Солнце уже катилось к воде, и в вечернем гаснущем свете фигурка Дины казалась нарисованной прямо на южном небе. Подтянув колени к подбородку, она обняла их тонкими руками, и я невольно залюбовался и этими руками, и ее красивым точеным профилем.
Сделав глубокий вдох, я медленно пошел к ней, неуклюже оступаясь на предательски зыбучем песке. Каждый шаг давался с трудом, ноги проваливались в возникающие под ними воронки. А двигаться быстрее было невозможно - мой скафандр оказался слишком тяжелым и неудобным для ходьбы по берегу моря.
...
"Гениальная инженерная разработка", скафандр КН-12, суливший массу возможностей вместе с неслыханно надежной защитой, оказался на деле громоздким, совершенно неудобным агрегатом. В мои обязанности входило тестирование опытного образца в реальных условиях, и список замечаний, который я собирался представить разработчикам, рос с каждым днем.
Сказать по правде, таким же громоздким и неудобным был весь наш корабль, с тесным командным пунктом, еще более тесными каютами, и кучей ненужных функций, записанных в память бортового компьютера. Но, несмотря на все свои недостатки, корабль исправно поддерживал жизнь и работоспособность людей. Далеко, немыслимо далеко от Земли, в черном ледяном вакууме, посреди звезд. И жужжали в деловитом спокойствии приборы, и горела зеленая лампочка, сигнализируя, что "полет проходит нормально", и светилась на экране обзора загадочная гневно-красная планета.
Чужая Планета - такое название мы дали ей в первый же день. И, хотя в каталоге она значилась под другим именем, для нас эта лишенная воды пустыня с алыми скалами называлась так. И, глядя на ее очертания на экране, я ловил себя на мысли, что мне нравится моя чертова работа. Что я, как это не странно, люблю свой корабль. И эту тесную кабину, и даже этот неудобный скафандр. Потому что, не будь его, как бы я смог совершить высадку на чужой песок? И увидеть эти скалы и странные, почти разрушенные временем сооружения, оставшиеся от давно погибшей цивилизации.
...
Я все-таки дошел. Надо же, каких-то десять метров, а с каким трудом я их преодолел. Она сидела на огромном валуне, гладко обточенном водой, под ее ногами клубились пенные барашки волн, накатывающих на берег и почти подбиравшихся к носкам моих тяжелых ботинок, а ветер легонько трепал ее рыжие пряди.
-Дина...
Мне казалось, что я сказал это громко, но она не повернула головы, продолжая не замечать меня, застывшего почти у самых ее босых пяток, но все же недостаточно близко, чтобы дотянуться до нее рукой. Я боялся ступить еще шаг, рискуя провалиться по-колено в своем скафандре, и просто повторял все громче: "Дина, Дина"... но она не слышала. Потом я понял, почему. Скафандр.
Ведь я не снял шлем, а КН-12 не был снабжен звукопередающей системой. Черт возьми.
За спиной я держал букет весеннее-розовых тюльпанов с пушистой белой бахромой - ее любимый сорт. И мне пора было уже отдать ей эти тюльпаны, пока стебли не превратились в кашицу в моей жесткой перчатке, сжимавшей их мертвой хваткой Дарта Вейдера.
Но я не дотянуться до нее и не мог окликнуть..
Какая нелепость! Стоять у самых ее ног, держать в руках цветы и не иметь возможность позвать ее. А Дина, как назло, совершенно ушла в себя, задумавшись о чем-то так глубоко, как только она одна и умела, сосредоточенно нахмурив брови и уставившись куда-то в небеса. Возможно - я улыбнулся этой мысли - она думала обо мне. О покорителе космоса, ушедшем в глубокое черное ничто, навстречу неизвестности и Чужой Планете. О днях, проведенных вместе, о минутах душевной близости, о словах прощания... о последнем букете, выброшенном в урну.
Я поморщился от этого воспоминания. Да, прощание вышло скомканным и злым, почти перечеркнув все наше доброе прошлое.
...
- Зачем тебе эта планета?! Зачем?
- Это моя работа.
- Нет! Это не твоя работа! Ты уже был в дальнем рейсе, а такой рейс полагается только один раз за все время службы. Я узнавала...
-Да? Любознательная моя... а вот смотри, какие цветы, кажется, они называются...
- Зачем мне твои цветы?! Я...
- Кстати, да - зачем? Мне всегда было интересно, что ты находишь в этих моих подношениях? Ну, посмотришь, понюхаешь. Ведь через полчаса забываешь, даже воду в вазе никогда не сменишь...
Она посмотрела на меня своим любимым трагичным взглядом, и я понял, что сейчас прозвучит что-то пафосное.
- В твоих подношениях, Андрюша... я находила тебя.
Так и есть, пафос аж на зубах скрипит.
- Но меня-то в них никогда не было.
- Не было, - она опустила голову и посмотрела на меня исподлобья уже не трагичным, а каким-то тоскливым, непонятным мне взглядом. - Но, по большому счету, тебя вообще не было. Со мной. Ты всегда оставался где-то там, в своем глубоком космосе или на чужих планетах. И никогда не снимал скафандра.
- Конечно, солнышко. Скафандр нельзя снимать, без него на чужой планете запросто можно погибнуть, - я все еще пытался свести все к шутке и помириться, хотя и ежу было понятно - прощание уже не удалось. - Так вот, цветы. Подношение, в котором много меня. Кажется, они называются...
- Гладиолусы, Андрей. Это - гладиолусы. А я всегда любила только тюльпаны.
Она протянула руку, взяла из моих ладоней букет и с размаху швырнула его в окно. Перегнувшись через подоконник, я проследил за его полетом - гладиолусы упали прямиком в урну. Такое точное попадание вслепую - наши системы наведения обзавидовались бы.
...
Ну что ж, а теперь я вернулся. И принес тюльпаны. Так что ей уже пора было посмотреть на меня, и вскрикнуть и засмеяться - или что там положено делать в таких ситуациях. Спуститься, наконец, ко мне, со своего каменного трона.
- Дина...
Я все-таки дотянулся до камня, уперся в него затянутой в перчатку рукой и постучал тем самым, "нашим" условным стуком - тук-тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Она не отреагировала. Странно, даже если моя "прослушка" искажала звук, и на самом деле он был более тихим, чем мне казалось, все равно - стук перчатки по камню должен был быть отчетливо слышен. Зеленый индикатор над моим левым глазом продолжал гореть, сообщая, что "все показатели в норме", а Дина все также смотрела куда-то вверх.
- Хватит пялиться в небо, я здесь! - сказал я, уже не особо надеясь быть услышанным.
Нелепость ситуации начинала раздражать - я стою у самых ее ног, а она сидит там, наверху, как истукан. В конце концов, так и простудиться можно. Нагретые за день на солнце камни обманчивы, их тепло улетучивается с первыми вечерними минутами, и зазевавшиеся "посидельцы", могут запросто застудить себе что-нибудь. Хотя, холод этого валуна, конечно, никогда не сравнится с холодом скал Чужой планеты.
...
Помню свою последнюю высадку на нее. Рыжая, медная, охряная пустыня вокруг и далекие скалы, играющие всеми оттенками красного. Почти как осенью в моих родных лесах под Питером, когда болота окутываются золотым и рыжим, только рыжего больше, а золотого нет совсем.
- Почему молчишь? Отвечай, - голос командира в наушниках.
Ему, похоже, было очень скучно в своем командном пункте. Командир не имеет права покидать корабль, и он был единственным из экипажа, кто ни разу не совершал высадку на Чужую Планету.
- Что отвечать? Все спокойно, лампочка горит, показатели в норме. Двигаюсь по направлению к цели исследования.
Он помолчал и вздохнул.
- Ну... и как там?
- Красиво.
Я сказал первое, что пришло в голову. Ну, а что еще можно сказать обо всем этом?
Как? Чуждо, невероятно... и красиво. Можно было бы даже сказать - прекрасно. Именно такой ландшафт представлялся мне, когда я уговаривал руководство включить меня в экипаж. Я знал, совершенно точно знал, что невероятная и неожиданная планета окажется такой. И что на ее поверхности найдут следы другой цивилизации.
Никто не верил, а я знал.
- Красиво?.. Но, небось, не так красиво, как на Земле?
Как сказать. Я не был уверен. Да, здесь не было ни морей, ни океанов, ни рек, ни озер... ни лесов, ни птиц... однако, была в этом загадочном, заколдованном мире какая-то гордая грация, невыразимая словами тайна, навсегда замолчавшая в застывшем безветренном сне.
Но я не стал огорчать командира. Ему было бы слишком обидно узнать, что пейзаж, который он никогда не увидит, красивее всего, что я видел на Земле. Да он и не согласился бы со мной, потому что, как и Дина, не представлял жизнь без моря. И я сказал:
- Да. Не так. Далеко им тут до нашей Земли...
...
- Дина!
Да что же это такое, в самом деле - я вернулся, я прилетел к тебе! Оглянись!
Я все-таки сделал еще шаг и, как и ожидалось, погрузился почти по-колено. Неугомонные волны сейчас же принялись подтачивать мои ноги, безуспешно пытаясь добраться до них сквозь скафандр. Да, сейчас я бы с удовольствием окунулся в море. Наверняка оно было теплым, но бодрящим, как приятно было бы заплыть далеко от берега и покачиваться на ласковых волнах, глядя в закатное солнце.
Молодец, Дина, времени без меня не теряет. Приехала вот на море, загорает, купается. А меня и не предупредила, что поедет...
Стоп. А, кстати, как я узнал, что она сейчас здесь, а не дома?
Пораженный внезапной мыслью, я замер, с идиотским вниманием вглядываясь в окошко обзора.
Я не мог вспомнить, как узнал о ее местонахождении. Как добирался сюда, как покидал космодром... как прибыл на космодром...
Черт! Я не мог вспомнить ничего, кроме красной пустыни перед глазами и зеленой лампочки индикатора. Чем закончилась последняя высадка на Чужую Планету? Почему мы досрочно вернулись?
И почему я до сих пор... в скафандре? Зачем он мне здесь?
В изумлении я попытался выбраться из воды, но только все сильнее увязал в зыбком илистом дне. Проклятый песок! Если бы берег был каменистым, мне было бы легче, но, похоже, облюбованный Диной валун был единственным камнем в ближайшей округе.
Это что, шутка? Я хотел подшутить над Диной? Но кто позволил мне взять с собой дорогущий скафандр?
Так.
Я посмотрел на нее и в безнадежном усилии понять, что происходит. Потом уронил глупый букет в воду.
- Дина, у меня провал в памяти... как в том анекдоте. Доктор, у меня провалы в памяти. И давно они у вас, эти провалы? Какие провалы, доктор?..
Она вздохнула там, на своем камне и вдруг посмотрела прямо на меня.
-Андрей...
...
Сегодня я почему-то весь день думала о нем. Не знаю, что на меня нашло, просто какое-то наваждение, все вокруг напоминало о днях, проведенных вместе. Прохожий похож на бармена из нашего любимого паба. Таксист, щурит глаза, в точности, как Андрей... у дворовой собаки уши, как у нашего пса. Нашего Общего Пса. Мы так его и назвали, сократив потом до куцего "Ноп". Ноп, фу! Ноп, сидеть. Ничего-то он не понимал и не слушался, но мы его любили не за послушание.
Попал под машину, бедняга, за месяц до старта Андрея.
Не знаю, почему именно сегодня, почему именно здесь. Ведь мы никогда не были вместе на море, и ничто тут не должно было бы ассоциироваться с ним. Но весь день я не могла отвести глаз от неба и, в конце концов, пришла на этот безлюдный берег, взобралась на камень и бездумно просидела на нем часа два.
Первое время все жалели меня. Как же, жена астронавта, это почти так же героически, как мать-одиночка. Ну, не совсем жена, и даже совсем не жена, но все же. Любовница астронавта, героическая боевая подруга. А уж после того, что случилось... сто очков вперед любой многодетной матери-одиночке.
А я поначалу злилась, носила темные очки, огрызалась и скалилась в ответ на сочувствующие взгляды. И, просто назло всем, стала говорить, что верю в его возвращение. Что он вернется ко мне, слышите, потому что, как в старинном стихотворении "просто я умела ждать". Да, как никто другой, вот именно, и никаких других у него не было, и быть не могло. И не будет.
Кивали, сочувствовали, отводили глаза. Вздыхали, похлопывая по плечу рукой.
Самое смешное, что я, действительно, была уверена в том, что никого у него, кроме меня, не было. Я была единственной. Единственной женщиной, но не единственной страстью. Где-то там, в проклятых глубинах бесконечных галактик, ждало его что-то намного более притягательное, чем любая женщина, любой дом и уют, чем тысяча обожающих Нопов, и много тысяч дорог. И это что-то, неживое и темное, влекло его к себе сильнее любых земных привязанностей. По большому счету, если всерьез задуматься о наших с ним отношениях, то - что я могла бы сказать теперь о нем? Ни-че-го. Астронавт, пришелец с другой планеты, всегда закованный в непробиваемый скафандр, он был мил и нежен... но ведь так никогда и не пустил меня к себе в душу.
И, откровенно говоря, если бы Андрей, действительно, вернулся сейчас - как бы сложились наши отношения? Если вспомнить прощание, гладиолусы и его холодные льдисто-серые глаза под косой белобрысой челкой. Они бы никак не сложились. Никак.
А сейчас... сейчас я могла сидеть тут, на этом камне, и ждать, и верить, и любить. И быть сильной, и не плакать и оскаливаться по-волчьи на сочувствующие взгляды. Потому что - как же, жена астронавта, ну и что, что не совсем жена.
Ветер коснулся моих ног холодноватыми пальцами, и это почти прикосновение снова напомнило мне Андрея. Не удержавшись, я зачем-то прошептала его имя, но, тряхнув головой, решительно прогнала наваждение и соскользнула с камня вниз.
...
Она посмотрела прямо на меня и вдруг съехала на пятой точке прямо в воду. Встала, взъерошила медные волосы.
Я протянул руки и засмеялся под своим шлемом, но она вдруг решительно прошла мимо меня и легко зашагала по тропинке наверх, к поселку.
- Дина! - я заковылял следом, все так же проваливаясь в песок.
Уже отчетливо сознавая, что случилось что-то непоправимое, но все-таки не решаясь поверить, прогоняя, отчаянно прогоняя от себя упорно зудящую в голове мысль.
Она не видела меня. Просто не видела и не слышала. Не из-за скафандра, нет.
Я попытался ускорить шаг - зеленая лампочка замигала ярче, но ноги отказывались слушаться. Похоже, КН-12 не был предназначен для бега, разработчики не предполагали, что кому-то придется гнаться в скафандре за любимой девушкой.
Остановившись, я с отчаянием наблюдал, как она удаляется от меня - вверх, вверх, все выше. И простой вопрос "почему?" заполнил все пространство вокруг.
Почему я здесь, почему в скафандре, почему с тюльпанами в руках? И почему Дина не видит меня? Что же случилось во время последней высадки на Чужую Планету?
Мучительно вспоминая, я закрыл глаза - в темноте вокруг продолжал мигать зеленый огонек. "Все показатели в норме".
Да? Но так ли это? Не значил ли зеленый цвет что-то другое?.. почему-то сейчас мне казалось, что была какая-то история, связанная с этим цветом, какая-то несостыковка...
И я вспомнил.
Путаница с индикаторами.
По всем стандартам зеленая лампочка означала позитив, нормальное состояние и штатный режим работы. А красная - аварию и "немедленно возвращайтесь". Так было всегда, и в кабине оператора всегда спокойно горел зеленый огонек. А в КН-12 почему-то сделали наоборот - красный индикатор горел постоянно, а зеленый загорался в минуты опасности. Не знаю, было ли этому виной нестандартное мышление разработчиков, решивших поменять правила, или перепутали уже при сборке... я включил эту особенность в список замечаний, и, не сомневаюсь, в следующей партии, все будет уже исправлено. Но в моем скафандре зеленый был цветом тревоги. Я прекрасно знал об этом, но за долгие недели сидения в кресле оператора так привык к спокойствию зеленого цвета...
Значит, во время высадки что-то случилось, система дала сбой, и мне нужно было срочно возвращаться. А я упрямо продолжал двигаться к забытому всеми богами строению иного разума.
Нелепая ошибка, совершенно нелепая, детская, недостойная астронавта с таким опытом. Я шел по пустыне, впереди меня ждали полуразрушенные здания, в наушниках звучал голос командира... и я сказал:
- Да. Не так. Далеко им тут до нашей Земли.
Потом окошко начало темнеть, а, когда посветлело, я взял букет романтично-розовых тюльпанов и пошел к морю. К камню на морском берегу, и к Дине, уютно устроившейся на его верхушке.
Но не дотянулся, не смог окликнуть ее, и остался один.
Постояв на тропинке, я повернулся и медленно побрел назад к морю. Почему-то в этот раз идти было легче, видимо, я уже наловчился передвигаться в скафандре по песку. Дойдя до камня, я остановился и посмотрел на закат. Солнце наполовину скрылось в спокойных темных волнах, и золотисто-красная дорожка скользила от горизонта до самого берега.
Глядя на эту дорожку, я подумал, что мне уже никогда, наверное, не удастся снять скафандр. И никогда больше не получится искупаться в море.
И еще я подумал о том, как же все-таки красива эта невероятная, загадочная, но уже не моя, не моя...чужая планета.