-Ты не выстрелишь в женщину. Я тебя очень хорошо знаю!
Выстрел.
Мой выход.
Очень жаль. Красивая женщина. Она ещё не успела привыкнуть к тому, что теперь плоть её - понятие весьма условное, как я уже говорю с ней.
-Ну что же вы так, - говорю я ей, - сразу видно, что он неуравновешен. И то, что оружие он хранит дома вне сейфа очень, очень плохо. У вас же маленький ребёнок. О чём вы думали? Впрочем, это уже не важно.
-Я... я же не знала... сволочь... он меня убил, - некоторое её удивление было вполне понятно.
Эту женщину звали Светлана, и сейчас, после смерти я зову её так же. Я стараюсь, чтобы люди чувствовали себя комфортно первые несколько минут после смерти. Иногда утешаю их, заверяя, что к убийце я собираюсь зайти завтра. Могу рассказать что-нибудь смешное, даже фокус могу показать. Ну, то есть не совсем фокус, а скорее попытку осуществить первое знакомство человека с миром после смерти. Здесь случаются весьма забавные вещи. Конечно, до того, что я видел в мире живых им далеко. Однако, скрасить факт перехода в мир мёртвых я в состоянии.
Муж у Светланы человек весьма достойный. Но ревность сделала из него создание неприглядное и недружелюбное. Хуже же всего было то, что он ревность свою почему-то прятал. Не могу понять зачем, и не могу понять как у него это получалось. Другой находит несколько маленьких синяков на плече жены, кидает тарелки, орёт, успокаивается, слушает путанное и совершенно никуда не годное объяснение. Верит этому объяснению, и всё у них становиться хорошо.
Муж же несчастной Светы (его звали Михаил) упрямо держал всё внутри себя, изредка лишь проецируя свои проблемы на людей, с которыми он общался по долгу службы, от чего, кстати, последние иногда теряли способность к труду.
Светлана изменяла своему мужу двадцать четыре раза, если считать изменой каждый полноценный половой акт. Первые десять половых актов прошли совершенно незаметно для Михаила. А вот начиная с одиннадцатого стали появляться небольшие проблемы. Михаил сомневается в стойкости и пионерской верности любимой. У Михаила есть оружие. Каждый раз, когда он получает веские основания полагать, что жена ему изменила, он берёт одну её вещь, любую, едет в лес, спускается в овраг, и стреляет в вещь из пистолета. Один раз. И не больше.
Легкомысленная и непосредственная, как гормональный фон Света не знала, что муж её - тайный ревнивец, и даже хвалилась подругам и друзьям либеральным настроем своего благоверного. Она настолько осмелела, что предложила Михаилу сходить вместе на свинг-вечеринку.
Там прозвучал роковой для Светланы монолог:
-Это вы и есть тот самый Миша? Наслышан! Рад, что вы зашли. Света ваша очень хороша... - сказал человек с бордовым галстуком на обнаженной загорелой груди.
2.Арбузы и футбол. *
Не могу представить человека, который не любил бы арбузы. Спелые. Кажется, даже когда они спокойно лежат за решёткой, они потрескивают. Они общаются друг с другом. Один арбуз может пожаловаться другому на высокое содержание нитратов. Они не будут говорить друг другу после минутного молчания:
-Ну, расскажи ещё что-нибудь интересное.
Арбузы не нуждаются в этом. За зелёным слоем ожидания прячется мягкое тело наслаждения.
На бульваре Яна Райниса под тёплым осенним солнцем лежали арбузы. Я шёл с мамой от остановки автобуса. Арбуз смотрел на меня как смотрит солдат на серебристый портсигар спящего рядом товарища, когда на лицо тому падает снег. Я стал дёргать маму за платье, и просил её купить мне арбуз.
-Он очень тяжелый, - говорила мне мама, - я же не смогу его донести.
-Давай я понесу его вместе с тобой.
-Мы не сможем нести его вдвоём, ты ещё слишком маленький, - объясняла она мне.
-Ну, пожалуйста! Я очень хочу! Очень!
Мама покупала арбуз. И продавец - грузин с потным лицом, смотрел на платье моей мамы. Он хороший человек. Он привёз в Москву арбузы. Маме было тяжело нести арбуз в одиночку.
Если бы радость человека можно было бы измерить арбузами, то в тот момент, когда в ворота "Баварии" влетел второй гол, Манчестер утонул бы в пепле подобно Помпеи. Но вместо частичек древней породы были бы зелёные арбузы.
Эту главу я пометил значком *. Таким значком я буду помечать главы, полагающие, что Смерть параллельно с основной работой может жить в теле обычного человека, и не подозревать, что она - Смерть. Если вы считаете это маловероятным - не читайте главы, помеченные значком *.
3.Лист фанеры толщиной 25 миллиметров VS кости черепа.
К счастью я могу совершенно бесплатно попасть в любой кинотеатр Москвы. Но если бы мне нужны были деньги на два билета и вчерашнюю колу, то я пошёл бы к букмекеру.
-Вот, возьмите, - сказал бы я девушке в окошко; протянул бы ей деньги, - ставлю на лист фанеры толщиной 25 миллиметров, - она ищет что-то на дисплее, - в пятницу. В три часа, по-моему, - скажу я неуверенно.
-Хорошо, - скажет она, - а я бы поставила на кости черепа.
-Не советую, милая девушка, - веско возражу я ей.
Примерно таким образом я мог бы заработать деньги. Я, конечно, не стал этого делать.
Всё дело в том, что совсем недавно мне позвонил коллега и сказал, что один человек устал жить. Ему стало скучно. И его внуки руками берут листики ветчины с тарелки, когда вся семья собирается на новый год.
-Он хочет умереть из-за листиков ветчины? - спросил я.
-Не только, но это одна из причин.
Человека, решившего умереть, зовут Владимир. Он работает в деревне Николино. Эта деревня огорожена высоким зелёным забором, её тщательно охраняют. Люди в этой деревне живут очень богатые. Владимир - прораб. Он строит особняк для бизнесмена из Украины. Бизнесмен из Украины почему-то решил поселиться в деревне Николино.
Мне это показалось очень забавным: за зелёным забором, совсем рядом стоит другая деревня. Десятки вагончиков, лес телевизионных антенн. Непризнанный международным сообществом анклав союза Молдавии и Таджикистана.
Владимир ходит по особняку. Смотрит на потолок и стены. На мозаику в бассейне. Стройные нимфы квадратами десяти разных цветов. На полу - доска из массива тика. В зале люстра из хрусталя. С некоторых ракурсов кажется, что на потолке висят пороги горной реки. Вода бурлит, пенится, непринуждённо обтекает сотню ламп, но не успевает падать на мраморный пол, мгновенно испаряясь по воле бога-дизайнера.
Лицо Владимира усталое и безразличное. Уже месяц его нисколько не волнуют свежие как эклеры в хорошем буфете сосны за окном. Небо синее в белых перьях, что раньше учащало пульс. Женские ножки не отвлекают его внимания. Наверное, ветчина тут - не главная причина.
Я подъезжаю к посту на въезде в Николино. В основательно сделанной кирпичной будке сидит охрана. Человек из окошка говорит первым:
-Добрый день. Вы куда?
-Я в 163. Приехал за жизнью Владимира N.
-Хорошо, проезжайте.
Не очень строгий пропускной режим.
Десяток поворотов, и вот я уже стою перед фасадом искомого особняка.
Шумит перфоратор, огромная хлеборезка кроит мрамор, как мама кусок ткани бирюзовыми ножницами. Я захожу во внутренний двор. Спрашиваю у человека в синем комбинезоне:
-Простите, а где Владимир N?
-Да, где-то здесь, - человек в комбинезоне задумался, - где-то на территории, - определился с формулировкой он.
-Спасибо, - говорю я.
Я нашёл Владимира на втором этаже, он осматривал плоды труда бригады паркетчиков. Мне показалось, что он сразу понял кто я.
-Здравствуйте, - сказал он, и протянул руку.
-Добрый день, - я пожал её.
-Вот, посмотрите, карельская берёза, - Владимир показал на пол.
-Я не люблю светлое дерево, - признался я, и после небольшой паузы добавил, - ну давайте к делу. Меня ждут люди.
-Да. Я вас слушаю, - он сделал вид, будто не понимает, о чём я.
-Вы ведь хотели умереть, да?
-Да, - выдохнул Владимир.
-А может не стоит? - спросил с надеждой я.
-Мне больше ничего не надо. Я уже старый, - начал подбирать слова, - мне грозит жалкое немощное существование. Не хочу...
-Может, подождёте немного?... хорошо подумайте. Обратная операция - не в моих силах. Каково ваше окончательное решение?
-Да. Я хочу умереть. Я не нуждаюсь в жизни... так же как и она во мне...
-Хорошо. Не волнуйтесь. Сегодня всё будет сделано, - последний раз смотрю на него, - я пойду.
-А как же я? Ну, то есть, когда? - неожиданно эмоционально, взволновано произнёс он.
-Сегодня вы умрёте. Погибнете. Не волнуйтесь, - сказал я, и исчез.
Владимир даже не понял, был ли этот разговор. Он пару раз обошёл комнату. Вышел из неё, и начал спускаться на первый этаж. В это же время два рабочих пилили фанеру; один из них стал перетаскивать пилу, потерял равновесие; пытаясь уцепиться за что-нибудь, он задевает верхний лист фанеры в стопке. Лист сваливается со стопки, и летит вниз...
4.О розовом.*
В начале лета я познакомился с девушкой в сети. Она работала моделью на сайте www.NN.com; я туда заходил, чтобы подрочить. Её работа в общем-то заключалась примерно в этом же. Она сидела перед веб-камерой, с другой стороны веб-камеры сидел клиент. И оба они занимались ничем иным, как онанизмом. Разница была в том, что клиент за это платил деньги, а модель за это деньги получала.
Вообще "модель", возможно, в данном случае не лучший термин.
Мы с ней начали переписываться. Я узнал что-то об её престарелой бабушке. Она узнала что-то о физических свойствах межзвёздной среды. В общем, нам было интересно.
Через полгода она приехала в Москву. За день до её отъезда мы с ней впервые увиделись. Но она почему-то пришла на свидание с двумя молодыми людьми. Молодые люди, как я понял, пытались весь день выяснить, кто из них будет трахать Аню (так звали девушку). На моё появление они отреагировали не очень дружелюбно.
-Странно, - сказала Аня.
Мы пошли в зоопарк. За полчаса на четверых было сказано двенадцать фраз:
-Бывает, они едят собственных детей.
-У меня карточка не работает.
-А погода хорошая!
-А погода неплохая.
-В жизни ты, правда, красивее, чем на экране монитора.
-Нет. Спасибо. Я не хочу мороженое.
-Ну... не важно.
-Похоже на комедию положений!
-Ну, расскажи что-нибудь интересное.
-А сдача?
-Аня.
-Это туалет?
По Ане было видно, что она себя чувствует неловко. Из зоопарка мы поехали на квартиру к одному из двух Аниных спутников (как оказалось, она у этого человека остановилась на время пребывания в Москве). Там мы пили дорогое виски, и вели пространные беседы. Во время редких актов общения каждый из собеседников пытался на примере показать, что краткость - великая добродетель.
Меня это утомило. И я под предлогом срочной помощи другу, лишающемуся в данный момент пальца на руке, покинул жилище одного из Аниных спутников.
На следующий день я решил снова встретиться с Аней. В этот день, вечером она уезжала из Москвы. С утра я поехал в институт имени Габричевского, там работала моя тётя. В конторе. Контора разводила полезные микроорганизмы, а потом заселяла их в пакеты с разными молочными продуктами. У тёти я взял денег в долг, и выпил чаю с шоколадом. Ещё я смотрел на человека, который был очень похож на акушера, но не был акушером. Это меня сразу насторожило. Я догадался, что день будет не очень хорошим. Благодаря человеку, который не был акушером.
Аня пришла в короткой юбке. Она выглядела очень соблазнительно. Строгий охранник в синей рубашке, бледный человек с мороженым, студент-наркоман с грязной сумкой, люмпен у Большого театра - это, вероятно, сотая часть людей, которые провожали Аню взглядом. Мне было неудобно. Так же чувствует себя арбуз в центральном круге. Не понятно, что он тут делает. Хочется подойти, и спросить:
-Что ты делаешь тут, в центральном круге?
Арбуз ничего не ответит.
Аня либо молчала, либо говорила какой-то вздор. Говорила она тихо. Я угостил её мандарином. Но даже после этого она продолжала тихо говорить вздор.
-Удивительно, - сказал я.
Я хотел секса, ну или чего-то похожего. Однако, мы с Аней поехали в магазин. В "метро-маркет". Обошли все лавки этого магазина. И в каждой Аня мерила розовые кофты. За изучением кофт мы провели три часа. В итоге купили туалетной бумаги, стилизованной под доллары североамериканских штатов. Я съел ещё один мандарин. С Аней я решил уже не делиться.
Аня ушла на улицу. Я спустился в метро.
5.Старик.
Я иду по трамвайным путям. Дождь тоже идёт по трамвайным путям. Ещё по этим трамвайным путям ходит трамвай шестой номер.
Какой-то старик лежит на полу своей кухни без сознания уже две минуты. Возможно, он решил умереть. Я пока не знаю. Я люблю, когда идёт дождь.
До дома старика ещё далеко, а я уже достаточно промок. Болеть я не хочу, и поэтому оставшеюся часть пути проезжаю на трамвае. От остановки до подъезда старика несколько десятков метров. Дом серый и старый, похож на балерину, что прощается с театром. От нескольких окон к веткам деревьев протянуты нити, на этих нитях висят рубашки, джинсы и трусы. От дождя они все мокрые. В подъезде не горит лампочка и не работает лифт. На фоне оливковой стены чёрными мешками стоят курящие подростки. Я же стою напротив двери старика. Вдруг я вспомнил, что очень давно не нажимал на кнопку звонка. И чтобы освежить в памяти это ощущение я нажимаю на потёртую круглую кнопку.
После нажатия на кнопку нужно посмотреть на правый угол двери, на глазок (если он есть), а потом, опустив голову, вслушиваться в кубические парсеки глубокого вакуума за хлипкой дверью. Я не буду этого делать. Я знаю, что мне не откроют, потому просто вхожу внутрь.
-Умирать собрались? - спросил я старика.
-Нет, - ответил старик.
-Ну ладно, тогда я пойду.
Старика зовут Валерий Николаевич. Он во время войны был артиллеристом. В первый же свой день на войне он лишился большого пальца. Ему его огрызла немецкая овчарка. Она хотела отгрызть и другие, и даже начала это делать. Но её убила шальная пуля немецкого солдата. Валерий Николаевич чудом выжил в тот день. Потом он долго шёл. Очень долго. Часто приходилось стрелять. Часто приходилось таскать орудия при помощи лошадей и людей.
Однажды, он увидел девушку. Немецкую девушку. Она была в грязной одежде. От неё пахло потом и мочой. Белки её глаз густо расчерчены красными ломаными линиями. Но в карих глазах её целый мир. Когда она моргнёт, вероятно, жизнь на миг остановится по всей Земле. Девушка принесла Валере немецкие консервы, хотя ей самой было нечего есть. Валера её изнасиловал.
На следующий день он нашёл её. И отдал всё, что у него было, всё, что представляло хоть какую-то ценность. Он упал перед ней на колени, и уткнулся головой в грязное, плохо пахнущее платье. Он плакал, а она гладила его бритую голову.
6.Дополнение предыдущей главе.
Думать, что заранее достоверно известно кто, и когда умрёт - большая ошибка. Я лишь могу говорить о шансах. Безусловно, стажёр в продуктовом магазине, занятый сортировкой бананов имеет немного шансов умереть. А вот чернокожий мальчик, который занимался этими же бананами совсем недалеко от экватора, почти наверняка заинтересует моих коллег с другого континента в ближайшие несколько лет. Всё просто.
Ещё иногда некоторые люди озвучивают теорию, согласно которой всё заранее известно, и дата их смерти строго фиксирована, точное время и причина смерти записаны в большую книгу. Таким людям я всегда отвечаю:
-Да вы что! Где же взять столько бумаги? И тем более зачем всё это надо?... ведь проще не париться, лежать в шезлонге и смотреть как мимо проплывают полуобнаженные мулатки. А все процессы жизни, сама жизнь со смертью (своим неотлучным спутником) будут идти сами собой, ежесекундно кидая кости, и удивляя нас неприхотливостью пути человека на Земле.
7.Дополнение к дополнению предыдущей главы.
Так же заблуждение думать, что важно соблюдение композиции, порядка следования глав. Даже более того: порядок слов в предложении тоже не важен. Слова я ставлю в определённом порядке лишь для того, чтобы можно было правильно расставить запятые. Как пример я приведу отрывок второй главы, написанный менее прогрессивным способом.
"Любил могу не бы человека арбузы представить не который. Спелые. За даже спокойно кажется потрескивают они когда решёткой лежат они. С другом они друг общаются. Арбуз другому высокое один нитратов может содержание пожаловаться на".
Как видно суть, смысловая нагрузка остались практически без изменений.
8.Не знаю о чём писать.*
Совершенно. Ничего не приходит в голову. Хотел написать о Лизе, но не знаю, что писать. Поэтому пишу это. Оказывается, вдохновение нужно для всего в этой жизни. Даже для банального написания рассказа. Что уж говорить о приготовление самого вкусного кофе в мире. Я пью холодные помои и тупо смотрю на монитор. Он мерцает с частотой 75 герц. Значит, он способен создавать что-то новое почти по сто раз за секунду. Я так не могу.
Пожалуй, люди живут от вдохновения к вдохновению. Вдохновение - следующая картинка с человечком в цилиндре. На этой одна рука чуть поднялась, голова - едва наклонилась вниз. Чем больше картинок, тем более естественные и плавные движения человечка в цилиндре. При достаточном их количестве человечек становится практически живым.
Цифра восемь идёт за цифрой семь. Если бы не этот досадный факт - я бы не стал писать эту главу. А так, повинуясь порядку следования цифр, я вынужден писать восьмую главу. Пусть она будет маленькой. Едва заметной. Но её могло бы хватить на перегон между "девятьсот пятого года" и "баррикадной".
9.К вопросу о внешнем виде смерти.
Конечно, я не хожу в черном балахоне, и не ношу с собой косу. В городе с таким внешним видом мне было бы тяжело обитать. Хотя одна моя знакомая для большего эффекта, и дабы не обманывать ожидания людей являлась им в таком наряде. Однако, сразу стали поступать жалобы, и её настойчиво попросили одеваться сдержанней. Она вняла пожеланиям, но вскоре приобрела чёрную собаку. Дала ей кличку "Танатос", и всюду таскала с собой. По-моему, излишнее пижонство.
Я хожу в серо-коричневом хлопчатобумажном костюме с вертикальными светлыми полосами. Под пиджаком я обычно ношу белую майку, на спине её - алым маркером нарисована роза с обложки "Виолатора". На ногах красные кроссовки. Хотя, стоит заметить, что я могу менять свой внешний вид сообразно погодным условиям и своему настроению.
10.О светлом назначении книг.*
Если при чтении этого рассказа вам захочется сходить в туалет, то обязательно захватите с собой страницу с этой главой (впрочем, даже если вы захватите все главы - я не сильно обижусь, а буду только рад). И специально сравните обычную туалетную бумагу и бумагу с мыслями. В зависимости от того, какие мысли были оставлены на бумаге будут меняться и её прикладные свойства. При написании этой главы я думал самые мягкие, деликатные мысли. И, пожалуй, даже антибактериальные мысли. Так что, страницей с этой главой можно не только успешно, и с комфортом подтираться, но и проводить дезинфекцию небольших участков кожи или поверхности некрупных предметов.
Ежели вы попробуете листы на вкус, и почувствуете кисловатый, желчный даже привкус - не спешите с выводами. Это не злоба и снобизм, а легкомыслие... и немного неудовлетворённости ходом вещей и событий жизни.
11.Лиза.*
У меня в то время было очень мало денег. Однако желания и потребности мои предполагали иное. Пришлось искать работу. Не люблю общественный транспорт. Поэтому работу искал рядом с домом. И достаточно быстро нашёл.
Я устроился барменом в итальянский ресторан. Работа простая, условия труда отличные, платят не так много, но мне бы хватало.
Её увидел на второй день работы. И я сразу вспомнил её; она - дочь моей учительницы математики в младших классах. Это было странно, удивительно для меня. Я видел её один раз... ещё совсем маленькой девочкой, очень давно. Но почему-то вспомнил сейчас. Я совсем не хотел её запоминать. Не думал о ней всё это время. Всё равно, что узнать в человеке пассажира метро, что ехал напротив тебя от "Сокола" до "Динамо" десять лет назад.
-Привет! - она быстро прошла мимо меня с подносом в руке, она - официантка.
-Здравствуй, - сказал я, и сделал яблочный фреш.
Её зовут Лиза. Глаза цвета вкусного шоколада, чёрные волосы, бледные руки. Невысокая.
Много позже я узнал, что Лиза провела три месяца в кладовке одной из московских квартир. О людях, что её заточили я ничего не знал. Лизе давали в день половину батона белого хлеба, стакан и пакет молока. Иногда кормили остатками со своего стола. Лица похитители прятали за чёрными масками. За все три месяца Лизу не разу и пальцем не тронули. И сказали всего несколько фраз. Цель похищения они ей не объяснили.
В кладовке были синие обои, небольшая лавочка, на полу - матрас и одеяло. Лизе иногда покупали глянцевые журналы.
12.Образование незримой связи с кучей макулатуры, что лежит на старой коричневой тумбе.*
Сразу после того, как поставил точку - я встал из-за стола, и пошёл к тумбе. Обычная некрасивая коричневая тумба. Она стоит у входной двери. Внутри тумбы лежат обувные принадлежности, сама обувь, ключи, и разный сопутствующий хлам. Сверху на тумбу мы кладём старые газеты и журналы. Сейчас свет солнца из окна на кухне проявил пыль, которую я поднял, разгребая залежи упаковок с устарелой и бесполезной информацией. Я не читаю газет. Именно поэтому я достаю из вороха посредственного чтива, наугад, газетный лист.
Забавно, но газета называется "Жизнь". В правом углу - дата, 1 марта 2006 года, среда. Никчёмная жёлтая пресса. Но это не важно. Я достал страницы с одиннадцатой по четырнадцатую.
Тут что-то написано про погибшего губернатора. Немного про питерского престарелого музыканта. На тринадцатой странице, справа вверху маленькая статья. Заголовок: "Чурсина озадачила докторов". Я не знаю кто такая Чурсина. И я не знаю, чем она озадачила докторов.
Главное, что задача, указанная в названии этой главы выполнена. Каждый, кто прочитал эти строки завязал аккуратный узелок на запястье. Невольно. Тонкая нить, столь тонкая, что почти никто её не видит, тянется от руки прочитавшего многие километры к мусорному ведру, в которое я только что выбросил газетный разворот. Огибает мятую пустую пачку "фервекса", горлышко бутылки с водой для полива цветов. Далее нить тянется по жёлтому линолеуму, и пропадает в куче макулатуры, что лежит на старой коричневой тумбе.
13.Несчастная глава.*
Воплощение нежности. Мне кажется, я их иногда вижу. Их не было. Но я помню о них. Больше и не надо.
Утром в тепле, на безграничной постели. Пятно крови. Почти не видно. Ночью бывает всякое. Не кофе их убьёт, не никотин. Курите, милые, курите сколько вам хочется.
Вот. Я снова их вижу. Я преобразую двух лесбиянок в нули и единицы. Их поглотит мой жёсткий диск. Возможно, потом они разделятся на сотни листов в твёрдом переплёте. Пусть на обложке будет карандашный рисунок.
"Наслаждение жизнью. Женщина".
Так он будет называться. Эта женщина прижалась щекой к собственному плечу. Взгляд её направлен вверх, вероятно, на небо. Пара морщинок в уголках глаз. Но самое главное - улыбка! Лёгкая, как тот самый пух из далёкого прошлого. Нет-нет. Её не рисовал художник. Бумага и карандаш решили, что такая радость, такая красота, достойны проявления чудес. И на мягкий ковёр упал лист бумаги с женщиной.
Итак. Вот они. Розовые губы. Едва заметный пушок на бёдрах. Острые, живые глаза. Одна из них гладит ножку другой. "Другая", похоже, спит. Хотя, не факт. На бедре Дремлющей родинка. Маленькая, аккуратная. На спине под лопаткой небольшой шрам в форме буквы "D". Они очень хрупкие.
Как кувшин с вином. Он разобьётся. Черепки, каждая капля вина сгорят в чреве красного шара. Рано или поздно. Всё сгорит. А цвет останется, и вкус останется.