Есть те, кто любит свет, любит день - яркий, солнечный, полный случайных вероятностей. Вставая каждое утро, они предвкушают, сколько всего смогут совершить. Восходя, солнце освещает множество возможностей, бесцельно носящихся в воздухе, словно стая пылинок, готовых приземлиться кому-то в жизнь.
Но я люблю ночь. Ночь тиха и безысходна. Под покровом темноты все исчезает, и остается лишь неподвижность сна. Ночь - это время созерцания, время, когда нужно оставить всю суету в стороне и застыть неподвижно.
Вечером, открывая окна нараспашку, я ложусь в свою постель, закрываю глаза и вслушиваюсь в пульсацию городской жизни. Я ловлю момент, когда там за стеной все утихнет и успокоится, когда все разбегутся по домам, спрячутся под одеяла, чтобы трусливо проспать время обреченности дня, глубоко дыша и двигая глазными яблоками в редких приступах яркого сна.
И тогда я открываю глаза и встаю с постели. Я выхожу на балкон под свет звезд. Вокруг меня плещется едва теплая тишина, мягкая и бархатная на ощупь. Она действует на меня словно анестетик, притупляя чувства, даря легкое онемение душе и покой мыслям. Я облокачиваюсь на старые железные перила, шершавые от облупившейся краски, и смотрю в небо. Я жду часа, когда появиться он.
И когда моя кожа становится холодной, а губы синеют, наконец, появляется его свет. Сначала робко и слабо он шлет мне свое приветствие. Я радостно отвечаю ему, улыбаюсь - прошу быть смелее. И тогда он зажигает себя во всю свою мощь, блистая на небе белым чистым светом. Сквозь толщу пространства бесконечной вселенной ко мне приходят его слова, нежные и ласковые, полные надежды и мечтаний. Он шепчет мне на ухо, легко, так, что я почти не ощущаю на коже его прикосновений светом. Он рассказывает о своих снах, описывает свои грезы, делится теми видениями, что наполняют его мир. Я слушаю очень внимательно, напряженно ловя каждое слово, каждый образ, чтобы ничего не потерялось на длинном пути ко мне. Порой я закрываю глаза, чтобы погрузится в новую реальность полностью. Представляю себя звездой, огромной, раскаленной, яркой. Вижу себя холодным камнем, изрытым кратерами и покрытым сеткой трещин, давно остывшим и безразличным, что безвольно и бесцельно летит по вселенной. Ощущаю себя кометой, быстрой, стремительной, неподконтрольной, спешащей к чему-то неведомому, оставляя за собой пылающий след. Ведомая тонким кружевом рассказываемого мне света, я лечу прочь от земли, сквозь пустоту, чтобы взглянуть на прекрасные видения галактик. Ощущение времени пропадает, все тело немеет, и я уже не чувствую его, окончательно отрываясь от холодного пола моего балкона и улетая прочь.
А когда его громкие вдохновенные слова сменяются едва слышным шепотом, когда последние звуки его голоса не успевают долететь до меня, наступает утро. Я открываю глаза и застаю рассвет. И словно прогоняемая пришедшим светом родного Солнца, ухожу обратно в свою комнату, задергиваю шторы и выключаю свет. Я засыпаю, чтобы вновь попытаться долететь до него и увидеть мою ненаглядную звезду. Он так давно ждет.
Сегодня я вновь не сплю, опять стою на балконе и, облокотившись на гладкие перила, выкрашенные белой краской, жду, когда он придет. Я всматриваюсь в черную пустоту между его желтыми соседями, ожидая, когда он затмит их своим белоснежным светом. Но он не приходит. Минуты медленно перетекают через меня, двигая стрелки настенных часов в гостиной. Один час, два, три, четыре проходят мимо безмолвно, боясь мне смотреть в глаза и увидеть в них вопрос. Где он, почему не приходит? Почему я не вижу его? Звезды - не люди, звезды никогда не опаздывают, никогда не забывают, никогда не бросают. Для людей они вечны. Всю свою жизни ты можешь смотреть на ночное небо, вглядываться в него, и видеть свою звезду. Тогда почему сегодня все иначе?
Я чувствую, как под онемевшую от холода кожу пробирается страх, словно бур вворачивающий себя в мое оледеневшее от ожидания сердце, протаскивая вслед за собой отчаяние и печаль. Он не пришел, не засиял, а значит я его потеряла. Что-то обжигающее, словно расплавленное железо, маленькими каплями падает мне на кожу. Я открываю глаза - это слезы. Горячие, они скатываются по моим бесчувственным щекам, падая на ладони. Мои всхлипывания необычайно громки, необычайно отчетливы. Мне кажется, будто они разносятся по всей вселенной. И вселенная начинает вторить мне. Я слышу, как один за другим к моему плачу присоединяются другие голоса. Тонкие и золотистые, громкие и жаркие, трубные и ледяные - множество голосов переливаются, смешиваясь во всеобщую скорбь и тоску. И вдруг я понимаю, что они оплакивают - умерла звезда. Яркая белая звезда, так долго сияющая в черном небе, сегодня потухла навсегда. Это звучит панихида по ушедшему навсегда свету, плачь скорби. И я пою вместе с ними, исступленно, отдавая всю себя.
А на рассвете, совсем обессилев, наконец ложусь в постель. Завернулась в одеяло с головой, уткнувшись носом в подушку, чтобы не дышать и не плакать. Потому что он ушел сегодня от меня навсегда, он оставил одну среди черной пустоты чужой вселенной. Мне больше никогда не подняться вверх, больше никогда не совершить своих полетов. Отныне мое тело навсегда срослось с этой планетой, свободы больше не будет.
Я сильнее стискиваю кулаки, вцепившись зубами в одеяло, чтобы не закричать. Ко мне вдруг приходит понимание и осознание. Все свои песни он отправлял в пустоту лишь надеясь, что кто-то их услышит и примет. Он слал кому-то неизведанному свою любовь и ласку, всю свою нежность, зная, что они могли навеки затеряться в безразличной черноте. Вот что такое настоящее мужество, вот что такое всепоглощающая надежда. Он погибал, но не приглушал свой свет, он угасал, но отдавал последние силы на то, чтобы не молчать, не оставляя попыток быть услышанным. Он так и умер, оставаясь один на один лишь с надеждой в сердце, так никогда и не узнав, стал ли он чьим-то путевым светом. Он был уже мертв, когда его сияние впервые достигло моих глаз. Всю свою жизни я любила мертвую звезду, все свою жизнь я слушала песни почившего певца. И по горькой иронии мне было уготовлено узнать об этом еще на земле, еще до того, как душа обретет полную свободу полета. Он так старался продержаться как можно дольше, но ему не хватило сил. Теперь у меня даже не осталось возможности когда-нибудь сказать ему спасибо, сказать, что он не один. Что остается человеку, лишившемуся путеводной звезды? Наверно только тихо угаснуть в свое блеклом теле, в надежде, что когда-нибудь он тоже станет чьим-то белым светом, обрамленным непроглядной тьмой.