Был понедельник, обычный понедельник, хмурый, слякотный и, как всегда, тяжелый. Народная мудрость не даст соврать. Конечно, он бы не отпечатался в памяти, как и сотни, тысячи других: одинаковых, ничем не примечательных, таких же хмурых, слякотных и тяжелых, если бы не ты.
Я шла по улице, уверенно меся слякоть своим сорок первым, мечтая скорее попасть домой. Еще два перехода, пару толчков от неизвестных прохожих, и я на заветной остановке. А там рукой подать: три квартала на автобусе, потом еще квартал пешком, и я дома, можно будет стянуть тяжелые сапоги, сбросить с плеч пуховик, в котором я похожа на снеговика, черт дернул выбрать белый цвет, хотела выделиться, а получилось, что получилось. Поток моих сумбурных мыслей прервала ты, выскочив передо мной словно черт из табакерки. Я уж было хотела по привычке обогнуть тебя слева, но ты вдруг сказала:
- Мила, ты, что ли?
Меня сто лет никто не называл Милой, разве что муж, но это не считается. На работе я Людмила Михайловна, для коллег просто Люда, дома: "Мам, естьчепожрать?". Я аж вздрогнула с непривычки. Черт из табакерки оказался вполне себе райской птичкой, такой же маленькой и яркой щебетуньей. Я сощурила близорукие глаза. Давно ведь Вадик говорил, что пора очки носить, а я все оттягиваю, снеговик в очках - это уже слишком. Далее я сдула с глаз вечно лезущую на глаза челку. Модное "пикси", чтоб его. Дамы поймут. "Пикси", конечно, стильно, модно, в парикмахерской, если там живешь. Мое "пикси" к концу дня превращается в сосульки. Хотя мне, как снеговику, подходит. Вписывается в колорит, так сказать.
- Вика, неужели? Сколько лет, сколько зим, - хотелось театрально всплеснуть руками, но коньяк в пакете, судя по звуку, был против. Красивый, заграничный, благодарность благодарных пациентов, он ласкал глаз и оттягивал руку. - Ни за что бы не узнала.
- Правда? - ты мелодично засмеялась, как там пишут в любовных романах: "словно зазвенели колокольчики". Жаль, не уточняют сколько. Например, если я смеюсь, то сразу возникает вопрос: "Где же взять столько колокольчиков?" Проще на один церковный заменить. - А ты без машины?
- Без, - так и подмывало добавить, что машина в ремонте или там "некстати колесо спустило". Так, кажется, в фильмах говорят? Сдержалась.
- Так пойдем, я тебя подвезу, заодно и поболтаем, - очень любезно предложила ты. - Я как раз здесь недалеко припарковалась.
- Как кстати, - буркнула я, топая следом. Твои маленькие ножки на высоченных каблуках деликатно обходили лужи. Я перла напролом, кляня на чем свет стоит тяжеленные пакеты. И дернуло меня зайти в "пятерочку". Нет бы возле дома купить, но там дороже. Сэкономила, блин. По спине предательски стекала струйка пота. Даже страшно было взглянуть в зеркало на свое "пикси". Мы миновали "хонду", прошли мимо "фольсвагена" и остановились возле здоровенного "крузака".
- Ну вот и пришли, - прощебетала ты, пикнув кнопочкой. Любезно приоткрытая дверь так и манила в кожаное, уютное нутро. Я полезла внутрь. - Мила, ну что ты с этими пакетами, сроднилась что ли? - ты засмеялась своей шутке. - Давай я в багажник поставлю. - Я представила, как ты потащишь пакеты в багажник.
- Да ты их поднять не сможешь, - засомневалась я. - Да и потом, там яйца.
- А, яйца? - ты снова засмеялась, демонстрируя работу стоматолога и ортодонта. Отличную работу, надо сказать. Телефончик надо попросить. "И когда ты, Милка, успела превратиться в желчную бабу?" - тут же одернула я себя.
Ты впорхнула на водительское сидение, пристроила под спину подушечку, чтобы дотянуться до педалей. Я чувствовала, как горят с мороза щеки, а по спине текут ручьи. Все же лучше, чем тащиться на автобусе. Я рассматривала твой подправленный профиль, огненную копну волос, изящные, почти детские ручки с красным лаком. И где та нескладная, некрасивая девчонка с кривыми зубами и обкусанными до мяса ногтями? Захлестнули воспоминания: у твоего отца был голубой москвич. Он написал белой краской на асфальте номер, начертил две кривые полосы, "застолбил" место, короче.
- Голубой москвич бежит, качается. - Ты вздрогнула и чуть не врезалась в зад впередистоящей "волги".
- Куда ехать?
- Я вслух, извини, просто что-то вспомнилось, я правда, не хотела, царствие небесное, - искренне извинилась я.
- Забудь, - ты махнула рукой, - все нормально. В конце концов, водка его сгубила.
- Вика, а мама как?
- Одна живет, я к ней по выходным езжу. А твои?
- Папа умер два года как, а мама ничего, наверное, придется к себе скоро забирать, - я вздохнула, вспомнились ссоры с мужем по этому поводу.
- Мировой был мужик. Помнишь, как он нас по грибы водил?
- Ага, а потом божился, что больше "ни в жисть", - засмеялась я. - Ой, Вика, здесь направо, чуть не пропустили.
Мы остановились у моей облезлой пятиэтажки в обрамлении голых деревьев, утопающих в грязи.
- Ты здесь живешь? Я же ничего не успела спросить, - расстроилась ты. - Ты как вообще? Замужем? Дети?
- Замужем, дети, - кивнула я. - Вернее, деть. Точнее, детина. А ты?
- Была, бывший муж - управляющий банком. В Лондоне. Сын с ним живет.
- Как так? - удивилась я. - Не скучаешь?
- Скучаю, конечно, но ему с отцом лучше. Там и условия, и образование, сама знаешь.
- Ну да, ну, да, - покивала я. - Ладно, мне пора. Спасибо, что подвезла. Извини, не приглашаю. В другой раз.
- Да что ты? - отмахнулась ты. - Мне самой ехать надо. По делам. Ты телефон оставь, на всякий случай. - Я продиктовала свой номер, ты позвонила. На том и распрощались. Я была уверена, что "всякий случай" не наступит никогда.
Но, к моему удивлению, наступил, и довольно быстро. Я заполняла карту, задавая дежурные вопросы: "На что жалуетесь?" "Давно беспокоит?" "Когда почувствовали недомогание?" Было слышно, как волнуется очередь в коридоре: обычный рабочий день обычного врача в поликлинике. Вдруг зазвонил телефон. Кто говорит?
- Алло.
- Привет, это Вика, - "Черт, я ведь тогда так твой номер и не записала".
- Привет, рада слышать. - Раздевайтесь до пояса. - Это я не тебе. - Садитесь на кушетку. - Извини, у меня прием.
- Во сколько заканчиваешь?
- Через час.
- Я за тобой заеду? Встретимся, поболтаем, а то тогда все так быстро закончилось.
- Договорились, - я продиктовала адрес.
В кафе была на удивление душевная атмосфера: не людно, фоновая музыка, мягкие диваны. Высокий бокал ласкал руку, содержимое согревало душу.
- Хорошо здесь, - крякнула я, отпив из бокала. Настроение поднималось прямо пропорционально выпитому.
- Я часто здесь бываю, - улыбнулась ты, закинув за спину копну. Волосы всегда были твоей гордостью, даже когда и гордиться больше было нечем. Мне было чем, кроме волос, обстригла, как только нашла грамотного парикмахера.
- По десерту? - предложила я.
- Да ты что? Я не для того сегодня с утра в зале впахивала, - воскликнула ты. - И тебе не советую. Оверсайз, конечно, в моде, но тебе решать, - ты критически осмотрела мою давно поплывшую фигуру, которая не собиралась возвращаться из дальнего плаванья. Вдруг на ум пришли "черные точки". Ты была на пару лет старше, мы смотрели у тебя в гостиной какой-то фильм, ярко светило солнце. Внезапно ты выдала: "У тебя на носу тоже черные точки"? Прозвучало как вопрос, риторический. Я пребывала в том нежном возрасте, когда "черные точки" еще не вторгаются в женскую психику. Ты практически лишила меня тогда девственности, теперь вот "оверсайз". Раньше бы сказали: "Ты корова!", нынче нашли эвфемизм - "оверсайз". Обиду я проглотила, но десерт заказывать не стала.
Домой ехали молча. У самого подъезда ты схватила с заднего сидения пакет и вручила мне. На мой закономерный вопрос: "Что это?", снисходительно улыбнулась и сказала:
- Подарок, дома откроешь.
Я открыла. Внутри покоилась сумочка: "Луи Витон". Я хоть и врач в поликлинике, но кое-что понимаю. Дыхание сперло, такая сумочка стоит как три мои зарплаты. Тут же набрала тебе.
- Извини, но я не могу принять такой подарок.
- Да брось ты, это прошлая коллекция, досталась почти даром, - вальяжно ответила ты, на фоне раздавался смех, звучала музыка, - Ладно, пока, до скорого.
- Спасибо.
- Мам, - раздалось из кухни, - есть че пожрать?
Я посмотрела на сумочку и слезы сами покатались из глаз. Зашла в гостиную, упала на возмущенно скрипнувший диван и залилась слезами.
- Мила, ты чего? - ошарашенно спросил муж, оторвавшись от компьютера.
- Вот, - я показала злополучную сумочку.
- И что? - он выглядел растерянно. - Сумочку купила?
- Купила? Купила?! - задохнулась я. - Да нам двух наших зарплат на такую сумочку не хватит, - заорала я. - Вика подарила.
- Верни ей подарок, купим тебе такую же, - предложил муж.
- Такую же? - передразнила я. - На что мы купим? Я о ремонте уже пять лет мечтаю.
- Мам, - в проеме показалась патлатая голова, но, увидев мое опухшее лицо, благоразумно исчезла.
- Я тебя не понимаю, - помотал головой Вадик. - Хочешь сумочку, давай купим сумочку, хочешь ремонт, давай сделаем ремонт.
- На какие шиши? - вскинулась я. - Мы еле-еле концы с концами сводим, - рыданья душили.
- Кредит возьмем.
- Возьмем кредит на сумочку? Ты вообще в своем уме?
- А что ты предлагаешь? - растерянно спросил благоверный.
- Да ничего я не предлагаю, просто осточертело все. О С Т О Ч Е Р Т Е Л О - по буквам произнесла я. - Понимаешь?
- Нет, не понимаю. Я жду конструктивных предложений, а не истерик.
- Истерик. Вот Вика...
- Понятно, - устало сказал Вадик, - как только в нашей жизни появилась Вика...
- При чем здесь Вика? - перебила я. - Просто она как лакмусовая бумажка, понимаешь, показала все наши проблемы в семье.
- До Вики у нас не было проблем, - возразил супруг.
- Были, проблемы были всегда, просто мы не обращали на них внимания, заметали их в дальний угол, понимаешь?
- Нет, не понимаю, - настаивал Вадим. - Живем как все, крыша над головой есть, еда в холодильнике есть, не голодаем, слава богу, не воруем.
- Вот именно, что как все, - выдавила я сквозь рыдания. - А я не хочу, как все.
- Слушай, до тридцати шести тебя все устраивало. У тебя что, кризис среднего возраста или эта Вика совсем тебе мозги засрала? Не в сумочках счастье, понимаешь?
- А в чем, скажи, в чем, по-твоему, счастье?
- В крепкой семье, любимой профессии, стабильности. Так наши родители жили, так и мы живем.
- Так будут жить наши дети, - съязвила я.
- Преемственность поколений, - кивнул Вадик.
- Болото, - возразила я. - Вот у Вики сын в Лондоне живет.
- Понятно, пойду, проветрюсь, - муж поднялся, сквозь слезы услышала, как хлопнула входная дверь.
В этот раз мы были на выставке какого-то модного художника. Ты болтала со всеми подряд, раздавая поцелуйчики и улыбки и предоставив меня самой себе. Я переходила от картины к картине, искренне пытаясь понять замысел автора. Удавалось плохо, вернее, совсем не удавалось. Я сдалась, просто разглядывала холсты, как помидоры на рынке. Жаль было такого количества красок и холстов.
- Как вам? - рядом возник какой-то скользкий тип с серьгой в ухе и с претензией на гламурность.
- Да никак, - честно ответила я. - Кто только выставку ему устроил?
- Не скучаете? - раздался позади твой голос.
- Вот дама удивляется, кто мне выставку устроил, - плаксивым голосом произнес мой визави.
- Глеб, твои работы просто потрясающие, ты сам это знаешь, - успокоила Вика "талант". Я стояла вся красная и старалась не смотреть в сторону Глеба.
- Ясно кто, любовник его, говорят, он в правительстве не последнее место занимает, - прошептала мне ты, когда дарование удалилось на достаточное расстояние. - Пойдем отсюда, скучно до умопомрачения.
После мы снова сидели в "нашем" кафе. Здесь было гораздо приятнее и душевнее.
- Эх, Мила, ничего ты не понимаешь в современном искусстве, - смеялась ты.
- А ты давно понимать стала? - обиженно спросила я.
- Слушай, а поехали ко мне, ты же еще у меня ни разу не была, я тебе фотографии покажу, - предложила ты.
- Поехали, - с готовностью ответила я.
Ты, как я и ожидала, жила в шикарной квартире, как сейчас модно говорить: "с дизайнерским ремонтом". У входа нас, вернее, тебя, как полагается, поприветствовал консьерж: "Здравствуйте, Виктория Викторовна". В квартире было светло, просторно, минимум мебели, во всем ощущался вкус и деньги. Много денег. После моей хрущевки я словно оказалась в музее.
- Как у тебя красиво, - восхищенно воскликнула я. - Как ты только все это убираешь.
- А я не убираю, - засмеялась ты, - на это есть уборщица.
- И тут докладчик морщится, - вспомнила я строчки из детства. "Вот я дура, можно было сразу догадаться".
Ты изящно разлила в маленькие фарфоровые чашечки чай. У меня дома для чая поллитровая кружка заготовлена, таких мне штук десять надо выпить. Мы рассматривали фотографии и неспешно тянули ароматный напиток. "Как в лучших английских домах". Ужасно не хватало какой-нибудь печенюшки или конфетки. А лучше всего и сразу. Что за чай без сладкого?
- Смотри, дядя Витя здесь совсем молодой, - показала я. - А это что, я? У меня нет такой фотографии.
- Мы же тогда на дачу к вам ездили, помнишь? Это был единственный раз, когда вы меня с собой взяли, - мне показалось, или в твоем голосе прозвучала обида? Это было сложно забыть. Уходя, ты произнесла: "Я что, домой с пустыми руками пойду?" и оборвала всю мамину грядку с щавелем. Больше на дачу мы тебя не брали.
- Помню, конечно, - ответила я.
- У тебя такая семья была, не то что у меня - отец-алкоголик и вечно измотанная мать. Как же я тебе завидовала. О такой семье можно только мечтать.
- Завидовала? Правда? - я даже не задумывалась, как было Вике. Я жила в своем розовом мире и думала, что все живут так же.
- Правда, правда. А ты красавица была, мальчишки так вокруг тебя так и вились.
- Ну... - я никогда не позиционировала себя как красавица, не задирала нос, носилась с мальчишками по двору и представить себе не могла, что кто-то считает меня красавицей.
- Ну, теперь ты просто обязана пригласить меня к себе домой и познакомить с мужем и сыном, а то ты их все прячешь, боишься? - Вика засмеялась, обнажив что-то хищное, звериное, или мне снова показалось?
Сказано - сделано.
- Знакомьтесь, Вадик, Миша. Это Вика, подруга детства.
- Подруга юности моей, - засмеялась Вика.
- Очень приятно, - пробасили мои мужики, и мы сели за стол.
На следующий день у Мишки появилась новая игра. Тетя Вика подарила. Ее Даниэль в прошлый свой визит оставил. А спустя неделю я застала вас с моим мужем на диване. За просмотром фотографий.
- Я заскочила, думала, ты дома, - оправдывалась ты, пока я раскладывала продуты по полкам.
- Есть ведь телефон, - возразила я. - Впрочем, раз заскочила, давайте пить чай.
Миша взахлеб рассказывал о своей новой игре и интересовался, когда же приедет Даниэль, чтобы познакомиться с ним лично.
- Он плохо понимает по-русски, - возражала ты.
- Может, у нашего оболтуса появится стимул наконец-то подтянуть свой английский, - предположил Вадим.
- А, хочешь, я в следующий раз, когда поеду, возьму тебя с собой, - предложила ты.
- Об этом не может быть и речи, - отрезал Вадик.
- Ну, пап, почему? - Мишка ушел в сою комнату и громко хлопнул дверью.
- Все расходы я возьму на себя, - возразила ты. - Мальчикам полезно будет познакомиться, Миша поможет Даниэлю освоить русский.
Ты нас убедила, что это мы делаем тебе одолжение, отправляя Мишку, а не наоборот.
Возвращаясь домой, я все чаще слышала твое имя. Ты вползла, как плющ, обвила нас своими ростками-щупальцами, усыпила бдительность. "Вика заезжала", - все чаще слышала я. "Тетя Вика сказала...", - волновался сын. Тебя становилось все больше, все чаще. Я, дура, радовалась. Тебе удалось то, что не удавалось нам - Мишка усиленно занимался английским, грезил о предстоящей поездке, у Вадика незаметно появлялись книги по медицине. Редкие, дорогие. У меня в шифоньере завелись дорогие шмотки: "Это уже немодно", "Я такое не ношу", "Подарили, но с размером не угадали". Мы были обласканы, убаюканы, укутаны твоими теплом и заботой, незаметно привыкли, принимали все, как должное.
Иногда ты куда-то пропадала, домашние нервничали: "Мама, тетя Вика не звонила"? "Мила, ты бы Вике позвонила, все ли у нее в порядке"? У тебя все было в порядке. "Пропажа" объявлялась еще более лучезарная, еще более блистательная. Наверное, у тебя кто-то был, я наверняка не знала. Я вообще мало что о тебе знала. Ты показала только краешек своей жизни, самый лощеный и лакомый. Я же делилась с тобой всем: всеми семейными неурядицами, заботами, проблемами. Всегда можно было рассчитывать на твой мудрый совет, сочувствие, соучастие.
Однажды я пришла домой раньше, неважно себя чувствовала. Мишка был в школе, открыла ключом дверь. В коридоре пахло твоими духами, из-за закрытой двери гостиной раздавался твой смех. Я заглянула: ты с Вадиком на нашем скрипучем диване: он поправил тебе волосы. Всего-то. Но я вдруг почувствовала себя лишней, спали розовые очки. Стараясь не разреветься, загремела посудой на кухне.
Спустя минуту вошла ты:
- Мила, это не то, что ты подумала, - я молчала. - Дура ты, Милка. Ты такая счастливая, - ты вдруг зарыдала. - Я всегда тебе завидовала, с самого детства - образцовая семья, единственная дочка - умница и красавица. Профессия, семья, все как у людей. - Ты горестно вздохнула. - Специально под него легла, он ведь старше меня на тридцать лет, в отцы годился. Я про отца Даниэля. У него таких, как я, знаешь сколько? Но мне повезло забеременеть. Конечно, он на мне не женился. А сына признал. Квартира, деньги, машина - это все плата за сына. Откупается, не хочет, чтобы я лезла в их жизнь. Своего у меня ничего нет, он может лишить меня всего в любой момент. Сын меня почти и не узнает, приезжать не хочет, а если я к нему еду, то разговаривает, как с чужой, даже "мама" никогда не назовет. А у тебя, - она сделала глоток воды из предложенной чашки. - У тебя все есть: любящий муж, любимый сын. А тот мальчик, помнишь, одноклассник?
- Мальчик? - я напрягла память. - А, у него имя еще такое смешное, - я щелкнула пальцами, но это не помогло.
- Джерри, - напомнила Вика. - Ты даже имени его не помнишь, а он ведь тебя боготворил, постоянно выспрашивал, как у тебя дела. - Я хохотнула, - зря смеешься, я его любила, все глаза тогда выплакала.
- Вика, это было больше двадцати лет назад, мы же детьми были, - я попыталась воззвать к ее благоразумию.
- Вот именно, ты уже тогда его отбила, - весь Викин лоск сошел, как краска со старого фасада, оголив гнилое нутро. Я поняла, что оправдываться бесполезно, у нее своя правда.
- И ты решила в отместку увести у меня мужа? - догадалась я.
- Дошло наконец-то? Он тебя любит, только о тебе и говорит. Мила то, Мила се, аж противно. Я ведь не случайно появилась, я всегда за тобой следила, знала каждый твой шаг, целый план разработала и шла к цели. Хотела, чтобы ты мне завидовала. И мне удалось, почти.
- Ладно, хватит разводить сопли, давайте пить чай, - нарочито весело сказала я.
Твои глаза округлились, думала, я буду биться в истерике и бить посуду? Не на ту нарвалась. Я умею держать удар. Да и разве это удар? Так, комариный укус. Просто я взяла паузу. Когда не знаешь, что сказать или сделать, выпей чай - золотое правило. Будет время на успокоиться и подумать.
- Вадик, иди пить чай, - крикнула я.
Муж выглядел как нашкодивший щенок: вошел бочком, глаза изучают пол. "Вот-вот, поизучай, полезно будет, может, решишь наконец поменять ламинат, этот уже совсем никуда не годится". Чай пили молча, Вадик старательно рассматривал пол, Вика смотрела в окно.
- Ладно, мне пора.
Никто тебя удерживать, естественно, не стал. Я хоть и дура, но не до такой же степени. Что делают со злокачественной опухолью? Правильно, удаляют. Только хирургические методы - это слишком радикально, это больше по мужниной части, а я, будучи терапевтом, привыкла к более щадящим методам. Как в анекдоте: "помажем, само отвалится". Будем вытравливать. Потихоньку, незаметно, сантиметр за сантиметром. Все-таки иногда прошлому лучше оставаться в прошлом.