В комнате было душно и темно. В полумраке слабо горел ночник в виде кошачьей морды. Терпкая смесь запахов сигаретного дыма, спирта и резины при вдохе щекотала нос. Мальчик лежал на низкой металлической кровати, накрытой белой простыней. На его голове покоилось мокрое вафельное полотенце. Лат сидел рядом с кроватью на деревянной табуретке. Он нервно теребил правой рукой большой палец левой руки. Скрипнула дверь, луч дневного света разорвал полумрак комнаты. В спальню вошел высокого роста, крупный полный мужчина. Он наклонился над Латом и тихо прошептал:
- Перестань дергаться, Кох уже едет, минут через тридцать будет у нас. Ты же знаешь, он почти бог, если есть хоть малейшая возможность спасти пацана, он ее использует. Как он?
- Все так же, хреново. Лежит не двигается. Еле дышит. Как думаешь, Бали, он умрет? - не поворачивая головы, сказал Лат.
- Откуда мне знать. Я детей живьем можно сказать третий раз в жизни вблизи вижу. Чего ты так распереживался. Он что, тебе родственник? Ну, умрет и умрет. Ты и так для него сделал больше, чем надо. А вообще, я тебе еще раз повторю, дурак, ты Лат. Зачем его сюда притащил, зачем сразу не ушел. Теперь неизвестно, чем все закончиться. Тебя точно никто не видел?
- Точно, не точно. Я чё, провидец. Не было у меня времени каждый угол проверять. В посадках сто пудов кроме нас троих никого не было. А со стороны дороги может кто и шел, да только я не видел.
- Ладно, затихни. Я же за тебя беспокоюсь. Кстати, как думаешь, что это за малец? Откуда взялся? - Бали подошел к кровати и наклонился над телом мальчика.
- Я думаю, это сын того коммерсанта, которого Длинный грохнул. Непонятно почему он пацана сразу не пришил, а еще больше меня удивляет поведение этого мальчонки. Я даже представить себе не мог, что дети могут так хладнокровно убивать. Бали, он действовал в высшей степени профессионально. Даже контрольный в голову сделал. Фантастика!
- Да, согласен, удивительный случай.
Раздался короткий, дребезжащий звонок в дверь.
- А, вот и Кох.
Бали переваливаясь с боку на бок, пошел к входной двери. Через несколько секунд он вернулся в комнату. За ним вошел небольшого роста сутулый толстенький человечек. Его лицо было каким-то смешным и неестественным. Он был похож на какого-то мультяшного героя, что-то типа снумсмумрика или муммитроля. На круглом, в форме картошки, носе уморительно сидели круглые в черной оправе очки.
- Давно не виделись, ковбой. Что, опять вляпался? - высоким голосом пробормотал Кох, протягивая для рукопожатия руку.
- Можно, конечно, и так сказать, но больше вляпался вон тот малец - Лат показал рукой в сторону кровати.
Кох присел на край постели и внимательно посмотрел на ребенка.
- Рассказывайте, что произошло.
Лат коротко поведал о том, что случилось несколько часов назад.
Кох внимательно выслушал Лата, после того, как тот замолчал, он опустил голову почти до колен и обхватил ее обеими ладонями. В таком положении он просидел около минуты. Затем он резко поднялся, серьезным взглядом посмотрел на друзей и сказал:
- Ну так, валите отсюда. Мне нужно пообщаться с мальцом, один на один.
- Кох, он без сознания, как ты будешь общаться? - недоуменно сказал Лат.
- Слушай, я же не даю тебе советов - как взрывчатку делать, пистолет почистить, башку прострелить, ну и ты не лезь в мою епархию. Общаться - не обязательно разговаривать. Осмотреть мне его надо, а вы меня напрягаете. Надеюсь, ты не думаешь, что я педофил?
- Кох, ты чё, ну скажешь тоже, как в это в лужу..., я так просто спросил... - замялся Лат.
- Ну, а раз так, просто валите.
Лат и Бали вышли в прихожую и, закрыв за собой дверь, переглянулись.
Бали вытащил из кармана пачку "Парламента" и стукнул по ее дну пальцем, сигаретка словно на пружинке вылетела фильтром вверх.
- Будешь?
- Ты же знаешь, я бросил. Не совращай.
- Везучий, а я все никак.
- Сколько у тебя стаж?
- Да лет двадцать уже.
- Можешь не бросать уже, смысла нет.
- Вот и я так думаю. Слушай Лат, я знаю, ты с ментами на "Вась-Вась", ты бы узнал про бизнесмена, чего там все - таки произошло. Может у пацана родственники есть. Чего с ним делать - то теперь?
- Я попробую, хотя логика мне подсказывает, что этого делать и не надо.
- Почему не надо, ты нигде не засветился и вообще за столько лет работы ни одного прокола, ты лучший, Лат - возмущенно произнес Бали.
- Это - то и настораживает, хотя я считаю, что лучший это ты - задумчиво ответил Лат.
- Я все узнаю.
- Лат, а он тебе никого не напоминает? - после продолжительного молчания вдруг сказал Бали.
- Кто? Пацан?
- Не, блин, это я про Коха наверное спрашиваю, ты меня выводишь иногда своей тормознутостью, конечно, я про пацана говорю.
- Мальчишка как мальчишка.
- Нет, он такой же, как мы с тобой в детстве были. Такой же простой и невинный. Помнишь гарнизон, учения, стрельбы, отцы наши пьяные на мотоциклах носятся и матери... дома..., на кухне ждут... А дни рождения, клуб, танцы... Господи, как будто в другой жизни. Так хорошо было!
- А это Вить, и было в другой жизни. Все хорошее осталось там. А теперь мы здесь. А мальчишка уже не невинный. Он одного из лучших стрелков завалил и, между прочим, без раздумий и сожаления.
- А ты бы не завалил, если бы с твоим отцом так...
- Когда в его возрасте был? Нет. Я бы не смог. Мы с тобой другими были. Для нас оружие было игрушками, мы добрые были, птенцов в гнезда с земли возвращали и кошек лишаястых зеленкой мазали, и матом не ругались, потому что матери за гадкие слова по губам мокрым полотенцем хлестали. А ему еще 10-ти нет, а он уже как мы. Жаль. Его детство кончилось, не успев начаться.
- Да, ты, наверное, прав. У нас хоть детство было и вера... Хоть что-то да было. А у него уже ничего нет.
В этот момент открылась дверь, и из комнаты и в прихожую вышел Кох. Он выглядел измученным, на его лбу блестели капельки пота.
- Пацан пришел в себя. Я сделал всё, что мог. Но он еще очень плох. Вот, лекарства будете колоть по одной ампуле через каждые два часа. Дальше все будет зависеть от крепости нервной системы. Положимся на лучшего доктора, в смысле не на меня, а на время. Но о здоровой психике речи быть уже не может, такие травмы бесследно не проходят даже для взрослых. Будьте с ним поласковей. Все, пока. Я устал. Завтра утром приду.
Лат и Бали по очереди обняли Коха и проводили его к двери. Когда доктор вышел за порог, он вдруг остановился, обернулся и, внимательно посмотрев на друзей, тихо сказал:
- Мальчик не простой, что - то в нем не так, пока не могу понять что, но что-то не так. Случай уникальный. Не отпускайте его от себя. Пока он с вами - он в безопасности.
- В смысле, его усыновить что ли теперь, на кой ляд он нам сдался? - переспросил Бали.
- А что, пойдешь в милицию отведешь? - загадочно ответил Кох и вошел в лифт.
- У, козлы, ну Лат, спасибо тебе, вот теперь забирай его, и сам с ним нянькайся.
- А как же, что он "такой же, как мы 25 назад", как же потерянное детство, "жалко пацана" - язвительно нарочито противным голосом пропищал Лат.
- Ладно, пошли посмотрим, как он там - буркнул Бали, захлопывая входную дверь .
"Странная штука жизнь или сраная штука жизнь. В любом из двух этих случаев она очень интересная, зараза! Никогда в ней не знаешь, когда все закончилось и никогда в ней не знаешь когда всё, наконец, начнется. Не менее занятная штука и человеческое самосознание. Мы видим, слышим, чувствуем, думаем, но не вникаем в суть того, что мы делаем, не отдаем себе отчета в серьезности того процесса, который происходит внутри нас. По сути, мы с самого рождения будто бы смотрим кино про самих же себя или сразу несколько фильмов, которые являются продолжениями друг друга. Одна картинка сменяет другую, одни действующие лица приходят на место предыдущим и так до самого финала, когда все заканчивается похоронами. Короче, жизнь - это мыльная опера, длинною в человеческое существование. И есть такое подозрение, что со смертью киносъемочный процесс не заканчивается, он просто переносится на другую площадку, а киностудия, режиссер и продюсер все те же, точнее все тот же, только сценарий усложняется и сюжет становится более сложным. На потоке фильм из цикла: "Кино не для всех".
Бали поставил в конце фразы большую жирную точку и захлопнул тетрадь. Никто не знал об этой его слабости. Никто, даже самые близкие люди Лат и Кох не могли предполагать, что большой, сильный и сварливый Бали, когда остается один, садится и записывает в потаённую, толстую, обшарпанную тетрадочку различные мысли, касающиеся смысла человеческой жизни. Это увлечение началось в школе, классе в десятом, в том самом азиатском гарнизоне, где они с Латом и Кохом долгое время жили вместе со своими служившими на благо Отечества отцами. Тогда на уроке литературы, когда учительница рассказывала классу о жизни Федора Достоевского в голову Вити Балиева неожиданно пришла странная мысль, которая была им же и записана на полях школьной тетрадки: "Жизнь должна быть безудержно интересной настолько, чтобы не было времени задумываться над ее смыслом, потому что если жизнь интересна - она уже сама по себе имеет смысл для человека, который не замечает ее течения". С этой фразы началась огромная, до селе бесконечная цепь высказываний и размышлений Бали, которые он записывал в тетрадь. Но кроме него их никто и никогда не читал.
В такие минуты у него почти всегда возникало странное ощущение. Ему казалось, что его сознание раздваивается, расщепляется, разламывается на две части. Его внутренняя сущность начинала чувствовать себя двумя диаметрально противоположными личностями. Одна из них - личность старого профессионального вояки, солдата, не знающего ни страха, ни жалости, профессионального убийцы, морального дегенерата и психопата, прошедшего все круги ада, сумевшего выжить в горниле смерти, кому сам черт не брат, а вторая личность тонкого, ранимого, творческого, возвышенного философа, мудрого прозаика и даже утонченного поэта. Как они уживались в его теле, Бали не понимал, но они были рядом, шли бок о бок и одна из них удерживала вторую от самоуничтожения.
От состояния сладостного философствования его отвлек еле слышный скрип половиц. Он не услышал, а почувствовал звук натренированным годами боевых вылазок сверхчутьем. Один из его учителей, командиров спецназовцев говорил: "Не надо видеть, надо ощущать, не надо слышать, надо чувствовать, не надо думать, надо действовать".
Этот мимолетный звук дал ему увидеть всю предшествующую картину. Мальчик лежит на спине, его глаза закрыты. Правая рука свесилась с кровати, а левая покоится на простыне ладонью вверх. Ногу ребенка сводит мышечный спазм, конечность дергается, глаза открываются, он видит незнакомую комнату. Правая рука мальчика опирается на край кровати, ноги медленно сползают на пол, еще секунду он сидит, не предпринимая никаких действий, а затем медленно встает и в этот момент половицы скрипнули. Сейчас мальчик медленно подходит к двери через секунду его маленькая ручка возьмется за ручку и потянет ее на себя, итак раз, два, три, четыре, вот он....
- Здравствуй, малыш! Как спалось?
Мальчик стоял на пороге комнаты в одних белых трусиках. Его тонкие ножки слегка подрагивали, на коленях бурыми пятнами на мертвенно бледной коже чернели еще незажившие ссадины. Лицо было худым и осунувшимся, с первого взгляда казалось, что лица нет вовсе, а вместо него в пространстве движутся лишь огромные, бездонные в своей печали воспаленные глаза.
- Привет, малыш - уже несколько громче и еще более дружелюбно (как ему казалось), повторил Бали.
- Здрасьте, дядя, - тихо, но очень внятно прошелестел мальчик. - А это вы меня сюда привели?
Этот вопрос на несколько мгновений поверг Бали в растерянность. Он не ожидал от ребенка после первых секунд возвращения в реальность такого прагматичного и логичного вопроса.
- Неее-т, это не я... Тебя принес другой дядя... Это он тебя нашел и привел, ну в смысле принес ко мне.
- Я болел, да? Это же давно было? Сколько дней я здесь?
- Больше недели уже.
- Долго - прошептал мальчик. - Очень долго, жалко. Папочку уже похоронили. Эта фраза была сказана высоким дребезжащим, словно струна голосом.
Бали вздрогнул. Он был в полной уверенности, что парень ничего не помнит. Эти слова не были вопросом, они были наполнены уверенностью и болью и звучали как утверждение.
- Да, твоего папу похоронили - как можно более спокойно сказал Бали.
- Рядом с мамой? - тем же высоким звонким голоском спросил ребенок.
- Я не знаю, наверное. Малыш скажи, а ты что, всё помнишь?
- Да, дядя, я помню все. Я не сумел защитить своего папу и его убили. Убили из-за меня, но я отомстил, я догнал убийцу, теперь он больше никому не сделает плохо, и ни у кого больше не будет отбирать пап. А того, кто маму убил, я тоже найду.
После услышанного, у Бали пересохло горло.
- Пойдем, тапочки наденем, сынок, и чайку попьем, а потом тебе лечь надо, слаб ты еще, сил поднабраться нужно.
- Дядя, а тебя как зовут?
- Меня дядя Витя зовут.
- А почему тебя все зовут Бали?
Мурашки снова пробежали по спине, а горло защипало.
- Это прозвище, сынок, такое, друзья так меня кличут.
- А можно я тоже буду тебя так звать?
- Если хочешь, то конечно.
- Хорошо, Бали, пойдем чай пить.
***
Выяснить детали произошедшего не составило труда. Лат зашел в гости к одному из своих сослуживцев, который нынче работал опером убойного отдела. За "рюмкой чая" тот подробно рассказал ему детали смерти бизнесмена Биссинга. Примерно в пятнадцать минут десятого вечера, в дверь коттеджа предпринимателя позвонили. Биссинг пошел открывать сам. Именно в этот день Биссинг отпустил на выходные всю прислугу, и даже личную охрану. В доме он был вместе со своим десятилетним сыном Валентином. Удивительным был факт, что бизнесмен не терпел никаких средств видеонаблюдения. В доме во дворе и на всей прилегающей территории не было установлено ни одной камеры и даже сигнализации. По информации сотрудников фирмы Биссинга в этот день с самого утра он ожидал доставки документов, которые были ему необходимы для подготовки доклада на международной конференции. Документы долгое время не могли обнаружить и только к вечеру их должны были привести ему домой. Возможно, поэтому Биссинг без всякой опаски и открыл дверь убийце, вероятнее всего он принял его за курьера. Биссинг был убит двумя выстрелами и пистолета "ТТ". На первый взгляд рядовое, заказное убийство, пояснил Лату опер, но есть два загадочных момента. Во-первых, бесследно исчез сын бизнесмена - Валентин. Его тела нигде обнаружено не было, хотя есть безоговорочные улики, свидетельствовавшие о том, что ребенок был в квартире в момент убийства и второе, через несколько минут после выполнение заказа, киллер был застрелен в нескольких метрах от коттеджа Биссинга. По мнению следователей, его уничтожил ликвидатор, который ждал убийцу Биссинга для того, чтобы незамедлительно убрать.
Лат нисколько не был удивлен услышанным. Единственное, что его успокоило это то, что ребенка, особенно никто не ищет, менты уверены, что он мертв и считают делом времени найти его тело.
Лат поспешил сообщить об всем этом Бали, и незамедлительно отправился к нему. А еще Лату очень хотелось увидеть мальчишку. Каким-то необъяснимым образом его тянуло к этому мальцу, он чувствовал ответственность за его жизнь и судьбу. Воистину странная штука - жизнь! Киллер чувствует ответственность за судьбу ребенка, который вполне мог стать его жертвой.
Когда Лат вошел в квартиру Бали, то первое, что он увидел - мальчика, сидящего за кухонным столом и пьющего чай. Он был одет, а точнее сказать завернут в рубашку Бали. Сам же хозяин дома с улыбкой до ушей не мог оторвать глаз от выздоравливающего пацана.
- Вот, Лат, погляди - это Валя. Сегодня он пошел на поправку - Бали произнес это голосом отца, не скрывающего гордость за своего сына.
Валентин внимательно посмотрел на Лата своими огромными, выразительными глазами и его лицо озарило искренняя сияющая улыбка.
- Здрасьте, дядя Лат! Спасибо вам, что меня не бросили. Чаю хотите? - дядя Бали, налей ему чай, пусть он с нами посидит, смотри, какой уставший.
Лат был поражен тем, что увидел. Мальчишка шел на поправку на глазах. Бали принес чашку и налил чая. Валя поднял свою тоненькую, бледную ручку, держащую чашку вверх и громко прокричал:
- За моих ангелов!
Лат и Бали изумленно переглянулись. До этого момента их никто, кроме как со свиньями или чертями, никогда не сравнивал.
***
Бали и Лат больше не сомневались. Они твердо решили оставить Валентина у себя. Почему они это сделали? Вразумительно на этот вопрос ответить не смогли ни тот ни другой. Они просто чувствовали, что Валентин им нужен. Да и сам мальчуган не хотел возвращаться домой, дома то у него уже и не было. Были двоюродные тетки и дяди, которые по агентурным сведениям Лата не замедлили начать дележ наследства, оставшегося после смерти отца, но как выяснилось, основной капитал тронуть они не могли. Биссинг все оставил на имя сына. Валентин официально находился в розыске. Кстати, все документы удостоверяющие личность Вали Лат сумел раздобыть. Мальчик подробно рассказал ему, как пройти в дом незамеченным, и попасть в кабинет отца. Код от сейфа Валя тоже знал, там Лат и забрал свидетельство о рождении, пятнадцать тысяч евро наличными и копию завещания Биссинга.
Прошло два месяца с того момента, как жизнь Вали круто изменилась. Каждый вечер в дом Бали или Лата приходил Кох. Он подолгу осматривал мальчика и разговаривал с ним. По мнению доктора, физически ребенок был абсолютно здоров, но вот психика... Валентин мало разговаривал и часто уходил в себя, казалось он жил где-то в глубинах своего подсознания. Он не плакал, ему не снились кошмары, но весь его внешний вид демонстрировал отрешенность от происходящей действительности. Кох неустанно напоминал Лату и Бали о том, что с мальчика нельзя спускать глаз, что нужно постоянно наблюдать за его поведением и реакциями. Друзья старались соблюдать все эти указания насколько могли. В один из дней мальчик зашел в комнату Бали в тот момент когда, тот смотрел телевизор, сел рядом с ним на диван, пихнул его локтем в бок и громко сказал:
- А почему ты меня не спрашиваешь, где я был в тот момент, когда дядя убивал моего папу?
Бали выключил на дистанционном пульте звук, затем тяжело вздохнул и за это время собрался с мыслями.
- Я думал, что ты не помнишь и вообще, мне кажется, тебе неприятно говорить на эту тему. Но если тебе хочется рассказать об этом, то я очень внимательно тебя слушаю. Где же ты был, Валь в тот момент, когда убивали твоего отца?
Всем своим видом Бали хотел показать свою заинтересованность этим вопросом и не выдать накатившего на него волнения.
Мальчик уставился в пол. Он молчал минуту, а может быть и две, всё это время Бали терпеливо ждал и не говорил ни слова, не спуская своего внимательного взгляда с ребенка. Наконец, Валя произнес:
- В тот вечер я сидел у папы в кабинете и играл в компьютер. Он принес мне от программистов с работы сразу три новые игрушки. Мне было очень хорошо. Папа работал, а я играл. Было уже поздно, и он хотел отправить меня спать, а я выклянчил у него еще десять минуточек. И в это время раздался звонок в дверь. Я почувствовал что- то очень плохое. Я не хотел, чтобы он шел открывать, но не успел ему ничего сказать, он быстро положил в карман пистолет и пошел к двери. Кроме него и меня дома никого больше не было, охрану он почему-то отпустил . Я побежал вслед за папой, а дальше... дальше, я услышал хлопок и еще хлопок... Папа упал. У него не было головы, вместо нее одна кровь... А Длинный стоял и лыбился... А потом он ушел, а я подошел к папе и вытащил пистолет из его кармана... Ты знаешь, Бали, я почувствовал тогда сильную боль в голове и груди, и понял, что я тоже умер вместе с папой. А потом все стало тихо, и я больше ничего не ощущал. Зато, то я понял, как надо правильно стрелять и куда надо метиться, чтобы человек сразу умер. А дальше ты все знаешь... Бали я больше не ребенок, маленький мальчик умер вместе со своим папой, я теперь убийца, такой же, как ты и Лат.
После этих слов у Бали перехватило дыхание. Откуда, откуда этот ребенок знает..., ведь они ни разу не говорили при нем о своих делах...
- С чего ты взял...? Какие еще убийцы? Валь, ты что говоришь?
- Дядя Бали не придуривайся, ты все понял, а я все знаю. Вы с дядей Латом слишком громко думаете. Не смотри на меня так, да, я умею читать мысли и еще много чего умею, о чём даже еще не знаю. Ты научишь меня убивать?
Бали обнял мальчика и прижал к груди
- Малыш, бедный, бедный малыш - прошептал он.
- Я знаю, что научишь. Деваться тебе теперь некуда. - железным, равнодушным тоном сказал Валя.