Аннотация: Мне больше не интересны миры. Мне больше не интересно рассматривать себя как бога.
Хлоп. Хлоп. Хлоп. Тук-тук. Хлоп. Хлоп. Хлоп. Тук-тук. Пальцы негромко выстукивает простейший ритм. Хлоп - четвертная, тук - восьмая нота. Четвертные отстукиваются средним, восьмые - большим пальцем. Постепенно мой "тук" из двух восьмых плавно трансформируется в четыре шестнадцатых. Мои пальцы импровизируют, украшая ритм фоновыми мелизмами. Теперь в моем стуке задействована вся пятерня. Каждый палец ударяется о темно-синюю джинсовую поверхность колена, делая свой удар в точности тогда, когда нужно.
Но это просто скелет.
Я останавливаю ладонь, продолжая выстукивать ритм в уме.
Пальцы нервно дрожат.
Не спеша открыв крышку старенького пианино, я осторожно прикасаюсь к пожелтевшей от времени клавише. В этом процессе главное осторожность - резкое нажатие, и моя мелодия навсегда останется уродом. Но это не так страшно, это будет лишь внешняя уродливость. Хуже, если у мелодии будет искалеченная душа. С этим сложнее - тут уже зависит от выбора, как мелодию обыграть. И у меня есть лишь один вариант - я могу сделать его только сейчас, перед тем как начну. Потом будет уже не важно, даже если я в корне изменю жанр мелодии - она будет изувечена, даже находясь в видоизмененной личине.
Ведь я создатель. И я должен создавать свое творение заранее продумав все детали. Потом уже поздно что-либо менять.
Я щекочу клавиши подушечками пальцев, не рождая ни звука, словно лаская девушку, возбуждая, перед тем как войти в нее.
Пора...
Большой палец правой руки прикоснулся к клавише, задерживаясь, выжидая пока указательный нажмет следующую. Вступление.
Тема.
Мелодия звучит в соответствии с ритмом, импровизируя, украшая чириканьем форшлагов. Едва слышно присоединяется левая рука, тихо сопровождая мелодию успокаивающим фоном.
Я глажу своей грубой ладонью ее изящные изгибы тела.
Я осторожно нацеживаю на скелет мелодии жизненно необходимые органы, которые заставят мою мелодию двигаться, видеть, слышать, чувствовать. Я заставляю мелодию жить. Я окутываю мое создание в тонкую ткань кожи, или лучше даже толстый слой панциря, защищая ее от окружающей жестокости.
Кто знал что мир, в котором живет Бог - так мерзок?
А затем...
Вонзаю свои когти в ее грудь, разрываю на части. С упоением наблюдаю как из нее всхлипывая, выталкивается кровь наружу. Как вместо прекрасного творения образовывается мраморный труп, испачканный мазками кровавой краски.
Это не то.
Я с яростью уничтожаю свое создание, избивая только что так нежно поглаживаемые клавиши кулаками.
И неожиданно осознаю, что комментирую все свои поступки. И не просто комментирую - я играю для кого-то. И этот "кто-то" сидел на моей кровати, поджав ноги, и хитро улыбаясь, наблюдал за мной.
Только сейчас ее нет. Лишь черные края силуэта, словно ее только что в спешке грубо вырезали ножницами из моего мира.
Силуэт, вернись!...
Это окончательное безумие.
Но мне не грустно. Мне радостно. Я смеюсь - хрипло так, но вполне правдиво.
Жаль, правда, что силуэт исчез.
Но он вернется, я знаю.
В безумии есть множество плюсов - например, я могу творить. Творить, творить, творить. Правда, не всегда получается. Например, сейчас.
Обычно я создаю персонажей своего маленького мира только в нетрезвом состоянии. В эти моменты я искренен. И поэтому мои создания идеальны. Только есть один минус - на утро я абсолютно не помню мелодию, как бы я не пытался ее воспроизвести. Я не помню.
Я недавно решился поверить в то, что я - Бог. И все мы, по сути, боги, вот только в основном мы, просуществовав свою жизнь, так и не создали ни одного мира.
А я - создаю. Я строю идеальный мир. Я уничтожаю свои произведения с изъянами и начинаю заново кропотливую работу.
Только в последнее время не помогает даже алкоголь. Странно, я допиваю бутылку коньяка, но опять не могу создать ничего идеального.
Что за черт?
Неужели придется пересесть на наркотики? Говорят, от них зависимость к смерти. Или как-то так. Не важно.
Главное создать мир. Есть еще одна проблема - я не уверен, что мир продолжает жить после смерти бога. С религиозной точки зрения - это абсурд. А вот с точки зрения осмысленного взгляда на мир - вполне возможно. Наверное, наш мир создал такой же психопат, как и я. Вскоре после этого он должно быть умер.
Есть еще множество нюансов по поводу души и Рая. Хотя, идея с транспортировкой душ в другой мир вполне возможна, вот только в чей?
Может и Рай создать заодно?
Стоп, и как ты себе это представляешь? Если продолжительность существования мира зависит от Бога, то и рай, наверное, тоже. Да и что такое рай?
Беспрерывные потоки мысленных безответных вопросов наконец прекратились.
Наступила тишина.
И я вдруг ощутил абсолютную пустоту.
Пусто, все пусто и не нужно. Никому.
И эта теория о цепочке миров и богов, даже если действительно верна - просто способ оттянуть время. Для следующей тленности. По кругу. Которые по неясной причине создают нетленность. Вечность.
Разъедающую внутренности пустоту заполнил грохот часовой стрелки, неумолимо наяривающей очередной круг бесконечности. Стук собственного сердца, словно метроном, задавая ритм, присоединился к громыхающей стрелке, вместе выстроив очередную убогую барабанную партию.
Душа уныло завыла тоскливой мелодией, не в силах молчать под нависающей пипеткой, цедящей капельки яда на нее.
Музыка.
Эта чертова музыка, она и свела меня с ума.
Не в силах больше выдерживать этого сумасшествия я закричал. Да, это был порыв негативных эмоций, но я просто не смог выдержать.
Силуэт, чертов силуэт, где же ты? Мне одиноко!
Шорох.
Я вскочил, выискивая мое единственное утешение.
Это ведь был шепот, да? Шепот. Или шелест.
Шелест.
Сквозняк, ворвавшийся внутрь моей мертвой обители, попытался перевернуть страницу моей тетради, лежащей на подоконнике.
Тетрадь. Старая. Грязная.
Я ее храню уже пятый год, записывая в нее то, что дорого лишь мне. Ее бы заменить новой - в этом потрепанном дневнике уже и писать негде, но я не меняю. Возможно, потому что мне нравится обложка тетради, на которой тоскливо созерцает мир Курт Кобэйн. А может, потому что эта тетрадь - вещь, которая не оставляет меня уже на протяжении четырех лет. Этот срок существования- самый большой среди всех, когда либо бывших со мною живых и неживых предметов.
Только сейчас мне глубоко плевать на это хранилище идиотских фраз.
Я с ненавистью швыряю ее в угол, ощущая всей душой, как она врезается в стенку и медленно сползает вниз.
Да, я шлюха.
Но на данный момент мне не до сентиментальностей. Мне нужна она. А не ты, тетрадь.
Я бросаю тело вперед, разрезая им как острым ножом вязкое пространство моей невзрачной обители.
Я мчусь из собственной обустроенной всеми удобствами сферы спертого воздуха. Я ненавижу ее.
Я на балконе. Ветер ласково расчесывает мои длинные волосы своими тонкими прохладными пальцами. Хорошо...
Мне больше не интересны миры. Мне больше не интересно рассматривать себя как бога.
Мне хорошо. Я умиротворен.
- Знаешь - обращаюсь я к силуэту без уверенности в том, что она рядом - Я люблю надувать шарики, и наблюдать как с ними играет ветер. Иногда он их поднимает выше к небу, а иногда оставляет уныло лежать на асфальте. В этом что-то есть, не так ли? Я мог бы наполнить их газом, и они бы летели к небу, они были бы идеальны, словно персонажи моего мира. Но это ведь неинтересно. Гораздо интереснее, просто надуть его и наблюдать, как обойдется с ним судьба.
Я достаю из кармана смятый ярко желтый пласт, губами нащупываю в нем упругое кольцо и полной грудью вдыхаю в него жизнь.
Он рождается. Сначала сморщенный и маленький, он быстро перерастает в стадию упругого большого шара.
Желтый шарик.
- А теперь очередь судьбы - улыбаясь, говорю я и подкидываю шарик вверх. Ветер с радостью подхватывает врученное в его ловкие пальцы создание и устремляет своего подопечного вверх, к небу.
- Значит, этой жизни повезло.
- Не думаю - шарик зацепился за балкон шестого этажа - насмешливо отвечает Она.
- Ты вернулась, мое спасение... - шепчу я, не оборачиваясь.
- А куда же мне деться, твоему воображению? - криво улыбается силуэт.
- Не говори так. Ты не просто воображение - ты призрак.
- Называй как хочешь, в целом это одно и то же. Призрак - это воображение мира. Кстати, лучше посмотри-ка на нашего друга. Кажется у него проблемы.
Мои глаза устремились вверх, к ярко-желтому пятну на картине, нарисованной углем.
Шарик, покачиваясь, устремлялся к земле.
Ветер просто неожиданно исчез, дав место удушливо-спокойной погоде.
Дав место сделать тщетную попытку самому шарику распоряжаться своей судьбой, самому взлететь вверх.
Бесполезно.
Шарик медленно проплыл мимо моего балкона, пока наконец плавно не прикоснулся к асфальту.
- Жаль. Я на шарик возлагал большие надежды - хихикнул я.
- Угу. И ты, Бог, проиграл - жарко прошептала на ухо Она и подбросила меня вверх, к небу.