Если после всего сказанного вы продолжаете верить в божественное провидение и не видите, что ад давно воцарился на земле, вы безнадёжно больны.
Вскрыв вены себе в алкогольном бреду,
Тону я в бездонном кровавом аду,
Мозги стали кашей из мыслей и слов,
И в глотку течёт вино тёмных богов.
Я вижу, как грешники падают ниц,
Как демоны трахают в жопу блудниц,
Мздоимец, давясь, хлещет жидкий свинец,
Сдавили щипцы любодея конец.
Убийц пожирают голодные псы,
Рвут мясо со щёк, отгрызают носы,
Вопит и трясётся в конвульсиях вор,
Клинок в его сраке как вечный запор.
Внутри закипает желудочный сок,
Пятнают одна за одной язвы бок,
Искромсан живот, рёбер скрученных треск,
И в брюхе говна раскалённого плеск.
Как жадно огонь пожирает меня,
Святое дерьмо, очищенья хуйня,
Глаза вытекают, и череп раздут,
Безумствует плоть под давлением пут.
Вскрыв горло себе в алкогольном бреду,
Я клоуном буду в кровавом аду,
Мозги стали кашей бессмысленных слов,
Мой труп, моя смерть и молчанье богов.
Весь живой мир являлся иллюзией. То, что я принимал за реальность, на самом деле оказалось миражом, всего лишь маскировочной сеткой толщиной со старый нейлоновый чулок.
Настоящая реальность пряталась за этой ширмой.
Базальтовые блоки устремлялись в черное небо с воющими звездами. Я думаю, что эти блоки были руинами огромного разрушенного города. Он стоял посреди бесплодной равнины. Бесплодной, но не пустой. Широкая, бесконечная колонна обнаженных людей брела через нее, опустив головы и едва волоча ноги. Это кошмарное шествие тянулось от самого горизонта. Колонной управляли похожие на муравьев существа, в основном черные, но были там и темно-красные, цвета венозной крови. Когда люди падали, эти существа набрасывались на них, кусали и били, пока упавшие не поднимались. Я видел молодых мужчин и старух. Я видел подростков с младенцами на руках. Я видел детей, пытающихся помочь друг другу. И на каждом лице - застывшее выражение неимоверного ужаса.
Они брели под печальными звездами, падали, получали наказание и снова вставали с зияющими, но бескровными ранами от укусов на руках, ногах и животе. Бескровными, потому что все они были мертвы. Глупый мираж земной жизни развеялся, и вместо небес, обещанных проповедниками всех мастей, их ждал мертвый город с циклопическими каменными блоками под небом, которое само являлось лишь ширмой. Воющие звезды были вовсе не звездами, а воронками, и вой, исходивший из них, издавала истинная potestas magnum universum. За небом находились сущности. Живые, всемогущие и совершенно безумные...
Этот ужас был загробной жизнью, ожидавшей не грешников, а абсолютно всех без исключения.
Именно таким оказался исход земного существования.
Дерьмо, блевотина и гной,
Здесь разложенье торжествует,
Во мне гнездится дух чужой
И плоть и кровь мою смакует.
Провалы глаз, раздёртый рот,
Изодранные в клочья вены,
Сношает ненасытный демон.
Комок кишок, палящий зной,
Жгут нервов, скрученный желудок,
Он рвёт мне душу и рассудок.
Истерзан член, клочки волос,
Мучений бесконечных сети,
Дух сотней фаллосов-заноз
В мою проникнул добродетель.
Последний проблеск, слабый свет,
Узрел я сквозь кошмарный бред
Исход всего существованья.
4. Покарай меня, если сможешь
Пусть бог не волнует тебя, как и перспектива провести вечность, поджариваясь на медленном огне за свои преступления. Любой недоумок знает, что ничего такого не существует. Каким жестоким должно быть сверхсущество, чтобы создать столь изгаженный мир. Даже если мстительный бог телеевангелистов и облачённых в чёрное растлителей малолетних существует, разве сможет этот испепеляющий молниями громовержец обвинить тебя в содеянном? Разве это ты сделал так, что твой пьяница-отец недосчитался верхней ступеньки, упал с лестницы и сломал себе позвоночник? Он превратился в ни на что не годный кусок мяса, а вы с матерью лишились единственного источника доходов. Разве это ты создал в этой дерьмовой стране кризис, из-за которого никто не хотел брать вас на работу? Что тебе оставалось? Только шарить по чужим машинам в поисках чего-нибудь, что можно было продать. И кто кинет камень в твою мать, которая от безысходности начала пить в провонявшей болезнью и мочой квартире и уже не могла остановиться даже после того, как отец наконец-то умер? Цирроз печени вскоре свёл в могилу и её, и ты остался абсолютно один в этом лучшем и доброжелательнейшем из миров. Кто предложил тебе другой выбор, кроме как залазить в квартиры таких же нищебродов и копаться в их убогих пожитках? Потом в твоей жизни появилась она, и в кромешной тьме ненадолго блеснул свет. Но она узнала о твоих делах и сказала, что уйдёт и даже сообщит властям, если ты не прекратишь. Можно ли обвинять тебя в том, что в порыве гнева ты ударил её молотком по голове, и она больше не встала? Разве можно поставить на тебя клеймо извращенца потому, что ты решил в последний раз насладиться её телом перед тем, как его скроет земля? И так ли трудно понять тебя, подстерегающего с тех пор похожих на неё девушек после захода солнца? Ты просто хочешь разделить с кем-то своё одиночество, но они все как одна стремятся убежать прочь, и не остаётся ничего, кроме как перерезать им горло.
Так пусть же Творец покарает тебя, если сможет.
Ты, который жизнь дал мне,
Ты, кто кость бросает мне,
Ты, за то что жизнь дал мне,
Да, я твой раб, твой жалкий раб,
Трахни меня, я гол и слаб.
Прозаические тексты вдохновлены романами Стивена Кинга "Мистер Мерседес" и "Возрождение". В частях N1 и N4 присутствуют цитаты из книги "Мистер Мерседес", в частях N 2 и N 3 - из книги "Возрождение".