Индейцы племени сикао при исполнении супружеского долга брали в постель статуэтку божка. В оценке данного факта специалисты расходятся во мнениях: одни считают это доказательством понимания аборигенами Нового Света божественного характера происходящего на брачном ложе.
Другие объясняют присутствие идола при любовном слиянии практическими требованиями обеспечения репродукции, своеобразным залогом успешных действий на ниве плодородия.
Моя версия, высказанная в одной из первых, ещё аспирантских публикаций и в пух и прах раскритикованная коллегами за "надуманный психологизм", заключалась в "талисманном" характере использования костяной фигурки, добавляющей уверенности темнокожим участникам любовных игр. Мои оппоненты отказывались верить в рефлексию тех, кто помещал останки усопших под полами домов. Спор в этнографических кругах продолжался до сих пор.
На тридцатисантиметрового полированного истукана я наткнулся в самом начале поисков, а вот любимая сорочка нашлась не сразу: на поиски пришлось затратить минут двадцать.
Тем сильнее было разочарование - в самом верху спереди, рядом с карманом обнаружилась небольшая прореха с обожженными краями. Сам я не курю, значит, дырку могла проделать сигарета одной из подружек. При каких обстоятельствах и как давно это произошло, вспомнить не удалось.
Так получилось, что моя фигура характеризуется пропорциями, не попадающими в стандартные размеры. Соответственно, нахождение и выбор одежды неминуемо сопровождаются дополнительными трудностями, прежде всего связанными со значительными временными потерями. Вот почему я бережно храню предметы туалета, которые, как мне кажется, являются гордостью моей экипировки.
С этой рубашкой у меня были связаны особенно приятные воспоминания. Она замечательно "сидела", более того, все мои нечастые жизненные успехи были необъяснимым образом с нею связаны. В этой сорочке меня чествовали после успешного доклада на симпозиуме по раннеземледельческим культурам доколумбовой Америки, она же была на мне, когда я делал предложение Герте.
Я выбрал один из самых широких своих галстуков, его толщины должно было хватить, чтобы скрыть обидный дефект.
Мне предстояло свидание с бывшей женой и я хотел использовать все возможности для его успешного завершения. Не то, чтобы я отличался особенной суеверностью, просто мне хотелось чувствовать себя на этой встрече увереннее. По этой же причине я взял с собой и найденного в шкафу идола.
* * *
Вчера Герта неожиданно позвонила и сообщила, что нуждается в моей помощи. Мы почти не общались после развода и встречались лишь пару раз для оформления каких-то документов.
На телефонные расспросы о случившемся она отвечала уклончиво. Однако в интонациях ощутимо звучала тревожная растерянность и я решил ехать.
Дорога была свободна. Машина послушно катила, ненамного превышая разрешенную скорость. Думалось легко.
Вот уже десять лет я профессионально занимался изучением ранних культур, послуживших исходным пластом первых цивилизаций американского континента, причем специализировался на погребальных и свадебных ритуалах. В моем послужном списке насчитывалось большое количество печатных работ, однако, задумай я издать результаты своей научной деятельности, толщина монографии едва ли превысила бы размер карточной колоды при игре в канасту. В последнее время недовольство собственными научными достижениями все чаще овладевало мною.
Моцекатль лежал рядом на переднем сиденье, пучеглазо вперившись взглядом в потолок машины. Я щелкнул пальцем по его втянутому животу. У идола была непропорционально по человеческим меркам крупная голова, чуть нависавшая над плечами, едва угадываемые руки были вытянуты вдоль боков. В который раз я отметил совершенство его исполнения, соразмерность отполированных древними руками и временем деталей.
Я размышлял о тайне кумира древних индейцев и о предстоящей встрече. Менее сотни человек во всем мире знали про Моцекатля, решение его загадки интересовало куда меньшее количество людей, узких специалистов, разбросанных по трем-четырем университетам.
Знакомство с Гертой произошло не в самый подходящий момент: серьезно заболела дочь, в университете от меня отказался научный руководитель. Предстояло сдать банальный экзамен на прочность.
Герта представила моему взору ещё более изломанную судьбу, которую я и вкатил, как Троянского коня, в свою жизнь. Никакие соображения о пагубности спешки не принимались в расчет. Тогда я искренне верил, что в этой жизни мы начинаем что-либо значить, когда кто-то умудряется нас полюбить.
Я, не раздумывая, ушел из первой семьи. Ушел в новую жизнь, туда, где дельфинья упругость молодого женского тела побеждала логику и расчет.
Было жаркое южное лето. Подруга Герты дала нам ключ от пустой квартиры умершей родственницы. В старом аварийном доме, предназначенном под снос, без элементарных удобств и с отсутствующим фрагментом двери мы и жили около недели. Первой же ночью, вставая по надобности к ведру, я обнаружил у входа две светящиеся точки. Последняя хозяйка комнаты, смотрела на нас, как мне показалось, с завистью. Чтобы вознаградить позднюю гостью за отсутствие напуганных производимым шумом мышей, мы угостили её молоком.
Безумие крепко взяло нас в оборот. Мы старались не расставаться, если только это не было вызвано необходимостью. По инициативе Герты даже во время сна мы старались держаться за руки. Как меня умиляли её ночные вздрагивания и неконтролируемый метаболизм!
Моя незамысловатая нежность была устроена примитивно, как мышеловка. Теперь я мог быть ласковее снега и заботливее палача. Это напоминало сумасшествие: меня возбуждал даже вкус комочков туши, слизываемых с длинных ресниц Герты, когда она возвращалась домой.
* * *
Через несколько месяцев мы сыграли свадьбу. Особой необходимости в этом не было, просто Герта хотела делить со мною все, включая фамилию. Недельный совместный отпуск пролетел быстро, как ночь. Одна, почти не прекращающаяся, ночь.
А потом мне пришлось лететь в Москву. Одноклассник, ставший известным бизнесменом, широко отмечал свое тридцатилетие. Мы никогда не были особенно близки, просто руководство моего университета как раз отправило в подконтрольный ему банк письмо с просьбой о спонсорстве.
В тот момент других женщин для меня не существовало. То есть я понимал, конечно, что они есть, однако меня они не интересовали.
Тоскуя на этом нелепом юбилее, я много выпил, поэтому, когда подвезли жертв общественного темперамента, не проявил должной принципиальности. Очевидно, польстило то, что выбирал я в числе первых.
Поднимаясь в гостиничный номер, специально снятый для "призовой игры", я ещё надеялся на то, что все окажется шуткой.
Я так и сказал новой знакомой, меня не интересует близость сама по себе. Но я могу дать шанс заработать. В течение уже оплаченных трех часов я пообещал сто долларов за каждый выдавленный из меня оргазм.
Гостиничный номер мне понравился. В нем был даже аквариум, с осуждающе выглядывающей из-за стекла перекормленной золотой рыбкой.
После душа мы сразу легли.
Меня совершенно не возбуждало лежащее рядом тело. Поначалу девушкой руководила элементарная корысть. Затем, я думаю, включилась профессиональная гордость. Теперь для неё было уже делом чести добиться хотя бы одного победного оргазмического салюта.
Время шло. В глазах бедняжки копилось недоумение. Так, наверное, смотрела на деверя, преступно нарушающего закон левирата, несчастная Фамарь.
Я наблюдал за рыбкой в аквариуме. Она по-старушечьи нашептывала себе последние новости, из её живота тянулась причудливо изогнутая нитка дерьма.
* * *
Я ехал на встречу с бывшей женой и думал о том, как много, оказывается, у меня общего с той давней проституткой. Занятия этнографией напоминали потуги этой несчастной шлюхи, были совершенно лишними, как бесполезен талант без дисциплины.
Вернувшись в тот раз к Герте без чувства вины, я сделал вид, что ничего не произошло. Несомненным достоинством и главным недостатком любви является лакировка окружающей действительности.
Потекла обычная жизнь. Быт не то чтобы раздражал, но в отдельных местах цветной и четкой семейной картинки ухудшились контрастность и яркость.
Я много читал, ходил на вернисажи и концерты. Даже наукой занимался без азарта, хотя отношения с академиком наладились. В то время я был так безответственно простодушен, что полагал, будто количество оргазмов зависит лишь от моего обаяния и физического состояния, не придавая значения наличию в доме стиральной машины и пылесоса.
Позже что-то произошло. Что-то изменилось. Механизм счастья, ещё недавно точный, вдруг разладился, засбоил. Из случившегося были сделаны ошибочные выводы: пытаясь оживить коченеющую нежность, мы стали нещадно эксплуатировать чувственную составляющую.
Сомнения в правильности такого решения начали появляться, когда от наивных экспериментов с привязыванием мы перешли к опытам с контролируемым страданием, с точно отмерянной болью. Теперь картинка уродливо деформировалась. И по вертикали, и по горизонтали.
Через три года мы развелись. Хорошо, что не успели обзавестись детьми. Как-то не дошло до этого. Да и индейского кумира мне привезли позже. Хотя и он не помог бы.
Последними моими словами были :
- Ничего, ты ещё услышишь обо мне!
При расставании так говорит подавляющее большинство людей, однако почти всегда эти слова оказываются пустой угрозой.
* * *
Первое время казалось, ничего страшного не произошло. Ну, расстались, такое происходит со многими.
Но с полгода меня преследовал сон о групповой близости. Это был кошмарный сон. В нем участвовали я, Герта и один мужчина. Было невероятно больно наблюдать за чужими манипуляциями с твоим телом. Таким родным и соблазнительным. Получалось, этот мужчина исполнял роль индейского идола. Или её исполнял я?
Моя очередь всегда была следующей за ним. Ожидание этой очереди было мучительным. Перед тем, как войти в тебя, - а я страстно желал этого, - я непременно просыпался. Это случалось каждый раз.
Позже я избавился от этого наваждения. Навсегда освободиться от кошмара удалось после того, как услышал от известного психоаналитика нелепую версию о причинах возникновения моего ночного бреда.
Мы стали отдаляться друг от друга. В следующих актах жизненной драмы уже не было сцен с нашим общим участием.
* * *
Герта хорошо выглядела, было заметно, что она имеет желание и время серьёзно заниматься собой. Её замечательные волосы уже утратили блеск поверхности расколотого куска смолы, однако все ещё оставались угольно черными, как обгоревший в костре грецкий орех. Короткое платье подчеркивало замечательную фигуру, которая, в отличие от моей, была стандартно безукоризненной.
В ожидании новостей я заказал кофе и пресное печенье.
- У тебя все в порядке? Как живешь, с кем живешь? - странный факт, даже откровенная пошлость в устах Герты звучала мило.
- Да все в порядке, - я попытался выдавить из себя улыбку, - У меня замечательная подруга, младше меня почти на два десятка лет. Мы прекрасно ладим, только мне часто кажется, это она значительно старше меня.
- И что эти мокрощёлки в тебе находят? - бывшая жена так и не научилась корректности.
Впрочем, изображать своим видом человека, довольного жизнью, и у меня получалось не очень.
Мы обменялись последними новостями. В это время принесли кофе и галеты.
- Спасибо, что смог приехать, - Герта сделала большой глоток и уставилась на меня.
- Да ладно, - я улыбнулся, - мне всегда приятно тебя видеть. Что там у тебя стряслось?
- Знаешь, - она задумалась, подбирая слова, - я начала слышать какие-то голоса.
- Это шутка? - я сделал глоток и внимательно посмотрел на бывшую жену.
- Даже не голоса, а голос. Вернее, шепот, - Герта явно нервничала.
- Из приятных особенностей твоего заболевания следует отметить одно - похоже, оно не заразно.
Мы немного помолчали.
- И что тебе сообщил этот голос? - я повертел в руках печенье, - кстати, кому он принадлежит, мужчине или женщине?
- Шепот не имеет пола, ты должен об этом знать, - Герта усмехнулась.
"Надо же, беспол, как дети Моцекатля", - не к месту вспомнилось мне, - Ну, и что же он тебе шепчет?
- В том то и дело, что ничего не разобрать, - печенье в её руках треснуло, кусочек упал в кофе, - Вот только, как мне кажется, в нем можно угадать твое имя.
Герта с раздражением отодвинула от себя чашку на край стола.
- Видишь, значит, я оказался прав.
- В смысле?
- Ну, я же говорил, ты ещё услышишь обо мне. Так и получилось.
- Георгий, ну нельзя же постоянно хохмить - она говорила серьезно, даже не осознавая абсурдности своих упреков, - отпусти меня, дай мне возможность просто жить.
- Послушай, дорогая, чем я встал тебе поперек дороги? - теперь уже не выдержало моё печенье, - я никак не вмешиваюсь в твою жизнь. Со своими проблемами, а они были, я справился сам. Хочешь поделюсь опытом?
Не дожидаясь её ответа, я продолжал:
- Сразу после нашего развода я пустился во все тяжкие. Через некоторое время спохватился, осмотрелся и обнаружил занятный факт: все мои новые подружки чем-то походили на тебя, были одного с тобой женского типа. Меньшая их часть ни в чем тебе не уступала, но ни одна не превзошла. Так стоило ли что-то менять?
Герта закурила, было непонятно, нравится ли ей услышанное.
- Тогда я и решил, что мне нужна женщина совершенно иного типа. Ты ведь понимаешь, я говорю не о размерах задницы и бюста?
- Твоя проблема - в другом, - Герта едва не кричала, - После череды разводов мужчине уже не остановиться, он становится полигамно зависим! Но это твои сложности, при чём здесь я?
Её слова были несправедливы и оскорбительны, как обидно низкая оплата квалифицированного труда. Однако я молчал.
- Бывали периоды, когда я мечтала, чтобы началась война, - Герту , похоже, несло серьезно, - Зная твой характер, нет сомнений, пуля быстро бы нашла твою голову. Позже я ненавидела себя за эти мысли.
- Дорогая, - попробовал я вставить хоть слово, - Твои идеи полны холестерином здравого смысла, который откладывается в сосудах моего восхищения тобой.
- Дурак, и зачем только я тебя встретила? - бывшая жена продолжала закипать. Её раздражение казалось мне преувеличенным.
- Моя жизнь ныне, как плохо написанный диктант. А ты, учитель, который видит все эти сумасшедшие ошибки, - она снова закурила.
- Герта, успокойся, ты должна помнить, я всегда легко и быстро раздражался, это можно считать внешним проявлением моей склонности к депрессии.
- Перестань на меня кричать, - перебила она, - Ты, как всегда, сверх меры эмоционален и неоправданно шумен!
Удивительно, раздражение совсем не уродовало её.
- Дорогая, мой вызывающе громкий голос - это последствия пупочной грыжи, тяжело перенесенной в младенчестве. И, кстати, едва сойдясь с девушкой иного женского типа, я сразу лишился зависимости от тебя.
- Господи, как же я тебя ненавижу!
В этот момент спокойствие оставило меня.
"Какого хера эта курица дернула меня за сотни километров со своими проблемами слуха?Чтобы успокоить её я изображаю шута и что получаю в ответ?"
Захотелось сделать ей больно, уколоть чем-то незаслуженным и оттого обидным.
- Знаешь, Герта, - оставляя на столе банкноту, я встал, чтобы уйти, - Наши отношения напоминают искусственный фаллос: можно наслаждаться, однако ничего нельзя родить. Клади на ночь в уши вату, глядишь, ничего не услышишь!
- Давай, мчись к очередной суке, а моя любовь к тебе, как дырка на этой рубашке, останется такой же нелепой и спрятанной от чужих взглядов.
* * *
Я быстро ехал по шоссе, уезжая от сложных разговоров, от надуманных проблем, от собственного благородства. В ушах навязчиво звучал чей-то шепот, предрекая мне новые потери и обретения.
Нащупав указательным пальцем небольшое отверстие под галстуком, я рванул ткань вниз к ремню. Треск материи обрадовал - очарование разрушения приятно! Но так мимолетно.
Идол катался на переднем сидении рядом со мной, и, казалось, улыбался.
Как я сказал там этой дуре? Наши отношения напоминают искусственный фаллос: ими можно наслаждаться, однако невозможно ничего родить?
Внезапно пришел ответ на ещё один вопрос.
Североамериканский божок был просто игрушкой, вспомогательным фаллическим инструментом в незатейливой и надоевшей любовной игре.