Я вошел в длинный выставочный зал и остановился, привычно ловя на себе женские взгляды. Десятка два женщин - в основном, одиноких скучающих сорокалеток, бродило по залу, разглядывая картины Караваджо. Точнее, всего одну картину - 'Мальчика, укушенного ящерицей', изготовленную в тридцати экземплярах и развешенную по всем стенам. Насколько я знал, по правилам предварительного этапа выставки-аукциона требовалось угадать среди этих копий подлинник. Угадаешь - сможешь принять участие в торгах.
Я увидел контрабандистку на противоположном конце зала, у служебного выхода. Мне ее подробно описали, так что узнать было легко. Серебристые волосы - явно парик, одета в черную форму Исследовательского экспедиционного отряда, на рукаве семь нашивок в виде красных чаш. Семь рейсов на Землю! Крутая баба. Длинный шрам тянулся у нее по щеке к глазам, закрытым большими темными очками, и заканчивался на лбу.
Она сделала мне еле заметный знак рукой.
Я направился за ней, следуя узкими запутанными коридорами городского выставочного центра. Весь путь она молчала, не оглядывалась, не улыбалась и не пыталась со мной кокетничать, что признаться, меня несколько удивляло. Суровая сучка. Может, тайная лесбиянка? С таким изуродованным лицом было бы немудрено.
Достав из кармана своей черной куртки электронную карту, она открыла дверь в кабинет с табличкой 'Младший администратор' и пропустила меня вперед. В тесном полутемном помещении стояло несколько столов и стульев. В углу мрачно возвышался железный сейф. На ближайшем ко мне столе были аккуратно разложены предметы: книга с твердой обложкой - Дюма 'Приключения трех мушкетеров', довольно толстая стопка журналов 'Рыбалка и охота', старая трубка для курения табака, и наручные механические часы - похоже, не работающие.
- Не радиоактивно? - со смешком выдавил я. Не то, чтобы я боялся, но черт знает...
- Нет. Все вещи прошли специальную обработку. - сухо отозвалась она за моей спиной.
- Хорошо: за книгу четыреста... За журналы шестьсот. За все остальное - триста. - начал я торг.
- Не пойдет. За книгу шестьсот. За журналы - тысячу. За все остальное - пять сотен...
- Но...
- Иначе сделка не состоится. - в ее голосе странно смешались непреклонность и неприязнь.
- Ладно. - я решил уступить. Из уважения к ее шрамам.
Еще раз согласно кивнув, я с волнением взял книгу. На ее коричневой обложке светились золотистые выпуклые буквы, чуть затертые читательской рукой. Рукой человека, которого давно не было в живых...
Издательство 'Атриум'. 2078 год. С предисловием неизвестного никому литературного критика Вадима Шурфта.
Вот это да - этой книге было уже более века!
И тут, оторвавшись взглядом от пожелтевших страниц, я увидел на другом столе, рядом с сейфом ...коньяк! Самый настоящий! С Земли!
Поразительно! Как я его сразу не заметил?! Прямо наваждение!
Пузатая небольшая бутылка с оранжево-желтой этикеткой, наполненная янтарной жидкостью, впитавшей в себя солнечный свет, приткнулась к темно-серому лунному глобусу... Казалось, от бутылки исходит тепло.
Интересно, он не испортился - его еще можно пить?
- Нет! - бросила она, увидев, что я потянулся к коньяку. - Это не продается... Это для моего мужчины.
Я почувствовал возмущение. Какого мужчины?! Из эротических снов? Старухе по виду было уже за сорок...
Я подошел к ней и положил руку на бедро, заставив ее беспомощно вздрогнуть. Потом повернул к себе спиной и чуть нагнул, запуская руку ей между ног. Она не сопротивлялась, безвольно опершись о стол.
Прижавшись сзади, я уловил слабый аромат ее духов. Этот запах неожиданно вызвал у меня волнение и заставил вспомнить... Римму. Да, Римму - так, кажется, ее звали. Лет десять или одиннадцать тому назад я привел ее на окраину города, на печально известную Площадь Разводов и согласно простым традициям нашего города-государства, громко произнес: 'Ты мне больше не жена'.
Похоже, эта холодная сучка из Исследовательского экспедиционного отряда пользовалась теми же духами, что и одна из моих бывших жен - кажется, пятая по счету.
Я сделал свое дело быстро, резкими толчками, заставляя ее трястись вместе со столом. Она даже ни разу не застонала, вызвав у меня мимолетную злость.
- Ты замечательная, детка! - прошептал я ей на ухо, придавая голосу обманчивую нежность. - Давай встретимся как-нибудь еще?
Кажется, она все-таки словила оргазм...
- Я возьму? - спросил я, быстро застегнув ширинку, и прикасаясь к чудесной бутылке.
- Да, - хрипло прошептала она, начиная приводить себя в порядок. Ее движения были замедленными, она казалось пьяной, заставляя меня торжествовать. Коньяк мой!
- Я сама все уложу.
Я передал ей оговоренную сумму - почти половину моего месячного жалования.
Неожиданно погас свет.
- Это что?
В темноте я слышал лишь шуршание - она быстро укладывала приобретенную мной контрабанду с Земли в портфель, который я принес с собой.
- Не знаю... Возможно, что-то с проводкой... Или авария на секторной энергостанции. - глухо пробормотала она.
Свет снова зажегся, гася волну беспокойства, охватившего меня. Она протягивала мне портфель с выпирающими боками, набитый почти бесценными для меня сокровищами.
Земной коньяк! 'Три мушкетера'! Журналы!
Сегодня меня ждал прекрасный пятничный вечер с чудесной старинной книгой в руках.
Возможно, я даже откупорю коньяк. Да, откупорю! Почему бы и не рискнуть? Уверен, что от одной рюмки со мной ничего не случится.
Черт возьми, да я сам себе сейчас завидовал!
...Зазвонил мой мобил. На дисплее возникло лицо Ирмы - моей второй секретарши, недавно принятой на работу. Шестнадцать лет, дойки упругие, как мячики. Ирма, Ирмочка, сладкая девочка... Лэрис, работающая со мной уже третий год, тоже еще была хороша, но честно говоря, за это время уже успела мне немного поднадоесть...
- Господин исполнительный директор! Совет Учредителей соберется на утреннее совещание ровно через полчаса...
- Иду, моя радость! Лечу! Папочка уже в пути!
***
Он ушел, оставив меня в тоске и в отвращении к самой себе - почему я не решилась убить эту лысеющую самоуверенную мразь. Он ведь даже меня не узнал. Я могла прикончить его одним ударом - как вонючего лишайного прыгуна на радиоактивных земных руинах...
Хотелось быстрее в душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь.
Но это - потом.
Я вышла за ним из здания, провожая его взглядом. Он спешил к дорожкам эскалатора, поднимавшего утренних прохожих на верхний городской ярус, где располагались офисы производственных компаний. Он улыбался и приветливо вертел головой. Похоже, радовался, как мальчишка. Никаких сомнений, он уже забыл обо мне. Выкинул из головы, как ненужный мусор, бессмысленно отягощающий его память. Память успешного делового человека.
На мгновение я снова почувствовала желание его убить. Вытащить из сумочки игломет и прошить очередью его спину. Но нет. Я его убью - но убью по-другому.
Достав мобил, я набрала номер Материнского Совета - отдела Общественной Морали.
Сигнал вызова приняла женщина-инспектор - седая, сухопарая, лет шестидесяти пяти, с глубокими морщинками вокруг глаз и хмурым усталым лицом. Она смотрела на меня так, словно уже заранее знала, что я сообщу - и ей это не нравилось.
- Здравствуйте. Я хотела бы выдвинуть обвинение.
- Представьтесь, пожалуйста...
- Извините. Римма Смирнова. Ветеран Третьего Исследовательского экспедиционного отряда. Офицер в отставке.
- Слушаю вас...
- Я хочу выдвинуть обвинение против Пауля Райльского.
- Обвинение какого рода? - инспектор помрачнела еще больше, явно досадуя, что утро началось с неприятностей.
- Я хочу сообщить, что он незаконно хранит контрабандные предметы с Земли...
Женщина-инспектор чуть улыбнулась - с заметным облегчением:
- Деточка, то, что вы говорите, конечно, интересно, но вряд ли вызовет какие-либо действия со стороны Материнского Совета. Мы можем проверить господина Райльского и изъять у него земные вещи, которые по закону должны храниться в городском Музее - если таковые найдем. Но на этом и все.
- Но я говорю не об обычной контрабанде, а о запрещенной...
- Поясните, что вы имеете в виду.
- Пауль Райльский с некоторого времени начал проявлять интерес к однополым связям. У него при себе хранятся предметы с Земли соответствующего содержания - в частности, порнографические журналы, пропагандирующие противоестественные наклонности.
Лицо женщины-инспектора вспыхнуло раздражением и гневом.
- Это серьезное обвинение. Если ваши слова окажутся правдой, вы знаете, чем это ему грозит?
О, да - я знала! Как минимум, полгода в Коррекционном Центре. Для 'таких' - сначала всегда Коррекционный Центр, а потом, возможно, отправка на голодную смерть - в заброшенные безлюдные пещеры Первого поселения. 'Такие' в городе женщин не нужны - так давно решил Материнский Совет, которому принадлежала вся власть. Но даже если Пауль избежит Коррекционного Центра, пройдя специальные тесты, то отмыться от этого позора он уже не сможет. Никогда. Ведь его возьмут с поличным... Осуждение Материнского Совета, стоявшего на страже общественной морали, никто не может игнорировать. Даже мужчины. Его успешной карьере конец. ...Мусорщик! Он станет грязным ничтожным мусорщиком! Прощай сытая благополучная жизнь, прощай прежние друзья, которые никогда не осмелятся больше пожать ему руку. А что касается баб... Если они у него и будут, то только старые уродливые толстухи из общаги в тринадцатом секторе - районе Переработки и Утилизации.
- На всякий случай, хочу спросить, у вас есть свидетели аморального поведения господина Райльского?
- Да. То, что я сказала, может подтвердить Ирма Вергольтц, его любовница и секретарша. Он неоднократно делился с ней своими фантазиями...
- Достаточно. Это мы уточним позже. Наши инспектора сейчас к нему выедут. Мы проверим сообщенную вами информацию...
Я не заметила, как вонзила ногти в ладони. Чуть не до крови. Холодная радость затопила меня. Я сама запихнула в его портфель грязные журнальчики - когда Ирма, фригидная девочка-бедняжка, уставшая от его домогательств, вырубила свет на всех этажах. Эти журнальчики я нашла в последней экспедиции на Землю, копаясь в серых руинах Стокгольма...
Тебе конец, Пауль. Да, конец...
Как ты однажды мне сказал: 'Здесь у нас, в Зулленберге... В странном городе на Луне. Где на одного мужчину приходится десять голодных баб. Десять ревнивых, страдающих сук...'.