Аннотация: Стоит завестись какой-либо из этих зараз, как в бочках разом скиснет всё вино...
Таверна на весёлом перекрёстке
Благодатная ночь. Из тех особых ночей, что бывают так чарующе уютны в середине лета, когда по одной из семи дорог приходят странники.
Музыканты отчаянно играли. Мандолины и гитары азартно состязались с заморским бандонеоном, пронзительным и страстным. Вместе они сливались в пленительные мелодии, и получалось чудо как хорошо! Арно, хозяин таверны, был доволен. Странника он приметил сразу.
Под газовыми фонарями на открытой летней террасе среди гостей было много приветливых, шумных, весёлых женщин. А этот парень просидел безучастно более трёх часов на дальнем краю и ни разу ни с кем не заговорил, хотя вина, развязывающего язык, заказал и выпил немало. Перед закрытием грузный Арно хлопнул ладонью по столу и громко прищёлкнул пальцем перед носом угрюмого посетителя. Тот всё понял, молча расстегнул тугую пряжку поясного кошеля. От дороги, поднимающейся с моря к уснувшим домам, послышался смех, донеслись удаляющиеся голоса последних гуляк: "Ах, Изабелл ... Изабелл... Изабелл..." Толстый тройной розенобль лениво закружился по щербатому дубовому столу. Хозяин хмыкнул и пришлёпнул его умелой рукой.
-- Вот что, парень, -- с хрипловатым присвистом сказал Арно, решительно отодвинув от себя редкую в этом мире золотую монету. -- Старина Арно, то есть я, не так корыстолюбив, как болтают городские лавочники и портовые босяки. Потому ты его послушай: ни за какие деньги не позволит он, чтобы здесь, на этом перекрёстке, под этой вот крышей, свили себе гнездо уныние, скука или, не приведи господь, злоба. Поэтому оставь себе это почтенное золото, из него выйдет знатный амулет, и, сделай милость, не приходи завтра. А лучше вообще не приходи...
-- Вот как? -- странный гость впервые взглянул на толстяка с интересом.
-- Только так и никак иначе! -- утвердительно кивнул Арно, добродушно пристукнув ладонью по столу. -- Уж я-то знаю. Стоит завестись какой-либо из этих зараз, как в бочках разом скиснет всё вино, и жизнь твоя, считай, уже не жизнь, а стёртый грош...
Арно вернулся к бочонку, четвёртому, выставленному за вечер, нацедил вина в две кружки и снова подошёл к столу.
-- ...или я тебе так скажу: уныние, скука ничем не лучше чумы. Должно быть, ты славный малый, раз выпил изрядно, но не устроил драки. Злобы в тебе нет -- это хорошо. Но нет в тебе и радости, как я погляжу -- а вот это, дружище, плохо. -- Арно протянул одну из кружек гостю, сам отхлебнул из второй и подбадривающе подмигнул. -- Ты видел, сегодня здесь были танцовщицы, и за каждый танец мужчины осыпали прелестниц цветами. Паскуалю, которого я на лето нанимаю себе в помощники, пришлось не раз и не два бегать в цветочную лавку за всё новыми корзинами лилий и роз. Ещё здесь были певцы, много певцов. Ты слышал, каждый из гостей спел не одну задушевную песню, и за каждую женщины одаривали певца поцелуями... Изабелл подошла к тебе -- да ты, видно, принял её за никудышную портовую девку... Ты упустил своё счастье, парень. За её страстный поцелуй здесь кое-кто готов отдать саму жизнь, не то, что твой розенобль... -- Арно с усмешкой ткнул палец в трёхмачтовик на отвергнутой монете. -- По всему выходит, твоё золото не приносит радости. А раз оно не приносит радости тебе, чую, и мне с него не будет проку.
-- Послушай и ты меня, -- сказал уязвлённый гость, -- но прежде возьми этот честный розенобль, я настаиваю.
Жадными глотками осушив кружку, гость утёр губы полями своей причудливой шляпы нездешнего фасона и продолжил, глядя на хозяина с недоверчивым прищуром:
-- Невероятные вещи услышал я от тебя, Арно. То ли меня опоили дурным зельем, то ли я не должен отныне верить своим глазам. Уж не знаю, зачем ты называешь себя стариком, если в твоих бакенбардах нет ни единого седого волоса, и лет тебе, как я вижу, наберётся от силы пару десятков, не более. Зачем ты взялся морочить меня, Арно? Знатную шутку ты поведал только что -- ха, ха, ха -- очень занятную! Будто всю ночь тут пели да плясали добропорядочные люди весёлого нрава, меж тем, как я видел вокруг всякий сомнительный сброд -- картёжников да беспутных горбуний, и тебя, потчующего их протухшими объедками! Твоя таверна -- совсем не то приличное место, которое мне нахваливали в городе. Обычно я не робкого десятка, но тут от страха меня перестали слушаться ноги, в полночь, когда вдруг началась богопротивная оргия. Мне не оставалось ничего другого, как молиться о спасении души и подкреплять свой дух вином. У тебя горькое вино, Арно, горькое, как тулузская полынь. И сдаётся мне, что ты водишься с демонами. А та гнилозубая старуха, что увивалась вокруг моего стола, настоящая ведьма, не иначе. Видел я, воочию видел, как она, задрав рваный подол, умчалась на метле. Так-то! И карлик твой бегал не за розами и не за лилиями... готов поклясться на огне святой инквизиции!
Гость, пылая негодованием, до набухания жил на бугристой руке сжал в кулаке шляпу и в развалку направился в сторону моря. Его коренастая фигура быстро затерялась в густом предрассветном тумане. Несколько раз с дороги донеслось:
-- Зачем ты морочишь меня, Арно?
-- Заплутал, бедолага... -- сочувственно нахмурил брови Арно и оттого, что снова не сбылось, вздохнул.
Ещё один с неправильной монетой. Ну да ладно! Скоро, должно быть уже скоро, возможно даже следующим летом, придёт, наконец, тот, кому Арно передаст заботу о таверне на перекрёстке.
Сам он уже давно выбрал, какой дорогой пойдёт дальше. Ах, Изабелл...