Бывали моменты, когда Максу казалось, что добрая половина его родни не от мира сего. Вернее, та часть, что была по отцовской линии и, по мнению посторонних, отличалась лёгким "прибабахом". Семейка у них была ещё та и отдельные представители из числа предков, были людьми незаурядными.
Отец с детства травил ему байки про своего отца - Егора Павловича, вернувшегося домой искалеченным инвалидом в 43-ем году. Рассказывал про своего деда Андрея, воевавшего в гражданскую, и всё бы ничего, если бы вместе с этим он не говорил о вещах которые мама называла пьяным бредом и ерундой... Смешно говорить, но помимо того, что по словам отца его родичи были сплошь ведунами и деревенскими знахарями, он шептал сыну о том, что иногда "видит то, что скрыто от глаз обычных людей". На расспросы, что он видит, отец отвечал уклончиво и лишь иногда, выпив лишнего, приоткрывал тайну и доверительным голосом говорил о человеческой ауре и привидениях.
Мрак был полный. Максим про себя радовался тому, что родители всегда жили душа в душу и вероятность того, что мама сдаст отца в психушку (как поступила со своим мужем соседка Соня с первого этажа) была равно нулю.
Впрочем, то, о чем, находясь под мухой, говорил отец, было семечками по сравнению с тем, что вытворяла его старшая сестра Любовь Егоровна. Насколько было известно Максу, тётка любила побаловаться гаданием, приготовлением каких-то целебных снадобий и всем тем, за что в средние века её наверняка поджарили бы на костре...
С тёткой они жили в одном районе, но Максим бывал у неё редко и в последний раз завернул к ней на чай аж лет восемь назад. Желания навещать тётушку после той встречи пропало у него окончательно, но её слова восьмилетней давности, словно намертво врезались в его память.
- Выбился ты из нашей колеи, племянничек, - говорила тогда тётя Люба, сверля его серо-зелёными глазами. - Но ты всё равно наш, "нашей породы"...
Тётка то улыбалась, то хмурилась, глядя на него, и от её взгляда, ему становилось не по себе. В комнате, где она принимала гостей, были зашторены окна, и полутьма навевала невесёлые мысли. Монотонный голос успокаивал и пугал одновременно, и казалось, что время в этой комнатёнке остановилось, а жизнь вокруг замерла.
- Нет у тебя нашего дара, - продолжала она - и не знаю даже, хорошо это или плохо. Одно скажу: особенный ты... Недаром овен мартовский, - она едва заметно улыбнулась и взяла в руки колоду карт. - Знаю, гордишься этим. И правильно делаешь, гордись...
Любовь Егоровна раскинула карты веером, затем сложила вновь и отложила колоду в сторону. Руки тётки постоянно двигались, не находя места, что-то теребили и Макс подумал о том, что внешне это вполне походит на "склероз навязчивых ощущений". Взгляд тётки замер на его переносице, и он в очередной раз пожалел о том, что пришёл.
- У тебя будет шанс в жизни, племяш - проговорила она. - Шанс на любовь до гроба и чтобы денег много. Только помотает тебя в жизни так, что жалко тебя. Главное, не отступай никогда на полпути и тогда сложится так всё, что люди не с жалостью, а с завистью смотреть тебе в спину будут.
Сказав это, тётя вытащила из колоды карту и рубашкой вверх положила на стол перед ним.
- Открой, - не сводя с него глаз, сказала тётушка.
Максим перевернул карту и с едва скрываемым безразличием опустил взгляд на изображение мужика с красным ромбиком.
- Это - ты, - сказала Любовь Егоровна и сделала паузу, словно ожидая от него бурного восторга. - Бубновый король - твоя карта, и с ней ты пойдёшь до главной цели в своей жизни. Можешь отмахнуться от моих слов, решить, что твоя тётушка вконец из ума выжила, но сути дела - это не изменит. Только навредишь себе, если моими словами пренебрегать будешь.
Макс слушал её, только из вежливости не позволяя себе перебивать её или вообще уйти. Ведь тётка во всё это верила.
- Возьмёшь эту карту и будешь носить с собой, - её худое скуластое лицо из серьёзного стало мрачным. - Носить с собой, как нательный крест, будешь, покуда не встретишь то, что тебе уготовано. Людская судьба во многом расписана, племяш, но выбор будет только за тобой.
Её слова врезались в память против его воли. И даже спустя годы он прекрасно помнил все детали того разговора. Помнил, потому что несмотря на весь его скепсис, было во всём этом что-то такое, что цепляло и заставляло перебирать в памяти тот визит к тётушке.
- К своей женщине ты будешь идти долго, но встретишь её неминуемо, если не бросишь свою ношу. Карта - твой оберег, она защитит тебя от всего дурного...
Макс взял карту. Бубнового короля, которому предстояло быть его оберегом. Провёл подушечкой большого пальца по рисунку и закрыл один из двух ромбиков...
- Много раз будешь думать, - продолжала тётушка - что вот она, твоя суженая, но всё это будет не то. Твоя будет знать про бубнового короля... Знать про тебя, хотя и не верить. Твоей суженой про тебя скажут...
* * *
Наверное, в бесчисленно-тысячный раз он прокрутил в памяти слова тётки. Взял в руки того самого, уже заламинированного, бубнового короля и горько усмехнулся.
Ну и бредятина... Ересь...
Восемь лет Макс таскал с собой картонку, всученную ему тётей. Пять с лишним лет скитался по стране, ища свой кусочек счастья и ещё совсем недавно верил, что нашёл его... Счастье... Счастье и её...
Обронил взгляд на фото в рамке стоявшее на столе. Стиснул зубы, пытаясь не допустить ни капли жалости к себе.
Красивая... Какая же ты красивая...
Глядя на фото Макс чувствовал, как увлажняются глаза и как всё вокруг застилает пелена почти животной, волчьей тоски. Столько времени он жил ради будущего с ней, тешил себя надеждой...
Теперь всё было кончено... И всё вокруг по-настоящему надоело.
- Карта - твой оберег, она защитит тебя от всего дурного... - произнёс он вслух, передразнивая голос тётушки. - Единственное, от чего ты меня защищаешь так это от нормальной жизни и от того, что мне нужно...
Макс взял пепельницу и, чиркнув зажигалкой, поднёс пламя к уголку с ромбиком... Огонёк лизнул пластик и затем всё уверенней начал пожирать свою добычу. Струйка чёрного едкого дыма показалась ему церковным благовонием сулящем удовлетворение, а видеть горящего бубнового короля было столь же приятно, как и наблюдать за смертью злейшего врага.
Время потеряло для него значение. Он не считал дни, недели, месяцы и даже порой не смотрел на числа в календаре. Он настойчиво убеждал себя в том, что жизнь продолжается и в ней нет места депрессии и тени сожаления о том, что произошло. Больше года назад он уехал из того города, где и по сей день жила она. Он не писал ей, не звонил. Как и обещал, он исчез из её жизни, но то, что она до сих пор там, знал.
В своём родном городе он, наконец, купил машину и сел за руль. Для того чтобы машина была неприметной и подходила ему для работы, взял детище отечественного автопрома. Кривая его доходов пошла вверх, но деньги, как и раньше, не приносили ему особой радости.
Одним из дождливых октябрьских вечеров он возвращался домой из двухдневной командировки по области. Федеральная трасса М-8 была отнюдь не скоростным автобаном, но он выжимал из машины всё, что можно, словно опаздывал на собственную свадьбу. Перед его глазами в тот вечер снова было её лицо, и от бившего в лобовое стекло капель дождя казалось, что она плачет... Он тоже плакал... В тот вечер он перестал сдерживать себя, устал улыбаться и носить фальшивую маску счастья. Он в очередной раз заглянул внутрь себя и, сломавшись, признал, что хочет лишь одного - быть с ней...
* * *
Всё вновь шло своим чередом, и она говорила себе, что произошедшее - к лучшему. Размеренная жизнь хотя и казалось иной раз серой и обыденной, но прельщала стабильностью и отсутствием встрясок. Пускай сырая и промозглая, словно наступивший октябрь, жизнь, но зато без снегопадов и цунами...
Та интрижка ни к чему серьёзному не привела бы, и у тех отношений не было будущего...
Прошло больше года с того дня, когда её давняя знакомая раскинула перед ней карты. Те самые карты, которые открыли ей бубнового короля... Она не относилась к этому слишком серьёзно, да и знакомая была гадалкой непрофессиональной, но...
Интересненько, не более того...
Она гнала от себя мысль, что за таким невинным развлечением, как гадание, может стоять что-то большее, и всё же спустя год, снова переступила порог дома, где по-прежнему её знакомая раскладывала на досуге карты.
Она спросила о нем... Что с ним? Где он? Помнит ли он её так же, как она его? Вопросы посыпались градом, хотя ещё недавно она убеждала себя в том, что не верит во всё это. Откуда кто-то может знать что-то, лежащее за гранью рационального?
Глупости...
Глупости, в которые она всё же верила в глубине души и, сломавшись, задала терзавшие её вопросы. Она так и не забыла его за этот год и теперь, глядя в серые глаза женщины с картами, была готова поверить во что угодно, в какой угодно самообман, лишь бы узнать о нём что-то новое...
Гадалка смотрела на неё несколько секунд пристально и задумчиво и затем, покачав головой сказала:
- Потухла на небе ваша звёздочка. Нет больше твоего бубнового короля...
Тем же октябрьским вечером пожилой врач кареты скорой помощи в очередной раз подумал о том, что жизнь при всей её кажущейся жестокости справедлива, и молодой дурак, гнавший машину в такую погоду, сам виноват в произошедшем. Смятое КАМАЗом авто и скончавшийся на месте водитель стали ещё одним доказательством этого. И дело тут вовсе не в том, что вместо подушек безопасности в отечественных автомобилях - иконки...
Иконки или фотографии таких красивых девушек, как эта...