Уважаемые товарищи! Не ропщите и не капризничайте,если вам придется спотыкаться о лишнии знаки препинания и грубые опечатки,и уж тем более в адрес автора ничего плохого не пишите,а все претензии предъявляйте программе "Finereader".
ИМПОТЕНТ
Советский ЭРОТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
Советский Союз - это могучее государство с внушающим уважение названием уже не существует. Но мало кто знает,что и в Совестском Союзе была эротика,но самой высокой пробы. Как и поэзия.
Пример? Пожалуйста.
Я не знаю сам,что делаю...Красота твоя,спроси ее. Ослепели груди белые до безумия красивые. Ослепили белой жаждою,друг от друга с необидою отвернулись,будто каждая красоте твоей завидует. Я не знаю сам,что делаю,и,быть может,не по праву я то целую эту левую,то целую эту правую...
Эти стихотворные строчки принадлежат Василию Федорову,о котором нынешнее поколение и знать-то ничего не знает. А вот все,что ниже пойдет, - настрочил я. Балдейте,господа эротиканы и сексоманы!
ХХХ
Мы осматривали свои апартаменты. Боже мой, до чего ж это приятное занятие! Моя Марта прямо-таки ошалела от счастья. Еще бы, после общежития -- и вдруг свой угол. Правда, его нам разделили на две семьи. Но наш брак был частью того большого общего счастья... Да, то было прекрасное время комсомольских свадеб, вроде нашей, и лозунгов, типа: "Нынешнее поколение бу- дет жить при коммунизме!". Тогда о коммунизме говорили громко, вслух, не стесняясь и не краснея, как теперь, например, говорят о сексе, бабах и прочих прелестях интимной жизни.
Тогда интимная жизнь признавалась не всеми, не у каждого ук- ладывалась в голове. Разговоры о ней, считались как бы вроде чем- то предосудительным, и уж если заходила речь на эту тему, то обычно по пьянке или на работе, когда и от курева уже тошнило, и от безделья становилось тошно. Мы были строителями коммунизма и,как потом выяснилось,строили без энтузиазма и без должного профессионализма.
Чего там говорить, на кого-то кивать и вспоминать то, что, в об- щем-то, в тот момент не занимало наш ум. Мы были детьми сво- его времени, социалистической ориентации, тогда еще нам не за- бивали головы и не расслабляли нас лозунгами вроде "Каждая семья к двухтысячному году будет иметь отдельную квартиру!" И мы, не думая о такой глупости, попарно взявшись за руки, затаив дыхание, боясь вспугнуть свое счастье неловким движением или случайным словом, неслышно ходили по свежевыкрашенным по- лам новенькой квартиры.. Две комнаты. Один коридор. Одна кух- ня. Все остальное тоже по одному, Ну и что! В ванную гуртом не ходят. В сартир -- тоже редко бывает, что всех разом приспичит.
--
Будем делить! -- сказала Надя, жена Толи.
--
Будем! -- охотно согласились мы с Мартой.
-- Толя! -- Надя строго и выжидательно посмотрела на своего супруга.
Тот вздрогнул всей своей тощей и неказистой фигурой и тороп- ливо достал из кармана коробок спичек.
--Длинная - большая комната, короткая-- маленькая, -- тор- жественно объявила Надя и, резко изменив интонацию, строго произнесла.-- Толя!
Толя неловкими нервными движениями обломил головки у двух спичек и оставшиеся палочки зажал в кулаке.
-- Тащите! -- приказала нам Надя.
Мы с Мартой растерянно посмотрели друг на друга. Никто из нас не решался взять на себя такую ответственность.
--Чего вы мандражируете! -- изумилась Надя. -- С милым рай и в шалаше. Давай тащи! -- грубо приказала она мне.
--Пожалуйста, Вовик, будь решительнее, -- с жалкой улыбкой на лице пропищала Марта. -- Я постараюсь не упрекать тебя, да- же если ты вытащишь комнату без балкона и самую маленькую.
Надя надменно посмотрела на нее.
-- Здесь не так много комнат, как ты думаешь. Без балкона она -- и самая маленькая.
Вместо того, чтобы воодушевить меня, женщины своей переб- ранкой только дали понять мне, как ограничен мой выбор и какую ответственность я взвалил на свои плечи. И все же перекладывать ее на свою супругу в присутствии чужих людей мне не позволяла моя мужская гордость да и сама Марта, которая недвусмысленно уже дала понять, что и в этой ситуации я должен оставаться муж- чиной, а не рассчитывать на нее.
Дрожащей рукой я потянулся к двум спичкам, едва выглядыва- ющим из тощего щетинистого кулака соседа. Прежде чем выбрать одну из них, глянул ему в глаза. Они у него, к моему удивлению, ничего не выражали. Словно тут ничего и не происходило, а если и происходило что-то,то ему до всего этого не было никакого дела. "Или нервы у него такие, -- подумал я, -- или ему действительно с ми- лой рай и в шалаше". И ругая себя за слюнтяйство, выдернул обломок спички.
Мы все четверо тщательно сравнили его с другой палочкой, и, о Боже, удача! Я вытащил комнату с балконом и самую большую в этой кварире. Марта захлопала в ладоши. Не сдержалась. И нежным взглядом одарила меня. Представляю, как я вырос в ее глазах, после такой удачи.
А наши соседи заметно не огорчились. Толя как находился в заторможенном состоянии, так в нем и остался. А Надя как про-
должала им командовать, так и тут ничто не помешало ей это сде- лать.
-- Будем заселяться! -- сухо сказала она и, кинув на своего супруга холодный взгляд, пошла на улицу.
Он побежал следом за нею.
-- Какой-то инфантильный, -- сказала моя Марта, когда за ними закрылась входная дверь.
Я физически ощутил, как по моей физиономии поползла ото рта к ушам довольная улыбка.
-- Правильно подметила, дорогая! -- воскликнул я счастливо. -- Пойдем-ка и мы за вещами!
И в порыве чего-то такого необузданного, захлестнувшего и пе- реполнившего меня, я хлопнул ладошкой свою избранницу по зад- нице... Ну как бы поторопил ее и еще свою нежность заодно выра- зил.
Марта неодобрительно покосилась... нет, хуже того, она гнев- ным взглядом окинула меня.
-- Ты эти штучки брось! -- ее милые, прелестные губки нервно дрогнули. -- Я тебе не какая-нибудь..,
Она обиженно проглотило слово, которое я тут же мысленно поставил на должное ему место, и выпучил глаза от удивления.
--
Да ты что, милая! Что ты говоришь! Это же обычный рабоче- крестьянский жест. Его вся Европа знает! Я вот однажды смотрел, как француженки в баскетбол гоняли. Так их тренер только и занимался тем, что по задницам своих баскетболисток похлопывал. Подбадривал, поощрял таким образом. И выиграли они у наших...
--
Я никогда не занималась спортом и далека от этого... и, будь любезен, обращайся со мной как с порядочной женщиной, а не как с баскетболисткой.
Мне нечего было возразить. Я ничего не мог придумать с ходу. У меня не очень гибкое мышление и к тому же часто его заклини- вает... особенно, когда прут на меня нахрапом. В таких случаях можно разве что ответить грубостью... Но не хамить же женщине, тем более своей хорошенькой жене.
Марта уже, очевидно, догадывалась об этом моем умственном дефекте, и поэтому без стеснения продолжала воспитательную речь:
-- Мне ,казалось, ты меня уважаешь... а ты... ты словно... по крупу...
Она жалостливо шмыгнула носом. Тут уж молчать дальше бы- ло нельзя. Я уже тоже достаточно изучил Марту и знал, что от шмыганья носом до слез у нее проходит, как правило, не больше од- ного мгновения.
--
Да какую же корову?! -- начал я в спешном порядке оправдываться и постарался вложить в свои слова как можно больше оптимизма, пафоса и еще чего-нибудь такого, чтобы они звучали бодро и подбодрили упавшую духом мою жену. -- Причем тут скотина и какой-то коровий круп?! Всего-то только и хлопнул на радостях по попе! А ТЫ уж развела бадягу! Тебе бы радоваться надо,что у тебя есть по чему хлопать! Вот у нашей соседки Нади не задница, прости уж за некультурное слово -- по случаю вырвалось,--так вот у нашей соседки Нади -- не задница, а колун! Такой жопой, вот опять, дорогая, слово нехорошее вырвалось, но тут без них никак не обойтись, так вот такой жопой только дрова колоть, и уж ни при каком восторге по ней хлопать не станешь.
--
Да уж, она совсем какая-то узкозадая, -- задумниво проговорила Марта и, кинув на меня стыдливый взгляд, спросила тихо.-- Она тебе нравится?
--
Боже! -- радостно воскликнул я, чувствуя, что на этот раз слез не будет. --Да кому же нравятся такие задницы!
--А как же Толя?
--
А что Толя?! Какой он мужик! Да он в этом деле ничего не понимает! Ты приглядись внимательно к нему! Она охмурила его! Женила его! И -- под каблук! И -- шварк! Раздавила личность. Толи как такового -- нет!
--
Да, она с ним чрезмерно строга...
Мне показалось, что Марта сказала это с какой-то затаенной грустью... даже, может быть, сочувствуя соседу.
--
Ну уж нашла, кого пожалеть, -- проворчал я недовольно.
--
С чего бы ты это взял? -- недоуменно пожала Марта красивыми круглыми плечами. -- Обидно только за вашего брата, что он позволяет кому попало так помыкать собой.
Я готов был уже с жаром возразить своей любимой и доказать иа чем угодно и как угодно, что я не такой и на меня где сядешь, там и слезешь, но распахнулась входная дверь... Мне ничего не оставалось, как прикусить язык. И молча наблюдать, как наши соседи затаскивают в прихожую, видавшую виды, железную кровать. Они гулко, по-хозяйски поставили ее на пол перед нами, и Надя, тяже- ло опустилась на ржавые пружины. Пружины жалостливо и гром- ко заскрипели, прогибаясь под нею. А на глаз казалось, в ней -- кожа да кости... Она качнулась раз-другой, проверяя надеж- ность амортизаторов, и кровать запела во весь голос,не жалея своих ржавых связок.
--Вы,что, спать на ней будете? -- ужаснулась по простоте душевной моя Марта.
Я и сам не сразу уловил весь тайный смысл этого вопроса. Надя
С ходу схватила его суть. Она насмешливо посмотрела на Maрту:
-- Не волнуйся. Мы сами любим тишину и в кровати только спим, а не качаемся.
Боже, как жутко покраснела Марта.
--
Я ничего такого не хотела сказать,---начала она правдываться упавшим голосом. -- Я только...
--
А я что такого сказала? -- нахально перебила Надя. --Я ведь только и говорю, что звукоизоляция в этих домах ни к черту не годятся, а соседи должны беречь покой друг друга, несмотря ни на какие сексуальные потребности.
ХХХ
В первый вечер мне показалось, что наши соседи только и пе- кутся о нашем покое. Они закрылись в своей комнате и никак не хотели выходить из нее. А мы с Мартой сидели на кухне за столом. Перед нами стояла открытая бутылка вина.
Я горел желанием по-человечески и сообразно тем возможно- стям, какими мы располагали, сообща отметать новоселье. Но ве- чер подошел к концу, и стало ясно, что сообща у нас с ними сегод- ня нечего не получится. Я изловчился, и в тот момент, когда Мар- та потеряла бдительность, налил по чашке вина себе и моей суженной.
-- Вздрогнем?- торжественно сказал я. -- За то,чтобы все у нас было хорошо на новом месте и чтобы соседи крепко спали по ночам на своей скрипучей кровати.
Немудренный тост, но думаю, он был по делу.
Моя избранница, не взяв чашку в руки, наклонилась и поводи- ла над нею носом. Ее носик сморщился, а лицо исказила гримаса отвращения.
--И ты такой гадостью загадил мою чашку!? --с нескрывае- мым ужасом прошептала она.
Мне почему-то показалось, что это у Марты нe от души, а от жадности.
-- Ты,дорогая, привередничаешь не по нашим доходам, -- с укоризною заметил я. -- На что деньги дала, то и налил.
Но мое замечание на этот раз пришлось как нельзя некстати. Оно, скорее всего, напомнило молодой хозяйке о нашем докоммунистическом существовании, когда живешь от получки до по- лучки и каждую копейку считаешь. Я сообразил это после того, как слова вылетели из моих уст и застряли в прелестной головке Марты. Да,я как бы подыграл ей и попал впросак. Я смущенно опустил глаза.
Мое замешательство воодушевило Марту.
--Ты,Вовик, обманулся в своих ожиданиях...
Крупная слеза упала в чашку с вином.
Я только молча смотрел,как она плачет,и ее слезы напоминали мне отцовский малопроизводительный самогонный аппарат. Вот точно так же,словно нехотя,на нем набиралась капля первача и,чистая как слеза,срывалась в железную посудину.
Но там был настоящий первач! Такой первач,который за душу брал... А тут вода капала в настоящее вино. И как только до меня дошло, чем Марта разбавляет и без того малоградусный напиток -- сердце мое сжалось. При на- шей-то бедности ее слезы были непозволительной роскошью. На- до было действовать и действовать энергично.
-- О чем плач, дорогая? -- с болью в голосе спросил я. --Тут что-то в чашках не то?! Так я мигом освобожу посуду! Я все вылью, и все, дорогуша, ради тебя, чтоб только ты не переживала!
Я схватил чашки, в каждую руку по одной, и мигом выплеснул их содержимое себе в рот.
Марта зажмурилась. Когда она открыла глаза, то, хоть и были они затуманены слезами, я увидел в них ужас и растерянность.
Я бодро подмигнул супруге. Мол, не сомневайся, свои возмож- ности знаю, и до бузы дело не доведу. Весь предыдущий опыт под- сказывал мне, что только таким своим уверенным поведением я могу вернуть Марту в нормальное состояние.
-- Вот, пожалуйста, дорогая, загляни! -- подсунул, я ей под нос пустые чашки. -- Ничего в них нет! Стоит ли из-за ничего расстра- иваться!
Она заглянула... Сморщилась, как от зубной боли, подня- лась из-за стола и, пройдя за мою спину, растворилась во мраке коридора.
Мое игривое настроение поугасло, и даже выпитое вино уже не в состоянии было поддержать его. Я понял, что переиграл... пере- бодрился, да и с самим вином поступил опрометчиво. Конечно, ес- ли разобраться по-человечески, Марта переживала не только за свои копейки, но еще и за меня. Кому нравится жить с пьяницей... Бесспорно, она была против того, чтобы я пил. Но я тоже был про- тив этого и до пьянства дело не собирался доводить... да и спивать- ся мне еще не с чего было. На мои деньги мы еще концы с концами свести не могли... И уж при наших-то доходах брезговать солнцедаром... Эх...Я поднялся и пошел искать Марту. Надо же было все это ей объяснить!
В нашей комнате ее не оказалось. Я заглянул в ванную -- и там никого. Тогда я постучал к Ермишиным... Ответа не последовало. Я решил, что они спят, и в растерянности остановился около их двери.
- Ты чего там? -- вдруг прозвучал за дверью голос Нади.
-- Да вот жену потерял, -- посетовал я.
-- Как это можно в квартире жену потерять? -- хмыкнула со- седка, -- Навервяка-в сартире сидит.
"Вполне возможно", --подумал я и пошел к туалету, хотя у самого никак в голове не укладывалось, что моя капризная избранница может так долго засиживаться в столь не приспособленном для длительного, отдыха месте. Ее нежый носик, которым она только что с таким отвращением водила над египетским солнцедаром, должен был взбунтоваться в первые же минуты.
Но Надя оказалась права... Незапертая дверь, едва я нажал на нее, бесшумно открылась. Я увидел свою супругу на унитазе. Печаль омрачала ее лицо. -- Ты чего тут делаешь? -- удивился я.
- Ничего! -- сердито ответила она.
-А зачем тогда сидишь здесь?
--
От нечего делать.
--
А-а... -- переступил я с ноги на ногу. -- А дверь почему не закрыла?
--
Ничего не делаю -- потому и не закрылась! А ты сгинь отсюда, пьяница несчастный. Глаза б мои на тебя не смотрели.
Она поднялась и зло захлопнула дверь.
-- Ты перебил мне все мое одиночество! -- гневно закричала она из сартира. -- Пожалуйста, уйди отсюда! Прошу тебя!
Чертовщина какая-то получалась. Одному тошно от одиночест- ва, и он ищет общения с другой. А другая ищет одиночества и не хочет общаться... Чертовщина... Эх!
Теперь уже около этой двери я стоял в полной растерянности. Топтался, переминался с ноги на ногу и не знал, что мне предпри- нять... каким бы образом выманить из туалета свою... мою избран- ницу.
-- Ты тут в очереди? -- спросил меня сосед, неслышно приблизившись ко мне сзади.
Потом я замечу, неслышно ходить была его самая отвратительная привычка, а тогда я вздрогнул от неожиданности. -- Да нет, -- почему-то смущаясь, ответил я.
Зато Надя без всякого смущения четко обрисовала этому олу- ху ситуацию:
-- Жену расстроил вот и поносит она теперь. В свое удовольствие на дерьмо исходит! Босая, кажись, в одном тряпичном халате, она стояла за спиной своего Толи и с издевкой посматривала на меня.
"Ох и наглая баба", -- подумал я так грубо о ней впервые, но вслух ничего не сказал,хотя и обидно было,что она расстройство нервной системы путает с расстройством желудка. Как-никак,а Марта не чужая мне была.
А Толя повернулся к жене и так игриво спросил:
-- Может, Надь, утешить ее?
И при этом безобразно повилял тощей задницей. Она у него, как и у его супруги ничем не отличалась, от колуна. -У него своя утешилка есть! --сердито сказала Haдя, а мне приказала. --Давай иди спать! Hе толкись здесь,если не в очереди. Эй-ты, медам! -- постучала она по двери туалета... -- Освобождай сартир! Чай не персональный! А тут кой-кого поджимает!
Я с благодарностью глянул на чужую жену. Хоть и грубая она, но с мозгами. Но и я тоже не дурак! Я сразу сообразил, о какой утешилке она речь вела. Что-что, а это-то у меня было и находилось в полне приличном состоянии!
Не дожидаясь, пока Марта поднимется с насиженного места и выйдет в коридор, я бросился в нашу комнату. Мгновено разделся и занял исходную позицию на кровати. После туалета, как я понимал, Марте больше некуда было приткнуться. Ну, а я уже настроился. Я уже готов был утешить ее!
ХХХ
Марта неподвижно стояла у окна и пристально вглядывалась в темноту на улице. Я ждал, когда ей это надоест. А ей не надоеда- ло. Наконец я не выдержал и спросил:
-- Ты чаго там увидела?
--
Ничёво! -- сухо ответила она.
--
У тебя везде все "ничёво"! -- возмутился я. --Тогда чего же ты туда смотришь?
--
Чтоб только тебя не видеть!
--
Ну... знаешь ли... это уже начинает обижать... У меня ведь тоже есть самолюбие!.. В общежитии, мне кажется, ты была совсем другой. ..более покладистой.
--
И в общежитии я была совсем такой же! Только мы там с тобой так тесно не контактировали.
-- Понятно, почему я вовремя не раскусил тебя.
--
Эх ты, пьяная харя! -- Марта посмотрела на меня через плечо, наверное, презрительно. В темноте не вдруг-то разберешься, но скорее всего -- презрительно. -- Это я по глупости при всех наших контактах закрывала глаза-... на тебя. Вот теперь и умываюсь слезами.
--
При интимных контактах положено глаза закрывать. Даешь волю фантазии и удовольствия получаешь больше.
--
Я от скромности закрывала глаза,а не от удовольствия.
--
Ну,хватит умываться слезами! -- уже сердито, сказал я. -- Утром продолжишь эту процедуру, а сейчас ложись спать и закрой глаза для большего удовольствия.
--
С пьяницей в одну постель? Марта презрительно хмыкнула.
--
Вино малоградусное, у меня от него уже ничего не осталось.
-- Зато я после твоего трюка с чашками до сих пор придти в себя не могу.
--
Оно и видно.
--
Чего видно?
--
Ну, нормальная давно бы легла.
Я хотел быть мужчиной. Я изо всех сил пытался остаться им до конца. Но до конца, к сожалению, дело не дошло, и мне так и не удалось утешить Марту в ту ночь. Я решил подождать до следующей.
Конечно, я чувствовал за собой какую-то вину, хотя, если быть честным, не осознавал ее. Но чувствовать -- чувствовал и изо всех сил старался больше ничем не омрачать настроение жены.Не хамил целый день,не острил и, естественно, целый день не пил...
И вот когда стемнело, когда пришла ночь, и Марта, стараясь не смотреть на меня, легла рядом со мной... вот тогда мне показалось, что наступил праздник. Я на радостях обнял свою любимую уродину да так ловко, что в моей ладони оказалась ее упругая грудь. -- Не надо этого! -- зашептала Марта чуть ли не в ужасе.
-Ну уж извини -- подвинься, дорогая. Время страданий прошло, пора нам приводить свои чувства в порядок!
Я другой рукой закатал ее рубашку до самого пупка и зас- кользил жадной ладонью по раскаленной коже внизу ее живота.
-- Это уж совсем ни к чему!
Голос у моей Марты обиженно дрогнул. И хоть в темноте невозможно было в деталях рассмотреть ее лицо, но я не сомневался, что она надула свои еще по-девичьи сладкие губы. Не долго думая, я припал своими губами к этим ее сладостям.. Она тоже думать не захотела. Мотнула головой, и поцелуя как не бывало. Хуже того, она повернулась на бок и задницей прижала меня к стене.
-- Спи спокойно, не распаляйся, -- строго порекомендовала она. -- Ты знаешь, какой сегодня день?
Я ошалело во мраке смотрел на ее затылок. Может быть, сегодня действительно день какой-то не такой, а я к ней с этим делом пристаю.
-- Не знаю, -- растерянно прошептал я.
--Ты уж совсем! -- она покрутила пальцем около виска. -- Воскресенье сегодня!
-- Ах да, воскресенье! -- радостно и торопливо воскликнул я,совсем не понимая, почему оно, сегодняшнее воскресенье, не стыкуется с моими желаниями. И чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, робко спросил: -- Ну так и что?
-- Не догадываешься?
Она настолько удивилась, что даже повернулась ко мне.
-- Не догадываюсь!
-- Мы делжны это делать по субботам, чтобы на другой день можно было выспаться и не ходить с больной головой. Понял?
--
Не совсем.
--
Эх, ты... Как бы тебе объяснить... Ну чтоб от всего этого голова не болела!
--
От твоих объяснений, что ли?
--
Нет, ты чего-то уж совсем того... От всего этого... ну понимаешь?
Она и мимикой, и глазами пыталась выразить мне все то, что не договаривала. В конце концов, хоть и темно было, но я рассмот- рел, что она пытается донести до меня, и разочарованно вздох- нул:
--
А у меня без всего этого голова болит.
--
Я не думала, что ты такой развращенный! -- вспылила она и снова повернулась ко мне спиной, и опять прижала меня задницей к холодной стене.
Задницей я эту часть ее тела до сих пор называю со зла. А так,на самом деле-то, у нее была очаровательная жопка. Упругая и мяконькая. И все это одновременно, и все это сразу. И главное,нежная, гладенькая. До того нежная и гладенькая, что я не удержался и положил ладонь на эту ее прелесть.
--
Ты забыл, что я тебе говорила? -- холодно сказала Марта.
--
А что ты мне говорила?
--
Ну об этой твоей привычке.
--
Мы никакие мои привычки не обсуждали. У меня вообще нет никаких привычек!
-- Ну как же нет, когда ты еще пример с француженками приводил.
-- Ах, вот ты о чем, дорогая! Но ведь то с этим не сравнишь! И я нежно погладил ее прелестные ягодицы.
--Убери сейчас же руку! -- гневно зашептала она.
-- Не уберу! -- стиснув зубы, зашипел я. -- Вот возьму сейчас и, не дожидаясь субботы, сделаю то, что и должны делать нормальные разнополые в постели.
-- Нормальные разнополые в постели спят!... Слышишь? Она приподняла вверх пальчик.
Я как идиот уставился на него, одновременно напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Ни единого звука! Редкое для города исключение, но даже запоздалый транспорт и тот почему-то не громыхал на дороге под окном.
--
Ничего не слышу, --- шепотом доложил я, боясь вспугнуть,в общем-то, такую сейчас нужную, такую желанную тишину.
--
Вот и я ничего не слышу! -- удовлетворенно сказала Марта.
-- Если бы наши соседи занимались тем, к чему ты пытаешься склонить меня, тут, знаешь, какой бы скрип стоял! О-ля-ля!
Я вспомнил ржавую кровать и уронил голову в подушку,прямо-таки уткнулся в нее головой. Нет, я не смеялся. Я готов был разреветься! Но не заплакал. Я крепился, крепился, как мог,и умолял Бога помочь мне преодолеть сопротивление жены.
И в какой-то момент мне показалось, он внял моим молитвам.
-- Ты спишь? --тихо спросила Марта.
Короткие два слова, а как много открылось мне, и сколько на- дежд породили они в душе. Господи, неужели ты на самом деле есть? Голос у Марты потеплел, в нем появилось нечто такое, что можно было принять за жалость. А женщину ничто так не толка- ет к самоотдаче, как жалость...Боясь вспугнуть в ней это истинно человеческое чувство, я молчал.
Она повернулась ко мне и поцеловала меня в ухо. Нет, зря я сомневался! Бог на самом деле есть!
Я крепко обнял Марту. Вплел свои ноги в ее и, заваливая лю- бимую на спину, страстно зашептал:
-- Ну, пожалуйста! Только сегодня... В порядке исключения! В честь нашего переезда.
Ее тело напряглось. Она сжала бедра, не пуская меня внутрь. -- В честь нашего переезда вчера ты напился, а сегодня скло- няешь меня к распутным действиям! -- начала она спокойным го- лосом строгую воспитательную речь. -- Стоит только раз сор- ваться, и это войдет у нас в дурную привычку. К дурному человек очень быстро привыкает. А мы с тобой должны оставаться людьми! Как наши соседи! И нам еще предстоит детей воспитывать.
-При таком-то воздержании откуда они возьмутся!
Я со стоном скатился на матрас.
-- Ты только прислушайся, пожалуйста, -- нежно пролепетала Марта. -- Ермишины давно спят, и нам пора!
ХХХ
Утром до ужаса не хотелось вставать. Болело тело... словно ночью я не спал, а мешки с сахарным песком на себе таскал, В мешках-то сладость, а труд, кто знает, тяжелый, и если хорошо на такой работе поработать, то после быстро не отлежишься, скоро не очухаешься. А со мной какая-то чертовщина творилась. Я мешки не таскал, и никаким таким предосудительным делом с же- ной не занимался, а чувствовал себя погано. И все бы ничего, ес- ли бы не понедельник. Мне целый день предстояло стоять у токар- ного станка. Сколько лишних микрон сниму со стружкой! Как много запорю дорогостоящих заготовок! Какую сумму с меня по- том за них высчитают!? Бррр... Я тряхнул головой, и словно шары
тяжелые с колючими шипами перекатилиеь в ней из одной стороны в другую.
Она весело сверкнула глазами и снова исчезла за дверью.
"Ну чем не жена, -- подумал я поднимаясь. -- И заботлива, и мила. И спит, видимо, неплохо. Вон какой свеженькой да бод- ренькой выглядит".
А я поднялся с проклятьями. Ах, к счастью, никто их не слы- шал, все были уже на кухне. И когда я туда пришел, наши сосе- ди расправлялись с жареной рыбиной и ели с таким аппетитом, что у них только за ушами трещало. У обоих, похоже, неплохое было настроение. Во всяком случае с тем вчерашним оно у них ни в какое сравнение не шло... Вот что значит выспаться хорошо. Эх, права Марта...
А эти двое обжор со знанием дела оглядели меня. У Нади гла- за так и засветились нахальством.
- Чего такой вялый, не выспался небось? -- спросила она насмешливо.
"Ну и баба! До всего ей дело", -- скучно подумал я, но отве- чать или вступать в разговоры не стал. Без нее было тош- но. Голова раскалывалась, а уж с такой головой, как известно, не до дискуссий. Я поковырял вилкой яичницу... Черт возьми, ника- кого аппетита! Да от чего ж я так безобразно себя чувствую? Не только разговаривать, но даже есть не хочется. А я ведь ничего такого не делал, что, по мнению Марты, могло бы отрицательно сказаться на моем самочувствии. Может, я в самом деле того, и в сексуальном плане у меня не все нормально?
Ермишины, словно соревнуясь друг с другом, быстро сметали все, что у них лежало на столе. На что я не люблю рыбу, но и мне, глядя на них, захотелось рыбки. А минтай-то был пережаренный в горелом масле, и жарили его в общепитовском противне в ка- кой-то грязной забегаловке... Ну и натура человеческая... Как бы- вало в детстве мальчишками говоривали: "Одна кобыла всех за- манила"... Эх... умяли люди рыбку.
Я передвинул сковороду с яичницей поближе к Марте. Поло- жил вилку на стол... А Толя уже из-за стола поднялся. Завернул в бумажку обсосанные косточки и все, что они не съели, выбросил в мусорное ведро, а все, что съел, запил холодной водой из-под крана... Ну и здоровье... Это сырой-то водой...дохлую рыбку...
-- Тебе чайку? -- любезно спрашивает у меня Марта.
Я киваю. Ох, до чего ж голова болит. Опять там тяжелые ша- pы перекатились из стороны в сторону. Толя бодро уходит из кухни.
-- Ты куда?--кричит Надя ему вдогонку . Он остановился и смотрит на нее. Глаза у него по-прежнему,как в тумане,поволокой затянуты,и только немного ввалились за ночь и синие тени вокруг них легли. А вид бодрый,и даже на счастливого человека вроде бы похож.
Надя ни звука больше не издала, только как-то по-особому глянула на стол.Толя метнулся в кухню, схватил тряпку, тщательно вытер клеенку.
Надя неторопливо поднялась а словно пава проплыла мимо нас в свою комнату. Толя вприпрыжку бросался за ней.
-- Ни кожи, ни рожи, -- проворчала Марта после того, как они ушли. -- А строит из себя принцессу.
-- Стиральная доска! -- морщась от головной боли, поделился и я своими впечатлениями о соседке. -- И совсем не сексуальна!
--
А это тут причем? -- возмутилась Марта.
--
Ну, стелится-то он перед ней ради чего?
--
Господи, ну и досталось же мне сокровище! У тебя только это на уме! Может быть, он уважает ее за прекрасные душевные качества.
Слишком тихо было ночью у соседей, чтобы я мог что-то воз- разить.
--
Может, и так, -- невесело согласился я и, буркнув дежурное спасибо, пошел из кухни.
--
А ты чай не выпил! -- взволнованно крикнула Марта.
Мне в тот момент страшно захотелось послать ее ко всем чер- тям вместе с ее чаем. Но я сдержался. Только рукой махнул... А по дороге на работу внушал себе, что Марта -- заботливая жена, и я должен уважать Марту за чай по утрам и чистые рубашки по выходным дням. И потом, я еще не совсем разобрался в ее душев- ных качествах. Может, со временем обнаружится, что и она дос- тойна уважения. И так, потихоньку, все образуется. Дожить бы только до пятницы... А там и до субботы -- рукой подать!
ХХХ
Я всю неделю ходил как наэлектризованный. Еле дождался субботы. Ну ни одного дня в жизни я еще не ждал с таким нетерпением. После ужина, ни на что больше не отвлекаясь, я залез в кровать и с головой окунулся в свои фантазии. О чем я фантазировал, рассказывать, наверное, долго не надо...
Марта звенела посудой на кухне, Толик в коридоре мыл полы...
Надя притихла в комнате. Интересно, она-то чего дожидалась?Межет быть, того же самого, что и я? Может быть,и она на таком же голодном пайке,как и я. Может быть,и ее уже к другим мужикам тянет,как и меня - к другим бабам. Точно тянет. От того она и злая такая,что неудовлетворенная...
А время шло. Я торопил его, мысленно подгоняя свою cyпpyгу и надеясь, что мы начнем с нею заниматься этим не совсем приличным делом, как только она покончит с мытьем тарелок.
И мое сердце забилось прямо-таки как у настоящего девственника, когда в комнату наконец вошла Марта.
-- Дорогая! -- протянул я к ней жаркие руки.--Ты не забыла, какой сегодня день?
Она недовольно поморщилась, значит, ничего не забыла. Но и никак не ответила на мой полный любви жест. Словно не замечая протянутых к ней рук, прошла мимо кровати и села на табурет у окна. --Я еще белье не постирала, а ванная занята.
И вместо того, чтобы хоть глянуть на меня ласково, уставилась с безразличным видом в черное окно.
--
Надя моется?.-- подавив вздох, спросил я.
--
Толя стирает!
--
Как это Толя стирает? -- ужасно удивился я.
--
Обычным образом. Вручную. Машинки-то у них, как и у нас,нет?
Это было сказано с очень даже большим упреком в мой адрес. Я сделал вид, что ничего не понял.
-- Ну, и пусть стирает! -- весело воскликнул я. -- Это даже хо- рошо, что он стирает. У нас сегодня другие планы, и тебе, я ду- маю, не следует переутомляться с бельем. Ложись,моя голубка,а то я уже истомился тут под одеялом. Видишь,каким бугром стоит?!
--Господи! -- Марта с тоской посмотрела на меня. -- Ты же сексуальный маньяк! У тебя и голова-то ни о чем больше не бо- лит! Вот Толик!.. Вот Толик и готовит, и стирает, и полы моет! Вот что значит -- человек уважает свою жену! А ты!.. А ты!.. Те- бе надо было на какой-нибудь шлюхе жениться, развращенной также, как и ты! Культурная,воспитанная девушка - не для тебя.
Ее глаза наполнились слезами, я она выбежала из комнаты,
Я долго лежал, смотрел в потолок и ни о чем не думал. И стукнуть по башке меня никто не стукнул, а вот чувство было такое, что она отключилась от этого мира и ничего не соображает,как после хорошего удара. Но лежи -- не лежи, соображай --не соображай, а жену искать надо было. Я лениво поднялся и подался на поиски.
Заглянул на кухню. Пусто и темно. Открыл двеь в ванную,вдруг она там вместе с Толиком стиркой занимается. Нет, вместе с Толиком была его жена Надя. Схватив мужа за волосы,она
мордой тыкала его в грязную, мыльную воду, гневно приговаривая:
-- Разве я тебе, стервец, не говорила, чтобы ты не клал белое вместе с черным?!
Согнувшись в три погибели над ванной, стервец только жалостливо похрюкивал и отдуваясь,выдувал мыльные пузыри.
"Во дрянь баба!",-- подумал я и быстренько закрыл дверь,чтобы не быть свидетелем небывалого, в моем представлении, мужского пoзopa.
Нет, все-таки моя Марта, хоть и с вывихами, но жена что надо!
Я стоял возле сартира, пытаясь подобрать нужные для Марты слова, прежде чем заглянуть в него, когда в коридор вышла еще не остывшая после схватки с мужем Надя. Увидев меня, она рез- ко переменилась в лице и движениях, и пошла прямо на меня. Я попытался посторониться. Отступил назад к стене. Она, не обра- щая никакого внимания на мои вежливые пируэты, приблизилась вплотную и прижалась ко мне, словно соизмеряя свой рост с моим
-- Какой ты большой!-- заглядывая в мои глаза снизу, зашеп- тала она. -- Как только Марта выдерживает тебя? А впрочем, как она тебя выдерживает, об этом нетрудно догадаться.
Надя насмешливо посмотрела на дверь туалета и тут же, как ни в чем не бывало, отстранилась совершенно с невинной физиономией. И только уходя, на прощанье попыталась качнуть бедрами, но это у нее по нормальному не получилось. Слишком уж узкозадой для такого призывного действия была она. Вышло что-то больше похожее на собачье движение, словно сучка хвостом вильнула. "А ведь она голодная!-- подумал я. -- Такая же голодная,как и я сам!"
От этой, казалось бы, никчемной и самой что ни на есть пошлой мысли в моих висках сильно застучало, и я вдруг понял, что мне ужасно хочется обладать ею... Не Мартой. О, Боже!.. А этой прожженной стервой.
Я тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. К черту такие мысли! Ведь есть Марта! Она же есть, существует,совсем рядом существует! И сегодня суббота!
Я положил руку на дверь сартира. Я так осторожно открывал ее, с таким чувством, словно за нею был рай с любимой в шалаше и полным очищением от всех греховных мыслей...
Марта, сгорбившись, сидела на унитазе и, подперев кулачком подбородок, о чем-то мечтала. И потому, как она сидела, не задрав платья, нетрудно было догадаться о том, что и на этот раз она
расселась здесь не ради отправления каких-то своих физиологических нужд, а для того, чтобы поизмываться надо мной.