Лир озадачено посмотрел на ребенка. Его никто не предупреждал. Что ему делать с мандаринкой? - Не хочешь? Жалко... И я кушать не могу. Мама расстроится... Тебя как зовут? - Лир. - Ангел Лир... Красиво... а меня ... хотя ты знаешь. Вы же все знаете? Мама говорила.
Пальцы все так же пытливо перебегали по желтым потрепанным фотографиям - она ведь специально их в чемодане наклеила, чтоб всюду с собой... и добра другого не надо... самое ценное... Губы задрожали, перекатив волну воспоминаний в одинокую слезу. С последней фотографии на нее - старую и седую- смотрел молодой солдат.
Дин устало опустился возле так любимого забора. Ломило все тело. Хотелось пить. Хотя нет. Уже не хотелось ничего. Просто лечь и заснуть. Заснуть навсегда. Но единственная мечта не давала сделать это. Дин должен дождаться хозяина, успокоить его. Тогда все. Тогда можно.
Льюис, не отрывая взгляда от шахматной доски, задумчиво ответил: - Дурак ты, Граций. Не может быть черное белым, а белое черным. Не может рассвет стать закатом, а день ночью, как и твердь земная не в силах превратиться в быстротекущую реку, а река в твердь земную. На месте ферзя взгромоздился пожелтевший от старости но все такой же величественный слон.
Одиночество... страшное слово... интересно, почему? Да очень просто - ты никому не нужен. НИКОМУ. Даже себе. Пустота? Спокойствие? Совсем нет. Одиночество - это когда проходят мимо тебя и не могут разглядеть ни твоих слез, ни радости.
Скоро вечер. И он снова будет неподвижно сидеть на своем месте, разглядывая давно не мытое стекло. Вот так и пройдет вся жизнь. А в конце, его просто выбросят в ящик, где темно и жутко, нечем дышать. И он никогда не сможет наблюдать за весенними ручейками, стекающими с крыши, как играется ветер с волосами прохожих, за проливным дождем, рассказывающим волшебные истории про далекие и неведомые миры одинокому озябшему фонарю...
