицы с блокнотом. Они прошли в главную комнату, где ребята из Дачезне кучковались у бара, сидели, развалившись, на диванах или танцевали, прижимаясь друг к дружке, у окон.
  - Спасибо, - сказала Шайлер.
  - Извини, пожалуйста. Это все Мими. Я ей рассказала, что мои родители в отъезде и я хочу устроить небольшой междусобойчик, а она закатила вечеринку, как на Эм-ти-ви после вручения премий.
  Шайлер рассмеялась. Она огляделась по сторонам. В клетках, подвешенных к потолку, извивались наемные танцоры. Девушка заметила несколько известных лиц.
  - Это что, действительно?.. - спросила Шайлер, увидев посреди веселящейся толпы известную актрису-подростка, поглощающую пиво под одобрительные возгласы.
  - Угу. - Блисс вздохнула. - Пошли, я тебе покажу остальную квартиру. Обычно тут все совсем не так.
  - Я с радостью, но сперва мне надо кое-что сделать.
  Блисс приподняла бровь.
  - И что же?
  - Отыскать Джека Форса.
  
  Ей нужно было найти Джека. Ей нужно было рассказать ему, что с ней произошло. Они практически не разговаривали с того самого вечера, с Неформального бала, но Шайлер чувствовала, что Джек - единственный, кто ее поймет. Она изо всех сил старалась сохранить воспоминания, а они ускользали, она уже не могла точно припомнить, где, почему и как это произошло, в памяти отпечатались лишь глаза, горящие красные глаза в темноте, глаза с серебряными зрачками. Красные глаза и острые клыки.
  Но пентхаус Ллевеллинов словно бы волшебным образом разрастался, куда бы ты ни пошел, возникали все новые и новые комнаты, бесчисленные коридоры и спрятанные сокровища. Шайлер отыскала расположенный внутри дома плавательный бассейн, полностью оборудованный спортзал и помещение, более всего напоминающее укомплектованный салон красоты, с кушетками для массажа и эфирными маслами, а еще игровую комнату, наполненную старомодными игровыми автоматами, с механическими предсказателями и всяческими настольными играми, и все это в отличном состоянии. Шайлер бросила монетку в прорезь и получила предсказание.
  "Вы - путешественник к сердцу.
  Вас ждет множество путешествий".
  Шайлер пожалела, что тут нет Оливера, чтобы показать ему это.
  - Вы не видели Джека? Джека Форса? - спрашивала она у всех встречных.
  Ей отвечали, что он только что вышел, или что он на другом этаже, или только что прибыл. Казалось, что он повсюду и нигде.
  В конце концов, Шайлер все же отыскала его в пустой спальне для гостей на верхнем этаже. Он тренькал на гитаре и тихонько что-то напевал себе под нос. Внизу бушевала вечеринка века, но Джек предпочел ей уединение.
  - Шайлер? - спросил он, не поднимая головы.
  - У меня происшествие, - сказала девушка, осторожно прикрывая за собою дверь.
  Теперь, когда она наконец-то нашла Джека, все сдерживаемые чувства вырвались наружу. Шайлер била дрожь, она была так перепугана, что даже не обратила внимания на то, что Джек уловил ее присутствие, не глядя. Широко распахнутые глаза девушки были полны страха. Не задумываясь, она подбежала к Джеку и села рядом. Он обнял ее, словно стараясь защитить.
  - Что случилось?
  - Я сегодня была на фотосессии, а потом шла по улице одна, и... я... я не могу вспомнить...
  Девушка с трудом продиралась через слова. Через образы. Они были выжжены в ее мозгу, но в то же время у Шайлер было такое ощущение, словно она пытается дотянуться до них, ухватить их. Она держалась за краешек воспоминаний. С ней едва не произошло нечто ужасное. Но что именно? Какими словами можно передать случившееся и почему память изменяет ей?
  - На меня напали, - выдавила Шайлер через силу.
  - Что?! - Джек выругался и встряхнул ее за плечи, потом притянул к себе. - Кто? Рассказывай!
  - Я не помню. Оно ушло. Но оно было... очень сильное, я не могла его остановить. Красные-красные глаза... зубы... оно собиралось укусить меня... здесь, - произнесла девушка, указав себе на шею. - Я чувствовала его зубы у себя в жилах... но посмотри, у меня ведь нету укусов? Я не понимаю.
  Джек нахмурился. Он заключил ее в объятия.
  - Я хочу кое-что тебе сказать. Кое-что важное.
  Шайлер кивнула.
  - Кто-то охотится на нас. Кто-то охотится на Голубую кровь, - негромко произнес юноша. - Прежде я сомневался, но теперь уверен в этом.
  - В каком смысле - охотится на нас? Ты ничего не перепутал? Это же нас все должны бояться!
  Джек покачал головой.
  - Я понимаю, что это звучит бессмысленно.
  - Потому, что Комитет говорит, что нас невозможно уби...
  - Именно! - перебил ее Джек. - Они всегда твердят нам, что мы живем вечно, что мы бессмертны и неуязвимы, ничто не способно убить нас.
  Шайлер кивнула.
  - Ну да, об этом я тебе и говорю.
  - И они правы. Я пытался.
  - Что ты пытался?
  - Я выскакивал наперерез поезду. Я резал себя. Это я прошлой осенью упал из окна библиотеки.
  Шайлер вспомнила слух о том, что какой-то парень якобы спрыгнул с балкона третьего этажа и приземлился во внутреннем дворе. Но она в это не верила. Невозможно спрыгнуть с высоты в пятьдесят футов и остаться в живых, да еще и уйти на своих ногах.
  - Зачем?
  - Чтобы проверить, действительно ли они говорят нам правду.
  - Но ты мог умереть!
  - Нет. Не мог. Комитет прав. По крайней мере, в этом.
  - Тем вечером... ну тогда, возле "Квартала сто двадцать два", тебя действительно сбило такси?
  Джек кивнул.
  - Но мне это не причинило никакого вреда.
  - Ага. - Шайлер кивнула.
  Так значит, она действительно видела, как он упал под колеса автомобиля. Он должен был умереть. Но появился на тротуаре, целый и невредимый. Она тогда подумала, что просто устала к вечеру и ее подвело зрение. Но это было на самом деле. Она действительно именно это и видела.
  - Шайлер, послушай меня. Ничто не может причинить нам вреда... кроме...
  - Кроме чего?
  - Я не знаю! - Джек в бессилии стиснул кулаки. - Но что-то есть. Комитет что-то скрывает от нас.
  Джек объяснил, что перед первой встречей старшие члены Комитета решили, что не станут поспешно говорить об опасности. Что вместо того, чтобы предупредить всех, лучше будет пока оставить новичков в неведении. Довольно и того, что им нужно сперва свыкнуться с мыслью о полученных в наследство особых качествах. Незачем поднимать тревогу на пустом месте. Только вот он им не поверил. Он знал, что они что-то скрывают.
  - Они что-то утаивают. Думаю, это нечто такое, что происходило в прошлом, что-то из нашей истории. Нечто, имеющее отношение к Плимуту, и произошло это, когда мы только-только поселились здесь. Я пытался докопаться до этого, но оно словно заблокировано от меня. Когда я начинаю об этом думать, то вспоминаю всего одно лишь слово. Послание, прибитое к дереву на пустом поле. И в нем - одно-единственное слово: Кроатан.
  - А что это такое?
  Кроатан. Шайлер передернуло от одного лишь звучания этого слова.
  - Понятия не имею. - Джек покачал головой. - Ума не приложу, что это такое. Это может быть все, что угодно. Не знаю, может быть, это какое-то место. Но я думаю, это имеет какое-то отношение к тому, о чем нам не хотят говорить, к тому, у чего хватает силы убивать Голубую кровь.
  - Но откуда ты знаешь? Почему ты так в этом уверен? - с тревогой спросила девушка.
  - Потому что, как я тебе и говорил, Эгги Карондоле была убита, - отозвался Джек, пристально глядя в темно-синие глаза Шайлер.
  Шайлер помолчала мгновение.
  - И что?
  - Эгги была вампиром.
  Шайлер ахнула. Ну, конечно же! Вот почему она так переживала на похоронах! Она каким-то образом чувствовала, что Эгги - одна из них.
  - Она никогда больше не вернется. Она умерла. Ее кровь выпили полностью. Ее воспоминания, ее жизни, ее душа - все погибло. Все было выпито, как мы выпиваем Красную кровь, - печально произнес Джек. - Все уничтожено.
  Шайлер в ужасе уставилась на него. Это не может быть правдой!
  - И она была не первая. Такое уже случалось прежде.
  
  Дневник Кэтрин Карвер
  25 декабря 1620 года
  Плимут, Массачусетс
  
  Все охвачено паникой. Половина народу решила спасаться бегством, искать безопасное место. Быть может, отправляться на юг, подальше отсюда. Сегодня конклав собирается, чтобы обсудить другие возможные варианты. Джон убежден, что один из них скрывается среди нас, что один из нас не выстоял перед их силой. Он твердо намерен убедить в этом старейшин. Он говорит, что Вильям Уайт его поддержит. Но Майлз Стэндиш непреклонен. Он убежден, что нам следует остаться здесь. Он говорит, что если даже колония Роанок исчезла, это еще не доказывает, что их застиг врасплох Кроатан. Он говорит, что это истерическая ложь, а может, даже намеренный обман. Он не собирается верить посланиям, которые оставляют на дереве. Конклав всегда достигает согласия. Никогда такого не бывало, чтобы они не смогли договориться. Сомнения не наш путь. Майлз Стэндиш возглавлял нас столько, сколько я себя помню, и хорошо справлялся со своими обязанностями. Но Джон уверен, что мы в опасности. Оставаться или бежать? Но куда же нам бежать?
  К. К.
  
  ГЛАВА 27
  
  Ну и что там с сухим льдом? Почему все словно на скверном выступлении фокусника? Блисс шуганула каких-то первокурсников, норовивших прихватить со стола по несколько сумочек, и начала кружить по комнате. Она чувствовала подступающую панику. К тому же никак не могла отыскать Дилана. Единственный парень, которого ей хотелось видеть, и его-то и нет!
  Блисс плюхнулась на кожаный диван и устремила взгляд в коридор, ведущий к комнате для массажа. Тут она заметила за ледяной скульптурой две фигуры. Та, что повыше, показалась ей знакомой: потертые кожаные рукава, бахрома белого шелкового шарфа, это же...
  - Дилан! - позвала Блисс.
  Мими обернулась. Эх, надо было увести его в ванную или даже в более уединенный уголок! Она быстро убрала клыки и изобразила ослепительную улыбку.
  - Блисс, дорогая! Вот ты где! - сказала она.
  Дилан повернулся к ней. Глаза у него были стеклянные и невидящие.
  - Что вы делаете? - спросила Блисс у Мими.
  Мими пожала плечами.
  - Ничего. Просто разговариваем.
  Блисс вытащила Дилана из темного угла на свет и осмотрела его шею. Ничего. Отлично. Она гневно взглянула на Мими и увела юношу.
  - Чем вы там с ней занимались? - сердито спросила Блисс у Дилана.
  Дилан пожал плечами. Он даже не осознавал, что стоял там с Мими Форс. Он был не в себе, словно его заколдовали. Он моргнул и посмотрел на Блисс.
  - Где ты была? - спросил Дилан.
  Голос его внезапно сделался нормальным.
  - Искала тебя, - отозвалась Блисс.
  Дилан улыбнулся.
  - Пойдем, я тебе покажу свою комнату, - сказала Блисс.
  
  На фоне ее спальни Дилан смотрелся странно. Как будто он был чересчур мужчиной, чересчур большим, чересчур... реальным. Он ухмыльнулся при виде ее белой кровати принцессы, с пушистым цветочным покрывалом, при виде бледно-зеленого ковра, розовых обоев, белого плетеного шкафа, четырехэтажного кукольного домика и ламп у туалетного столика, позволяющих менять направление освещения.
  - Да-да, знаю, обстановка немного девчоночья, - признала Блисс.
  - Немного? - поддразнивающе произнес Дилан.
  - Это не я. Это все моя мачеха. Ей до сих пор кажется, будто мне лет двенадцать.
  Дилан ухмыльнулся. Он осторожно прикрыл дверь и выключил яркий верхний свет.
  Блисс вдруг занервничала.
  - Извини, я на минутку, - сказала она и нырнула в ванную, чтобы перевести дыхание.
  Это происходило с ней впервые, и девушка немного побаивалась. Она собиралась сделать это... Это... Церемонию Оскулор, которая свяжет их кровью... она собиралась свершить над ним священное целование, но он об этом еще не знал. По-видимому, ты просто начинаешь это делать, и они - люди - начинают извиваться в экстазе, и все будут потные и разгоряченные, а потом она почувствует себя хорошо, как никогда ранее.
  Когда Блисс вышла из ванной, Дилан уже лежал на кровати, умостившись на пуховых подушках. В своей потрепанной футболке "Бен Фолдс" он выглядел худым и сексуальным. Дилан сбросил кроссовки и похлопал по кровати рядом с собой, приглашая Блисс присоединиться.
  Она обнаружила, что его шарф и кожаная куртка висят на столбике кровати, и это навело ее на одну идею. Блисс сунула запасные ключи в карман куртки.
  - Что это ты делаешь? - поинтересовался Дилан.
  - Ничего. Просто даю тебе кое-что, чтобы нам в следующий раз было проще встретиться, - с напускной скромностью отозвалась Блисс.
  - Ну, так иди же, наконец, сюда.
  - Я замерзла, - заявила девушка и нырнула под одеяло.
  Помедлив секунду, Дилан отдернул одеяло и скользнул к ней.
  Некоторое время они лежали, прислушиваясь к грохочущим на втором этаже звукам гангста-рэпа.
  - Ты и вправду холодная, - удивился Дилан.
  - А у тебя кожа теплая, - отозвалась Блисс.
  Он заключил ее в объятия. Они принялись целоваться, и Блисс, почувствовав, как его руки скользят у нее под одеждой, направляясь к бюстгальтеру, порадовалась, что на этот раз не выключила свет. Она улыбнулась. Парни все одинаковые. Ладно, она его порадует, но только после того, как получит желаемое.
  Блисс закрыла глаза, чувствуя, как теплые руки расстегивают бюстгальтер. Дилан стянул с нее платье через голову. Блисс чуть-чуть приподнялась, чтобы помочь ему, а потом, оставшись лишь в тонких прозрачных трусиках, улеглась рядом с юношей.
  Открыв глаза, Блисс увидела, что Дилан нависает над ней. Она притянула его поближе.
  Дилан стащил с себя футболку. Он был таким худым, что Блисс чувствовала выпирающие из-под кожи ребра. У обоих дыхание сделалось учащенным, мгновение спустя Дилан уже лежал на девушке, прижимаясь к ней всем телом.
  Блисс погладила его по шее и почувствовала, как ей в бедро уперлась твердая выпуклость у него под джинсами. Она опрокинула юношу и устроилась у него на груди. Дилан прижал ее к себе и стал гладить по спине, запуская руки под трусики. Блисс принялась целовать его в губы, потом вдоль линии подбородка и ниже.
  У нее начали выдвигаться клыки. Сейчас, сейчас она это сделает... Сейчас! Блисс почти что чувствовала запах его густой, великолепной крови. Она приоткрыла рот, и тут в комнате ярко вспыхнул свет.
  Дилан высунул голову из-под одеяла.
  - Какого дьявола?!
  В коридоре стояли две второкурсницы и, хихикая, наблюдали за ними.
  Фу ты! Блисс посмотрела на них, не убрав клыки. Стоявшие в дверях девчонки завизжали.
  Блисс быстро спрятала клыки. А, черт! Комитет ведь предупреждал насчет этого - нельзя допускать, чтоб кто-то из Красной крови увидел их в настоящем обличье и осознал их подлинную природу. Но это же просто какие-то девчонки. Может, они решат, что им просто померещилось.
  Сзади раздался глухой стук. Дилан рухнул с кровати и тяжело перекатился по полу.
  Блисс, все еще укрытая одеялом, повернулась и поняла, отчего он решил спрыгнуть на пол. В дверях стоял ее отец. Откуда он взялся? Почему они вернулись домой так рано? Блисс кое-как натянула платье.
  - Что здесь происходит? - спросил сенатор. - Блисс, с тобой все в порядке? А ты кто такой? - добавил он.
  Дилан поспешно застегивал джинсы и одновременно натягивал футболку. Он схватил свою куртку и сунул ноги в кроссовки.
  - Э-э... я тоже рад встрече.
  - Что все это означает? - сердито спросил Форсайт Ллевеллин. - Блисс, что это был за парень?
  Блисс услышала, как Дилан сбегает вниз по лестнице, и у нее упало сердце.
  Теперь он никогда не будет принадлежать ей.
  - Юная леди, вы собираетесь объясниться? Что, собственно, здесь происходит? И где вся наша мебель?
  
  ГЛАВА 28
  
  Шайлер ни на миг не усомнилась в том, что Джек сказал ей правду. Он рассказал ей, как они нашли Эгги в клубе полностью обескровленной, в точности как бывало с кем-нибудь из красно-кровных после полного потребления, только на сей раз такое случилось с одной из них. Джек объяснил, что хотя голубокровные придерживаются кодекса - уже много веков ни один человек не умер из-за того, что его выпили полностью, те, кто охотится на Голубую кровь, не настолько благородны.
  Потом он рассказал про какую-то девушку, умершую летом в Коннектикуте. Она тоже была из Голубой крови. Она училась в Хотчкиссе, на втором курсе. Ее нашли точно в таком же состоянии, что и Эгги. Еще был шестнадцатилетний парень из Чоата . Он тоже состоял в Комитете. Из него тоже выпили кровь - всю, без остатка.
  Смерть Эгги была всего лишь последней из известных.
  Джек был уверен, что старейшины что-то скрывают от них, и твердо решил выяснить, в чем дело.
  - Почему у меня такое ощущение, будто я уже видел это прежде, проживал это прежде? Но что-то стоит на пути у моих воспоминаний. Будто кто-то каким-то образом тайно давит на них. Нам нужно это знать! Нужно знать, что с нами происходит. И почему все умершие - наши ровесники. Ты со мной? - спросил Джек.
  Шайлер кивнула.
  - Нам нужно выяснить, как это прекратить. Ради всех нас. Мы не можем жить в неведении, как сейчас. Старейшины думают, что это просто пройдет само собой, ну а если не пройдет? Я хочу быть готовым к этому, что бы это ни было.
  Он говорил так страстно и гневно, что Шайлер, не удержавшись, погладила его по щеке. Джек внимательно взглянул на нее.
  - Это будет опасно. Я не хочу втягивать тебя во что-нибудь такое, о чем ты можешь пожалеть.
  - Мне все равно, - сказала Шайлер. - Я совершенно согласна с тобой. Нам нужно выяснить, что это за существо. И почему оно на нас охотится.
  Джек привлек ее к себе, и Шайлер слышала биение его сердца. Сама же она чувствовала себя на удивление спокойной и сосредоточенной, как будто здесь, у него на груди, и было единственное подобающее ей место.
  Юноша наклонился, задел носом ее нос, и Шайлер приподняла голову, чтобы он мог ее поцеловать.
  Когда их губы встретились и языки соприкоснулись, Шайлер показалось, будто они целуются в сотне разных мест, и на нее нахлынули новые ощущения и старые воспоминания. Джек целовал ее, и их души сплавлялись друг с другом в мелодии, более древней, чем само время.
  - Очаровательная картина.
  Шайлер с Джеком отпрянули друг от друга. Перед ними стояла Мими Форс. Она несколько раз медленно хлопнула в ладоши.
  - Мими, в этом нет никакой необходимости, - холодно произнес Джек.
  Шайлер покраснела. Какого фига сестра Джека смотрит на нее с таким видом, как будто... как будто она его ревнует! В этом было нечто странное и вызывающее гадливость. Она что-то упустила? Мими же его сестра, двойняшка.
  - Ллевеллины вернулись. И злы до чертиков. Я пришла тебя предупредить. Нам нужно сматываться.
  Джек с Шайлер прошли следом за Мими к задней лестнице, по которой уже спускалось множество участников вечеринки, они несли пакеты с подарками и взволнованно переговаривались.
  - Черт! Я забыла прихватить пакет себе! - ругнулась Мими. - И лосьон для тела тоже! - посетовала она, когда они вышли в вестибюль.
  Консьерж, кажется, малость перепугался при виде этого потока подростков, некоторые из них по-прежнему держали в руках бутылки с пивом или бокалы с коктейлем. Консьерж уставился на них, разинув рот.
  Компания рассеялась, и Мими вылетела на улицу, где ждала машина.
  - Джек, ты идешь? - обернувшись, нетерпеливо бросила она.
  - Ты уходишь? - спросила Шайлер.
  - Пока что да. Я позже все объясню, ладно? - сказал он, поймав и сжав ее руку.
  А потом отпустил.
  Шайлер покачала головой. Нет. Почему ему нужно было уходить? Она хотела, чтобы Джек остался рядом, а не убегал куда-то без нее. Губы ее до сих пор ныли от силы их поцелуя, а щеки покалывало от его щетины.
  - Ну, не надо так. Помни, что я сказал. Будь осторожна. И не ходи никуда без Бьюти.
  Шайлер молча кивнула и совсем было собралась отвернуться. А потом, словно передумав, схватила юношу за руку.
  - Джек!
  - Что?
  - Я... - Шайлер смешалась и умолкла.
  Она знала, что хочет сказать ему, но не могла заставить себя произнести эти слова.
  Но оказалось, что ей и не нужно этого делать. Джек приложил руку к сердцу и кивнул.
  - И я отношусь к тебе так же.
  Потом он развернулся и нырнул в черный лимузин, где уже сидела его сестра.
  
  ГЛАВА 29
  
  Шайлер смотрела, как отъезжает автомобиль, и ее переполняли противоречивые мысли и чувства. Эгги была вампиром, и она умерла, это означало, что она, Шайлер, тоже может умереть. Она едва не умерла в тот день, и если бы не Бьюти... Шайлер проводила взглядом машину, скрывшуюся за углом. Он покинул ее. Что-то в его походке, когда он шел прочь, оставило у девушки такое чувство, словно он уходит от нее навеки и она теперь всегда будет одна.
  - Мисс, вам чем-нибудь помочь? - раздраженным тоном спросил консьерж, поджав тонкие губы.
  Шайлер обернулась. Кроме нее, в мраморном вестибюле жилища Ллевеллинов не осталось ни души.
  - Вообще-то да, - отозвалась она. - Будьте любезны, вызовите такси.
  Через несколько минут портье у парадных дверей проводил ее на выход.
  - Перекресток Хьюстон и Эссекс-стрит, пожалуйста, - сказала Шайлер водителю такси.
  Она направлялась в единственное место, где, как была уверена, ее ждало безопасное прибежище.
  
  Очередь перед "Банком" была такой же длинной, как обычно, однако на этот раз Шайлер шагнула прямиком к ограждению.
  - Извините, - обратилась она к трансвеститу, - но мне очень нужно пройти в клуб прямо сейчас.
  Косящий под Шер вышибала поджал губы.
  - А мне очень нужна абдоминопластика. Но кто много хочет, тот мало получит. Иди и встань в очередь, как все.
  - Вы не понимаете. Я сказала, ВПУСТИ МЕНЯ НЕМЕДЛЕННО. - Эти слова в сознании Шайлер прозвучали как рев, даже громче, чем в прошлый раз, когда она прибегла к этому приему.
  Трансвестит отшатнулся и дернул головой, словно его ударили. Потом кивнул охранникам, и те приподняли бархатный канат ограждения.
  Шайлер прошествовала внутрь, мысленно отмахнувшись от проверки билетов и документов. Здоровяков, стоявших на контроле, отшвырнуло к стенам, словно костяшки домино.
  Внутри клуба царила непроглядная тьма, и Шайлер едва различала смутные силуэты посетителей, они топтались, раскачивались и танцевали в опьяняющем ритме музыки. Музыка была настолько громкой, что отдавалась в каждой клетке тела девушки. Шайлер пробиралась сквозь толпу скорее ощупью, чем полагаясь на зрение, медленно, но верно прокладывая себе дорогу в плотной массе танцующих. Наконец, ей удалось добраться до лестницы, ведущей наверх, в комнату отдыха.
  - Травка, колеса, порошок, - раздался шепот, похожий на змеиное шипение. На третьей ступеньке примостился наркодилер. - Чего желаете, юная леди? Отвести вас наверх?
  Шайлер помотала головой и проскочила мимо него.
  Она нашла Оливера на втором этаже, у окна. Он сидел, скрестив ноги, и наслаждался видом А-авеню. Сейчас парень выглядел каким-то отстраненным и очень жалким. Точно так же чувствовала себя и Шайлер. Она не осознавала, как сильно скучает по нему, пока не увидела знакомое с детства лицо, орехово-карие глаза, затененные длинной челкой.
  - Ну-ну. И чему я обязан такой честью? - спросил Оливер, заметив стоящую перед ним девушку.
  Откинув челку с глаз, он неприязненно уставился на Шайлер.
  - Я должна сказать тебе кое-что, - ответила она.
  Оливер скрестил руки на груди.
  - И что же? Разве ты не видишь, что я занят? - фыркнул он, указывая на обширное пустое пространство, окружающее его. - Точнее, был занят, - пробормотал он. - Всего минуту назад здесь было полно народу. Не знаю, как ты могла их не заметить.
  - Только из-за того, что... - возразила Шайлер.
  "Только из-за того, что я оставила тебя танцевать в одиночку и ушла с другим парнем..." - хотела сказать она, но вовремя остановилась. Она действительно оставила Оливера одного, и, как бы то ни было, она ведь именно с ним пришла на Неформальный бал. Он был ее лучшим другом, и она все время видела его, но во время танца они должны были составлять пару. Не в романтическом смысле, скорее в плане "мы танцуем этот дурацкий танец вместе, так сделаем все как надо". Так что ее поступок был недопустимо грубым. Как бы она себя чувствовала, если бы Оливер точно так же поступил с ней? Если бы он оставил ее одну и пошел танцевать с Мими Форс, а Шайлер не с кем было бы даже поговорить? Наверное, она встретила бы его так же холодно, как он ее сейчас. А может быть, даже и холоднее.
  - Олли, извини меня за то, что было в субботу вечером, - произнесла она, наконец.
  - Что-что?
  - Я прошу прощения. Я сказала "извини". Хорошо? Я не подумала тогда.
  Оливер возвел глаза к потолку, словно обращаясь к незримому наблюдателю.
  - Шайлер ван Ален признает, что была не права. Не верю своим ушам.
  Однако по тому, как он прищурил глаза, Шайлер поняла, что они с Оливером снова друзья.
  Только это ей и нужно было сказать - "извини".
  Не важно, сколько раз это слово звучало напрасно и лживо, оно по-прежнему оставалось могущественным. Достаточно могущественным, чтобы ее лучший друг снова стал с ней разговаривать.
  - Значит, все в порядке?
  Оливер усмехнулся.
  - Думаю, да.
  Шайлер улыбнулась и присела рядом с ним на подоконник. Он был для нее лучшим другом, надежным и близким, но за последнюю неделю она не раз обижала его, пренебрегала им, избегала его... потому что слишком боялась сказать ему правду о себе.
  - Я должна рассказать тебе кое-что обо мне. - Девушка взяла его за руки. - Оливер, я... я - вам...
  Выражение на лице Оливера смягчилось.
  - Я уже знаю.
  - Откуда? - требовательно спросила она.
  - Шайлер, идем, я тебе кое-что покажу.
  Держа Шайлер за руку, Оливер провел ее мимо подвальной лестницы и неубранных туалетов в тот угол, где во время последнего посещения клуба она наткнулась на странную гладкую стену. Он пробормотал несколько слов, и яркое сияние очертило контур двери. Оливер несильно толкнул дверь, и в стене открылся проем. Винтовая лестница вела куда-то на самые нижние уровни здания.
  - Что это? - спросила Шайлер, когда они ступили в проем.
  Стена сомкнулась за их спинами, оставив их в полной темноте.
  Оливер достал из кармана рубашки маленький фонарик.
  - Иди за мной, - сказал он.
  Они начали спуск по лестнице, спиралью уходящей вниз, казалось, на целые мили. К тому времени, как они добрались до последнего уровня Шайлер уже совсем запыхалась.
  Перед ними была другая дверь, на сей раз отделанная куда более роскошно - золотом, черным деревом и платиной. "INGREDIOR PERCIPIO ANIMUS" - гласила надпись, идущая по периметру.
  Оливер достал из бумажника золотистый ключ и провернул его в замке.
  - Где мы? Что тут вообще такое? - с недоумением спросила Шайлер, осторожно входя в помещение.
  Это была библиотека - обширный высокий зал, где пахло меловой пылью и пергаментом. Книжные полки почти достигали потолка, возвышаясь более чем на двадцать метров, их соединяла целая паутина лестниц и мостиков. Зал был ярко освещен и украшен мягкими коврами обюссон и изящными настольными лампами. Несколько читателей, сидящих за письменными столами, с интересом посмотрели на вновь прибывших. Оливер поклонился им и увел Шайлер в отдельный кабинет.
  - Это Хранилище истории. Мы обеспечиваем его защиту.
  - Кто это - "мы"?
  Оливер приложил палец к губам и провел девушку к небольшому потертому столику в дальней части помещения. На столе Шайлер увидела мерцающий экраном ноутбук, несколько фотографий в рамках и дюжину записок на прилепленных листочках. Оливер покопался на полке над столом и с довольным возгласом достал оттуда книгу, старую, зачитанную, пахнущую плесенью. Сдув пыль с переплета, юноша открыл первую страницу и указал на нее Шайлер. На пожелтевшей ломкой бумаге было изображено генеалогическое древо, в центре красовалось имя "Ван Ален", а ниже, более мелким шрифтом, было начертано "Хазард-Перри".
  - Что это?
  - Это то, что нас роднит, - объяснил Оливер. - То есть, я хотел сказать, связывает нас. Мы вовсе не родня, не беспокойся.
  - Что ты имеешь в виду? - спросила Шайлер, все еще пытаясь осознать тот факт, что под ночным клубом располагалась тайная библиотека.
  - Моя семья в течение нескольких столетий служила твоей.
  - Это как?
  - Я - проводник. Как и все в моей семье. Мы всегда заботились о представителях Голубой крови. Мы были врачами, юристами, бухгалтерами, финансистами. В этом качестве мы служили ван Аленам с начала восемнадцатого века. Ты знаешь доктора Пат? Она моя тетя.
  - В каком смысле - "служили" нам? Твоя семья намного богаче нашей, - возразила Шайлер.
  - Это всего лишь превратность судьбы. Мы предлагали исправить это, но твоя бабушка отказалась даже слушать. "Времена меняются", - сказала она.
  - Но что это значит - проводник?
  - Это значит, что мы служим другой цели. Не все люди - фамильяры.
  - Ты знаешь об этом? - удивилась Шайлер.
  Она снова посмотрела на страницу книги, узнавая на ней имена своих предков с материнской стороны.
  - Я знаю достаточно много.
  - Но почему ты никогда ничего не говорил?
  - Мне не разрешали.
  - А как так вышло, что ты знал, кто ты такой, а я ничего о себе не знала?
  - Ну, так сложилось с самого начала. Быть проводником - это наследственная работа, этому учатся, и легче всего научиться с раннего возраста. Мы помогаем скрывать существование голубокровных, защищаем их, помогаем им взаимодействовать с окружающим миром. Это старинная должность, и в наши дни лишь у немногих семей вампиров остались проводники. Большинство избавились от них, как, например, Форсы. Это древняя традиция, а многие представители Голубой крови не придерживаются старых обычаев. Как сказала твоя бабушка, теперь все по-другому. Я - один из последних проводников.
  - Почему?
  - Кто знает? - Оливер пожал плечами. - Большинство особ Голубой крови в наши дни сами могут о себе позаботиться. Мы им больше не нужны. Они не верят в то, что Красная кровь может им помочь, и вместо этого хотят их контролировать.
  От одного стола донесся какой-то шум. Оливер и Шайлер обернулись и увидели, как разъяренная пожилая женщина бранит дрожащего, съежившегося от страха библиотекаря. Шайлер показалась знакомой прическа женщины - светлые, коротко подстриженные волосы.
  - Что происходит?
  - Андерс снова получил выволочку. Миссис Дюпон недовольна тем, как продвигается его исследование.
  Теперь Шайлер узнала изящную фигуру председательницы Комитета.
  - А кто такой Андерс?
  - Библиотекарь. Все сотрудники библиотеки - Красная кровь. Проводники, которые больше не работают на какую-то отдельную семью.
  Шайлер отметила, что представители Голубой крови обращаются к библиотекарям свысока, в приказном тоне, и на какой-то миг ей стало стыдно, что она вампир. Куда подевалась элементарная вежливость?
  - Почему они с вами так разговаривают?
  - Твоя семья никогда так не делала, - ответил Оливер, покраснев. - Но, как я уже говорил, большинство представителей Голубой крови нас недолюбливают. Они считают, что нас не должно здесь быть, что мы вообще не должны о них знать. Но никто из ваших не хочет присматривать за Хранилищем. Им не интересно возиться со старыми пыльными книгами.
  - А что она вообще здесь делает? - поинтересовалась Шайлер, глядя, как миссис Дюпон просматривает какие-то бумаги, которые принес ей проводник.
  - Это штаб-квартира Совета старейшин. Ну, то есть - стражей. Они собираются здесь, в зале заседаний за Хранилищем.
  - А сколько времени ты уже знаешь? В смысле, насчет меня? - спросила Шайлер.
  Она перевела взгляд на стол, на фотографию, где они были изображены вдвоем с Оливером. Их сняли прошлым летом на острове Нантакет. Оливер, раскрасневшийся от солнца, смотрел в камеру. Тело его было покрыто темным, цвета густой карамели, загаром, волосы выгорели и стали золотистыми. А у Шайлер вид был бледный и унылый, она выглядывала из-под широкополой пляжной шляпы, а на носу красовалась белая нашлепка от солнца. На этой фотографии, хотя и снятой всего несколько месяцев назад, они казались такими юными! Да, действительно, прошлым летом они были всего лишь детьми, беспечными детьми, которым не хочется возвращаться обратно в школу. Они провели две недели, катаясь под парусом по морю и устраивая лагерь то здесь, то там на побережье. Шайлер казалось, что это было целую жизнь назад.
  - Я знал это с самого рождения. Я был назначен к тебе, - просто ответил Оливер.
  - То есть как это - был ко мне назначен?
  - Насколько я понимаю, к каждому вампиру при рождении назначается проводник. Я на два месяца младше тебя. Можно даже сказать, что ты - причина того, почему я появился на свет. Я отыскал тебя. Помнишь?
  Шайлер порылась в своих воспоминаниях. Она вспомнила, как он пытался подружиться с ней и как она сначала противилась этому. Он всегда сидел рядом с ней в классе, о чем-то ее спрашивал, и наконец, во втором классе они разделили на двоих тот помятый сэндвич с латуком. И после этого стали друзьями.
  - И что именно ты делаешь?
  - Я помогаю тебе. Подталкиваю тебя в определенном направлении, подсказываю, как бы ты могла использовать свои силы, чтобы ты смогла самостоятельно их открыть. Помнишь тот вечер в "Банке", когда я твердил тебе: "Мысли позитивно, и нас пропустят"?
  Шайлер кивнула. Именно это она и подозревала. Она рассказала Оливеру, как прошла сегодня вечером мимо трансвестита на входе в клуб.
  - Круто! - хохотнул парень. - Жаль, я этого не видел.
  Она криво улыбнулась.
  - Ну, нам на собрании Комитета говорили, что контроль над разумом - вещь вполне возможная.
  - Но лишь немногие вампиры на это способны, - возразил Оливер.
  - Только я вот чего не понимаю. Если Хранилище здесь, внизу, то почему ты так беспокоился, что нас не пустят в "Банк"? Сюда обязательно должен быть другой вход.
  Оливер кивнул.
  - Он есть. Через "Квартал сто двадцать два". Именно поэтому им пользуются только члены клуба. Ну, то есть представители Голубой крови и их гости. Я мог бы пройти там, ведь я один из немногих, у кого есть ключ, пусть я всего лишь Красная кровь... но я ненавижу то место.
  Шайлер кивнула, чтобы он продолжал.
  - "Банк" - просто хорошее прикрытие. Долгое время там, наверху, вообще ничего не было. Но потом кое-кто из соседей и бездомных сообщил в полицию, что видели людей, входящих в здание и не выходящих оттуда. И чтобы отвести подозрения, было решено, что верхние этажи надо сдать под что-нибудь интересное. Первым ухватился за предложение тот основатель клуба, и вашим так понравилась сама идея, что они решили открыть по соседству еще один ночной клуб, но только для своих.
  Шайлер пыталась переварить эти сведения. Закрытый ночной клуб, Комитет - это определенно подходило ко всему, что ей до сих пор удалось узнать про Голубую кровь. Им нравилось, когда кругом только свои.
  Однако ее все еще тревожило признание Оливера и его объяснение того, почему они дружат. Шайлер никак не могла забыть, как он одалживал ей деньги, а она была не в состоянии отдать долг, однако Оливер, похоже, об этом совершенно не беспокоился, по крайней мере, никогда не просил вернуть. Было ли это частью его службы? Где заканчивался проводник и начинался ее друг?
  - Так на самом деле ты мне вовсе не лучший друг? Ты для меня что-то вроде няньки?
  Оливер рассмеялся и провел пятерней по своим густым волосам.
  - Можешь называть меня как хочешь. Но отделаться от меня будет не так-то просто.
  - Тогда почему ты так разозлился на меня, когда я сказала тебе про Комитет?
  Он горестно вздохнул.
  - Не знаю... думаю, отчасти я не хотел, чтобы это было правдой, пусть даже знал, что это действительно правда. В смысле - я понимал, что это должно было случиться, но я просто мечтал, чтобы мы с тобой были на равных, понимаешь? А это не так. Я - Красная кровь. А ты - бессмертная. Наверное, я просто вышел из себя. Что с меня взять, я всего лишь человек.
  Он усмехнулся этой игре слов.
  - Ты не прав. Похоже, я на самом деле не так уж бессмертна, - произнесла Шайлер.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Джек сказал мне, что кто-то убивает вампиров.
  - Это невозможно. - Оливер покачал головой. - Я ведь тебе говорил, этот тип какой-то странный. - Он вымученно улыбнулся.
  - Нет, не в том дело. Я серьезно. Но это тайна. Эгги была вампиром. И она не ушла на новый цикл. Она погибла. Она мертва. В смысле, по-настоящему мертва на этот раз. Вся ее кровь исчезла.
  - О господи, - побледнев, промолвил Оливер. - Я не знал. Поэтому и сказал тебе, что не горевал на ее похоронах. Я думал, что нет никаких проблем и она просто вернется рано или поздно.
  - Она не вернется никогда. И она не единственная. Были и другие... другие, которых убили. Голубая кровь. Мы не должны умирать, но мы умираем.
  - И что Джек собирается с этим делать? Что он знает? - спросил Оливер.
  - Он хочет узнать, кто охотится на нас.
  Шайлер рассказала про воспоминания Джека о Плимуте. Послание, прибитое к дереву на уединенном поле. Кроатан.
  - И как он собирается это сделать? - поинтересовался Оливер.
  - Не знаю. Но я думаю, мы можем ему помочь.
  - Как?
  Шайлер обвела взглядом полное книг помещение.
  - Эта библиотека содержит всю историю Голубой крови. Может быть, мы найдем здесь что-нибудь полезное.
  
  ГЛАВА 30
  
  Они вторглись в святая святых. Сколько Мими себя помнила, отец всегда после работы удалялся в свой заставленный книгами кабинет и часто даже не выходил к ужину. Там, за закрытой дверью, было его убежище, куда дети не допускались. Мими помнила, как в детстве скреблась в эту дверь, отчаянно желая внимания и ласки, но няня всегда уводила ее прочь, то уговаривая, то грозя наказанием. "Оставь папу в покое, он очень-очень занят, у него нет времени на тебя".
  Мать ее была такой же, отстраненной и почти чужой. Она вечно отправлялась отдохнуть куда-нибудь, куда детям было нельзя или их там не желали видеть. Это было одинокое, сумрачное детство, однако Мими и Джек сумели выжать из него многое. Они стали единственной компанией друг для друга, они доверялись друг другу настолько, что Мими порой не могла сказать, где заканчивается ее личность и начинается личность ее брата. И тем более необходимым было то, что она сейчас намеревалась сделать. Он должен знать правду.
  Мими вошла в огромный мраморный холл и направилась прямо к запертой двери отцовского кабинета. По мановению ее руки замок рассыпался в пыль, и дверь со стуком распахнулась.
  Чарльз Форс сидел за столом, держа в руке хрустальный бокал с темно-красной жидкостью.
  - Впечатляет, - похвалил он дочь. - Мне понадобились годы, чтобы научиться этому.
  - Спасибо. - Мими улыбнулась.
  Джек вошел следом, держа руки в карманах и слегка ссутулившись. Он посмотрел на сестру с уважением, которого прежде в его взгляде не было.
  - Отец, скажи ему! - требовательно произнесла Мими, направляясь к столу.
  - Сказать что? - спросил Джек.
  Чарльз Форс отпил из бокала и исподлобья взглянул на детей. На своих так называемых детей. Маделин Форс и Бенджамин Форс. Двое самых могущественных представителей Голубой крови за все времена. Они были в Риме в критический момент. Они основали Плимут, они осваивали Новый Свет. И именно он призывал их вновь и вновь, когда в них возникала нужда.
  - Про эту ублюдочную ван Ален, - уточнила Мими. - Скажи ему.
  - А что ты такого знаешь про Шайлер? - поинтересовался Джек.
  - Больше, чем ты, братец, - отозвалась Мими и уселась в одно из глубоких кожаных кресел, стоящих около отцовского стола. Когда она взглянула на брата, ее зеленые глаза точно такие же, как у него, сверкнули не то яростью, не то торжеством. - В отличие от тебя у меня есть доступ к моим воспоминаниям. Ее там нет. Я проверяла, снова и снова. Ее там нет. Ее нет нигде. Ее не должно существовать!
  Голос Мими возвысился почти до визга, из-под верхней губы показались клыки.
  Джек отступил на шаг.
  - Этого не может быть. В моих воспоминаниях она есть. Ты ошибаешься. Отец, что за чушь она несет?
  Чарльз сделал еще глоток, откашлялся и, наконец, произнес:
  - Твоя сестра права.
  - Но я не понимаю... - пробормотал Джек, опускаясь в другое кресло.
  - С формальной точки зрения ван Ален не принадлежит к Голубой крови. - Чарльз вздохнул.
  - Это невозможно! - воскликнул Джек.
  - Она и принадлежит к нам, и не принадлежит, - пояснил Чарльз. - Она - порождение священного целования, союза между вампиром и человеком-фамильяром.
  - Но мы не можем размножаться... у нас нет способности... - возразил Джек.
  - Мы не можем иметь потомство, это верно. Мы не можем создавать новую жизнь, мы просто привносим дух ушедшего в новый эмбрион путем искусственного оплодотворения. По-моему, даже среди Красной крови в нынешние времена такая процедура - не редкость. Семя бессмертного сознания прививается женщине из нашей расы, дабы оно могло получить новую физическую оболочку в цикле проявления. Но поскольку представители Красной крови могут создавать новую жизнь, новый дух, то скрещивание между нами, очевидно, не является невозможным. Невероятным - да, но не невозможным. Однако за все годы нашего существования такого не случалось никогда. Зачать ребенка смешанной крови - это нарушение строжайшего закона нашего рода. Ее мать была глупой и взбалмошной женщиной.
  Мими взяла чистый хрустальный бокал и налила в него жидкости из графина. Отпила глоток. Каберне с виноделен Ротшильда.
  - Ее нужно уничтожить! - прошипела она.
  - Нет! - крикнул Джек.
  - Не надо так волноваться. С ней ничего покамест не случится, - успокаивающе произнес Чарльз. - Комитет так и не пришел к окончательному решению относительно ее дальнейшей участи. Она, похоже, унаследовала кое-какие черты своей матери, так что мы должны получше к ней присмотреться.
  - Вы собираетесь ее убить? - спросил Джек, опустив голову на руки. - Я вам не позволю.
  - Это не тебе решать. Загляни поглубже в свои воспоминания, Бенджамин. Скажи мне, что ты видишь. Узри правду внутри себя.
  Джек закрыл глаза.
  Когда они танцевали на Неформальном балу, он чувствовал присутствие Шайлер в своих воспоминаниях, как будто знал ее и в иные времена. Он мысленно вернулся в тот вечер, в зал особняка Общества по изучению Северной и Южной Америки, где они танцевали, и к воспоминаниям о Патрицианском бале, о той ночи, когда они вальсировали под музыку Шопена. Одно из самых ярких и драгоценных воспоминаний - это была... она... это не мог быть никто иной! Вот! Джек торжествовал. Он с близкого расстояния видел лицо, полускрытое веером. Эта нежная, фарфоровая кожа, изящные черты, вздернутый нос, и... Джек пошатнулся - это не были глаза Шайлер. Они были зеленые, не голубые. Это глаза...
  - Ее матери, - выговорил Джек, выныривая из воспоминания и глядя на отца и сестру.
  Чарльз кивнул. Голос его был непривычно резким:
  - Да. Ты видел Аллегру ван Ален. Очень сильное сходство. Аллегра была одной из лучших среди нас.
  Джек опустил голову. Он спроецировал этот образ на Шайлер, когда они танцевали, и использовал свои способности вампира, чтобы проникнуть в ее чувства, так что ей показалось, будто она тоже ощущает прошлое. Но Шайлер была ново-созданной душой. Ее мать, именно ее мать Джек искал сквозь века. Именно поэтому его так тянуло к Шайлер с той самой вечерней встречи перед "Кварталом-122", потому что ее лицо было так похоже на то, что преследовало его во снах.
  Потом он взглянул на Мими. Его сестра. Его партнерша, его лучшая половина, его лучший друг и злейший враг. Она была с ним с самого начала. Именно ее руку он всегда находил, шаря вслепую во тьме. Она была сильной, она была той, что выживает. Она была источником его силы. Она всегда была рядом с ним, всегда поддерживала его. Агриппина рядом с ним, Валерием. Элизабет де Лоррен-Лилльбон при нем, Людовике Орлеанском. Сюзанна Фуллер рядом с Уильямом Уайтом.
  Мими перегнулась через подлокотник и взяла Джека за руку. Они были так похожи, они пришли из одной тьмы, через одно и то же изгнание, которое обрекло их вести бессмертную жизнь на земле, и вот они здесь, тысячелетия спустя, богатые и знатные. Мими погладила брата по руке, в глазах у нее стояли слезы, как и у него.
  - Что нам теперь делать? - спросил Джек. - Что с ней будет?
  - Пока что ничего, - сказал Чарльз. - Мы наблюдаем и ждем. Тебе, вероятно, лучше держаться подальше от нее. И еще: твоя сестра сказала мне о твоих тревогах, связанных со смертью Августы. Рад сообщить тебе, что мы уже близки к обнаружению преступника. Простите, что так долго держал вас обоих в неведении. Если позволите, я объясню...
  Джек кивнул и крепче сжал руку сестры.
  
  ГЛАВА 31
  
  Следующая неделя пролетела быстро. Каждый день после школы Шайлер и Оливер рылись в Хранилище, пытаясь найти какие-либо записи с упоминанием слова "Кроатан". Они прошерстили все компьютерные базы данных, перепробовав все возможные варианты произношения этого слова. Но поскольку библиотечные картотеки были компьютеризованы только в конце восьмидесятых годов, пришлось обратиться также к древнему бумажному каталогу.
  - Могу ли я чем-нибудь помочь? - спросил кто-то угрюмым тоном, когда Шайлер с Оливером в очередной раз сидели за столом, просматривая десятки старых книг и несколько карточек из, ящика "Ку-Ку".
  - О, мастер Ренфильд. Позвольте представить вам Шайлер ван Ален, - сказал Оливер, встав из-за стола и слегка поклонившись в знак приветствия.
  Шайлер пожала старику руку. Он держался аристократически чопорно и был одет по эдвардианской моде - в китель и узкие бархатные брюки, какие уже давным-давно никто не носил. Оливер как-то рассказывал Шайлер о Ренфильде - проводнике, который слишком серьезно относится к своей работе. "Он служил Голубой крови так долго, что теперь думает, будто он и сам - вампир. Классический стокгольмский синдром", - сказал тогда Оливер.
  - Пожалуй, мы сами справимся. - Оливер нервно улыбнулся.
  Они, не сговариваясь, решили, что не будут просить библиотекарей помочь им в поисках, поскольку инстинктивно понимали, что занимаются недозволенным делом. Если Комитет что-то скрывает и это "что-то" имеет отношение к слову "Кроатан", то, вероятно, им лучше помалкивать.
  Ренфильд взял со стола листок бумаги, на котором Шайлер записывала в столбик варианты искомого слова. "Кроатан. Кроотан. Кроатон. Хроатан. Кроутан". Библиотекарь поспешно положил листок обратно, как будто обжегся.
  - Кроатан. Понятно, - произнес он.
  Оливер попытался придать тону небрежность.
  - Так, одна штука, о которой мы слыхали. Ничего особенного. Обычная внеклассная работа.
  - Внеклассная работа. - Ренфильд мрачно кивнул. - Конечно. Увы, но я никогда не слышал этого слова. Вы не просветите меня?
  - Кажется, это такой сорт сыра. Он имеет какое-то отношение к старинным английским рецептам, - ответил Оливер с невозмутимым лицом. - С банкетов Голубой крови в шестнадцатом веке.
  - Сыр? Ну, тогда ясно.
  - Как рокфор или камамбер. Но, кажется, по вкусу больше напоминает овечье молоко, - продолжал Оливер. - Или козье. Вполне может быть, что козье. Но не исключено, что и моцареллу. Как ты думаешь, Скай?
  У Шайлер дрожали губы, и она не решилась ничего ответить, боясь, что голос ее выдаст.
  - Отлично. Можете продолжать, - промолвил Ренфильд, отходя от стола.
  Когда он удалился на достаточное расстояние, Оливер и Шайлер рассмеялись, настолько тихо, насколько сумели.
  - Сыр! - прошептала Шайлер. - Я думала, он в обморок брякнется!
  
  Это был единственный светлый момент за всю неделю. Вслед за похолоданием нагрянула вспышка заболеваний. В школе свирепствовал грипп, и несколько учеников в последние дни отсутствовали на занятиях, среди них Джек Форс. Очевидно, у вампиров не было иммунитета к вирусу гриппа. Шайлер также слышала, что с самой вечеринки Блисс запретили выходить из дому, кроме как в школу. Но уроженка Техаса молчала как рыба. Даже Дилан пожаловался, что Блисс стала мрачной и отстраненной и к тому же ни на шаг не отходила от Мими.
  Следующие дни были пасмурными и очень холодными - первый признак приближения зимы. Весь Нью-Йорк стал серым - от зданий до висящего в небесах смога - как будто темная сырая туча накрыла город, подобно промокшему одеялу.
  Когда Шайлер вошла в ворота Дачезне, плотный туман нависал над шумной толпой, собравшейся перед школой. Девушка миновала несколько белых мини-фургонов различных новостных агентств со спутниковыми антеннами на крышах, прошла мимо репортеров, которые прихорашивались перед началом прямой съемки, глядя в карманные зеркальца - не растрепал ли ветер волосы, в порядке ли лицо? Повсюду стояли на треногах видеокамеры, кругом толклись фотографы и корреспонденты из газет и журналов - толпа была куда больше, чем даже в день похорон Эгти.
  Несколько учащихся Дачезне сгрудились у парадной двери, наблюдая за этим столпотворением. Среди них Шайлер обнаружила Оливера и подошла к нему.
  - Что происходит? - спросила она.
  Вид у Оливера был угрюмый.
  - Что-то ужасное. Я это чувствую.
  - Я тоже, - согласилась Шайлер. - Еще одна смерть или что?
  - Не знаю.
  Они отошли к воротам. Из парадных дверей особняка Дачезне два дюжих полицейских вывели парня. Лохматого, растрепанного, в потертой кожаной куртке.
  - Дилан! За что? Что он сделал? - в ужасе воскликнула Шайлер.
  Толпа репортеров и корреспондентов ломанулась вперед, наперебой сверкая вспышками и сыпля вопросами.
  - Как вы это откомментируете?
  - Зачем вы это сделали?
  - Поделитесь своими чувствами с нашими читателями!
  Шайлер была потрясена, едва ли не в панике. Почему они уводят Дилана? И почему устроили из этого публичное зрелище? Она поверить не могла, что школьные власти позволили такое.
  В толпе она заметила Блисс, та смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами.
  - Шайлер! - Блисс тоже заметила ее и на какой-то момент забыла, что они с ней вовсе не подруги.
  Шайлер схватила Блисс за руки.
  - Почему? Что происходит? За что его арестовали?
  - Они считают, что Дилан убил Эгги, - ответила Блисс.
  Она пыталась сохранять спокойствие, но при виде потрясенных лиц Оливера и Шайлер сломалась окончательно. Она вцепилась в них обоих, ища поддержки.
  - Я подслушала, как они говорили с директрисой. Эгги умерла не от передозировки наркотиков, она была убита... задушена, и под ногтями у нее нашли дэ-эн-ка Дилана...
  - Нет!
  - Это, наверное, ошибка, - всхлипнула Блисс.
  - Блисс, послушай меня, - сказала Шайлер, стараясь придать голосу твердость. - Его подставили. Дилан не мог убить Эгги. Понимаешь?
  Взгляд Блисс стал сосредоточенным. Она кивнула, поняв, что имеет в виду Шайлер.
  - Потому что...
  - Потому что он человек, а никто из Красной крови не может убить представителя Голубой крови... Эгги одолела бы его в один момент. Это ложь. Эгги была вампиром. Дилан никак не мог бы ее убить.
  - Подстава?
  - Верно. - Шайлер кивнула.
  С неба лило целыми потоками, все трое уже промокли, но словно не замечали этого. Блисс испуганно взглянула на Оливера.
  - Но, Шайлер, ведь вампиров не бывает... - невпопад возразила она.
  - А, насчет Оливера не беспокойся. Он знает, это нормально. Он проводник. Я потом тебе расскажу.
  Оливер изо всех сил старался выглядеть надежным и достойным доверия. Вспомнив, что в сумке у него лежит зонт, он открыл его, защитив себя и девушек от дождя.
  - На прошлой неделе Джек сказал мне, что есть кто-то, кто убивает особ Голубой крови. Думаю, Дилана обвинили ложно, - пояснила Шайлер.
  - Так значит, он не виноват... - с надеждой произнесла Блисс.
  - Конечно, не виноват! Нам нужно узнать, кто за этим стоит, и вытащить Дилана, - заявила Шайлер.
  Блисс кивнула.
  - Надо понять, что происходит. Почему Дилана вот так, ни с того ни с сего, обвинили, хотя официальное заключение было про передоз наркотиков. Откуда они взяли эти "улики"? И почему именно Дилан?
  - Твой папа - сенатор. У него должны быть связи в полицейском управлении. Он не может помочь? - поинтересовался Оливер.
  - Я его спрошу, - пообещала Блисс.
  Втроем они не спеша вошли в ворота школы: на занятия все равно уже опоздали.
  Позднее, во время ланча, Блисс встретилась с Оливером и Шайлер в столовой. Как обычно, они заняли дальний стол, скрытый от остального помещения мраморным камином.
  - Ты говорила со своим отцом? - спросила Шайлер.
  - Что он сказал? - подхватил Оливер.
  Блисс придвинула стул поближе к ним и облокотилась на стол. Потом потерла глаза и подняла взгляд на собеседников.
  - Он сказал: "Не беспокойся о своем приятеле. Комитет об этом позаботится".
  Шайлер и Оливер пытались переварить услышанное.
  - Странно, - промолвила Шайлер. - Ведь собрания Комитета отменены до особого уведомления.
  
  ГЛАВА 32
  
  В тот день после обеда вся школа по-прежнему продолжала обсуждать новости, и во время урока этики в классе Шайлер мистер Орион пытался успокоить учеников.
  - Тише, тише, пожалуйста, - приговаривал он. - Я понимаю, что случай непростой, но мы должны помнить, что являемся гражданами Соединенных Штатов и любой из нас невиновен, пока не доказана его вина.
  Шайлер вошла в класс и заметила, что Джек снова сидит на своем обычном месте у окна.
  - Привет, - окликнула она его, застенчиво улыбаясь и усаживаясь за соседний стол.
  Она не могла забыть, как он целовал ее, как будто он делал это и прежде.
  Джек сейчас был необыкновенно красив. В свете ламп волосы его сверкали, словно белое золото, одежда была безукоризненно отглажена, а рубашка в кои-то веки заправлена в брюки. Сверху он надел элегантный черный джемпер, а на запястье поблескивали золотые часы, Шайлер их раньше не видела.
  Но он даже не посмотрел в ее сторону.
  - Джек...
  - Что? - холодно спросил он.
  Шайлер вздрогнула от его ледяного тона.
  - Что-то не так? - прошептала она.
  Он не ответил.
  - Джек, мы должны что-то сделать! Дилана арестовали! И ты знаешь, что это неправильно. Он не мог убить ее! - яростным шепотом продолжала девушка. - Он человек. Его подставили. Мы должны узнать почему.
  Джек взял свою дорогую перьевую ручку и нацарапал что-то в блокноте. Он по-прежнему не смотрел на Шайлер.
  "Это не наше дело".
  - Что ты имеешь в виду? - снова зашептала девушка. - Ты ведь понимаешь, что это наше дело. Нам нужно узнать, кто убивает нас. Ты не... ты не хочешь?..
  - Не хотите поделиться своими секретами с остальным классом, мисс ван Ален? - спросил мистер Орион, прерывая этот односторонний разговор.
  Шайлер отвернулась от Джека, устало ссутулившись.
  - Нет, не хочу.
  Весь урок Джек просидел молча, с каменным лицом. Он упорно не смотрел на Шайлер и даже не читал записки, которые она ему подсовывала.
  Когда прозвенел звонок, Шайлер кинулась следом за Джеком, направившимся к выходу.
  - Что на тебя нашло? Это все твоя сестрица? Что не так?
  - Не трогай Мими! - рявкнул Джек.
  - Но я не понимаю. Ведь в субботу вечером ты сказал...
  - Я сказал, не подумав. Все совсем иначе. Извини, что ввел тебя в заблуждение.
  - Почему ты со мной не разговариваешь? Что с тобой произошло? - дрожащим голосом спросила Шайлер.
  Джек окинул ее взглядом.
  - Мне действительно жаль, Шайлер. Но я сделал ошибку. Мне не следовало говорить то, что я сказал в тот вечер. Я был не прав. Отец мне все объяснил. Комитет ничего не скрывает. Они расследуют обстоятельства смерти Эгги, и мы просто должны понять, что Комитет знает, как будет лучше. Когда все разрешится, они нам сообщат. Давай пока не будем думать об этом.
  - Твой отец... твой отец тоже в этом участвует! - обвиняюще воскликнула Шайлер.
  Джек тяжело положил руку ей на плечо, с силой сжал, потом отпустил и отошел на шаг.
  - Брось это все, Шайлер. Так будет лучше и тебе, и мне.
  - Джек! - крикнула она.
  Он не обернулся. Она видела, как он деловитой походкой спускается на второй этаж, где как раз выходила из своего класса Мими Форс. Шайлер смотрела на них обоих и словно бы впервые замечала, как они похожи друг на друга: одинаковое худощавое телосложение, одинаково длинные руки и ноги, одинаковый рост, одинаковый цвет волос, глаз и кожи. Она видела, как улыбнулась Мими, заметив Джека. Как Джек обвил рукой плечи сестры - такой ласковый, интимный жест... В сердце Шайлер что-то оборвалось.
  - Что сказал Джек? - спросила Блисс, встретившись с Шайлер и Оливером в "Старбаксе" через дорогу от школы, куда они заскочили выпить кофе во время большой перемены.
  - Он нам не поможет, - ответила Шайлер.
  Слова с трудом сходили с языка.
  - Почему?
  - Он передумал. Говорит, что наболтал все это по ошибке. Велел забыть обо всем.
  Девушка машинально и методично раздирала бумажную салфетку на крошечные кусочки, пока весь ее поднос не оказался усыпан конфетти.
  - Он сказал, что Комитет со временем все объяснит, а мы пока должны просто ждать, - горько добавила она.
  - Но как же Дилан? - удивилась Блисс. - Мы ведь не можем позволить обвинить его в том, чего он не совершал!
  - И не позволим. Это наше дело, - сказал Оливер. - Мы единственные, кто теперь может его спасти.
  
  ГЛАВА 33
  
  Полиция не позволила им увидеться с Диланом. Они попытались навестить его после школы, но натолкнулись, как на стену, на ужесточение законов - никто в участке даже не признал, что Дилана держат здесь. У него забрали мобильник и смартфон, так что связаться с ним было нельзя. У Шайлер возникло нехорошее предчувствие. Эта беда сблизила их троих - Блисс, Шайлер и Оливера - еще сильнее, чем прежде. На следующий день Блисс уже не стала садиться в столовой рядом с Мими. Вместо этого каждую свободную минуту она вместе с Оливером и Шайлер строила планы, как помочь другу.
  - У него богатая семья. Я уверена, что для него наймут самого лучшего адвоката, - предположила Блисс. - Мне нужно с ними поговорить. Надо сказать им кое-что.
  - Что? - спросила Шайлер.
  - Вчера вечером я кое-что разузнала. Ну, то есть подслушала, как мама кое с кем говорит об этом деле. Я слышала как она сказала, что полиция установила время смерти - между десятью и одиннадцатью часами вечера. Они в этом совершенно уверены. Ну, то, когда и как было найдено тело Эгги... это не могло случиться ни раньше, ни позже.
  - И что? - скептически переспросил Оливер.
  - А то, что с десяти до одиннадцати Дилан был со мной. Все это время мы были снаружи, в переулке, курили. Он от меня не отходил ни на шаг.
  - Ни на минуту? Даже в туалет не отлучался? - уточнила Шайлер.
  Блисс помотала головой.
  - Нет. Я совершенно уверена. Я несколько раз смотрела на часы. Ну, потому что беспокоилась, что Мими меня хватится.
  - Вы понимаете, что это значит? - с улыбкой поинтересовался Оливер.
  Обе девушки отрицательно покачали головами.
  - Это значит, что у него есть твердое алиби. Блисс, ты золото. Ты его пропуск на выход из тюрьмы. Идемте, мы должны найти семью Дилана и сказать им об этом.
  Дилан жил на Трибеке, так что в тот район они решили доехать на "роллс-ройсе" Блисс. Внутренняя отделка машины потрясла Оливера и Шайлер.
  - Надо уговорить отца купить такой, - пробормотал Оливер. - А то у нас на всех один задрипанный старый лимузин.
  Некогда Трибека была промышленным районом, а сейчас здесь проживали наследники богатых выходцев из провинции. Улицы были вымощены брусчаткой, а старые фабричные здания превращены в супердорогие жилища.
  - Какой дом, этот? - спросил Оливер, направляясь к одному такому зданию, стоящему на углу.
  Они сверились по адресной книге Дачезне. Это был именно тот дом.
  - Вы никогда здесь не были? - удивилась Блисс.
  Оливер и Шайлер помотали головами.
  - Но я думала, вы с ним дружили.
  - Дружили, - подтвердила Шайлер. - Но, понимаешь...
  - Как-то не случилось, - объяснил Оливер.
  Шайлер вздохнула.
  - Мы всегда тусовались у Оливера. У него есть DVD-проигрыватель и игровая приставка. Дилану, похоже, было все равно.
  - А ты как же? Ты ведь вроде как его девушка. Ты-то здесь не бывала? - в свою очередь поинтересовался Оливер у Блисс.
  Та только покачала головой. Она на самом деле не была девушкой Дилана. Они так и не определились со своими отношениями. Пару раз ходили куда-то вместе, она собиралась сделать его своим фамильяром и все такое, но после того, как их застукали на вечеринке, ее родители запретили ей видеться с ним. Почему-то родители вбили себе в голову, что вечеринка была идеей Дилана. Боби Энн до сих пор не может простить, что манекен Золушки вернулся из Нью-Джерси без бального платья. В "Пентхаусе грез" все было неладно.
  - Здрасьте, мы ищем квартиру тысяча пятьсот двадцать, - сообщила Шайлер консьержу, когда они вошли в здание.
  В отличие от типичных для Парк-авеню роскошных, словно дворцы, обиталищ, здание на Трибеке было отделано в современном глянцевом стиле, вестибюль украшали сад камней и фонтан.
  - Тысяча пятьсот двадцать? - с сомнением переспросил консьерж.
  - Семья Вард, - подсказала Блисс.
  Консьерж нахмурился.
  - Точно. Они жили в тысяча пятьсот двадцатой. Но сейчас эта квартира выставлена на продажу. Все семейство вчера съехало оттуда. Собрались по-быстрому и уехали.
  - Вы уверены?
  - На сто процентов, мисс.
  Консьерж даже позволил им заглянуть в пустую квартиру. Это были огромные апартаменты, площадью в шесть тысяч квадратных футов, переделанные из фабричной надстройки. Сейчас там не осталось ничего, кроме старого телевизора. Даже полки, некогда закрепленные на стенах, были сняты и увезены, а на полу виднелся призрачный контур углового дивана.
  - Продается примерно за пять миллионов, если кому интересно, - добавил консьерж. - У меня там, внизу, лежит объявление от риелтора.
  - Это, - произнесла Шайлер, - полная бессмыслица. Зачем его семейству съезжать так быстро? Неужели им недостаточно проблем из-за того, что Дилан в тюрьме?
  Они обходили пустую квартиру, как будто пытаясь обнаружить причину внезапного исчезновения Бардов.
  - Вы не знаете, куда они уехали? - спросил Оливер у словоохотливого консьержа.
  - Поговаривали, что вроде бы вернулись в Коннектикут. Но точно не скажу.
  Консьерж проводил их прочь из квартиры и запер дверь. Они спустились вниз на лифте, обратно в вестибюль. Блисс достала из своей сумки "Хлое Паддингтон" школьный справочник, но указанные в справочнике телефонные номера родителей Дилана оказались заблокированы. Других сведений там не было.
  - Вы когда-нибудь видели его родителей? - спросила Блисс, пряча мобильный телефон.
  Шайлер и Оливер снова покачали головами.
  - Кажется, его брат учился в колледже, - припомнила Шайлер, чувствуя себя все более и более виноватой в том, что так мало знает о своем друге.
  Каждый день они встречались в школе, каждые выходные тусовались вместе. Но когда стряслась беда, ни Шайлер, ни Оливер ничего не смогли вспомнить о жизни Дилана вне этих встреч.
  - Он не особо много рассказывал о себе, - попытался оправдаться Оливер. - И вообще чаще молчал.
  - Наверное, даже слова вставить не мог, - пошутила Блисс. - Я имею в виду, в ваш разговор, когда вы вместе, вы говорите какими-то полунамеками, так что другие вас просто не понимают.
  Шайлер ничуть не обиделась на эти слова - наблюдение было верным. Они с Оливером так долго дружили и настолько сроднились, что действительно понимали друг друга с полуслова, Дилан не иначе как чудом смог пристроиться к их компании, превратив дуэт в трио. Они позволили ему это в основном потому, что им льстила его привязанность, но также и потому, что он им не мешал. Ему, похоже, нравились их истории, их междусобойные шутки, и он никогда не показывал, что претендует на большее, чем ему позволено.
  - Если бы мы только могли поговорить с ним... - вздохнула Шайлер.
  - Могли бы объяснить полиции, - добавил Оливер.
  - Объяснить что? - фыркнула Блисс. - Что он не мог убить ее, потому что она была вампиром, а никто не может убить вампира, ну, кроме какого-то странного существа, о котором мы пока ничего не знаем, но, кстати, Дилан человек, так что... В общем, если так посмотреть, то кто нам вообще поверит?
  - Никто, - констатировала Шайлер.
  Они стояли перед домом, где когда-то жил Дилан, разочарованные и вновь зашедшие в тупик.
  
  ГЛАВА 34
  
  Поскольку в данный момент они ничего не могли сделать для Дилана, Оливер предложил снова посетить Хранилище в подвале "Банка". По пути они с Шайлер рассказали Блисс все, что знали. Они должны продолжать свои попытки. До сих пор ни одна нить не привела их ни к чему, в частности потому, что они даже не знают, как правильно пишется слово "Кроатан".
  - А может, вместо этого поискать что-нибудь про Плимут? - предложил Оливер. - Скай, ты говорила, что Джек упоминал об этом как о части его заблокированных воспоминаний. Что-то насчет колонии Плимут.
  В Хранилище было меньше народу, чем обычно, все трое с усердием принялись за работу, Шайлер нашла несколько исторических книг, описывающих колонизацию Плимута и путешествие "Мейфлауэра", Блисс обнаружила интересные записи относительно каждого из пассажиров на борту этого корабля, а Оливер наткнулся на большую книгу в кожаном переплете, содержащую гражданские правовые документы. Но нигде не было ни единого упоминания о Кроатане.
  - Снова ищете про сыр? - спросил Ренфильд, проскальзывая мимо их стола.
  - Сыр? - удивленно переспросила Блисс, а Оливер и Шайлер хихикнули.
  - Мы потом тебе расскажем, - пообещала Шайлер.
  Вскоре после этого Блисс и Шайлер вспомнили, что у них назначена встреча с сотрудниками "Цивилизации" для просмотра фотографий, так что они покинули Оливера на весь вечер. Новую рекламу планировали вывесить через неделю на рекламном щите на Таймс-сквер, и Джонас желал показать им, какой снимок отобран в конечном итоге.
  Во время встречи у Шайлер зазвонил мобильный телефон.
  - Это Оливер, - сказала она Блисс. - Надо ответить.
  Девушка извинилась и вышла из-за стола.
  - В чем дело? - спросила она в трубку.
  - Возвращайтесь, кажется, я кое-что нашел! - заявил Оливер, в голосе его звучал азарт.
  Когда девушки вернулись в Хранилище, Оливер показал свою находку. Это была тонкая книжица в кожаном переплете.
  - Она была спрятана так глубоко на полках, что я едва не пропустил ее. Это дневник одной женщины, которая была среди первых поселенцев Плимута. Посмотрите, что она пишет...
  Они листали страницы, на которых описывалось путешествие через море, основание колонии, поездка мужа этой женщины в Роанок. А вот и последняя безумная запись. Почерк стал почти неразличимым, как будто автор дневника была настолько напугана, что даже боялась писать об этом ужасе.
  Но здесь было это слово.
  "КРОАТАН".
  - Единственное слово, оставленное на дереве как послание, - подчеркнул Оливер. - "Они здесь. Мы в опасности".
  - Это случалось и раньше, - кивнула Шайлер. - Так мне сказал Джек. Должно быть, это произошло и тогда. Наверное, именно об этом она пишет. О том, чего они боялись.
  - Ты права. "Кроатан" должно означать что-то, что их пугало. Должно быть, это условный знак, - согласился Оливер.
  - Кроатан, - произнесла Блисс, и это слово отозвалось в ее памяти тревожным звоном. - Мне кажется, я где-то об этом слышала. - Она нахмурилась. - И она пишет про Роанок. Вы ведь слышали о Роаноке?
  - Я не очень хорошо знаю историю, - повинилась Шайлер. - Но там было что-то насчет пропавшей колонии.
  - Да, ее так и называли - Потерянная колония, - кивнул Оливер. - Не знаю, почему мне раньше в голову не пришло. Это была первая колония, основанная за несколько лет до Плимута. Но они все исчезли. От поселения ничего не осталось.
  - Точно. Они все погибли, помнишь? Никто даже не нашел их останков. Это неразгаданная тайна американской истории, - добавила Блисс. - Как убийство Кеннеди.
  - Они, вероятно, были из Голубой крови, - сказал Оливер.
  - И все они были убиты. По крайней мере, Кэтрин Карвер так считает. - Шайлер указала на дневник. - Это всё? - спросила она.
  - Тут есть еще одна страница, - ответил Оливер, предъявляя им последнюю страничку дневника. - О каком-то там предопределении или что-то типа того. Вот она пишет: "Бежать или остаться?" Ну, мы знаем, что произошло. Они остались. Голубая кровь осталась. Иначе нас бы здесь не было. Майлз Стэндиш явно победил, кто бы он ни был.
  - Там ничего больше нет про Кроатан, Роанок или что-нибудь такое? - поинтересовалась Блисс, взяв дневник и пролистывая страницы.
  - Нет. Это все. Дневник просто заканчивается. Как будто страницы вырваны, чтобы мы ничего об этом не узнали. Но я кое-что нашел. Смотрите, это список тех, кто брал дневник почитать до нас.
  Девушки взглянули на желтый листок, на котором были записаны имена представителей Голубой крови, бравших дневник на прочтение.
  - Это все было так давно, они по большей части уже ушли из этого цикла. Но вы взгляните на последнее имя.
  Шайлер уставилась на читательский листок. Последняя подпись содержала три буквы, написанные изящным почерком: "КВА. 12.24.11".
  - Значит, кто-то брал его в тысяча девятьсот одиннадцатом году, а это значит, что ему или ей...
  - Сейчас уже больше ста лет, - вмешалась Блисс. - Откуда нам знать, что он или она еще в этом цикле?
  - Это вполне возможно. В любом случае, это наш единственный шанс.
  - Ка-Вэ-А, - прочла по буквам Блисс. - Кто бы это мог быть?
  - Ка-Вэ-А, - повторила Шайлер. Буквы были знакомы, равно как и паутинно-тонкий почерк. - Это инициалы моей бабушки. Корделия ван Ален. И почерк похож на ее. Я уверена.
  - Ты думаешь, она брала эту книгу? Может быть, она что-нибудь об этом знает? - предположила Блисс.
  Шайлер пожала плечами.
  - Не знаю, но могу спросить у нее.
  - Когда она должна вернуться из Нантакета? - спросил Оливер.
  - Завтра. Мы с ней должны встретиться на благотворительном обеде в пользу сохранения Центрального парка. Я едва не забыла! - спохватилась Шайлер.
  - Оливер, так ты думаешь, именно эта штуковина, Кроатан, стоит за смертью Эгги? - продолжала расспрашивать Блисс.
  - Думаю, да, - подтвердил Оливер. - Хотя я по-прежнему не знаю, что это такое.
  - Но даже если мы это узнаем, Дилану это не поможет. Даже если Эгги убил какой-то Кроатан, то как мы докажем, что Дилан тут ни при чем? Как докажем, что его подставили?
  - Мы не сможем этого сделать, - вздохнул Оливер. - Я имею в виду, вы не сможете. Не знаю уж, много ли от меня тут будет пользы.
  - Что ты имеешь в виду? - возмутилась Шайлер. - Ты уже много сделал.
  И она посмотрела на него с такой признательностью, что парень даже покраснел.
  - Ну да, в изысканиях. Это я могу. В этом мы специалисты, но я ничего не смогу сделать для осуществления плана.
  - Какого плана? - изумилась Блисс.
  На несколько секунд Оливер сделался невероятно серьезным и целеустремленным. Вся беззаботная шутливость слетела с него.
  - Мы действуем так, как будто государственная система работает на нас. Это не так. Вы должны думать как Голубая кровь. Мы никогда не сможем убедить власти отпустить Дилана на основании того, что нам известно. Так что нам придется сделать кое-что другое, - заявил он.
  - И что же?
  - Помочь ему сбежать.
  
  ГЛАВА 35
  
  Обед в целях сбора пожертвований для сохранения Центрального парка был одним из самых важных событий в календаре общественной жизни Корделии. Обед устраивался в бальном зале "Плазы" и к приезду Шайлер был уже в разгаре. Девушка отметилась у регистрационного стола и, оглядев зал, обнаружила бабушку сидящей в самом центре, между двумя хорошо сохранившимися знаменитостями прошлых лет.
  - Моя внучка Шайлер, - представила ее Корделия, гордо посматривая на соседей.
  Шайлер вежливо поцеловала бабушку в щеку, потом уселась за стол, убрав со стула программку.
  Этот ежегодный обед обеспечивал значительную сумму для поддержания парка и ухода за ним. Для Голубой крови это было почти делом чести. Именно им принадлежала идея создать в центре Нью-Йорка оазис природы как напоминание о Саде, откуда они были изгнаны так давно. Шайлер узнавала в лицо многих дам и общественных деятелей, присутствовавших на собраниях Комитета, сейчас они скользили от стола к столу, приветствуя гостей.
  - Корделия... что такое Кроатан? - спросила Шайлер, вклиниваясь в обмен сплетнями.
  За столом наступило молчание. Кое-кто из важных персон, подняв брови, уставился в сторону Шайлер и ее бабушки.
  Корделия вздрогнула и раскрошила рулет, который как раз резала пополам.
  - Здесь не время и не место для этого, - тихо произнесла она.
  - Я знаю, что ты знаешь. Мы видели это слово в одной из книг в Хранилище. Там на листке стоят твои инициалы. Корделия, мне нужно это знать, - яростно шептала Шайлер.
  На подиуме мэр благодарил дам-благотворительниц за их щедрые пожертвования и усилия по сохранению красоты и самобытности Центрального парка. Послышались аплодисменты, и под прикрытием этого шума Корделия резко оборвала вопросы внучки:
  - Не сейчас. Я рассажу тебе потом, но не смей меня позорить на приеме.
  Весь следующий час Шайлер сидела угрюмая, ковыряя куриную грудку с пряностями, лежащую у нее на тарелке, и выслушивая бесконечную череду ораторов, которые описывали, какие нововведения и улучшения планируется провести в парке в ближайшем будущем. Потом было слайд-шоу новой выставки живописи и презентация грядущей реставрации фонтана "Вифезда".
  И наконец, после вручения подарочных пакетов, Шайлер с бабушкой укрылись от посторонних ушей в древнем лимузине Корделии. За рулем сидел Юлиус, и теперь Шайлер могла получить ответы на свои вопросы.
  - Так вы нашли дневник Кэтрин. Да, я оставила там свои инициалы, чтобы кто-нибудь их нашел. Я не знала, что это будешь ты, - с некоторым удивлением созналась Корделия.
  - Это не я. На самом деле дневник нашел Оливер Хазард-Перри.
  - Ах да, Оливер. Очень славный мальчик. И из превосходной семьи - для Красной крови, конечно.
  - Не уходи от темы. Что такое Кроатан?
  Корделия подняла стекло, отделяющее пассажирский салон от водительского места. Когда оно оказалось плотно закрыто, бабушка, нахмурившись, повернулась к Шайлер.
  - То, что я собираюсь рассказать тебе, запретно. Комитет наложил вето на этот вопрос. Они даже пытались стереть это из наших воспоминаний.
  - Почему? - спросила Шайлер, глядя из окна на город.
  Снова был пасмурный день, и Манхэттен словно бы прятался в сыром тумане, призрачный и величественный.
  - Как я тебе уже говорила, времена меняются. Старые обычаи исчезают. Те, кто находится у власти, не верят. Даже женщина, которая написала этот дневник, отреклась бы от своих слов. Для нее было бы чересчур опасно сознаваться в подобных страхах.
  - Откуда ты знаешь, что именно она бы чувствовала? - поинтересовалась Шайлер.
  - Просто потому, что я это написала. Это мой дневник.
  - Ты - Кэтрин Карвер? - изумилась девушка.
  - Да. Я ясно помню поселение в Плимуте, как будто это происходило только вчера. Это было ужасное путешествие. - Она вздрогнула. - А за ним последовала еще более ужасная зима.
  - Почему? Что случилось?
  - Кроатан, - вздохнула Корделия. - Это древнее слово. Оно означает "Серебряная кровь".
  - Серебряная кровь?
  - Тебе рассказывали историю Изгнания?
  - Да.
  Автомобиль медленно ехал по Пятой авеню. Из-за плохой погоды на улице было мало народу: офисные курьеры, спешащие по делам, кучка туристов, щелкающих фотоаппаратами, да еще несколько человек, пытающихся добежать до магазина и не промокнуть.
  - Когда Господь низверг Люцифера и его темных ангелов с небес в наказание за их грехи, мы были прокляты и обречены вести бессмертную жизнь на Земле. Здесь мы стали вампирами, и для того, чтобы выжить, нам была нужна человеческая кровь, - промолвила Корделия.
  - Это все нам рассказывали на собраниях Комитета.
  - Но эту часть от вас скрыли. Она вычеркнута из наших официальных записей.
  - Почему?
  Корделия не ответила. Вместо этого она заговорила монотонным голосом, словно цитируя на память книгу:
  - На заре нашей истории Люцифер и малая горстка его верных последователей отделились от остальных. Они отвергли Бога и с презрением отнеслись к наложенному на них наказанию. Они не хотели вновь обрести милость Господа. Они не верили в кодекс вампиров.
  - Почему? - снова спросила Шайлер, пока машина стояла на светофоре.
  Теперь они ехали по Шестой авеню, между небоскребов и офисных зданий корпораций, названия которых были написаны на фасадах. "Макгроу-Хилл". "Саймон и Шустер". "Тайм Уорнер". Телевизионное табло на здании "Морган Стэнли" передавало последние новости фондового рынка.
  - Потому, что они не желали жить по каким бы то ни было законам. Они были самовольны и высокомерны и на земле вели себя точно так же, как на небесах. Люцифер и его вампиры обнаружили, что проведение священного целования над другими вампирами, а не над людьми придает дополнительную мощь. Как ты знаешь, священное целование - это высасывание крови, которое вампир совершает в отношении человека для того, чтобы обрести силу. В кодексе вампиров запрещено применять священное целование к другим представителям Голубой крови. Но именно это проделывал Люцифер и его вампиры. Они начали поглощать Голубую кровь, чтобы завершить Рассеяние.
  - Ты имеешь в виду...
  - Да. Они пьют, пока не высосут из существа саму жизненную силу. Пока не поглотят вампира Голубой крови и все его воспоминания.
  - Но зачем? И что произошло тогда?
  - В результате поглощения жизненной силы Голубой крови кровь Люцифера и его вампиров стала серебряной. Они стали Серебряной кровью. Кроатан. Это означает "мерзость". Они безумны, ведь в голове у каждого из них жизнь множества вампиров. Их сила в тысячу раз больше, чем у Голубой крови. Их воспоминания бесчисленны. Это дьяволы в облике человеческом, дьяволы, которые бродят между нами, они везде и нигде.
  Пока Корделия говорила, они выехали с Шестой авеню на Седьмую, и городской пейзаж снова сменился. Шайлер видела Карнеги-холл, возле билетных касс которого выстроилась очередь из нескольких человек, прячущихся от дождя под зонтиками.
  - На протяжении тысячелетий дьяволы Серебряной крови выслеживали, убивали и поглощали Голубую кровь. Они нарушали кодекс вампиров, напрямую вмешиваясь в человеческие дела и обретая власть в мире людей. Их было невозможно остановить. Но представители Голубой крови никогда не прекращали борьбу с ними. Это был единственный способ выжить. Последняя Великая война между Голубой и Серебряной кровью закончилась перед самой гибелью Римской империи, когда Голубой крови удалось свергнуть Калигулу, сильного и коварного вампира Серебряной крови. После поражения Калигулы в течение многих веков представители Голубой крови мирно жили в Европе.
  - Тогда почему мы переехали в Америку? - спросила Шайлер, когда лимузин остановился на Восьмой авеню.
  - Потому, что нас беспокоили религиозные преследования, начавшиеся в семнадцатом веке. Поэтому в тысяча шестьсот двадцатом году мы отбыли на "Мейфлауэре" в Новый Свет вместе с пуританами, надеясь обрести мир на новом континенте.
  - Но и здесь не было мира? - спросила Шайлер, вспомнив дневник Кэтрин.
  - Не было, - кивнула Корделия, прикрыв глаза. - Мы обнаружили, что Роанок опустошен. Все, кто там жил, пропали. В Новом Свете тоже была Серебряная кровь. Но это оказалось еще не самым худшим.
  - Почему?
  - Потому что убийства начались снова. В Плимуте. Погибала молодежь. Много. Голубую кровь можно застать врасплох только во время Закатных годов, в период перехода от человеческой формы к истинной вампирской сущности. Для нас это время наибольшей уязвимости. Пока мы не управляем своими воспоминаниями, мы не знаем своей силы. Мы слабы, нами можно манипулировать и управлять, и, в конце концов, дьяволы Серебряной крови могут поглотить нас.
  Они ехали по Вестсайдскому шоссе мимо сверкающих новых построек у реки, по направлению к Риверсайдскому парку.
  - Кое-кто отказывался верить, что виной всему Серебряная кровь. Они не желали видеть то, что было у них прямо под носом, настаивая, что поглощенные могут когда-нибудь вернуться. Они слепо отрицали угрозу. А через несколько лет убийства прекратились. Шли годы, ничего не происходило. Потом столетия и по-прежнему ничего. Серебряная кровь стала мифом, легендой, превратилась в старую сказку. Представители Голубой крови обрели в Америке богатство, влияние и положение в обществе, и со временем большинство из нас полностью забыло о Серебряной крови.
  - Но как? Как мы могли забыть что-то настолько важное?
  Корделия вздохнула.
  - Мы стали самодовольными и упрямыми. Отрицание - сильный соблазн: к нынешнему времени всякие упоминания о Серебряной крови полностью вычищены из наших исторических книг. Сегодня вампиры Голубой крови отказываются верить в то, что в мире есть кто-то сильнее их. Тщеславие не позволяет им признаться в этом.
  Шайлер встряхнула головой, пытаясь оправиться от потрясения.
  - Те из нас, кто продолжал предупреждать остальных и настаивал на постоянной бдительности, были изгнаны из Совета и сейчас не имеют в Комитете никакой власти. Никто больше не прислушивается к нам. Никто не слушает нас со времен основания Плимута. Я пыталась тогда что-то сделать, но у меня не хватило сил, чтобы взять верх.
  - Джон пытался поднять тревогу, - вставила Шайлер, вспомнив записи в дневнике. - Твой муж.
  - Да. Но нам не удалось. Майлз Стэндиш - сейчас он носит имя Чарльза Форса - стал главой Совета старейшин. С тех пор он был нашим предводителем. Он не верит в опасность, исходящую от Кроатана.
  - Даже когда Кроатан убивает детей?
  - По словам Чарльза, это не доказано.
  - Но Джек сказал, что из Эгги была выпита вся кровь, как и из двоих других, которых нашли раньше. Должно быть, их поглотила Серебряная кровь!
  Вид у Корделии был мрачный.
  - Да, я тоже это предположила. Но никто не прислушивается к словам старухи, потерявшей почти все, что у нее было. Я никогда не верила в то, что Серебряная кровь исчезла окончательно. Я всегда считала, что они просто затаились, наблюдают и ждут, пока настанет время для их возвращения.
  - Видимо, оно настало. Это единственное объяснение! - подхватила Шайлер. - Но полиция арестовала моего друга Дилана. Он не мог этого сделать! Дилан - человек. Они забрали его вчера.
  Корделия встревожилась.
  - Я слышала, что официальная причина смерти - передозировка наркотиков. По крайней мере, мне казалось, что именно так решил Комитет.
  - Вот и нам так сказали, а теперь говорят, будто Эгги задушили.
  - В каком-то смысле это правда, - пробормотала Корделия.
  - Ты должна нам помочь. Как нам узнать, кто относится к Серебряной крови? Почему они здесь? Где они? Как нам их найти?
  - Что-то разбудило их. Кто-то их укрывает. Любой, кого мы знаем, может оказаться одним из них. Серебряная кровь маскируется под Голубую, они могут быть среди нас. Для того чтобы превратить Голубую кровь в Серебряную, нужно много времени. Я полагаю, что какой-то сильный вампир Серебряной крови вернулся и начинает набирать себе новых последователей.
  - Так что нам делать? - спросила Шайлер, когда машина вырулила на их улицу.
  - Ты теперь знаешь о Серебряной крови и, по крайней мере, понимаешь, что происходит. Ты можешь приготовиться.
  - Как?
  - Есть один момент. Это обнаружила твоя мать. Серебряная кровь по-прежнему связана законами небес и священной речью.
  Остальное она прошептала на ухо Шайлер.
  Лимузин остановился перед домом, и Корделия вышла на тротуар.
  - Больше по этому поводу я ничего не скажу. Я уже нарушила кодекс, рассказав тебе эту историю. Что же касается той проблемы, о которой ты упомянула, то прости, но тебе придется поговорить с Чарльзом Форсом. Он единственный, кто сейчас может помочь твоему другу.
  
  ГЛАВА 36
  
  Собрания Комитета возобновились с понедельника. Они были отменены на несколько недель, и молодым участникам никаких объяснений не предоставили. Во время собрания началось серьезное обсуждение предстоящего бала Четырех сотен. Никто и словом не упомянул о смерти Эгги или аресте Дилана. Вместо этого все радостно болтали о рождественском празднике. Бал Четырех сотен был самым долгожданным событием года, самым роскошным, самым великолепным и самым эксклюзивным, туда приглашались только особы Голубой крови.
  Шайлер пришла на собрание только затем, чтобы попробовать все-таки поговорить осмысленно с Джеком, который продолжал ее сторониться. Младшие участники собраний были поделены на подкомитеты, и Шайлер присоединилась к группе приглашений только потому, что там, похоже, ее ждало меньше всего работы. Как она и думала, единственной задачей было составление списка гостей, который потом утверждался Старшим комитетом, после чего участникам группы предстояло вложить в конверты заранее подготовленные и напечатанные приглашения, надписать адреса и отправить почтой.
  - Я беспокоюсь о Дилане, - сказала Блисс после окончания собрания. - Где он? Полиция по-прежнему ничего не говорит. А папа твердит мне, чтобы я не лезла в это дело.
  - Знаешь, я тоже беспокоюсь, - кивнула Шайлер и покосилась на Джека, который в этот момент беседовал с миссис Дюпон и Мими.
  - Тут глухо, Шайлер. Я знаю близнецов Форс. Они всегда и во всем вместе.
  - Я должна попытаться, - с тоской произнесла Шайлер.
  Она все еще не могла поверить, что парень, недавно так страстно целовавший ее, теперь не обращает на нее никакого внимания и ведет себя так, словно между ними ничего не было. У нее в голове не совмещался тот Джек, который говорил ей о своих снах и заблокированных воспоминаниях, с тем, который сейчас весело обсуждал, какой оркестр или джаз-группу пригласить на грядущий бал.
  - Ну, смотри, - вздохнула Блисс. - Не говори, что я тебя не предупреждала.
  Шайлер кивнула. Блисс отошла в сторону, а Шайлер направилась к Джеку Форсу. По счастью, Мими уже вышла из комнаты.
  - Джек, ты должен выслушать меня, - сказала Шайлер, отводя его в сторону. - Пожалуйста.
  - Зачем?
  - Я знаю, что скрывает Комитет. Я знаю, что такое Кроатан.
  Он замер, потрясенно глядя на нее.
  - Откуда?
  Он избегал встречаться с Шайлер взглядом, однако все же смотрел на нее, щеки девушки пылали от гнева, и сейчас она выглядела еще красивее, чем запомнилось ему.
  - Мне сказала бабушка.
  Шайлер пересказала ему все, что узнала от Корделии: о Серебряной крови и об убийствах в Роаноке и Плимуте.
  Джек нахмурился.
  - Она не должна была этого делать. Это закрытая информация, только для избранных.
  - Ты знаешь об этом?
  - Я кое-что разузнал самостоятельно, а остальное мне рассказал отец. Но это ни к чему не ведет.
  - Что ты имеешь в виду? Это же первая улика!
  Он покачал головой.
  - Шайлер, извини, что ввел тебя в заблуждение. Но в отношении смерти Эгги ведется следствие. Ты должна поверить, Комитет знает, что делает. Твоя бабушка рассказала тебе старую легенду. Не существует никакой Серебряной крови. Нет даже никаких доказательств того, что нечто подобное вообще существовало.
  - Я тебе не верю. Мы должны убедить Комитет предупредить всех. Если ты не со мной, то я сделаю это сама.
  - И что, я никак не смогу остановить тебя? - спросил Джек.
  Шайлер решительно вздернула подбородок.
  - Нет.
  Она с недоверием смотрела на него. Всего лишь несколько недель назад она была влюблена в него, восхищалась его отвагой и целеустремленностью. Где сейчас тот парень, который отказывался принять ложь, скармливаемую им Комитетом? Куда он подевался? Когда они танцевали на Неформальном балу, Шайлер казалось, что она счастлива, как никогда прежде. Но Джек оказался не тем, кем она его считала.
  
  ГЛАВА 37
  
  После собрания Шайлер рассказала Блисс и Оливеру все, что поведала ей бабушка о Серебряной крови и о том, почему Чарльз Форс - единственный человек, который может помочь им в ситуации с Диланом. Они решили, что на следующий день Блисс и Шайлер удерут с третьего урока, чтобы встретиться с Форсом. Оливер должен был придумать для учителя рисования какие-нибудь оправдания касательно отсутствия девушек.
  Они подкарауливали мистера Форса перед рестораном "Четыре времени года", куда он ежедневно ходил обедать. Ресторан размещался в здании фирмы "Сиграм" на Парк-авеню, и с полудня до четырнадцати часов он являлся центром вселенной Манхэттена. Медиамагнаты, финансовые воротилы, известные писатели и другие важные персоны безраздельно оккупировали его.
  - Вот он, - сообщила Блисс, заметив черный лимузин, из которого вышел мужчина с гладкими волосами серебристого цвета.
  Она узнала его, поскольку ее отец принимал семейство Форс у себя в гостях в первую неделю после прибытия в Манхэттен. Она слегка побаивалась Чарльза Форса. Он смотрел на нее так, словно знал о ней все: ее тайные желания и невысказанные мысли. Рукопожатие его было крепким и надолго запомнилось Блисс. Но хотя Форс и напугал ее, она не собиралась допускать, чтобы этот страх помешал ей спасти Дилана.
  Шайлер внимательно изучала мужчину. Она могла поклясться, что видела его раньше. Но где? Он был ей чем-то знаком. То, как он наклонял голову вперед... Шайлер была уверена, что знает этого человека.
  - Мистер Форс! Мистер Форс! - окликнула его Блисс.
  Чарльз Форс с интересом посмотрел на двух девушек, стоящих перед ним.
  - Прошу меня извинить, - обратился он к своему спутнику, вместе с которым шел на обед.
  - Мистер Форс, простите, что мы вас побеспокоили, - заговорила Блисс. - Но нам посоветовали обратиться к вам, потому что вы единственный, кто сможет нам помочь.
  - Ты ведь дочь Форсайта? - резко спросил Чарльз. - Что ты здесь делаешь среди дня? Разве в Дачезне нет правил относительно пребывания в школе? Или их отменили вместе со школьной формой? - Он повернулся к Шайлер. - А ты... - Он не произнес ее имя, однако приподнял брови. - Если не ошибаюсь, ты тоже учишься в Дачезне. Итак, я вас слушаю. Чем могу вам помочь?
  Шайлер, не дрогнув, выдержала его взгляд. Она не сводила с Форса пристального взгляда ярко-голубых глаз, и он сдался первым.
  - Наш друг Дилан обвинен в преступлении, которого он не совершал. Вы единственный, кто может нам помочь. Вы - Регис. Моя бабушка сказала...
  - Корделия ван Ален - опасный человек. Она так и не простила мне, что я возглавил Совет, - пробормотал Чарльз и махнул рукой своему спутнику, который терпеливо ждал, придерживая открытой дверь ресторана. - Идите, я подойду через пару минут.
  - Мы не уйдем, пока вы не пообещаете помочь нам, - заявила Блисс с дрожью в голосе: больше всего на свете ей хотелось сейчас убежать и спрятаться от этого человека.
  Голоса в ее голове кричали, требуя, чтобы она держалась от него подальше. "Убийца... - шептал голос в ее сознании. - Губитель..."
  Девушка чувствовала глубокое отвращение, настолько сильное, что ей казалось, будто ее вот-вот стошнит, прямо здесь, перед машиной. Ей хотелось бежать, ползти прочь - все, что угодно, лишь бы скрыться от его пронизывающего взгляда. Блисс подумала, что вот-вот сойдет с ума от страха. Что-то ужасающее было в этом человеке - дикая и опасная сила, от которой следовало спасаться как угодно.
  - О Дилане Варде позаботятся. Не нужно о нем больше беспокоиться, - произнес Форс, небрежно махнув рукой. - Он в полной безопасности. Ничего с ним не случится. Полиция допустила неприятную ошибку. Вард на свободе. Твой отец мог бы тебе об этом сказать, - хмыкнул он. - Он помогал подготовить документы на освобождение.
  Блисс была так потрясена, что несколько секунд не могла промолвить ни слова. Она не ожидала, что это будет так просто.
  - Что вы имеете в виду?
  - Именно то, что сказал, - сухо подтвердил Форс. - Уверяю вас, волноваться не нужно. А сейчас прошу прощения, я опаздываю на обед.
  Блисс и Шайлер обменялись беспокойными взглядами.
  - А что насчет Серебряной крови? Они ведь нападают на нас, как насчет этого? Мы знаем о Кроатане! - обвиняюще воскликнула Шайлер.
  - Пожалуйста, не надо рассказывать мне глупые сказки Корделии ван Ален. Я отказываюсь даже обсуждать их. Я говорил это раньше и скажу теперь. Никакого Кроатана не существует, - непререкаемым тоном отрезал Форс. - А вам, девочки, я предлагаю вернуться в школу и заняться учебой.
  
  ГЛАВА 38
  
  Здание отеля "Карлайл", роскошное и одновременно строгое, располагалось на Мэдисон-авеню и было выстроено в стиле английского особняка, если не считать размеров. Это был один из тех отелей, где, по слухам, царит поистине пугающая роскошь. Даже кондиционеры здесь поддерживали температуру воздуха строго в девятнадцать градусов по Цельсию - и ни градусом выше. Когда Шайлер была маленькой, бабушка брала ее с собой в бар "Бемельманс", где покупала ей коктейль "Ширли темпль" - безалкогольный, с ягодным сиропом. Корделия устраивалась у стойки и курила, потягивая один бокал "Сазерака" за другим, а Шайлер должна была сидеть тихо, разглядывая забавных зверушек, нарисованных на стенах, и считая дам в шляпках и платьях с букетиками на корсаже. В более поздние времена они посещали главный обеденный зал, чтобы воздать должное французской трапезе из пяти блюд. Иногда Корделия заявляла, что "с нее довольно" дома на Риверсайд-драйв, и тогда они переезжали на выходные в двухкомнатные апартаменты в "Карлайле". Шайлер заказывала в номер клубнику со сливками, наполняла джакузи и поедала калорийное лакомство, лежа в пузырящейся воде.
  И в тот вечер, войдя в мраморный вестибюль, Шайлер почувствовала себя как дома в этой спокойной обстановке. Она выкинула из головы неприятные воспоминания о Джеке Форсе и унизительном разговоре с его отцом. Блисс попросила ее и Оливера прийти сюда сегодня вечером, но не объяснила зачем. Оливер уже ждал в укромном уголке бара.
  - "Манхэттен"? - спросил он, кивком указав на свой стакан.
  - Угу, - кивнула Шайлер.
  Учтивый официант принес на серебряном подносе коктейль и поставил на столик серебряную мисочку с поджаренным испанским миндалем.
  Шайлер взяла одну миндалину и сосредоточенно сжевала ее.
  - Ого, у них тут что, самые лучшие орехи в городе?
  - С отелем "Верхний Ист-Сайд" и не сравнить, - глубокомысленно кивнул Оливер, ухватив целую горсть. - Нам нужно провести ореховый тур по барам всех отелей Нью-Йорка. Сравнить орехи в "Регенси" с орехами в "Карлайле" и в "Сент-Регисе".
  - Ммм... в "Регенси" есть что попробовать. У них там есть такая закуска из трех частей - горох васаби, жареные орешки и что-то вроде перченых сухариков, - подтвердила Шайлер.
  Отель "Регенси" был еще одним излюбленным местечком Корделии.
  Они опустошили стаканы и заказали еще по коктейлю. Через несколько минут в бар влетела Блисс, волосы ее еще не до конца просохли после душа. Она плюхнулась на стул рядом с Шайлер, напротив Оливера.
  - Привет. Спасибо, что пришли.
  - "Манхэттен"?
  - Угу.
  Блисс принесли коктейль, и они втроем чокнулись стаканами.
  - Хмм... а вкусные здесь орешки, - пробормотала Блисс, кидая в рот горстку миндаля.
  Оливер и Шайлер засмеялись.
  - Что такого забавного?
  - Да так. Я потом расскажу, это не важно, - ответила Шайлер.
  Блисс приподняла брови. Эти двое всегда такие. Какие-то междусобойные шуточки, общие воспоминания, непонятные для остальных. Удивительно, что Дилан смог к ним присоединиться.
  - Ну, так что произошло? - спросила Шайлер. - Зачем ты нас сюда позвала?
  - Он здесь.
  - Кто? - не понял Оливер.
  - Как кто? Дилан, - отозвалась Блисс.
  Она рассказала им то, что узнала от отца: Дилан освобожден, но вовсе не разгуливает на свободе, как утверждал Чарльз Форс, вместо этого он помещен под домашний арест в номере отеля "Карлайл". Судья позволил Чарльзу Форсу взять его на поруки, при условии, что Дилан будет находиться под присмотром. Отец Блисс сказал, что это все сплошная ошибка и что скоро обвинения будут сняты. Однако по-прежнему было непонятно, почему Дилан до сих пор под арестом, и в особенности при чем здесь Чарльз Форс.
  - И я послушала, как мой отец разговаривал с Чарльзом насчет того, что им надо "позаботиться о себе" и "не позволить ситуации выйти из-под контроля".
  - Интересно, что они имели в виду? - хмыкнула Шайлер, беря из мисочки еще один орех.
  Блисс сделала большой глоток коктейля.
  - И все же, насколько я понимаю, мы должны поступить именно так, как предлагал Оливер. Помочь Дилану сбежать. Мы не можем все так оставить. Используем контроль разума, чтобы пройти через охрану, Шайлер говорила мне, что делала это раньше, потом утащим его оттуда, а Олли будет стоять на стреме. Дилана держат в номере тысяча один.
  - Вот прямо так? - спросил Оливер.
  - Да, а что? Ты же сам сказал, что мы должны думать как Голубая кровь.
  - Прежде всего, как нам попасть наверх? Ведь для этого надо быть постояльцем отеля, - указал Оливер.
  - Вообще-то это самое простое, - отмахнулась Шайлер. - Мы с Корделией часто здесь гостим. Я знаю тут всех лифтеров.
  - Ну, тогда начинаем представление, - кивнул Оливер и поднял руку, чтобы им принесли счет.
  
  Они вошли в главный вестибюль и направились к охраняемому лифту.
  - Привет, Марти, - поздоровалась Шайлер и улыбнулась лифтеру, одетому в шикарную красную куртку с медными пуговицами.
  - Здрасьте, мисс Шайлер, давно вас тут не было, - ответил тот, прикасаясь к форменной кепке.
  - Ну да, давненько, - спокойно согласилась Шайлер, подталкивая друзей к отделанному зеркалами лифту.
  - Двенадцатый этаж? - добродушно спросил Марти.
  - Нет, нас в этот раз почему-то поселили на десятом. У вас, должно быть, все забито.
  - Октябрь, - объяснил лифтер. - Полно туристов. Какое-то шоу в "Метрополитене" или что-то вроде того.
  Он нажал кнопку с цифрой "10" и сделал шаг назад, улыбнувшись Шайлер и ее приятелям.
  - Спасибо, Марти, и пока! - сказала Шайлер, когда двери лифта открылись.
  Они прошли по коридору к нужному номеру, но когда добрались до комнаты 1001, то обнаружили, что перед дверью нет охраны.
  - Странно, - промолвила Блисс. - Я слышала, как отец говорил, что его стерегут и при нем постоянно ошиваются копы.
  Шайлер собиралась уже разнести замок, когда заметила еще одну странность. Дверь была приоткрыта. Она распахнула ее настежь. Оглянувшись через плечо, Шайлер увидела изумление в глазах Блисс и Оливера. Они приготовились к сражению, а на их пути не встретилось ни единого препятствия.
  Шайлер вошла в комнату, за ней - Блисс.
  - Дилан! - позвала Блисс.
  Они стояли в роскошной, устланной коврами комнате. Здесь все еще работал телевизор. Вот поднос с остатками ужина на тарелке, серебряная крышка небрежно сдвинута в сторону. Незаправленная постель, полотенца на полу.
  - Ты уверена, что он назвал этот номер? - спросила Шайлер.
  - Совершенно уверена, - кивнула Блисс.
  - Как вы думаете, что произошло? - поинтересовался Оливер, оглядываясь по сторонам.
  Найдя пульт дистанционного управления, он выключил телевизор.
  - Дилан исчез, - прямо ответила Блисс.
  Она помнила, что сказал ей Чарльз Форс. О Дилане позаботились, что бы это ни означало. Девушка почувствовала дрожь, пробежавшую по спине. Что, если они пришли слишком поздно, чтобы спасти его?
  - Он сбежал, - предположил Оливер.
  - Или кто-нибудь его выпустил, - добавила Шайлер.
  Блисс молчала, с непонятным выражением на лице уставившись на недоеденный ужин. Шайлер сочувственно положила руку ей на плечо.
  - Я уверена, что с ним все в порядке, где бы он ни был. Дилан - крепкий орешек, - напомнила она подруге. - А теперь давайте уберемся отсюда, пока кто-нибудь не решил, что это мы его выпустили.
  
  ГЛАВА 39
  
  Оно напало без предупреждения. Шайлер проклинала свою гордость. Она сама была во всем виновата. Оливер предлагал посадить ее в такси, но поскольку Шайлер и так задолжала ему немало денег, то отказалась. Проводник он или нет, она не хотела пользоваться его щедростью. Оливер и Блисс жили в нескольких кварталах от "Карлайла", и Шайлер сказала им, что без проблем доедет на городском автобусе. Она сошла с маршрута М-72 на перекрестке Семьдесят второй улицы и Бродвея и решила остальной путь пройти пешком. До дома было больше двадцати кварталов, но Шайлер хотелось прогуляться.
  На углу Девяносто пятой улицы девушка свернула с ярко освещенного проспекта на темную улицу, намереваясь пройти по Риверсайд-драйв, и тут почувствовала "это".
  В долю секунды оно схватило Шайлер. Она почувствовала, как острые клыки прокалывают кожу и как что-то начинает медленно вытягивать из нее кровь, а вместе с ней и жизнь. Голова закружилась, дыхание перехватило. Это смерть.
  Ей только пятнадцать лет, она еще почти и не жила - и вот ей предстоит умереть. Шайлер попыталась вырваться из стальной хватки. Нет, все гораздо хуже, ведь бабушка говорила, что бывает после этого... она, Шайлер, будет жить. Будет жить в памяти этой мерзкой твари, пойманная в ловушку в безумном сознании, навеки.
  Бьюти. Где Бьюти? Нет, на этот раз гончая не успеет спасти ее.
  Боль была острой, Шайлер почти лишилась сознания от потери крови. Но прежде чем окончательно сдалась, она услышала крик.
  Звук удара.
  Кто-то сражался с тварью. Существо Серебряной крови выпустило Шайлер. Зажимая рану на шее, чтобы остановить кровь, девушка обернулась посмотреть, кто спас ее.
  Джек Форс отчаянно сражался с напавшим. Тварь была массивна и высока, но, тем не менее, ее облик напоминал человеческий. Волосы ее сверкали серебром. Каким-то чудом Джеку удавалось противостоять чудовищу.
  Он отвечал ударом на каждый удар существа, но, в конце концов, тварь Серебряной крови отшвырнула его прочь, с размаху ударив о бетонную стену.
  - Джек! - закричала Шайлер.
  Подняв взгляд, она увидела, что чудовище снова тянется к ее горлу. В этот момент ей вспомнились слова бабушки. Законы небес гласили, что любое существо повинуется священной речи.
  Девушка с силой выкрикнула в лицо твари приказ:
  - Аперио Орис!
  "Открой свой облик!"
  Существо Серебряной крови хрипло засмеялось и прошипело ужасным голосом, в котором звучала боль тысячи вопиющих душ:
  - Ты не можешь приказывать мне, земное отродье!
  И тварь угрожающе двинулась к девушке.
  - Аперио Орис! - снова закричала Шайлер, вложив в приказ еще больше силы.
  Джек, уже поднявшийся на ноги, отшатнулся прочь: в тот миг, когда Шайлер произнесла заклятие, заученные ею священные слова, монстр показал свое истинное лицо.
  Это лицо Джек не мог не узнать.
  Чудовище испуганно взвыло, вой перешел в пронзительный, ужасающий вопль, а потом тварь скрылась в ночи.
  - Ты как? - воскликнула Шайлер, кидаясь к Джеку. - У тебя кровь идет.
  - Просто царапина, - ответил тот, стирая кровь, которая, вытекая, была красной, но на свету становилась голубой. - Я в полном порядке. А ты?
  Шайлер потрогала шею сбоку. Кровотечение уже остановилось.
  - Откуда ты узнал? - спросила она.
  - Что он нападет на тебя? Потому что он уже нападал, так что я понимал, что он сделает это снова. Убийцы, как правило, возвращаются, чтобы закончить начатое.
  - Но почему...
  - Я не хотел, чтобы ты пострадала из-за меня, - без обиняков объяснил Джек.
  "И это все?" - подумала Шайлер.
  - Спасибо, - негромко поблагодарила она.
  - Ты это видела? - спросил он. - Видела?
  - Да, - кивнула она. - Видела.
  - Этого не может быть! - сказал Джек. - Это какой-то трюк! - Он потряс головой. - Я не верю!
  - Это не трюк, - мягко возразила Шайлер. - Оно обязано повиноваться законам небес.
  - Я знаю насчет священной речи, - резко бросил Джек. - Но это какая-то ошибка.
  - Никакой ошибки. Таковы законы творения.
  Джек сердито посмотрел на нее.
  - Нет.
  Чудовище показало свое лицо на один краткий миг, когда у него не было иного выбора, кроме как повиноваться словам Шайлер. Существо явило свой истинный облик. И это было лицо того, кто являлся истинной властью во всем Нью-Йорке, лицо человека, который в одиночку заставил весь город склониться перед его волей.
  Лицо Чарльза Форса.
  Лицо того, кто был отцом Джека.
  
  ГЛАВА 40
  
  Шайлер рассказала Джеку все, что она знала и о чем догадывалась, надеясь, что это неправда.
  - Это он. Он был там в тот вечер, когда умерла Эгги. Я видела его в подвале "Банка". Он выходил из Хранилища. Теперь я вспомнила. Так что он вполне мог это совершить. Это был он, понимаешь, Джек?
  Джек помотал головой.
  - Ты не можешь отрицать то, что видел своими глазами. Это было лицо твоего отца.
  - Ты ошиблась. Это свет так падал или что-то еще, - упрямо покачал головой юноша, глядя на пятна крови на тротуаре.
  - Послушай меня, Джек, мы должны найти его. Моя бабушка говорила, что создания Серебряной крови даже не знают, кто они такие. Твой отец может и не осознавать, что одержим.
  На этот раз Джек не стал спорить. Шайлер положила ладонь ему на плечо.
  - Где он?
  - Там же, где всегда. В больнице.
  - В смысле? В какой больнице?
  - В Колумбийской пресвитерианской, но я не знаю, в какой палате. Я понятия не имею, что он там делает. Знаю только, что он кого-то часто навещает там, - ответил Джек.
  - Кажется, я знаю, где мы можем его найти, - произнесла Шайлер.
  Пока они ехали на такси в больницу, Шайлер трясло от ужаса, но она пыталась подавить дрожь. Когда они прибыли на место, охранник, отпустив шуточку насчет "ее парня", выдал Джеку бейджик посетителя.
  - Кто здесь лежит? Куда мы идем? - спросил Джек, следуя за ней по коридору.
  Шайлер едва не бежала бегом.
  - Моя мать. Сейчас увидишь.
  - Твоя мать? Я думал, она умерла.
  - И вполне может быть, что это так, - мрачно отозвалась Шайлер.
  Она провела его по пустым коридорам до угловой палаты, взглянула в застекленное дверное окошечко и жестом пригласила Джека последовать ее примеру.
  В палате был человек, он стоял на коленях возле кровати. Тот же таинственный посетитель, который приходил каждое воскресенье и которого Шайлер уже не раз видела рядом с матерью. Так вот почему на похоронах Эгги Чарльз Форс показался ей знакомым. Сейчас она узнала его по осанке. Это был тот самый мужчина из подвала "Банка", то самое существо, которое напало на нее. Загадочный чужак был вовсе не ее отцом, он был дьяволом Серебряной крови. Чудовищем. Шайлер ощутила неистовую ярость - что, если именно из-за Чарльза Форса ее мать находится в таком состоянии? "Что он с ней сделал?"
  - Отец, - произнес Джек, входя в палату.
  Но тут же остановился и вздрогнул, увидев лицо женщины, лежащей на кровати. Женщина из его снов. Аллегра ван Ален.
  Чарльз поднял взгляд и увидел стоящих перед ним Шайлер и Джека.
  - Я думал, мы с этим покончили, - сказал он, хмуро глядя на них обоих.
  - Где вы были полчаса назад? - требовательно спросила Шайлер.
  - Здесь.
  - Это ложь! - закричала девушка. - Кроатан!
  Чарльз приподнял брови.
  - Это оскорбление? Пожалуйста, не повышай голос. Нужно хотя бы немного уважать окружающих. Мы в больнице, а не на боксерском матче.
  - Это ты, отец. Мы видели тебя, - подтвердил Джек.
  Он все еще не мог поверить, что Аллегра жива. Но почему она находится в больнице?
  - В чем именно вы оба меня обвиняете?
  - Откуда у тебя царапины? - спросил Джек, указывая на запекшиеся полоски на лице отца.
  - От балованного персидского кота твоей матери, - сквозь зубы процедил Чарльз.
  - Я так не думаю, - фыркнула Шайлер.
  - Что вообще происходит? - возмутился Чарльз. - Почему вы двое здесь?
  - Ты напал на Шайлер. Я тебя прогнал. Это был ты, я видел тебя... Шайлер произнесла священные слова, и мой враг показал лицо. Это было твое лицо.
  - Ты в это веришь?
  - Да.
  - Твоя бабушка была права, Шайлер, - подавленным тоном произнес Чарльз. - Времена действительно изменились, если мой собственный сын считает меня мерзостью. Именно так ты назвал меня, верно, Джек? - спросил он, закатывая манжет рубашки и демонстрируя метку на внутренней стороне правого запястья.
  Это было изображение меча - золотого меча, пронзающего тучу.
  - Что это? Зачем вы нам это показываете? - удивилась Шайлер.
  - Это метка архангела, - объяснил Джек, и в голосе его зазвучало почтение.
  На какое-то время он забыл о своем недоумении касательно Аллегры ван Аллен. Опустившись на колени, Джек распростерся на полу у ног отца.
  - Вот именно, - подтвердил Чарльз с едва заметной улыбкой.
  - И что это значит? - не поняла Шайлер.
  - Это значит, что мой отец принадлежит к Серебряной крови не более, чем ты или я, - пояснил Джек, слегка повысив голос. - Знак архангела. Его нельзя подделать и нельзя скопировать. Мой отец - Михаил, Чистый Сердцем, который добровольно вызвался сопровождать изгнанников на землю, дабы вести нас на нашем бесконечном пути.
  Приподнявшись, он еще раз поклонился отцу.
  - Прости меня. Я был слеп, но теперь я прозрел.
  - Встань, сын мой. Здесь нечего прощать.
  Шайлер переводила вопросительный взгляд с отца на сына.
  - Но я использовала священный язык. Заклятие, которое должно было открыть его истинную природу.
  - Существа Серебряной крови умеют быстро и ловко менять облик, - объяснил Чарльз. - Оно повиновалось твоему приказу, но только после того, как показало вам то, что должно было сбить вас с толку и ввергнуть в шок. Лишь потом оно явило свою истинную сущность. Но лишь на краткий миг.
  - Так если твой отец не принадлежит к Серебряной крови, то кто это был? - с подозрением осведомилась Шайлер. - И где Дилан?
  - Он сейчас в безопасности - пока что. Его прячут. Он больше не причинит никому вреда, - сказал Чарльз. - Завтра он будет далеко отсюда.
  - Что значит - не причинит никому вреда? - переспросила Шайлер.
  - У него на шее следы укусов. Его использовали. Обратили.
  - Обратили во что? О чем ты говоришь?
  - Дилан - Голубой крови, - кратко ответил Чарльз. - По крайней мере, был. Я думал, ты знаешь.
  Шайлер потрясла головой. Дилан был вампиром? Но это значит... это значит, что он мог убить Эгги... это значит, что все их рассуждения, все их предположения ошибочны. Дилан - не человек. А значит, есть шанс, что он вовсе не невиновен.
  - Но он не был ни на одном собрании, - дрожащим голосом промолвила Шайлер.
  Чарльз улыбнулся.
  - Это вовсе не обязательно. Можно изучать историю своего народа, а можно пренебречь ею. Дилан предпочел пренебречь. На свое несчастье. Существа Серебряной крови нападают только на тех, в ком есть слабина, в особенности в разуме. Их тянет к тем, кто сломлен, чем-то уязвлен. Они почувствовали слабость Дилана и питались ею. Дилан, в свою очередь, питался другими.
  - Так это был он? Это он убил Эгги?
  - Увы, да. Бедная Эгги. Мы узнали, что во время первого нападения твари Серебряной крови выпили из Дилана почти всю кровь, однако решили не поглощать его целиком, а вместо этого превратить его в одного из своих. Чтобы выжить, ему пришлось найти жертву, - пояснил Чарльз. - Мне очень жаль.
  На какой-то момент Шайлер лишилась дара речи. Ведь все время, все это время они считали Дилана своим другом. Дилан - вампир, хуже того - марионетка Серебряной крови. Это было ужасно.
  - Так Серебряная кровь существует? Вы сами признали, что они вернулись.
  - Я ничего не признавал, - надменно возразил Чарльз. - Его поступки могут иметь другое объяснение. Дилан мог вполне действовать сам по себе. Такое случается. Слабоумие. В Закатные годы наша молодежь очень уязвима. Дилан вполне мог подделать отметины на шее. Мы обязаны провести расследование должным образом. Если его и совратили, у нас все еще есть шанс спасти его душу. Пока что мы поместили его и его родителей в безопасные убежища.
  - Но вы не можете так поступить! В смысле - скрывать это. Вы должны предупредить всех. Просто обязаны!
  - Ты такая же, как твоя бабушка, - вздохнул Чарльз. - Жаль. Твоя мать не была истеричкой. - Он с теплотой взглянул на Аллегру и понизил голос. - Совет позаботится об этом. Все будет сделано вовремя.
  - Но в Плимуте вы не сделали ничего, - бросила Шайлер. - Роанок... они все пропали, а вы ничего не сделали.
  - Но смерти прекратились, - холодно ответил Чарльз. - Если бы мы напугали всех, если бы мы продолжили бегство, как советовали твои дед и бабка, мы не достигли бы ничего. Мы вечно продолжали бы скрываться, боясь тени, которой, может быть, и не существует.
  - Но Эгги... и та девушка из Коннектикута, и парень из Чоата, - возразила Шайлер. - Как насчет них?
  Чарльз снова вздохнул.
  - Увы, да, это тяжелые потери.
  Шайлер не верила своим ушам. Говорить о людях так, словно их жизни - расходный материал!
  - Уверяю, в свое время мы все разъясним, - продолжал Чарльз. - Мы выиграли сражение в Риме. Серебряная кровь практически уничтожена.
  - Бабушка сказала, что один из них выжил, тот, кто мог скрыться среди нас... что самый могущественный вампир Серебряной крови, может быть, все еще жив, - не сдавалась Шайлер.
  Она обошла кровать, чтобы говорить с Чарльзом лицом к лицу.
  - Корделия всегда это твердила и продолжает на этом настаивать. Она ошибается. Я там был. Я участвовал в битве в храме. Слушайте меня внимательно, оба, потому что я не хочу повторять это еще раз: я лично отправил Люцифера в адское пламя, - провозгласил Чарльз.
  Шайлер подавленно умолкла.
  - А теперь пойдем отсюда, не будем тревожить твою мать, - велел Чарльз.
  Он преклонил колени и поцеловал холодную руку Аллегры.
  - Но есть еще один вопрос, - неожиданно вспомнила Шайлер. - Дилан.
  - А что с ним такое? - спросил Чарльз.
  - Где он?
  - В отеле "Карлайл". Я же говорил вам, он в безопасности.
  - Нет. Его больше нет в "Карлайле". Я была там. Он исчез.
  Шайлер рассказала о том, что они обнаружили: включенный телевизор, недоеденный ужин.
  - Возможно, это он напал на меня.
  В течение долгих секунд никто не произнес ни слова. Потом Чарльз устремил на Шайлер полный ярости взгляд.
  - Если то, что ты говоришь, правда, мы должны найти его. Немедленно.
  
  ГЛАВА 41
  
  Она кричала, кричала изо всех сил, но никто, казалось, не слышал ее. Это снова был кошмар: что-то схватило ее и выдавливало воздух из легких, и она ничего не могла сделать, чтобы прекратить это... она тонула и захлебывалась, пытаясь бороться против того, что тянуло ее вниз, она сопротивлялась, пытаясь проснуться, заставить себя хотя бы упасть с кровати... она должна открыть глаза... она должна увидеть... И она увидела.
  Она увидела, что на нее смотрят двое. Ее родители. Отец был одет во фланелевый халат поверх пижамы, а мачеха набросила пеньюар поверх ночной рубашки.
  - Блисс, доченька, что с тобой? - спросил отец.
  Он вернулся домой из Колумбии на неделю.
  - Мне приснился кошмар, - ответила Блисс, садясь и отбрасывая одеяло.
  Потрогав лоб, она ощутила жар, исходящий от кожи. Лихорадочный жар, как от простуды.
  - Опять? - вздохнула мачеха.
  - Другой, еще хуже.
  - Это все в пределах нормы, Блисс. Не переживай, - бодрым тоном произнес отец. - Я помню себя в твоем возрасте - у меня тогда тоже были страшные сны. Это проходит. И выпадения памяти, когда мне было пятнадцать, я много раз приходил в себя неизвестно где и понять не мог, как я туда попал и что было до того. - Он пожал плечами. - Это часть трансформации.
  Блисс кивнула, взяла из рук мачехи стакан с холодной водой и жадно выпила сразу половину. Отец и раньше упоминал об этом, когда она рассказала ему про свои периоды беспамятства и непонятно куда подевавшееся время.
  - Все в порядке, - сказала девушка, хотя чувствовала себя совершенно измотанной, все мышцы болели, словно ее долго били и пинали.
  Блисс застонала. Родители с тревогой склонились над ней.
  - Все в порядке, правда. - Она выдавила улыбку и сделала еще один большой глоток воды. - Идите спать. Все со мной нормально.
  Отец поцеловал ее в лоб, мачеха погладила по плечу, и они ушли из комнаты.
  Блисс поставила стакан па прикроватный столик. И тут вспомнила: Дилан.
  Попрощавшись с Оливером и Шайлер возле "Карлайла", она встретилась с родителями в "ДБ Бистро" , где они вместе поужинали. Вернувшись домой, Блисс отворила дверь в свою комнату и увидела Дилана, сидящего на кровати, как будто так и надо. Он открыл дверь квартиры ключом, который она давала ему.
  - Дилан!
  Вид у него был бледный и болезненный. Куртку он снял, и Блисс увидела, что его футболка и джинсы порваны. Темные волосы прилипли ко лбу. Он казался испуганным. Очень испуганным. Он рассказал ей, что произошло, его допрашивали и держали в камере, но не предъявляли обвинений, а потом Чарльз Форс доставил его в номер отеля, и все это время Дилан только и думал, как он скучает по Блисс.
  - Но не в том дело. Мне кажется, я что-то натворил, - признался он. Руки у него тряслись. - Мне кажется, они правы. Мне кажется, что я убил Эгги. Я не уверен, но у меня такое ощущение, что со мной что-то не так.
  - Дилан, нет. Не может быть. Ты не мог это сделать, - запротестовала Блисс.
  - Ты не понимаешь! - крикнул Дилан. - Я вампир, как и ты. Голубая кровь.
  Блисс молча уставилась на него. Неожиданно все обрело смысл. Конечно, он один из них, она почему-то это знала, именно поэтому ее всегда тянуло к нему. Потому что он такой же, как она.
  - Но со мной что-то происходит... я не уверен, но мне кажется, будто я только что пытался убить Шайлер. Я видел, как она выходит из отеля, и пошел за ней. Я не знаю почему, на меня просто что-то нашло. Я видел ее на улице, и... и мне кажется, это было не в первый раз.
  - Нет, - снова сказала Блисс, отказываясь слушать то, что он говорит. - Замолчи. Ты несешь чушь.
  Зачем ему нападать на Шайлер? Если только он не... если только он не стал... если он не превратился в... Блисс вспомнила тот вечер после фотосъемок. Шайлер, которая, шатаясь, стояла на тротуаре и держалась рукой за шею, чуть ниже уха...
  - Послушай, - произнес Дилан, вставая с кровати и надевая куртку. - Тебе нужно убраться отсюда. Они сцапали меня, сцапают и тебя тоже. Они охотятся за всеми нами. Я вернулся только затем, чтобы предупредить тебя, но я не могу остаться. Тебе опасно быть рядом со мной, мне так кажется. Но я хотел сказать тебе - будь осторожна. Я не хочу, чтобы они схватили тебя. Ты должна защищаться. Поверь мне. Они приближаются...
  Затем все вокруг исчезло. Это все, что помнила Блисс. Она опять отключилась.
  Она пребывала в собственном теле и одновременно не в нем. Она скользила сквозь время и попадала куда-то еще. Очнулась она от собственного крика, а над ее постелью стояли родители.
  Дилан приходил предупредить ее, а сейчас его не было.
  Блисс ощутила странную пустоту, тупую боль глубоко в костях, словно после сильной встряски. Направившись в ванную, она зажгла свет и едва не вскрикнула, увидев себя в зеркале. Под воротником ее футболки виднелась отметина. Неужели родители этого не заметили? Девушка оттянула воротник, чтобы получше рассмотреть. Это был уродливый синяк, темно-фиолетовый и вспухший, как будто ее пытались задушить. Прикасаться было больно. Что произошло? И где Дилан?
  Включив воду, чтобы умыться, Блисс заметила на полу ванной мелкие осколки стекла. В помещении было холодно. Девушка повернулась к окну. Занавески колыхались от сквозняка. Верхняя часть окна была разбита, хотя это было пуленепробиваемое стекло, отец велел установить его, когда они сюда переехали, несмотря на то что они жили на самом верхнем этаже тридцатиэтажного здания.
  Блисс осторожно попыталась пройти по усыпанному осколками полу и тут заметила рядом с радиатором отопления что-то темное, скомканное.
  Протянув руку, она подняла непонятную вещь. Это оказалась мотоциклетная куртка Дилана. Дилан нигде не появлялся без этой куртки, она была для него словно вторая кожа. Куртка пропахла им - горьковатым запахом сигарет и лосьона для бритья.
  И все же что-то было не так. Блисс поднесла куртку поближе к свету и увидела, что вся подкладка пропитана кровью. Загустевшей, но еще не высохшей. Так вот почему куртка такая тяжелая. Так много крови. О господи...
  Блисс все еще держала куртку в руках, когда заметила, что в дверях ванной стоит Джордан - маленькая молчаливая фигурка в пижаме. Младшая сестра смотрела на старшую, как на привидение.
  - С тобой все в порядке?
  - Ну да, - проворчала в ответ Блисс.
  - Я слышала что-то... я слышала... низкий голос...
  - Дилан, мой парень. Он бывал здесь раньше вместе со мной.
  - Нет, не парень... другой, - возразила Джордан.
  Ее била дрожь, и Блисс с удивлением поняла, что сестра вот-вот расплачется. Она никогда раньше не видела Джордан в таком состоянии.
  Не выпуская из рук куртку, Блисс подошла к сестренке и прижала ее к себе.
  - Что ты слышала? - спросила она, стараясь успокоить дрожащую девочку.
  - Был удар, как будто уронили что-то тяжелое, потом шаги... из твоей комнаты и такой звук, словно оттуда что-то выволокли... а потом ты закричала. Я... я не знала, что делать, и позвала маму и папу...
  Теперь все стало понятно.
  Разбитое окно.
  Кто-то был здесь. Кто-то еще. Или, скорее, нечто. И оно... о господи, оно забрало Дилана... и кровь, столько крови на куртке... разве можно выжить, потеряв столько крови? Блисс ощутила горе - невыносимо тяжкое. Дилан, скорее всего, мертв. Это существо утащило его.
  Оно вернулось, чтобы закончить свое дело... убить ее. Эта отметина на шее... именно с этим существом пыталась бороться во сне Блисс. Если бы Джордан не услышала, если бы не прибежали родители... Девушка задрожала, на руках проступили мурашки.
  Это был не кошмар, она сражалась с тем, что побывало здесь, и оно было реальным. Оно пыталось убить ее. То, о чем хотел предупредить ее Дилан, то, о чем они с Оливером и Шайлер прочли в Хранилище. Кроатан. Создание, которое питается вампирами.
  Серебряная кровь.
  
  ГЛАВА 42
  
  Форсы высадили Шайлер у дверей ее дома. Девушке было мучительно стыдно думать о том, что она обвинила отца Джека в принадлежности к Серебряной крови. Хотя ее по-прежнему тревожило его небрежное отношение к возвращению этих тварей, как будто оно его совершенно не заботило или как будто он этого ожидал. Но это не могло быть правдой. Он был Регисом, их предводителем, ставшим вампиром по собственному выбору, а не в наказание за грехи. Она должна верить, что он знает, как надо действовать.
  - Не парься, - сказал на прощание Джек.
  Шайлер благодарно кивнула и вылезла из машины. И только тут вспомнила, что совершенно забыла спросить: почему Чарльз вообще навещал ее мать? Может быть, бабушка знает?
  Войдя в дом, Шайлер ощутила что-то странное. В гостиной, как обычно, было темно и тесно, однако в воздухе витало ощущение угрозы. Стойка для зонтиков была опрокинута, словно кто-то поспешно сбежал с лестницы. Тишина казалась зловещей. Хэтти уехала, у нее был свободный день, а бабушка оставалась в доме одна. Шайлер ускорила шаг, поднимаясь по лестнице. Она заметила, что одна из картин на стене висит криво. Здесь определенно кто-то был. Кто-то, кого здесь быть не должно.
  Дилан! Что, если Дилан явился сюда? Если он ищет ее, чтобы закончить то, что начал? Шайлер ощутила приступ паники. Комната бабушки располагалась в дальней части второго этажа. Девушка распахнула дверь и ворвалась в комнату, выкрикивая во весь голос:
  - Корделия! Корделия!
  Из-за кровати раздался стон. Шайлер бросилась на звук, боясь того, что может обнаружить. Однако она даже не вскрикнула, увидев Корделию, лежащую на полу в луже крови - в луже собственной густой голубой крови. Как будто заранее знала, что именно может увидеть...
  - Отбивалась... но оно сильное... - открыв глаза, прошептала Корделия, когда Шайлер склонилась над ней.
  - Кто? Кто это сделал? - спросила Шайлер, помогая Корделии сесть. - Тебя надо отвезти в больницу.
  - Нет времени, - возразила Корделия хриплым шепотом. - Пришел за мной. Кроатан.
  Изо рта ее тоже текла кровь.
  - Кто? Это был Дилан? Ты видела?
  Корделия покачала головой.
  - Я ничего не видела, как будто на какое-то время ослепла. Но оно было молодым, сильным. Я не видела его лица. Я отбросила его прочь. Оно пыталось, но не могло забрать меня или мою память. Но это конец моего цикла. Тебе нужно отвезти меня к доктору Пат. Чтобы они взяли мою кровь. Для следующего проявления. Это очень важно.
  Шайлер кивнула, в глазах ее стояли слезы.
  - Но что будет с тобой?
  - Этот цикл для меня завершен. Это последний шанс поговорить с тобой - на долгое время.
  Шайлер быстро пересказала ей то, что произошло в "Карлайле" и что она узнала от Чарльза Форса о Дилане - как он был укушен и превращен в существо Серебряной крови. Как он убил Эгги.
  - Но он пропал. Сбежал из номера в отеле. Никто не знает, где он сейчас.
  - Скорее всего, он уже мертв. Они убьют его, чтобы он не раскрыл их тайны... прежде чем кто-то из Голубой крови снова его поймает. Этого я и боялась, - прошептала Корделия. - Твари Серебряной крови вернулись... Только ты сможешь победить их... Твоя мать была самой сильной из нас, а ты ее дочь...
  - Моя мать?
  - Твоя мать - Габриэлла. Габриэль, та, кого еще называют Гавриил. Одна из семи архангелов. Только двое из них сами вызвались пойти вместе с проклятыми вниз, на землю. Чтобы спасти нас. Она была самой сильной. Она была сестрой-близнецом Михаила - Чарльза Форса. Его единственной любовью. Изначально это была ее жертва. Он только последовал за нею из любви к ней. Он отказался от рая, чтобы быть с ней.
  Так вот почему Чарльз навещал ее мать. Аллегра была его сестрой. Это значит, что Шайлер он приходился... дядей? Запутанная семейная история Голубой крови была слишком сложной, чтобы разбираться в ней сейчас. Корделия продолжала говорить:
  - Они правили вместе тысячи лет. В Египте фараоны обычно женились на сестрах, как и императоры в Риме. Но сейчас это почти везде запрещено и потому стало тайной. В одних и тех же семьях рождаются близнецы, кровно связанные друг с другом, как я с твоим дедом. Но путем изменения один из близнецов принимает на себя роль супруга, и никто из Красной крови не замечает этого перехода. Благодаря этому богатство на протяжении поколений не уходит из семьи.
  Шайлер подумала о Мими и Джеке, о странных, почти интимных отношениях между ними.
  - Чарльз и Аллегра были кровно связаны друг с другом - целую вечность. Пока она не встретила твоего отца. Твоя мать полюбила Стивена. Это был рок. Она отвергла Чарльза, и он в гневе покинул семью. Взял новое имя, отказался от наследства ван Аленов. Когда умер твой отец, Аллегра поклялась никогда больше не брать себе фамильяра, дабы сохранить память о своей любви. Именно потому она не приходит в себя. Она существует между жизнью и смертью. Отказывается брать Красную кровь, чтобы быть живой. Чарльз мог бы ей помочь, но не стал этого делать.
  - Мой отец был человеком?
  - Да. Ты единственная. Ты полукровка. Димидиум когнатус. Ты должна быть осторожна. Я защищала тебя, пока могла. Есть те, кто хочет тебя уничтожить.
  - Кто? Почему?
  - Сказано, что дочь Габриэллы принесет нам спасение, которого мы взыскуем.
  - Я? Каким образом?
  Корделия закашлялась и крепко сжала руку Шайлер.
  - Ты должна найти своего деда... моего мужа... Тедди Неумирающего... вампира, который веками сохраняет одну физическую оболочку... Мы с ним расстались так давно. После того как нас выгнали из Совета, мы решили, что врозь безопаснее... Мы не верили стражам... считали, что кто-то из них укрывает Кроатана. Тедди не было сотни лет... Ищи в Хранилище, узнай, где его видели в последний раз... Он может помочь тебе. Может быть, он в Венеции. Он любил Италию. Мог уехать туда. Только он знает, как победить Серебряную кровь. Ты должна найти его и рассказать, что случилось.
  - Как я узнаю его?
  Корделия слабо улыбнулась.
  - Он написал сотни книг. Большинство тех, что в библиотеке, из его коллекции или написаны им.
  - Кем он был? Как его звали?
  - У него было много имен. Если живешь так долго, приходится менять имя. Но когда мы были вместе в последний раз, его звали Лоуренс Уинслоу ван Ален. Ищи на площади Сан-Марко. И в Академии. Погоди... скорее всего, у Киприани... ему нравился его "Беллини" .
  Шайлер кивнула. Теперь она плакала, уже не скрываясь.
  Нужно было осознать так много: Чарльз-Михаил, Аллегра-Габриэль, то, что ее отец - человек, и то, что у нее есть дед, который не умирает. До чего же странное и разветвленное фамильное древо. А ее статус полукровки? И что он означает? Что значит - дочь Габриэллы принесет спасение Голубой крови? Это было слишком. Чересчур тяжкая ноша для ее плеч. Все, чего хотела Шайлер, - это чтобы Корделия не истекала кровью. Как жить без нее?
  Хотя девушка понимала, что на самом деле бабушка не умирает, но все же на какое-то время Корделия покидала этот мир.
  - Бабушка, - умоляла Шайлер. - Останься!
  - Позаботься о себе, внучка, - сказала та, взяв Шайлер за руку. - Фацио валитурус фортис.
  "Будь отважной и сильной". С этим последним напутствием дух Корделии ван Ален перешел в бездеятельное состояние.
  
  ГЛАВА 43
  
  Похороны прошли с аншлагом, впору было вывешивать объявление "Остались только стоячие места". Удивительно, как много людей знали Корделию ван Ален. Церковь Святого Варфоломея была набита до отказа, и даже на седьмой день прощания сотни горожан приходили, чтобы отдать дань уважения. Губернатор, мэр, два сенатора от штата Нью-Йорк и множество других людей почтили память умершей.
  "Почти так же многолюдно, как на похоронах Джеки" , - подумала Мими.
  В отличие от собравшихся на похороны Эгги Карондоле, почти все присутствовавшие на погребении Корделии ван Ален были в белом. Даже отец Мими настоял на том, чтобы ради такого случая все семейство облачилось в одеяния цвета слоновой кости. Мими выбрала платье от Беназ Сарафпур, облачно-белого оттенка. Среди тех, кто приветствовал приглашенных, Мими заметила Шайлер ван Ален, та была в облегающем белом платье, ее волосы были убраны назад и украшены двумя цветками белой гардении.
  - Спасибо, что пришли, - сказала она семейству Форс, обмениваясь с каждым из них рукопожатием.
  - Мы разделяем твою скорбь. Она вернется, - торжественно произнес Чарльз Форс.
  Он был в костюме цвета сливочного мороженого.
  Шайлер утаила от всех обстоятельства смерти бабушки. Она решила, что если вдруг в Совете действительно тайно присутствует кто-то Серебряной крови, то лучше будет скрыть произошедшее. Вместо этого она сказала всем, что Корделия устала от проявления и пожелала отдохнуть перед следующим циклом.
  - Мы ожидаем радостных вестей, - по традиции ответила Шайлер.
  За прошедшие два месяца она многому научилась.
  - Вое вадум реверто, - прошептал Джек, склонившись над гробом. "Ты вернешься".
  Мими коротко кивнула Шайлер. Она увидела Блисс, которая только что вместе со своей семьей вошла через боковую дверь. Блисс была одета точно в такое же платье от Сарафпур, как у самой Мими. Девушка из Техаса тоже училась кое-чему.
  - Привет, Блисс. Может, после похорон пойдем на гидромассаж? У меня все болит после силовой йоги, - обратилась Мими к подруге.
  - Конечно, - отозвалась Блисс. - Я подожду тебя после отпевания.
  Она подошла к Шайлер, которая одиноко стояла возле роскошного, отделанного платиной гроба.
  - Мне жаль, что твоя бабушка умерла, - проговорила Блисс.
  - Спасибо, - опустив взгляд, ответила Шайлер.
  - Что ты будешь делать теперь?
  Шайлер пожала плечами. В своем завещании Корделия объявила Шайлер полноправной, но несовершеннолетней наследницей, и до совершеннолетия ее опекунами назначались Хэтти и Юлиус.
  - Как-нибудь справлюсь.
  - Ну, удачи.
  Шайлер смотрела, как Блисс идет прочь, проталкиваясь поближе к Мими. Накануне Блисс рассказала ей, что случилось в ту ночь, когда она пришла домой из "Карлайла": как она застала в своей комнате Дилана, как он признался во всем. Как она выпала из реальности, а когда пришла в себя, то обнаружила разбитое стекло и окровавленную куртку.
  - Он был вампиром, а теперь он мертв, Шайлер, - со слезами на глазах твердила Блисс.
  "Нет, не мертв. Хуже, чем мертв", - подумала Шайлер.
  Корделия рассказывала ей, что когда существо Серебряной крови высасывает голубую кровь вампира, то забирает и его душу, его память, превращая его в узника, навеки заключенного в сознании твари.
  Шайлер обняла подругу.
  - По крайней мере, ты уцелела.
  Она переживала за Блисс и хотела дать ей понять, что всегда будет рядом, всегда поможет. Но на следующий день Блисс, похоже, вернулась к своему прежнему образу жизни. Она отказывалась говорить с Шайлер или Оливером обо всем случившемся и вновь перешла на старую привычную орбиту вокруг Мими Форс.
  Шайлер надеялась, что у них будет шанс подружиться заново. В глубине души она понимала, что Блисс слаба, но хотела бы когда-нибудь помочь ей стать сильнее. Валитурус. Фортис.
  Подошел Оливер и положил на гроб букет белых калл. Он был в ослепительно белом костюме-тройке. Завитки темно-каштановых волос касались воротника белой рубашки.
  - Нам будет не хватать ее, - сказал он, перекрестившись.
  - Спасибо, - ответила Шайлер.
  Оливер поцеловал ее в щеку.
  Началось отпевание, и хор запел любимый гимн Корделии, "На орлиных крыльях". Шайлер сидела на передней скамье, сложив руки на коленях. Корделия ушла. Единственная семья, которую когда-либо знала Шайлер. Теперь она осталась одна во всем мире. Мать, погруженная в сон, похожий на смерть, потерянный дед, скрывающийся где-то...
  Оливер, сидевший рядом, сжал ее ладонь в знак сочувствия.
  После похорон к Шайлер подошел Джек Форс. Он тоже был облачен в белый костюм, сияющий на солнце. Они вышли из церкви на многолюдную Парк-авеню, в Нью-Йорке царила обычная воскресная суета. Матери и няни катили к парку коляски, респектабельные обитатели окрестных домов выходили погулять после обеда или заглянуть на выставку в музей.
  - Шайлер, можно тебя на минутку?
  Девушка пожала плечами.
  - Конечно.
  Джек Форс, в белоснежном одеянии, светловолосый и зеленоглазый, выглядел совсем как сказочный принц. У него было лицо ангела - он во многом походил на своего отца.
  - Говори, - сказала ему Шайлер.
  - Извини, что между нами все вышло так нехорошо... - начал он. - Я... моя жизнь мне не принадлежит... у меня есть долг перед семьей, и это... это не позволяет такие отношения, как...
  - Джек, не надо ничего объяснять, - оборвала его сбивчивую речь Шайлер.
  Она вполне могла понять, что происходит между ним и Мими. Они кровно связаны между собой со дня своего сотворения.
  - Не надо?
  - Ты должен делать то, что должен, а я буду делать то, что должна делать я.
  Вид у него был встревоженный.
  - И что ты должна делать?
  Шайлер подумала о Дилане, о мрачном парне с дурацким чувством юмора и подпорченной репутацией. О своем друге. Его превратили в чудовище, использовали, а потом убили. Она подумала о том, что сказала ее бабушка относительно Серебряной крови - они хитры, коварны и двуличны, и Корделия считала, что самый могущественный из них скрывается среди обычных вампиров, маскируясь под одного из голубокровных. Но никто не хотел верить в их существование, в вероятность их возвращения. Несмотря на то, что смерть Эгги была самой настоящей. А теперь к ней прибавилась смерть Дилана. Чарльз Форс решил наблюдать, выжидать и ничего не делать. Но Шайлер не собиралась ждать. Она ничего не могла сделать для Эгги, но должна найти того, кто погубил Дилана. Она будет охотиться на тварей Серебряной крови. Мстить за друга.
  - Не надо усложнять себе жизнь, Шайлер, - предупредил ее Джек.
  Шайлер только улыбнулась.
  - Всего хорошего, Джек.
  Рядом возник Оливер. Удивительно, как он всегда ухитрялся появляться ровно в тот момент, когда больше всего был ей нужен.
  - Шайлер, машина ждет, - сказал он.
  Она взяла его под руку, и он повел ее к машине. "У меня есть Оливер, - подумала Шайлер. - Я никогда не буду одна".
  
  ГЛАВА 44
  
  На Таймс-сквер установили рекламный щит "Цивилизации" - самый большой рекламный щит в городе. Фотография была необычной: две обнявшиеся девушки, одетые только в джинсы, однако на снимке было видно лицо только одной из них, смотрящей прямо в камеру. Шайлер. Лицо Блисс было полностью скрыто рыжими волосами.
  Шайлер взглянула вверх, на свое изображение, и засмеялась. Оливер заснял на мобильный телефон, как она хихикает, показывая на рекламный щит, где красуется она же сама.
  - По виду в тебе где-то метров двадцать пять росту, - сказал он.
  Шайлер посмотрела на лицо на рекламном щите. Лицо ее матери. Нет, ее собственное лицо. Она была похожа на мать, но глаза-то отцовские. Она была вампиром, но наполовину человеком. Девушка гордилась фотографией. А потом она увидела рекламный щит, расположенный напротив.
  Это была реклама новостной компании Форса, и на фотографии красовалась Мими Форс в обтягивающей белой футболке с логотипом канала. "НОВОСТИ ОТ ФОРСА. ЧЕСТНО, ТОЧНО И БЫСТРО".
  - Смотри, - сказала Шайлер, указывая на щит.
  Значит, Мими все-таки прослышала о новой рекламной кампании "Цивилизации". И попыталась затмить ее, тоже попав на рекламный щит. Никто не должен был править на Таймс-сквер, кроме нее.
  Они подошли к новостному стенду, и Оливер указал на выпуск "Пост". "Ученик выпускного класса найден мертвым на вечеринке", - бросался в глаза заголовок.
  Шайлер внимательно прочла статью. Она знала этого парня по Комитету. Лэндон Шлессингер был одним из голубокровных. Шайлер поняла, что время истекло. Твари Серебряной крови вернулись. Они здесь, в Нью-Йорке, маскируются под Голубую кровь, скрываются среди них, выслеживая молодых вампиров, находящихся в наиболее уязвимой поре своей жизни. А прочие особы Голубой крови просто ничего не предпринимают.
  Пора положить этому конец. Шайлер сложила газету и сунула под мышку.
  - Олли, ты не против того, чтобы провести выходные в Венеции? - спросила она.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"