Покi Юрка не меу чына, быу нiшто сабе дзяцiна Купала Я. Чары
... Порывы ветра клонят вершины деревьев, заставляя их жалобно протягивать ветки с немногочисленными желтыми листьями, словно руки умоляющих о чем-то женщин. Такие же стройные гибкие и ... печальные.
Здесь внизу затишек. Осенний лес. Опавшие мокрые листья. Стихли трели и щебет птиц. Не зудят бомбардировщиками комары. Жалящие порой мошки, атакуют, молча и без жалости. Тишина, нарушаемая только шумом ветра. Сырость. Пахнет прелью, грибами и неистребимым в условиях партизанки запахом давно немывшегося и нестиравшегося мужика.
Группа шла парами. На пределе визуального контакта. Головные останавливаются каждые две-три минуты. Осмотреться, вслушаться в шорохи, выделить искусственный звук. Чавкающие шаги на сырых местах заставляют морщиться.
В эту пору лес начинает превращаться из друга в предателя. Как ни старайся, а следы останутся.
По-умному лучше бы не высовываться из схрона лишний раз. Вот только кто знает, какой раз лишний, а который нет?
Советы в последнее время всё чаще используют егерские группы. Не дай Бог, если в окрестностях сейчас работает такая. Никакие предосторожности не спасут от прослеживания всего маршрута. Конечно, выйти на бункер вряд ли смогут - не зря путали следы словно зайцы, но район определят.
На отдых остановились в одном из дотов. Метрах в семистах от дороги. Одиннадцать таких бетонных коробок перед войной настроили и поляки, и Советы. Вбухали в никуда кучу денег и материалов. Не пригодились огневые точки. Сначала Красная Армия "освободила" без боев. Через два года немецкий блицкриг не дал времени на занятие обороны. В сорок четвертом немцы смотались из очередного "мешка" бросив кучу запасов и оружия. "Добрые люди" растащили всё до последнего гвоздя. Остались голые стены и стальные двери. Теперь сухие, но холодные помещения с отличным обзором - временами использовались Сопротивлением. Когда для наблюдения, а когда вот как сейчас - для отдыха.
Ломоть черствого крестьянского хлеба с маленьким кусочком сала. Пара больших глотков воды. Усталые ноги на стену, немецкий ранец под голову и можно подремать, или хотя бы изобразить спящего.
Командовавший группой глубоко вздохнул, устраиваясь поудобнее. Старая офицерская куртка плохой матрас. Уже через пару минут цементный пол начал тянуть через тонкую ткань тепло.
"...Обзавестись бы русским "ватником". Жаль нельзя. "Офицер - пример для подчиненных". И так дисциплина ни к черту. Сидение в бункере, не способствует подъему морального духа. Скорее разложению. Двадцать четыре часа в бетонной яме вместе с подчиненными. Такая теперь жизнь..."
На посту сменились Вилли с Мацеем. Полчаса отдыха истекли.
- ?здым. Вылучаюцца да дарозе! Парадак прытрымлiвання ранейшы!*
Бывший унтер-офицер довоенного Войска Польского, преподаватель физкультуры наставницкой семинарии, лейтенант Краевой самообороны, а теперь командир отряда Беларуской Освободительной Армии
Лявон Валович вел группу к месту будущей засады...
***
...Позавчера в тайнике появилась записка: "Каханы! Я так па табе сумавала! За?тра на нашым месцы"**. Связной из ближней вёски просил о встрече.
На хуторе вместе с хозяином их ждали ещё двое местных. Лесному командиру такая массовость испортила настроение. Чем меньше людей знают тебя в лицо - тем безопаснее. Так, когда-то в далекой Германии, учил их обрюзгший от пьянства гауптман-абверовец. Вот только как это объяснить местным землепашцам? Им до конспирации и дела нет. К сожалению, ошибку, если что, чекисты объяснят. На почках и ребрах.
Встречали бойцов "Черной кошки" накрытым столом. Свежий хлеб, жареные грибы, молоко, сметана. И главное блюдо - большая сковорода топленого сала с картофельными блинами-драниками. Ну и естественно бутыль мутноватого "бимбера".
"Холера в дупу! Будут на что-то дрэннае уговаривать!". Но это его клопаты. Бойцам такой стол в радость.
Выпили. Закусили. Снова выпили. Поговорили о погоде. Выпили и понеслось:
- Скажи, командир, ты человек образованный, свет повидал. Небось, радио каждый день слушаешь....
Савося перебивает Михась Барткевич:
- Когда у крестьянина жизнь лучше станет? При поляках кризис цены сбивал. Банки процентом душили. Немцы давились за каждый килограмм зерна, за кусок мяса убить были готовы. Теперь Советы установили закупочные цены дармовые. А налоги! Налоги с чего платить? Семьсот рублей с гектара! Где их взять при таких закупочных? Земля истощилась. Скота от предвоенного половина. Удобрять нечем. А значит про урожайность забудь!
- Пашем как в дедовские времена деревянной сохой! Плуг не купить! Бороны ремонтированы много раз. Да и что с "деревяшки" взять?
- А подковы! Подковы обыкновенной в магазине не купить!
-Ты-то чего ноешь! У тебя сын из Красной Армии пришел! Ему Сталин кредит на семь лет в тридцать тысяч дал!
- Да-а-а! Нашел чему завидовать! Сожженный дом ему тоже Сталин восстанавливал? Собственным горбом строились, да ещё и пахать- сеять приходилось! А за гектар семьсот рублей дай! Да ещё полтора центнера с гектара на хлебопоставки!
- Ещё эти сучьи выродки - фининспекторы лезут чуть не жене под юбку: "скрываете доходы от народа"! Он "народ", а я кто?
-Чего скулите? У всех так. Советы обнаглели совсем. Вон пастор говорит выборы скоро. Зимой. Вот и надо всем сразу не голосовать за эту власть...!
"Проклятый вонючий крестьянский самогон нагоняет тоску и грусть....
Душа просит обыкновенной "Выборовой". "Шнапсы" и "бимберы" поперек горла стоят.... Бедная и клятая Польша, в которой прошла молодость, остается недосягаемо прекрасной картинкой. Раскрашенной и фальшивой как ярмарочная фотография. Всё о чем тогда мечталось или не сбылось, или извратилось.
Да, теперь он офицер не польской, а национальной Беларуской Армии. Только армии подпольной и гонимой, армии, которая мечтает не о защите Радзимы. Она ждет большой мировой войны, чтобы при помощи чужих войск создать свою "Дзяржаву"..."
...- Этот выблядак *** допек уже до печенок. Мы когда его выбирали, что думали? Молодой, из порядочной семьи. При немцах работал в имении помощником счетовода. Власть в "сотрудничестве с оккупантами" его не обвинит. Грамотный, бумаги ведает. Будет веску защищать от городских властей. А что получилось?
- Кому ты врешь? Не о защите вески вы думали, когда его выбирали! - Внутреннее недовольство лесного командира прорвало сарказмом и цинизмом.- Собрались вы тогда на хуторе Язепа всемером и рассудили: молодой, холостой. Из родни только мать. Если бандиты местную советскую власть за кадык возьмут и к стенке поставят - никого не осиротит! Ещё и очередность составили! Сказать кто там у вас следующий "из порядочной семьи никого не осиротит"?
За столом повисло смущенная тишина нарушенная хохотом лесных повстанцев.
Для разрядки неловкой ситуации хозяин поднял граненую стопку и предложил:
- За независимую Беларусь! Смерть кровавому палачу Сталину!
И вновь нескончаемые крестьянские разговоры:
- Зачем хлеб возим на пункт? Там же зерно кучами лежит! Пьяные приемщики так и норовят при взвешивании обмануть. Только зачем? Не понять. Никто не сортирует, не сушит. Так и лежат бурты под открытым небом. А если дождь? Зерно же или сгниет, или сгорит.
- Ну ты и умник! Уже возит ён! Как нормальные люди делают? Новый обмолот сразу на муку. Муку в продажу на рынок или кирмаш. Цены сейчас подходящие.
- Так фининспектор, каб ён сдох, цепляется точно течная сука до кобеля.
- Надо в Польшу уезжать. Говорят, крестьяне у них живут не то что у нас.
- Или в Америку на заработки! Гы-гы-гы! - подначивает боец из леса.
- А что и в Америку можно! Вон Петро Макарчык из Кучков до войны каждый год на заработки по осени туда ездил.
- Посадили?
- Петро? Да ты что! У него американский паспорт. Сталин Америку боится. Не тронут! Макарчык небось опять в поездку собирается.
- Вот бы всем так. Посадил, убрал и на заработки за океан... Рабочим платят, небось, не как на советском заводе.
- Эт-т точно. Мужики говорят у Макарчыка двадцать пять гектаров. Одной пашни восемнадцать.
- Да-а-а. Это не мои шесть. Обзавидуешься.
Левон вновь не выдержал.
- Чего несете? Давно отобрали у "американца" землю. "Наживается иностранец на советской земле".И постройки в райцентр перенесли. Сам Макарчык до семьи в Чикаго уехал.
- Интересно - это кто же такое придумал: наживаться на наших суглинках...
Помолчали. Сменились часовые. Снова выпили.
- А вот скажи командир: правда или нет, но люди говорят, будто Англия и Америка приказали Сталину хлеб с беларусов не брать? ***
- Да точно. Скажи. Я на кирмаше тоже слышал: польские начальники скоро приедут и проверят, чи правильно нам, беларусам начисляют хлебопоставки.***
Валович в изумлении слушал, до чего додумались политики сельского разлива.
-"Вот это у народа фантазия! Кто ж до такого додумался? А отвечать-то что...? Правду? Типа:
вы, мужики, первый год на свете живете? кто для Сталина поляки? кто такие для него Америка и Англия?
Нельзя! Мы в пропаганде упор делаем на новую войну. СССР и западные страны должны начать воевать. И только тогда наши усилия, наша партизанская деятельность позволят создать независимую Беларусь. Говорить о слабости Запада не в интересах Сопротивления...".
- Савось, ты что нас вызвал о политике поговорить и пьянку устроить? - Валович решил уклониться от щекотливой темы.
- Что вы, паважаны пан, что вы! Як можна занятых людей беспокоить по пустякам?
- Давай тогда говори о своих "непустяках".
Крестьяне переглянулись, выбирая кому начинать.
- Такое вот тут у нас дело. - Савось, самый нетерпеливый и взрывной.- Солтыса надо бы поменять!
- Меняйте. Мы здесь каким боком?
- Так ён усё робиць як начальства скажа. Таму яно яго не дасць замяниць. И зараз надзея тольки на вас!
- Вот это дела. Выбирали значит они, а убирать должны мы? Шаноуныя спадары, вы ня ахренели часом?
Здесь несколько дней назад милицию бандеровцы постреляли. Теперь предсельсовета грохнем. Да на следующий день в лесу под каждым кустом часовой-энкавэдэшник стоять будет! Думать иногда не пробовали?
- Да думали мы, много думали! Это же какой грех на душу брать! Но что-то делать надо! В "кулаки" грозит половину вёски записать. То что пьянствует с финиспекторами - Бог ему судья. А когда напьются они же к бабам приставать начинают. Вдовам прятаться приходится, за девок парни уже дважды дрались. Ну это ещё ничего. Он в район бумагу подготовил, где урожайность прописана как на лучших участках у всех, кто к нему с подношением не пришел! Умные люди в других местах напишут на сто-двести килограмм меньше, им почет и уважение, а этому денег давай! Где их брать-то? За корову-лошадь плати, за сад плати. Э-эх жизнь...
- Эта курвиска бабку Савотеиху в кулаки записал. А ей под семьдесят. Вместе с фининспектором последнюю корову вывели со двора....
- А за землю, вы за землю пану командиру скажите!!! - опять Савосю не терпиться.
- И с землёй же тоже бяда! Он из малоземельных и наймитов-батраков с имения пана Солошевича создал комиссию. Привез бумагу, где прописано, что в хозяйстве не должно быть больше пятнадцати гектаров. У нас сроду не было таких больших хозяйств. Так он в районе предложил уменьшить предельную норму до двенадцати гектаров и у пятерых хозяйств отрезать наделы! Из панской земли нарезали малоземельным - это хорошо. Но почему остальную землю в госфонд отбирают? Сучонок плешивый полслова в нашу защиту сказать не хочет!
И хозяин опрокинул в рот стопку. Скривился от резкого вкуса "бимбера" и зло захрустел соленым огурцом.
- Тут ещё какая тонкость, пан командир. Этот гнус подготовил список, где записал кто из весчан в "самообороне" участвует. Пока бой опошний шел его видно не было. Недзе ховался. А теперь в "органы" хочет людей сдать.- Барткевич мужик серьёзный. Пошел с последнего, самого сильного козыря.
"Кур..! Только этого не хватало! Ситуация осложняется. Гаденыш мне сорвет работу всех последних месяцев. Придется что-то делать". Но показывать свою озабоченность селянам не стоило, и потому Валович с иронией поинтересовался:
- Что так уж и всех переписал? Откуда он узнал про людей? У вас же милиция в вёске есть. Чего туда не обратился?
- Ну не всех конечно. Записал тех кто ему в рот не смотрит. Парней набивших морду им с фининспектором.
Но только некоторых угадал точно.
- Ну ваш "интерес" я понял. А вот мне на что данный головняк пока не пойму.- Соглашаться сразу нельзя. Его должны "уговорить", хотя решение уже было принято.
- А мы вам танк дадим! - Савось в очередной раз выскочил поперед всех.
- Какой танк? На хрена он мне нужен? - От изумления Лявон аж расплескал поднятую было стопку.
- Немецкий. Целый и со снарядами. У него горючка кончилась - вот немцы его и кинули. Савось корову в лесу прятал и увидел. Немцы вокруг побегали-побегали, да видно ничего сделать не могли. Так и стоял, пока мы его не отогнали в сторонку и не спрятали. А "зачем" - так ты с Советами воюешь. Тебе такая "оружия" пригодится!
Валович в обалдении мог только хлопать глазами. Ничего себе!
А с другой стороны? Весчане народ практичный. Привыкли из всего извлекать пользу. Ничего и никогда не выкидывают. Сегодня у них двойная прибыль И бесхозный танк пристроят в качестве оплаты и от "выблядка"**** чужими руками избавятся.
***
Холодные мокрые ветки наотмашь хлещут по лицу, брезентовым плащам. Небольшой дождь и ветер. Осенний лес. Размокшая тропа, по которой, чавкая сапогами, шагают трое. Идут без разговоров с оглядкой и остановками. У двоих автоматы на длинном ремне, готовые в любую секунду сорваться ливнем пуль. На рукаве "бело-красно-белая" повязка Беларуской Освободительной Армии. Солдаты необъявленной войны.
...- Уважаемые, а зачем вы вообще его прятали?
- Так это ... ну пригодился же. На нем же и пахать как на тракторе можно.
- Да? Пробовали? И что получилось?
- Тут видишь такое дело..., - Маркиан замялся. - Не заводится он чего-то...
- О! А у меня значит, заведется.... И почему именно у меня танк заработает?
Ответ убил Валовича своей простотой:
- Так у тебя же немец есть...
Танк приютился в маленькой ложбинки на краю зарослей ежевики. До проселка на райцентр отсюда было метров двести. Его обложили жердями и сверху сметали стожок. Колея от гусениц была старательно преображена тележную. Сено было свежее, этого года. Случайный взгляд удивится крестьянской предприимчивости даже из небольших лесных полянок извлекающих выгоду и скользнет дальше по кромке смешанного леса в поисках более броской детали.
Самым примечательным в танке были заклепки. Они соединяли металлическую конструкцию вместо сварки.
Вилли Штойер, сопровождавший командира, как наиболее технически грамотный боец, увидев данное "сокровище" весчан презрительно скривившись сплюнул:
- Шайз. Дерьмо. Чешский легкий. Скорее всего гнил где-нибудь в качестве учебного. Камрады-панцеры его ненавидели. При попадании от заклепок был эффект шрапнели. Не убьет, так ранит.
И потеряв интерес, начал обход-осмотр окрестностей в соответствии с требованиями полевого устава вермахта.
А Левон полез в башню, с интересом рассматривая устройство техники, которую видел только извне.
Для Вилли это может и было "дерьмо-шайзе", а для него горькая памятка о героическом сентябре тридцать девятого....
Довоенная Польша.
Шляхетный гонор польской элиты. Взрывная гордость наследников бунтарей Костюшко и Домбровского. Показное смирение ревностных католиков, пытающихся от духовной власти прийти к власти реальной. Усиливается польский национализм. В ответ стремительно растут организации украинцев, белорусов, немцев, евреев. Традиционная кастовость польского общества трещит по швам, на фоне многовековой нищеты и полной покорности судьбе крестьян. Надежды на Великую Польшу от моря до моря сталкиваются с неграмотностью и технической отсталостью. Кружащие голову победы над Красной Армией смешиваются с пренебрежением "великих держав". Многим тогда казалось ещё немного, ещё чуть-чуть и древняя Ржеч Посполита возродится во всем своем величии: займет достойное её место на международной арене.
Старшеклассники Западной Беларуси зачитывались книгами Якуба Колоса, Янки Купалы,Змитрока Бядули, Максима Танка. Они читали, спорили, мечтали о самостоятельной и независимой Беларуси неподвластной игу жадных соседей: России и Польши. Организации взрослых готовились к вооруженной борьбе. Для победы нужны были подготовленные солдаты и офицеры. Знания, навыки и умения могла дать только реальная служба. Валовичу рекомендовали поступить в школу кавалерийских унтер-офицеров. Краса и гордость довоенного Войска Польского - уланы. Офицеры считали себя духовными наследниками знаменитых "гусар".
"Жизнь -- копейка, голова -- ничто"; "Двум смертям не бывать, а одной -- не миновать" - жизненный принцип офицера.
"Свищет пуля -- не моргни. Если в деле -- руби смело. Коль в атаку повели, ты коня не задержи. Богу душу поручи. Коль нужда, так уж умри!.." - заповеди рядовых улан.
"Настоящий гусар никогда не доживает до тридцати пяти лет". Слова Мюрата, одного из лучших маршалов Наполеона, были жизненным кредо для многих горячих голов.
Наивные мечты стать со временем офицером развеялись в первые же дни службы. "Унтер может иметь награды, заслуги, почет, но он никогда не станет офицером. Ибо "быдло" есть "быдло" и им останется навсегда".
Большую войну ждали с нетерпением. К ней готовились. Любой читающий газеты, слушающий радио поляк знал: через две недели польские кавалеристы будут в Берлине. Тачанки улан сметут свинцовым ливнем немецкую пехоту. Славные соколы Пилсудского, отчаянные и дерзкие, стальной метлой очистят небо от немецких стервятников...
...Через три дня после начала войны Главком маршал Рыдз-Смиглы бросил Варшаву.
...Через две недели немецкие войска достигли столицы Польши.
...Через тридцать два дня прекратили огонь последние очаги сопротивления.
Героические наследники гусар - самые боеспособные польские части - уланы не опорочили славы предков: шесть раз с пиками и шашками бросались в последней яростной атаке на немецкие танки....
...Это для Вилли такой танк - "дерьмо". Полк, где служил Валович под Слонимом, "панцеры" раскатали за сутки.
***
Дороги России.... Беларуси, Украины... Да какая разница в географических названиях? Второй послевоенный год. Не хватает всего и везде. Ах да, полно гуталина и чернил. И всем не до дорог.
Две глубоких колеи вырытых вначале буксующими машинами, потом чуть не буксующими танками. Выровненных тысячами и миллионами солдатских сапог месящих глину ли, суглинок и песок с одинаковым
"Твою мать, когда же привал?". И снова тихий тележный скрип, лошадка неспешно тянущая привычный селянский скарб: сено, мешки зерна, картошка, снопы льна ...
К месту группа вышла часа за полтора до планируемого. Здесь, между двенадцатым и одиннадцатым километрами, дорога плавно уходила вправо. За кюветом вырытым пленными и отбывающими трудовую повинность крестьянами, росли невысокие кусты и молодые деревца.
Перед поворотом колею покрывала лужа неизвестной глубины. До уходящей на заброшенную смолокурню широкой тропы метров двести. Хорошее место для планируемой засады...
... "Засада - заблаговременное и тщательно замаскированное расположение воинского подразделения на наиболее вероятных путях движения противника в целях его разгрома внезапным ударом, захвата пленных и уничтожения боевой техники" - в унтер-офицерской школе учили на совесть. Десяток лет прошел, а смотри-ка до сих пор помнится".
"И это "засада"? Курвячий род, до чего ты лейтенант докатился.... Вшестером на одну сельскую гниду...".
- Игнатович с Барским в лес. Притащите какую-нибудь валежину. Положите у обочины. Потом кинете поперек дороги. Нам только лошадь остановить. Не рубите ничего! Без шума обойдемся.
- Штойер! Пятьдесят метров назад. Страхуешь.
- Дудар и Злобыч на ту сторону.
- Никому не стрелять! И помните: крыса загнанная в угол опасней волка. Этот урод вооружен. Со страха может начать стрелять. Смотрите чтобы кого-нибудь случайно не ранил!
...Страх. Липкий всепоглощающий. Кажется всё нормально и вдруг пронизывающая от макушки до пяток волна. Сердце стучит как бешеное. Лицо горит жаром. Рука, держащая пистолет становится мокрой, и её приходится вытирать об штаны. И снова неторопливая поступь казенной лошади. Тишина и мысли. Мысли о подстерегающих его бандитах.
Он ехал один. Верный собутыльник Олесь собирался составить компанию, да после вчерашнего не отошел. Похмелье штука такая, иной раз до обеда не встать. А в райкоме сегодня "актив". Не отложить, не отказаться.
Он ехал один. Жалкий и испуганный. Каждую секунду ждал: из-за куста, стоящего вплотную к дороге поднимаются люди с оружием.... Каждый следующий миг переводил дух: никого....
Пустынная дорога. Одинокий и беззащитный. Хотя чего это "беззащитный". У него есть пистолет. Исправный, смазанный. Климек из него дважды стрелял в полено. Рука крепче сжимает оружие. Эх, практики в стрельбе маловато! Каждый патрон считан и пересчитан. В райкоме сегодня обещали дать целую пачку! Семьдесят две штуки! Тогда попрактикуется от души! Постреляет вдоволь!
И не надо будет унижаться перед этой высокомерной тварью - Адамовичем. Сволочь! Высокомерная мнящая о себе невесть что сволочь! Приехал черте откуда. В местных делах ни уха ни рыла не понимает, а мнит о себе. Как же "начальник милиции"! Г... он, а не "начальник"! Едут, едут! Их убивают, а они снова прутся. Он облизал пересохшие губы. Покосился на обложенную сеном бутылку самогона и вздохнул. Нельзя. Секретарь будет руку пожимать, вдруг учует? Начнет попрекать. Уже были случаи. Потом. На обратном пути.
С Адамовичем посчитается уже сегодня. В райкоме не знают ещё о "жидких деньгах", которыми налево и направо раскидывается этот мерзавец! Всем, всем уже "презентовал" спирт "старший лейтенант". Даже с мужиками и бабами работающими на стройке рассчитывается "чистым". Кое-кто уже в город съездил на "барахолку". Какие вещи провезли! В Б. берут ой как охотно. Лучше денег!
Ему же, председателю сельсовета - шиш! Как будто его не существует! Пусть-ка теперь райком разберется откуда спиртик и как оплачены дефицитные стройматериалы. Посадят! Должны по крайней мере. Не приветствуют "Советы" предпринимательство. Вот до войны в Польше... И снова глубокий грустный вздох.
Потер красные, после долгой ночной писанины, глаза. Бумаги должны быть красиво и ровно написаны. На это секретарь особо обращал внимание. Для этого им, сельскому активу, выдали по тощей пачке белых листов. Предупредили: сначала на негодной бумаге подготовить черновик, а потом уже перебелить.
Список кулаков. Список недоимщиков. И его гордость "Список участников самообороны". Ну и что, что не всех он точно знает? Поквитаться за кое-какие обиды пойдет! Прежде всего с главный врагом - милицейским "старшим лейтенантом". Сколько презрения было в небрежно брошенном: "Идиот!", - в ответ на просьбу охраны при поездке в райком.
Мысли о мести, о том как он будет смотреть на арест афериста Адамовича - отогнали страх. Климек взбодрился. Приподнявшись стеганул лошадь.
Полдороги. Уже полдороги проехал. Самые опасные! Заросли кустов стали реже. Сосняк отступил вдаль. При немцах повырубили метров на пятьдесят - остерегались партизан.
- Но! Тварь ленивая!
Видать отвлекшись на коня он и пропустил момент, когда на повороте возникла фигура человека с оружием.
Сельсоветчик обмер. Так и застыл изваянием в полуприседе: кнут в правой руке поднят над головой, в левой вожжи. Ступор продолжался пока Климек не плюхнулся обратно на доску-сиденье от толчка. Лошадь остановилась перед лесиной перегородившей дорогу.
Рука суетливо шарила в поисках пистолета, взгляд приковал человек в форме с автоматом на груди.
"И тут "старший лейтенант"! Матка боска! Ну что надо им именно от меня? Матерь Божья, чем я провинился перед тобой!".
Председатель осел кулем, когда сквозь страх пробилась: "Старший лейтенант! На груди ордена! Советский офицер!"
Климек соскочил с телеги. Как всегда перед важными людьми сгорбился, делаясь меньше. И комкая в руках польское кепи, зачастил:
- Товарищ старший лейтенант, как же вы меня напугали! Я председатель сельского совета Л. Еду в райком по вызову. Я уж думал бандиты. Вы же понимаете - нас сельский актив они "тер-ро-ри-зи-зи-ру-ют" - последнее слово он произнес по слогам. Оно было новое, недавно начавшее мелькать в газетах. Такое с непривычки сразу и не произнесешь!
Звуки раздавшиеся за спиной заставили сельсоветчика оглянуться. Там стояли и улыбались... бандиты.
Накатилась слабость. Мышцы расслабились, ноги подогнулись, окружающее закружилось всё быстрее - он отключился.
- Э! Э! Э! Придурок, не умирай! Твою мать! Да он обделался! - Ха-ха! -Хгэ-хгэ-гэ! Лесовиков разобрал смех. Зажав носы, они дурачились, сгибались от смеха, тыкали пальцем и снова заходились хохотом. Даже невозмутимый "пан лейтенант" улыбался, гладя морду лошади. "Активиста" закинули в телегу. Отряд, выслав пару головного дозора, направился в сторону смолокурни. Когда Климек очнулся - его везли. Не связанного и не избитого. Это будет позже, понял он. Будут издеваться, пытать - потом зверски убьют. Перед глазами стояли истерзанные тела милиционеров. Он без звука, боясь раньше времени привлечь внимание заплакал. Слёзы текли по щекам, капали на худую шею. В голове возникло: Ojcze nasz , ktorys jest w Niebie , swiec sie imie Twoje,przyjdz KrolestwoTwoje , badz wola Twoja , jako w... Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое... С первыми словами молитвы Климек ощутил и увидел всю свою жизнь, Целиком. Через все хрустально-прозрачные картины проходил черный стержень. И этим стержнем был страх. С первых дней детства. Сколько помнил себя Климек - он боялся. Страшился родителей. Мать, отец - давали хорошую трепку за каждую оплошность, каждый промах. Робел от своей неуклюжести, неумения драться так, как сверстники, проигрыша в детских играх. Потом был трепет перед учителем, старшими учениками, перед ксендзом.... Во взрослой жизни он трясся от страха перед начальниками и хозяевами. Привык горбиться и кланяться. И вот последний страх. Смертельный. По-детски спрятавшись от мира закрытыми глазами, он повторял раз за разом:
Ojcze nasz , ktorys jest w Niebie , swiec sie imie Twoje,przyjdz KrolestwoTwoje , badz wola Twoja , jako w... Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое... Остановившаяся лошадь, продолжала флегматично хлестать себя хвостом. А телегу окружили лесовики. "Председателя", теперь уже "бывшего председателя сельского совета", ткнули под ребра стволом и оберегая чуткую тишину соснового бора не повышая голоса спросили: - Бумаги. Печать. Потом был хлесткий, до разбитых в кровь шепчущих молитву губ удар. И полный ненависти второй тихий голос: - Чё молчишь, падаль. Пан лейтенант ждать не любит. Не стыдясь мокрых глаз, Климек присел. Порывшись, достал из под сена потертый старый портфель. Командир лесовиков смотрел на испуганного забитого крестьянина без жалости и ненависти. Таких он видел не раз. В немецком лагере для военнопленных. В антипартизанском эскадроне под Гродно. В отрядах "Черной кошки". Это были "холопы". Существа всю жизнь подневольные, всю жизнь живущие чьей-то, но не своей волей и мыслью. Смотрел и думал: "Убить? Ну как же это не ко времени! Осень. Уже очень скоро начнутся утренние заморозки, выбеливающие землю. Следы. Их уже никак не скроешь. Нужно уходить на зимовку, а тут будет куча военных и полицейских, роющих носом землю в наших поисках.... Не вовремя, как же это не вовремя". Идея пришла внезапно. Обсудили её с Вилли. Тот выслушал, подумал. Буркнул: - Зер гут. И ушёл готовить маленький костерок для еды. Он никогда не отличался разговорчивостью - этот настоящий немецкий камерад. Обер-ефрейтор, прошедший все фронты, но застрявший здесь - в армии "Черной кошки". У него не было иного выбора. Так получилось, что последней воинской специальностью Штойера были огнеметы. "Факельщики" жгли всё и всех. В Советской Армии действовало негласное правило: "таких" в плен не брать. Больше огнеметчиков, ненавидели только "власовцев". Обычный парень. Дисциплинированный умелый солдат. Для него главное в службе: " бефель ист бефель" - "приказ есть приказ". Добросовестному солдату жгущему людей, дома, танки, даже в голову не приходила мысль о преступности этих действий. Кто же знал, что его так подставят - эти козлы-начальники. М-да. "Хватит? Не сдохнет эта сволочь? Да вроде физически крепкий, на голодающего не похож. А все равно! Других вариантов нет". Когда Климек понял, что от него хотят, принялся с отчаянием обреченного отбиваться. Этим очень насмешил Валовича. Противиться Барскому, бывшему бойцу Красной Армии, потом солдату "Краевой самообороны" сходившемуся не раз в рукопашной с партизанами? Отпихиваться от Злобыча бывшего уголовника, а затем надзирателя Минской уголовной тюрьмы? Скрутили, морщась от вони, разжали зубы и влили в рот... Большущая бутыль самогона. Прозрачного и вонючего. Фляжка спирта. Хорошего, из немецких запасов. "Клиент" попытался несколько раз встать. Его несильным пинком переворачивали обратно на спину и от души веселились, наблюдая за "навозным жуком на спине". Неразборчивый мат вскоре перешел в похрапывание. "Активист" Советской власти свернулся на мокрой земле калачиком и заснул. Если бы Лявон изучал российскую историю, то вспомнил бы о Петре Великом и правилах "Ассамблей". Российский самодержец пристально следил за соблюдением порядка на них. Нарушителей установленных правил, независимо от пола и возраста, Петр заставлял в виде наказания выпивать одним махом "Кубок большого орла" - изрядных размеров винную чашу на подставке в виде двуглавого символа империи. Целая бутыль вмещалась в ее широкие края, - и выпивший, тут же пьянел до такой степени, что не мог оставаться на ногах. Пообедав, Валович лично отстрелял обе обоймы из "ТТ" по телеге. Одной пулей повредил край дышла: типа пьяный расстрелял всё по вверенному транспортному средству. Мог и лошадь убить. И это при крайней нехватке тягловой силы! Остатками самогона залили бумаги до нечитабельного состояния. "Печать сельского совета" пополнила оставленный немцами запас документов. Грязного и дурно пахнущего активиста закинули в телегу. Пистолет сунули в карман. Барский и Игнатович сопроводили "транспорт" почти до вёски. Лошадь животное умное. К дому придет сама. Возвращаться они должны были отдельно. Через "почтовые ящики" на железной дороге. Уже подходя к убежищу, Лявон вспомнил русскую пословицу: "И волки сыты и овцы целы".
"Твою мать, да вставай же ты, с-сука, на место...!". Ударил молотком не в полную силу. Ещё раз. Ещё. Наконец доска встала в распор. Задолбала меня эта амбразура. Задолбали инструменты.
"Мало придумать "что", так приходится думать и "как". Ни пассатижей, ни дрели, ни саморезов. "Как в дедовские времена". А я живу в эти долбанные "дедовские времена".
Раздражение перло из меня как тесто из тазика.
"Придумали строить опорный пункт силами пяти человек.
- Пусть все черновые работы выполняют рабочие, а вы самые важные и секретные. Народ не слепой и не глухой. Все будут знать, что где-то там что-то строится. А вот существенные для штурма детали: количество и направление амбразур, есть ли непростреливаемые и непросматриваемые зоны между укрепленными точками и прочее видно уже только в упор. - Объяснял нам инженер-строитель, подготовивший проект. - Сам процесс постройки разбивается на четырнадцать строительных циклов. Последним будет уборка территории и маскировка".
До вожделенной "уборки-маскировки" ещё как от Москвы до Берлина. Хрен ли инженеру: походил, потыкал палочкой, почертил на бумаге. Вечером с ребятами нажрался дармовым спиртом и укатил. А кто будет всё это реализовывать? "Если что обращайтесь!". Добрая душа! Ни телефона, ни интернета. Каждый раз двадцать пять км в одну сторону?! Достало меня всё это до печенок!
"Гвоздь, молоток, клещи, коловорот и ...прекрасный набор гаечных ключей. Местный жучара Савось где-то спер танковый ремкомплект. За скромные "поллитра" отдал с "от сердца отрываю". Лучше бы танк подогнал литров за десять. Закопали бы по башню и не выделывались с амбразурами...!"
"Твою мать!". Пытаясь забить гвоздь под острым углом, чуть не врезал по пальцу.
"Всё перерыв. В таком настроении травмироваться не фиг делать". И я полез из будущего дзота на поверхность. Как оказалось вовремя.
- Командир! Там председателя сельсовета привезли! - Азамат, дежуривший по ОП уже бежал через двор.
Настроение испортилось окончательно. Если мерзавца подстерегли лесовики - крупный втык обеспечен.
Каким бы плохим человеком он не был, но авторитет власти должен быть незыблем.
Сельсовет - большой квадратный дом, постройки польских времен. С оштукатуренными и давно небелеными стенами, располагался в центре вески. Толпа здесь собралась приличная. Как же: бесплатная развлекуха. Кому горе-беда, а им - забава. Не хватало уродов с мобильниками - "срочно выложить в интернете".
С нами все "здоровались". Деревенский обычай всегда приветствовать даже незнакомых - одинаков и в России, и в Беларуси.
От телеги, где лежал председатель, шла такая вонь! Самогон, перегар, навоз - меня аж передернуло.
"Местная власть" лежала свернувшись и ... храпела!
- Тю! Так вiн же п'яний до усрачки! - Нечипорук не деликатничал. А я, приподняв фуражку за козырек, почесал макушку.
"Вот это СИТУАЦИЯ! Парень со страху перепил и уснул. И что теперь делать? Подрыв авторитета власти налицо, только милиция здесь причем?"
- Командир, дивись а по ньому хтось стрiляв! - Сема обошел вокруг возка и коня, флегматично кормившегося травой с обочины.
- Семен! А вы случаем не знаете фамилию этого "хтось". Я с вас удивляюсь. Такой умный мужчина, в чинах и не знает то, что знает весь "Привоз"!
- У него родня есть? - я обращался к ближайшей кучке перешептывающихся весчан.
- Ёсць. Мацi цяпер з поля бяжыць ?жо, - сообщили мне несколько голосов сразу.
- Семен, сдается мне, что данная транспортная единица есть важное вещественное доказательство. А потому ему место в "кладовой вещдоков".
Ничипорук заулыбался так, будто мне удалось что-то "прихватизировать". Хотя.... Есть определенный напряг с жалобами возчиков на тему: "овес нонче дорог". Пара-тройка дней, максимум неделя нас не спасут, но кой-какая экономия будет.
Брезгуя касаться пьяного "сельского активиста", Семен взмахом руки подозвал пару хлопцев и они переложили тушку с телеги на травку у заборчика.
- Семен, ви только посмотрите, как уважают люди "представителя власти". Они здраво рассудили, что в его состоянии немножко грязней не страшно, но насколько мягче голове! - Хлопцы перемещая "пана председателя", исхитрились использовать в качестве "подушки" почти свежую коровью лепешку. Теперь они с приятелями о чем-то весело перешептывались.
На всякий случай я обыскал лежащего. В кармане нашелся потертый "ТТ". Нечипорук понюхав ствол и повторно проверив обойму подтвердил моё мнение:
- Очень похоже стреляли из него.
Дело получалось гнусное. При осмотре телеги нашелся портфель, с кипой мокрых, воняющих сивухой бумаг. Здесь же валялась почти пустая бутыль из под самогона.
Анекдотический случай превращался в серьезное происшествие. Расстрелянная из личного оружия телега. Один из выстрелов пришелся по дышлу. Как ещё лошадь не пострадала!
Опросить виновника можно будет утром. Да и так понятно что он будет говорить: "пьяный был, ничего не помню".
А мне предстояло хорошо подумать над своими действиями. Пока же вместе с Сёмой мы пошли в плановый обход.
Вечером, закрывшись в кабинете, мы с моим "политическим советником" Геней Шацем обсудили ситуацию. Старшина почти весь день провел в лесу. Исполняя приказ майора Плаксина, ему пришлось нарезать круги вокруг вески в поисках неизвестно кого и непонятно чего. Да ещё и с риском нарваться на засаду лесовиков. Он расслабившись полулежал на старом диване, а я ходил по комнате:
- Понимаешь, Геня, здесь два варианта. Мы можем прикрыть "плешивого". Он нам будет обязан и соответственно хочет или не хочет, но обязан будет делать то, что мы ему скажем. Думаю, пара "доносов" у него уже готова. Здесь положительно, то что у нас остается чистой совесть.
Второй "вариант" - раскручиваем "дело" и отдаем "председателя" под суд. Человек получает срок. Морально мне лично претит, но мы честны с законом. Здесь возникает вопрос: кого изберут вместо? Хотя у меня есть одна идея. Как ты думаешь, сможем мы протолкнуть в председатели Лучонка?
* Подъем. Выдвигаемся к дороге! Порядок следования прежний!
**Любимый! Я так по тебе соскучилась! Завтра на нашем месте