Въедливый покупатель с нездоровой серой кожей, в серой блеклой одежде, с серыми запыленными мыслями донимал меня своими вопросами уже почти час. Скрупулезно и тщательно он ощупывал предлагаемые мною Фантазии, все никак не решаясь выбрать подходящую. Каждый раз, когда его тонкие, с желтыми неровно обрезанными ногтями пальцы прикасались к очередному шарику, я старательно собирала волю в кулак, чтобы меня не передернуло от отвращения, и лицо не выдало чувств. Да, знаю, это не возможно, но когда такие как он: иссушенные, вяленые, полумертвые касаются сфер, я каждый раз боюсь, что эта серость, пыль и тлен пройдут сквозь хрустальные стенки и отравят, обесцветят радужное буйство внутри. Таких покупателей как он я не люблю больше всего, но именно такие покупают чаще. Люди же с яркими сочными душами обычно только продают. И мне всегда оставалось лишь лицемерно сетовать на такое положение дел, мирясь с издержками своего бизнеса.
Ржавый в вмятинах колокольчик над входной дверью сухо и надрывно отхаркнул совсем не мелодичный звон. Конечно, будь здесь другая лавка и совсем другой товар, колокольчик пел бы словно голосистая птичка. Но я вешала его не для того, чтобы заманивать покупателей, нет. Совсем наоборот. Он, да и все убранство моего магазина преследовали только одну цель - отпугнуть как можно больше покупателей. И старые рассохшиеся двери на несмазанных петлях, и пыльные полки, и грязные окна, завешенные истертым бархатом для создания грязного полумрака в помещении. Все это было сделано для того, чтобы хоть в чем то лицемерно обмануть свою совесть. Но уловки эти действовали не очень эффективно, торговля шла бойко. Ни те, кто снабжал меня товаром, ни те, кто покупал, не переставали приходить ко мне.
Колокольчик кашлянул еще раз, когда дверь закрылась. В полумраке я разглядела знакомый силуэт высокой тоненькой девушки. Дотошный покупатель нервно скользнул по ней взглядом и, наконец, хвала небесам, остановил свой выбор на одном из шариков. Быстро расплатившись мне мятыми старыми купюрами, он суетливо сунул в карман яркую Фантазию какой-то молоденькой пылкой девушки и спешно бочком протиснулся к выходу.
Поморщившись от ощущаемой мерзости после его прикосновений, я тщательно протерла прилавок и товар тряпицей, очищая их от воображаемого серого жирного, липкого налета. А затем отправилась искать девушку, которая, ожидая пока я освобожусь, уже успела затеряться в небольшом лабиринте из стеллажей.
Нашла я ее в самом темном дальнем углу, где мною тщательно сохранялась паутина по углам и выскребались царапины и потертости на поверхностях деревянных полок. Это была секция Страхов. Девушка рассеянно рассматривала выставленные образцы.
- Довольно забавный экземпляр, - прокомментировала я шарик, который она держала в руках. - Коллекционеры любят такое. Редкая вещь - страх носить галстуки.
Девушка аккуратно поставила Страх на место и повернулась ко мне, старательно приветливо, но как то слабо улыбнувшись.
- Чего только люди не бояться. - Она еще немного подержала на лице эту начинающую тускнеть улыбку.- Что такого страшного может быть в галстуках? На свете есть и более ужасные вещи.
- Может, человек боялся задушиться, затягивая узел слишком туго?- Я коротко хмыкнула и одарила ее ответной улыбкой, стараясь, чтобы она была как можно более сильной и яркой. Кажется, это подействовало, правда, совсем ненадолго. Улыбка девушки в последний раз на долю секунды засветилась жизнью в предсмертной агонии, а потом исчезла за губами, растянувшимися в тонкую прямую линию. - Вы принесли что-то на продажу? - по привычке уточнила я, прекрасно зная, что она никогда и ничего у меня не купит. Она всегда только продавала.
Девушка кивнула. Рукой я поманила ее за собой, тоже по привычке. Поскольку бывала она здесь столь часто, что уже должна была наизусть выучить процедуру купли-продажи товара.
Мы прошли в подсобное помещение, где проводился осмотр приносимых на продажу экземпляров. Стены комнаты были выкрашены белой глянцевой краской, таким же мертвым и пустым цветом была и вся мебель. Я осталась у двери, ожидая, пока девушка достанет то, что принесла. Уже по ее движениям было понятно, что это должно быть что-то особенное, что-то очень редкое. То, за что она надеялась получить крупную сумму денег. Девушка бережно и аккуратно раскрыла сумку и вынула из нее шар, завернутый в темную плотную ткань. Казалось, что она держит в руках свое сердце, сделанное из хрупкого хрусталя, и урони она его - настанет смерть.
Я погасила свет, обмакнув комнату в вязкую, тягучую темноту. Легко ориентируясь, добралась до стола, встав с другой от клиентки стороны.
Девушка стояла, не двигаясь и почти не дыша. Я не торопила ее, зная, как это тяжело хотя бы показать чужому человеку вынутую, вырезанную часть своей души. И как тело судорожно сопротивляется, когда ты пытаешься ее передать, отдать. Отказаться от куска своих внутренностей невыносимо трудно.
Раздался едва уловимый шелест ее волос - она тряхнула головой, словно нерешительность и сомнение были сухими листьями, что запутались в ее коротких волосах. А затем сдернула с шара тряпицу.
Комнату озарил яркий свет, исходящий из сферы, что едва умещалась в лодочке ее ладоней. Девушка вытянула руки как можно ближе ко мне. Я не смогла сдержаться и пораженная охнула. Это была Мечта. Множество их прошло перед моим оценивающим взором, но никогда ни одна их них по силе и яркости не сравнилась бы с этой. За тонкими хрустальными стенками в безумной пляске переплетались яркие, светящие нити цвета надежды, счастья, предвкушения, радости, смеха, облегчения, умиротворения и еще множества, множества самых разнообразных оттенков, названий которым я даже не смогла бы подобрать. Нити закручивались в немыслимые узлы, складывались в не поддающиеся описанию узоры, переливались, перетекали из одного цвета в другой, пульсировали и манили за собой вглубь. Я последовали за ними, погружаясь в самую сердцевину, в самую суть. Внутри было тепло и уютно, радостно и счастливо. Таким становится мир на краткие доли мгновения, когда мать обнимает своего ребенка. Покой, умиротворение, любовь и надежда на будущее счастье. Не для себя.
"Хочу, чтобы моя доченька выздоровела, хочу, чтобы моя девочка выросла крепкой и сильной. Хочу, чтобы она была свободна от этой хвори" - пела мне колыбельную горячая, но не обжигающая, а согревающая Мечта Жизни.
С трудом преодолевая себя, я стала медленно подниматься на поверхность, в наш материальный и холодный мир. Как сильно не хотелось мне остаться там, в этом ожидаемом счастье, я должна была вернуться. В заляпанной грязью обуви, в холодном мокром от дождя плаще я забралась в чужой дом, прошла к самому очагу. Остаться хочется, но уйти необходимо. Ведь этот дом был не моим. Искусство пробраться внутрь, а затем уйти, ничего не сломав, не спутав и не запачкав, очень тонкое, сложное и тяжелое в обучении. Не многие могут им овладеть. Только люди, обладающие очень сильной эмпатией, умеющие сопереживать остро и пронзительно берутся за дело, подобное моему. И эти необходимые качества делают такую работу порой до тошноты горькой.
Когда я поднялась обратно, взгляд мой был переплетен со взглядом девушки. Ее ладони лежали прямо на моих, и сквозь ее плоть я явственно ощущала бархатную теплоту сферы. На миг на поверхности ее темно-синих глаз показалось какое-то волнение, нарушающее давно установившейся штиль. Слезы почти показались из глубины души, но затем она развела ладони в стороны, Мечта оказалась в моих руки, и ее глаза покрылись мертвой толстой коркой льда, теперь уже навсегда.
Мне захотелось плакать вместо нее. Горем и отчаянием, словно штыком продолбить, разломать корку льда в глазах девушки, добраться до воды, всколыхнуть в ней жизнь, пробудить ее. Ведь я помнила, какой она пришла ко мне в первый раз. Яркой, светящейся, сочащейся красками мечтаний, надежд, снов, эмоций, фантазий, страхов. Она была похожа на закупоренный хрустальный сосуд со множеством граней, в которых шальными бликами, сумасбродными зайчиками и безумными отблесками отражалось ее нутро, бродящее и пытающее выбраться наружу.
И она, с моей помощью, откупорила свой сосуд, сняла с него печать и начала сцеживать содержание. Она начала с самого незначительного, с цветных снов. Со временем полностью израсходовав их, она перешла к воспоминаниям. Она продала мне все свои влюбленности, победы, материнские поцелуи и мужские объятия, все дружеские шутки и все ссоры. Когда закончились воспоминания, настал черед Страхов, потом Фантазий, Надежд, и под конец она добралась и до Мечтаний. С болью я отмечала, как с каждым визитом она тускнела все больше и больше, как свет уходил из нее, прихватив за собой и жизнь, оставляя только сухой налет серости, пылью покрывающий внутренние стенки сосуда.
Я не могла ее осуждать, я попыталась один раз вразумить ее, остановить. И тогда она рассказал, зачем это делает. Деньги нужны были ей сильнее, чем она сама. На обследование, лечение и лекарства для маленькой дочки. Больше мы об этом не говорили, обходя эту тему в наших коротких разговорах.
И вот сейчас она отдавала мне последний огонек, что еще освещал ее и грел изнутри. Ее Мечта Жизни теперь пульсировала в моих, чужих руках. Мы расцепили взгляды, и я накрыла шар тканью, бережно поставив его на подставку. Свет скрылся под плотным переплетением нитей, чего мы обе и хотели. Она, чтобы спрятать постыдное равнодушие и поглотившую ее душу тишину. Я, чтобы в моих слезах драгоценностями не искрились отблески ее последней вырезанной Мечты, чтобы поскорей укрыть то, что она навсегда потеряла.
Не включая свет, в полной темноте, я отошла к сейфу, чтобы запереть в нем новый товар. Такие ценные вещи не выставляются на полках для всеобщего обозрения, они продаются только с глазу на глаз или на закрытых аукционах и нуждаются в хорошей охране.
- Вы уверены, что хотите этого, - дрожащим голосом все же спросила я, перед тем как запереть сферу за толстой броней ее временной тюрьмы. - Все же эта... - я запнулась, пытаясь унять чувства и растворить в равнодушие мешающий говорить комок в горле, - ...эта последняя.
- Да, я уверена. Появился новый способ лечения, он очень дорогостоящий, но процент выздоравливающих на данный момент уже около семидесяти процентов. Я не могу иначе.
- Может, стоило попытаться собрать деньги среди друзей и знакомых, или благотворительность? - предложила я, скорее для того, чтобы лицемерно успокоить себя, убедившись, что иного выхода нет, чем для того, чтобы чем-то помочь ей.
- Возможно и стоило. - Голос ее звучал ровно, отполированный до блеска равнодушием и ледяной пустотой. - Но так намного быстрее, а время нам дорого. И так проще.... Так проще.
Ее последние слова слились со стуком закрывающейся дверцы сейфа, запертые теперь вместе с Мечтой в железном склепе.
Включив, наконец, свет, я села за стол, заполнила договор, выписала чек. Она принаняла его, благодарно кивнув в ответ на крупную, большую чем могли бы дать в другом подобном ломбарде, сумму, стараясь не встречаться со мной взглядом. Да и я не стремилась к этому, все больше глядя в пол, или рассматривая стеллажи и стены, пока вежливо провожала ее до выхода. Мы не попрощались.
А в магазине уже появились покупатели, рассеяно и потеряно бродившие среди полок с товаром. Я вернулась к своим обязанностям продавца.
- Чем я могу вам помочь? - приветливый тон, не слишком широкая улыбка, мягкий взгляд. Моя ежедневная порция лицемерия.
Словно в наказание за совершенное, в голове же весь остаток дня назойливо крутились ее слова - "так проще", порождая беспокойство и страх. Страшно мне было от того, что я понимала их истинное значение. Когда стоишь на пороге исполнения мечты, когда нога уже занесена для последнего шага, и осталось всего лишь мгновение, и ты поймешь - ступил ли ты на твердый пол или провалился в черную дыру, тогда бывает очень, очень страшно. Этот страх самый сильный из всех, что может выпасть в жизни человека. Ведь чем ярче, глубже, больше мечта, тем сильнее будет боль, когда тебя поглотит черная дыра разочарования от ее неисполнения. И если ты слаб, то тогда можешь просто отказаться от мечты - ведь так проще. Позорная трусость в обмен на спасение равнодушием.
Вечером, закрыв магазин, погасив в зале свет, я еще долго сидела в белой комнате при тусклом свете настольной лампы, взглядом пытаясь стереть телефонный номер в записной книжке - номер крупного коллекционера, скупающего любые Мечты жизни, попадающиеся в продаже. Он хорошо заплатит. А в голове все по прежнему эхом разносилась панихида по потерянной мечте - "так проще", мешая мне взять в руки телефонную трубку.
Я отогнала хворостиной равнодушия подальше вглубь сознания эти беспокоящие, вызывающие болезненный зуд души мысли, заперев их там же, где были заперты воспоминания о еще одном шарике с Жизненной Мечтой, уже долгие годы заживо похороненном в сейфе.
Я набрала номер, трусливо надеясь, что длинные гудки все-таки не сменятся тишиной и звуками чужого дыхания. Но нет, на звонок ответили быстро.
- Добрый вечер, - поприветствовала я клиента, сразу перейдя к делу. - У меня есть для вас кое-что очень интересное. Да, две Мечты Жизни.
Мы быстро договорились о встрече, и я повесила трубку, отметив тем самым, наконец, и свою точку невозвращения.
До этого дня я так и не смогла найти в себе достаточно смелости окончательно отказаться от своей Жизненной Мечты, навсегда потерять ее, разодрав последние связующие нервы воспоминаний. Но теперь момент настал. Я избавлюсь от нее, вырежу из себя безвозвратно.
"Я буду хорошим человеком, мама, я буду помогать людям, и тогда ты будешь меня любить" таит в своих глубинах, за тонкими стеклами светящаяся сфера. Нет, не буду. Не буду даже и пытаться - страшно. А просто откажусь от попыток, выдрав из себя эту мечту. Ведь так проще. Проще.