В тот день, когда появилось Оно, Семёныч исчез навсегда.
Семёныч был безобидным, добродушным бродягой, которого знало всё поселение. Легко узнаваемая улыбка с прищуром, бодрый голос и бесконечные истории из богатой ими жизни делали его нашей местной достопримечательностью. За небольшую деньгу он мог сыграть задорную мелодию на аккордеоне, который всегда носил с собой, а в конце дня тратил выручку на подкармливание бездомных собак и кошек. Золотой души человек.
В день, точнее утро, когда это случилось, Семёныч как обычно ошивался на центральной площади - скучал, так как народу было мало. Как вдруг, местные пьяницы рассказывали, сгустились тучи, чёрные-чёрные, и из них хлынуло. Кровью. Вокруг Семёныча возникла раскалённая докрасна пентаграмма, сам Семёныч осел на четвереньки и стал расцарапывать себе лицо нестрижеными ногтями. Словно из невидимых динамиков были слышны переплетения шёпотов на неком мифическом языке, громко, как на аэровокзале. Раздался оглушительный хлопок...
И на месте Семёныча оказалась абсолютно чёрная пропасть - круглая, диаметром в два метра.
Тучи рассеялись, колесница Гелиоса вернулась на большую дорогу. Стало неестественно тихо. Вокруг новообразования расположились недоумевающие, будто сонные пьяницы, с интересом разглядывая его. Один из них уронил недопитую чекушку в черноту - и она тотчас поглотила её, не издав звука удара о дно. Утративший свой эликсир наклонился было за ним, протянул руку в черноту - и она засосала его в ту же секунду. Он и охнуть не успел. Был человек - и не стало.
С тех пор тот участок на площади обходили за десяток метров - если подойдёшь ближе, начинаешь слышать мерзкие шёпоты на неизвестном языке. Поселение у нас не очень богатое - нет учёных или полиции, так что опечатывать дыру было некому. Разве что батюшка приходил, брызгал святой водой и читал молитвы. Не помогло.
В принципе, мы продолжали жить, как и раньше - у нас каждый делает то, что умеет и любит, каждый друг друга знает и каждый хочет спокойной, мирной жизни. Вот только что-то тяжёлое нависло над поселением, как Семёныча не стало. Некий тягостный осадок. Мы чувствовали некоторое напряжение, которое копилось из одного рутинного дня в другой...
А потом появились они.
В тот день, когда они появились, всё поселение собралось на центральной площади. Все оживленно перешёптывались, поднимались на цыпочки, стараясь разглядеть что-то за массивом толпы. За ночь вокруг чёрной дыры кто-то неизвестный соорудил внушительный шатёр фиалкового цвета. Откуда бы он мог взяться...
Затем из шатра вышла фигура в фиолетовом плаще и аметистовой кошачьей маске. Площадь тотчас же затихла. Фигура оглядела толпу жителей, а затем заговорила. Голосом истинного оратора - громким, чистым и поставленным. Убеждающим.
Фигура говорила о том, что проявившаяся у нас червоточина не опасна. Называла её Бездной, выделяя это слово. Рассказывала интересные факты из истории. Например, о том, что подобные чёрные дыры проявлялись в разных уголках земного шара во все времена, а местность вокруг них в краткий срок становилась богатой и процветающей.
И именно такие фигуры, как эта, помогают ей в распространении блага.
Из шатра вышло две идентичные первой фигуры, таща за собой обоз с безделушками и продуктами питания. Волна восхищения прошла по толпе, а затем две фигуры начали раздавать весь товар с обоза людям. Когда мне протянули руку с серебряным перстнем с аметистом в нём, и я взглянул на фигуру, некий сладковатый дурман посетил моё сознание, а елейный голос сказал мне прямо в голову "мы не причиним вреда". Я незаметно вернул кольцо в обоз, и дурман тотчас же отступил. Однако в глазах моих соседей, прижимавших к рукам свой дар, блаженно улыбавшихся, я заметил, заимелась бледная дымка цвета фиалок - как у слепых, только почти незаметная.
***
Фиалками теперь пахли и наши улицы. Неизвестно, откуда брался этот запах, но он однородным слоем окутал поселение.
Жизнь в посёлке преобразилась. Теперь каждое утро и вечер все желающие - а их было много - собирались на лекции от пришельцев. Они, собирая слушателей вокруг себя в импровизированный амфитеатр, объясняли им многие вопросы мироздания. Научные и художественные. Как оно работает и как использовать знания о нём. Мы, хоть и не были совсем уж тёмными (как удобрить редьку, чтоб взошла, знаем) не могли ответить, как появляется радуга, почему масло не тонет в воде, отчего листья осенью желтеют, а весной появляются. Что такое красота, есть ли Бог, могут ли люди жить без ссор. Фигуры предоставляли нам все ответы.
Я был на одной из лекций, по истории стран по другую сторону океана, и - действительно - было очень занятно. Фигура-лектор мастерски владела речью и знала, как вести свой рассказ, чтобы увлечь - доступно, последовательно, с примерами из действительности. Однако всё, как бы невзначай, сводилось к Бездне. История страны, по словам лектора, началась с появления в одном из городишек чёрной пропасти - времена до неё были названы смутными и недостойными внимания. Её экономика развивалась благодаря наличию чёрной дыры. В этой стране предпочитали творить художники, музыканты, писатели - и совсем неспроста все они селились как можно ближе к Бездне. Я хотел было вставить замечание в один момент, но, стоило мне начать заговорить, лектор начал пронзать меня взглядом, который заставлял поёжиться, даже будучи пущенным через маску. Взгляды острыми шприцами проткнули меня, впустив в меня уже знакомое сладковатое наваждение, в голове послышался голос с идеальным тембром, повторявший фразу "верь нам". Я скуксился, промямлил что-то и ушёл поглубже в толпу слушателей. Наваждение отступило. Как, впрочем, и моё желание появляться на собраниях.
Помимо этого, новоприбывшие организовали пурпурные пункты выдачи продовольствия в начале каждой из улиц - "для в том нуждающихся", как они сами провозгласили. Свежий хлеб, спелые фрукты, пряники и печенье - каждый мог взять столько, сколько ему было нужно. Бесплатно. В принципе, торгово-рыночные отношения внутри поселения и с ближайшими несколькими были налажены так, что работающий народ в пище не нуждался, однако кто ж откажется от бесплатного? Так рассудил и я, поэтому набрал себе в одном из таких пунктов фруктов к ужину.
Стоило мне укусить яблоко, как зрение подёрнула фиалковая пелена, мысли затормозили, как будто бы подъехав к красному свету, и божественный голос начал вкладывать слова "всё это - дары Бездны" прямо мне в голову. Отвращение иголками пронзило мою кожу изнутри, и я отбросил початое яблоко в сторону. В свете закатных лучей, проникавших в моё жилище через маленькое окно, была отчётливо видна фиолетовая дымка, исходившая от фруктов на столе. В тот день я лёг спать голодным.
Все аптеки в поселении почему-то закрылись - они были подёрнуты фиолетовой драпировкой, а рядом с ними возник закрытый шатёр с вывеской "ЛЕКАРСТВА ОТ БОЛИ". Несмотря на не дававшую мне покоя боль в колене, я не стал туда заходить, как увидел, что местные сварливые, вечно всем недовольные бабки выходят оттуда медленной ровной походкой, со счастливой улыбкой. И слабым фиалковым бельмом на глазах.
Что-то странное творилось в поселении.
***
В одно утро ко мне постучался юноша лет семнадцати. Хотел узнать, подписывать меня на газету от Пророков, дал мне почитать экземпляр. Светло-фиолетовые страницы сообщали радостные новости из зарубежных стран, щедро приправляя это фразами в поддержку Бездны вроде "благоприятное влияние Бездны разрешило сей инцидент" или "недавний соцопрос показал высокий уровень счастья у жителей центральной части страны". Тревога проснулась во мне, и я вернул двухполоску юноше, вежливо отказавшись, однако попрощаться и закрыть дверь мне удалось только на третий раз - он был весьма настойчив. В глазок я наблюдал как он медленно, пританцовывая спускается по лестнице. Что за чертовщина...
С улицы донеслось пение, разделённое на несколько разных по тембру голосов. Я бросился к окну. У обочины нашей улицы суетились несколько групп молодых людей - кто-то тащил за собой ведро, кто-то работал с щётками, кто-то медленно шёл рядом. И все радостно пели. Как улитка оставляет за собой серебристый след, так и отряды юнцов, продвигаясь, меняли унылый пыльный окрас бордюра на фиолетовый. Похожие отряды перекрашивали белые стволы деревьев в тот же цвет фиалкового обречения. Какого чёрта...
Живот дал о себе знать урчанием, напомнив, что я необоснованно временю с завтраком. Холодильник обдал меня пустотой, поэтому пришлось одеться и пойти на улицу за продуктами.
Полная женщина за стойкой, по-ребячьи хихикая, предложила мне "сладкую помощь" - баночку со сладостями на случай плохого настроения. Совершенно бесплатно - ибо это благоволение Бездны. Спросив по дурной привычке хорошо известную мне цену батона хлеба и пачки овсяной каши, я услышал четверть от положенной суммы и уйму положительных качеств этих двух продуктов - полезность, питательность, натуральность. Эти продукты - основа рациона счастливого человека. По крайней мере, так меня уверяла продавщица, а вторил ей блеск подёрнутых фиалковой дымкой глаз.
Эта ситуация повторилась и в двух других магазинах. Я решил, как и в первом, притвориться, что забыл деньги и поспешно ретироваться - что-то подсказывало мне, что лучше не раздражать их лишний раз. Похоже, в ближайшее время мне придётся питаться консервами, благо минимум на недели две-три их хватит. Ну его к чёрту...
Возвращаясь обратно домой, я невольно прислушивался к разговорам жителей. В каждой реплике, что доносились до моего слуха, слышались нотки того самого голоса с идеальным тембром, что пытался обосноваться в моей голове. Его отзвук, как перелив колокольчика, дополнял голоса моих земляков в их беседах о благодати Бездны, случившейся с нашим поселением.
Однако один из диалогов привлёк моё внимание - один голос был благодушным и звонким, а второй тревожно-раздражённым и... обычным. Первым был высокий гладко выбритый мужчина, а вторым оказался Валера - мой товарищ и сосед по лестничной клетке. Они спорили, точнее, Валера спорил, а мужчина беззаботно отвечал ему, о том, так ли нужны этому месту Пророки.
Вчерашний указ ввёл обязательное начальное образование на лекциях в центре площади, и мой приятель не на шутку перепугался, когда его бойкий, проблемный сын, вернулся домой с корзиной фруктов, которые, с растянутой на всё лицо улыбкой, пытался всучить отцу. Его жена и пятилетняя дочка, подсластив этими фруктами свой ужин, на следующее, сегодняшнее, утро собрались на кухне, водя хоровод вместе с закрывшим глаза от удовольствия братом, хором напевая песни о благодати Бездны. По мере того, как он говорил, за спиной мужчины собиралось всё больше и больше прохожих. Все они имели проницательное, спокойно-радостное выражение лица. И толчёные лепестки фиалок, втёртые прямо в глазницы.
Я вовремя спохватился, нацепил блаженную мину и, в развалочку подойдя к дискутирующим, ровным голосом предложил Валере пройтись до ближайшего магазина, чтобы пропустить по бутылочке "натурального и питательного" пива. Взял его под руку и поспешил прочь от благодушных болванчиков, штурм чьих взглядов я отчётливо чувствовал на своей спине.
Пришли мы, естественно, не в магазин,а ко мне в квартиру, и я, оставив Валеру в крохотной гостиной, отлучился на кухню. Вернулся в компании сосуда, наполненного насыщенно-янтарной жидкостью и закупоренного хрустальной пробкой в виде лани. Шотландский виски тридцатилетней выдержки, семейная реликвия. Продолжись жизнь своим чередом, я бы нетронутым передал его своим потомкам (или, что вероятнее, попросил бы похоронить себя с ним), но обстоятельства требовали от нас с Валерой их чёткого, спланированного разбора.
В то время, как я искал реликвию, я услышал звон бутылок и приглушённую ругань Валеры, их задевшего. По моему жилищу, как мины, то тут, то там были разбросаны изумрудные, гранатовые и просто стеклянные сосуды. Всё никак не дойдут руки убраться - как и понять, что чисто там, где не сорят. А не там, где убирают.
Первым делом я привёл Валеру, склонившего голову и опёршегося рукой на стену, в чувство. Подозреваю, что тревога вопила в нас обоих с одинаковой громкостью, но именно я попробовал стать голосом разума. Сначала я спросил Валеру, принимал ли он какие-то дары от пришельцев, читал ли их газеты и ходил ли на собрания. Выслушав заверения, в том, что мой сосед ничего не брал у фиолетовых, я откупорил драгоценный бутыль. Разливая виски по рюмкам, я делился с другом своими опасениями. О том, что пришельцы нарочно зомбируют наших земляков. О том, что их Бездна - совсем не то благо, каким они его преподносят.
И о том, что дальше будет гораздо, гораздо хуже.
Коллективным решением меня, Валеры, благородной лани и бутыля, увы, почившего, было принято забаррикадировать дверь (на случай, если станут ломиться) и наблюдать за изменениями в поселении через окно. Также Валера предложил вечером отлучаться к семье, чтобы придать деталей нашим наблюдениям. Виски слегка расщепил нашу реальность, и, возможно, подобно объявившимся у нас Пророкам, сейчас его этиловые посланники распространяли свою собственную идеологию Бездны по нашему организму... Впрочем, мы решили сильно не задумываться об этом и попросту телепортировались в новый день.
***
"ГОСПОДА, ОТ ДОБРОЙ ВОЛИ БЕЗДНЫ МЫ ОБЪЯВЛЯЕМ НЕДЕЛЮ ВЕЛИКОГО ЗАКЛАНИЯ! ЗА ПОДРОБНОСТЯМИ ПРОСИМ ОБРАЩАТЬСЯ К ЛЮБОМУ ИЗ ПРОРОКОВ."
Громогласный голос, прокатившийся по всему поселению, воскресил нас и с усилием бросил лицом об асфальт реальности. Кажется, многие клетки организма действительно были ампутированы алкогольной бездной. Во всяком случае, фантомные боли по всему телы были просто невыносимыми.
Когда слух и зрение включились полностью, мы услышали оживлённые стук молотка, сверление дрели и реплики людей, доносящиеся с улицы. На сей раз толпа мужчин средних лет переделывала мощёную дорогу улицы, меняя серые кирпичи на матово-фиолетовые. Несмотря на раннее утро, они уже успели продвинуться до половины обозреваемой части дороги. В процессе они довольно пели.
С кухни раздался голос Валеры, звавшего меня посмотреть. Очутившись на пороге кухни, я увидел завороженно глядящего сквозь стекло друга и поспешил к нему присоединиться.
Ощутимым усилием воли я подавил приступ паники от увиденного. По дороге в несколько плотных рядов медленно плелись дети, взрослые, старики. Все с одинаковой ослепительной улыбкой на лице и искренним счастьем в глазах. Они тоже вели какую-то песню, однако язык многих из них заплетался, и звучала она скорее как какофония. Таракан жути, скребя мохнатыми лапками, пополз от шеи вниз по моему хребту.
В дверь постучались. Меня передёрнуло, да так, что я случайно задел рукой стоявшего рядом Валеру. Сглотнув, я направился в коридор, чтобы посмотреть в глазок.
За дверью стояли уже не один, а трое улыбающихся во весь рот юнцов - центральный держал в руках газетные листы, левый от меня корзину с фруктами, а правый - фиолетовую стопку, видимо шарфов. Подобные шарфы были на каждом из них. Я постарался стать настолько тихим, насколько это возможно и занимать настолько небольшое пространство, насколько позволяли законы физики. Десять секунд. Двадцать. Тридцать. Затем, центральный нараспев протянул, что жители, дескать, уже на Собрании, троица добродушно рассмеялась и медленно покинула лестничную площадку.
Адреналин стучал в ушах отбойным молотком. Я пожалел о том, что так скоро прикончил фамильный виски.
***
Валера вернулся от своей семьи с новостью о том, что такое Заклание. Я очень пожалел о том, что так быстро лишил лань её янтарного озера.
Как говорила излучавшая радость жена Валеры, гладя по голове его улыбающуюся дочь, Заклание - это "скромное доказательство нашей чистой, искренней веры в торжество Бездны и благодать, что Она нам несёт". Сегодня был первый день Заклания, и те люди, которых мы видели утром, среди которых была семья Валеры, несли к центральной площади какой-то продукт питания с собственного стола. На следующий день, по словам воодушевлённого сына Валеры, нужно было поднести к Бездне нечто дорогое сердцу. А через день - кого-то дорогого.
Я посмотрел на Валеру. Он посмотрел на меня. Нечто невыразимое повисло в воздухе, превращая его в затвердевший кисель. Это бы даже не хтонический ужас, даже не отчаяние и обречение, нет. Такое чувство возникает тогда, когда вся твоя реальность по осколкам медленно сползает куда-то вниз, оставляя тебя в пустоте. Или сюрреалистичном бреду, который ты ни капельки не понимаешь.
Что нам и досталось.
Снова раздался стук в дверь. Затем ещё один. Чуть быстрее ещё. В дверь начали барабанить всё оживлённее и оживлённее, а из подъезда доносился странный гул. Прислушавшись, мы услышали повторяющееся "ГДЕ ЖЕ ВАША ЖЕРТВА К ЗАКЛАНИЮ?"... Разбитое на десятки звенящих голосов.
Я взглянул в дверной глазок, и... несколько дюжин жителей подъезда, полностью заполнившие и лестничную клетку, и два лестничных пролёта, посмотрели мне прямо в глаза. Я поперхнулся, пошатнулся, облокотился рукой на стену и прошипел Валере, чтобы он принёс какую-либо консерву с кухни. Тот всё понял по моему безумно забегавшему взгляду.
Молниеносным движением приоткрыв дверь и кинув куда-то в пространство банку, я тотчас же захлопнул её и вернулся к глазку. Все жители подъезда стали протягивать руки к консерве, падая, наваливаясь друг на друга, образуя собой беспорядочную груду тел. После я услышал хор из десятков голосов, в унисон твердивших "БЛАГОДАРИМ ЗА ТО, ЧТО ПРИНИМАЕТЕ ИСТИНУ", а затем они начали неспешно расходиться по своим квартирам.
Последний закатный луч, лизнув стены моей квартиры, скрылся за горизонтом, как и последняя толика здравого смысла. Сумерки были тёмно-фиолетового цвета.
Они успели проникнуть даже в атмосферу нашего городка.
Надо выбираться.
***
Весь следующий день мы с Валерой обсуждали, как нам выбраться из поселения и остаться незамеченными. Трюк с блаженным лицом и ровной походкой уже вряд ли сработает. Они откуда то знали, именно знали, что мы не приносили жертву, несмотря на то, что мы ни разу не объявились на людях в тот день. Фиолетовая скверна слишком сильно въелась в мозг наших односельчан. Скорее всего, даже мозга не осталось - только пурпурный кисель.
Мы были готовы, когда они снова пришли к вечеру, и, как вчера, выкинули в блаженную толпу хрустальную лань, оставшуюся от старинного виски.
Когда сумерки уже объяли улицы, мы осторожно выглянули в окно. Толстый, лысеющий мужчина, счастливо улыбаясь и пританцовывая, волочил за собой неподвижные тела двух маленьких девочек. Несмотря на то, что их глаза были закрыты, и у каждой отсутствовала нога, их лицо расплылось в точно такой же радушной улыбке.
За исключением этого, улицы опустели. Мы подождали, пока мужчина скроется, собрались и покинули квартиру.
Возможно, так показалось в пурпурной пелене сумерек, однако улица, на которой я жил столько, сколько себя помню, преобразилась. Всё, что могло заиметь фиолетовый оттенок, стало таковым. Бордюр, дорога, травянистый покров, кирпичи зданий. Даже стёкла моего собственного окна словно стали затонированными аметистовым стеклом.
Под моей ногой оказался пурпурный листок, гласивший: "УБЕДИТЕСЬ, ЧТО ВЫБРАННЫЕ ВАМИ АДЕПТЫ ТРЕТЬЕГО ДНЯ ЗАКЛАНИЯ ЛИШЕНЫ ВСЕХ ОБРЕМЕНИТЕЛЬНЫХ КОНЕЧНОСТЕЙ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ПРЕПОДНОСИТЬ ИХ БЕЗДНЕ". Горькая смесь отвращения и ужаса заполнила меня, и я отбросил листок прочь, как заразный.
У Валеры вдруг началась истерика. Он затопал, крикнул что-то нечленораздельное, громко, так, что эхо прокатилось по улице. Вместо любящей семьи у него остались задурманенные виолетом пустышки. Уже завтра то, что осталось от его красавицы-жены, умницы-дочки - да даже раздолбая-сына - будет выброшено в какую-то чёрную пропасть. Его жизнь кончена. Уничтожена какой-то мистической чушью. Понимая всё это, я по-мужски обнял его, подставив плечо для прорвавшихся слёз. И сам пустил парочку.
Вдруг нас кто-то окликнул. Я обернулся, ожидая, что это Пророк, который пришёл выскоблить нашу душу и пополнить армию Бездны, но голос не звенел, как у Пророков или фиолетовых болванчиков. С опаской подойдя к окликнувшему, мы слегка расслабились - фиолетового бельма в глазах у него не было. Нас окликнула ещё пара голосов с другой стороны улицы.
Оказывается, это были те, кто, как и мы с Валерой, могли противиться влиянию Бездны. Они, так же, как и мы, засели в квартирах и хотели бежать сегодня ночью. Я с облегчением вздохнул. Как камень с души упал. Точнее, не камень, а огромный аметистовый валун.
Мы обошли несколько улиц и собрали ещё семерых подобных нам. Теперь наш путь лежал через центральную площадь.
То, что мы увидели, вряд ли можно поддать каким-либо описаниям. Площадь... Нет. Площади теперь не существовало. Вместо неё была идеально круглая, абсолютно-чёрная пропасть. Метров пятьдесят в ширину, если не больше. Я боялся заглядывать в неё, потому что знал, что мой взгляд больше никогда её не покинет. Об этом сказали мне мифические шёпоты, кажется, ставшими осязаемыми в её присутствии.
Один парень из нашей группы медленно начал переставлять ноги, передвигаясь в сторону Бездны, зачарованно глядя куда-то в небо. Мы не успели его окликнуть, остановить - он начал идти всё быстрее и быстрее, пока вовсе не побежал с распростёртыми объятиями и не упал плашмя прямо в Бездну.
Я увидел несколько шатров вокруг пропасти со зловещими надписями на них "ПУНКТ СДАЧИ ИЗЛИШНИХ КОНЕЧНОСТЕЙ", "МЕСТО, ГДЕ МЕНЯЕТСЯ РАЗУМ", "ВО СЛАВУ БЕЗДНЫ". Вокруг первого были хаотично разбросаны чьи-то руки и ноги.
Вдруг город завёл песню, лучащуюся искренним и настоящим счастьем. Голос города, разбитый на тысячи голосов, становился всё громче по мере того, как шатающиеся люди выходили толпами изо всех углов, направляясь в нашу сторону.
Когда рёв блаженной толпы стал оглушительным настолько, что я потерял слух, я... Моя психика не выдержала... То, что было дальше, я помню кадрами.
Лихорадочный ужас, с которым все мы начали искать свободную от фиолетовых улицу.
Сдавленный крик моих новых товарищей, неспособных сдвинуться с места под напором тысяч и тысяч искрящихся счастьем взглядов.
Валеру, которого толпа разрывает на части, как тряпичную куклу.
... и того самого батюшку, который, подобно Моисею, размахивая крестом, создаёт свободное пространство в фиолетовой волне и ведёт куда-то остаток нашей группы.
***
Священник вывел меня и ещё нескольких выживших в некую область за поселением. Сейчас мы обосновались внутри заброшенной мельницы. Несмотря на ночь, яркая луна освещала нас сквозь дыры в стенах, поэтому было светло.
Я обдумывал то, что со мной только что произошло. Я не был из робкого десятка, но обстоятельства сложились так, что я видел лишь один путь развития моей дальнейшей жизни - в вечном пьянстве за барной стойкой в каком-то захолустье. Я оглядел своих товарищей по группе. Отсутствующий взгляд и озноб по коже указывали на то, что их одолевают схожие раздумья.
Внутри мельницы было тепло и сухо. Снаружи играл никем не приглашённый оркестр сверчков.
Постепенно мои товарищи оправлялись от пережитого шока. Они, как и я, вздрагивали, а затем начинали с интересом разглядывать окружающую обстановку.
Краем глаза я заметил священника, который, перебирая что-то в руках, стоял в центре мельничного пространства, видимо, терпеливо дожидаясь, когда каждый из нас вернётся к жизни.
Когда это произошло, и он прокашлялся, я заметил, что именно он перебирал. Луна осветила его одеяния, и я всё понял ещё до того, как он начал говорить. Одетый в расписанную фиалками рясу, он перебирал в руках аметистовые чётки.
Батюшка говорил о том, что то, что мы выжили - большая честь. Нам уготовлена иная судьба. Гораздо более высокого порядка.
Он говорил про то, что Бездна - действительно так всемогуща, как о ней рассказывают. Что в ней способно быть создано абсолютно всё, что может осознать человек (не говоря уже о том, что он не может). Рожок мороженого, величайший роман в истории, дорогой сердцу человек. Всё, что угодно.
Он говорил, что Бездна, ввиду своей сверхприроды, обладает абсолютным знанием об этом мире. Ей известно всё, что происходило, и она может до мельчайших деталей рассчитать то, что будет. Я вспомнил про протянутый мне перстень с аметистом. Вспомнил слова отца из далёкого юношества о том, что аметист в кольце - оберег от пьянства... Неужели настолько?..
Он говорил про то, что Бездна действительно не желала нам зла. Как, впрочем, и заявленного добра. Она - нечто настолько всесильное, настолько превосходящее любой разум, что мотивы её действий просто невозможно разгадать. Для нас их и вовсе не существует.
Он говорил про то, что Бездна на самом деле спасла наш мирный, скромный посёлок от вымирания. Рассказал про грядущую гражданскую войну. Брат против сестры, муж против жены, отец против дочки. Война бы выжгла наше поселение, оставив от него лишь тлеющие угли.
И разве не лучше, если теперь все эти люди умрут со счастливой улыбкой на лице?
Я вспомнил про девочек с ампутированными ногами, про разорванного на части Валеру, и... Ничего не смог противопоставить. Я ничего не смог возразить абсолютной сущности, которая до микросекунды просчитала все события в этом мире, даже моё текущее бессилие. Я - лишь кирпичик в её планах.
И если её планы сохранили мне жизнь...
Значит, на то были свои причины?
Точно такие же мысли гуляли в головах моих новых собратьев. Все мы одинаково отрешённо стояли на месте, когда священник накладывал на наши лица изумрудные кошачьи маски, и все мы не издали ни звука, когда хвойно-зелёные одеяния покрывали наши собственные одежды.
Священник научил нас всем необходимым тонкостям для проведения Ритуала. Посвятил меня во все тайны, насчёт которых мои собратья остались в неведении. Благословил меня на должность Главного Пророка. Тёплое, человеческое понимание и сочувствие скользнуло в его глазах.
Я вдруг понял всё...
***
Петрович, душа посёлка, издав адский вой, опустился на колени и принялся вырывать себе волосы. Грянул гром, и на его месте осталась бездонная, непроницаемая чёрная дыра.
Я знал, зачем мы это делаем. Моё родное поселение окрасилось в фиолетовый цвет. То, в котором оказался я сейчас, было обречено стать хвойно-зелёным. Бездна знает, в чём состоит красота вселенной, и использует свои, особые кисти, чтобы её изобразить.
Так, от спектра к спектру, должно было распространяться безумие Бездны, до тех пор, пока каждый цвет из спектра не будет отображён на Земле.
Явив космической сцене красивейшее из произведений.