Вся жизнь - игра. И как бы я ни играл: честно, по правилам или же пытался обмануть всех, все не имеет смысла и значения. Ведь фишка в том, что играем-то не мы, а нас играют; мы лишь жалкие фигуры на шахматной доске или рисованные портреты на крапленых картах. А мы без усталости, без тревог и забот пытаемся хоть как-то изменить чей-то расклад, не задумываясь над тем, что не в силах этого сделать. И все идет, проходит мимо, утекает, катиться снежным комом мимо меня, мелькая красками своей реальности, далекой от моей карты-узницы, лежащей на дубовом столе, в тумане сигаретного дыма, прижатая к другим таким же картам толстыми пальцами. И никуда мне не деться, никак не зацепиться за этот поезд времени, реальности, жизни. Он мчится без остановок, все места заняты, билеты проданы, а я стою на пустых, голых, холодных рельсах и лишь одиноко киваю далекому гудку ушедшего поезда.
Сколько раз я пытался зацепиться за стальной поручень, хотя бы одной ногой залезть на нижнюю ступеньку, пытался хоть как-то зацепиться за проходящую мимо жизнь. Я цеплялся за любовь, но она была безответна, цеплялся за алкоголь, но пустота хмельного утра вновь оставляла меня на одиноких рельсах, цеплялся за людей, но все они заняты заботой лишь о себе, и грубыми ударами ботинок меня выбрасывали из желанного экспресса.
И что мне осталось в этой жизни - лишь две бесконечные стальные полосы, до тошноты примелькавшиеся шпалы, острые камни щебени, избившие в кровь ноги. Может еще, приходящая с глухим гудком надежда, сухая мечта, появляющаяся с треском рельсов и полумиражем мчащегося поезда на горизонте.
Осталось лишь стать доигранной картой, уйдущей, рано или поздно, в отбой. Быть может еще повезет, и рядом в раскладе окажется червовая дама, пройдет белла и до последних взяток я буду цениться, и меня не пустят, как пушечное мясо, как ноль под туза. Вся жизнь - игра, это и радостно и печально, смешно и больно, тепло и холодно, велико и жалко. И как бы мы не стремились написать свои правила, приковать, вдолбить их в головы всех остальных - все бессмысленно, ведь играют-то нами. Мы лишь жалкие фигуры на шахматной доске или рисованные портреты на крапленых картах.