Аннотация: Начальные главы второго романа из цикла "Дух без тела - Смерть без дела". Встреча с героями романа "Бог знает что, а чёрт знает как" по прошествии нескольких лет в нашей фантастической реальности.
Ю. Рулёв (RUMIR)
ДИСКЕТА С ТОГО СВЕТА
(ИЗ ЦИКЛА "ДУХ БЕЗ ТЕЛА - СМЕРТЬ БЕЗ ДЕЛА")
(О Т Р Ы В О К)
РОМАН В ФАНТАСТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ
Г Л А В А - 1
Г Ы - Г Ы, Г Ы - Г Ы, Г Ы - Г Ы.
Когда я перекладывал бутылки с пивом и упаковки с кусочками вяленой осетрины из холодильника в корзину, со второго этажа послышался шум и скрежет. Барсик мгновенно выгнулся дугой и выпустил когти, которые впились в мою кожу - я же, чуть не взвыв от неожиданности и боли, сбил его рукой со своего плеча. Обидевшись, кот фыркнул на меня и скрылся под столом. Я уже хотел пред ним извиниться, но отвернув лацкан халата и увидев на коже следы его когтей, передумал. Закрыв холодильник, пошёл на второй этаж и только на ступеньках понял, что слух режут не звуки работающей пилорамы, невесть как попавшей в дом, а музыка в стиле хэви метл. Эдик, наверное, в эфире нашарил и врубил погромче - он любит, чтоб в ушах звенело, а в почках отдавалось.
Так и есть: гитарный скрежет - из телека (какой-то спутниковый канал). Михаил Ильич вжался в кресло в самом дальнем углу, а Эдик развалился, балдея, на диване напротив экрана, на котором скакали и тряслись волосатые, разноцветные и костлявые. Я махнул Эдику рукой, чтобы выключил эту фигню, но он, наоборот, добавил пультом звук.
- Да выруби ты его! - проорал я, расставляя на журнальном столике бутылки и пивные бокалы.
Телек заткнулся, экран потемнел, а Эдик выпустил струю дыма изо рта и сказал небрежным тоном:
- Нравится мне иногда жёсткий рок. Особенно - трэш.
Михаил Ильич вскинул на него брови, как это раньше бывало и у меня, пока не привык, но ничего не спросил. И правильно сделал, потому что этим спровоцировал бы Эдика на очередное словоблудие, от которого обычно все присутствующие дуреют и превращаются на время в непонимашек с различными видами комплекса неполноценности. Я открыл пиво и упаковки с рыбой, шуганул Барсика, заглянувшего на запах осетрины, потом подвинул гостям бокалы. Молча налили, каждый себе, и сосредоточились на процессе всасывания. Михаил Ильич даже глаза на миг прикрыл от полноты наслаждения.
- Кайф! - с чувством произнёс он, выцедив первый бокал до дна.
- Разве это кайф? - тут же откликнулся Эдик. - Вот когда после десятка бутылок в туалет зайдёшь, тогда будет настоящий кайф.
Мы согласно промолчали, но потом я всё-таки заметил:
- На такое количество халявы не надейся.
Они оба хмыкнули, но с разными интонациями. Потом кто-то из нас что-то сказал, а кто-то ответил. Болтовня от нечего делать и ни о чём. Так, в паузах между глотками лениво перекидываясь словами и фразами, убили минут пятнадцать. А затем Михаил Ильич стал расспрашивать о собранных мною так называемых "вещдоках", заполонивших шкафы, полки, стены и углы. Пришлось вылезти из кресла и выступить в роли экскурсовода. Особенно его заинтересовали фотографии черепа циклопа в натуральную величину, а также два чучела: гигантская крыса и двухголовая собака. Я, вообще-то, не любитель коллекционировать всяких мутантов и уродов, но когда-то эту крысу убил из винтовки лично, а двухголовое чучело выкупил за ящик водки по той простой причине, что помнил эту собачку ещё живой, жизнерадостной и с уважением относящейся к гостям своего хозяина, в числе которых бывал и я.
- И что, обе головы гавкали? - спросил Михаил Ильич, кивнув на безразличную теперь ко всему дворнягу.
- Гавкали, конечно, но только на чужих, - ответил я. - Из-за этого и застрелил псину один недоумок, а молчала бы, глядишь, и пожила бы ещё. Сейчас, вообще, гавкать - вредно для здоровья, а на придурков с ружьями - в особенности.
Пока я показывал гостю свои "вещдоки", заскучавший Эдик, которому они давно были до лампочки, снял со стены гитару и начал завывать что-то фальцетом из ранней "Алисы". Со слухом у него, вроде, всё в порядке, но пение его почему-то всем действует на психику, особенно когда он начинает подражать голосам известных певцов. А ещё он постоянно закатывает в экстазе глаза, наслаждаясь издаваемыми звуками, и не может ни одной песни исполнить до конца, перескакивая обычно после первого же или второго куплета на следующую, которая неожиданно выплыла из его памяти.
Михаил Ильич занервничал, обеспокоенно поглядывая в сторону Эдика, который самозабвенно выводил малопривычные для чужих ушей рулады. Я же старался не обращать внимания и просто повысил голос, чтобы перекрыть воющий фон. Но во время моего пояснения, что вся эта коллекция состоит из так называемых вещественных доказательств, подтверждающих реальность какой-либо необычности, Эдик неожиданно взвизгнул, сорвавшись на высокой ноте. И я не выдержал. Подойдя к нему вплотную, грубо прижал ладонью струны на грифе и сказал:
- Хорош на сегодня, дай с человеком поговорить.
Эдик оторопел от такого беспардонного вмешательства и, кажется, обиделся.
- А, может быть, человеку интересней моё пение послушать.
Так и заявил, засранец этакий.
- Ты что же, специально сегодня ко мне приехал, чтобы с концертом выступить? - спросил я его. - И с чего ты, вообще, решил, что хорошо поёшь?
Он смешался лишь на мгновение, а потом ответил возмущённо:
- Да у меня, если хочешь знать, в школе по пению одни пятёрки были!
Михаил Ильич фыркнул, а я посоветовал:
- Найди того учителя, который тебе эти пятёрки ставил, и убей его.
- Это за что же? - в пылу полемики сразу не врубился он.
- За то, что он совершил преступление перед человечеством.
Эдик ухмыльнулся.
- Ну, ты - это ещё не всё человечество.
- Зато в данный момент самая измученная его часть, - пожаловался я, плюхнулся в кресло и открыл ещё одну бутылку с пивом.
- А может, чего покрепче? - с плохо скрываемой надеждой закинул удочку Эдик.
- В другой раз - мы сегодня не для гулянки с Михаилом Ильичом встретились. Тебя, кстати, Валера спрашивал - звонил недавно.
- Намёк понял, - сказал он и повесил гитару на стену. - Мавр сделал своё дело - мавр удаляется. Поеду к Валерке, в преферанс перекинемся.
- Вдвоём что ли?
- Почему вдвоём? Васька приедет, а там, может, и Ромка заявится - у него сейчас с женой сезон напрягов. Да, кстати, о жене... Если моя вдруг позвонит тебе, скажи ей, что я всего минуту назад от тебя уехал. Домой. И Валерке тогда звякни, чтоб я знал, ладно?
- Мне надоело обманывать твою супругу.
- Борисыч, я же не к любовнице иду, а просто с друзьями немного посидеть. Хоть иногда надо мне отдыхать и от жены, и от работы?
- Ладно, уговорил. Но больше с такой просьбой не обращайся.
- Угу. Я тогда погнал. А перенесённый мною стресс разрешите компенсировать вот этим божественным напитком, в просторечье именуемом пивом.
- Какой ещё стресс?
- Интересно, а как ещё назвать состояние психики человека, когда его склоняют к убийству любимого учителя?
- Убедил. Компенсируй пивом свой стресс. Забирай половину.
Эдик прихватил со стола две нераспечатанные бутылки, с сожалением посмотрел на две оставшиеся и направился к двери. Потом, внезапно остановившись, повернулся к нам и, взмахнув рукой с зажатой в ней бутылкой, возмущённо сказал:
- Э-э! А собаки? Кто их держать будет? Особенно эту, которая,как ведмедь, лохматая.
Я дотянулся до пульта и соединился с флигелем. На одном из экранов возникло лицо Юрки.
- Юрок, Эдик уезжает, проводи его, - сказал я.
- Будет сделано, - ответило лицо на экране, и я его выключил.
- Бывайте, - попрощался Эдик и исчез за дверью.
Михаил Ильич с интересом разглядывал пульт.
- Ты подумал, что он от телевизора? - спросил я.
- Угу. А я ещё не понял сначала: на фига столько телевизоров в одном месте собрано. А это, значит...
- А это значит, что каждый из мониторов принимает изображение с одной из видеокамер, которые установлены в разных местах. А то, что внизу, - обычный домофон.
- Понятно. А парень, который Эдика пошёл провожать, он что...
- Охранник. И ещё один есть. Присядь, Михаил Ильич, давай бутылочки эти прикончим. Ничего, что я на "ты"?
- Мне чем проще, тем привычней. Они, значит, к тебе на работу сюда ходят, эти охранники?
- Они здесь живут. Юрка, парень этот, вместе с женой, а второй сам по себе. На всех у них четыре комнаты во флигеле, кухня, ванная, туалет - их это устраивает.
- За жильё, значит, сторожат?
- В принципе, да. Ещё, правда, по пятьсот баксов в месяц приплачиваю каждому.
- Ни фига себе! Большие бабки по тульским меркам.
- Нормальные. А как они там между собой разбираются, кому дежурить, а кому отдыхать, мне всё равно. Главное, чтобы всё о кей было. Перестанут справляться со своими обязанностями - уволю, других возьму. Всё это мы с ними давно уже обговорили. Пока, тьфу-тьфу-тьфу, друг друга устраиваем.
- А вот этот парень, с которым ты говорил... - Михаил Ильич замялся. - Парень этот, Юрка... Он мне каким-то странным показался.
Я ухмыльнулся.
- А-а-а, вон ты о чём. Наблюдательный ты, Ильич, оказывается. Некоторые уже по много раз с ним общались и то не догадываются. А ты... хм... Слепой он.
- Как слепой? Я и не думал. Ну, странность есть какая-то... Но чтоб слепой... Совсем?
- Совсем. От рождения.
- Ни фига себе! Да как же он тогда охраняет-то?
- Ещё как охраняет, не чета многим зрячим. А видел бы ты, как дерётся! Киношные каратэки ему в подмётки не годятся.
Лицо напротив меня сделалось скептическим.
- Это слепой-то?
- Его Спортсмен по своей особой методике обучал. Не ты первый, Ильич, сомневаешься. Но я тебе по секрету скажу: в жизни ещё таких бойцов, как мои охранники, не видел. А видел я, поверь, очень много всяких крутых и драчливых.
Михаил Ильич с сомнением пожал плечами и вылил в бокал остаток пива из своей бутылки. Я скопировал его действия и стал всасывать влагу сквозь зубы малюсенькими глоточками, чтобы растянуть ощущение блаженства вкуса. Мой собутыльник с наслаждением почмокал полупрозрачной долькой осетрины, запил её и заговорил снова:
- Эдуард мне рассказывал, что вы с ним когда-то крупные коммерческие операции проворачивали.
- Ты его больше слушай, - откликнулся я, оторвавшись от бокала. - И, вообще, имей в виду на будущее, что он суперпрофессионал по развешиванию на уши лапши, спагетти и прочих макаронных изделий. А самые крупные наши с ним операции были вроде тех, что в одном месте что-нибудь покупали, перевозили в другое место и там с наценкой продавали. Иногда покупали у коммерсантов в соседнем офисе и, в отличие от них, продавали быстро и оптом. Сначала торговали всем подряд: носками, трусами, тушёнкой, сгущёнкой, парфюмерией и только когда появились свободные деньги, перешли на более-менее крупную коммерцию.
- Ну, трусами торговать тоже надо уметь, а то ведь купишь и не продашь.
- Уметь можно всё, если мозгами шевелить и всё время просчитывать возможные результаты действий. И рисковать, конечно, надо не бояться, когда необходимо.
- Так-то оно так, - покачал головой Михаил Ильич, - а всё равно не каждому дано коммерсантом быть. У меня, например, не получится.
- Если ты уже заранее себя запрограммировал на неудачу, значит так оно и будет: не получится. Ты такими мыслями свои же возможности клинишь, понял?
Одним большим глотком я отправил оставшееся пиво внутрь своего тела и достал из пачки сигарету.
- А теперь, Михаил Ильич, я тебя поспрашиваю, ладно?
- Не возражаю, валяй, - согласился он, тоже прикуривая свою сигарету.
Дым от болгарского "Опала" сразу перебил никотин "Винстона" и вонюче ударил мне в нос.
- Может, мои покурим? - предложил я, морщась.
- Не, я к этим привык, - ответил он, делая вид, что не заметил моей гримасы.
Вот змей! Не так-то он прост, как прикидывается. Что ж, это его дело, только бы ещё и сквозь пальцы сморкаться не надумал для большей убедительности своей простоты.
- Как хочешь, - говорю, - если уж привык к "Мужскому горю", то травись им на здоровье. А заодно ответь на мой первый вопрос: как к тебе эта дискета попала, которую ты Эдику отдал?
Михаил Ильич затянулся, выпустил струйкой дым и повернулся всем телом в мою сторону.
- Не знаю, - сказал он.
Я посмотрел на его безрадостное лицо, встретился взглядом и - поверил, что он и вправду не знает. Вот, блин, ситуация: специально пригласил человека, чтобы прояснить все обстоятельства, связанные с появлением этой дискеты, и сразу облом. Мне не нравятся обломы, как и любому нормальному человеку, хотя из них строится опыт.
- А кто твою внешность скопировал и записал в игрушку на этой дискете, тоже не знаешь? - спросил я.
Михаил Ильич поперхнулся дымом и закашлял. Восстановив дыхание, он тупо уставился на меня, как пьяный на фонарный столб, и переспросил:
- Мою внешность скопировал?
- Вот именно. А ты и не знал об этом?
- Не-е. А как это "скопировал"?
- Н-да. Ты на компьютере когда-нибудь играл?
- Ага, у нас в офисе. В "Хай лайф", потом в эту, как её, где суперлазер...
- В стрелялки, значит. А в интеллектуальные какие-нибудь? Или РПГ?
- Чего?
- Понятно. Ну, ладно. Ты в стрелялках этих кроме чудовищ всяких, наверняка и видеовставки встречал. Маленькие видеофильмы. Часто бывают перед началом игры или при переходе на новый уровень.
- Ну... Конечно, видел.
- А теперь представь, что внутри этой компьютерной игры бродит человечек с твоей внешностью один к одному. Прямо как живой ты. Представил?
- Ну...
- Баранки гну! - я всё же начинал злиться. - Понимаешь, твоя внешность там! Кто-то ведь её скопировал? И как этот "кто-то" ещё умудрился видео в дискету загнать? Такой программы на свете не существует, чтобы так видео сжать. Вспомни: может, знакомый программист есть? Или был? Или...
- Да ты, Георгий Борисович, не горячись, успокойся. Не было у меня отродясь таких знакомых и нету. Если только вот Эдуард...
- Услыхав имя Эдика, я понял, что среди его знакомых, действительно, программистов нет. На мгновение задумавшись, выключился из разговора, но, чуть не пропустив вопрос Михаила Ильича мимо сознания, встряхнулся и переспросил:
- А?
- Я говорю: что там моя копия-то делала? В смысле, чем занималась? Я про хреновину эту, про дискету...
- Что делала? То есть хочешь спросить, что ты делал? Вену себе на руке саблей резал.
- Чего-о?
Он машинально посмотрел на оба свои запястья. Мне стало смешно - я ведь при встрече тоже непроизвольно окинул взглядом его руки. Михаил Ильич, заметив мою улыбку, начал каменеть лицом, и, чтобы не дать ему обидеться, я пояснил:
- Стишок один смешной вспомнил по аналогии.
- Какой стишок?
- Такой же долбанутый как и эта дискета:
Купыла мама коныка,
А конык без ногы.
Какой це гарный конык!
Гы-гы, гы-гы, гы-гы.
Михаил Ильич фыркнул смешливо.
- Точно, долбанутый. Я его раньше слышал, только немного по-другому. А может, ну её, эту дискету с моей копией, если она такая же, как стишок этот? А, Георгий Борисович?
Я отрицательно покрутил головой.
- Нет. Это очень непростая штучка, если мой комп ничего с ней поделать не может. Придётся Николаше с ней повозиться - думаю, что хакеру-то она поддастся.
- Хакеру?
- Виртуальный бродяга, как он сам себя называет. Короче, компьютерщик, только чересчур любознательный и иногда бессовестный при этом.
- Думаю, что понял. Ну и что теперь?
Я закурил новую сигарету.
- А теперь, Михаил Ильич, расскажи-ка всё, что помнишь, по порядку.
- С самого детства? - невинно поинтересовался он.
- Не, не с самого, а с того времени, когда на горшок ходить научился.
Он хмыкнул и тоже потянулся за сигаретой. На этот раз к моей пачке. Прикурив, вдохнул глубоко и, выпустив струю дыма, сказал:
- Слабоваты, но ничего, приятные. В общем, до девяносто третьего года у меня всё нормально было, как у людей. Работал шоферюгой на грузовике. Жил с женой. Квартира была, дача, тачка, гараж - в общем, нормально жил. А весной девяносто третьего, как сейчас помню, - с супругой... - он сделал подряд несколько нервных затяжек, раздавил окурок в пепельнице и, откинувшись в кресле, продолжил, уставясь отрешённо перед собой. - С супругой чего-то на кухне разругались и я в спальню пошёл. Думал подремать немного, а то вечный недосып. Ну вот... Открываю дверь, а там в кровати мужик незнакомый и... жена моя. Я от такой картины так завёлся, что мозги набекрень. Чуток до смертоубийства дело не дошло. Это потом только мне все втолковывать стали, что я уже шесть лет как без вести пропавший, незнамо где всё это время был, а Ольга - жена моя - с другим, с мужиком этим, уже четыре года как вместе живут. И, как оказалось, так всё и было. А я ни хрена не помнил. И до сих пор не помню, где меня носило. Представляешь, Борисыч, ни хре-на! Помню, что с кухни в спальню иду, а когда дошёл, уже шесть лет миновало. Вот так, представляешь?
- Не особо, - откликнулся я, поёжившись.
- Вот и я до сих пор ещё никак представить не могу, хотя факт налицо. И на лицо именно на моё этот факт упал, чёрт бы его побрал! В общем, полный провал в памяти. Из-за этого провала на обследование в психушку отправили. Да я, дурак, и сам согласный был - думал, что вернут память-то. Только там чуть и впрямь не свихнулся, еле выбрался на волю. И оказался без кола и двора, родственников ноль (я же детдомовский), а бывшим друзьям-приятелям не до меня - сейчас у всех свои проблемы. Хорошо, что Эдик помог: на работу взял, в общагу пристроил. Такие вот дела...
- А дискета как к тебе попала?
- Да я и сам толком не понимаю.
- Ну, нашёл ты её или дал кто?
- В общем, когда я дома появился после шести лет отсутствия, так меня жёнушка бывшая на улицу выгнала на ночь глядя. И вот стою я, выгнанный, под уличным фонарём, из карманов деньги выгребаю - мне их мужик её теперешний тайком от неё сунул - а вместе с деньгами и эта хреновина попалась. Выходит, что уже присутствовала она у меня в кармане-то. Но я ведь не помню ничего, что до этого было, так что... фиг её знает, как она ко мне попала. Эдику отдал: мне-то она без надобности, а ему, может, пригодилась бы - у него много таких. Непростая, говоришь, штучка оказалась?
Но я уже думал о другом, хотя, ощутив наступившее молчание, спохватился почти сразу.
- Слушай, Ильич, - с неуверенностью в мыслях, но с уверенной интонацией, сказал я, - а ведь я могу помочь тебе вспомнить, где тебя носило эти шесть лет.
Он покосился недоверчиво.
- Не я сам, конечно, - пришлось мне поправиться, - а хороший мой знакомый. Он учёный, профессор, но ещё и прекрасный психолог, что самое главное.
- Навидался я этих психологов на всю жизнь! Моя бы воля - всех бы их к ядрёне фене!..
Видимо, здорово его врачи в психушке достали, если аж зубами скрипнул при воспоминании о них.
- Ты, Ильич, не горячись и не путай божий дар с яичницей. Чем психолог от психиатра отличается, понятие имеешь?
Он посмотрел на меня с недоумением. Для него все они были на "псих", то есть белохалатниками. Я не стал терять время на ликбез, а спросил в лоб:
- Так ты хочешь восстановить память или нет?
Обоюдная пауза. Потом тихое и неуверенное:
- Не знаю... теперь не знаю... А вдруг что страшное откроется? Может, чего натворил нехорошего за это время?
Н-да. Про это я почему-то и не подумал. Но из меня уже попёр наглый прагматик, нащупавший средство достижения своей цели. Михаила Ильича необходимо было теперь заинтересовать, заинтриговать, убедить в достижимости положительного результата, привести кучу доводов в подтверждение своей правоты и при этом ещё и не врать, говорить правду. То есть ту правду, которая в этот момент соответствует моей цели.
- Михаил Ильич, я тебя, конечно, понимаю. Но ведь эта неизвестность ещё хуже, она так и будет угнетать тебя всю жизнь. Не лучше ли разом с ней покончить? Неужели самому не интересно, где и как ты эти годы провёл? Гарантии, кстати, стопроцентной, что всё вспомнишь, нет, но попробовать всё равно стоит. Никаких отрицательных последствий - обещаю. Обычный гипноз: заснул, во сне ответил на вопросы, проснулся - всё. Главное, что после гипноза всё будет как и прежде. Если что во сне и вспомнишь из этих шести лет, то, проснувшись, опять всё это забудешь. Всё на магнитофоне останется. Послушаешь и решишь, стирать запись или оставить. Можно и вообще без магнитофона - профессор, который гипнотизировать будет, просто перескажет тебе, что ты там навспоминал. В общем...
Меня прервал звонок и мигание красной лампочки. Когда включил переговорное устройство, на одном из экранов уже видел нескольких парней-качков около ворот, а ещё на одном застывшее лицо Миронова. Он что, забыл, что для таких меня нет дома?
- В чём дело, Саша? - спрашиваю.
- Там Турок со своими приехал, хочет с вами встретиться. Я уже говорил, что вас нет дома, но не верят, в ворота долбят.
- Не знаешь, что делать? - обозлился я. - Если сам стесняешься с ними общаться, Юрку пошли.
Его лицо чуть дрогнуло как бы в смущении, а голос потерял обычную уверенность.
- Юрка с женой на рынок только что уехал. Извините, Георгий Борисович, что-то нашло на меня.
Миронов пропал с экрана и вскоре появился на другом, где галечная дорожка, а потом и у ворот, но теперь с собаками на поводках. Я уже хотел вырубить видеонаблюдение, но резанула какая-то необычность во внешности Александра. Сейчас он находился спиной к камере, но всё равно что-то в нём было не так. Многозарядный помповик, свисающий на ремне с плеча - это ладно, а вот... Ага, спецназовская маска на голове. Зачем он маску-то надел? Я подрегулировал камеру над воротами, направив в сторону входа и включил звук. Когда Миронов открыл дверь и появился в проёме с собаками, которые сразу с хрипами рванулись к непрошеным гостям, те невольно попятились. Заметно было, что широкоплечий охранник с трудом удерживает псов. Шира, конечно, готова была загрызть чужаков, но Рэкс обычно рвался на радостях целоваться с гостями, которые, естественно, думали о его помыслах совсем наоборот.
- Ну? По-хорошему отчалите или помочь? - послышался басовитый голос Миронова, и я поразился, насколько он был непохож на его привычный.
Совсем в другом тембре говорил мой охранник, специально искажал. Зачем? Непохоже на него. Один из четверых, явно самый старший, горбоносый и черноусый, сунул ладонь за борт своего белого летнего пиджака. Миронов моментально схватил свободной рукой висящий на уровне пояса помповик и направил ствол на черноусого. Тот замер. Остальные трое переглянулись между собой, и по одной руке у каждого отправилось в медленное путешествие под полы пиджаков. Ничего себе...
- Попробуйте, - пробасил Миронов из-под маски и провёл дулом по их фигурам.
Черноусый осторожно вытащил наружу пустую ладонь, опустил руку и, отступив на шаг, сказал:
- Борзой, да?
Миронов ничего не ответил, по-прежнему одной рукой сдерживая хрипящих псов, а другой направляя помповик на незваных гостей.
- Ладно, шестёрка, ты ещё своё получишь. Думаешь, если карточку спрятал, в рифму не возьмём? Ноги ещё целовать будешь. А Жоре своему передай, что Турок стрелку ему на завтра забивает в восемь вечера у "Баварии". Не появится - ему дороже станет.
Усатый повернулся спиной к охраннику и пошёл мимо расступившихся амбалов к стоящему неподалёку джипу "Чероке". Миронов по-прежнему молча стоял, не шевелясь, до тех пор, пока и остальные, то и дело оглядываясь, не скрылись в утробе джипа.
Я выключил звук, мониторы и, наконец, повернулся к Михаилу Ильичу. Он, видимо, тоже с интересом наблюдал за происходящим на экранах, потому что спросил, кивнув на них:
- Эти наглые, бандиты какие-нибудь?
Я кивнул и потёр заболевшие виски.
- Угу, бандюки. Михаил Ильич, напомни, на чём наш с тобой разговор прервался.
- Я согласный.
- На что согласный? - не понял я.
- На гипноз. Ты говорил, что под гипнозом вспомнить могу. У профессора какого-то. Так вот: я согласный.
Всего пятнадцать минут ушло, чтобы созвониться с Николаевым и уговорить его на эксперимент с Михаилом Ильичом. Ещё полчаса потребовалось, чтобы отвезти моего нового знакомого к общежитию, в котором у него была своя комнатёнка. После этого заехал к Волосатову, застал его на месте, рассказал про забитую Турком стрелку и без пятнадцати десять подъехал к дому. Встретили меня оба: и Миронов, и Юрка, не считая облизавшего мне щёку Рэкса и ткнувшуюся в ладонь Ширу. Пока Юрка проверял запоры, Александр загнал "Ауди" в гараж и, выскочив оттуда, перехватил меня у самого входа в дом.
- Борисыч, поговорить надо, - тронул он меня за плечо.
- Пошли, поговорим, - согласился я и, открыв дверь, шагнул на терраску.
Пять минут спустя мы сидели в кабинете и я, прикуривая сигарету, гадал про себя о возможных причинах нервозности Миронова, которого за полтора года совместного общения и проживания знал как человека невозмутимого и презирающего опасности. Сейчас же по едва заметным признакам я догадывался, что психика его в некотором дисбалансе и мысленно он подбирает нужные слова для вступления в разговор. Продуманные фразы всегда скрывают объективную правду, подводя слушателей в итоге к той истине, которую хочет показать хозяин прозвучавших слов. Поэтому я решил взять инициативу на себя, ломая готовящийся им вариант подачи информации.
- Откуда Турка знаешь? - как можно равнодушней спросил его, нарушая молчание.
Он дрогнул бровью и после короткой паузы ответил:
- Он же сам себя назвал.
- Не крути, Александр, иначе разговора не получится. Ты его раньше знал, поэтому и маску надел, и голос изменил. Так или нет?
Миронов потупился, помолчал, потом согласился:
- Так.
Я продолжил давление.
- С этим всё ясно, но неясно другое: чем же он так напугал, что боишься, как бы не узнал он тебя?
Александр молчал, играя желваками и всё так же не поднимая глаз. Прямо партизан на допросе, чёрт бы его побрал.
- Ладно, не хочешь - не отвечай. Это твоё личное дело. Просто я думал, что ты именно об этом поговорить со мной хотел. Значит, ошибся... О чём же ты хотел поговорить?
Его пронзительно-колючие глаза скрестились взглядом с моими, а загорелое лицо побледнело, сливаясь по цвету со шрамом, обычно, наоборот, всегда выделяющимся на смуглоте кожи. Когда он заговорил, то голос почему-то стал с хрипотцой, будто подсел за несколько минут молчания.
- Сбил ты меня, Борисыч, своими вопросами. Не хотел я всего рассказывать, а теперь, вот, решился. Но после этого мне уйти от тебя надо будет. Совсем.
- Обожди, Саша, - встревожился я. - Может, тогда лучше не начинать откровений твоих? Мне лично по барабану твои взаимоотношения с Турком. Сделаем вид, что и не начинали этого разговора, и пусть всё по-прежнему будет. Ты же сам говорил, что негде тебе жить и родных никого.
- Не в Турке дело, Борисыч, и родственников у меня полно. А знать ты всё равно, наверное, должен, потому что рано или поздно могу под монастырь подвести. Ты ко мне по-человечески относился - я тебе тоже всё по-честному... Не думаю, что заложишь. Хотя не знаю, может, просто по-тихому уйти надо было. Но ты мужик умный, может, советом поможешь, а то сам опять влипнуть боюсь.
Вот блин горелый, кажется, ещё одна чужая проблема на меня громоздится... Что ж, деваться некуда - сам напросился.
- Саш, а поконкретней нельзя? Почему ты уходить собираешься и во что влипнуть боишься?
- Понимаешь, в бегах я, Борисыч. Шесть лет уже в розыске. С той поры, как из-под стражи сбежал. Если менты поймают, загремлю на всю катушку. И авторитеты некоторые тульские при встрече мне многое припомнят. Так что с двух сторон я обложенный и рано или поздно кто-нибудь да опознает. Зря, конечно, надеялся у тебя отсидеться, не высовываясь. Сегодня понял, что зря. Турок - это первый предупреждающий звонок, другие тоже могут на меня наткнуться. А он, если бы меня узнал, то хана бы мне пришла. Да и тебе бы не поздоровилось. Они меня все как Афганца знали, когда-то я тут многим хвосты прищемил.
Интересные сегодня вечерние новости: один на шесть лет память потерял, другой шесть лет в бегах... Я ощутил одновременно и некоторый сумбур в голове, и дискомфорт в работе внутренних органов, а поэтому предложил продолжить разговор на кухне. Водку я обычно выдерживаю именно на кухне в холодильнике. Миронов, то есть Афганец, был не против, а даже наоборот, и мы направились вниз. По мере приближения к холодильнику росла в геометрической прогрессии и уверенность, что моя психика устоит против последующих новостей Афганца, а значит всё будет о кей. Обязательно что-нибудь придумаем. Просто надо вовремя и правильно использовать закон единства и борьбы противоположностей. Небольшая доза алкоголя против небольшой дозы адреналина, а в результате победит рассудок и здравый смысл. Когда дерутся два волка, два тигра или два дурака, в выигрыше тот, кто наблюдает за ними с дерева или из танка.
Г Л А В К А - А
ИНОЙ МИР (Михаил Ильич)
Ветерок был нежен и стеснителен, как влюблённая девушка. Он робко дышал в лицо предвечерней свежестью и ароматом трав, ласково теребил волосы, расслабленно-успокаивающе скользил по коже. Где-то далеко-далеко изредка хлопал кнутом пастух. В голубой небесной бездне пел свою переливчатую, по-азиатски путаную и нескончаемую песню восторженный солнцепоклонник жаворонок. От стрекотания постоянно сексуально озабоченных кузнечиков, казалось, звенел сам воздух. Вот кто-то тоненько и отрывисто, неуловимо знакомо, начал посвистывать совсем рядом.
"Наверное, свиристель какой-нибудь", - лениво подумал Михаил Ильич и, преодолевая сонную истому, приподнял голову, чтобы поискать птичку взглядом. В этот момент свистнуло чуть ли не у самого уха, а прямо около правой ступни на мгновение взъерошился маленький фонтанчик из пыли и тут же пропал. Михаил Ильич изумлённо приподнялся, потом стал на колени и начал расковыривать то место, где от исчезнувшего фонтанчика осталась на поверхности земли небольшая вмятинка. В вырытой пальцами ямке он нащупал что-то маленькое твёрдое и тёплое и поднёс к глазам. Мгновение спустя, испуганный до почти полной отстранённости от тела, он уже полз по-пластунски к ближайшим кустам. Даже не полз, а мчался животом по траве, стараясь побыстрее стать невидимым для стрелков, чьи пули так весело посвистывали вокруг, прикидываясь якобы каким-то свиристелями. "Выследили, гады, - судорожно пульсировала в голове единственная мысль, - теперь, кажется, мне кобздец".
Щёлканье вдалеке стало беспрерывным и многоголосым, а верхушки кустов задёргались от пронзающих их пуль. Михаил Ильич замер, припав к земле. Потом, чуть приподняв голову, стал затравленно озираться. Площадь обзора была невелика и невозможно было за какие-то секунды определить, откуда стреляют. И тогда пробудившийся в этот миг опасности древний инстинкт самосохранения моментально выключил сознание, заставляя мышцы работать с невероятной скоростью ради единственной цели - спастись. Михаил Ильич не успел даже понять, как он очутился в овраге, а уже нёсся по его вязкому дну под уклон, едва успевая перескакивать через коряги, сучья и неизвестно какой глубины лужи. Но метров через триста этого слалома глубина одной из них была им измерена, когда он, споткнувшись, плюхнулся в неё всей массой и проскользил по инерции вперёд в положении тела 'лёжа на животе'. Вода, вернее, грязь, как раз полностью накрыла это тело за исключением вскинувшейся в испуге головы. Михаил Ильич тут же в горячке вскочил, рванулся бежать дальше и, поскользнувшись, вторично обмакнулся, как пельмень в сметану, в ту же лужу. На этот раз он полежал несколько секунд, остывая, и поднялся по частям, стараясь ногами найти опору под собой понадёжнее, а не мокрую глину. В то же время он напряжённо ловил звуки вокруг и вдалеке, а глаза обшаривали склоны оврага. Ни шума погони, ни её самой не было ни слышно, ни видно, хотя инстинкт не унимался, не давая расслабиться. Хотелось верить, что преследования нет, но необходимо было всё же убедиться в этом. И Михаил Ильич, выбрав место покустистей, цепляясь за ветки, полез вверх по склону, противоположному тому, откуда он ранее спрыгнул в овраг. Добравшись до самого верха, он осторожно высунул голову, но увидел лишь заросли молодого орешника. Прислушался. Обычное звучание живой природы: шелест, писк, щебетанье, шорохи, жужжание, стрекотание - в общем, слабенький и мирный звуковой фон. Он выбрался из оврага полностью и, крадучись, двинулся между деревцами вдоль края зарослей. Метров через сто орешник закончился - тогда беглец выглянул из листвы и едва не бросился обратно. Вдалеке по лугу с обеих сторон оврага в его сторону медленно двигалась цепь солдат, позади которой виднелись конные. Михаил Ильич осторожно втянулся назад в листву и быстрым шагом направился в противоположную от них сторону. Миновал то место, где он перед этим выбирался наверх, уже увидел впереди просветы в листве, указывающие, что заросли заканчиваются, как вдруг услышал позади себя мужской голос:
- Смурызишь, мэн?
Вздрогнув от неожиданности, он резко обернулся и застыл от изумления, увидев перед собой странное существо, похожее на гигантскую летучую мышь, но с головой и ногами человека. Ноги, кстати, были в чём-то типа спортивного трико, но босые. Голова существа была совершенно лысая и отдающая желтизной. Она (голова) склонилась чуть набок, с любопытством оглядывая оцепеневшего Михаила Ильича, а потом, видимо, удовлетворённая осмотром, сказала своим ртом:
- Я сказываю, смурызишь, Михаил Ильич?
Услыхав собственное имя от этой твари, тот обалдел окончательно и зачем-то отрицательно закрутил своей головой, выдавливая из внезапно пересохшего горла:
- Не-е, я не-е, это... не смурыгаю... не смурыжу...
- Разве? А-а-а, да ты испугался что ли?
Существо сделало непроизвольное движение крылом так, что если бы это была рука, то получился бы хлопок ладонью по лбу - так делают иногда, вдруг догадавшись о чём-то важном для себя. Но крыло лишь непроизвольно дёрнулось, взвихрив воздух вокруг себя, и замерло на полпути. Одна из босых ступней почесала другую, а существо сказало:
- Не убоись. По-вашему, я должен быть похожим на обычного птеродактиля, но без когтей. Представь, что я говорящий птеродактиль и...
Незаконченная фраза недоуменно повисла в воздухе, потому что Михаил Ильич, крутанувшись на пятках, ломанулся сквозь орешник в чистое поле со скоростью, близкой к сверхзвуковой. Живой ракетой пролетел он сквозь плотную цепь солдат, подошедших к зарослям с этой стороны, как оказалось, почти вплотную, и находился уже чуть ли не в пятидесяти метрах позади них, когда они сообразили, что произошло. Конных в этом отряде не было, и старший из нескольких офицеров, понимая, что добыча ускользает, завопил, чтобы стреляли. Сразу несколько пуль пробило широкую спину Михаила Ильича, заставив его споткнуться и упасть лицом на родную землю, плоская поверхность которой встретила его страшным ударом. "Из-за какого-то лысого птеродактиля помираю - обидно, блин", - мелькнуло в угасающем сознании. Но боль резко сомкнула свои тиски и Михаил Ильич полетел в чёрную бездну без дна.
Г Л А В А - 2
СУЕТА ВОКРУГ ДИСКЕТЫ
Что это не дискета, а непонятно что, Николаю стало ясно лишь на второй вечер возни с ней. До этого комп бесстрастно констатировал, что дискета не читается, хотя Жора утверждал, что у него она запускалась. Жора иногда мог приврать, подшутить, но никогда не обманывал. Николай уже утвердился во мнении, что содержимое дискеты или Жора сам нечаянно стёр, или, не дай Бог, сожрал какой-нибудь затаившийся в ней до поры вирус, когда совсем неожиданно она "пошла" на включённом мониторе сама по себе. Ни с того, ни с сего. Может, для её запуска паролём служило определённое количество времени, которое она должна была нетронутая просуществовать после загрузки? Да ну, чушь мышачья! Казалось, вместе с Николаем обалдел и его пентюх, издавший кратковременный гул удивления. А потом пошло изображение, поражавшее высочайшим качеством реалистичности. Он никогда ещё не видел, чтобы простой плоский монитор создавал такой правдивый эффект трёхмерности и вызывал ощущение сопричастности к происходящему. Чёрт побери, как такое видео могли загнать в дискету?! Что за прога её читает? Самоустановилась что ли к нему на комп? Но это всё потом... Экран, казалось, затягивал в себя. Будто совсем рядом при неярком свете свечей стоял перед старинным большим трюмо мужчина в тёмных рейтузах и белой сорочке и вглядывался в своё отражение. В правой руке он держал то ли короткий меч, то ли длинный кинжал. Мужчина неторопливо, даже как бы небрежно, сдвинул на левой руке к локтю рукав сорочки и неожиданно, но плавно провёл лезвием клинка по оголённому запястью. Из молчащих до этого звуковых колонок послышался короткий всхлип, а из раны хлынула потоком кровь. Вдруг что-то белесовато-светящееся небольшим облачком пролетело откуда-то сверху к застывшему в оцепенении самоубийце и вошло, втянулось в его затылок, исчезнув в нём без следа. Мужчина дёрнулся, выронил меч и пережал пальцами освободившейся руки вену чуть выше разреза, затем повернулся и пошёл... Куда он пошёл и что с ним было потом, осталось неизвестным, потому что, как и у Жоры ранее, на этом месте изображение стало дёргано зависать, а через десяток секунд, частично смазавшись, замерло совсем. Вспомнив содержание разговора с Жорой, Николай нажал клавишу табуляции и через некоторое время с любопытством читал текст, появившийся поверх застывшего изображения. Похоже было на бред пьяного идиота. И к тому же иностранца, знающего русские буквы. Но это бы чёрт с ним - покоя не давала мысль, каким образом кто-то сумел впихнуть на обычную дискетку столько видеозаписи и как всё это распаковалось? Тогда впервые и мелькнуло в голове, что эта штучка ему ещё аукнется.
В ту ночь Николаю снились кошмары. А вечером следующего дня он набросился на дискету с энергией дорвавшегося до жертвы маньяка, насилуя её всеми известными ему способами, от использования архиваторов и утилит до наборов антивирусов. Диск "А" показывал, что в нём ничего нет, не то что ни одной новой проги, даже ни одного нового файла не находилось. Затраханный за компанию с дискетой пентюх иногда возмущённо гудел, но не сопротивлялся своему хозяину-садисту. Хотя и толка всё равно не было: по-прежнему изображение шло само по себе и зависало на том же самом моменте, а тарабарский текст шёл поверх него точно с теми же паузами для прочтения на каждой странице, которые сменялись сами по себе. И тогда, следуя высказыванию, что "отрицательный результат - тоже результат", он пригляделся повнимательнее к самой дискете, то есть к её корпусу. И ахнул. Потому что только полный лопух вроде него мог так её называть. Лишь на первый взгляд всё было нормально. Обманчивая внешняя похожесть на обычную дискету и вроде бы подходящие для неё размеры. Наклеена чистая этикетка, есть и металлическая пластинка, на которой (о, Господи!) русскими буквами было написано "Вставить в компьютер!". А куда же ещё, в задницу что ли? Николаем в тот момент, когда прочитал надпись, овладело желание вставить по первое число тем умникам, которые изготовили это непонятно что. Но это желание быстро сменилось растерянностью, когда он убедился, что пластинка является обманной: она не только не сдвигалась и не снималась, а была как бы впаяна в пластик. А тот, в свою очередь, не состоял из двух скреплённых между собой частей, как обычно, а был литым, бесшовным. Естественно, возникал вопрос: почему дисковод ЭТО принимает и даже как-то умудряется считывать информацию? Но, как оказалось, это были ещё цветочки. По-настоящему Николай начал бояться за свой рассудок, когда, задумавшись, по рассеянности сунул дьявольское изделие в прорезь для сидюка , а дисковод мало того, что заглотил её, но на мониторе, как и раньше, появилось то же самое изображение с текстом. Ошарашенный Николай вытащил дискету и сравнил с обычным диском. Тот, естественно, оказался намного тоньше. Это что ж она, в толщине что ли уменьшается, когда в компьютер лезет? И как это возможно считывать информацию с её гладкой поверхности? Чувствуя себя полным идиотом, он ещё раз положил дискету на высунувшийся поддон сидюка, нажал кнопку и...вновь эта пластиковая тварь исчезла в чужой утробе, а потом возникли текст и картинка. Николай почувствовал себя маленьким и несчастным, выхлестал полбутылки водки из горлышка, закусил куском холодной пиццы и лёг спать.
На следующий день он позвонил в Тулу и попросил Жору приехать. Желательно, с расшифровкой того дурацкого текста, что забивал картинку на экране. Его самого, конечно, больше интересовала именно картинка, вернее, то, что происходило до её зависания. Уж больно впечатляющим был эффект присутствия: аж до замирания сердца, когда мужчина перед зеркалом полосовал своё запястье. Но текст мог хоть что-то прояснить. В этот день Николай не поехал в фирму, где подрабатывал в последнее время, а направился к одному знакомому физику. Тот, по его словам, давно уже вместо работы занимался целыми днями валянием дурака из-за недостаточного финансирования их отдела, а по выходным левачил, изготавливая "корейские" игровые приставки. С пропусками в этом НИИ было строже, чем в Кремле, поэтому пришлось по внутреннему телефону вызывать приятеля вниз. Когда тот спустился в холл, Николай после обмена приветствиями без лишних слов сунул ему дискету и попросил с ней немного повозиться, чтобы в общих чертах определить, из чего она сделана и по какому принципу работает.
- Минут тридцать-сорок подождёшь? - поинтересовался приятель, отличительной чертой которого являлась полная невозмутимость в любых обстоятельствах.
Ожидание затянулось на два с половиной часа и на полпачки выкуренных сигарет, пока приятель не появился вновь. Он был без дискеты и невозмутимости: нервничал, взгляд помутневший, а слова невпопад. Вразумительного ничего сказать не мог, кроме чуть ли не мольбы оставить эту вещицу хотя бы до конца рабочего дня. Николай рассвирепел и потребовал немедленно вернуть дискету. Приятель ушёл расстроенный, на звонки по внутренней связи отвечал односложное "иду", но вернулся только часа через полтора. Протягивая совсем озверевшему от ожидания и никотина Николаю дискету, он сказал:
- Если сейчас же не пообещаешь дать мне попозже эту штуку для исследования, то я буду вынужден тебя заложить в ФСБ.
- Охренел совсем? - только и сказал обалдевший Николай.