- Зовут меня Мендель Шлёмович, фамилия - Рубинсон...
Нет, это не протокол милицейского допроса. Не знаю, каким образом и по чьей инициативе появился интервьюер и оператор-любитель в небольшой квартире в центре Петербурга. На видеокассете, снятой его непрофессиональной рукой, мой отец рассказывает - иногда сбивчиво и косноязычно, иногда повторяясь, иногда с трудом сдерживая слёзы - историю тех страшных дней.
- Где вы жили до войны ?
- В Глуске...В местечке, которое называется Глуск.
Глуск находится в 130 км южнее Могилева, на реке Птичь, недалеко от Бобруйска. Глуск - районный центр, входит в Могилевскую область.Первые упоминания о Глуске относятся ко второй половине 15-го века, когда на землях, принадлежавших польскому князю Гальшанскому, был основан поселок Глуск-Дубровицкий (Домбровицки). В последующие годы правили здесь графы Хадкевичи, князья Чарторыские, Палубинские, графы Радзивиллы. В 1793 году, после второго раздела Польши, Глуск оказывается в Российской империи. С 1861 г. - центр волости, а с 1864 г. - город, в котором проживают около трёх тысяч жителей.
В канун Великой Отечественной войны, в 1939 г. в Глуске насчитывается 5125 жителей. В их числе и семья моего отца - его родители Басева (Бася) и Шлёма, их дети Мендель, Дина,Берл-Иосиф и Роза.
- Каким был Глуск до войны ? Почти 80 процентов населения составляли евреи. Были среди них кузнецы, портные, водоносы, дровосеки, плотники...Люди были рабочие. Местечко было очень весёлое, никакого антисемитизма. Я спрашивал у пожилых, и они утверждали, что ничего такого не чувствовали.
- Но там и жили почти одни евреи...
- Нет, были и белорусы, и как их называли, мещане.
В один прекрасный день - война. Евреи, кто успел, уехали. Были организованы специальные машины для эвакуации. Но было много таких, кто остались. Просто из-за того, что им не была ясна ситуация, не знали, как сложится их судьба. Ну, и многие балагулы, извозчики то есть, уехали с семьями на своих лошадях.
Мы же остались там жить. Правда, мы тоже пытались. Мы отъехали примерно на 20 километров от Глуска, но нам пришлось вернуться. А когда мы попытались снова эвакуироваться, то это нам уже не удалось, так как стало опасно, и, кроме немецких десантов, были и крестьяне, которые по пути и грабили, ну, и всё остальное...
Ну вот, пришли немцы. Буквально через неделю после начала войны, так я помню. (немцы вошли в Глуск 27 июня 1941 г. - А.Р.) Первое, что они сделали - они собрали всех евреев и велели пришить к одежде желтые звезды. После этого и началось...
Первой жертвой среди евреев стал рабочий парка, его звали Шлёма, фамилию я не помню. Я его прекрасно знал, потому что мы, мальчишки, часто бегали в парк. А его работа была убирать парк, готовить его к зиме, к весне, следить за порядком. И когда немцы начали привязывать своих лошадей к ограде парка, он стал возражать. Одну лошадь он отвязал, потом другую, вот немцы его и застрелили. Это была первая жертва среди евреев. Затем начали искать активистов. Была расстреляна семья пионервожатой. Потом был расстрелян депутат Шумахер, который жил напротив нас, потом - второй депутат, фамилию его я не помню. Затем - Голуб, и ещё один молодой человек, который вышел из окружения и его, по всей видимости, кто-то выдал.
- А кто был Голуб ?
- Голуб ? - Еврей...Я недавно беседовал с его сыном, так обстоятельства смерти Голуба и ему неизвестны. Тогда погибнуть было просто, например, брали евреев на работу и при малейшем неповиновении отводили в сторону и расстреливали.
Где-то в сентябре, в октябре готовились переселить евреев в гетто. Его собирались устроить в разрушенной крепости, которую ещё поляки построили когда-то. Уже отец ходил смотреть, что там и как, и где можно устроить жильё. Немцы предупредили, что с собой в гетто разрешается взять только самое необходимое. Готовились несколько дней, а потом приехал из Бобруйска немецкий офицер и сказал, что гетто не нужно. Всё это время немцы требовали "контрибуцию", то им сапоги хромовые надо пошить, а то и девочек приглашали убирать им кабинеты да комнаты. В магазин евреям нельзя было ходить, а продавалось там много вещей из оставленных эвакуировавшимися евреями домов - швейные машинки, одежда, обувь...Продовольственные карточки немцы в начале оккупации давали всем жителям, а потом евреям перестали давать. Кормились люди со своих огородов, у кого они были. У нас не было, потому что, когда немцы пришли, они заехали на наш двор, и их машины перепахали весь наш огород, и ещё и кухню снесли.
На одежде спереди и сзади были нашиты "магендовиды". Отец однажды шёл по улице в одежде без "магендовидов", так его подозвал немецкий солдат. Отец не подчинился и побежал. Немец сделал по нему несколько выстрелов, но не попал, а гнаться за отцом он не стал.
Это был тяжёлый период, но самое страшное произошло 12, 13 и 14 декабря 1941 года. Собственно, 12 декабря. (По другим источникам, это происходило в начале декабря - А.Р.)
Мы все жили в своих домах. Мы не готовились к самому худшему, а впрочем, может, родители и готовились, не знаю. А может, надеялись, что культурная немецкая нация на такое не пойдёт. Но позже нам уже стало известно, что в Бобруйске немцы уничтожили еврейское гетто. Одному мальчишке удалось убежать, он внешне был не похож на еврея. Он пришёл в нам домой и рассказал, так что мы узнали самыми первыми. После освобождения мы пытались разыскать этого парня, он ведь остался жить в Глуске в белорусской семье, но его нигде не оказалось, и куда он делся - неизвестно.
В 6 часов утра мы узнали, что немцы приказали всем евреям идти на площадь, с документами и ценными вещами. Мы поняли, что нас ожидает там, что это - конец жизни. В то утро двое еврейских старост, назначенных немцами, по их приказу обходили все еврейские дома. А к нам прибежал тот самый парень и сообщил об этом. И ни мы, ни некоторые другие семьи не пошли на площадь. Мы хотели выйти из города, но нас обстреляли, потому что город был уже оцеплен местными полицейскими. А потом я узнал, что, оказывается, в 2 часа ночи подняли глускую пожарную команду и послали её рыть могилы для евреев.
Помню, что поднялся страшный крик, даже домашние животные, даже коровы все начали мычать. У нас была корова, так она мычала, не переставая. Они будто предчувствовали, что наступает крах и для евреев, и для животных. Ужасный был шум, крик, плач...
Я побежал, а выбежали мы почти голые, так отец вернулся, чтобы взять одежду, было холодно, было много снега.
- А почему вы были голые ?
- Потому что хотели жить...
Отец горько улыбается. Понятно, что в то утро дорог был каждый миг, и нельзя было тратить время на одевание.
-Ну, на ком-то было только бельё, на ком-то только ботинки, а теплые вещи, валенки, сапоги остались в доме. Поэтому отец решил вернуться, взять что-нибудь одеть.
- Но вы же с вечера знали, что будете уходить...
- Нет, мы ничего не знали, мы узнали только в 6 часов утра, когда нас разбудили, и мы только тогда поняли, что нам надо уходить. А на площадь пришли, я не знаю точно, 200, 300 или 400 человек. Их всех повели на расстрел, с собаками, с автоматчиками. Повели их в сторону Мыслотяской горы, так это место у нас называется. Это была одна группа. А вторую повели на расстрел почти в самый центр города - на "вал", в крепость.
Как поймали мою маму, брата и сестру, как их расстреляли, я не знаю. С матерью я попрощался после первых выстрелов и побежал. Больше я её не видел.
Брат и сестра - это младшие в семье6-летнийБерл и Роза, которой исполнилось три года. Старшая из сестёр - Дина - незадолго до начала войны уехала погостить к тёте и дяде в Ленинград. Там на долю 9-тилетней девочки выпали другие горести войны - блокада, бомбежки, голод, эвакуация...
А моему отцу в 1941 году исполнилось 12 лет.
- Я убежал на другой конец улицы и спрятался в уборной. Почему я туда побежал, я и сам не знаю. Со мною были моя двоюродная сестра и её мать. Они жили у нас, потому что боялись жить в своём доме одни. Нас заметили, и мы поняли, что нас заметили, и мы перебежали в свинарник рядом, он принадлежал нашим соседям, жившим неподалёку в Советском переулке (а мы жили на Советской улице, через четыре дома) - семье Бабак. В свинарнике мы пролежали целый день, и только в 12 часов ночи мы вышли из него. И мы пришли в эту белорусскую семью, и они нас приняли. Этих людей я хотел бы отметить, ведь они спасли нас, а потом спасли ещё одну еврейскую семью. Это был Табак Степан Иванович и его семья, они спасли нас. А его сестра, Бабак Мария Ивановна, спасла семью Кацманов, и благодаря ей остались в живых 4 человека. Кацманы были одна-единственная семья в Глуске, которой удалось полностью уцелеть. Даже их отец, хотя и был инвалид, тоже сумел скрыться от немцев, а кто именно спрятал его, я не помню.
Отец мой тоже спасся. Он спрятался рядом с домом, на сеновале и пролежал в нём двое суток. Его там заметили, причём заметила сестра помощника начальника полиции Глуска. Им был Гущевский Михаил. И вот, она пошла посоветоваться к брату, как им вывезти Шлёму. Они были очень хорошими друзьями, и несмотря на то, что он служил в полиции, он помог отцу. Ему просто сказали - здесь будет стоять часовой, а ты беги туда, в другую сторону. Вот такой случай.
Правда, потом тот же Гущевский изнасиловал двух соседских девчонок, он с ними жил определённое время, и он их потом и застрелил. Парадоксальная вещь - вот же он спасает, и вот он же и убивает...
Погибло всего в Глуске около 3-х тысяч евреев - дети, старики, старухи, молодые парни.
Итак, я убежал из Глуска и стал пробираться в деревню на другом берегу реки Птичь. Наш дом был недалеко от реки. Было очень трудно перейти её, потому что у реки крутые берега, пришлось несколько раз карабкаться, пока я перебрался на тот берег и вышел к деревне Заречье. По дороге я увидел мертвое тело. Это был убитый парень из Глуска, еврей, лет 15-17, я его знал. А шли мы втроём, всё время втроём - я, моя двоюродная сестра Эмма и её мать. В Заречьи нас приняли, посадили на печку, обогрели, накормили. Впервые в жизни я попробовал сало с хлебом, у нас дома такая еда не допускалась. Те люди, что приняли нас, тоже были друзья отца, мы их знали и раньше. Там был крахмально-паточный завод, отец работал на этом заводе мастером, и он всех прекрасно знал. Эти люди посоветовали нам идти в деревню Березовку. Дорогу мы знали, и вот мы ночью пришли в деревню. Попросились в один дом, нас не пустили. Постучали во второй, и туда нас впустили.
Тогда уже ходили слухи о том, что в Октябрьском районе (Гомельской области- А.Р) есть партизаны. И вот, наш путь лежал туда, в партизанскую зону. Она знаменита тем, что в этом районе восстановилась почти советская власть, то есть немцы туда не могли войти, если только не вели наступательные операции своими танками и самолётами. Командовал там Герой Советского Союза Бумажков, он потом погиб, и его сменил Павловский Фёдор.
Бумажков Тихон Пименович и Павловский Фёдор Илларионович первыми из партизан Великой Отечественной войны были удостоены звания Героев Советского Союза. Уже в июле 1941 года они создали в оккупированной Белоруссии партизанский отряд, отличившийся в боевых действиях против захватчиков. Бумажков погиб в конце 1941 года, а Павловский возглавлял партизанское движение в Октябрьском районе до прихода Советской Армии в 1944 году. Ими была создана так называемая "Рудобельская республика", практически освобождённая от оккупантов территория на севере Гомельской области.
Нам удалось пробраться в эту партизанскую зону, в деревню Малы. Там нам приняли очень хорошо, по-человечески тепло. Там я в первый раз ел настоящую крестьянскую еду, галушки с молоком. Пробовали когда-нибудь картофельные галушки ? Нет ? Очень вкусно, это такая белорусская национальная еда.
Там мы остались жить, в этой деревне. Потом туда же пришёл отец, он пробирался к партизанам сам по себе, и мы встретились спустя неделю или десять дней. Отец добрался до этой деревни, и ему сказали, что твой сын, мол, тоже здесь, и он пришёл к нам в землянку, на хутор. Он, кстати, предполагал, что мы могли уйти в сторону партизанской зоны. В деревне мы часто встречались с партизанами, а потом отец ушёл в партизанский отряд, он был одним из организаторов подпольной газеты "Народный мститель". Она распространялась и в Глуске, и в Октябрьском районе.
За три года войны я видел сотни убитых, раненых, искалеченных, видел заживо сожжённых крестьян, евреев... В этом районе жило очень много евреев, которые работали в колхозах, занимались земледелием. Это были труженики, зарабатовавшие на жизнь тяжёлым трудом.
Потом - 44-ый год, освобождение. Потом работа, служба в армии, затем я уехал в Ленинград. Я думаю, что я - один из двух-трёх человек, свидетелей той трагедии, доживших до наших дней. А ведь жили в Глуске почти 4 тысячи евреев.
- А кто были те еврейские старосты, откуда они взялись ?
-Их немцы назначили, когда вошли в Глуск. Я-то был мальчишкой, поэтому точно я не знаю, как и почему именно их. Через них немцы передавали все свои приказания евреям. И оба они остались в живых после того расстрела. Один из них уехал из Глуска в 44-ом или в 45-ом годах, потому что к нему начали было придираться. Второй жил после войны в Москве. Он потом ушёл к партизанам, а партизанское командование таким вещам не придавало значения. Но после войны это стало известно, и его арестовали. Я знаю по рассказам других людей, что ему помог бежать немецкий офицер. Это единственный такой случай, известный мне.
Всего спаслось от расстрелов человек 80-90, может, 100...
- А кто расстреливал, немцы или полицейские ?
- Немцы. Приехал специальный отряд, человек 10-15 примерно. Сам я их не видел. А в Глуске немецкий гарнизон стоял, но немногочисленный. Человек 40, наверное. Была комендатура, и ещё сельскохозяйственная комендатура. А все остальные были полицейские из местных, предатели. Глуский гарнизон в расстрелах не участвовал. Отец рассказывал, что когда раскапывали могилы, то будто бы они видели, что трупы укладывали аккуратно, штабелями. Немцы, в общем, убивали.
Тех, кто не пришёл в первый день на площадь, искали повсюду. Полицейские ходили по домам, всё переворачивали, кого находили, больных, например, отводили в комендатуру. Их расстреляли в последующие два дня.
Существует в архивах полный список уничтоженных евреев. Мой отец после освобождения участвовал в составлении этого списка. (Фрагмент из списка представлен здесь - http://www.angelfire.com/or/yizkor/glussk22.html; под номерами 2144-2146 записаны Рубинсон Бася, Иосиф и Роза.)
Как убивали - толком никто не видел. Мои приятели из местных говорили, что перед расстрелом женщин раздевали, насиловали и убивали голыми. По их рассказам, земля, где хоронили убитых, ещё несколько дней после расстрела "дышала".
Это была специальная зондеркоманда, совершившая в декабре 1941 г. десятки смертоносных рейдов по еврейским местечкам Белоруссии. Подобные операции по ликвидации еврейского населения практиковали немцы ещё до появления лагерей смерти, до газовых камер и труб крематориев. В Белоруссии в 1941-42 годах таким образом было уничтожено около 800 тысяч евреев, проживавших в более чем 200 местечках, городах, деревнях.
- А после этих трёх дней не было больше расстрелов?
- Бывали только одиночные случаи, когда находили кого-то из укрывшихся. Вот, например, Гущевский, как я уже говорил, выдал двух девочек, которых он держал у себя в доме.
- А что с ним стал потом, с Гущевским ?
- Расстреляли его как предателя Родины.
- А с еврейским имуществом что произошло ? С вашими вещами, с домами ?
- Из вещей своих мы не нашли ничего. Некоторые дома разобрали на
дрова, и наш дом тоже. А в других поселились местные жители..
- В Глуске как-то хранят память об этой трагедии ?
- Есть памятник с мемориальной надписью. Его установили местные власти. Написано, что это в память погибших партизан и воинов Советской Армии.
Так всегда поступали в годы Советской власти, когда упоминать о Катастрофе еврейского народа во второй мировой войне не рекомендовалось. Заменяли слово "евреи" на обще-безнациональное выражение "советские люди", "советские граждане". Как будто стеснялись чего-то. Не знаю, изменилось ли что-либо в том же Глуске. Помнят ли, знают ли о тысячах погибших, вся вина которых была в том, что они - евреи, или вычеркнули начисто из памяти еврейское прошлое городка, как будто не евреи в течение веков составляли в нём большую часть населения. .
Пусть эти воспоминания моего отца напомнят о безвинно убитых. Пусть будет благословенна их память. .
Приложение: фотография, сделанная в 1944 году. Крайний слева - Мендель Рубинсон, ему на этом снимке - 15 лет.
Вот расшифровка этой надписи (с сохранением орфографии) :
"Полесская обл. с.Рогаца
в день соединения с Красной армией 11-7-44 г.
прошли мы вместе путь от Бобруйска до Пинска с 1942-44
четыри друзья
четыри партизана"
Продожение истории -
письмо, полученное из музея "Яд Вашем" в Иерусалиме :
" Бабак Мария - Беларусь
Иерусалим, 2 июля 2002 года.
Сотрудники отдела "Праведники Мира" института "Яд Вашем" рады сообщить Вам, что на заседании специальной комиссии, в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны", вышеуказанному лицу было присвоено почетное звание "Праведник Мира", посмертно.
Медаль и почетная грамота на имя спасительницы будут высланы на адрес посольства государства Израиль в Беларуси. Просим Вас связаться с сотрудниками посольства, чтобы узнать, когда состоится церемония их вручения. Имя Праведницы будет выгравировано на Стене Почета в музее "Яд Вашем".
С уважением и наилучшими пожеланиями,
Ирина Штейнфельд, директор отдела "Праведники Мира"
Спасибо сотрудникам музея. Вечная память Марии Бабак и вечная благодарность её семье !
Приложение - фотографии из музея "Яд Вашем" :
На этой памятной стене увековечено - среди прочих - имя Марии Бабак из Глуска.
![Партизаны (слева - М.Рубинсон) []](/img/r/rubinson_a/glusk/partizany.jpg)
![Надпись на обратной стороне фотографии []](/img/r/rubinson_a/glusk/nadpis1.jpg)
![Памяти Марии Бабак [А.Р.]](/img/r/rubinson_a/glusk/pamjatimariibabak.jpg)
![В саду Праведников Народов Мира [А.Р.]](/img/r/rubinson_a/glusk/wsaduprawednikownarodowmira.jpg)
![Фрагмент стены Праведников Народов Мира [А.Р.]](/img/r/rubinson_a/glusk/fragmentstenyprawednikownarodowmira.jpg)
