Он всегда любил снег. Особенно такой, что падал в эту минуту. Первый снег. Пушистый и настолько белый, что слепит, заставляя с трепетом таить дыхание. С подоконника было видно, как белые хлопья укрывают землю и исправляют чернеющую внизу картину на глазах. Открывавшийся вид очаровывал его, и Андрей вновь подумал, как легко всё исправить. Одно движение вперёд и стекло разлетится на десятки осколков, и можно будет лететь вслед за падающим снегом. Семь этажей полёта... Разве это не прекрасно - умереть красиво, а не лёжа под капельницей с уткой и горшком под кроватью...
Мать боялась этого, но, похоже, и она уже потеряла надежду, начав желать для сына лишь одного - избавления. Зрение в последние месяцы село, но не настолько, чтобы не видеть круги под заплаканными глазами мамы. Он видел, что она понимает. Понимает, что это конец.
Андрей отвернулся в сторону. Продолжать было опасно. Он ухватил промелькнувшую мысль, что хочет жить. Даже сейчас испытывая растущую с каждым днём жажду конца. Жить ради Любы и ради того, чтобы выжать из этой жизни всё до последней капли.
Взгляд пробежал по стене и замер на висевших часах. Он напряг глаза, добиваясь чёткости. Два часа пополудни... Пора брать себя в руки.
Он выдохнул и сделал резкое движение на подоконнике, свесив ноги. Попытался сделать, но получилось судорожное. Главное, что получилось. Он усмехнулся, подумав о том, что единственное, что работает это попа. Будь он пи....ром, можно было бы получать удовольствие, а так лишь срать, да ёрзать по чему-нибудь пытаясь кое-как двигаться.
Ноги ватные, в голове шумит, а руки те вообще как резиновые перчатки, наполненные водой. Больше всего его бесили руки. Ни трость удержать, ни мышку...
Дерьмо!
Он с минуту сидел, свесив ноги и глядя на паркет. В метре у стены был мягкий диван, добравшись до которого можно было, не боятся расквасить себе нос. И тридцать сантиметров до пола, где валялись черепки очередного глиняного горшка.
Он столько раз говорил матери, чтоб не ставила цветы на окно. Боится... Думает, что заставив подоконник помешает мне.
Чёрта с два!
Андрей дёрнулся вперёд и ноги коснулись пола. Он чувствовал, что коснулись, но не более того. Словно ниже пояса у него были два размороженных куска мяса. Мягкого и мёртвого мяса. Без костей. Потом перед глазами всё поплыло и, не удержав равновесие, он начал падать как спиленное дерево. Это было привычно и нормально и, понимая, что летит на диван, Андрей выставил вперёд локти.
Согнулся...
Боли не было, но просто согнулся от падения. Удар пришёлся на локти и коленные чашечки не пострадали.
Переведя дух, он медленно забрался на диван и повалился на бок.
Теперь всё в ажуре.
Резиновыми перчатками рук поправил лежавший на подушке мобильник и опустил к нему голову, сделав контрольный замер. Держать телефон в руках было невозможно и по-крайней мере ещё час, это был единственный способ позвонить.
Он лёг на живот и, сжав в кулаке авторучку, направил её на кнопки телефона. Нужно всего две кнопки - пять и зелёную. Сверху он накрыл кулак ладонью второй руки и навёл "оружие" на цель.
Укол! В яблочко!
Второй... Тоже!
Раньше он неплохо стрелял, а теперь вместо десяток выбивал кнопки на телефоне.
Соединение... Гудки...
Андрей склонил голову к подушке.
Ради бога, возьми трубку... Пожалуйста...
Когда раздался щелчок он только и мог, что вздохнуть с облегчением. Потом выдохнул:
- Зая? Привет.
- Что?
Голос был совсем не похож. Вернее голос был тот самый, а вот интонация... Это был совсем другой человек.
- Хотел спросить, во сколько ты сегодня придёшь.
- А надо?
Голос так и не изменился.
- Но мы же не виделись четыре дня и потом...
- Суп с котом, Андрей - оборвала она его. - Я что обязана приходить к тебе каждый день! Мы сегодня пойдём гулять с Аней.
- Пожалуйста. - Он сейчас ненавидел себя.
- Тебе стало легче?
Он попытался убедить себя, что слышит в её голосе участие.
- Да намного, - солгал он. - Мать привезла новые таблетки. Из Швеции. Вроде как дело пойдёт на поправку. Так ты придёшь?
- Да.
Голос немного оттаял.
- Попозже.
- ОК. Буду ждать тебя, зая...
Ему показалось, что "зая" он уже сказал в пустоту, но это было не столь важно.
* * *
Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Открыл глаза. Здоровый дядька в светлом костюме и галстуке с зачёсанными назад волосами.
- Андрюха...
- Да, Андрюха, это я.
Тёзка опустился на пол рядом с диваном.
- Я не стал звонить в дверь. Твоя мать дала утром ключ.
Придуманная история с лекарствами подействовала.
- Как ты братишка?
Тёзка на секунду расплылся в глазах в лучах белого света. Андрей мотнул головой, пытаясь придти в себя.
- Нормально. Ты принёс?
Тёзка угрюмо посмотрел на него:
- Не думаю, что это хорошая идея.
Андрей глубоко вздохнул и, сжав зубы, с силой выдохнул из себя воздух.
- А ты не думай, - жёстко сказал он. - Не думай, понял! Я тебе дал деньги. Попросил тебя как друга. Как единственного друга. И ты согласился!
Глаза Андрея сузились до маленьких щелочек, из которых как из бойниц стала бить ненависть. Настроение так резко изменилось, что он почувствовал себя пиявкой жаждущей крови. Хотя бы один глоток...
- Где он? В пиджаке? В нажопном кармане? Или в носок от страха спрятал? - ему вдруг стало плевать на весь мир и сейчас хотелось лишь одного.
Тезка, молчал и только смотрел на него.
- Чего уставился?! - распалялся Андрей. - Это не тебе, а мне надо боятся, слышишь?! Но я уже ничего не боюсь. НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ!!!
Он смолк от спазма боли пронзившей висок.
- Боишься, - тёзка достал из нагрудного кармана рубашки пакетик коричневато-белого порошка и швырнул его на диван. - Ещё как боишься.
Ладонь Андрея накрыла пакет и сжала в руке, словно он может исчезнуть. Губы тёзки шевелились как в немом кино, но он ничего не слышал.
Теперь он ещё и оглох?
Хех!!! Он просто упивался обладанием того, что держал в кулаке. Андрею казалось, что он держит бога за яйца. Своего бога. Белого, почти невесомого и так похожего на снег. Это и был его теперешний снег.
- ДА СЛЫШИШЬ ТЫ МЕНЯ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ИЛИ НЕТ? - лапа тёзки легла Андрею на горло и как пушинку опрокинула на подушку.
Он хотел сказать, что легко показывать силу к инвалиду, но промолчал. Зрачки друга горели как угли, и их вид немного отрезвил поплывший разум.
- Ты долго будешь обманывать сам себя? - увидев, что слова залетают ему в уши, тёзка стал говорить спокойнее.
- Долго ли, спрашиваешь? - горькая улыбка растеклась по губам Андрея. - Думаю, что нет. До самого конца...
Снег вновь привлёк его внимание. Снег его детства, тот, что был за окном. Андрей уставился туда, чувствуя, что глаза наливаются слезами. Он не мог перевести взгляд потому, что чувствовал, что одно движение и из глаз потечёт.
Слёзы. Подумать только.
- Ты знаешь Андрюх, как я любил снег? Ребёнком я выбегал на улицу, поднимал голову и ловил ртом снежинки. Тогда ещё был жив отец и он говорил мне, что добрый дед сидящий на облаке смотрит на меня, а падающий снег это его подарок мне, словно благословление. Гарантия счастья, понимаешь? И я был счастлив. Я никогда не пропускал первый снег. Сегодня ведь тоже идёт первый?
- Да.
Андрей, наконец, нашёл силы посмотреть на друга. Слёзы потекли из глаз. Солёные струйки мужской слабости.
- Я ведь не хуже тебя знаю, что это за дрянь. - Кулак разжался, и пакет выпал на обивку дивана. - Намного лучше знаю. Ты ведь даже не пробовал? Ты сторонний наблюдатель и не тебе судить, что это для меня значит. Это мой нынешний снег. Другого я позволить себе не могу.
Андрей утёр рукой щёки.
- Это частичка детского счастья. Того, что я так хочу вернуть.
- Но после каждого раза тебе становится только хуже.
- Мне и без этого становится хуже, Андрюх. Ты хоть и липовый медик, но прекрасно это понимаешь.
Настенные часы тикали, отсчитывая время, и давно жизнь не казалась столь скоротечной.
- С этим я хоть и ненадолго, но становлюсь человеком.
- Ты и так челов...
- НЕТ! - с силой выдохнул он. - Не человек, а живой труп. Даже не ходячий труп, а ползающий. Жаль, ты не знал меня раньше, - он улыбнулся, коснувшись, части приятных воспоминаний. - Я же такой бандит был! Эх... Я тебе рассказывал о комсомольской братве. Такая бригада у нас была! И где они все? Никому нет до меня дела...
Андрей замолчал. Глаза уставились на пакет с порошком и словно начали перебирать его содержимое по крупинкам.
- У Купца хороший товар. Не то пакистанское дерьмо, что толкали четыре года назад. С ним я вновь могу ходить. Возвращаются силы, болезнь уходит...
- А потом новое обострение. Да? Ты знаешь, что тебя может завернуть от этого так...
- Не капай на мозги. Это хорошая дурь. У меня даже член стоит после неё! Понимаешь? Хотя куда тебе понять, что такое иметь тряпочку вместо члена в двадцать два года. А вот Любе это важно. Я ведь ради неё это делаю! Я не хочу её терять!
- И тебя значит туда же, - сказал тёзка. - На черта тебе сдалась эта Люба, Андрей? Зачем тебе та, для кого ты ничего не значишь? Ты ведь и сам это понимаешь. Ты-то хоть мне не уподобляйся и живи для себя.
- Это я и пытаюсь делать, - ладонь Андрея вновь легла на запечатанное в целлофан зелье. - И надеюсь, ты мне в этом поможешь. Открой тумбочку под телевизором. Всё что нужно там в коробке.
Тёзка поднялся на ноги и вытащил на свет старую коробку от "Лего". Внутри крошечная раковина, алюминиевая ложка, шприц, игла, вата. Огарок свечи совсем крохотный, но на один-два раза хватит...
- Знаешь, что с этим делать, док?
- Догадываюсь.
- Там же под телевизором диск. Поставь "Бумера".
Андрей откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он слышал, как друг шебаршит в комнате, как вынимает диск с фильмом, как включает в плеер. Прелесть героина в том, что это единственный "честный" наркотик. Впрыскивая в мозг эндорфины - "молекулы счастья", он не меняет сознание, а лишь усиливает эмоции. Андрей попытался расслабиться, настраиваясь на позитив. Силы ему сегодня ещё понадобятся. Иногда чуть приоткрывая глаза, он поглядывал, что делает тёзка. Приставил журнальный столик к дивану, принёс с кухни стул, вынимает из брюк ремень...
- Собираешься меня отшлёпать? - он вдруг заржал, неожиданно для даже себя.
- Надо бы...
- Э, нет! Ты не мой папочка, - снова смех. Какой-то дикий, неконтролируемый, беспричинный. Андрей почувствовал, что от одного предвкушения дозы его захлёстывает адреналин. Как от вида кусочка сахара в руке дрессировщика. На экране телика катил бумер и он знал, что когда ширево окажется в вене, под его задницей тоже вырастут четыре колеса.
Тёзка чиркнул зажигалкой. Фитиль оплавленной коптильни стало лизать пламя. "Снег" покинул упаковку и от близости с ним Андрея начало трясти. Каждая крупинка порошка излучала такую силу, что всё происходящее вокруг меркло в глазах. Он зачаровано следил за движениями чужих рук, за тем как на ложку впрыскивается вода, как кончиком иглы размешивается осадок и как смесь превращается в раствор, который можно вводить в вену... Немыслимое зрелище... И вот момент когда рыжеватая жидкость, через ватный шарик, по игле, устремляется в шприц...
Пшик!
- Да ты я смотрю профи! - Андрей попытался задрать рукав кофты, но ничего не вышло. - Помоги мне.
Друг послушно сел рядом и помог обнажить то, что раньше называлось бицепс. Эта рука была украшена красивой профессионально сделанной татуировкой, но теперь она представляла жалкое зрелище.
- Колоть будешь в наколку, - сказал Андрей. - Следов почти не видно.
Друг молча кивнул. От каких-либо мышц не осталось и следа и у нормального человека, его атрофированная костлявая рука вызвала бы отвращение. Тёзка плотно затянул снятый ремень и стал нащупывать мало-мальски пригодную вену на его татуированном предплечье. На стоны и возгласы Андрея друг не обращает никакого внимания и, наконец, найдя "верёвку" вводит острую сталь под нежную плоть...
Пшик!
Поршень опускается до половины и замирает на мгновение, втягивая в шприц кровь. Потом большой палец уходит до отказа, выдавливая внутрь всё до последней капли...
* * *
Перед Любой вскоре стоявшей на пороге его квартиры, но предстал уже совсем другим человеком.
ЧЕЛОВЕКОМ!
Даже больше, чем человеком - бессмертным. Андрей, улыбаясь, открыл ей дверь и, отвесив поклон по всем законам этикета, пригласил войти. Его нимфа, его богиня, его Любовь...
- Вижу тебе и впрямь лучше, - удивлённо заметила она, подставляя губы для поцелуя. Хотя разве это был поцелуй... Дежурный вежливый чмак. Андрей обхватил её за талию, пытаясь поцеловать по-настоящему, хотя бы немного, на миг, продлив соприкосновение с её губами, но она отстранилась, оттолкнув его.
- Дай мне пройти, котик...
- Да конечно, - он выдавил из себя улыбку и прошёл из прихожей в квартиру. Слабость, несмотря на дозу, не улетучилась до конца и он чувствовал, что его слегка ведёт из стороны в сторону. Впрочем, это не столь важно. Мир плыл перед глазами в неистово ярких красках захлёстывая волнами кайфа и благополучия.
В комнате, на том самом столике, где совсем недавно колдовал его тезка, уже стояла бутылка "мартини" и открытая коробка шоколадных конфет.
- Миленько. А где свечи, интимная атмосфера, цветы, наконец? - Люба села на диван, положив ногу на ногу и улыбнулась бесцеремонной улыбкой.
Он ответил своей столь же нахальной, но куда более располагающей:
- Главный цветок уже здесь, свеча рядом с твоей левой ногой, а с интимной атмосферой сейчас будет полный порядок...
Пока Люба таращилась на брошенный у дивана огарок, он скользнул к ней и, обняв за талию, притянул к себе. Пальцы недавно тщетно пытавшиеся нажать на телефонные кнопки легли на её шею, к которой через долю секунды прикоснулись и его губы...
- Боже, какой ты холодный, - воскликнула она - будто покойник...
И впрямь миленько-миленько...
Только он не обратил на её слова никакого внимания. Глаза вдруг стало заволакивать как туманом, и Андрей почувствовал головокружение. Запах любимой девушки сводил его с ума и мир вокруг них перестал существовать. Его волновал лишь один человек, и он упивался теми мгновениями, которые вернулись из прошлого. Он вновь мог двигаться и пусть не так хорошо как другие, но со дня их последней встречи разница была огромна.
У Купца хороший товар. Классный, настоящий, делающий мёртвого живым...И сегодня кайф был особенно ядреным...
- Ты какой-то странный, - сказал Люба, пытаясь его отстранить, но он наседал, не давая ей упорхнуть из его объятий. - С тобой всё нормально?
- Да, - прошептал он, пытаясь привести в норму сбившиеся дыхание. - Разве ты не чувствуешь, что со мной всё отлично...
- Ты очень бледный. И очень холодный.
- Скоро всё это будет в прошлом, - он положил ладонь на её грудь и начал гладить её через ткань кофточки. Мягкие холмики колыхались, и Андрей смаковал эти мгновения так, будто это последний раз в жизни. Волна умиротворения скользила по телу, заглушая головную боль и нахлынувшую внезапно слабость. - Это самое необыкновенное лекарство, зая, - он выдавил из себя счастливую улыбку, - но у него есть одно побочное действие...
- В смысле? - похоже, она совсем перестала его понимать.
Андрей вновь улыбнулся и лёг на неё всем телом, прижав к дивану:
- Чувствуешь? - он поиграл той мышцей, что уже не умещалась в его штанах...
- Пошляк! - Люба дотронулась до его губ кончиком язычка и слилась с ним в поцелуе. - Давай не так быстро. У тебя всегда лишь одно на уме...
- А ты думаешь, мне легко себя сдерж..., - Андрей жадно втянул в себя воздух. Ему, отчего то стало так трудно дышать, что он поперхнулся застрявшим в горле словом. Он медленно слез с Любы. Слез с дивана и сел на пол. - Тебя не было... Столько дней не было. А я ведь пока ещё мужчина...
Андрей посмотрел ей в глаза. Вернее пытался посмотреть, но всё вокруг начало плыть ещё больше. Яркие краски посерели, и мир вокруг стал похож на чёрно-белое кино. В горле было ощущение горькой сухости, будто он наглотался угольной пыли.
- Ты сам в этом виноват, - буркнула она.
- Что денег что ли не дал? - он потряс головой пытаясь прогнать обволакивающие его оцепенение.
- Помимо того, что пошляк, ещё и дурак. - Люба обняла его за шею и поцеловала в мочку уха. - Я в ванну, а ты пока посиди и не скучай.
Она соскочила с дивана и, перепрыгнув через его вытянутые ноги, выпорхнула из комнаты. Андрей слышал, как она включила воду и через какое-то время залезла в ванну. Он закрыл глаза и откинул голову, слушая как струи воды, льются на представляемое им тело. Какое-то время он думал о ней, потом же мысли начали утекать из головы, словно в черепной коробке была пробоина.
Похоже, что сегодняшний "снег" не так хорош, как хотелось бы.
Энергия испытанная после укола ушла прочь как вода во время отлива. Вместо неё всё сильнее накатывала волна слабости и холода, которым он уже не мог сопротивляться.
Когда Люба - босая и замотанная в огромное махровое полотенце вернулась, Андрей даже не повернул голову. Он слышал, как она зовёт его по имени, чувствовал, как трясёт за плечо, но реагировать и отвечать ей, не было ни сил, ни желания. Она же глядя на его бледную кожу и посиневшие губы, бросилась в ванную, где лежала сброшенная одежда. Через какое-то время он услышал, как гремит дверная щеколда и как с грохотом хлопает железная дверь.
Секса не будет, - подумал он и свет, доселе проникавший сквозь полузакрытые веки, потух окончательно...
* * *
Туман. Вокруг был густой туман, бивший клубами прямо из-под ног, словно из подземных гейзеров. Он ничего не видел кроме этого клубившегося невесомого месива, сквозь которое брёл неведомо куда. Туман окутал его с головой, а тело коченело от холода. От ледяного дыхания начали мертветь ноги...
Что это - бетон? Наверно бетон, поскольку ноги идут по ровной, но необычно холодной поверхности...
Внезапно он почувствовал, что кто-то хлещет его по щекам. Не сильно, но основательно, спереди. Он вытянул руки, пытаясь защититься, но пальцы ощутили лишь пустоту, в то время как кто-то чем-то по размеру напоминавшим сапёрную лопатку ещё несколько раз ударил его по лицу... Потом сзади... Чьи-то руки с силой надавили на трапециевидные мышцы у основания шеи... Ему должно было быть больно, но боли он не почувствовал и лишь дико заржал невидимому экзекутору.
Хрен тебе! Хрен ты мне что сделаешь...
Он обернулся и смачно харкнул в туман, пытаясь достать невидимого гада и одновременно избавится от противного вкуса во рту.
Похоже, что не вышло ни то ни другое, поскольку чужие пальцы вновь оказались сзади и, надавив на точки где сходятся челюсти стали отжимать нижнюю книзу. Затем пальцы оказались во рту и принялись с усердием что-то делать. Он уже не сопротивлялся, не пытался укусить даже чувствуя, что ему не хватает воздуха и нечем дышать... Он не осознавал, что хочет умереть, мозг, наполненный туманом пропитанным болью отказывался мыслить - ему просто было всё равно...
Руки взяли его за подмышки и толкнули на неведомо откуда взявшуюся стену... Его прижало к стене, будто гайку к намагниченной поверхности и он буквально прилип не ней не в силах шевельнуться. Затем в лёгкие стал поступать воздух... Полтора десятка сильных толчков в выемку под грудной клеткой и два глотка. Полтора десятка толчков и вновь два глотка...
Спустя какое-то время он стал различать голоса. Живые, настоящие, но с трудом пробивавшиеся сквозь завесу обволакивавшую его тело и мозг. Он чувствовал прикосновения чьих-то рук, странную возню и топот чьих-то обутых ног.
- Чем обкололся? - раздался незнакомый мужской голос.
Ответ был не чётким, чтобы его расслышать, но мужчина понял.
- Ясно. "Налоксон" ему и в больницу.
"Налоксон"?- пронеслось в голове и через секунду, он почувствовал, как ещё одна игла вонзается в вену. Он мысленно улыбнулся и подумал о том, что скоро будет ещё один приход.
Какой-то новый вид ширева - "налоксон". Добрые люди...
Чьи-то сильные руки отлепили его от стены и положили на носилки. Подняли и понесли вниз по лестничным пролётам. Забрезжившие проблески сознания стали пульсировать в голове вместе с болью сжавшей виски. От тряски продолжавшейся семь этажей боль многократно усилилась, будто ничем незащищённый мозг бился об стенки стеклянной банки.
Потом он почувствовал свежий воздух и яркий свет и, разлепив веки, увидел падающий сверху снег. Несколько снежинок опустились на лицо и растаяли на коже. Всего нескольких секунд до того как носилки оказались в "скорой" было достаточно, чтобы испытать вкус счастья. Этот снег был приятнее, чем поцелуи Любы ведь снег был чистым и настоящим...
* * *
Когда боль и оставшееся на уровне инстинктов желание жить окончательно вытолкнули его в реальность, он лежал на койке, у которой естественно дежурила мать. Он понятия не имел, сколько времени пробыл в отключке, но не сомневался, что мать всё это время была рядом с ним. Палата была ему знакома и, окинув её взглядом, он удостоверился, что находится не в наркологии, а в первой городской. Четвёртое спецотделение для эпилептиков, скрюченных остеохондрозников, ДЦП-шников и таких редких экземпляров как он - больных рассеянным склерозом.
- Сына, - только и смогла пролепетать она, увидев, что он открыл глаза. - Ты жив?
Он закрыл их обратно, словно это могло помочь не слышать её глупости.
- Нет, ма, я умер, - он выдохнул и подумал о том, что возможно и впрямь лучше было умереть. Всё болело. Всё тело, каждый сустав и каждый сантиметр плоти. В костях было знакомое с прежних времен ощущение включённой бормашины, но только усиленное в несколько раз... Андрей закусил губу и проклял всё.
"Налоксон". Во всём как потом объяснит тёзка, был виноват "налоксон", постоянные дозы которого помогли выкарабкаться, но многократно усилили эффект "ломки".
Мать что-то щебетала ему на ухо, но он не слушал из-за бесчеловечного спазма пробежавшего по телу. Как бензопилой по костям... Как будто сверло включённой дрели оказалось внутри и начало наматывать на себя костный мозг...
- Как же так, сыночка...
По позвоночнику будто начали водить наждачной бумагой. По оголённым нервам как по проводам побежали разряды боли. Внутри стал рождаться позыв к рвоте...
- Ты же мог умереть.
Хороший вариант...Смерть при таких обстоятельствах сродни сорванному Джек-поту.
- Почему ты такой глупенький? Ты ведь знаешь...
Каждый сустав выворачивало. Каждую косточку словно обрабатывала невидимая костедробилка...
- Если бы не твой друг... Если бы не Андрей...
Он вновь приподнял веки и, уставившись в потолок, выронил:
- Так вот кто во всём виноват. Опять Андрюха постарался...
- Не болтай ерунды, - голос мамы на мгновение стал жестче. - Теперь мы оба ему обязаны.
От живота пошёл новый рвотный позыв, и он беспомощно склонил голову на бок, чтобы не изгадить подушку. Его вывернуло наизнанку, но вместо рвотных масс наружу вышла лишь мерзкая слизь вперемежку с желчью. Мать запричитала вновь и сплёвывая на пол повисшую на губе слюну Андрей подумал, что лишь бы она не стала звать на помощь. Кого уж тут не хватало, так это врачей, медсестёр и студентов-медиков которым его показывали как заспиртованного в банке зародыша.
- Мама, успокойся, - сделав своё дело он обессилено плюхнулся на подушку от резкого прикосновения с которой от затылка пошёл новый спазм. - Вытри мне рот полотенцем.
От вафельной тряпки пахнуло хлором, и он сморщился, пока мать вытирала заляпанные губы и подбородок.
- Хватит, ма. Где мой телефон?
- Врач сказал, что тебе...
- Хватит! - тихим, но резким голосом он обрезал её ахинею на полуслове и демонстративно вытянул руку. Мать молча вынула из сумочку трубку и вложила её в его раскрытую ладонь. Превозмогая ломоту, он приподнял голову и посмотрел на неё:
- Ма, прости меня, а? Я не хотел...
* * *
К приходу тёзки он уже свыкся с болью. Она перестала быть резкой перейдя в тупую и ноющую которую оставалось только терпеть. Три его соседа по палате чувствовали себя гораздо лучше и, глядя сквозь затуманенные глаза в пожелтевший потолок, Андрей с всё растущим раздражением слушал их смех, да то, как они играют в нарды.
- Как ты, бандит? - спросила его огромная фигура, нависшая над кроватью.
- Бывало лучше. А ты, что теперь в ангелы-хранители мои записался?
- Ага, - тёзка пододвинул к койке стул и присел. - Ангел-хранитель со шприцом героина... Сначала тебя чуть на тот свет не отправил, а теперь вроде как...
- Перестань, Андрюха. Ещё ты чепуху нести начал. Не тебя так другого кого нашёл на это дело. Как ты в квартире оказался? Ты же ушёл.
Тёзка усмехнулся:
- Ну... Разве тебя одного оставишь? Если честно предчувствие нехорошее было, вернулся... Потом гляжу курица твоя из подъезда вылетает. Глаза шальные...
- Опять твои предчувствия, ведьмак чёртов. А насчёт курицы, ты прав был, - Андрей прикусил губу и отвернул взгляд от друга. - Не стоит она того, чтобы себя гробить. Хотя и без неё кирдык скоро...
- Опять раскисаешь?
- Нет.
- А как насчёт дури? Извини, но больше я тебе не помощник.
- Знаю. Думаю, хватит "дурить"...
- Посмотрим, справишься ли, - тёзка с сомнением покачал головой. - Говорят, что бывших наркоманов не бывает, и я с этим согласен.
- Думаешь, мои слова ничего не стоят?
- Не знаю, я к тебе в душу не заглядывал. Стеснялся спросить, сколько раз ты кололся за последнее время?
Андрей замедлил с ответом, но предпочёл ответить честно:
- Четвёртый, за последние четыре года. До армейки пробовал раз, но тогда это было без надобности. Это ведь не ради кайфа, Андрюха. Кайфовать я и без этого умел...
- Сильно "ломает"? - спросил тёзка.
- Сейчас терпимо. Пару таблеток проглотил, вроде легче.
Друг сочувственно покачал головой.
- У меня для тебя новость есть. Как оклемаешься, курс лечения будешь проходить.
- Начинается! - Андрей надул щёки и выдохнул, выпуская с воздухом эмоции. - Сколько можно, Андрюха? Опять этот плазмофорез, который мне не помогает и всевозможная химия, которой я уже итак напичкан!
- Во-первых, плазмофорез тебе помогает. Во-вторых, лечить тебя будут даже против твоей воли. В наркологию захотел?
- Вот только пугать меня не надо. Ты же сам знаешь, что болезнь - неизлечима. Она всё равно прогрессирует, чтобы врачи не делали. Без толку всё.
- Это тоже теперь не тебе решать, - тёзка вытащил из кармана рубашки сложенный в несколько раз лист бумаги и развернул. - Твоя мать подписала документы и тебя внесли в экспериментальную группу, которой будут колоть новый препарат.
- Чего? - Андрей со злостью вытаращил глаза.
- Новый препарат Ребиф...
- Я понял, - перебил он. - Ты хочешь сказать, что на мне ещё и опыты теперь будут ставить? - Андрей попытался приподняться на локтях, но попытка провалилась. - Хрен вам!
- Боишься, да? - рассмеялся друг.
- Нет. Просто не хочу.
- Не дрейфь, трусишка.
- Не называй меня так.
- Тогда, слушай сюда. Вещь импортная, натуральная, продукт генной инженерии. Знаешь, из чего делают? - тёзка прищурил глаз. - Тебе понравится. Из клеток яичника китайского хомячка...
- Издеваешься...
- Отнюдь нет. Всего сорок человек по России отобрали и ты в их числе, - тёзка положил бумагу на тумбочку. - Как получше будет, почитаешь, я аннотацию увеличил и распечатал для тебя.
- Благодарю, - Андрей скривил лицо. - И этими "яичниками" я тоже тебе обязан?
Друг потрепал его своей лапой по голове:
- Нет, братишка счастливому случаю. В рубашке ты родился. Всё будет хорошо.
* * *
Если и в рубашке, то грязной и рваной.
Счастливый случай.
Андрей аккуратно положил лист бумаги на тумбочку. Пальцы рук пока ещё работали, но он знал, что вскоре будет разбит ещё больше, нежели до дозы.
"Ребиф-22". Продукт из клеток яичников китайского хомячка. Бред полнейший..."
Если бы он мог сейчас смеяться... Только не до смеху было и организм уже не просил, а требовал, чего-то более реального, действующего, настоящего. На этот раз не для того, чтобы Люба признала в нём мужчину, а для себя. Мозг, каждое нервное окончание, каждая клетка просила того, что ухмыляющийся голос из телефонной трубки обещал подвезти в назначенное время.
"Снег"...
Он лежал на кровати с открытыми глазами, но видел не потолок, а образы людей, причудливо переплетённые с болью и жаждой. Мама, Андрюха, курица Люба оставившая его подыхать, те, кто давно остался в прошлом, но чьи лица до сих пор хранила память... Люди мелькали словно в калейдоскопе в котором кружились белые и пушистые хлопья. Зрелище завораживало и он отвлекался лишь на то, чтобы проверить на месте ли цепочка снятая сегодня с шеи.
На месте... Есть золото, будет и "снег". Оставалось только ждать...
Андрей ждал. Час за часом, весь вечер и всю ночь. Он не спал и сдерживал боль предвкушением, витая в созданном воображением облаке. Время от времени сквозь грёзы пробивались голоса твердившие, что не стоит идти на это, но он сметал их прочь и вновь уходил в себя, желая облегчения.
Проглотив таблетки принесённые медсестрой утром, он стал считать минуты и смотреть на часы. Ближе к полудню приподнялся с кровати и с удовлетворением отметил, что сегодня он ещё сможет самостоятельно добраться до туалета. Несколько раз сжал кисти рук, прикидывая реальность выполнения задачи. Миссия была выполнима, но мешкать и терять время, было нельзя. Он боялся, что ещё день и наступит расплата и тело откажется его слушать и на этот раз окончательно.
Этого допустить нельзя, нельзя, нельзя...
Неожиданно для себя он взял аннотацию "китайского хомячкового чуда" и принялся читать.
"Механизм действия препарата "Ребиф" у больных рассеянным склерозом до конца не изучен; препарат способствует ограничению повреждений ЦНС, лежащих в основе заболевания".
"Сообщения о несовместимости с другими препаратами не поступали".
"Данные по фармокинетике препарата "Ребиф" отсутствуют".
"Эффективность и безопасность применения препарата "Ребиф" у детей и подростков до 16 лет не изучена".
Андрей отложил бумагу на койку и подумал о том, что за дрянь они собираются ему колоть. Наверняка это испытывали только на обезьянах, и теперь им удалось найти кучку "счастливчиков" для своих опытов в России.
Сорок человек и я в их числе.
Счастье блин, привалило! В рубашке он родился!
Как только мать на это согласилась?
Он смял бумагу и бросил её под койку. Ждать оставалось недолго, и он снова лёг. Соседи по палате бродили где-то по отделению и ему тоже хотелось походить из угла в угол, а не лежать здесь почти беспомощной чуркой. Время шло...
Тик-так, тик-так...
Вернее не шло, а тянулась как резина и Андрей подумал, что будь у него деньги гонец прискакал бы активнее. Денег не было, была только подаренная матерью золотая цепь, которая раньше была призвана служить объектом восхищения слабого пола и от которой теперь, не было толку.
К тому времени как стрелки часов перевалили за половину второго, им уже овладела паника, и он едва сдерживал себя от повторного звонка Купцу. Нервы напряглись до такого состояния, что он забыл обо всех болезненных ощущениях. Как и тогда в квартире, к нему подкатила злость, смешанная с нетерпением. Когда он уже был готов встать, чтобы ковылять "без разницы куда" в палату заглянул улыбчивый молодой парень и, осмотревшись по сторонам, спросил:
- Андрей?
- Да-да, - кивнул он.
- Вот апельсинчики, как заказывали! - парень, одетый в спортивный костюм был уже у кровати и всё также улыбаясь протянул принесённый для вида пакет с фруктами.
Всё остальное заняло лишь несколько секунд, "гонец" вынул из кармана сверток, опустил в этот же самый карман цепь и через мгновение был уже на выходе:
- Кушайте на здоровье, - бросил он на прощание с такой гадкой улыбкой, что у Андрея возникло желание заехать ему промеж глаз. - Кушайте и поправляйтесь!