Мне был сон, что я очень спешу, меня ждёт поезд на Псков.... Почему именно во Псков?.. Я же никогда в жизни не был во Пскове. У меня там нет ни родных, ни знакомых, даже очень дальних. Никогда туда не собирался и, сколько помню, даже не мечтал. Зачем мечтать о незнакомом. Только во сне всё было иначе, и что-то очень важное и как раз знакомое - самое важное в жизни и самое знакомое! - меня там давным-давно ждало. Это было настолько нездешне радостное, что до сих пор, как только я слышу одно упоминание "Псков" или вижу его на карте, волна чего-то светлого поднимается в душе.
Странное дело. Причём тут Псков!
Я увидел свою жизнь... так, как если б это была интересная повесть, и я её читал со стороны. Читал и увлечённо, и отвлечённо. Моё и не-моё. Не я ведь написал. И может... может, это вообще какой-то совсем альтернативный вариант жизни и судьбы?
Автор очень позаботился, чтоб меня с первых же страниц пронзило какой-то радостью. А вот откуда она взялась, эта радость - тайна за семью печатями. Может, во Пскове она откроется? Вот и спешу я во Псков, во Псков, во Псков... под перестук колёс. А повесть всё читаю и читаю. И вижу в лицах. Я доехал до какого-то решающего поворота сюжета и не могу предсказать, что будет дальше.
То, что не было, но могло быть. Или то, что было не со мной, но я помню. Или то, что было... давным-давно и со мной, и во мне, да я забыл. И никогда бы не вспомнил если б не сон.... Или то, что будет.
Во Псков недавно переехали из соседней Эстонии мать с сыном. Откуда они взялись в моей сонной мифологии? Только что, незадолго до сна, я написал повесть "Рай и Ад". Так это что - те самые, уже возлюбленные мной, пока писал, мама с сыном или другие? Легенда, вроде, совсем другая. Они уехали в Россию из Прибалтики, когда жизнь там для русского населения стала, мягко говоря, неуютной, и для мальчика оказалось невозможным учиться в школе на родном языке.... Можно сказать - почти беженцы. Как-то они устроились во Пскове, на новом, непривычном месте? Место-то новое, а всё равно они вернулись домой.... И я хочу домой, только по-своему.
Но я-то почему о них думаю? Кто они мне такие? В смысле - кем приходятся? И чем так бесконечно дороги? Почему я так, до замирания, люблю тех, кого никогда не видел в жизни (правда ли?)? Нет, может быть, я их где-то видел... но во сне это преломилось. В Прибалтике я ведь тоже никогда не был.
Может, мальчика зовут Андрей, как и меня.... Да, кажется, именно так его и зовут. И душа тянется к нему, как к моему второму "я". Или даже первому. Да, первому...
Я - это ведь не совсем я. Он - в большей степени я.
Наверно, всё просто. Я действительно встречал "братишку" с таким именем. Только жили они с мамой не в Эстонии, а на Украине. Я ездил туда в 2000 году, как раз когда писал "Рай и Ад".... Но жизнь как-то всегда интереснее и важнее, чем то, что мы пишем. И живые друзья - ближе книжных. Даже если живут далеко. Потому они и не книжные, а ближние. Ах да, я же перечитывал одну книгу - и может быть, поэтому мне приснился сон?
В той книге... в ней тоже...
Сколько объяснений одного сна! А может, и не надо ничего объяснять? Что за любовь, если есть объяснения. Что за счастье, если можно взять да сразу найти его мотивы. Нет, все мотивы - это только то, что мне очень хочется домой. И кажется, до меня донесло дальний запах дома.... Представляете... ну, если вдруг сиреневой дождевой тучей принесло запах сирени в те края, где сирень не цветёт, да и цвести не может. И ты этот аромат забыл - и вспомнил. А тут вдруг бабахнул гром и ты понял, что тебе пора в дорогу.
Перед поездкой я, помню, зачем-то зашёл в Университет. Зачем!!! И вот тут-то.... Помню, стоял на лестничной площадке родного 12 этажа. Лестница убегала вниз, и взгляд тоже убегал вниз. Странно, но там водой стояла сплошная непроницаемая чернота, словно и не было окон. Словно - шахта.... Нет, что-то похужешахты. Куда похуже! Я зачарованный, смотрел туда и не мог оторвать взгляд.
Вдруг, как это запросто бывает во сне, кто-то абсолютно отчётливо, хотя и без слов, объяснил: там моя смерть. Именно моя. Личная... индивидуальная. Личная, она ведь есть у каждого и поджидает каждого в свой час. В своём месте. "Нашёл свою..." - выражение, имеющее, оказывается, самый прямой смысл. "Нашёл!.. вон она, там...". Лестница спокойно, как ни в чём не бывало, ведёт к ней. Даже банально.
Только спустись - и тебя больше не будет. Сгинешь. Причём ни на кого другого эта штука не распространяется. Кто угодно иной может спуститься туда без всякой опаски. И с ним ничего не случится. Он даже ничего и не заметит...
Диспозиция: я вверху, это - внизу.... Ступеньки тонут в ванне с тушью. Что-то подзуживает сойти по ним. Это ведь так просто! Главное, лестница-то - очень знакомая. Сотни раз по ней и спускался, и поднимался. А сейчас она стала другой! Так бывает.... Главное - не ошибиться. Иногда старая дорога ведёт уже совсем не туда, куда раньше. И почему-то нельзя руководствоваться тем, что было раньше.
А ещё лучше не слишком поддаваться любопытству. Оно запросто может свести вниз по лестнице. Сам не заметишь.
Но, к счастью, любопытство у меня уж не до такой степени сильное.
Чернота, конечно, содержит в себе много загадок, которые кто-то явно подзуживает "разгадать"... но не ценой же собственной жизни! Ужас детских снов да останется навеки неразгаданным. Я хочу в Детство... но не в то детство, где лежат чёрным грузом тайны кошмаров, явившихся из мира иного. Мир иной да будет миром иным. И для иных созданий, чем мы.
Я хочу уехать во Псков - не в Смерть. Вы, те, кто уже во Пскове, помогите мне не спуститься по этой лестнице. Я прошу вас!.. Я очень хочу к вам. Роднее вас... кто же ещё есть у меня? Я умру, если к вам не доеду.
Я всё стоял и смотрел, и было страшно - и не страшно. Чёрное скрывалось там, у себя, и само подняться ко мне не имело права. Оно ждало, но я никаких шагов к нему не делал и не собирался делать. Кто собрался уехать, тому не надо спускаться.
Патовая ситуация, но, к счастью, работающая... явно не на него. Я не помню, как она разрешилась. Помню, как стоял и смотрел, но не помню, как покинул это место. Так же, как загадкой для меня осталось... ну, причём тут знакомое здание Университета? Скорее всего, ни при чём. Параллельный мир может выпрыгнуть где угодно - ему это, видимо, совершенно всё равно. В привычном для нас месте и ему как-то привычнее.
2.
Я пошёл на вокзал. Когда я направился к нему, было совсем светло, когда пришёл - стояла ночь. Это меня совсем не удивило. Стояла ночь и стоял поезд. Я не мог определить: лето или весна на дворе - вернее, не на дворе, а на перроне.... Только ясно, что не зима и не осень. Подувал лёгкий тёплый ветерок, как свежий поток воздуха, залетевший случайно в комнату Земли откуда-то извне... через форточку, под которой цветёт сирень? И что-то в этой ночи было от Пасхи, и что-то - от Вербы, и что-то - от Троицы. Шумели в темноте берёзы, я откуда-то точно знал, что это именно берёзы. Не знал только, в листве ли они сейчас и велика ли листва, или только пробилась?
Ветер - всегда символ чего-то. Только вот не помню, чтобы ветер когда-либо прежде так сильно дул во сне. Чтобы он во сне приключался. Ветер и поезд. Ветра и поезда.... Вокзал жизни. Рельсы отмечают направление воздушных струй-дорог. Дальше, за станцией, они разветвляются и разбегаются. Но одна из них упорно ведёт во Псков.
Я её не знаю - поезд знает. Остаётся довериться поезду. В жизни же мы часто доверяемся тому, что больше нас. А если б не доверялись - никогда б никуда вообще не уехали.
В купе было очень уютно, а оказались мы там всего-то вдвоём с одним человеком. На вид - из старых интеллигентов, лет шестидесяти или чуть больше. Кажется... давно, когда я был ещё студентом, я его видел пару раз на кафедре астрономии в нашем Университете. Или это дежавю? Что ещё сказать? А ничего не сказать. Просто всё оказалось как надо.
Горела свечка у окна, и почему-то в этом не было ничего удивительного. А окно стояло - как огромная, потемневшая от времени икона... и мне вдруг опять вспомнилось шевчуковское: "Печальная страна - а в ней Твоё окно...". Я нашёл тут что-то забытое три года назад. Я ведь стал забывать про "окно", а тут вдруг вспомнил - и это, на изумление, оказалось очень знакомое чувство. Без него трудно жить... а я как-то жил столько времени, как только дописал "Рай и Ад". Вернее,так... не жил, а существовал. Стало понятно, что поезд меня увезёт.
Если, конечно, какие-то обстоятельства его не остановят.
-А что? бывало, что этот поезд останавливали и кого-то ссаживали? - спросил я у соседа по купе.
-А бывало, что хулиганы-пьяницы-дебоширы сами кого-то выбрасывали с поезда?
-Бывало.
-А их так вообще много... ездит?
-Больше, чем кажется оптимистам, меньше, чем кажется пессимистам, - получил я ответ и почему-то вполне им удовлетворился, словно назвали точное число.
-А я сам... я-то - с ними или против них? как вы думаете? - почему-то через минуту охватило меня сомнение. - Хотелось бы быть, конечно - против них...
-Не надо - против. Важно быть - не с ними. Те, кто воюют против - те на самом деле тоже - с ними. Вы не с ними и не против них - так и надо, по-другому не получится. Вы не воин. Смысл - не воевать, а доехать. Те, кто воюют, у тех просто смысл в голове перепутался.... Смотрите себе на свечку - и доедете.
Огонёк чуть колыхался от движения поезда. А может, от сквозняка? А может, моргал? Кто-то на нас смотрел? Огонёк - как глаз. И с ним ничего не страшно. Свечка - из детства. Совсем немного было свечек в моём атеистическом детстве (пожалуй, лишь две в году, и обе у бабушки, - в Рождество и Пасху), но обе запомнились... и в памяти слились в одну - вот эту. И свечка родная, и собеседник - тот самый, что нужен.
Если даже начало путешествия оказалось такое, то какое же будет оно само!
Но оно - очень длинное. И каждый час в нём тянется по-другому. И каждый час в нём что-то значит.
3.
Мысли едва поспевают за поездом. Скорость локомотива - больше, чем у них. Как звук при очень быстрой езде относит далеко назад, так и здесь многие, очень многие ненужные мысли оставались где-то там. Меня от них увозило. К счастью, всё быстрее и быстрее.
Глубокий вечер и перестук колёс: краски Праздника и музыка Праздника. Но сам он не здесь, а впереди. А какой он, я пока не знаю.
Знаете, дорога по отношению к месту назначения - это как бы то же самое, что сочельник по отношению к Празднику. Но в сочельник часто бывают испытания.
Кстати, я забыл сказать, с чего началось наше знакомство с соседом. Разговор про возможность высаживания и выбрасывания из поезда был уже, насколько помню, чуть попозже.
Началось всё с молчаливого выкладывания провизии на стол. Провизии и всякой дорожной посуды. Вынырнул из сумки и ножик, разлёгся на столе. Но моя рука, выкладывая его и отыскивая для него место, действовала как-то нерешительно... что ли?
-А почему вы странно нож кладёте... будто от того, как вы его положите, что-то зависит? - проницательно заметил вдруг сосед по купе, так что я даже вздрогнул.
Я очень смутился. Суеверный человек всегда страшно смущается, когда его нечаянно и ненароком уличают вдруг... в, скажем так, не совсем логичных действиях. Будто его тайна разгадана: "шпийон вычислен".
-Я...
-Да вы просто положите его не задумываясь, как получится, и не беспокойтесь - пусть себе лежит как лежит, - сочувственно посоветовал он.
-Это... у меня такая примета... - решил сознаться я. - Сам придумал, нигде не вычитал. Вернее, как-то само придумалось, помимо меня. Что, мол, нож не должен остриём ни на кого "смотреть".
-А если, допустим, нож на столе уже кем-то положен и уже "смотрит" на вас? А за столом много-много людей - и тоже смотрят на вас.
-Тогда я этот нож стараюсь как-нибудь так... незаметно для всех отвернуть в сторону...
-А если на большом столе не один нож?
Я смущённо заулыбался. Этот абсурдный диалог стал отдалённо напоминать что-то из Кэррола. Как сумасшедшие пили чай. Конечно, я, а не он - сумасшедший.
Совершенно "нормальный" человек может от суеверий абсолютно не замечать своей ненормальности, пока ему её не покажешь вблизи: "На-ка, посмотри!"
-Послушайте, что я вам скажу.... А ведь каждую минуту на вас смотрят тысячиножей, которых вы не видите.
Я ошеломлённо замер от этого открытия.
-Стоят тысячи и тысячи домов. В них, за стенами, всюду лежат на столах ножи. И некоторые из них абсолютно точно - даже просто гарантированно, по теории вероятности! - "смотрят" на вас. И их-то вы отвернуть не сможете. Ни один!
Почему-то порой вполне прозаические образы производят вдруг мистическое и поражающее впечатление. Тысячи невидимых ножей смотрят на нас со всех сторон, в прямом и переносном смысле. Но я еду во Псков к самым любимым людям.
И поэтому знаю: со мной
ничего не случится...
Как ничего не случилось на той лестнице.
-Суеверные почему-то никогда не доезжают до Пскова, - добавил вдруг сосед.
Я и сам теперь знал это.
"Не доезжают..."
Ножи, раз они в них верят, скрежеща, притягиваются к ним. И жизнь наполняется ножами вместо смысла. Чего мы больше всего боимся, то с нами рано или поздно случается. Самая главная угроза правителя нашего мира: "Ты потеряешь то, чтоимеешь!.."
А имеем ли мы что-нибудь?
В путешествие надо ехать налегке. Мне и полегчало. Я что-то выбросил, более тяжёлое, чем нож.
-Суеверия - это же как болезни. Люди где-то подцепляют их... от особой любви к себе.
-Да, от слишком большой! - подтвердил сосед. - Любишь себя - за себя боишься. Оказывается, вредно для здоровья сильно любить "себя любимого".... А нож вы всё-таки не двигайте: пусть себе лежит как лежит. А то укажет, чего доброго, в сумасшедший дом. Никуда он не смотрит, у него и глаз-то нет.
"Зато у вас глаза хорошие, - подумал я. - Надо же... заметить то, что я и сам уже по машинальности едва замечаю!.. В очках - в очках, а ведь всё видит".
Так мы познакомились. Сначала поговорили о ножах и суевериях, а потом, глядишь, и представились. Его звали Михал Михалыч. Уютное имя-отчество. Уютно в купе, и ещё уютнее - с таким попутчиком. И, кажется, есть о чём поговорить. Не поболтать, а поговорить.
4.
В разговор вдруг встрял фонарь в поле за окном. Я вздрогнул, потому что была в этом какая-то странная связь с чем-то ещё недосказанным. Представляете - фонарь с тусклой лампочкой посреди глухой степи. Рядом с ним ни-че-го: ни какого-либо намёка на человеческое жильё, ни проводов, ни других фонарей. Словно мой нож, который я старался направить ни на кого, указал на него.
Страшно то, что непонятно.
Непонятен этот фонарь в ночи с непонятно откуда взявшимся в нём светом. Не то фиолетовый, не то зелёный. Как он горит без проводов? Ясно, что кому-то в тёмной степи он нужен. Кто и зачем собирается вокруг этого столба, как вокруг гигантской свечи? Хоровод "ножей" суеверных людей? Вешка с магнитом для всех для них?
Фонарь ничего не освещал, как спичка с фосфорной головкой, чуть надломленной. Бледное-бледное в нём словно отчаянно силилось выбиться во что-то более яркое, но так и оставалось в полумёртвом состоянии. Не зажигалось, но и не потухало до конца. Издали видно: цвет есть, света нет.
Равнина и фонарь - и ничего-ничего больше. Разве что ещё туман, раскатанный по земле тонким блином.
Я не хочу к этому фонарю! Ножи и мои руки, которые их "поправляют" - не правы! Я хочу остаться в поезде и верить, что ничто никуда не указывает. Мне вдруг стали понятны знаменитые слова "тьма внешняя" и почему, собственно, она внешняя...
Фонарь уменьшился до крошечного светлячка, а потом пропал, как далёкая галактика при перемене телескопа на менее мощный.
-Если б только в суевериях была вся проблема... - прервал паузу я. - Это было б ещё довольно легко.
-Ну, не скажите, что легко, - сразу возразил собеседник. - Сами ведь знаете.... Задним числом многое кажется лёгким.
-Да, но многое познаётся в сравнении, Михал Михалыч. Даже если я не буду суеверным, но в остальном буду ... ну, таким, какой я есть... то...
По коридору уверенно протопали и без стука открыли дверь в купе.
-Транспортная милиция, - сказал сержант в сером. За ним маячил ещё один.
Мой пожилой сосед их совершенно не заинтересовал - они его как бы даже и не видели. А может, и вправду не видели? В упор.
Явление милиции в ночи...
-Покажите документы, - приказали мне.
Я достал паспорт. Ещё про себя успел испугаться: "А вдруг его нет?". Да, а вдруг Его нету? Вечный страх: а вдруг то, чего есть - того нет?
Он должен быть при мне, и он - точно при мне, я знаю... но всё ли там в порядке? Всё ли в порядке со мной с точки зрения не меня?
Откуда эта неуверенность, близкая к панике? Словно мы все когда-то что-то нарушили и сейчас чего-то боимся. Не можем смотреть прямо. Не можем быть спокойными. Никак. "Не останавливайте нас! Не проверяйте! Не напоминайте нам о вашем существовании.... Вас нет. Пусть будет так... хотя бы понарошку. Мы вас боимся. На нас веет холодом той давнишней зоны, что прячется за вашей спиной".
Почему они даже не видят моего соседа? И мне захотелось стать таким же невидимым.
-Когда вы родились - дата и год рождения?
Я назвал. "Зачем они спрашивают - там же написано".
А именно потому и спрашивают, что написано. Совпадёт ли то, что написано с тем, что сказано? Всё же очень просто: спрашивают всегда о том, о чём и так знают.
На этот вопрос я ответил, естественно, правильно. Какие будут другие вопросы?
-Куда направляетесь?
-Во Псков.
-А кто у вас там?
(Да, КТО же у меня там?.. Как их назвать?)
-Знакомые... друзья.
-С какой целью направляетесь?
-Я же уже сказал - встретиться с друзьями.
-А с какой целью встретиться?
Странный вопрос! Нелепый...
-То есть как "с какой целью"? - переспросил я.
-С деловой? С личной? С криминальной?
-С личной.
-По-нятно. Чего с собой везёте?
-Так... вещи, ничего особенного.
-Оружие, валюта, наркотики есть при себе?
Ещё более странный вопрос! Неужели кто-то ответит, что "есть"?
-Нет.
-Покажите сумки.
Пришлось всё доставать. Весь багаж полностью. Я и сам удивился, как его у меня много. Но сейчас в этом не было ничего приятного. Лучше б его оказалось поменьше.
Они стали старательно рыться в вещах и всё по очереди вынимать. Стопка из выложенного росла и росла. Удовольствие им это доставляет, что ли? Чего же они как роются? А вдруг чего-то всё-таки найдут? Сами подложат и сами найдут.... Легко найти то, что сам же и вложил.
Вещи, шмотки, книги. Книги все пролистываются на весу: не выпадет ли что-нибудь вложенное меж страниц. Было б поменьше вещей - и эта процедура тоже длилась бы поменьше. Вот ведь раньше думать надо было. И зачем я взял столько всего... ненужного! Кто меня дёрнул? Надо было помнить про них. Их же не могло не быть.
На деликатность проверяющих надеяться нечего. Не для игры в деликатность они пришли. Лучше бы их здесь совсем не было. Но повторяю - их же не могло не быть. Кто-кто, а они всегда есть.
Проверка затянулась. Чем-то я их явно интересовал и всё-то им не хотелось уходить просто так. Очень не хотелось.
Впрочем, честно говоря, мы все, без исключения, их интересуем в большей или меньшей степени. С определённой точки зрения.
Покачивались на боку толстенькие, как сосиски, чёрные дубинки, поблёскивали за поясами наручники. Да уж, лучше не иметь с ними дела! А если имеешь, то ни в чём не перечить. Ни в чём. Даже если их поведение очень-очень не нравится. Главное, чтобы им твоё поведение...
Нет, ничего всё-таки не нашли. Надо же. Я теперь даже сам удивился! Сам себя начал подозревать.
Ночь, монотонно стучат колёса, сейчас что-то решится, что-то будет сказано.
-Вам, пожалуй, всё-таки придётся пройти с нами! - выпрямился сержант.
-Но ведь всё же, кажется, в порядке!.. Почему-у?
-Просто.... Не нравится нам ваш вид. Глаза у вас как-то подозрительно бегают...
Всё так же монотонно стучат колёса.
-Простите, вас ведь нет, - сказал вдруг Михал Михалыч. Я вздрогнул. Я ожидал, что они выйдут из себя, взбесятся и всё... шутки с ними плохи. Шуток они не понимают. Но... они вовсе никак не отреагировали на фразу и даже не повернулись на голос. Только - совпадение или нет? - в эту же секунду закончили обыск.
Уходя, они даже не закрыли дверь купе. Тут только я почувствовал, что с чего-то весь дрожу.
-А они имеют право вообще устраивать обыск? - запоздало отреагировал я.
-Абсолютно никакого!
-Так почему же?..
-Ни по чему. Просто так.
-Как же так?
-Вот так. Разумеется, не имеют. Никто им на это ордеров не давал. Они сами для себя - и закон и ордер.
-Что же делать?
-Ничего. Слава Богу, что они ушли.
Долго ещё у меня звучала в уме эта фраза.
-Спасибо вам, - сказал я.
-А я то тут при чём, - улыбнулся он.
-Ну они же ушли после того, как...
-Вот я и повторяю: слава Богу, что они вообще ушли. А больше никому не "слава".
-А почему они проверяют произвольно?
-Вы же и сами всё знаете...
-Они чуют, чем от нас пахнет и слетаются как мухи?.. на нас?
-Очень чуют. От совести пахнет.
-Плохо, когда на совести неспокойно. Тогда кажется, что все мухи на тебя летят, как на... вещество.
-Мухи летят на то, что они любят.
-Ужасно, что они меня любят.
-Нет, не тебя вообще, а что-то в тебе. То... о чём ты начал говорить перед тем, как нас прервали.
-Да, я действительно...
Я и помнил, и не помнил, что хотел сказать. Всё основное-то прекрасно знал, а в слова облечь не мог. Совесть трудно облечь в слова.
Чтоб собраться с мыслями, я выглянул в окно. Чернота за стеклом при приближении к ней превратилась в слабый ночной свет. Ёлочный шар, если поднести к глазам, вместо "металлического" тоже становится прозрачным и просвечивающим. Рентген человеческого взгляда. Может, если на свою душу посмотреть поближе, то тоже...
В полях вдали мерцали пожары: горела сухая трава. Иногда оранжевые зубчики ленивого огня скалились на чёрной от ночи земле совсем у дороги. Под насыпью. Что-то таинственное, драконье было в этом. Очаги пожара вблизи напоминали пасти. Колечко пламенеющих зубов, а внутри - выгоревшая чернота. Огонь в ночи, тревожный и глядящий на тебя. Может, отсюда пошли легенды, что взгляд дракона завораживает.
Я посмотрел на свечу по сю сторону окна - это был совсем другой свет.
-Я понял, - сказал я. - Я всё время хотел хорошего, как эта свечка... а получалось - как тот огонь за окном. И это превращение хорошего в плохое мне что-то никак не понять!
-Ты начал с того, что "понял", а кончил тем, что "не понял". Вот так и получается "превращение хорошего в плохое": как смысл слов взял да изменился, пока ты их говорил. За одну секунду.
-А во мне самом что изменяется?
-Любовь.
-Что?
-Любовь изменяется и искажается. Что такое наши страсти? Это же просто любовь -искажённая до уродства, до полной противоположности.
-Любовь... к чему именно?
-Да к чему бы то ни было.
Он угадал мою главную проблему. Я замер. Как в школьном учебнике по математике в конце для самопроверки даны ответы на задачи... но ответы без способов решения. И я сейчас так же точно знал, что этот ответ абсолютно верный. Моя душа была залогом его истинности.
Я чувствовал себя преступником, преступлением была вся жизнь, и искажённая любовь имела к этому какое-то отношение. Даже - самое прямое.
Я смотрел на невидимых драконов в тлеющей степи и радовался, что отделён от них стеклом. Огонь - видно, их - нет. Но где огонь - там обязательно дракон. Вспомнились из детства плакаты: "Берегите лес от пожара" - и обязательно был нарисован на них зубастый змей. Если б мы с детства берегли в памяти эти плакаты о том, чтобы всегда обязательно "беречь"...
Пейзаж был очень красив, и я его любил. И драконы его тоже любили. Они с разных мест прожигали насквозь гигантское чёрное полотно с нарисованным на нём миром. Трудились старательно, но очень неторопливо. Куда им спешить! Для них это было, видимо, удовольствие.
Что любишь, к тому и привязываешься. Привязался к удовольствию - стал его рабом. Тут уж остаётся только бежать, а - куда!.. Есть, конечно, этот поезд, идущий во Псков, но долго же ждать этого поезда.... И - удержаться в нём!
5.
Пожары за окном постепенно пропали, устав мерцать, и я вдруг впервые посмотрел в небо, а не на землю. Какая связь между отсутствием пожаров и звёздами, я так и не понял. Но звёзд сейчас было очень много.
-А вы не поленитесь выйти в тамбур - ещё не столько увидите, - Михал Михалыч легко уловил мой взгляд и желание.
Я последовал совету. Мы легко следуем тем советам, что сходятся с нашими желаниями. Теперь на меня смотрело не одно окно, а два. И в каждом был свой знак-символ. В один четырёхугольник глядела луна, в другой - огромная Венера.
Большая люстра и маленькая лампочка. Тоже - кругляшок. Серебряный грецкий орех. Ёлочное украшение повисло в небе на невидимой ветке. Или белая пиротехническая ракета с парашютом. Её выпустили в честь будущего рассвета. Подготовить ему встречу.
Два светила в пока ещё ночном, но уже предутреннем, небе обозначали странную систему координат, в которой несётся поезд. Словно они сговорились. Я выглядывал то туда, то сюда. Мурашки бегали от волнения. Но это приятное волнение. Заглядывать в темь лестничного провала и заглядывать в небо - совершенно разные вещи. Прямо противоположные.
Нажми на кнопку-лампочку, и рассвет откроется. Да.... Ну и что, что пока его не видно! Он ведь ждёт. Откинется перламутровая крышка, как у раковины, и станет видно всё, что заней. Раковина очень мала, а мир вне раковины огромен. И он уже просвечивает по краям над горизонтом - оттого-то синяя крышка и кажется перламутровой.
Кнопка, кнопка горит белым. Что же это может означать, что она уже горит? Что же это предвещает?
Я упёрся лбом в стекло, словно хоть так мог к ней приблизиться. А рассвет уже явно приближался мне навстречу. И на фоне светлеющей синевы стали всё чётче вырисовываться деревья, какие-то дальние-дальние крыши и... купола. Всё больше и больше - купола. Очень знакомые купола. Я здесь был не во сне два раза. Это ещё не Псков. Это Троице-Сергиева лавра. Бывший Загорск. Почему его люди так запомнили, под этим советским именем, я не знаю. Кажется по названию, что это городок "за горами", хотя гор никаких нет. Но словно через какие-то препятствия все равно надо перевалить...
Лавра оказалась в нескольких стах метров, и розовый свет восхода шёл то ли из-за неё, то ли от неё самой, как прозрачный пар. И тени тоже исходили как пар, только другого цвета, синеватого. И я всегда мечтал здесь быть, и теперь здесь оказался. До этого я как будто бы был здесь... как-то не совсем.... Туман подымался отовсюду вокруг, и всё казалось несуществующим, кроме Лавры. "За горами, за долами, за широкими морями...". Всё счастливое всегда - "за...".
Свежим ветром дышит океан.
А за ним - неведомые страны
И никто не видел этих стран.
А другой человек сказал:
Далеко-далеко, где ни зла, ни беды...
Но оно одновременно близко.
А место, где свет, было так близко,
Что можно коснуться рукой.
Каждый называет это место по-своему в песнях и стихах, и все туда хотят. Толком не зная, что там... как и я не знаю, что ждёт во Пскове. Знаем - и не знаем. Как же выглядит родной дом, пока мы спим? Спим, как я сейчас. А разве во сне можно знать явь? В лучшем случае, можно лишь осознать, что спишь. И очень захотеть проснуться.
Домой. Домой. Домой! Всю жизнь я искал туда дорогу. Господи!.. я правда... я очень хочу домой. Возьми меня, пожалуйста, когда можно.... Когда можно.... Это всё, что я по-настоящему, а не по-придуманному хочу. Все остальные желания, сколько их было, просто придумались от тоски. Я уже почти дома. Я уже почти.... Это начало акватории порта, в который предстоит войти. Я сделал новое географическое открытие. Троице-Сергиева лавра - она.... Она граничит с Псковом.
Купола восходили пред окнами. Их было много, очень много. Казалось, это один огромный собор, башни которого просто раздвинули в разные стороны. Разноцветный храм Василия Блаженного, занявший куда большую территорию, чем тот, московский. А Москва вокруг него вдруг вся сжалась до размеров Загорска. А Псков был очень, невероятно близко. Ближе некуда.
Бывает, подъезжаешь к какому-нибудь огромному городу - и чувствуешь его стремительное приближение по каким-то вехам: нефтяные факелы мерцают в предутренней темноте над Самарой, гигантское реле "Оргсинтеза" играет на облаках к северу от Казани...
И сияние куполов Лавры - знак приближения того, к чему я еду. Присказка - пригород. Хорошо любоваться древним пригородом на рассвете.
Звёзды на небе, звёзды на куполах.... Купола любят обозначать собой то, что выше их. Рассвет с огненно-золотыми континентами казался картой. Я поднял глаза к её огню.
Я узнал Псков.
Обернулся - видит ли Михал Михалыч.
-Вижу, конечно вижу. Только здесь меня зовут уже не Михал Михалыч.
-Да... кажется, я догадывался, что вас зовут иначе. Когда ещё увидел звёзды там, в тамбуре... вы ещё сказали... тогда и догадался. Вас зовут... вы же один из трёх, кто шёл за Звездой...
- Меня зовут Мельхиор. Теперь вы, кажется, знаете, что такое Псков.