Паломнический путеводитель по Чебоксарам и Цивильску
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
В эту работу вошли как очерки, публиковавшиеся ранее в других книгах, так и новые: "Рождество в Чебоксарах" и "Тихвинский Цивильский монастырь".
|
Паломнический путеводитель по Чебоксарам и Цивильску
Оглавление
Введение
Троицкий Чебоксарский монастырь
Введенский кафедральный собор
Спасо-Преображенский монастырь на Владимирской горке
Рождество в Чебоксарах
Тихвинский Цивильский монастырь
Введение
Чебоксары -- один из древнейших городов Среднего Поволжья. Исторически он относится к числу трёх главных церковных центров огромного региона, наряду с Казанью и Свияжском. Всякий паломник откроет здесь для себя настоящую сокровищницу древних православных святынь. Географически и культурно с Чебоксарами неразрывно связан находящийся поблизости Цивильск со своим знаменитым Тихвинским монастырём.
Данный путеводитель сформировался постепенно, подобно "Угличу и окрестностям". Очерки, написанные в разные годы, по итогам многих поездок и частично уже вошедшие в разные сборники, объединены здесь для удобства читателей.
Троицкий Чебоксарский монастырь
Теплоход наш приплыл к Чебоксарам ранним вечером, за несколько часов до заката - но из-за мощной грозовой тучи, зависшей над городом и зачернившей гавань, казалось, будто уже начинаются сумерки. Помню, церкви особенно красиво белели под чёрно-фиолетовой тенью - берег весь мерцал-светился ими, как восковыми свечками. Громыхало, сверкали вдали молнии, как фотовспышки, волны плескали так, что мы не сразу смогли причалить - но ни капли долгожданного дождя так и не упало. Ложная тревога! Где-то минут через двадцать небо опять расчистилось, и уже под солнцем мы сошли на чебоксарский берег.
Если прибываешь в Чебоксары в первый раз, с непривычки удивляешься, видя ещё издали такую густую россыпь храмов на холме Старого города. Люди неискушённые, не видевшие прежде ничего подобного, обычно представляют себе так Владимир, Суздаль, Ростов, другие "былинные" города... но уж никак не Чебоксары, которые почему-то заочно воспринимаются многими как нечто будто бы молодое, провинциальное и не очень интересное. Между тем, ещё в дореволюционных путеводителях о нём писали:
"Чебоксары, как старинный город, бывший прежде очень богатым, невольно останавливает на себе внимание путешественника обилием церквей, их архитектурным разнообразием, звоном многочисленных церковных колоколов и ценными памятниками древности, хранящимися в церквах. Здесь 2 собора, 10 церквей, 1 монастырь и 11 часовен... В чебоксарских церквах насчитывают 122 колокола весом до 5 с половиной пудов. Все они пожертвованы местными колокольных дел мастерами в XVIII столетии, когда процветало здесь литьё колоколов". (П. П. Семёнов-Тян-Шанский). Писали тогда же, правда, может, и в шутку, что по общему весу этих колоколов Чебоксары превосходили Париж и Лондон.
Есть в России немало городов, где один древний монастырь в центре вполне заменяет собой кремль. Спасский монастырь в Ярославле по ошибке то и дело называют ярославским кремлём, Ипатьевский по виду вполне подходит на роль кремля костромского, а то, что мы привычно именуем ростовским кремлём - не что иное как резиденция митрополитов, обнесённая почти игрушечными стенами и башнями.
Вот и в центре Чебоксар, у самого причала, белеет на волжском мысу Троицкий монастырь - лицо города со стороны реки, древнейшая православная святыня Чувашии. Ему 440 лет - основали его ещё в 1566 году как одну из первых миссионерских обителей в Среднем Поволжье. Хотя то, что мы видим в нём сейчас, построили в основном в XVIII и частично перестроили в XIX веке.
Башни его, по углам невысоких стен, похожи на башенки детского конструктора - так они миниатюрны и наивно притягательны: будто маленький монастырь решил понарошку поиграть в большую крепость. Но мал он - только для земли, а не для Неба, где совсем другие измерения. В нём хранятся величайшие святыни здешней земли - многовековые чудотворные иконы Божией Матери Иверской и Святителя Николая. И стоит он буквально в ста шагах от кафедрального собора Чебоксар, и окружают его, как почётный караул, другие старые церкви, так что весь пейзаж вокруг буквально пестреет от куполов и крестов.
Лесенка от причала подымается будто бы прямо на крышу главной монастырской церкви. Зелёная крыша напоминает огромный колокол, увенчанный скромной простенькой луковкой. Только когда взойдёшь по этой лестнице, увидишь, что меж ней и монастырём есть ещё набережная и целый торговый ряд с сувенирами. А вход в обитель - левее, за углом.
Я подумал, что, может, ещё успею до закрытия в кафедральный собор, а в монастырь зайду уже на обратном пути. Я обошёл его стены, удивившись, насколько же он, оказывается, мал, хотя издали, с Волги, действительно похож на Кремль.
Почти сразу же за монастырём - Михаило-Архангельская церковь, настоящий уголок Ярославля!.. с такими же ярко-зелёными чешуйчатыми куполами, похожими на большую проекцию листьев в небе. В самом-то Ярославле мы будем лишь послезавтра. И Она - как предвестье того долгожданного, что я скоро увижу. Слишком уж я соскучился по Ярославлю. Когда очень любишь какое-то место, всякий чуть похожий на него уголок становится его филиалом.
Вдоль церковной ограды пышно растёт шиповник. Наклоняюсь понюхать ярко-розовый цветок, вдруг случайно поднимаю от него глаза и... купола, кажется, вырастают передо мной прямо из шиповника, как зелёные бутоны! Может, загадочные для всех иностранцев русские луковки и родились из созерцания строителями бутонов и древесных почек. Всякая рукотворная красота в Церкви стремится приблизиться к нерукотворной. Здесь они - слились.
Поднимаюсь по улочке выше. Через пару домов - большой белый куб храма под крошечными сине-звёздными куполами и в окружении красивой ограды, похожей на частокол копий. Рядом стоит широкая шатровая колокольня. Это и есть Введенский собор, кафедральный храм Чувашской епархии. Собору три с половиной века. В Среднем Поволжье очень мало таких могучих древних белых богатырей. Только в Казани, Свияжске да Чебоксарах.
Но собор закрыт - короткая вечерняя служба уже кончилась.
Иду обратно к монастырю. На этот раз я огибаю его стены со стороны Волги. Ворота здесь наглухо заперты, и купола смотрят над стеной, как шлемы. С этой стороны - большой пляж, и жизнь кипит по-муравьиному... и Волга со своим заливом омывает монастырский мыс с двух сторон, да и день сегодня очень жаркий... в воздухе совсем не чувствуется, что уже вечер.
Вход в обитель - конечно, с противоположной стороны от пляжа. Он смотрит на город, а ещё точнее - на белую башенку Успенской церкви с ярким-ярким лазурным куполом. В самом же монастыре все крыши и купола - зелёные и золотые.
Захожу, наконец, внутрь.
Все церкви - небольшие и одноглавые, но очень уютные. Посреди дворика стоит Троицкий собор (1748 г.). К востоку, как раз со стороны нашего причала - невысокая колокольня. К северу, со стороны основного русла Волги - Толгская церковь (1713 г.). К западу выгнулись неровным каре кельи и хозяйственные помещения, среди них маленькой башенкой чуть высится в две ступеньки церковь Феодора Стратилата (1759 г.). Всё кажется таким маленьким и одновременно таким вместительным, что мне почему-то вспоминаются репродукции Золотой улочки в Праге, где домики такие, будто бы люди в них даже и не войдут - а там легко помещались целые мастерские лучших в Европе кователей золота. Здесь куют что-то другое... не наше, не земное злато.
Захожу в Троицкий собор. Внутри он кажется больше, чем снаружи. Искристо пышет раскалённым золотом иконостас, уходя своими верхними образами под самый свод и поднимая туда же, высоко и далеко, взгляд входящего. Солнце бьёт в окна снопами - с запада на восток, прямо в ряды икон. И, зарядившись от него, всё сверкает так... как умеют сверкать наши храмы в предзакатный час - кто видел, знает. Тюльпаном алеет занавесь Царских врат за закрытыми створками, а выше вся резьба горит, как будто травы и цветы, сплетшиеся в ней, состоят из сплошного пламени.
Службы нет, сидят на скамеечке в углу несколько прихожанок, делятся впечатлениями от недавнего прибытия десницы Иоанна Крестителя - всего несколько дней прошло, святыню уже увезли в Екатеринбург и дальше... Говорят, люди стояли в очереди много часов, только чтобы приложиться: два-три дня Введенский собор Чебоксар был центром паломничества из многих регионов Поволжья.
Так, со вздохом, мы обычно вспоминаем на другой день прошедший праздник. Будни после праздника ещё хранят какое-то время его отсвет. Послушаешь - как будто сам становишься ему чуть-чуть причастен... Что такое Время и Пространство!.. какая разница, был ли ты сам здесь столько-то дней назад?.. Люди были - значит, вроде как и ты с ними был.
Мне говорят, вечерняя служба ещё идёт - в соседней церкви, в Толгской. Иду в соседнюю церковь.
Внутри этот маленький храм, с далеко шагнувшим в сторону левым приделом, чем-то неуловимо напоминает сельскую церковь - очень старинную, намоленную, всю овеянную поклонами старушек и маленьких детей... Есть у нас в окрестностях Казани такие же - в Аркатово, в Больших Кабанах. В них что ни шаг - какая-нибудь святая история, давняя или новая, связанная то с той, то с другой иконой... причём, иконы древнее самого храма, они поистине пришельцы. Из времён иных и из мира иного. И свидетели - о мире ином. И всё так просто: будто иерусалимская Кувуклия в свечах и лампадах вдруг встала посреди деревенской избы, меж печкой и красным углом. Стены и свод раздвинулись, не раздвигаясь... Вы понимаете, о чём я, если были в таких церквах.
Меж приделом и главным престолом тихо-тихо мерцает отраженьями свечек в своей серебряной ризе Иверская икона Божией Матери.
А рядом, левее - что-то удивительное... икона? скульптура?.. нет, что-то среднее между иконой и скульптурой: резное изображение Николая Угодника, его фигура в полный рост, одетая в обычное священническое облачение: не рисованное, а самое настоящее, матерчатое... наверное, из ризницы этого храма. То ли он стоит, то ли сидит... но хочется упасть перед ним на колени, настолько просто и естественно его присутствие здесь.
Я помню такое же живое, такое же близкое присутствие Христа в церкви в Кабанах. Тоже - деревянная скульптура и тоже - трепет от неожиданности и ещё от чего-то... Удивление, что она здесь... что Он здесь!.. что это так просто... что когда я сюда ехал, ещё не знал об этом... о чём - об этом?.. не знаю.
Удивительная встреча! Именно - встреча.
Говорят, перед этой иконой невозможно соврать. И потому даже
язычники-чуваши с древних времён приходили к ней судиться.
После службы мне довелось познакомиться с благочинным монастыря отцом М. Он благословил меня сфотографировать для книги не только храмы, но даже чудотворную Иверскую икону и подняться на колокольню.
Колокольня, когда стоишь на ней, кажется какой-то сказочной башней в центре небывалого городка - вроде Китежа. Городка из оживших былин. Маковки церквей встают со всех сторон, вдали и вблизи, как цветы. Ты смотришь на них, они пристально смотрят на тебя. Золотая луковка Толгской церкви заглядывает в проём: кажется, будто кто-то невидимо держит над ней колокол, как венец над невестой. В противоположный проём видно наш корабль - под самой стеной, только руку к нему протяни.
Кусты видятся как трава, а деревья - как кусты. Бело-зелёные башенки по углам тоже будто садовник вырастил. Крошечная панорамка тихой-тихой обители.
Удивительно всё-таки устроена наша психика... или то, что мы привыкли называть психикой. Поднимешься всего на каких-нибудь 10-12 метров над землёй - и сразу же всё восприятие окружающего меняется. Стоит чуть-чуть "воспарить" физически - и мы уже не совсем такие, как обычно; суета осталась внизу. Даже невзрачные окрестности кажутся с высоты небывалой панорамой... а уж тут, когда под тобой и вокруг тебя - красивейший уголок древних Чебоксар!..
Вспоминается Шмелёв: "...Я вижу колоколенки, золотой купол Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем; белые ящички-домики, бурые и зелёные дощечки-крыши, зелёные пятнышки-сады, тёмные трубы-палочки, пылающие искры-стёкла, зелёные огороды-коврики, белую церковку под ними... Я вижу всю игрушечную Москву, над ней золотые крестики".
Пора спускаться...
Последнее событие недолгого пребывания в Троицком монастыре - я пытаюсь, раз уж получил благословение, сфотографировать Иверскую икону Божьей Матери. Именно - пытаюсь!.. При первом же нажатии кнопки цифровой фотоаппарат сразу выдаёт надпись "Поменяйте батарейки" - их заряд кончился именно на этом кадре, не раньше и не позже. Собственно, чего-то примерно такого и можно было ожидать. Трудно сфотографировать любую икону - тем более, чудотворную! Кто пытался это сделать, те знают. И даже не очень удивляются...
Я немного растерян. Я знаю: этот святой образ Богородицы навсегда останется в памяти - знаю, что даже если не увезу с собой его маленькую копию, он всё равно будет стоять у меня перед глазами. Но ведь... благословение-то всё-таки было!
Я нажимаю ещё - но экран гаснет, не успевая ухватить Святое... да и не наивно ли даже пытаться это сделать! Иду в соседний храм - там издыхающего заряда батареек как раз вполне хватает, чтоб сфотографировать иконостас.
Иду назад, и сердце странно трепещет. Чем же это так важно? А вот чем. Я словно спросил у Бога, получится или нет... не икону сфотографировать, нет, конечно, а нечто безмерно более важное. Что-то очень важное в жизни: случится оно или нет? Будет ли светлый поворот?.. Сердце на это, кажется, даёт ответ - но требуется, как Фоме, какое-то удостоверение. Я понимаю: это очень наивно, почти нелепо, почти суеверно... наверное, даже грешно так спрашивать у Бога - но ведь все мы это делаем в определённые поворотные моменты жизни, только каждый по-своему.
Не гадание, а именно вопрос к Тому, Кто волен сделать всё.
Если удастся исполнить благословение - и икона "дастся" (вопреки тому, что заряд, действительно, кончился), то - да... Можно будет сказать: что-то свершилось.
Иногда мы настолько молим Бога, чтобы получилось, что... Обратившись к Нему в последний раз перед "ответом", я нажимаю кнопку. Экранчик гаснет, высветив прежнюю надпись: "Поменяйте батарейки"... но когда через несколько секунд я включаю просмотр кадров, икона там - осталась! Фотоаппарат мигает и снова гаснет, но чудотворная Иверская икона - в нём...
Как благословение.
Хочется верить - как Ответ.
Введенский кафедральный собор
Когда приближаешься к Чебоксарам на теплоходе, видишь впереди, как цепь холмов правого берега чуть размыкается. Её раздвинула бухта, похожая на устье большой реки. А сразу за ней заискрилась домами и церквушками пологая гора -- как россыпь жемчужин на бархате. Созвездия дальних крыш, окошек, куполов, стен в зелёном небе холма - "твёрдом небе" древних людей, которое мы здесь видим снаружи. Вот залив приблизился. Это были широкие "врата в Волгу" полумиллионного города. Сам он, тесно обняв залив своим центром, всеми остальными районами спрятался от главного русла за деревьями. Так уж спроектированы Чебоксары: на воде -- только историческая часть, новые районы -- за зелёной природоохранной зоной. Из-за этого большущий город появляется перед теплоходом неожиданно: раз -- и раскрыли шкатулку с сокровищами. А сокровищ здесь много!
Древний город, первое упоминание о котором относится к 1469 г., а фактическое основание как крепости - к 1550-м гг. (сразу после взятия Казани), сохранил такое созвездие архитектурных памятников, о котором люди, не бывавшие здесь, даже не подозревают! Введенский собор XVII века; несколько приходских церквей, лишь немногим более молодых; великолепные ансамбли двух монастырей (один из которых, Троицкий, стоит маленьким кремлём на самом мысу у входа в залив): вот -- многочисленные древнерусские памятники современной чувашской столицы.
Ещё знаменитый путешественник Адам Олеарий в XVII в. назвал Чебоксары красивейшим городом на Волге. Почти в таком же восторженном духе отзывалась о нём Екатерина II. В 1848 г. в "Казанских губернских ведомостях" писали: "Из числа городов Казанской губернии, по своим церковным древностям, особое внимание обращает на себя город Чебоксары. С большой вероятностью можно думать, что сей город был озарён светом христианской веры прежде самой Казани. В то время, как Святитель Гурий вступил в пределы покорённого Царства Казанского, он уже нашёл несколько Христиан в Чебоксарах".
Именно св. Гурием в 1555 г. был заложен деревянный Введенский храм, на месте которого век спустя возвели ныне стоящий каменный -- главную святыню Чебоксар. Больше всего я мечтал побывать в этом соборе, который в прошлогодний мой приезд -- довольно поздно вечером, - был уже закрыт(1).
Сейчас тоже был вечер, но ещё совсем ранний. Не вечер, а вечерок... Теплоход свернул в бухту и причалил (видимо, одним из первых в истории!) к новому, открытому лишь в этом году речному вокзалу. "Прошлогодняя" деревянная пристань стояла на той стороне залива, у самых стен Троицкого монастыря. Сейчас дорога в главные храмы города была длинней, но интересней! По набережной, по дамбе через залив, мимо фонтанов...
Залив этот для Чебоксар -- почти то же, что площадь Сан-Марко для Венеции. Здесь есть свой знаменитый собор... точнее, целая Соборная гора. А на "нашей" стороне -- театр, Национальный музей, речной вокзал, многочисленные кафе и аттракционы. Залив -- это объединяющий центр Чебоксар, амфитеатр, зал под открытым небом. Ничего подобного нет ни в одном другом поволжском городе... да наверное, и не только в поволжском!
В центре "площади" сноп гигантского фонтана бьёт прямо из воды. Дальше, вверх по заливу, виднеются другие грандиозные фонтаны, ещё и ещё, высотой с дома. Они, пожалуй, не уступят тому знаменитому петербургскому, который совсем недавно был устроен на Неве, у Васильевской стрелки... Одна из приятных особенностей современной России: последние годы, в культурном смысле, достаточно условны стали понятия -- столица и провинция. Если не так давно Москва и Питер (Ленинград) даже по внешнему облику выделялись над всей страной, как Эльбрус и Казбек, то сейчас десятки больших и малых, исключительно благоустроенных городов вызывают даже определённую зависть у "столичан". Культурных столиц у России стало много.
Залив, как водоплавающими птицами, весь усеян лодками и катамаранами. Идёшь по мосту и весело думаешь: "И вода, как суша, населена!" Она здесь такая... будто нарисованная! Яркая и радостная, как церковные фрески.
Противоположный берег залива -- пологая Соборная гора. Золотые, зелёные и синие купола живописно разбегаются по её склону, каскадом. Вот башенки барочных церквей, и тут же, рядом -- более древние пятиглавия в стиле Московской Руси, шатровые колокольни. Смотришь - будто и не город, а какой-то музейный макет города, на блестящем стеллаже Волги...
Клубится единой мохнатой тучей майская зелень, искрятся только что включённые по весне фонтаны, кричат чайки над простором. Праздник под названием Первый День Путешествия, под вечер достиг своей кульминации. На душе -- чувство какого-то апогея, какого-то высшего аккорда весенней радости...
А апогей древнерусского ансамбля на холме -- Введенский собор. Он и выше всех на "лесенке" церквей, и древнее всех! Полого поднимаются друг над другом храмы, обозначая собой, как белыми ступеньками, плавный наклон берега. На самой кромке залива -- Троицкий монастырь с тремя церквами XVIII века. Рядом - Успенская барочная церковь-башенка 1763 года. Очень красиво и нежно переливаются мелкие звёздочки на её голубой кровле и куполе. Левее начинается склон, увенчанный пятью зелёными куполами церкви Михаила Архангела. Она -- 1701 года... словно здесь так нарочно задумано -- чем выше по холму, тем древнее! Наконец, ещё левее и выше -- пятиглавие и белая колокольня самого Собора, поверх густого облака зелени, отражённой в заливе.
Даже по меркам верховьев Волги это была бы ещё какая древность - 1651 год! Задуматься только... Робко, едва-едва занимался "золотой век русских городов". Только что успели освятить знаменитую церковь Ильи Пророка в Ярославле, чуть-чуть не достроили Троицкий собор Ипатьевского монастыря в Костроме. Почти полвека оставалось до возведения легендарной церкви Димитрия на Крови в Угличе! Ещё и в помине не значился тот Ростовский Кремль, который мы знаем -- ставший одной из "визитных карточек" Золотого Кольца... а в Городце, Кинешме, Плёсе, Романово-Борисоглебске (Тутаеве) не было ни одной из ныне украшающих их великих церквей -- во всяком случае, в современном виде.
В нашем Среднем Поволжье чебоксарский собор -- третий по древности из всех сохранившихся больших храмов -- после Успенского в Свияжске (1555-61) и Благовещенского в Казани (1555-62). Причём, поразительно, что, в отличие от свияжского и казанского, он действовал даже в советское время, закрываясь всего на 5 лет (1939-44). В Союзе было лишь несколько городов, где даже в самые лихие годы службы продолжались в главном соборе! Обычно верующим оставляли, в лучшем случае, маленькую кладбищенскую церковь "на отшибе". Чебоксары уникальны: Введенский кафедральный храм вошёл в ряд таких вовсе не закрывавшихся (или закрывавшихся ненадолго) знаменитых соборов как Успенский во Владимире, Троицкий во Пскове, Воскресенский в Романово-Борисоглебске (Тутаеве). Естественно, в нём всё сохранилось! Древнейшие в Чувашии настенные росписи, древнейший иконостас... А самое главное -- молитвенный дух, роднящий это место с самыми великими и почитаемыми храмами Святой Руси.
Отдельно от собора, к юго-западу, стоит современная ему восьмигранная звонница с белым шатром -- не столько высокая, сколько массивная: зрительно -- больше чем вполовину ширины храма. Когда подходишь ближе, видна её особенность -- целых три яруса "звона" под шатром: исключительная редкость для XVII века. Формы колокольни и собора сочетаются идеально: более тонкая и высокая звонница рядом с таким приземистым храмом выглядела бы непропорционально.
Рядом, на той же живописной горе возвышается дом купца Зелейщикова 1697 года -- редкий даже в масштабах России пример сохранившейся жилой архитектуры XVII века. Вот какая панорама...
А берег-холм, несущий на себе все эти храмы-хоромы, надвинулся и... засиял.
Я посмотрел от подножия на усыпанные одуванчиками покатые лужайки -- издали травы не видать, всё жёлтое! - и подумал, что ещё совсем недавно, месяц назад, на них лежал снег... Будто сугробы из белых просто взяли да превратились в ослепительно-золотые.
Склон светился от одуванчиков, отражал ими солнечный свет. Над огнистой россыпью белел Михаило-Архангельский храм с ярко-зелёными куполами. Восходила к нему по диагонали дорожка, словно пробуренная в одуванчиках. Храм этот -- идеальный белый куб с простенькими, но очень симпатичными наличниками в стиле уходящего XVII века. Пёстрые солнечные зайчики, чередуясь с лоскутными тенями молодой листвы, словно подчёркивали их объёмность и... древность. Сколько раз распускалась и опадала листва -- а церковные узоры всё белеют, светятся под ней!
Всего метров сто -- от Михаило-Архангельского храма до Введенского. Пологая улочка возводит к воротцам соборной ограды, а за ней распускаются долгожданные сине-звёздные купола... и как солнышко -- золотой центральный.
Введенский собор -- традиционно пятиглавый и четырёхстолпный, но при этом... совершенно непривычной для своего времени конструкции! Как правило, у храмов XVI - XVII вв. пятиглавие сдвинуто к востоку: два из пяти куполов находятся над алтарём. Здесь маленькие "шеломы" с крестами расставлены над прямоугольником крыши симметрично. А алтарь, как оказалось, занимает только апсиды (полукруги, пристроенные к основному объёму): иконостас внутри крепится к восточной стене, а не к двум дальним столпам, не заслоняет их. Так что когда находишься в соборе, видишь -- как чудесный расписной ларец, - сразу весь его четверик: все четыре столпа и все пять световых куполов, врезанных в своды! При площади всего 13 на 19 метров, он выглядит просторным и исключительно торжественным. Казалось бы, именно так строить -- проще всего (и с инженерной точки зрения, и для удобства прихожан), а вот... как ни странно, других храмов подобной конструкции практически не встретишь: Введенский Чебоксарский -- уникален! Вероятно, потому, что здесь, в провинции, строили "по-народному, по-простому", а не пытались слепо копировать Успенский собор Москвы -- образец на два с лишним века для большинства кафедральных соборов русских епархий.
Имена зодчих остались неизвестны, как и точная дата завершения постройки. Но, по более поздним источникам, возводили собор нижегородские мастера. Именно в тот период их артели особенно активно работали в Поволжье, строили (начиная с 1650-х гг.) грандиозный ансамбль Макарьевского Желтоводского монастыря.
Входишь в длинный западный притвор, напоминающий галерею (слева из неё -- проход в боковые приделы: священномученика Харалампия и Алексия Человека Божия). Здесь тебя уже встречает подобие иконостаса во всю длину - "предиконостас", если так можно выразиться. Справа -- могилы с неугасимыми лампадами двух архиепископов, управлявших молодой Чувашской епархией в ХХ веке: Илария († 1951) и Вениамина († 1976). В центре сплошной стены икон отверсты старинные чугунные врата в основное помещение собора... и ты замираешь, переступая священный порог.
Как просека меж круглых, почерневших от времени столпов, тянется высокое центральное пространство храма, упираясь в золотую зарю иконостаса. Пунктирно отчёркнутое от боковых нефов киотами, увешанное пока не горящими люстрами и паутинами отдельных солнечных полос из узких окон, оно уже с порога формирует непередаваемое ощущение собора -- именно древнего кафедрального собора, а не просто церкви, пусть и большой. Высокий интерьер сразу как бы втягивает в себя. Золотая галерея уходит далеко вперёд, к алой, как тюльпан, надписи "Христос воскресе", озаряющей полумрак... и душа тянется туда, на её свет, как на аромат цветка.
Годовая мечта исполнилась! Собор наконец впустил меня...
Шла вечерня. Это была последняя пасхальная служба, на которой мне довелось побывать в том году: через три дня предстояло Отдание Пасхи.
Золото иконостаса, торжество отверстых Царских врат, пламенно-красные ризы священников -- словно живой огонь исходит из алтаря... всё это было -- как светлый сон наяву. Отстоять одну из пасхальных служб в таком древнем, намоленном храме -- это что-то непередаваемое. Годы прошли -- а не забывается!
Пасхальная весна словно сгустилась в этом соборе -- стала вечной под его каменным небом. Рядом с букетами тюльпанов огоньки свечек особенно похожи на золотистых пчёл... подлетают в сумерках в чьих-то руках, добавляются в густой праздничный рой. А народу совсем немного... меньше, чем цветов, меньше, чем свечек!
От тёмного цвета стен огоньки кажутся ещё ярче, а тюльпаны и пасхальные ризы священников -- ещё алее и праздничней. Лучи солнца, прорываясь в окна, видятся на заземлённом фоне стен -- неземными.
Бог в Своём храме присутствует, и от этого так красиво!
Своды таинственно-темны, как ночное небо. Попробуй различи хоть что-то! А ведь очень символично получилось! Как в небе мы не видим Бога, так и здесь... Не видим, но чувствуем.
Впрочем, кое-что проступает сквозь почерневшую олифу сплошных росписей XVIII века.
Вроде бы, масляная послепетровская живопись, а вроде бы... Пришло мне в голову выражение "замаскированные фрески". Через несколько лет довелось купить подробную книгу об этом соборе (она вышла лишь в 2009 г., так что в том путешествии "до неё" оставалось ещё 2 года). Когда точно были выполнены росписи, не знают даже исследователи (древний архив собора погиб в одном из пожаров), но чутьё меня не обмануло -- под 4-5 слоями масляной краски, действительно, была обнаружена штукатурка с водяной краской, то есть фрески. Датируют их лишь "с точностью до века" : XVII век - сами фрески, XVIII -- позднейшая запись, тёмно сверкающая, как намасленное пасхальное яйцо. Но очевидно, и в XVIII-м всё выполнялось по старой кальке: все сюжеты и фигуры. Так что... чудо! перед нами как-никак единственный в Чувашии пример верхневолжских по стилю древних настенных росписей! Мне лично они напомнили фрески (1772 г.) угличского храма "на Крови" - с такой же пластикой суетно-подвижных фигур и такими же пухловатыми, но выразительными лицами...(2) некоторым исследователям -- кашинскую школу живописи, кому-то - "сопляковские" фрески Нерехты... но, в общем, ареал понятен!
Пока промыта-расчищена вся северная стена и два ближайших к ней столпа. Всё остальное, особенно своды -- сажисто-чёрные. Контраст поразительный! Работала группа профессиональных реставраторов из Петербурга. Увы, приход сумел оплатить лишь часть работы, и реставраторы уехали... может, навсегда, а может, даст Бог, до лучших времён -- хотелось бы верить.
Зато раскрылся целиком весь "Акафист Пресвятой Богородице"! 25 подробно написанных сцен -- в 5 ярусов: все 12 икосов и 13 кондаков.
Под каждым сюжетом пунктуально приведена цитата. Вообще, традиция иллюстрировать Акафист Богородице в посвящённых Ей храмах существовала на Руси издревле. А вот то, что на южной стене (точно так же -- 5 ярусов по 5 сюжетов) представлен весь Акафист Иисусу Сладчайшему -- это уже уникальная особенность чебоксарского собора.
Кроме того, на северной стене в нижнем ярусе изображён Четвёртый (451 г.), а на южной -- Пятый (553 г.) Вселенский Собор. Обычно в кафедральных храмах Руси изображались все семь Вселенских Соборов - "семь столпов Церкви". Почему здесь из всех Соборов были выбраны лишь эти два -- остаётся загадкой! Хотя, возможно, в духе того времени, это имеет вовсе не богословское, а совершенно прозаическое объяснение. Может быть, тогдашние ктиторы (благотворители) храма, заказчики росписей, носили имена в честь кого-то из Свв. Отцов Четвёртого и Пятого Соборов. Из-за гибели архивов храма в XVIII веке, мы не знаем этих имён... Подробная документация истории Введенского собора начинается лишь с XIX столетия.
Росписи западной стены уникальны тем, что здесь, кроме традиционного Страшного Суда и нескольких сцен из Апокалипсиса - подробные изображения мученической кончины всех 12 Апостолов... точнее, 11-ти первых Апостолов и Павла (так как Иоанн Богослов, единственный из Двенадцати, скончался ненасильственной смертью). Суетно-жестокий языческий мир, спешно расправлявшийся, всеми видами казней, с Божиими Светочами, похож здесь (особенно, в таком почерневшем колоре) на какой-то ад земной, где люди вместо бесов.
Вообще, программа соборных росписей получилась простая и логичная: как только входишь -- правая стена посвящена Христу, левая -- Богородице, тыловая -- Апостолам.
На сводах росписи почернели сильнее всего -- вообще ничего не разглядеть, как в закопчённой печи. Или это просто свет, оживляющий прямым попаданием даже самые тёмные росписи внизу, не достаёт до 13-метровой высоты... Несколько лет спустя я поразился, когда увидел старые фотографии в альбоме, посвящённом этому собору. Огромные, изумительно чёткие, неземной красоты лики взирали со сводов. Даже на чёрно-белых фото 1930 года (сделанных научной экспедицией А. И. Некрасова) это выглядело каким-то чудом! Никогда мне не забыть лик Спаса Нерукотворного -- на огромном белом "убрусе" в самом центре свода! Западнее его, над входом в храм - "Коронование Богоматери", восточнее, почти над самым иконостасом -- Господь Саваоф, благословляющий мир обеими руками, и -- Распятие Христово под Ним. Вот -- своеобразная центральная "ось" Богородичного храма! По бокам её на сводах, как обычно -- Двунадесятые Праздники.
Можно было бы ещё долго рассказывать про этот собор. Про удивительный иконостас (как и росписи -- XVIII века): золочёный, барочный, 5-ярусный, со скульптурным изображением Сошествия Св. Духа на Апостолов -- редкий сюжет для Царских врат! Про многочисленные чудотворные иконы, в истории которых -- вся духовная жизнь Чувашской земли. Тут, действительно -- святыня на святыне! Даже ещё ничего не читая про этот собор, как-то по-особому ощущаешь присутствие особо намоленных икон, "окон в Небо"...
Здесь есть образа древнее самих Чебоксар! Слева от Царских врат -- главная святыня Чувашии: Владимирская икона Божией Матери, которой благословил город в 1555 г. свт. Гурий Казанский. Но сама икона -- не XVI, а XV века: один из древнейших в России сохранившихся списков "Владимирской". Когда в 1957 г. во Всесоюзном центре им. И. Э. Грабаря, в Москве, была проведена её реставрация, под четырьмя позднейшими слоями красок открылось изумительное письмо эпохи, близкой к Андрею Рублёву. С тех пор икона находилась в Чувашском художественном музее, но в 1994 г. возвращена в собор. Это возвращение -- само по себе чудо: такие древние "произведения живописи" государство совсем нечасто и неохотно передаёт Церкви. Святыня вернулась туда, где находилась с XVII века -- с самого момента постройки каменного собора. До этого, в XVI-XVII вв., она пребывала в пригородной (ныне в черте Чебоксар) Геронтиевой пустыни, на знаменитой Владимирской горке.
Икона XV века врезана в центр большой иконы XVIII в. (это вообще "странная" особенность Введенского собора, встречающаяся в нём на каждом шагу): свв. Гурия Казанского, Сергия Радонежского, Алексия Человека Божия и священномученика Харалампия. Эти святые, в честь которых называются приделы в соборе, будто держат главный образ Чувашской земли.
Но есть в храме и ещё более древняя икона. В относительно большой образ Николая Чудотворца XVIII века вделан его же каменный "вершковый" образок... XIV столетия! На оборотной стороне -- тоже резные, рельефные изображения Михаила Архангела и свт. Василия Великого. Это одна из самых старых икон, когда-либо находимых на территории Среднего Поволжья. Обретена она была в 1751 г. в селе Ишаки Козьмодемьянского уезда (ныне Чебоксарского района) и почти два века находилась в храме этого села как главная местночтимая святыня. С разорением храма в 1930-е годы, была перенесена во Введенский собор. Подобные каменные "вершковые" иконы -- тоже св. Николая, - находили до революции и в нашем Свияжске (свияжскую, ориентировочно, датировали и вовсе XII веком!), Булгаре, Цивильске, в селе Куюки... итого несколько древнейших "аспидных" образов булгаро-татарского периода. Это показатель частичного, ограниченного распространения христианства среди местных народов ещё до 1552 г. - как бы "предкрещения" нашего региона. Древнейшая святыня Чувашии находится сейчас в киоте у северного клироса.
Рядом, в киоте северо-восточного столпа -- чудотворная икона свв. Гурия, Варсонофия и Германа Казанских с частицами их мощей. Епархия-то у нас до ХХ века была одна. Главные святые Казанские остались до сих пор как бы главными "чувашскими" святыми!
Интересно, что сама икона изображает лишь свв. Гурия и Варсонофия. А образ св. Германа отчеканен на большом серебряном ковчежце с его мощами, вложенном в центр доски позже -- ибо позже состоялось его всероссийская канонизация. Получается, здешний древний образ "помнит" разные этапы прославления Казанских Чудотворцев.
В киоте юго-восточного столпа -- икона священномученика Харалампия "с житием". Как я говорил, в соборе есть отдельный придел в его честь. Вообще этого святого очень почитают в здешних краях. Епископ-мученик, имя которого означает "Сияющий радостью", был казнён в Римской империи во время гонения на христиан при Септимии Севере. Издревле почитался в народе покровителем земледелия, хранителем от "тлетворных ветров", засух и неурожаев. "А у нас же чуваши-то -- все крестьяне: земледельческая республика!.. вот и молятся ему все!" - как объяснила мне однажды монахиня Тихвинского Цивильского монастыря, где тоже есть храм св. Харалампия.
Из чтимых молодых икон (рубежа XIX-ХХ вв., что по меркам такого древнего храма, конечно, молодость) можно назвать образ Богоматери "Семистрельной", иначе именуемый "Умягчение злых сердец". Перед ней молятся о примирении тех, кто в ссоре, о взаимном прощении обид, упразднении всякой неприязни. "Умягчи наша злая сердца, Богородице, и напасти ненавидящих нас угаси и всякую тесноту души нашея разреши, на Твой бо святый образ взирающе, Твоим состраданием и милосердованием о нас умиляемся и раны Твоя лобызаем; стрел же наших, Тя терзающих, ужасаемся. Не даждь нам, Мати благосердная, в жестосердии нашем и от жестосердия ближних погибнути, Ты бо еси воистину злых сердец умягчение".
* * *
С собором этим связано довольно важное событие моей жизни. Именно здесь я впервые купил акафист "Слава Богу за всё", о котором много слышал, но к стыду своему, ещё ни разу не читал. Его составил митрополит Трифон (Туркестанов) (1861 -- 1934) - сподвижник св. Патриарха Тихона, личность светлейшая, даже на фоне многочисленных святых того времени. Его акафист -- это самый радостный гимн Богу в новейшей истории Церкви, самое личное к Нему обращение... потому и написанным оно могло быть только на русском языке. Одно дело -- богослужения (для которых специально и создавался церковнославянский), другое -- поэма в прозе, рождённая живым горением сердца. Будущий архиерей и вправду "слабым беспомощным ребёнком родился в мир" - но Бог чудесно сохранил практически нежизнеспособного младенца... чтобы тот, повзровлев, смог воскликнуть: "Слава Тебе, призвавшему меня к жизни... Слава Тебе за каждый шаг жизни, за каждое мгновение радости..."
И под этим Акафистом, как под знаменем, я вступил той весной в какой-то совершенно новый период жизни, в новое "мгновение радости"...
Когда смотришь на мир светлым, незамутнённым взглядом -- мир отвечает тебе тем же. Именно это и случилось, вернее, началось -- в тот вечер в Чебоксарах. Помню, я раскрыл книжку уже на палубе теплохода. Оставалось минут 20 до отплытия, и глядя на дивную панораму вечернего города (солнце светило с той стороны многочисленных куполов), я начал читать... разумеется, не вслух.
И -- что-то случилось! Совместилось внешнее и внутреннее: бесконечная красота сотворённого мира и красота Акафиста, воспевающего и Творца, и мир. Глаза всё видели, душа всё чувствовала. Всё было -- наяву:
Господи, как хорошо гостить у Тебя: благоухающий ветер, горы,простертые в небо, воды, как беспредельные зеркала, отражающие золото лучей и легкость облаков. Вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки, и птицы и звери носят печать Твоей любви. Благословенна мать-земля с ее скоротекущей красотой, пробуждающей тоску по вечной отчизне, где в нетленной красоте звучит: Аллилуйя!
Город, весь в белых башенках церквей, против света казался невесомым, парящим, воздушным. Будто это воздух разных цветов соткался в цельное видение. Воздух разных цветов -- это же радуга. А вот и она!.. Обломочек в тучах -- но какой красивый! По форме -- почти как пасхальное яичко. А по цвету -- как перелив небесной мантии... Чудный, яркий глаз взглянул на нас из-за Волги, освятил этот вечер.
А пейзаж, тронувшись, начал вдруг чуть заметно поворачиваться... это мы, наконец, тихо отчалили. Медленно, по дуге, вышли из Чебоксарского залива вновь на просторы Волги. Белым кораблём прошествовал мимо, по левому борту, Троицкий монастырь. Светлые паруса его церквей медленно закрыли от нас "водяные ворота" Чебоксар.
Ты ввел меня в эту жизнь, как в чарующий рай. Мы увидели небо, как глубокую синюю чашу, в лазури которой звенят птицы, мы услышали умиротворяющий шум леса и сладкозвучную музыку вод, мы ели благоуханные и сладкие плоды и душистый мед. Хорошо у Тебя на земле, радостно у Тебя в гостях.
Слава Тебе за праздник жизни;
Слава Тебе за благоухание ландышей и роз.
Слава Тебе за сладостное разнообразие ягод и плодов;
Слава Тебе за алмазное сияние утренней росы.
Слава Тебе за улыбку светлого пробуждения;
Слава Тебе за земную жизнь, предвестницу небесной.
Слава Тебе, Боже, во веки.
Примечания:
(1). См. "По святым местам Поволжья" - 2006 г. (глава "Троицкий Чебоксарский монастырь")
(2). Особая, мистическая связь Углича с Чебоксарами -- в том, что иконография св. царевича Димитрия впервые, ещё до канонизации, сложилась не в Москве и не в Угличе, а именно здесь. Мария Шестова из рода Романовых, сосланная Годуновым в 1601 г. в Чебоксары, заказала икону убиенного Царевича, которого очень почитала как жертву ненавистного ей "узурпатора". Так, ещё за 5 лет до официального прославления, Царевич пришёл в Чебоксары -- в виде святого образа. Икона эта хранится сейчас в Чувашском художественном музее -- всего через улицу от Введенского собора!
Спасо-Преображенский монастырь на Владимирской горке
Километрах в двух от Соборной горы -- как раз там, где кончается длинный залив, поделивший центр города пополам, высится небольшая горка с целым букетом изящных церковных построек.
История древнего чебоксарского монастыря "на Владимирской горке" распадается на три периода. В XVII - XVIII вв. здесь существовал Сретенский мужской монастырь; в конце XIX - начале ХХ вв. - Владимирский женский. Наконец, в 1991 г. женская обитель была возрождена, но уже под названием Спасо-Преображенской. Ныне она входит в черту Чебоксар, до революции же считалась пригородной, возвышаясь на холме в 1 км от города - при речке Чебоксарке.
По преданию, здесь останавливался в 1555 г. свт. Гурий. Корабли тогда входили в устье Чебоксарки, потому как на низком болотистом берегу Волги не было удобного места для причала. Св. Гурий благословил "град и место сие" Владимирской иконой Божией Матери (Чебоксары ведут отсчёт своей истории формально с 1469 г., но фактически лишь в 1550-е годы родился новый город). Это и было то Сретение Божией Матери, в честь которого назвали основанный позже монастырь. Сама же возвышенность на века осталась в народной памяти как Владимирская горка, место святое, особое для Чебоксар.
Документов по ранней истории монастыря не сохранилось. В дореволюционных путеводителях стандартно указывалось: "основан в половине XVII века". Другая дата даётся на основе упоминания первого деревянного храма в описях - 1625 год.
Ещё одна дата основания, которая фигурирует в скупых сведениях об обители - 1716 г. Вероятно, до этого здесь существовала обычная пустынька, какие возникали тысячами на просторах Руси, пока уход подвижников от мира никто до Петра I не регламентировал. С начала XVIII в. монастырь существовал уже официально. Тогда же начинается каменное строительство. Подробнее о сохранившемся с XVIII века Спасо-Преображенском храме мы ещё расскажем.
Почти исчерпывающую картину того, что представляла из себя обитель в XVIII в., дают скупые канцелярские строки описи 1739-41 гг.: "Строитель [т. е. настоятель] - 1, рядовых монахов - 1, белый дьячок -- 1". Обители принадлежали 4 двора с 4 душами крестьян и 2 сдаваемых в оброк мельницы, дохода от которых вместо 10 рублей в год "надлежащих" получалось 8,5 руб. (причём, из них 3,5 руб. "платится в Чебоксарскую воеводскую канцелярию").
Беднейшая в городе обитель вскоре была приписана к Троицкому Чебоксарскому монастырю, находящемуся в самом центре города - одному из самых богатых монастырей Казанской епархии (более 500 крестьянских душ во владениях к середине XVIII в.). Но реформа 1764 г. тяжело отразилась на судьбе Троицкого монастыря, который, сам обеднев, уже не мог поддерживать жизнь в маленькой приписной пустыни.
Владимирская горка к XIX веку, казалось, запустела окончательно. Но свято место пусто не бывает.
В 1899 г. архиепископ Казанский и Свияжский Арсений благословил устроение Владимирской женской общины на месте древнего мужского монастыря. Возрождённый монастырь опять-таки считался не самостоятельным, а приписным к Троицкому Козьмодемьянскому женскому. Даже настоятельницей его была игуменья Козьмодемьянского монастыря Варвара (Блохина), совмещавшая руководство двумя монастырями. Её усилиями и стараниями благотворителей были восстановлены старые обветшавшие здания и построены 3 новых корпуса, а при настоятельском корпусе появился деревянный домовой храм - в честь апостола Иакова и муч. Евгения (ныне это храм преп. Сергия Радонежского).
Община накануне революции разрослась до 100 насельниц, а святую Владимирскую горку увенчал целый городок строений, как бы спускающихся по склонам каскадами. В центре по-прежнему высился чудесной красоты храм XVIII в. В этот период его главный престол был посвящён Владимирской иконе Божией Матери, а имя Сретенского (от прежнего монастыря) носил лишь правый придел (левый - преп. Варлаама и царевича Иоасафа).
Про хозяйственное положение Владимирского Чебоксарского монастыря в Справочной книге 1909 г. говорится одной фразой: "Угодий никаких нет". Но мы должны помнить, что формально это был приписной монастырь, и угодья, таким образом, принадлежали не ему, а Троицкой Козьмодемьянской обители, к которой он был приписан. Из более чем 500 десятин земли, которыми владела Козьмодемьянская обитель, 24,5 десятин пашни находилось в Чебоксарском уезде и обрабатывались, очевидно, сёстрами и трудницами близлежащего Владимирского монастыря.
Игумения Варвара (Блохина) скончалась в 1915 г., оставив оба монастыря - Козьмодемьянский и Чебоксарский, - в процветающем состоянии. К сожалению, грозные события революции и последующих гонений на Церковь оборвали это краткое благополучие. Старшей сестрой в обители после смерти игумении Варвары была монахиня Арсения. Она стала, по новой терминологии, "заведующей религиозной общиной" в революционные годы.
Мать Арсения тяжело болела и поэтому фактически обязанности руководства общиной исполняла казначея монахиня Тамара (св. преподобномученица - её житие прилагается далее). В 1920 г. мать Арсения скончалась. С этого времени монахиня Тамара официально руководила общиной.
Положение полуразграбленного монастыря, находившегося под постоянной угрозой закрытия, усугублялось всеобщей разрухой и голодом в стране. Средств у обители в эти годы было крайне мало. В описи имущества от 5 июля 1920 г. приводятся данные: если на январь 1918 г. монастырь имел 7950 руб. ценными бумагами (и всего 100 руб. наличными), то к 1920 г. и этот небольшой капитал сократился до 3450 руб. бумагами... притом, совершенно обесценившимися в ходе страшной инфляции.
Но тяжелейшие первые годы советской власти и гражданскую войну монастырь всё же пережил - главное, удалось отстоять от закрытия и изъятия храм.
2 октября 1920 г. с новыми властями был заключён договор "об использовании зданий бывшего монастыря религиозной общиной".
В 1924 г. викарий Казанской епархии епископ Чебоксарский Афанасий официально преобразовал бывшую до революции приписной обитель в самостоятельный женский монастырь.
Мать Тамара стала в нём настоятельницей и была возведена в сан игумении. Она руководила монастырём до его окончательного закрытия в январе 1930 г. Таким образом, вся история женской Владимирской Чебоксарской обители (в конце XIX - начале ХХ вв.) насчитывает 31 год. Но и этой трети века хватило, чтобы Господь воспитал целое поколение будущих мужественных исповедниц - "искушая их, яко злато в горниле".
В советское время большая часть территории монастыря была занята под жильё (стала называться Коммунальная Слобода). В обезглавленном храме оборудовали авторемонтную мастерскую. В игуменском корпусе разместился садово-огородный техникум. Где-то помещались склады, где-то - цех мясокомбината. Древнее кладбище на Владимирской горке - пожалуй, самое почитаемое в Чебоксарах, - по сути было превращено в свалку. Сохранилась на нём лишь знаменитая усыпальница Ефремовых - известнейших чувашских купцов, меценатов XIX - начала ХХ века.
Третье возрождение монастыря состоялось в наши дни. В 1988 г. жители Коммунальной слободы подали прошение об открытии прихода. Храм был передан Церкви. Первое богослужение в нём состоялось уже на Рождество 1989 г. Некоторое время он действовал как приходской.
В 1991 г., по благословению митрополита Чебоксарского и Чувашского Варнавы, была возрождена женская обитель - наименованная уже не Владимирской, а Спасо-Преображенской. Возможно, это новое посвящение дано в память о находившемся поблизости древнем, но упразднённом ещё в XIX в. Спасо-Геронтиевом монастыре (в литературе можно встретить путаницу: многие авторы по ошибке отождествляют Спасо-Геронтиеву пустынь с обителью на Владимирской горке, хотя описи, приводимые, например, И. М. Покровским доказывают, что это были два разных монастыря). В июле 1991 г. из Рижского Троице-Сергиева монастыря сюда прибыли и заселились монахиня Сергия (21 сентября того же года возведена в сан игуменьи), инокиня Нина и ещё несколько сестёр. Сейчас, спустя годы, в обители уже около 60 насельниц и несколько воспитанниц детского приюта. Крест настоятельства в возрождённом монастыре продолжает нести игуменья Сергия.
После долгих восстановительных работ обитель вновь обрела благолепный вид. Отреставрированный храм XVIII века - бывший Владимирский, ныне Спасо-Преображенский, - является одним из самых замечательных памятников русского барокко не только в Чебоксарах, но и в Среднем Поволжье.
Церковь имеет форму "восьмерик на четверике" - самую распространённую в XVIII веке. Лёгкое кирпичное кружево украшает стройную, устремлённую в небо башню с шатровой кровлей и изящным небольшим куполом. Каждую из восьми плоскостей венчает волнистый фигурный фронтон - "петушиный гребешок", как назывался этот элемент в русском зодчестве. Ниже вкруг всего храма проходит поясок кирпичной "бахромы", ещё ниже такие же "петушиные гребешки" (только чуть меньших размеров) на наличниках окон.
Размещение такой почти "летящей" церкви на вершине холма оказалось очень удачным: она короновала гору своим белым венцом в тёмно-золотистом кружеве.
Над западным входом в храм возвышается шатровая колокольня 33 метра высотой (по описи 1920 г., на ней было 6 колоколов, самый большой из которых весил 49 пудов 16 фунтов - почти 800 кг). Сам храм имеет почти такую же высоту.
Монастырский собор изначально был трёхпрестольным. Основная его часть "строена полукораблём", по терминологии древних зодчих, наличие же двух боковых приделов превратило "корабль" в крест. Сочетание Креста как орудия Спасения и Корабля-Ковчега как символа Церкви Христовой было обычным для старинных храмов. Символика же трёхпрестольности была призвана возводить мысли верующих ко Святой Троице. В здешнем храме менялось посвящение престолов, но не их число. Сейчас Владимирским именуется не сам собор, а лишь его правый придел (бывший Сретенский). Левый освящён в честь преп. Серафима Саровского (раньше - в честь свв. Варлаама и Иоасафа). Главный престол, как уже говорилось - Спасо-Преображенский.
Размеры храма, согласно "Описи церковного имущества" за 1920 г.: 11,5 саженей в длину (это 24,5 м); 9 саженей 1 аршин в ширину, с приделами (почти 20 м). Поскольку основной объём составляет лишь около трети общей ширины, церковь внутри выглядит довольно тесной, но очень высокой. Пространство её уходит вверх - "колодцем в небеса". Ярко золотится в нём барочный иконостас. Старинный был уничтожен, это - современный, но очень удачно передающий дух XVIII века. Впрочем, он содержит немало икон XVIII века, подаренных возрождённой обители Преосвященнейшим митрополитом Варнавой. Они размещены в третьем и четвёртом ярусах иконостаса. Нижние ярусы включают иконы, писанные в 1990 - 1991 гг. мастером Геннадием Яковлевым.
Также "под старину" и тем же мастером выполнены иконостасы боковых приделов.
Работы по росписи стен храма только начались (2009 г.). Но на сводах правого придела хорошо сохранился фрагмент прежней, дореволюционной живописи - Господь Саваоф в окружении Херувимов.
Главной святыней монастыря в наши дни является чудотворная икона "Моление на камне преп. Серафима Саровского" (находится в Серафимовском приделе). Этот образ начала ХХ в. писан маслом на холсте. В 2002 г., когда киот иконы решили обновить, готовясь к юбилею прославления преп. Серафима, оказалось, что лик святого и все силуэты чудесным образом отпечатались на стекле (беловатые, но вполне "читаемые" изображения). Сейчас стекло с благодатным отпечатком помещено рядом с иконой. Святыня эта очень почитаема паломниками, а само чудо стало известным во всероссийском масштабе.
Другая святыня - Иверская чудотворная икона Божией Матери, писанная на Афоне и подаренная Чебоксарскому Спасо-Преображенскому монастырю весной 2001 г. Памятником благодатной помощи Пресвятой Богородицы многим людям через этот образ стали десятки украшающих его крестов.
Чудом мироточения в июне 1995 г. прославились иконы Спасителя и Божией Матери "Почаевская". Глубоко почитаются иконы блаженной Матроны Московской и преп. Сергия Радонежского (с мощами).
Второй храм обители - домовой, во имя преп. Сергия Радонежского, при старинном игуменском корпусе. Здесь совершается ежедневное монашеское правило. Здесь принимают постриг сёстры обители (первый постриг в возрождённой обители состоялся в 1992 г.). Большой ковчег посреди храма хранит великие святыни, привезённые из паломничеств, в том числе камень с Голгофы и из пещеры Рождества Христова, частичка Гробинцы Пресвятой Богородицы из Гефсимании и др.
На разорённом в советское время монастырском кладбище возведена часовня. Надпись на мемориальной доске гласит, что она "сооружена в лето 1993 года в память всех зде погребенных отец, братии, сестер и благотворителей Святой обители сия".
Несколько лет спустя рядом с ней появилась значительно большая по размерам, видная издалека часовня-усыпальница, где упокоилась жена одного из современных благотворителей монастыря. Так древнее кладбище постепенно вновь становится местом захоронений.
Огромная усыпальница Ефремовых (1910-11 гг.) стала в наши дни церковью, освящённой во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского. Она является приходской, но зрительно неразрывно связана с монастырским ансамблем, являясь, наряду с Преображенским собором, одной из двух доминант на святой горке.
Владимирская горка вновь, как и век назад, являет собой живописнейший вид. В одну линию выстроились купола собора и колокольни, двух вышеупомянутых часовен на кладбище и храма св. Иоанна Кронштадтского. Их силуэты - разных размеров и разных эпох, - тем не менее, образуют удивительно целостный ансамбль: маленький кремль на возвышенности. Или священный городок - наподобие тех, что изображаются иногда на "житийных" иконах святых. Зелень фруктовых садов обрамляет склоны. На террасах северо-западного откоса виден старинный игуменский корпус с домовым Сергиевским храмом, рядом - изящная теплица и огороды, чуть пониже - новые сестринские корпуса, деревянные и кирпичные, выполненные в основном в стиле XIX века (изумительные резные наличники-"полотенца"), ещё ниже - похожий на крепостную башню, но тоже современный, дом паломника с гаражом на первом этаже и двумя комнатками на втором. У самого подножия холма, в саду - Дом милосердия, где живут на полном обеспечении монастыря 12 одиноких пожилых людей. За ним - овражек с ручьём, через ручей перекинут изящный мостик, за мостом - Святой источник.
История благодатного места, как в капле воды, отразилась в новейшей истории этого недавно открывшегося, но уже глубоко почитаемого источника, что в нескольких десятков метров от монастыря. Видимо, в намоленном веками месте даже обычная вода способна творить чудеса и по вере давать исцеления. Источника с более парадоксальной историей трудно встретить! Лет двадцать назад, незадолго до начала возрождения монастыря, местные жители заметили неожиданно выбившуюся на поверхность воду - сильную струю из-под земли. От воды стали происходить многочисленные исцеления, весть о которых разнеслась за пределы не только Чебоксар, но и республики. С возрождением монастыря место было облагорожено, поставлена деревянная часовня-купальня. Здесь порой выстраивались целые очереди паломников из сёл и городов Чувашии, Марий-Эл, Татарстана, Ульяновской области... Среди исцелившихся, как свидетельствует матушка Сергия, был даже один министр.
Но... городской водоканал неожиданно предъявил свои претензии: "Вода из наших труб без пользы утекает в ручей!" "Неполадку" устранили, и самоточный ключ в прежнем виде перестал существовать (взамен пробурили скважину, откуда вода выкачивается электронасосами - но их включают лишь раз в неделю).
"Нет худа без добра, - говорит матушка Сергия. - На источник приезжало слишком много людей, постоянная суета мешала жизни монастыря. Бог устроил так, что обители стало намного спокойней. А тот начальник, который "забрал в трубы свою воду", вскоре сильно заболел и сам пришёл к нам каяться".
Св. преподобномученица Тамара (Сатси)
Будущая преподобномученица родилась 9 февраля 1876 г. в эстонской лютеранской семье Георга и Мари Сатси (в хуторе Устало Гапсальского уезда Эстляндской губ.) и была наречена Марией. Рано осталась круглой сиротой. Ей было 10 лет, когда рядом открылся православный приход. Девочка, как и некоторые её односельчане, перешла в Православие. Церковь стала истинной Матерью для чистого душой ребёнка - "одного из малых сих" (Мф. 18,10), в 7 лет потерявшего земную мать. Окончив 4 класса сельской школы, 12-летняя Мария в 1888 г. поступила в школу-приют при женской общине в Иевве, открывшейся как раз в этом году. Через 4 года община была преобразована в Свято-Успенский Пюхтицкий монастырь. Первой настоятельницей в нём стала игуменья Варвара (Блохина), сыгравшая огромную роль во всём жизненном пути будущей подвижницы.
В этом монастыре 19-летняя воспитанница Мария Сатси была "облечена в чёрную одежду" (подрясник), через 2 года пострижена в рясофор (1897 г.) Уже на следующий год игуменья Варвара (Блохина) была переведена в Казанскую епархию и предложила нескольким послушницам поехать с ней. В числе 6 насельниц Успенского монастыря поехала со своей игуменьей и Мария.
В новой епархии игуменья Варвара через некоторое время была назначена настоятельницей Троицкого Козьмодемьянского монастыря. Рясофорная послушница Мария стала в этой обители письмоводительницей. Другим её послушанием было пение на клиросе.
Как мы знаем, Чебоксарская женская обитель в это время была приписной к Козьмодемьянской - и игуменье Варваре приходилось управлять обоими монастырями. Особенно много внимания требовала только "встававшая на ноги" Чебоксарская обитель. По сути, её становление происходит именно в годы игуменства Варвары (Блохиной): 1902 - 1915 гг.
Уже после кончины своей духовной матери (1915) Мария (Сатси) принимает монашеский постриг с именем Тамара, 19 июля 1917 г. - на 42-м году жизни, после почти четверти века послушнического искуса.
Знаменательно, что постриг её совершил последний настоятель Свято-Успенского Зилантова монастыря, благочинный всех монастырей Казанской епархии св. преподобномученик Сергий (Зайцев)... которому оставалось жить в нашем тленном мире чуть больше года.
Надвигалась новая эпоха - мученичества и исповедничества. В 1918 г. монахиня Тамара была назначена казначеей Владимирской Чебоксарской обители, через 2 года стала её настоятельницей. Мы уже вкратце рассказывали о тяжких испытаниях, выпавших на долю этой обители (как, впрочем, и сотен других) в первые годы советской власти. О подлинном исповедническом мужестве сестёр во главе со своей настоятельницей свидетельствует, в частности, письмо, направленное властям против закрытия монастырского храма:
"1920 года 28 дня. Мы, нижеподписавшиеся насельницы Владимирской женской общины, узнав о намерении представителей местной власти закрыть церковь Владимирской общины, древнюю святыню существующую с 1625 года, единодушно выражаем свой протест против этого намерения, оскорбляющего наше христианское религиозное чувство. Закрытие общины будет посягательством на ту свободу веры, которая подтверждена самим же советским правительством. При сем объясняется, что со стороны общины уже принесена жертва уступкою деревянного храма и всех прочих жилых помещений, кроме маленького деревянного флигеля, оставленного в пользование сестер, а потому мы насельницы Владимирской общины, ни в коем случае не можем согласиться на уничтожение нашей святыни, каким бы благовидным предлогом это не объяснялось. Посему усердно просим подлежащих властей оставить нам последний каменный храм в неприкосновенности, в чем и подписуемся.
Заведующая общиной Тамара и другие (всего 56 подписей)".
Храм тогда удалось отстоять. Закрыт он был лишь 10 лет спустя.
После окончательного разгрома "религиозной общины" в 1930 г., мать Тамара (игуменья с 1924 г.) поселилась у своей бывшей помощницы по управлению монастырём послушницы Анастасии Тимофеевой, продолжая все оставшиеся годы жизни монашеский молитвенный подвиг. Даже сам дом их находился рядом с бывшей обителью.
Крестный путь матушки Тамары начался, как это чаще всего бывало в те времена, с клеветнического доноса соседа. Прискорбно, что доносчиком оказался - бывший священник (после краха "обновленческого" раскола одни из его последователей через покаяние воссоединились с Матерью-Церковью, другие открыто расстались с саном и зачастую "пробавлялись" подобным доносительством.
В мае 1941 года, когда мать Тамара пасла корову, с ней познакомился бывший священник Худов, работавший охранником "Садвинтреста", который и дал следствию ложные показания об антисоветских высказываниях игуменьи Тамары.
Ночью 25 июня 1941 года сотрудники НКВД провели обыск в доме игуменьи Тамары. Тогда же ночью она была арестована и заключена в Чебоксарскую тюрьму. Шёл 4-й день войны, но у НКВД была своя война -- с собственным народом. 27 и 30 июня состоялись допросы игуменьи Тамары. 30 июня тот же бывший священник дал показания об антисоветской агитации игуменьи, которая отвергла обвинения. Следователь тщательно допрашивал о том, как мать Тамара попала из Эстонии в Чувашию, подозревая ее в шпионаже. На третьем допросе, состоявшемся 2 июля, на вопрос следователя "какие причины понудили вас идти в монастырь?" мать Тамара ответила, "что никакие причины меня не понудили идти в монастырь, а я пошла по своему собственному желанию для спасения своей души".
На 4-ом допросе, состоявшемся 9 июля, на вопрос следователя: "подтверждаете ли вы показания свидетеля Худова о вашей контрреволюционной клевете на жизнь при советской власти" мать Тамара ответила, что "не подтверждает, ибо никогда и нигде она никакую контрреволюционную клевету о жизни при советской власти не высказывала и со свидетелем Худовым у нас разговор был только о книге "Добротолюбие", которую он просил отдать ему для чтения".
11 июля состоялась очная ставка между игуменьей Тамарой и свидетелем Худовым. На этой очной ставке мать Тамара виновной себя в агитации против Советской власти не признала.
14 июля было объявлено об окончании следствия и предъявлено обвинительное заключение по статье 58 пункта 10 части первой Уголовного Кодекса. Обвиняемая ответила, что дополнить следствие ничем не желает.
25 июля Судебная Коллегия по уголовным делам Верховного Суда Чувашской АССР определила обвинительное заключение утвердить и игуменью Тамару предать суду.
31 июля состоялось судебное заседание, на котором свидетель Худов настаивал на своих показаниях об антисоветских высказываниях игуменьи.
Мать Тамара отвергла эту клевету.
В этот же день суд приговорил игуменью Тамару к 10 годам лишения свободы. Кассационная жалоба в Верховный Суд СССР о пересмотре приговора была рассмотрена и приговор признан правильным.
Игуменья Тамара была этапирована в исправительно-трудовую колонию номер 1 Наркомата Юстиции, находящуюся неподалеку от города Алатырь Чувашской АССР. От линии железной дороги шла ветка вглубь леса на 24 километра, где и располагалась колония. Заключенные занимались лесоразработками и изготовлением изделий из древесины. Мать Тамара пережила суровую зиму 1941-42-х годов, когда в период начавшейся войны с Германией в колонии происходили массовые смерти заключенных из-за голода и болезней, в том числе многих священнослужителей и верующих. Весной,1 мая 1942 года, как гласит запись в акте о смерти, игуменья Тамара скончалась от порока сердца и была погребена в безвестной могиле на кладбище исправительно-трудовой колонии.
12 октября 2007 года на заседании Священного Синода под председательством Святейшего патриарха Алексия II игуменья Тамара (Сатси) причислена к собору новомучеников и исповедников Российских.
Небесное заступничество преподобномученицы Тамары не раз проявлялось в наши дни. Особенно хранит она родную обитель на Владимирской горке, в которой подвизалась. Совсем недавно, в Страстную Пятницу 2009 г., она спасла монастырь от пожара.
Загорелось соседнее здание - большой деревянный частный дом. Сильнейшее пламя разметалось снопом на десятки метров. Ветер дул в сторону монастыря, и в любую минуту мог вспыхнуть деревянный сестринский корпус. Матушка Сергия вышла с иконой новопрославленной мученицы Тамары и перекрестила пожар святым образом. С этого момента пламя вдруг перестало метаться, а сразу сбилось в высокий узкий столб - "казалось, до небес!.." - как вспоминали очевидцы. И этот вертикальный столб держался до самого приезда пожарных, не разбиваясь на языки и уже не угрожая монастырю.
Икона св. мученицы, написанная сразу после её прославления, уже стала одной из самых чтимых святынь Спасо-Преображенской обители. Как свидетельствует игуменья Сергия, особенно часто люди по молитвам св. Тамары получают помощь в поисках работы, в устроении своей земной судьбы (бывает - в тот же день, как только помолились у св. образа). Да помилует нас Господь её молитвами и в жизни вечной!
P.S. Стихотворение св. мученицы Тамары (Сатси), найденное у неё при обыске в 1941 г.:
Все со временем проходит-
Горе, счастье пролетит.
К разрушенью все стремится-
Кто сей доли избежит?
Кедр высокий с облаками
Наравне вчера стоял,
Ныне ж вниз лежит ветвями
Бурный ветр его сломал.
И цветочек сей прекрасный
Рощу кедров украшал,
Ветер дунул вдруг ненастный,
И цветок, увы, завял.
Так, друзья и мы увянем
Скоро век наш пробежит;
Расцветать мы перестанем,
Когда дух наш отлетит.
Здесь гуляя ,гость любезный,
Между кедров и цветов,
Помни рок свой неизбежный;
Берегися от грехов;
И почаще ты молися
Здесь в обители святой,
Благо делать не ленися,
И обрящещь ты покой.
Ждет тебя страна иная,
Счастье вечно там живет,
Там на небе блага рая
Твое сердце обретет.
Рождество в Чебоксарах
Хотя города, стоящие на берегах великих рек, обычно красивее летом, чем зимой, но есть посреди Зимы один День, который всё преображает и всему земному как-то неуловимо сообщает небесное измерение. Конечно, это Рождество Христово, и я благодарю Бога, что дважды побывал в Чебоксарах именно в этот праздник.
Он светится на календаре, как Вифлеемская Звезда: ярче его -- разве только пасхальное сияние! В этот День прекрасен каждый городок и даже самый невзрачный посёлок... А уж древний исторический город, где храм встаёт за храмом, прекрасен вдвойне.
Над замёрзшей Волгой, над белым, как поле, заливом стоит целый "кремль" церквей -- Соборная гора. Зимой купола как-то по-особому господствуют в городском пейзаже. Ярко-голубые, солнечно-золотые, густо-зелёные, они контрастно выделяются над брусчатой от крыш белой Землёй -- иноприродные зиме... и тому миру, где есть зима. Стены древних церквей соперничают в белизне со снегом. Колокольни, как сталагмиты, венчают сугробы городских холмов... которых, как утверждают краеведы, конечно же семь -- подобно Риму и другим древним городам.