Вождь племени индейцев, Чук - маленький удавчик, объезжал на своем мустанге девственно не топтаные равнины континента, когда ему, на его кожаный пейджер, пришло сообщение от разведчиков, что на берегу высадились бледнолицые и начали строить деревянные вигвамы.
Обзвонив по деревянному сотовому телефону всю свою группировку, он назначил встречу на месте будущего Гарлема. Выжав полный газ из своего мустанга, он поскакал на место сходки.
Незаметно подобравшись к поселению бледнолицых, индейцы принялись внимательно все изучать. Пересчитав на пальцах рук и ног, своих и своей банды, количество поселенцев и зная численность своей группы Чук, путем не хитрых логарифмических вычислений, пришел к выводу, что неместных значительно меньше. Вывод напрашивался сам собою - на них надо наехать.
Взбодрив себя кличем, подчерпнутым из самых чернушных боевичков, которые любил рассказывать на ночь глядя, местный знахарь, предварительно употребив изрядную пайку сушеных мухоморов, Чук повел свою группировку на белых.
Лихо развернувшись на своих мустангах, прямо возле домиков бледнолицых, индейцы замерли, притаившись в, ими же поднятых, клубах пыли. Вперед вышел Чук. Он гордо поправил на голове перья, свалившиеся на бок. Перья были дрянными, давно побитые молью, но они круто смотрелись, в тон его новой кожаной куртки, которую не отказался бы иметь любой лидер из конкурирующих группировок, рассеянных по всему побережью.
-Кто тут главный? Пусть выходит. Мы будем говорить.
Вперед вышел, небрежно помахивая мечом, как бы отгоняя мух, бородатый мужик. На его плече, как бы случайно забытый, висел топор. Немного сбоку главаря остановился здоровенный мужик, который после сытного обеда небрежно ковырялся во рту топором, просто огромаднейшего размера. Казалось, что топором даже не надо размахиваться, достаточно просто его поднять, а потом подсовывай под него все что угодно, он все разрубит под своим весом.
-Мы,- Чук не повел даже бровью на такую демострацию силы,- самые крутые парни на этом побережье, а вы зашли на нашу территорию. Придется отвечать.
-А у вас есть доказательства, что это земля ваша?- Бородатый поселенец не спеша начал закатывать рукава.
-Тертый мокасин и зазубренный томагавк, вот мои доказательства. А если этого тебе недостаточно, то у моих друзей столько убедительных аргументов, в виде острозаточенных томагавков, сколько ты рыбы не съел за всю свою жизнь.
В это время, из клубов пыли, где до этого они, тщательно маскируясь, прятались, выскочило все племя индейцев.
-Да, действительно, аргументы у вас солидные,- бородатый немного замялся.
-По нашим законам, с вас полагается снять скальп. Другим группировкам в назидательных целях, что бы ни повадно было заходить на нашу территорию. Пусть видят, что бывает с несоблюдающими границ. Пусть знают, какие мы крутые. Пусть трепещут от одного моего имени.
Индейцы сели в круг и начали обсуждать, с кого же первого снять скальп. Они так долго спорили и дискутировали, с постоянными перекурами своего неизменного косячка, загримированного под трубку мира, что белым это все в конце-концов надоело, и они ушли по своим делам. Индейцы спорили до ночи.
Когда они, объявив перерыв дебатов на ночь, и уже устраивались спать прямо под голым небом, посреди поселка бледнолицых засветился призрачным голубоватым светом компас, оставшийся в наследство от первых поселенцев. Столб голубого огня уткнулся в тучи, проткнул их и ушел выше. Никто из индейцев так и не заснул до утра. Они просидели, вылупившись, как совы, наблюдая во все глаза за столпом света, целую ночь.
С утра сонные индейцы бродили вокруг поселка, хаотичным роем зимних мух. В конце-концов индейцы всей группой завалились спать на опушке леса. Только один Чук пытался некоторое время держать свои перья пистолетом, но и он заснул, сидя с дымящимся косячком в руке.
На следующую ночь индейцы опять сели смотреть на свет голубого фонаря. Один поселенец пожалел индейцев и, дабы им не так было скучно их ночное бдение, он угостил их ведровым бутылем крепчайшего самогона.
Доля индейцев была решена. Для них настали тяжелые деньки. Ночью они сидели, вылупившись как те совы, а днем надирались самогона, горланили свои песни, а потом валились спать, где придется. Поселенцы уже привыкли и не обращали внимания на пьяных индейцев, вечно валяющихся по всему поселку.
Произошел взаимный обмен дурными привычками. Индейцы начали пить, ругаться и бесконечно пялиться в **голубой фонарь**. А белые начали курить.
Клубы табачного дыма, подымаясь над крышами младенческого Нью-Йорка, образовали первый смог.
Со временем группа местных уже не выглядела так круто, как в первый день знакомства. Они похудели, пооборвались, постарели. За **огненную воду** отдали своих мустангов, томагавки, шкуры зверей, и все, что могло заинтересовать бледнолицых.
Когда все, что можно было продать, было пропито, а в долг никто больше не давал, наступило жуткое, своей трезвостью, похмелье. Страждущие и страдающие индейцы, сидели кучкой бедных родственников перед дверями салуна и решали глобальный вопрос:**Где взять денег на новую порцию **огненной воды**?** На трезвую голову пришло осознание того, что они являются хозяевами земли, а бледнолицые - лишь приемыши.
Потому, решено было продать поселенцам кусок земли. Как мало перспективный, для своих интересов, который не жалко и потерять, на торги выставили остров Манхеттен. После недолгих прений с бледнолицыми, сделка была совершена.
Так остров Манхеттен, который сейчас стоит многие миллиарды, был куплен за 25 долларов.