Вообще не в каждой комнате в нашем интернатовском общежитии стоял телевизор. Телевизоры, по два на этаж, как в больницах, стояли в коридорах нашего корпуса. Но у некоторых, не совсем покинутых родителями ребят в комнатах стояли свои, собственные телевизоры. Со мной в комнате жил Олег Чежегов, его родители, как могли, помогали парню: например, купили ему музыкальный центр и телевизор. Может, они вели себя так потому, что он их ненавидел и всячески это подчеркивал. Видимо, они стыдились такого отношения.
У нас было довольно много кассет и даже только входивших в моду компактных дисков с записями шансона и хард-рока, под настроение я включал что-нибудь, слушал и объяснял ребятам, кто играет. Я приучился к рок музыке, потому что однажды украл целую пачку скрепленных черной тесемкой журналов "Ровесник", большинство статей там было как раз про западных рок исполнителей; я начал читать статью за статьей и, по моему, начал немного разбираться в хард-роке.
Поначалу ребятам, отдававшим предпочтение шансону, совсем не нравились мои новые пристрастья, но вскоре, когда я уже на самом деле не мог бы отказаться от рока, я догадался приукрашивать биографии любимых исполнителей, чтобы ребята сами заинтересовались и слушали вместе со мной. Не зная языка, я наугад, по словарю Мюллера, переводил тексты: иногда у меня выходило весьма забавно, правда, как правило, совсем бессмысленно, но как раз последнее ребятам нравилось больше всего. Я даже умудрился перевести на слух несколько немецких песен, которые принял за английские. Чего уж и говорить, в моих переводах встречались такие мудреные выражения, как "пять кубометров директора" и так же "пять кубометров меха", или "что сказал снежный изобильный дед", это было название песни, и так же еще немало подобной бессмыслицы.
В то время переводить на слух было моим любимым занятием, помимо воровства из ларьков и собирания марок. Также мне нередко снились сны на тему переводов текстов композиций, мои любимые исполнители, многих из которых я не видел даже на фотографии, пели предо мной по-русски, облаченные в саваны и подвенечные платья, ребята, слушая утром мои пересказы снов, не могли поверить своим ушам. Подумать только, говорили они, какую бессмыслицу поют на западе. Поставить что-то из шансона уже давно не приходило никому в голову: мой болезненный энтузиазм передался всем. Среди прочего, я приучил к рок-музыке своего старшего друга - Касыгина, я пересказывал ему переводы разных песен по словарю Мюллера, или по своим снам, похоже, он всегда верил и говорил мне, что я должен пойти в университет - по его мнению, такой живой ум как мой не должен был пропадать. Сам я и не представлял, как потом в случае чего перед ним оправдаюсь.
С телевизором совсем другое дело. Чежегову и остальным ребятам нравилось смотреть всякие юмористические передачи, а мне быстро становилось скучно. Сначала я пытался приучиться к таким программам, например, смотреть сериалы типа "человек невидимка" и тому подобных, и даже азартно обсуждал увиденное с товарищами. В то время дома, в деревне, телевизора у нас не было, то есть был, но черно-белый и почти нерабочий. Его включали редко, и малолетние сестры спорили, какой включить канал. Мать тоже ругалась, а я не понимал, для чего ссориться из-за ерунды. Соответственно, телевизор был мне немного в диковинку, первое время я приходил в восторг даже от рекламы и порой ловил себя на мысли, что повторяю рекламные слоганы, которые остальным уже давненько набили оскомину. Чежегов даже сказал мне, что я по-видимому идиот, раз нахожу удовольствие даже в рекламе, того же мнения придерживался и Ефремов. Так вот, потом реклама стала мне надоедать. Но один ролик мне не разонравился - тот самый замечательный ролик в стиле мультфильма, где отважный авиатор улетает от своей якобы возлюбленной причитающей посреди зеленого поля и грозящей ему кулаком, а за хвост крошечного самолетика пытаются зацепиться круглые умилительные песики - бульдоги. Я отлично понимал, что они хотят обсудить с авиатором какая несносная дама у них хозяйка, попить с ним пива и поесть шашлык, так я и говорил ребятам, да меня, правда, не больно-то понимали.
От нечего делать я смотрел с ребятами сериалы и юмористические передачи. Все-таки, грубоватый юмор всегда меня отталкивал, я быстро заметил, что хороших и чистых шуток по телевизору показывают мало, и напрямую говорил об этом ребятам. Ни один человек не мог меня понять, ей богу, ни один. Сериал про невидимку был еще куда ни шло, но и показывали его с девяти до десяти, хоть я и соображал что все это лицемерная чушь, мне все-таки нравились главные герои, и особенно те серии, когда на главного героя находило помешательство - в такие дни он действовал настолько нелогично, что я даже ему завидовал. На самом деле, только эти серии и были хоть сколько-то переносимыми. Я думал, что неплохо бы уметь вести себя подобным образом, да только с рук тебе все это вот так не сойдет: фильм, тем более такой искусственный, это одно, а жизнь - совсем другое. Тем не менее, я придумывал всякие дикие выходки и порой приводил товарищей в недоумение. С другой стороны, я отлично понимал, что герой этого сериала, да и другие, восхищавшие меня герои, уже из книг, которые я брал в библиотеке, а так же у одного мужика, жившего в люке, не планируют свои сумасбродства: они приходят к ним внезапно, как бы по наитию. Такого мне и не снилось. Я хотел поделиться с кем-нибудь своими соображениями, но подходящего собеседника не находилось. Поделись я, скажем, со своими товарищами по комнате, меня не поняли бы и приняли за психа, а коли кто-то понял бы, мне же обошлось бы дороже.
Те же передачи, которые шли поздно ночью, я совсем не мог смотреть - их, по-видимому, рассчитывали на обладателей самого скверного вкуса. Сам я матерился с детства и хорошо понимал, что означают все скверные слова - да кто этого не знал, - но мне никогда не приходило в голову произносить или проделывать те мерзости, которые представляли нам по развлекательному каналу. Социальные педагоги тоже были хороши - нам строго настрого запрещали смотреть тот самый канал, чтобы мы не нарушали запрет, ночью нас частенько проверяли: наш социальный педагог Абрамова внезапно заходила в комнату, включала свет и принималась ругать нас, мол, какие мы молодые и уже такие распущенные. Пару раз она перерезала провод от антенны, не от большого ума, я полагаю. На ее месте нужно было бы либо унести телевизор и отдать его родителям Чежегова, либо махнуть на все рукой. Похоже на то, хоть я и не берусь утверждать, что от возможного визита и поимки с поличным у ребят появлялся дополнительный стимул нарушать порядок. Обычно, пока ребята смотрели эти свои ночные передачи, я делал вид что сплю, - не портить же всем настроение убитым видом, - Абрамова, пару раз видевшая, что я лежу отвернувшись к стене, ставила меня в пример, мол, вот ведь не тянет парня на всякие пошлости - с тех пор я так ее невзлюбил что всегда старался сделать ей наперекор.