Рубин Марк Александрович : другие произведения.

Спрячь свою нравственность: часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Вся история человечества говорит и кричит о том, что ни один правитель не может быть застрахован от заговора против себя. Алессандро Рубин

  Глава 1.
  
  Марк Рубин стоял у зеркала и протирал свое лицо после сна. Протирал обычной водой, льющей с канализации, немного мутной, холодной, ведь на улице поздняя осень, обмякая дырявую серую тряпку под капельками, падающими из заржавевшего крана. Взглянув в зеркало, он застыл, смотря в зрачки своих глаз. Его не покидали мысли о том, что он пришел к результату своих поступков, что именно такой свод поступков приводит к большой глубокой яме, из которой можно выбраться только при помощи надежды на везение. Прошло уже много времени, он почувствовал, что такое быть с самим собой. Существовать с таким как он. Привередливым, капризным, грубым, пошлым. Смотря на себя в зеркало, в это потресканное грязное зеркало, Марк Рубин вспоминает свою осквернительную улыбку, которую наблюдал вместе со всеми всю жизнь. Но реальность такова, что он сидит во французской тюрьме уже полгода, спит на кушетке, на разорванном матрасе, отгораживающем его спину от скрипящей и колючей решетки, каждое утро он просыпался от того, как на лицо капает с потолка грязная ржавая вода, роса, вся жидкость протекала при удобном случае.
  В камере он был один, потому что в первый месяц своего ареста ему пришлось подраться с двумя сокамерниками, которые в его присутствии решили заняться анальным гейским сексом. Их острые хрипящие звуки, французский язык, это выводило его из себя. Здесь не было моральных принципов или чего-то вроде того. Это был какой-то свой мир, где люди делали все, что им вздумается, под любым углом, ракурсом, без зазрения и презрения со стороны наблюдавших. Здесь люди сидят годами, годами они изолируются от общества, от выпивки, женщин, друзей. Для него это было особенно непривычно и поэтому, увидев, как семидесяти пятилетний старик насилует уже четвертый раз надень девятнадцатилетнего юнца просто за то, что у него длинные волосы и он вызывает ассоциации с женщиной, Марку Рубину пришлось набить морду обоим.
  Его переселили, предварительно яростно избив, нравы у тюремной охраны были немногим лучше, нежели у их гостей. Марк Рубин был убежден в том, что он никто и даже ничто. Кое-какое определение можно было себе дать - некое живое существо, по антропологическим данным похожее на человека мужского пола, привыкшее к сырости, как пресмыкающееся, и даже не рассерженное на существующую реальность. Он смирился с этим и сдался. Теперь он начал получать по заслугам, заочно, предварительно, перед тем, как увидеть сцену между богом и дьяволом, которые в увертюре будут громко смеяться над его физионоей и показывать своим коллегам на пальцем, говорить, кем он себя считал и что с ним в конечном итоге вышло. Это был бы первый случай, когда у бога и дьявола возникли общие интересы. В этой сцене Марк Рубин даже никому не понадобился бы, это самое худшее. Кому нужно такое дерьмо?
  Единственное, что было на нем живое, так это футболка сборной Франции по футболу Зинедина Зидана, и память о том, как он провел свой последний матч в карьере, ударив весельчаку-итальянцу в грудь, получив свою красную карточку, бросив капитанкую повязку на газоне и, уйдя в подтрибунное помещение. Так вот эта футболка, заключенная в этом аналогия, давала ему повод улыбаться, потому что он чувствовал себя тем самым Матерацци, который вроде бы душа компании, человек, которого хотят видеть все, но потерявший. И разница лишь в том, что Марк Рубин не звезда, поэтому он потерял все.
  Люди приходили к нему на свидание и убеждали в том, что все не так, как он себе представлял. Потом Марк Рубин стал скрывать свои настоящие мысли, строить из себя человека, надеющегося на то, что все будет по закону и прочее, - например, по морали, - но Марк Рубин хотел умереть, и охрана французской тюрьмы заботилась о том, чтобы у него это не получилось. Как можно отодвинуться с этого места? Убившись, лишив себя жизни, чтобы разложиться на мелкие элементы, превратиться в уголь и раствориться в воздухе.
  Раздался громкий стук из железной двери. Открылось окошко и из отражения в зеркале Марк Рубин увидел сотрудника тюрьмы, который сказал ему, что нужно выходить. Их злобный взгляд стало для него привычным делом, - каждое утро, обед, полдник и ужин он видел эти лица. Иногда это слившееся лицо нескольких разных охранников выказывало улыбку, когда поливало его струей воды из шланга, кидая кусок серого мыла, на котором остались лобковые волосы других арестованных, но Марк Рубин был вынужден пользоваться этим мылом, - при всем прочем он старался следить за своим внешним видом.
  Марк попросил его подождать пару минут, исходя только из любезности, на что охранник согласился. Сегодня суда не было, не было запланировано вообще никаких мероприятий. Он снова взглянул в свое лицо через зеркало, поправил волосы и вышел из своего, так называемого, номера. Прижался лицом к стенке, почувствовал как на него надели наручники и стали вести по коридору. Они стали подниматься по лестнице, - непонятно было Марку, куда ведут, он не мог ничего спросить у охранника, потому что не знал французского, знал только несколько дежурных фраз. Охраннику было наплевать на то, как он вел Марка по коридорам. Его руки были связаны сзади в наручниках, поднимаясь по лестнице и идя по туннелю, охранник крепко держал его за левый локоть, сохраняя дистанцию, потому что ему отвратно иметь какой-либо контакт с заключенными. Марку приходилось претерпевать удары с решеткой, которая шла параллельно с коридором. Он заработал уже достаточно синяков от этого.
  В конце туннеля было две двери - одна дверь вела в столовую, вторая вела в комнаты для допросов, охранник повел его направо, в комнату для допросов. Возле комнат стояло много мужчин и женщин в деловых костюмах, с кожаными папками, ожидающий своих клиентов. Судя по их реакции от появления Марка Рубина, ему стало понятно, что никто из них его не ждет. Это стало удивлять Марка еще сильнее. Уж о чем-то его точно могли предупредить. Его завели в комнату, в которой был только стол и два стоящих друг напротив друга стула. Стены специально были окрашены в бежевый цвет, чтобы у всех участников следственных действий не возникало агрессии и вожделения лишить кого-нибудь жизни. Охранник приказал Марку сесть на стул, стоявший ближе к стене, Марк молча попросил его дать возможность постоять, но его это не волновало и охранник настойчиво предложил ему сесть, хлопая резиновой палкой по своей ладони.
  Марк сидел один, ему приходилось немного прогибаться вперед, чтобы пускать кровь к своим рукам, потому что этому мешала спинка от стула, на которую он периодически опирался спиной. Марк взглянул на выход, - охранник стоял боком, пожовывая жевачку и ждал кого-то. Марк посмотрел в окно, сегодня светило солнце, он слегка смирительно улыбнулся от довольства. Из коридора раздался женский голос, она о чем-то спрашивала, судя по интонации, потом стук каблуков, приближающийся к комнате для допросов, возле которой стоял охранник. За полгода у Марка очень хорошо развился слух, хотя он даже музыки не слушал, он только подбирал ритмы этих каблуков.
  В комнату зашла девушка. В черных ушитых брюках, заправленной черной футболке, все в том же черном пиджаке. Она посмотрела ему в глаза, в его пустые беспечные глаза, которые уже ничего не хотят. Она покачала своей головой, украшенной черными волосами, и сказала: "Снимите с него наручники, он же не животное в конце концов". Он, долго сомневаясь, снял с Марка наручники и сильно предостерегся, когда Марк резко пустил свои запястья вперед и стал разглаживать их, мышцы трицепсов от следов наручников и спинки стула. Но тревога была ложной, почему-то для охранника это не было ожидаемым. Девушка положила папку на стол, открыла ее, достала бланк, похожий на анкету, положила рядом ручку. Она сняла с себя пиджак, повесила его на спинку стула, их стулья были приварены к полу, села и снова посмотрела своими карими глазами на Марка. Ей что-то мешало, она оглянулась назад и попросила охранника выйти из комнаты, он стал возражать, но они сошлись на том, что можно дверь оставить открытой. Девушка потянула правую руку назад во внутренний карман своего пиджака и достала пачку сигарет со спичками, положив на стол, после чего она из папки достала чистый лист бумаги, свернула его в кулек для того, чтобы туда можно было стряхивать пепел.
  Марку ниразу не приходилось видеть эту девушку, он не знал кто она такая и зачем она явилась. Она снова осмотрела его, посмотрела на руки и, робко ухмыльнувшись, отметила, что он в неплохой форме, на что Марк ответил ей, что уже полгода подтягивается, держа край второго яруса своей кровати, научился отжиматься от пола по пятьсот раз на каждой руке, и использует спинки стульев в своей камере в качестве брусьев, на которых он поднимается вверх и вниз, а чтобы не касаться пола, он научился держать свое тело параллельно полу. Она владела английским. Набрав глубоко в унисон воздух, они перешли ближе к делу.
  - Здравствуйте. Я Розарио Галлас, психолог. Марк Рубин, я понимаю, что спустя полгода заключения вам тяжело все воспринимать с доверием, но, прошу вас, постарайтесь. - Ее глаза были наполнены жалостью, тонкие брови были приподняты в области переносицы, она поглаживала свои руки от волнения. - Я сейчас задам вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них честно. Мы можем доверять друг другу, нас никто не прослушивает. - взяла она ручку и стала делать какие-то отметки на листе бумаги, лежащем перед ней.
  Марк настороженно посмотрел на ее лицо, она сидела напротив него и вызывала, к его удивлению, чувство спокойствия. Марк чувствовал, что мог ей довериться, но он дико хотел отсюда выбраться, потому что испытывал некоторую неловкость от ее жалости, вежливости и сострадания, которые она демонстрировала всем своим видом. Ладно, подумал он, раньше начнем, раньше закончим.
  - я готов. - кратко ответил на ее вступительную прелюдию.
  Роза кивнула головой и стала быстрее листать в своих бумажках. Ага, вот, она нашла. И спросила:
  - Какие добродетели вы цените больше всего? - прелюдия была максимально короткой.
  - вы шутите? - удивился Марк. - пришли сюда, что спросить о том, что у меня больше всего вызывает почтения?
  - это важно, миссье. Ответы на эту анкету могут вас охарактеризовать на завтрашнем судебном слушании. В суде у вас дела идут очень неплохо, несмотря на то, что вы уже полгода в тюрьме. А здесь, вы делаете, чтобы ваша характеристика все испортила. Эту беседу я провожу не из-за того, что вы мне понравились, а для того, чтобы понять, способны ли вы совершать преступления, а если нет, то сумеете ли вы вернуться к нормальной жизни на воле. Постарайтесь, наберитесь терпения и ответьте на эти вопросы. Следствие еще не доказало, что у вас был умысел совершить преступление.
  - ладно, договорились, надеюсь это сдвинет с мертвой точки. - ответил Марк. Промолчал около минуты, он нашел ответ на этот вопрос. - Уверенность в себе, не связанная с самоуверенностью.
  - хорошо. - прокомментировала она, поставив галочку в клетку на анкетном бланке. - Какие качества вы больше всего цените в мужчине?
  - Сила, ум, чувство юмора, целеустремленность. Наверное, так. - поднял он руки.
  Роза что-то отмечает в своей анкете и продолжила:
  - Какие качества вы больше всего цените в женщине?
  - нежность, сообразительность, красота.
  - хорошо, мы начали неплохо. - приподняв краешек губы, сказала она.
  Марк немного расслабился и удобно уселся на стуле.
  - скажите, пожалуйста, какое ваше любимое занятие?
  - думать, мечтать, читать. с недавних пор - жить в расчете на везение.
  Этот тест Марка явно забавлял, а ей нравилось слушать его ответы.
  - ваш любимый цвет и цветок?
  - черный, тюльпан. - задумавшись, сказал он. - полагаю, именно он.
  - ваши любимые писатели?
  - Пьюзо, Буковски, Достоевский.
  - ваши любимые поэты?
  - Владимир Маяковский и Джим Моррисон, хотя он не совсем поэт, он больше вокалист, но тем не менее, прежде чем это записать на студии, его творчество сначала было стихами.
  - как вы относитесь к вере, религии? Если бы у вас было право выбора между адом и раем, чтобы вы выбрали?
  - я подготовил для него много вопросов, в случае, если я удостоюсь встречи с ним, хотелось бы высказаться. А насчет выбора - абсолютно точно - этот вопрос я согласовал бы с Господом богом.
  Приняв этот ответ, ее выражение лица обрело странный вид. Марк заставил ее глубоко задуматься. Роза перестала что-то помечать в анкете, снова стала рыться в бумажках, на которых были изображены схемы, видимо, инструктирующих ее, в какой последовательности нужно задавать вопросы в зависимости от ответов на них. Она все бросила и выпустила воздух из легких. В комнате было высокое напряжение. Утомившись, она снова пристально взглянула на него и задала свой вопрос:
  - какое ваше состояние духа на данный момент?
  - подавленное. - он ответил монотонно.
  - Марк, - говорит она, - теперь позвольте задать вам два вопроса.
  Ее голова была склонена в стол, но глаза смотрели исподлобья. Было ощущение, что Марк смог передать ей свою подавленность. Пока он не сказал о состоянии своего духа, ей казалось, что он неплохо себя чувствует, верит в лучшее. Она не рассчитывала, что так тяжело будет задавать вопросы. Она уже давно сняла все остальные вопросы из анкеты, понимая, что ответы на них ничего не прояснят. Она спросила:
  - как вы относитесь к одиночеству?
  Он приподнял голову. Марк посмотрел на нее надменно, с высока. Его лицо приняло вид мрачного темно-волосого ангела, пытающегося осводободиться от чар дьявола. Марку тоже было нелегко, хотя он не подавал признаков об этом. Он старался получать удовольствие от таких общих, но и конкретных вопросов. Рассудив, он ответил:
  - нейтрально, если это одиночество всегда есть с чем сравнить. одиночество как форма общения... в принципе это чистота мысли... но очень легко чокнуться.. общение с другими людьми оставляет на месте. общение в одиночестве ґ- медитация... общение в одиночестве ґ - в любом случае с кемґ-то общаешься... со своим подсознанием или представляешь себе нужного человека... здесь не пытаешься использовать пафосные фразы, тут все поґ-честному... но нет контрольных точек, которые будут держать в рамках нормального сознания... многие потом смогут просто не понимать.
  Роза больше ничего не смогла понять. Она хотела убежать. Холод на его лице бил по ней большими глыбами льда. Роза уже думала бросить работу, искупаться в море и уехать в Лос-Анджелес. Напоследок, еле двигая челюстью, она задала последний вопрос:
  - вас обвиняют в причинении смерти. Какое ваше отношение к собственной смерти? Неважно - было бы это насильственное убийство или самоубийство.
  В кабинете повисло молчание. Марк еще раз посмотрел в окно, на солнце, освещающее комнату, оставляющее только клетки полутемного цвета. Это было чем-то похоже на шашки. Она ход, его ответ, только она ни одну шашку не съела, и у нее, видимо, осталась одна дамка. Марк обвел комнату взглядом. Обнаружил, что охранник куда-то ушел. Он встал со стула, попросил у нее разрешения покурить, она согласилась, закурил сигарету, встал у окна и посмотрел на нее. Ее глаза уже окончательно были наполнены тревогой, она все-таки сомневалась в его адекватности, - после четырех психиатрических судебных экспертиз и он начал сомневаться. Марк сделал несколько затяжек, нежно поглаживая свои влажные пряди волос, от которых отсвечивал свет. Ей казалось, что он не знал ответ на вопрос. Он ответил мягко, без резкости, которой сопровождалась вся беседа. Правда, крайнее умиротворение в его лицо заколотило ее сердце.
  - это, как все заново. Но мне хотелось бы, чтобы это было тайно, чтобы никто из моих родных и близких не знал, когда я умру, не хочу, чтобы меня оплакивали, мне кажется я буду мучиться на том свете, в Святой Книге так и написано, - там говорится, что если человека будут оплакивать, то он будет мучиться на том свете. Я вижу в этом логическое суждение, у меня есть повод верить в это. А так... смерть - это... Как чистый лист бумаги. Глоток свежего воздуха. Даже вызывает ассоциации с солнечными лучами. Не вижу в этом чего-то экстраординарного. Это, когда тебя спрашивают, что ты сделал хорошего, а что плохого, ты им отвечаешь, а потом они перед тобой раскладывают список всех твоих поступков и ты понимаешь, что кое-что переврал и много не сказал. Потом они смотрят на тебя и не знают, что сказать, потому что у тебя нет аргументов, ты не можешь сказать, что верил в них, что следовал по Корану или Торе, или Библии. Просто, стоишь перед ними со своей технократичной мыслью о том, что все эти книги говорят об одном и том же, но на разных языках, и строятся на разных историях. Уже не ждешь ничего. И, то ли из вежливости, то ли из искренних чувств, говоришь им спасибо за предоставленные годы, за прожитые обстоятельства, и они начинают на тебя смотреть по-другому. Способ посмотреть на все со стороны и продолжить жизнь, если это кому-то нужно. Главный момент заключается в искренности твоих слов.
  Роза откинулась на спинку стула, бросила на стол ручку, сняла очки и эмоционально спросила:
  - как вы до этого дошли? Нет, у вас достаточно ясные мысли, но мне не понятно, откуда они у вас взялись? Я никогда не сталкивалась с таким прецедентом. Мне сложно вас даже назвать подсудимым, вы только подозреваемый, причем плохой, потому что с вами ваша вина не может даже быть доказана! - восхищается она. - вы ничего подобного не говорили в суде, вам это могло бы помочь. Но вы следовали советам адвокатов, они вас ограничивают. Марк, миссье, скажите мне, пожалуйста, как это? Как вы к этому пришли?
  Марк потушил окурок, подошел к столу, сел за стул и утаил молчаньем. Она смотрела в его глаза и ждала, она действительно ждала, что он скажет, она метилась из стороны в сторону, не понимала, что происходит, она достала сигарету из пачки, подкурив ее, сложила руки, села поудобнее, подняла левую руку с сигаретой в ее тонких и длинных наманикюренных пальцах так, что табачный дым взлетал прямой линией вверх. Ее рот был приоткрыт от ожидания, Марк сидел и смотрел на ее лицо. Это вызывало у него улыбку, это был его самый лучший солнечный день, который только доводилось видеть - день, когда он рассказал ей многое, если не все. Он смотрел на нее исподлобья, облокотившись на спинку стула, улыбаясь осквернительной улыбкой, только осквернение не адресовалось ей, оно адресовалось прошедшим годам, оно адресовалось ожидаемому будущему. Это осквернение набивало всем морду, надирало чей-либо зад, ему не хватает слов, чтобы все это выразить, скорость мысли превышает скорость света и, улыбнувшись, он сказал: "я чуть-чуть кое о чем знаю".
  
  Москва. Луна сквозь жирные облака большого города освещала своей темной стороной ее комнату. Большую комнату в квартире на Кутузовском проспекте. Аллен Касьянова, лежа в постели, посмотрела в окно, за которым было очень тихо, - ниодного мотора, ниодного голоса, только штиль и тишина. Она достала пачку сигарет из своей тумбочки, взяла одну, на тумбочке с другой стороны ее постели лежала спичечная коробка, которую она достала, облокотившись на своего спящего постельного партнера, который даже не проснулся. Такая тишина ее беспокоила, потому что это было подозрительно, учитывая, что по левую руку на полу лежала голая женщина, а по правую все тот же мальчик. Их было трое в темной комнате, пропахнувшей табачным дымом, старым ромом, цитрусовым запахом дезодоранта мальчика и шоколадом, застывшим слоем на груди женщины, лежащей в дреме на полу. Она подскочила. Держа сигарету в своих пальцах, она одной рукой взяла джинсы, которые натянула на свои нежные и в то же время сильные ноги, зажав сигарету губами, стертыми от губной помады, которая осталась во рту у мальчика и женщины, лежащей на полу, она стала застегивать бюстгальтер алого цвета с кружевами. Она снова посмотрела на часы, на которых уже кукушка пробила пять сигналов, говоря о том, что уже пять часов ночи, и показывая, как пара танцует танго, выпрыгивая из часовой коробки каждый раз, когда минутная стрелка возвращалась к двенадцат. Посмотрев назад, она увидела серого британского кота, спящего в ногах мальчика. Затем она вышла в коридор, на камоде возле входной двери она увидела фотоаппарат Полароид, она шла дальше по следам, которыми служили фотографии, зафиксированные полароидом. Она увидела кадры годичной давности, ровно год назад, как она отмечала свой день рождения в компании пьяной позолоченной молодежи, впервые смакующей кальян и знакомящейся с другими крепкими напитками помимо водки. Фотографии привели на кухню, на большую кухню с барной стойкой, они дошли до холодильника, на дверце холодильника было приклеено еще несколько фотографий, где она прыгала со своей подругой в бассейн, после чего даже не думала выжимать свою белую майку, и их обеих даже не беспокоило, что их бюстгальтеры только показывали направление ветра на антенне, расположенной на крыше дома. Она открыла холодильник, увидела банку пива, головная боль заставила ее открыть. Сделав глоток, она развернулась, пытаясь разглядеть, что стоит на столе. Она испытывала отвращение от отрывков вчерашних воспоминаний, она услышала шорох, кто-то еле сдерживался от смеха. Она включила свет. Она закрыла глаза от боли. Она моргала и все происходящее казалось ей слайд-шоу. В первом слайде, она увидела кучку друзей, сидящих на красном кожаном диване в стиле американских ресторанов середины двадцатого века, во втором разрывающаяся бутылка открытого шампанского, третьим слайдом она зафиксировала разбитую люстру, упавшую на пол. Четвертый слайд - общественный взмах руками, руки, обхватившие ее за талию и поднявшие вверх, звуки поздравлений, звуки золотых гитарных семидесятых в исполнении Джими Пэйджа, а затем... а впрочем, все как обычно - люди, как люди - любят отметить праздники так, что надеются на завтрашнюю скоропостижную смерть.
  Аллен услышала сирену из улицы. Подумала, что соседи пожаловались на нее и ее друзей. "Тишина!" - крикнула она своим охрипшим голосом на друзей. Музыка остановилась, люди замерла в ожидании. Что случилось, какого черта, умер президент? - задавались пьяные гости вопросами. Аллен, стоя у входной двери, подняла указательный палец, трясущийся от градуса в голове, медленно направила его в сторону балкона на кухне, молча приказав всем заткнуться и ждать дальнейших указаний.
  Придерживая о голову девчонку, развалившуюся у ее ног, она пошла к балкону, оттерев сальной слой с ее волос о свои джинсы. Аллен открыла дверь балкона, на ее босую ногу падали капли дождя. На улице шел ливень, разряды молнии ослепляли жителей большого города. Аллен невозмутимо вышла дальше на открытый балкон, ступив на промокший пол. Она чуть не поскользнулась, схватилась за перила и потянула свою голову вперед, на Кутузовский проспект. Она видела облещенную дождяной водой дорогу, изредка проехавшие автомобили. Под ее балконом на пятом этаже, напротив, в десяти метрах от пешеходной полосы, она увидела лежащую женщину, из под которой раз стекалась кровь по дороге, смешиваясь с влагой на дороге. Вокруг нее столпились милиционеры, бросившие свои автомобили неподалеку. Рядом, у ближайшей остановки на нечетной стороне проспекта, стоял молодой человек в черном костюме и черной рубашке, промокающий под напором дождя. Одну руку он держал в кармане, вторую выставил, чтобы дождаться такси. Никто не обращал на этого подозрительного парня внимания. С пятого этажа она видела его исхудавшее лицо. Немного приглядевшись, отметила, что ему уже немало лет. Свиду он выглядел, как пятидесятилетний мужчина. Его глаза поникли от того, что он видел перед собой. Но в них не было чувствительности. Для Аллен казалось - ну и лицо у него. Будто бы он думает, мало ли он смертей видел. Черт бы его подрал, проворчала она себе под нос, резко развернувшись и забежав в дом. Она забежала в коридор.
  Лицо Аллен приняло глубокое удивление. Ей никогда не приходилось видеть труп человека. Этот случай был хорошим для нее практическим опытом. Она училась на юрфаке и рассчитывала устроиться в прокуратуру. Несмотря на глубокое состояние алкогольного и наркотического опьянения, она захотела выйти на улицу и более детально разглядеть, как милиция действует в таких ситуациях. Возле входной двери в коридоре она надела сланцы, накинула поверх обнаженной спины кожаную куртку и застегнула ее на молнию до уровня груди. Она захватила с собой черную бейсболку с камода. Пьянь, лежащая на кухне, была одурманена и не понимала, что она делает.
  Аллен зашла в лифт и нажала кнопку первого этажа. Пока железная коробка спускалась на первый этаж, Аллен посмотрела в зеркало, поправила руками свои промокшие длинные волосы, некогда бывшими кудрявыми, собрала в руке комок и спрятала его под кепку. Она пошлепала себя ладонями по щекам, чтобы прийти в чувство. Аллен практически полностью протрезвела. От прошедшей ночи на ее лице осталось только веселое настроение. Двери лифта открылись, она в очередной раз посмотрела в зеркало, искренне улыбнулась и выскочила.
  
  Марк Рубин находился в ресторане Баку на Кутузовском проспекте. Этой ночью он был дежурным следователем. Он работал в следственном управлении по западному московскому округу. Его подразделение территориально курировало Кутузовский проспект. За год службы в органах он набрался достаточно профессионального опыта, чтобы лихо припеваючи шить уголовные дела, находя всякие и веские доказательства. Но еще он набрался хорошего дипломатического опыта и на его счетчике было несколько предприятий на Кутузовском проспекте. Этой ночью следователь Марк Рубин проводил разъяснительные беседы с директором продуктового магазина, который должен ему в месяц отчислять по тридцать тысяч рублей. Марк не зря выбрал ресторан Баку, потому что здесь любят трапезничать его азербайджанские друзья, у которых на жаловании он находился. В целом же, они познакомились благодаря руководству Марка Рубина, начальнику следственного управления - Камилю Галлиулину. Он-то точно находился на жаловании азербайджанцев, а Марк лишь только исполнял его поручения.
  Он сидел в своем светло-сером ушитом костюме, белой сорочке и похлебывал горячий чай, наблюдая за панорамным окном, какой сильный идет дождь. Сегодня он был на сутках и ночь - лучшее время для того, чтобы выяснить отношения с безответственным клиентом. Марк знал, что в ресторане присутствуют авторитетные лица - они наблюдают и за его поведением и за поведением хозяина продуктового магазина. Чтобы его магазин существовал, ему было разъяснено, что часть своей прибыли он должен отчислять правоохранительным органам.
  Они сидели за столом, диваны, стоявшие по обе стороны, были обкиданы мягкими подушками. Марк в надменной манере поудобней уселся на диван, зажав под рукой мягкую подушку и потягивая кальян на молоке. Вместе с ним сидел авторитет из мафиозных структур азербайджанских представителей в Москве, а напротив - директор продуктового магазина. От Марка требовалось передать сумму комиссионных, которую директор должен выплатить в качестве штрафа за оплошность, а этот авторитет должен был для него все разжевать, чтобы не возникло двузначностей. Потягивая чай, Марк слушал как его компаньон разъясняет директору, что такое хорошо и что такое плохо. Через прядь волос перед его обзором, Марк наблюдал за жалкими глазами директора магазина. Он был опустошен и хотел поскорее отсюда уйти. Они разговаривали на азербайджанском, Марк ничего не понимал из сказанного. Но он чувствовал, что хозяин продуктового, - толстый мужик в серой водолазке, из под кудрей волос которого течет пот, - слышал ту информацию, которую нужно. Да, его азербайджанский компаньон работает как надо, думал Марк.
  Он откинулся на спинку дивана, отдернул прядку своих волос, почесал себе затылок, потер висок, заросший длинными бакенбардами и дожидался конца, когда уже этот торгаш вытащит конверт, набитый деньгами. Потирая свой гладко выбритый подбородок, Марк присмотрелся к происходящему за окном. Милицейские машины просекали сквозь лужи проспекта туда-сюда. Это были ребята из его подразделения. Видимо, что-то случилось. И долго Марку ждать не пришлось, как он услышал низкий нервозный голос одного из инспекторов: "В вашем ресторане сидит следователь, Марк Рубин. Позовите его!". Хостес знала, что Марк здесь, но она не могла его побеспокоить, потому что знала причину его визита и пыталась объяснить этому легавому, что он здесь не кстати. Но нацистские наклонности человека в форме были все более яркими и слышными для ушей следователя и Марк развернулся, после чего увидел тучную физиономию в форме с автоматом калашникова. Патрульный увидел его лицо и, махнув рукой, крикнул: "Марк, давай быстрее! Там труп на дороге лежит. Ждем тебя!". Марк молча дал понять своему компаньону, тыча на наручные часы, что нужно поторопиться. Через минуту он получил свой конверт, убрал его во внутренний карман пиджака и быстро покинул ресторан, схватив папку под мышку.
  Патрульная машина приехала на место происшествия. Марк, не дождавшись полной остановки, выпрыгнул из задней двери. Подойдя поближе, он увидел еще две патрульные машины, машину скорой помощи, возле которой стояли врачи. "Проклятие!" - подумал он, увидев их разъяренные глаза. Из-за этой задержки, возможно, врачи не успеют спасти ее жизнь. Хотя, ей и так нелегко пришлось. Ее лицо было обезображено, облито кровью. Конечности неестественным образом были разбросаны вокруг тела, они были сломаны от силы удара о капот автомобиля. Пройдя сквозь толпы людей в форме и простых очевидцев, собравшейся вокруг трупа женщины, он увидел ее, истекающую кровью. Он не видел, чтобы она дышала, лицо побелело. Видимо, она уже отбросила коньки. Возле тела была овчарка с ошейником и поводком, тыкающая ее своей мордой, скулящая. Даже животному стало ясно, что его хозяйка мертва. Ближе остальных к трупу стояла маленькая одиннадцатилетняя девочка с плюшевой игрушкой, прижатой к груди. За плечо ее держал юноша, лет шестнадцати-семнадцати. Они оба плакали, стоя под дождем. Должно быть, это брат с сестрой, и плакали они не от страха перед увиденным, а от потери своей матери. Ком в глотке образовался у Марка, пока он наблюдал за всей этой картиной.
  Уложив мокрые волосы назад, он достал бланк протокола осмотра места происшествия, ручку. Бумага намокла, ручка перестала писать. Марк поднял свои глаза, обвел взглядом врачей, легавых, девочку с мальчиком, нескольких очевидцев и просто наблюдателей. Он рявкнул на одного из постовых: "Запасная ручка есть? Тут дел минут на тридцать.". Нехотя сержант подал ему ручку. Только Марк начал писать на промокшей бумаге, как она порвалась под давлением стержня. Ладно, решил молодой профессиональный следователь. Нужно все детально осмотреть, дать эксперту поручение взять образцы крови и следы от шин на дороге. Запишу в офисе, а так нужно осмотреть детальнее. Марк пошел вокруг трупа. Он испытывал большую ответственность от того, что за ним наблюдали люди. На черном Форде подъехал оперативник. Он сразу прибежал к Марку, ожидая от него поручений. "Ну чего?" - запыхавшись, спросил его колоритный мужик в свитере и кожанке. Марк осматривал женщину, сидя на корточках, отвлекся и посмотрел на него исподлобья. "Мог бы сделать так, чтобы здесь не было такого ажиотажа? Этим идиотам не хватило ума перекрыть территорию.". Оперативник принялся за дело.
  Марк ходил вокруг трупа. Двигаясь по часовой стрелке, он увидел очаровательную девушку, стоявшую рядом. Она была одета в джинсы, кожаную куртку, высокого роста. Ее волосы были запрятаны под кепку, своими пухлыми губами она зажимала сигарету, затягивая табачный дым в легкие. Марк подмигнул ей, показав, что она по его вкусу, но от нее ответа ему ждать не приходилось. Девушка посчитала, что сейчас это неуместно. Тебе еще дело раскрывать, подумала она. "Эй, - обратился Марк к оперативнику, - нужно установить очевидцев и опросить. Тебе понадобится подмога". Марк отопнул ногой кошелек ближе к трупу и услышал девчачий голос: "Она выздоровеет?". От услышанного хрупкого, почти охрипшего от холода голоска, слыша как она хнычет вместе со своим братом, поняв, что на данный момент оба они беспомощны, у Марка возникло помутнение. Спустя пару секунд он пришел в себя. Открыл глаза, проверил, что из карманов ничего не исчезло и развернулся лицом к девочке. Он присел к ней. Взял ее за плечики и оптимистично тихо шепнул ей: "Не волнуйся, все будет хорошо. У тебя будет лучшая жизнь". Она перестала хныкать, а Марк немного успокоился, подумав, что одной нервотрепкой меньше, и продолжил вести следственные мероприятия.
  
  Для полного счастья необходимо внушить себе, что оно есть, неважно в какой форме, в каких количествах, важно то, что окружающее нас нужно принять как то, к чему мы шли, то, чего мы хотели, думала Аллен, стоя на улице и наблюдая за следователем. Ведь счастье понимается как процесс, когда все люди могут договориться между собой, но настоящая обстановка такова, что как только они начинают это делать, сразу наступают все главные проблемы...
  Она видела, как цинично отнесся следователь к горю маленькой девочки. Да, он улыбнулся, обнадежил ее, своими ладонями может и согрел, но он обманул ее. Он знал, что она уже - труп, и все равно дал девочке понять, что завтра, или через неделю, или через месяц она снова увидит свою выздоровевшую мать, которая улыбнется ей на встречу. Но эта маленькая одиннадцатилетняя девочка неспособна прочитать его истинные мысли. А Аллен смогла. Наблюдая за тем, как он враждебно осматривается по сторонам, услышав, как он дал поручение оперативнику разобрать людей, она поняла, что ему нужно, чтобы здесь было поменьше народу. Чтобы решить вопрос с детьми, как можно быстрее их прогнать отсюда, загнать их вместе с этой чертовой собакой домой. Да и вообще, какая к черту разница этим людям от того, что дальше будет. Аллен стояла и продолжала за ним наблюдать.
  Надо отдать ему должное. Хоть он и отнесся к смерти человека очень просто, он выполнял свою работу четко. Дождавшись, когда приедет эксперт с фотокамерой, он выхватил ее и стал делать для себя кадры, покамест эксперт снимает образцы крови и ищет следы шин. Парень оказался не из худших. Ей никогда не приходилось видеть таких шевелюристых следователей. С виду он был симпатичен. Выглядел старше своих лет. Худощавого телосложения, но сквозь материал костюма проявлялись его широкие плечи. Но эта ухмылка ей в лицо, она ее взбесила. Слишком самовлюблен, подумала о нем, долго не протянет.
  Прошло уже минут тридцать, как здесь проводился осмотр. Дождь перестал идти. Следователь достал планшет с бумагой и начал заполнять все данные. Скорая помощь уже отвезла тело женщины, под нее остались только меловые очертания. Аллен решила вернуться обратно. Она пошла во двор, подойдя к подъезду, она положила зажигалку, которой почиркивала все время, в карман. В кармане она почувствовала картонную бумагу. Достала ее и прочитала с одной стороны - "Марк Рубин", изображенное черными буквами на кремовом фоне, а с обратной - номер его телефона и ручкой было дописано: "Ты уже удивлена. Быть может, наступит тот день, когда судьба распорядится так, что мы снова встретимся". Марк подобные вещи писал всегда. Он, так же как и всегда, незаметно подсунул ей в карман эту визитку. Пока двигался вокруг тела. Он спросил у нее зажигалку, и пока она чиркнула ею, пока он подкуривал, он аккуратно уложил визитку в ее карман. Ловко получилось, подумала она, впечатлившись от трюка. Но этот день наступит уже сейчас. Она снова вышла из двора, подбежала к месту, где лежал труп и больше она Марка Рубина не увидела. Он уже уехал.
  Расстроившись, Аллен поднималась в лифте, оглядывая свое прекрасное лицо. У нее были ярко-выраженные скулы, острый подбородок. Большие карие глаза и пухлые сочные губы. Все при ней было, только характер дерьмовый. Двери лифта открылись, она зашла в кваритру. Из спальни раздался телефонный звонок. Аллен забежала в комнату, оставив сланцы у двери, и сняла трубку, ожидая, что этот ловкач ей звонит. Он же следователь - мог и номер пробить вместо того, чтобы раскрыть убийство.
  - слушаю. - шутливо и надменно сказала она в трубку.
  В том конце провода прошло молчание и Аллен услышала строгий и одновременно равнодушный голос своей матери:
  - извини, но меня настораживает тот факт, что ты ведешь блядский образ жизни.
  Аллен стало немного легче, несмотря на странное содержание слов своей матери. Она так и чувствовала от нее тепло и заботу. Хорошо, все-таки, что это не Марк Рубин, подумала Она, а то бы сейчас запнулась от волнения и говорила бы какую-то неимоверную чушь, при этом пытаясь выпендриваться. Слава Богу, что это всего лишь ее мать, с ней можно как угодно разговаривать, ей все равно наплевать:
  - да мам, не напрягайся - со мной же все хорошо - я же не пью, не курю... ни, тем более, наркотики, - сказала она, поглядывая на стеклянный журнальный столик возле кровати, на которой лежал белый порошок, который собиралась ввести в себя.
  - по-моему сейчас ты не напрягаешься. если бы я могла за тобой приехать, то забрала бы к себе.
  Ага, давай, сблефуй мне еще, продолжает Аллен рассуждать про себя.
  - маааам... не нужно самообманываться. - затянула она.
  На том конце провода продолжилось молчание, мать Аллен продолжила:
  - послушай, милашка. Возможно, я и не могу тебя воспитывать. Я это заслужила, признаю, но прояви хотя бы капельку уважения к своему отцу и найди время заглянуть в Ниццу. Мы тебя, между прочим, ждем.
  - благодарю. - ответила она, растянув свою улыбку до ушей. По спине ее матери прошелся холодок от такого ироничного ответа, граничащего с цинизмом. Она бросила трубку.
  Аллен тоже бросила трубку. Она осмотрелась и заметила, что в доме снова стало тихо и ее это обеспокоило. Она достала резиновый шланг с полки над дверью в ванную, вставила его в кран, открыла его до максимальных оборотов, прижала горлышко шланга большим пальцем, затем она протянула его до кухни на два метра, все смотрели на нее, как на богиню этого большого города, и она призвала всех: "Девчонки, поехали!", после чего она отпустила палец от шланга и кухню стало разливать ромом, пивом, шампанским и водой из ванной, напором которой она сшибала всех на своем пути.
  
  Глава 2.
  
  Марк Рубин зашел в кабинет Камиля Галлиулина, начальника следственного отдела по Кутузовскому проспекту. Его переполняло злостью и ненавистью к этому человеку. В этот день Камиль Галлиулин обнаглел в край. Марк увидел, как Камиль попыхивал сигаретой, сидя в своем большом кожаном кресле. У него был длинный кабинет, из окна кабинета виднелась река, по обратную сторону берега реки велась большая стройка. Рядом с Галлиулиным сидел Соломон Моралес, так же курящий сигарету, он сидел на стуле возле окна. Привычная картина. Они не раз так встречались и вели дела. При виде разъяренного лица Марка у Камиля поникли глаза, которые он прикрыл, подавляя в себе эмоции.
  - какого черта мы не возбуждаем дело? - спросил у него Марк на повышенным тоне. - у нас есть все материалы, камеры зафиксировали госномер, есть труп, у нас абсолютно все есть.
  Камиль посмотрел на Марка исподлобья, сложив руки на столе и сказал:
  - Марк, не лезь не в свое дело. - Марк не нашел слов для ответа и Камиль продолжил. - послушай, ты работаешь в структуре, в которой помимо законов есть еще некоторые другие правила. Без моей визы тебе все равно нет смысла идти в прокуратуру, ты ничего не добьешься и возбуждение этого проклятого дела ничего не решит!
  Марк смотрел на него, держа материалы в руках, и не понимал, о чем Камиль думал. Он попросил Марка отдать все бумаги. Марк кинул материалы на стол. Сол тоже сидел и ничем не смог ему помочь. Подобные конфликты у Марка с Камилем случались все время их совместной работы. Камиль всегда так обходился с материалами, которые изучал более, чем десять минут.
  Марк Рубин спустился на улицу, вышел на задний двор. Дождь только-только закончился, на небо приняло темную окраску, фонари Кутузовского проспекта приняли разноцветную гамму. Встав у перил, Марк обратил внимание на строящийся новый международный торговый центр. Он кричал про себя "Какого черта я пошел в эту структуру, где все не так. Какой же я был идиот, придурок, легкомысленный ублюдок, что пошел туда". Марк Рубин был сильно омрачен решением своего начальника.
  В этот раз он испытывал большие терзания совести, чем когда бы то ни было. Марк Рубин впервые испытал чувства людей, который так или иначе заинтересованы в исходе дела. Он видел маленькую плачущую девочку, стоявшую на дороге вместе со своим старшим братом. Дети были бессильны при виде их умершей матери. Их глаза были наполнены страхом, они не знали, что дальше делать. Марк вспоминал эту картину и не мог понять, насколько же нужно быть жестоким человеком, чтобы взять и бросить. А еще его видели люди, они видели, как он детально осматривал происшествие, пообещал девочке, что все прояснится и станет хорошо. Та девушка в кожанке. Какой же он дурак, еще и имя свое оставил! Но плевать, она все равно никому не сообщит.
  И все же - каким же нужно быть бездушным человеком, чтобы так просто взять и бросить это дело. Ведь, будь это дело возбуждено, Марк узнал бы виновного. Он сделал бы все для этого. При всем своем легкомысленном отношении к самой идее следствия, Марк прекрасно справлялся со своей работой. Он допытал бы каждого, но нашел бы этого человека. И если бы он был уверен в его виновности, даже если не будет допустимых доказательств для этого, Марк все равно устроил бы ему мучительные страдания. Он бы его так разнес бы, что этот урод страдал бы всю свою оставшуюся жизнь, помнил бы это страшное лицо молодого человека. Думая об этом, Марк не отстаивал интересы следствия, той женщины или справедливости. Марк понимал, что эти дети останутся одни, им вряд ли кто-то поможет. Хорошо будет, если у них есть какой-то достаток. Их отца не было видно рядом. Должно быть, - она воспитывала их одна. Хорошо, что брат у нее старший. Он сможет вытянуть их.
  Продолжая пялиться на великую капиталистическую стройку через реку, Марк услышал шум из открытого окна кабинета Камиля, той ночью в здании шумели только они. Сол сидел и скуривал уже вторую пачку сигарет, он сказал:
  - не знаю, Камиль, что тебе сказать - спасибо или ты продажная шлюха.
  Камиль, услышав это, повернулся вместе с креслом в его сторону. Откинулся чуть назад, свесив ножки в воздухе. Сол сострил, но не очень уместно. Камиль был задет. Но проблемы больше были о Сола, чем у него. Поэтому в этот раз с ним можно обойтись поснисходительнее.
  - прими эту справедливость, как подарок, - ответил Камиль, - возможно, наступит тот день, когда мне придется тебя о чем-то попросить и я уверен в тебе, так же как и ты во мне, и ты сможешь мне оказать взаимную услугу.
  - конечно, криво цитировать Крестного отца не украсит тебя, но спасибо за доверие. - самольстиво ответил Сол.
  В этот момент они услышали топот нескольких увесистых вооруженных мужиков в камуфляже. Спустя мгновение, несмотря на то, что дверь была открыта, в нее ударили настолько сильно, что петли сорвались со стены. Камиль и Сол обратили свои взгляды и увидели трех камуфляжных головорезов с автоматами, а из за их широченных спин вышла хрупкая девушка в синем кителе прокуратуры и объявила:
  - Камиль Галлиулин, прокуратура города Москвы, вы арестованы по обвинению в получении взятки и превышении должностных полномочий.
  Один головорез, держа мушку на прицеле, подошел к нему, достал наручники и связал руки Камиля. В этот момент Марк уже поднялся в его кабинет и был ошеломлен происходящим. Он прекрасно понимал, что за Камилем уже давно велась слежка, и пока было горячо, его заковали. Камиль увидел его. По глазам Галлиулина Марку стало понятно, что он подумал, что это все он и подстроил. Марк не мог обладать собой и спросил у девушки, какого черта, но Сол попросил его замолчать. Девушка разъяснила Камилю право пользоваться услугами защиты, после чего встал Сол и Камиль сказал ей, что он воспользуется услугами адвоката Соломона Моралеса. Камиля увели из кабинета со связанными в наручниках руками. Марк видел, как Камиль смирительно принял этот арест, и Камиль ему даже одобрительно подмигнул. Хорошо, что не меня подозревает, расслабился Марк, наблюдая за тем, как люди заходят в лифт.
  Марк сидел с Солом на заднем сиденье его Мерседеса, его водитель сидел за рулем и слушал Илью Лагутенко, Сол попросил его надеть наушники и прибавить громкость, чтобы тот не слышал, о чем они разговаривают. Автомобиль тронулся, выехал на Кутузовский проспект. Марк пристально смотрел на Сола, видел, как он уткнулся в окно и о чем-то грустно рассуждал про себя. Он сказал:
  - вот видишь, Марк, - говорит он, уткнувшись в окно, - всякое случается, бывает ты думаешь, что делаешь справедливые вещи, а потом, ни с того ни с сего, оказывается, что эта самая справедливость оборачивается перед тобой другой стороной, и она начинает принадлежать другим людям. - повисло молчание и Сол продолжил. - У всех своя правда.
  Странные вещи говорит, подумал свежий современный Марк Рубин. Он спросил:
  - почему бы каждую правду не привести в одно поле зрения и не найти общее производное?
  - не в этом городе, не в этой стране, не в этом мире... - спокойно и невозмутимо ответил он мне.
  В его глазах Марк продолжал видеть грусть, хотя несколько часов назад, когда Марк увидел его, просекающим Кутузовский проспект, его глаза были наполнены уверенностью, умом, они видели перед собой цель. Пока Марк стоял на дороге и описывал место происшествия, Сол притормозил, поздоровался с ним, пожелал успеха и удрал. Ведь все успешно начиналось.
  
  Каждый июнь на Поклонной горе вручают дипломы и присваивают офицерские звания курсантам различных военизированных училищ. Это был 2001 год, Марку было восемнадцать с половиной лет и он стал самым младшим лейтенантом в милиции. Для него это был волнительный и значимый день, потому что наконец-то наступил тот день, когда он окончил колледж и теперь ему не придется листать книжки и писать конспекты. Это была та грань, перейдя за которую, он стал практически независимым человеком. Да и мало у него было друзей и на слуху людей, которые в восемнадцать лет были офицерами.
  Марк стоял у зеркала в спальной комнате своей квартиры на Мичуринском проспекте. Он завязывал серый галстук, поправлял узел. На нем была выглаженная белая милицейская рубашка, на его широких и пока еще щуплых плечах сверкали звезды младшего лейтенанта. Марк выводил стрелки на серый милицейских брюках, но лампасы уже были синего цвета - он сразу устроился в следствие.
  В комнате стоял отец Марка - Алессандро Рубин. Тот, кто обеспечил ему обучение в милицейском училище и службу в следственном отделе западного московского округа. Сандро Рубин позаботился о том, чтобы его сын попал именно в подразделение своего хорошего друга и сослуживца по армии - Камиля Галлиулина. Камиль радостно принял такую просьбу своего наиближайшего друга. Марк увидел в отражении зеркала своего отца. Они светились улыбками. Сандро принял в свои крепкие объятия единственного сына.
  Подъезжая к Поклонной Горе, Марк Рубин уже видел человек двадцать своих однокурсников, в белых рубашках, светившихся от яркого палящего солнца, они были тоже рады, рядом стоял начальник курса, у которого в глазах Марк видел больше одобрения, чем за все четыре года обучения. Марк Рубин вышел из автомобиля и пошел к своим однокурсникам, отец пожелал ему удачи, остался на месте и ждал начала. Это выглядело как вручение Оскара или Золотого глобуса. Каждый, кто подходил, шел как по красной дорожке. Парни пришли тоже со своими родителями, кто-то со своими девушками.
  Рядом проходило много людей, наблюдало за этой картиной, Марк увидел своего будущего начальника, который руководил местным отделом, куда он потом устроился, это тоже был их первый день знакомства, Камиль Галлиулин. Вместе с ним находился его друг Соломон Моралес, адвокат. Они наблюдали за новыми кадрами.
  Прошла церемония вручения дипломов и служебных удостоверений, все родственники и друзья курсантов аплодировали, руководство, которое стало, спустя секунду, бывшим руководством, тоже, а новое руководство просто наблюдало и вникало. В глазах своего отца, стоявшего возле автомобиля на Кутузовском, Марк видел искреннюю радость и счастье, а Камиль Галлиулин и Соломон порадовались за него и быстро исчезли.
  В июне 2001 года Марк Рубин устроился на работу следователем в отдел на Кутузовском проспекте. В течение первого месяца работы он пытался понять что к чему, и откуда все берется. Сначала было интересно, местами забавно, местами прибыльно, местами залеживалась доза адреналина. В конечном итоге его потребность в адреналине, выражавшаяся в быстрой финансовой прибыли, окончилась предложением о поиске нового места работы, от которого Марк не мог отказаться, ибо ему пришлось бы ближайшие пять лет проводить в тюрьме за нехорошие дела, связанные с незаконным обогащением.
  В отличие от других сотрудников Марк Рубин интересовался еще и другими сферами интересов, в экономике, бизнесе и гражданском праве. Старался расследовать дела не по шаблону. Прежде чем заниматься раскрытыми делами, новым сотрудникам сначала поручались нераскрытые дела, которые, грубо говоря, после возбуждения должны отлеживаться и приостанавливаться. Марку об этом тонко намекали. Но без дела сидеть он не хотел и направлял запросы, ездил по городу, общался с людьми и парочку раз у Марка Рубина самостоятельно получалось раскрывать преступления, что не очень нравилось руководству. Сделали замечание.
  После этого Марк Рубин стал немного умнее - он все равно продолжал раскрывать, собирал доказательства, но, когда дело доходило до подозрения определенного человека, он обогащался, снимая с них подозрения. Руководству не нравилось, что у Марка Рубина получалось что-то раскрывать, но они обратили внимание, что этот сотрудник в бумажках разбирается и умеет не просто их перекладывать с одного места на другое. Марк Рубин начал расследовать раскрытые дела. Ставки увеличились. Так как подозреваемые имели право на защиту и даже бесплатно, он давал возможность им пользоваться этим правом каждый раз, даже, когда им это не нужно было. Назначал одно и того же адвоката - Соломона Моралес.
  Соломон был управляющим партнером в своем адвокатском бюро "Solomone and Morales", имеющем несколько филиалов в США и Европе. При этом он не брезговал работать адвокатом по назначению, с ним нашли общий язык, у Марка были общие взгляды на профессию. Позже он стал приходить в отдел чаще к перспективному следователю Марку Рубину, нежели к старому другу Камилю Галлиулину. С Камилем у Марка складывались неплохие отношения, ему нравилось, как Марк справляется с делами, но он не торопился просвещать подопечного в свои темные дела, потому что считал Марка недостаточно опытным сотрудником, хотя некоторые его темные дела были связаны с раскрытиями Марка.
  Марк Рубин действительно в отделе был младше всех, самому младшему следователю было двадцать четыре, а Марку все еще девятнадцать. Соломон это видел, он рассказал Марку о том, что Камиль решает вопросы о подозрении людей, которых он пытался привлечь к ответственности, и относился к этому с легкой улыбкой, а Марк первое время переживал. Солу нравился стиль расследования дел и проведения следственных действий Марка Рубина и он все чаще стал делиться мыслями Камиля о своем подопечном. Камиль поручал Марку сложные дела, потому что простые дела Марк смог быстро освоить. Это радовало всех.
  Но пока все радовались так сложилось, что Камиля уведомили в подозрении в совершении должностного преступления за сокрытие доказательств и получение взятки, а Марк был свидетелем, который потом мог бы также стать подозреваемым. В общем и целом, пришло время, когда Марку нужно было покинуть эту структуру. Он уволился задним числом, чтобы не получилось так, что на момент преступления я был должностным лицом. Сол предложил ему стать его помощником.
  Так Марк Рубин стал помощником адвоката Соломона Моралес. Судебное следствие по делу с Камилем вводило Марка в нервотрепку, он часто вызывался на допросы, чувствовал себя напряженно. Иной раз, Марк даже рядом с судом боялся парковать свой Пежо 406, который в 2002 году был популярен, благодаря фильму "Такси". Сол представлял в суде Марка и Камиля. Они здорово держались. Но доказательств против Камиля было больше, чем за.
  Судебное следствие длилось уже восьмой месяц. После того, как следственным комитетом были раскрыты еще несколько эпизодов причастности Камиля Гуллиулина в превышении должностных полномочий и вымогательстве, его заключили под стражу. Бывший начальник следственного отдела по Кутузовскому проспекту был арестован на три месяца. Соломон Моралес использовал все физические, моральные и интеллектуальные силы, чтобы спасти своего очень близкого друга от тюрьмы. Но ничего не получилось. До него дошли сведения, что дело на Гуллиулина заказано. Люди с вышки правоохранительной системы Москвы чем-то были обижены. После девятого месяца Соломон Моралес вместе с Марком Рубиным стояли в зале судебных заседаний и они услышали громкий резкий и командным голос судьи: "Именем Российской Федерации, Гуллиулин Камиль Хафизович, девятого мая 1949 года рождения, признан виновным в совершении превышения должностных полномочий, вымогательств, получении взятки... - в конце они услышали срок. - приговаривает мы к девяти годам лишения свободы в исправительной колонии строго режима. Меры пресечения заключение под стражу оставить без изменения". Судья вышел из зала.
  Гособвинитель посмотрел на них надменным взглядом. Он имел на то право, Камиль Гуллиулин получил свое. Все было справедливо. Но не для Соломона Моралес. Он испытывал свою ответственность за его причастность к преступлениям. Он ничего не смог поделать и ему было стыдно смотреть в глаза лучшего друга. Марк стоял в этот момент и тоже не поднимал глаза, но Камиль попросил конвой остановиться и он сказал Марку: "Марк, я тебя не виню ни за что. Я больше никогда не стану твоим боссом и, возможно, впредь у меня не будет шанса сказать тебе, что ты самый великолепный профессионал, с кем мне приходилось работать. Извини меня за то, что я тебя в это втянул. Не таи на меня зла, прости". Марк понял, что его босс смирился и признал поражение. Но сзади стоял Сол. И он сказал: - последнее, что мы можем для него сделать, - это обратиться за помощью к Алессандро Рубину.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"