Старый матерый самец с поседевшим загривком и подпалинами на груди. Он бежал быстро, так как бегают волки, когда они догоняют, когда добыча близка и уже чувствуется вкус дымящейся крови. Неутомимые мышцы работали размеренно - Раз-два, раз-два - бросая тело сквозь кусты и ветви - вперед, вперед, навстречу. Серая тень бесшумно неслась по лесу, и даже ветер, казалось, движется громче. Ночная охота! Когда волк выходит на охоту весь лес узнает об этом - по запаху опасности, по движению листвы - и сейчас была именно такая минута, минута, когда все замирает в тревожной тоске - пронесет, минует или нет?
И все же что-то было не так. Если бы нашелся сейчас в лесу сторонний наблюдатель (хотя, что делать ему в лесу в такую ночь?) и если бы смог он промчаться бок о бок с волком хотя бы пару минут, что бы, действительно, пронаблюдать за ним, то, возможно - возможно! - он заметил бы некоторую странность. Странность в звере или в движении его или еще в чем - черт его знает - но только... показалось бы ему, что - волки так не бегают. Не так бегают они, когда догоняют добычу, когда чувствуют запах крови, когда... да и всегда. И еще показалось бы ему, что зверь бежал не за добычей, и не голоден был вовсе, а бежал себе - просто потому что бежится, как бегают дети и нелюди.
И хорошо, что в этот час не нашлось в лесу наблюдателя. И некому было заметить эту странность.
Волк бежал по лесу, и луна неслась ему навстречу.
...
...Раз-два! Раз-два! - ветви и сосновые иглы, запахи и шорохи, тени и стволы - я летел сквозь ночь, и осень хохотала мне в морду. Вперед - о, вперед! Какое наслаждение! Я слышал все звуки, все голоса и отзвуки, я видел все тайные тропки и ловил своей раскалившейся пастью холодный туман октября.
На редкость странный выдался нынче октябрь - то холодный, то жаркий. А теперь вот - туманный. Это знали все - все знали, что октябрь необычный, холодный там или нет, но кто мог бы узнать его так, как я? Попробовать его на вкус, потрогать его руками, точнее, лапами, почувствовать его кровь в пасти, его тоску и боль в своей груди. И, разрывая грудью кусты, я в который раз задумался - я счастлив? Счастлив ли я, или это лишь наваждение этой осени, только лишь наваждение моего второго тела... второй души?
Я знал одно - то, чего я ждал много лет, наконец, свершилось.
С самого детства я верил, что не похож на других людей, что мне уготована особенная роль, и когда-нибудь судьба подарит мне свой леденец в красивой упаковке. И вот оно - произошло, случилось, началось! Странно, что я не помнил сам момент превращения, изменения своей личности - просто я однажды заснул, а проснулся совсем другим. Совсем, совсем другим. Особенным.
Я был свободой и силой, ветром и безумием, луной и ее ликующим светом.
Я мог и придти куда угодно и взять, что пожелаю.
И, боже мой, с каким же наслаждением я приходил! И брал, брал, брал - не только добычу (хотя и ее, и ее - кипящую кровью и дерзостью) - но и эту опасность, эту борьбу и битву, и сам этот бесконечный бег в ночи, колдовской туман октября.
Просыпаясь, я плохо помнил события минувшей ночи, да оно и к лучшему - слишком четкие воспоминания, возможно, отравили бы ощущение радости и свободы. Меня тошнило размытыми воспоминаниями, я, как зомби, через силу пялился в лица сослуживцев - таких несчастных писарей - и, ожидая вечера, считал минуты.
И снова наступала ночь.
Сколько таких дней и сумасшедших ночей мне отмеряно? - откуда мне знать. Лишь в одном я был твердо уверен - я выиграл приз, и теперь его никому не отдам.
Переплыв реку, я в несколько прыжков преодолел подъем на пологий холм. Внизу открылось небольшое поселение - иногда я приходил сюда за добычей.
Однажды на меня устроили облаву... нескольких охотников я убил, остальные быстро разбежались. Позднее, ночью, я проник в дом одного из мужчин, принимавших участие в облаве, видимо, главного - это произвело впечатление. Надо думать, произвело - вся деревня была в панике целую неделю, и больше они охотиться не пытались. Жаль только, что вместе с ним пришлось убить всю его семью, они так кричали... мне пришлось.
Завыли деревенские собаки. Слабо так, неуверенно. Этот звук, я не любил, он вызывал во мне странные ощущения - неясные предчувствия, воспоминания о том... о чем лучше не вспоминать. Поэтому, бросив на деревню последний взгляд, я развернулся и поспешил вернуться в темноту.
...
Бац! Радужные пятна и горячие искры в глазах.
Я рывком поднялся с кровати и, конечно, опять со всего размаха впечатался затылком в потолок. Скатился на пол и уже там, насильно расслабляя мышцы, в который раз поздравил себя с пробуждением. Проклятые рефлексы никак не хотели мириться с высотой потолка (следствием толщины моего кошелька), и почти при любом пробуждении швыряли меня на пол, реагируя на удар по затылку. Поднявшись, я распахнул окно и подставил ладони туману. Подышал грибной сыростью октября.
Мне опять приснился этот сон. Тот сон, впервые приснившийся в детстве - в котором падаешь и падаешь сквозь белый морок - и вроде бы радость, полет, но чувствуется движение, движение вниз, и стынет в глазах белизна, и холодно, холодно, холодно...
Сон этот означал лишь одно - что где-то в округе опять объявился очередной Он(забери его бес со всеми потрохами!), и значит, мне снова надо спешить.
Я закурил и, торопливо глотая дым, еще раз потрогал ладонями туман - мельчайшие капельки оседали на рукавах, делая их скользкими. Мне и хотелось и не хотелось на улицу. А впрочем, кто меня спрашивал - надо было торопиться.
Положим, в Городе Он пока никого не тронул - иначе я бы слышал об этом, но вот в окрестных деревнях уже наверняка начались неприятности. Если не бедствия. И пора было приниматься за дело, пока народные умельцы не полезли вперед батьки в пекло. Пошарив под столом, я достал коробку с несонным порошком и отсыпал в кружку несколько щепотей - зелье это мне продали как снотворное, но на меня оно почему-то оказывало обратное действие, помогая проснуться и собрать мысли в кучу. Беда была в том, что разводить его надо было кипятком или хотя бы горячей водой, а таковой под рукой у меня, увы, не было. Я еще раз глубоко вдохнул осень и в раздумьях почесал щеку. Спускаться вниз, кипятить воду, рискуя разбудить хозяев... нет, эта идея мне не улыбалась - во-первых, долго, во-вторых, хозяева. Хозяева, они ведь... В общем, пусть спят.
Хозяевам я всегда удивлялся - пустить постояльцем такого человека как я, запросив такую малую цену! И, хотя, положим, чердак, где я жил, больше походил на гроб, и никакой другой постоялец в нем бы не поселился - все-таки! Ни лицом, ни манерами я никогда не радовал людей, и хозяйка сразу спросила: "Проблемы с законом?" Я кивнул тогда, не вдаваясь в подробности, и она спокойно пустила меня в дом.
Не знаю, не пожалела ли она потом об этом... хотя - ни палисадника, ни огорода, ни живности у них не было, и значит вред я причинял минимальный - ну, засохла пара-тройка и без того облезлых кустов, что там.
Плеснув в кружку холодной воды, я с опаской попробовал получившийся напиток. Дрянь. Пришлось добавить немного джина из фляги (неприкосновенный запас! - по такому поводу...), получилось и вовсе омерзительно. Выплеснув остатки за окно, я стал собирать сумку - пора было двигать, к утру я должен был быть в деревне.
Улица встретила меня октябрем, и туман торопливо потек мне за воротник. Осень - я всегда любил ее, и только туман... от него мне делалось как-то не по себе и начинало знобить.
И только уже на дороге я вспомнил, что не увидел у забора Цветок - единственный цветок, сумевший вырасти вблизи моего дома. Его не было.
Значит, кто-то его сорвал.
...
Утром лай дворняг встречал человека, приближавшегося к деревне. Пришелец был невысок, ничем не примечателен, обычный путник. Правда, шел он как-то странно - переплывая с одной ноги на другую, как будто стелился над землей. Да еще вместо привычной котомки за спиной его болталась внушительных размеров сумка, судя по положению - тяжелая. Однако путник словно не замечал ее тяжести и, не спеша, приближался к поселению своей невесомой походкой.
Видимо, это был непростой путешественник. Обычных бродяг не встречают всей деревней, не перешептываются, поглядывая на пришельца с опаской и одновременно с надеждой. Человек тем временем зашел в деревню и, с вялым любопытством разглядывая толпу, уверенно направился прямо к дому Старосты. Вероятно, бывать в подобных поселениях, похожих друг на друга как две капли воды, ему приходилось не раз. Толпа расступилась, уступая пришельцу проход. До него долетели реплики:
--
Это тот самый?
--
Кто ж еще? Охотник!
--
Да не похож вроде...
--
А кого ты хотел увидеть? С рогами? Посмотри
только, как идет. Плывет прямо, как по волнам.
--
Чует мое сердце, зря затеяли... Сами бы сдюжили...
Молва то про них идет та еще...
--
Сами? Скажи это кузнецу нашему да жене его с
детьми. Царствие им.
Тот, кого называли охотником, в ответ как-то странно улыбнулся и без стука зашел в дом Старосты. Деревенский Голова встретил путника в сенцах, знал уже о приходе.
- Ты, что ли, охотник будешь? - Староста с сомнением и недоверием оглядел пришельца.
Охотник кивнул. Староста, загораживая собой проход в избу, куда пускать гостя явно не собирался, осмотрел его еще раз, снизу вверх. Однако, взглянув в лицо пришельцу, старик наткнулся на буравящий, диковатый взор охотника. Не выдержав взгляда, управитель потупился и продолжил, явно волнуясь, но, по-прежнему не двигаясь с места:
- Видишь ли, какое дело... Появилась недавно напасть лютая, волк, значит. Сначала скотину грыз, а потом и до человеков добрался. Когда солнце спрячется, из дому боялись выходить, да он прямо в хаты влезал, нечисть. Как троих схарчил, мы уж решили, значит, довольно нам родичами своими зверя кормить, вот и устроили облаву. Да только немногие вернулись, рассказали потом, что пуля честная не берет злыдню. А он на следующую ночь пришел и кузнеца со всей семьей прямо дома... Того... Как будто понял, кто главным ходил на облаву. Так вот, значит. Ну что, возьмешься волка изловить али изничтожить? Деревня у нас не бедная, наскребем, оплатим уж, если не много запросишь.
- Берусь. Сто чеканных, да ночлег. - Голос у пришельца оказался такой же невзрачный, как и внешность.
Староста задумался. Просил охотник много, очень много, за сто золотых можно... Да много чего можно. Но насобирать эту сумму реально, а если отказаться - смерть.
- Ну, по рукам. А ночлег тебе уже подготовили, значит, проводят тебя. Ежели что - кликни меня, чем смогу, как говорится.
Староста подозвал паренька, который ждал неподалеку, и тот увел гостя. Когда они скрылись за поворотом, старик облегченно вздохнул и облокотился о стену. Что и говорить, перетрусил он. Ведь про охотников, как этот, разное говорят. Что они, мол, с нечистой силой вдруже, раз могут такую вот нелюдь изводить. В одиночку, а ведь крепкие мужики ходили, дык зверь их всерьез не принял, раскидал, как котят слепых.
Черт знает, что у этого охотника на уме, молчит, зыркает...
Паренек, издали показав охотнику жилище, сбежал. Дом стоял на самом отшибе, почти за границей поселения. Что ж, лучшего от своих собратьев он и не ждал. Было видно, что заброшен дом давно, и почему-то заселять его не торопились. Наверно, слава нехорошая про место это по деревне ходит, такой дом-пугало есть почти в каждом поселке. Однако внутри жилище явно подготовили для гостя: убрали, застелили постель. Не раздеваясь, пришелец упал на кровать и, несмотря на раннее утро, уснул. До вечера еще далеко, волк пока не проснулся, пока еще спит где-то внутри своего человека. А вот когда ему самому последний раз приходилось спать по-человечески, на нормальной постели и в нормальном доме, охотник не помнил.
...
Что-то не так. Я приближался к деревне, намереваясь устроить славную охоту - на Старосту, например. Однако уже на подступах к деревне почувствовал неладное. Поселение больше не выглядело открытым, просто приглашающим меня скоплением жилищ. Там нашла себе приют сила, которой раньше здесь не было и в помине. Даже дома, обычно гостеприимные, стали какими-то мрачными, угрожающими.
Я остановился, принюхался. Да нет, ничего, звуки, запахи - все как обычно. Но подсознание просто кричало: опасность! А интуиция меня не разу еще не подводила, всегда четко указывая правильное направление, предупреждая или торопя. Я вернулся на свой холм, откуда было видно всю деревню как на ладони. Действительно, поселение словно накрыла гигантская тень - конечно, селянам ее не увидеть, но я смотрел глубже, чем они. Даже полная луна не могла пробиться сквозь эту завесу полумрака, ее свет тусклыми бликами скатывался с коньков крыш и умирал, не долетев до земли. Что это? В старом заброшеном доме на окраине деревни светилось окно. Но никто из местных ни за что не согласился бы провести ночь в доме, про который по округе давно рассказывают какие-то страшные сказки.
Мое любопытство проглотило порцию дров и запылало ярким пламенем, будоража разум. Может, все эти россказни про проклятый дом на самом деле правда? Я потряс головой, пытаясь успокоить разбушевавшуюся фантазию. Да будь там хоть сам черт - он вторгся в мои угодья и должен за это поплатиться. Сегодня же.
Спустившись с холма, я медленно приблизился к дому, обошел его на полусогнутых лапах, стелясь и прижимаясь к земле. Пришелец - самонадеянный болван, даже не потрудился закрыть окно. Что ж, тем хуже для него. Постояв под окном несколько минут, я сделал два шага назад и собрался уже прыгнуть - треск оконной рамы, звон, недоуменный вскрик - и, как завершение, булькающий кровавый хрип, но внезапная догадка заставила снова прильнуть к земле. Слишком уж все просто. Чужаку наверняка рассказали про меня, и такая беспечность с его стороны настораживает
Я медленно подполз к окну, и, призвав всю свою бесшумность, поднялся на задние лапы, передними опершись на раму, заглянул в окно.
В доме не было никого - ни людей, не призраков. Постель аккуратно заправлена, вещей нет. На столе догорала лучина, а ее прыгающие блики играли на зловещей, поблескивающей серебром поверхности острого клина, вбитого в пол c таким расчетом, что я, ворвись в дом через окно, непременно на него налетел бы.
Опустившись на землю, я долго пытался унять дрожь. Черт, еще немного - и возомнивший о себе невесть что оборотень болтался бы на этой железке, как свинья на вертеле. Заглянул в окно еще раз, присмотрелся - так и есть, клин явно серебрянный. Ох, не прост этот случайный гость, да и случайный ли? Слишком уж он хитер, этот чужак. Вдруг стало страшно (мне - страшно?!) - показалось, что сзади в упор смотрят чьи-то внимательные глаза. Я прыжком развернулся - никого. Что-то впечатлительный стал слишком, так и промахнуться недолго...
В ноздри ударил сильный запах. Следы! Теперь я явно чуял цепочку следов, уходящую от входа в сторону моего холма. Но почему раньше я их не заметил? Их не было? Чушь, никто не входил и не выходил из дома. Тогда почему?
Мне явно морочили голову. Запах сильный, пропустить, не заметить его для меня теперь представлялось невозможным. Осторожно переступая, я проследил путь чужака. Следы огибали холм, пересекали мост. У воды я задержался, посмотрел в свое отражение, усмехнулся: ну что, хотел себе достойного врага? Получи! Да еще какого - он почти победил тебя заочно, мимоходом. Однако, почти, как известно, не считается, а на его удочку я все-таки не попался. Да и следы уводят через поле в лес, а в лесу я получал явное преимущество, и не воспользоваться им было бы глупо.
Вернув такими размышлениями себе уверенность, я поднял голову и произнес длинную и затяжную молитву луне - пусть знает чужак, что смерть его идет.
Лес медленно приближался. Отсюда он казался стеной какой-то таинственной черной крепости, о которую разбивались волны пахотного поля. Но вот я достиг этой твердыни, и глухая стена рассыпалась на отдельные стволы деревьев, расступилась, пропуская меня. Следы уверенной цепочкой уводили дальше, в глубь. Правда, поступь моего врага стала... не то, чтобы неуверенной - осторожной. Он часто останавливался, оглядывался. Несколько раз возвращался назад. Через некоторое время следы стали совсем запутанными - создавалось ощущение, что чужак что-то искал, кружил на одном месте. Вот они во второй раз пересекли поляну - и раньше здесь был лишь один след. Да и по запаху я знал, что иду почти за ним. Но неясно, как он умудряется двигаться так тихо, почти как я? Когда местные устроили облаву и полезли сюда, их было слышно за километр, хоть они и пытались соблюдать тишину. Хрустели ветки, шуршала одежда - в ночном лесу эти звуки чуткое ухо может расслышать с изрядного расстояния. А сейчас - ни звука. Я вспомнил внезапные следы у дома в деревне и резко остановился. Похоже, сейчас меня снова водят за нос. Развернувшись, я медленно прокрался обратно к лесной поляне... и увидел его.
Человек стоял на открытом месте, не таясь. Его силуэт подсвечивался лунным светом и от того казался каким-то размытым, неземным. Чужак задумчиво рассматривал кусты малинника на краю поляны, обернувшись ко мне спиной. Тем лучше. Постояв немного, он сделал шаг к малиннику - что он там увидел? - обычные кусты... Я шагнул одновременно с ним. Еще шаг, еще... Мне пришлось выйти из кустов, чтобы не потерять его из виду, но человек уверенно шел к краю поляны. Действовать нужно было наверняка, сейчас ошибаться нельзя - не тот случай. Я начал медленно сокращать дистанцию, подбираясь для прыжка.
...
Когда я проснулся, был уже вечер. Солнце медленно, но верно, сползало за крыши домов, и небо неотвратимо темнело. Здесь, над крышами, оно было еще оранжево-желтым, но у леса, над вершинами деревьев, уже сгущалась темнота. Пора было приниматься за дело.
Распаковав сумку, я привычно окинул взглядом свой незатейливый арсенал. Травы, порошки - все это, конечно, не было необходимым, но для того, чтобы запутать и одурманить сознание несчастного недочеловека, иногда оказывалось полезным. Серебряный кол... я сомнением покосился на тускло поблескивающий заостренный брусок - конечно, могло сработать... Но вряд ли. Все зависело от того, насколько зверь в нем уже победил человека - если бы это был старый волк, он, не раздумывая, кинулся бы в окно и напоролся на кол. Но этот объявился недавно - значит, еще помнил, кто он, еще обдумывал каждый свой шаг. И не попадется так легко.
Кинжал из тиэрской стали (славную магию производят в Тиэре!) и заговоренные силки - вот основное оружие, не подводившее меня никогда. Ну, и пара строчек в голове - непонятная мне самому формула, которую я прочту над пойманным зверем на рассвете, когда удар кинжала оборвет тяжелые будни бедной твари.
Устроив, все же, на всякий случай, свой нехитрый сюрприз, я вышел на улицу. Здесь уже было темно. Вечер уютным плащом укрыл мне плечи, и, вдыхая пряные запахи леса, я понял - этой ночью будет мороз. Вот тебе и октябрь - то туман и почти по-летнему теплые ночи, а то вот, пожалуйста - мороз. Тучи, заслонявшие небо почти целый месяц, разошлись, и с верху на меня смотрели холодные звезды.
Достав из сумки несколько пучков позабудь-травы, я бросил их около окна - зверь не сразу почует мои следы и, кто знает, может и попадется в ловушку. К тому же запах ее окажет наркотическое воздействие - если оставлять пучки вдоль всего моего пути, то, к моменту встречи со мной, нанюхавшееся вволю создание будет окончательно одурманенным.
Слегка опьяненный осенью и лесом, я легко шагал по хрустящей траве - не мешает немного покружить, попутать следы, пусть он побегает за мной. Позабудь-трава - штука известная, чем дольше вдыхаешь ее запах, тем слабее сознание. Ветер был чистым, а звезды - холодными, и, впервые за много дней и ночей, я чувствовал себя по-настоящему хорошо.
Мне вообще нравилась моя работа. Нравились ночи, проведенные в лесу - холодные, теплые... всякие. Нравилась охота - запах опасности и тревога, и предвкушение, и сумасбродное пьянящее чувство свободы, когда вырываешься - вот так, ночью - в одиночное плавание, в совсем другую жизнь, непохожую ни на чью. Наверное, я бы даже любил свою жизнь.
Если бы не... если бы не - что?
Если бы не все. Не тоска, не одиночество, не скука. Не эти сны и мысли - бесконечные мысли, не кончавшиеся даже во сне, не моя славная особенность убивать всю живность и растения вокруг себя. И не постоянное гнетущее чувство беды, не оставлявшее меня, с тех пор как я изменился.
Да, вот и задумался о работе. Нравится, дескать. Ну-ну.
Покружив по лесу, я остановился на широкой поляне, спиной к свободному от деревьев пространству, и приготовил силки. Теперь оставалось только ждать гостя. Опьяненный позабудь-травой, он не почувствует опасности и с радостью кинется через всю поляну ко мне. Одно движение руки - и сеть, скрепленная старым заклятьем, мгновенно опутает оборотня. Главное - точно рассчитать время броска, а то... всякое бывает. Были случаи.
Теперь, когда у меня было столько времени, я мог спокойно поразмышлять - заняться, наконец, любимым делом. В чем была причина того, что мне всегда было жаль этих тварей? Которых, кстати, с каждым годом становилось все больше - но это другой вопрос.
Человек, ставший нелюдем, недочеловек-недозверь - не был ли я сродни ему? Я бы не пошел грызть себе подобных, но откуда я знал, что оничувствуют? Что заставляет их приходить в дома - а ведь многие приходили к соседям, к близким.
Вообще, строго говоря, это не было превращением человека в животное. Просто сознание заболевшего этой странной болезнью переселялось в какого-нибудь зверя. Сначала лишь по ночам, на короткое время, затем все чаще, все дольше, и, наконец, полностью и навсегда. Человеческое тело умирало, а зверь продолжал жить и безумствовать. Не долго, правда. Слава богу, извращенный человеческий разум в конце концов затухал, и оставалось только животное - простое и чистое, каким и было до вселения чужака.
Мне никогда не удавалось поговорить с ними - обычно зверь уже захватывал сознание, да и на каком языке разговаривать с животным?.. Не очень-то, в общем, складывались беседы. Но было бы интересно узнать, был ли среди них хоть один, не начавший бесноваться и, упиваясь безумием, убивать все живое? Был ли хоть один задумавшийся, попытавшийся проанализировать свое состояние?
Впрочем, возможно эта болезнь не способствовала ясности мышления.
На одном из кустов напротив я вдруг увидел цветок - маленький сморщенный комочек, непонятно как сохранившийся до конца октября. И сразу вспомнил свой. Тот, удивительный, сумевший вырасти рядом с моим жильем. Там, у забора, он был всегда укрыт от ветра и согревался теплом всегда горевшего во дворе огня - хозяин отчего-то любил жечь костры. Конечно, все условия - вот какое-то семечко и решило наплевать на мои особенности - взяло и выросло. Оно выросло, а кто-то его сорвал.
Кто-то просто подошел и сорвал мой цветок. Или наступил на него ногой. На мой цветок! Подумав об этом, я невольно стиснул кулаки...
И вот тогда тяжелые лапы ударили меня в спину.
...
Безжалостно сминаемые кусты затрещали, и два тела, сцепившись, покатились по земле, сбивая иней с засохшего ковра травы. Луна сверкнула - ослепительно и зло - и тени, хохоча, метнулись прочь.
...
Черт! Как я мог так попасться?!
Падая, я успел перевернуться на спину, и теперь лежал, прижимая подбородок к груди. Руки мои были плотно прижаты мощными лапами, силки отлетели прочь, и все, что мне оставалось - беречь горло, безуспешно пытаясь вывернуться из-под мохнатой туши.
Этого не могло быть!
Тяжелое, невероятно сильное тело, тошнотворная вонь из его пасти, он рванул зубами мое плечо, и мне в лицо брызнула моя кровь. Выдернув, наконец, руку я прижал ее к голове, закрывая лицо, и сейчас же клыки полоснули меня чуть выше запястья.
Так не было никогда!
Кровь хлестала из ран, но теперь его лапы скользили, и мне удалось скинуть его. Мгновенно перекатившись, я схватил какой-то острый сучок и сейчас же швырнул свое тело ему навстречу. Получай, тварь! Он взревел, но ветка лишь скользнула по его плечу, прочертив глубокую царапину.
Он снова сбил меня с ног. Теперь его лапы душили меня, и прямо над собой я увидел холодные злые глаза. Зеленые, с огоньками внутри. Ну что ж, я прожил свою жизнь. Прожил, черт возьми. Почти так, как хотел.
Почти.
Он все смотрел на меня, и неожиданно я понял - он ведь мог убить меня сразу, вцепившись зубами не в плечо, а, например в лицо. Промахнулся? Зеленые глаза сверлили меня буравчиками, наподобие тех, что делают в мастерской неподалеку от дома моих хозяев - зверь? Нежить? Человек?
...
Мужчина лежал на земле, буквально вдавленный в сырой ковер палой листвы, а прямо над ним стоял волк. Холодные блики луны скользили по седой шерсти, по подпалинам на груди, по старым шрамам и совсем свежей царапине, стекали со скользких крутых боков в помятую траву. Мощные лапы прижимали голову мужчины к земле, оскаленная морда склонилась почти к самому его лицу.
Тихо было вокруг, замер ошарашенный короткой схваткой лес, только чуть-чуть шуршали в отдалении кусты - какой-то лесной житель поспешно спасался бегством. Сдали, видимо, нервы у бедняги - вот и понесся. Глупый - кому сейчас до него было дело?
Человек был неподвижен. Отрешенное лицо было запрокинуто к небу, странные прозрачные глаза смотрели мимо волка, вверх.
Минуты текли и текли друг за другом, но двое на поляне не двигались. Потом зверь тряхнул головой и медленно отошел в сторону. Посмотрел на человека, оскаливая в улыбке пасть, качнул облезлым хвостом. И, развернувшись, бесшумно метнулся в темноту.
Мужчина сел, опираясь о траву здоровой рукой, склонил голову на бок и уставился вслед ему вслед. Пожал недоуменно плечами, покосился зачем-то на небо и вдруг, выругавшись, гневно сплюнул в сторону.
...
Ветки хрустели под ногами, царапая сапоги - теперь мне незачем было таиться, и я шел свободно и просто, как ходят по лесу люди - хруп, хруп, трак. Луна все так же лилась сверху (и не надоест ей, дуре), и кровь, капающая из наспех перевязанных ран, в ее свете казалась черной. Хотелось курить. И совершенно не хотелось возвращаться в деревню. Черт.
Набивать трубку не было ни желания, ни возможности, и я достал одну из тех коротких палочек с табаком, что продала мне торговка в Тиэре. Они нещадно воняли и слишком быстро сгорали, но в подобных ситуациях польза от них была несомненна.
Чудом уцелевшая во время драки палочка чуть тлела, согревая тьму, и я подумал, что проще было бы сейчас вернуться сразу в город, минуя старосту и его людей. Зверь уйдет туда - я это знал, настает вторая фаза, и его охота перенесется теперь на кривые улицы под тусклым светом фонарей. А значит, и моя тоже.
Был соблазн вернуться и сказать, что я убил тварь. Все равно он больше сюда не придет. Сто чеканных... К черту - работу надо выполнять. Или не выполнять. Среднего не бывает.
Зачем, зачем он отпустил меня? Что чувствует человек в теле зверя? (Или зверь, проснувшийся в человеке?) Я был близок к разгадке, как никогда. Убить его - или не убить, понять, понять что-то важное... Я бросил догоревшую палочку на траву и притушил ее сапогом.
Увидимся, пес.
Меня неудержимо тянуло в город.
...
Волк наслаждался игрой. Полнолуние щедро вливало в него силу, которая сразу превращалась в движение, кидала под огромные лапы очередной километр застывшего в осеннем покое леса. Казалось, нет такого уголка в мире, куда он не смог бы домчать молчаливой тенью за считанные минуты.
Неестественно острое зрение и нюх, намного лучше собачьего, позволяли ему улавливать малейшие признаки обитателей леса. Он уверенно взял совсем свежий след зайца. Ни запутанный путь, ни прославленная скорость не могли помочь жертве. Догнав зверька, оборотень, не сбавляя скорости, на ходу щелкнул пастью - и окровавленная тушка отлетела прочь.
...
- Скажи, брат, в чем сила?
Хилый коротышка с пустыми глазками вцепился мне в рукав и заискивающе уставился в лицо.
- В чем сила, брат?
Попрошайка? Или юродивый? Я оглянулся и пристально посмотрел ему в глаза. Обычно, встретившись со мной взглядом, люди такого склада неслись, сломя голову, прочь, однако странный человечек ничуть не изменился в лице.
- Брат, сила-то в чем? Разве в деньгах?
Изо рта его воняло гнилыми зубами, синяя муть глаз как-то странно затягивала. Я отвел взгляд и высвободил рукав. Сектант. Приверженец какой-нибудь секты, их сейчас много расплодилось (и сект, и сектантов). Одним словом, такая же нежить, как и я. Только навязчивая, сволочь.
- Я вот думаю, - голос коротышки неожиданно окреп, - что сила в правде.
Я быстро пожал плечами и ускорил шаги
- Брат!..
- У меня своя правда.
Я перешел на летящий шаг охоты, но каким-то чудом коротышка продолжал держаться рядом. Да, подозрительная у них секта. Всем сектам секта, можно сказать.
- И у меня - своя, - теперь он говорил вкрадчиво и уже не держался за мой рукав, - у всех, брат, своя, не чужая же. Но только есть у меня такая правда, которая и тебе сгодится, я думаю. Нежити жить нельзя.
Я обернулся, и, засасывая меня своими тошнотворными глазами, он повторил:
- Нежити жить нельзя. Потому что она неживая. Зачем же ей жить?
Так. Приехали. Я медленно отступил вправо, прижался спиной к стене - кажется, это была вполне откровенная угроза, и такие угрозы просто так, без поддержки не произносятся. Ну и где же его поддержка? - переулок, и впереди, и сзади, был свободен, узкие окна над головой тоже были пусты, я это ясно чувствовал.
- Да ты не пугайся, брат, не надо. Здесь нежити нет, что ей здесь делать? Она в надежном месте, связана и спелената.
Я внимательно посмотрел на него, и он, быстро закивав, подтвердил:
- Волк. Тварь. Давно уже по деревням шастает, а теперь и в город заявилась, ну да оно ж всегда так бывает, верно?
Вот значит как. В надежном, значит, месте, ну-ну.
- И где же это место? - слова с трудом выходили из горла, все-таки редко мне приходится разговаривать с людьми.
- Я отведу, - он перестал улыбаться и снова распахнул жутковатую муть глаз, - если ты обещаешь помочь нам. Мы поймали его два дня назад, и вот уже два дня не можем убить. Никак не можем, не умирает нежить, она ведь и так неживая, зачем ей умирать? А ты умеешь, мы знаем, умеешь. Не одну убил. Много убил, молодец, хорошо, мы знаем. Убей еще одну. Убей и гуляй с миром. Ищи свою правду, брат. Правда, она не в деньгах, она в силе, а сила, брат, в чем? Сила...
Я поднял руку, останавливая поток красноречия, в голове у меня уже звенело от его белиберды.
- Позволь узнать... брат, мы - это кто?
Он оглянулся, потом посмотрел на окна, и, резко наклонившись ко мне, прошептал:
- Орден.
Ясно. Секта, в общем. Однако, что за секта охотится на оборотней? Да еще так успешно?
- Поймали, значит?
Коротышка молча кивнул, и мне пришлось продолжить:
- Как?
- Ты хочешь спросить, в чем сила? - он хитро погрозил мне пальцем, - Сила, брат, в правде. В чем сила - разве в деньгах? Сила...
- Я понял.
Что ж, какая-то ловкая компания изловила тварь за меня. Теперь мне предлагают убить его и "гулять с миром". Почему бы и нет? Бесполезно спрашивать, как они меня нашли - возможности у них, видимо, широкие. Да и зачем спрашивать - все, что от меня требуется, это - сделать свое дело и быстро свалить, пока самого не записали в "нежити". Чем меньше об этом "ордене" знаешь, тем лучше.
- Сто чеканных.
Незнакомец всплеснул руками и затрясся.
- Брат! В чем сила, разве в деньгах?!
Понятно. Орден этот оказывался еще и прижимистым.
Он снова вцепился мне в рукав, обдавая гнилостным запахом изо рта:
- Я вот думаю, - он перешел на проникновенный тон, - что сила в правде. У кого правда, тот и силен.
- А у кого сила, тот и прав, - отрезал я и, неожиданно для самого себя, добавил:
- Девяносто.
Незнакомец подумал. Покрутил головой и опять погрозил мне пальцем.
- Восемьдесят.
Я кивнул. Меня уже тошнило от этого уродца, и торговаться совершенно не хотелось. Обычно я в таких случаях просто молча уходил, и про девяносто сейчас ляпнул случайно... а, может, он внушил - сектант, все-таки. Теперь отказываться было уже поздно.
Он обрадовано выпрямился и поправил мятую рубашку.
- Идем, брат! Идем.
...
Луна, ослепительная и неистовая, колотила меня по глазам, и, щурясь от ее пронзительной синевы, я увидел, что лапы мои были плотно опутаны какими-то серебристыми волокнами. Теперь было понятно, почему я никак не мог пошевелиться - раньше я не видел эти путы и бессмысленно дергался, словно, действительно, тупое животное, попавшее в силки. Видимо, на эти волокна была наложена сильная магия, неизвестная мне, поэтому они и не были видны при свете дня, поэтому и сумели выдержать всю мою силу.
Неизвестная мне? А что я, собственно знаю про магию?
Я просто получил силу, получил ее бесплатно и ниоткуда, совершенно ничего о ней не зная. За красивые глаза, говорила в таких случаях тетушка. Тетушка... успел ли я перегрызть ей горло? Я не помнил. Вообще, последние дни моя память стала слабеть, почему я остался волком, хотя наступил день, почему я напал на тетушку?
Я потряс головой, пытаясь прогнать туман.
Ведь я никогда не испытывал злобы к своей тете, зачем мне понадобилось похваляться своей силой там, в этой маленькой нищей комнатке? Перед кем похваляться? Зачем?
Она убежала, теперь я это помнил. Она закричала и бросилась вниз по лестнице, и тогда откуда-то появились они. Эти мерзкие человечки, все такие плюгавые и маленькие, такие злые и омерзительные. Они начали кричать мне что-то - видимо, заклинания... и я упал. Вся сила вдруг ушла из меня, вытекла, как вода из дырявого кувшина, и они опутали, опутали меня этой невидимой паутиной, и понесли куда-то, хохоча и отплевываясь, завывая свои дурные молитвы.
И теперь я был здесь. Уже столько времени, то ли два дня, то ли три. Мне страшно хотелось есть, хотелось пить и еще отчего-то ужасно хотелось домой. Домой! Я сам толком не понимал, что это значит - дом, но хотелось туда просто нестерпимо.
За дверью послышались шаги. Они! Я бессильно заметался в своих путах, оскалился на луну. О, если бы мне удалось освободиться! Хотя бы на минуту! Я рвал и рвал бы их мерзкие тушки, упивался бы их ужасом... от бессилия я готов был заплакать.
Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник один из них - лопочущая тварь, с пустотой внутри.
- Брат, сделай это быстро, сделай это наверно, брат. И мы не будем спрашивать, в чем твоя сила. Ведь сила, брат...
Фигура, маячившая у него за спиной, шагнула в полосу лунного света, и я узнал своего врага.
Здравствуй, охотник. Ну, вот и встретились.
Коренастый человек с невзрачной внешностью и буравящими глазами внимательно посмотрел на меня. Потом обернулся к упырю.
- Уходи. Я должен подготовиться. И убить его. Один.
Человечек бесшумно исчез, притворив за собой дверь.
Охотник подошел ближе. Зачем я отпустил его тогда? Мне хотелось продлить игру - опасность и наслаждение опасностью, хотелось проявить великодушие, доказать свою силу. Я хотел показать ему превосходство одиночества и воли над бездарной стадностью толпы, к которой он принадлежал.
Что ж, проявил, доказал. Продемонстрировал. И теперь неистово сожалел об этом.
Он подошел вплотную ко мне и спокойно сел прямо на пол, скрестив по-турецки ноги. Задумчиво прищурился на путы на моих лапах.
- Я пришел убить тебя, ты в курсе?
Голос у него был такой же бесцветный, как внешность.
Я молча оскалился. "Что ж, ликуй. Убить связанного врага - достойное дело для такого, как ты!" - я бы сказал ему это, если бы мог, но волчья пасть размазала все слова, превратив их в неясный скулеж.
Он кивнул и снова очень внимательно посмотрел мне в глаза.
- Ты теперь все время волк, - это прозвучало простой констатацией факта, - скоро ты совсем исчезнешь, и останется только он. Завтра. А, может быть, и сегодня.
Чушь! От неожиданности я со стуком захлопнул пасть. Я не исчезну, он врет! Я полностью контролирую себя, во мне нет ничего звериного!.. А тетя? А вечный туман в голове, в последние дни ставший совсем густым? А эти неясные звуки, которые я постоянно слышу - словно где-то далеко, километрах в двух-трех отсюда тоскливо воет волк?
Пасть моя снова открылась.
- Ты никогда не задумывался, - что-то, похожее на интонации, зазвенело в его словах, - почему у тебя такое старое тело? Ведь шерсть почти совсем седая. И эти шрамы, подпалины... ты просто занял чужое место. На время. И теперь его придется уступить обратно. Почему, - он наклонился вперед, теперь его лицо было почти вплотную приближено к моим глазам, но силки держали крепко - я не мог даже пошевелить головой, - почему ты не задумывался? У тебя была сила, у тебя было столько времени, зачем ты так бездарно его потратил? Ведь ты бы мог, - в его голосе была неподдельная горечь, - столько бы всего мог.
Он отвернулся и посмотрел в окно. Я молчал. Не мог я ему отвечать, да, по правде говоря, и не хотел. Что бы я ему ответил? Вой в отдалении нарастал, и какие-то неясные чувства просыпались в моей душе.
Охотник посидел еще немного молча, потом встал и достал какой-то узкий, странного вида стилет. Наклонился надо мной, прошептал что-то непонятное, и вдруг одним движением руки разрезал путы. Скользкие волокна упали на пол, и я с удивлением понял, что свободен.
Между тем враг мой прошел мимо меня к задней стене и распахнул маленькую дверь, которую я раньше не замечал.
- Я знаю это место, когда-то один мой знакомый прятался здесь от закона. Здесь много дверей, скрытых от невнимательного глаза. Они не знают этого.
Уходи. Я скажу им, что убил тебя, и твое тело исчезло, как у упыря, - он отступил в сторону, освобождая мне путь, и, подумав, покачал головой, - Нет. Они не поверят, не из тех. Я уйду с тобой, пусть попробуют потом найти. Только не думай, что я сделал это в оплату долга тебе - я не считаю себя должником убийцам. Просто мне жаль того зверя, которым ты скоро станешь.
Он замолчал и закашлялся - видимо, такая долгая речь была непривычна для его горла.
Я поднялся. Медленно потянулся. И неторопливо прошел мимо него в дверь. Конечно, мне хотелось убить его сейчас, но у меня были другие дела. Сырой ветер ударил мне в морду миллионом пронзительных запахов, и сухая трава приятно кольнула подушечки лап.
Я оглянулся и посмотрел на него.
- Увидимся, охотник, - пасть моя снова издала лишь неясный рык, но, думаю, он меня понял.
- Увидимся... волк.
Потом его лицо вдруг задрожало, расплылось отражением в воде, и, с неясной тоской глядя в небо, он вдруг прошептал что-то непонятное:
- Нежить... если бы знал, что такое нежить, брат.
Потом повернулся и быстро пошел прочь.
Я посмотрел ему вслед. Где-то далеко выл волк, и теперь я знал, что означает этот звук. Это звала меня Стая. Стая звала своего вожака, пропавшего так надолго, и мне надо было спешить.
Не стоило больше думать об охотнике - им займутся эти мерзкие человечки. Впрочем, я больше не желал ему зла. Он был сродни мне, теперь я это знал, просто у него не было Стаи.
И она его не звала.
...
Я шагал по улице, и обрывки туч, подсвеченные луной, метались в лужах, выскальзывая из-под моих ног.
Было холодно. Ветер, уже по-зимнему злой и бесприютный, холодил пальцы, хлопал мокрой веревкой по обветшалым стенам домов. И я подумал: а отчего это мне совершенно не хочется курить?
Может быть, оттого, что я знаю, как трудно сейчас было бы зажечь - даже тиэрскую палочку, о трубке думать просто смешно - как тяжело и нудно было бы беречь огонек, а потом давиться дымом на этом ветру, поневоле глотая вместе с ним студеную сырость. А, может, оттого, что мне просто не хочется выделяться из этого вечера? Жечь огонек, согревать ладони, вычерчивать вокруг себя маленький, но все же чуть более светлый круг. Хочется слиться с этой осенью и ветром, и холодом, стать одним целым, частью целого. И, хоть на минуту, перестать быть таким... безнадежно единственным, совершенно особенным зверем. Стать частью осени, безликой тенью этого вечера, раствориться в туманном потоке минут. Забыться.
Затеряться.
Смешно жалеть себя - в моем-то возрасте, после всего, что было.
Но я себя не жалел.
Где-то далеко, милях в трех-четырех отсюда по лесу бежал волк. Старый матерый самец с поседевшим загривком и подпалинами на груди. Он бежал быстро, так как бегают волки, когда они слышат зов. Как бегают люди, когда их поманят светом, как бегают дети и нелюди - ксвоим. Неутомимые мышцы работали размеренно - Раз-два, раз-два - бросая тело сквозь кусты и ветви - вперед, вперед, навстречу. Путь его был долог и прям, и где-то за поворотами звериных троп его ждали и верили - он придет.
А мне не нужно было торопиться (в кои-то веки!). И мне не хотелось к своим.
И тогда я остановился, достал палочку и стал ее зажигать. Долго и упорно, согревая огонек ладонями, плечами укрывая его от ветра. И потом курил, заслоняясь от осени каким-то высоким забором, и рассматривал в отражениях лоскутное одеяло небес.
Я не знал, примут ли меня хозяева, да и живут ли они еще там, но мне нужно было где-то ночевать, и я пошел туда, по направлению к их дому. И, уже подходя к калитке, вдруг увидел Цветок.
Тот самый. Мой.
Никто его не сорвал, и не наступил на него. Все было просто - просто он облетел, и я не заметил его в прошлый раз. Теперь я вспомнил - это был один из тех цветов, что весной цветут ярко и празднично, а летом превращаются в серые шарики пепла и разлетаются семенами, сдуваемые ветром. Семена созрели и теперь летели где-то над городом - над стенами, над крышами, над тусклыми городскими фонарями.
Я представил их - как они летят - и мысленно пожелал им удачи.
Возможно, они созрели слишком поздно, упадут на мерзлую землю, погибнут, и весной уже не сумеют прорасти. Но, с другой стороны, ведь этот цветок смог и вырасти и созреть - в октябре и рядом с моим жильем. Может, и дети его сумеют.
И однажды, под дождем и снегом, вдоль заборов начнут распускаться цветы.
Я представил, какое при этом будет лицо у старосты той маленькой деревни (к чему он мне вспомнился?!) и неожиданно для себя засмеялся в темноте. И понял, чего же мне на самом деле хотелось весь этот вечер.
Мне хотелось выпить. И джин во фляге - неприкосновенный запас! - был со мной.
...
По лесу бежал волк.
А над улицами города кружились семена. Кружились и падали, одно за другим - на стены, на камни, на влажную, не укрытую еще снегом почву. И их было много.