Румянцев Александр : другие произведения.

Критический сбой Лэйндмэра (завершение)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ПАВЕЛ
  
  Гудзон оказался даже ближе, чем он рассчитывал. То есть, те кварталы, что лежали между парком и широкой рекой остались позади как-то очень быстро, хотя шёл он не очень даже быстрым шагом.
  В самом деле, теперь спешить было некуда, всё, что можно было сотворить не так, он именно не так и сотворил. Когда бежал через парк от возможной погони, верил, что надо именно так. А выйдя за его пределы, и оказавшись на обычной улице, вдруг осознал, какая всё это, на самом деле, чушь. Кто за ним угонится? Никто. Кто-то увидит, как он встаёт на крыло? Да и пусть смотрят: мало ли городских легенд бродит среди городских сумасшедших. Одной больше, для людей не сумасшедших, просто занимающихся сумасшедшей гонкой за долларом, событием не будет. Наслушались уже.
  Другой разговор, люди, занимающиеся конкретно с ним, по конкретному делу. Они воспримут это всерьёз. И - что?
  "Ну, каши с ними теперь всё равно не сваришь! - спокойно думал Павел, по привычке обстановку вокруг всё равно контролируя. - Я ж теперь вне закона: разбитая официальная харя везде стоит не дёшево, а здесь может оказаться ещё дороже, чем везде. Агент, мать его... в переднике. Что ж они такие хилые всё время попадаются? Должен же был на ногах устоять: дядька вроде плотный, увесистый, а распластался, как лист увядший на ветру. Что-то мне тут не везёт, как-то вот тут всё неправильно идёт. Нет - эксперимент с посещением "благословенной" надо завязывать, какой-то он совсем хреновый получается, если взять по самой мягкой градации уровня дерьма за спиной. Сам ничего не увидел. Витьку подставил... этот ещё под руку не вовремя подвернулся... откуда он так быстро взялся? Те двое хотя бы на колёсах прикатили, а этот на собственных копытах прискакал. Случайно был где-то совсем близко? Или не случайно?
  А какая теперь разница, я всё равно отсюда сваливаю... а Витька с Катькой остаются... с огромным хвостом. Хорошо им спьяну наболтать не успел: на детекторе хоть месяцами гоняй, всё равно правды не добьёшься, не в курсах они. Зато я теперь на курсе: отсюда и - нахрен. На песок и на пляжик, и - подальше, подальше, чтобы и с собаками не нашли. Как последнее дерьмо, по речке уплываю. А они остаются. И пенка у них - во весь горшок, аж через край валит. А я что могу сделать? Пойти и сдаться? А толку? И меня затопчут, и от них не отстанут, я ж не просто нелегально сюда впёрся, я так впёрся, что военно-морской флот на уши поставил. Доказывай теперь что и они не при делах. Нет, надо что-то придумывать в том же духе, что и начал. Надо ещё раз позвонить откуда-нибудь подальше, и сообщить, что я где-нибудь подальше... - он огляделся, с удивлением сообразив, что уже стоит на набережной. - Твою... опять началось? Как-то я с пугающей периодичностью начинаю из реальности выпадать... или - не выпадать. Шёл, задумался... испугался, что контроль потерял, в панику ударился. А на самом деле... а чего я на самом деле обдумывал? Ах, да, сообщить издалека, что на самом деле я в противоположном далеке. Какой смысл, если про Чикаго, куда якобы собрался, уже насвистел всё, что надо. Да, насвистел... а кто сказал, что ещё раз - лишним будет? И пусть обязательно засекут, что я вот прямо напротив, совсем в другой стороне, и значит, ему тоже лапшу вешаю. Вдруг и в самом деле поверят? Не, ну а чем чёрт не шутит, всё равно же ничего умнее придумать не удаётся, а так, хоть какая-то надежда. А вообще-то - сматываться пора, а то и впрямь, ещё немного, и набегут сюда всякие...".
  Через парапет он перевалил уже в полном комфорте, и с ясным видением обстановки на реке. Она была спокойная: пара каких-то посудин в ближней перспективе, и ещё одна в перспективе дальней. Этих он обошёл со свистом, так что вряд ли они его в темноте хотя бы и разглядели, а до третьего добраться не успел, на полпути вдруг подумав, а, в самом деле, какого хрена? Почему надо уходить именно открытым морем?
  "И кто сказал, что надо именно так? - подумал, закладывая спонтанный вираж над городскими кварталами. - Там спокойнее? А с чего ты это взял? Здесь глаз больше, и заметят быстрее? А с чего ты и это взял? И какая теперь разница, если всё равно сюда уже никогда не вернусь. Пусть видят, пусть думают, и пусть идут... куда хотят пусть идут, хоть к верховному жрецу. В Вашингтон. А что - это тоже неплохая идея... очень интересная идея! Всё равно же по пути. Это надо обдумать... это надо хорошенько обдумать!".
  Где-то в районе Делавэра он ещё сомневался: надо ли, не надо ли? И не лучше ли тихо отвалить в неизвестность, не дразня гусей, которые и так уже, к бабке не ходи, всю округу гоготом переполошили. И был даже момент, когда начинал склоняться к мудрому решению, как вроде бы самому безопасному. Для Витьки безопасному. По всем, вроде бы даже, прикидкам.
   А потом, ближе к полуночи, на карте засветилась надпись "Потомак", и словно что-то обрезала... ниточку, на которой зависал план отвалить втихаря, обрезала... тонким ехидным звоном. И руки сами отработали как надо. А правый берег реки лихо заскочил под днище, и остановился там. Ненадолго. Чтобы немного подумать, обдумать, и решить с какой стороны жевать новую проблему.
  "Не знаю, как у них, - разбирал он её по косточкам, - а у нас град стольный, это град стольный. Со всеми вытекающими, выбегающими, и вылетающими для непрошеных гостей проблемами. Лезть напрямую, значит напрямую лезть на проблемы. Всем туловом. Но зато, какой пикант может получиться... если морду по дороге не набьют. - Он инстинктивно ощупал лицо, прикидывая в какую морду его при случае могут превратить. - Н-да! И в самом деле может оказаться пренеприятно... Ну, так не подставляй её, так и не набьют её. Утопись в реке, и плыви спокойно, кто ж будет смотреть на пупок, тихо идущий против течения? Они ж сейчас в небеса глаза пялят... ну так и на здоровье. А ты по воде. Торопиться некуда, пока до места дошлёпаешь, ночь будет глухая - самое время для элегантной высадки. Кустарник там, думаю, отыщется, как же без него в цивилизованном городе. В нём и окопаешься, можешь аж до самого вечера дрыхнуть. А уж потом... веселуха потом, и суп с котом. Потом и будем посмотреть на местные красоты, и местных красавцев, как они бегать умеют. Главное, чтобы не догнали. Потом. А сейчас - в реку. Топиться".
  Он прошёл под целой кучей мостов, прежде чем отыскал то, что было нужно - узкую протоку на левом берегу, уходящую прямо в нужном направлении. И кустов с деревьями по её берегам росло столько, что от посторонних взглядов можно было целую армию запросто укрыть. И всё это богатство было совершенно лишено посторонних взглядов, он проверил это тщательно: уж больно не хотелось беготню начинать вот прямо сейчас. Прямо сейчас жутко хотелось передохнуть от беготни прошедших часов, и тупо отоспаться, сбрасывая напряжение прошедших часов.
  "Надеюсь, тут в меня никто не будет клюкой с утра тыкать? - подумал, уже засыпая. - Я ведь и обидеться могу, и обидеть... тоже... могу. Так что не надо... в меня... ничем... тыкать".
  
  ГИМЕР
  
  Информацию о том, что на самом деле вытворяет его подопечный, Гимер имел полную. С деталями. Может быть, не самыми мелкими, но достаточными, чтобы начинать сомневаться в адекватности этой невероятной истории с путешествиями, и идиотскими приключениями.
  "Почему они запрещают мне изолировать явно повышенный источник опасности для окружающих? - думал Гимер, просматривая очередную порцию отчётов о похождениях Павла. - Да, я помню, что не только они, но ещё и генератор сопротивляется активно. Но генератор не живое существо - прибор, сконфигурированный под определённую задачу. Кем сконфигурированный? Это даже не вопрос, а лишь простая констатация факта, и меня сейчас не занимает именно вопрос, зачем Лэйндмэр это сделал, я хочу знать, почему они бережно охраняют странную функцию. Зачем? Ведь если так пойдёт дальше, парень действительно станет крайне опасным для окружающих. Нет, я понимаю - специфика жизни в определённых условиях, при определённой подготовке, неизбежно накладывает отпечаток на стиль поведения. Но сейчас вокруг него мирная жизнь, а он чуть ли не в каждом городе отмечается безобразным мордобоем. Конечно, инициатор в каждом случае не он, но - тем не менее... тем не менее.
  Кажется, пришло время задать Войндэну несколько прямых вопросов, и было бы очень хорошо, если б он всё-таки дал на них вразумительные ответы, потому что я не люблю бродить в густом тумане, не видя конечной цели путешествия".
  К его удивлению, прямо в этот момент от Войндэна пришёл запрос на сеанс связи.
  "Он что, мысли на расстоянии читает? - подключая модуль, удивился Гимер. - Вот именно сейчас и захотел поговорить? Что ж - послушаем, о чём это он прямо сейчас захотел поговорить?".
  - Приветствую вас, друг мой! - проявляясь над постаментом, как-то не очень естественно произнёс Войндэн.
  - И я вас! - просто ответил Гимер, отказавшись от идеи выдать в ответ что-нибудь столь же подозрительное.
  - Не обижайтесь! - ощутил его настроение Войндэн. - Расскажите мне лучше, как себя чувствует ваш подопечный?
  - Спит! - коротко ответил Гимер.
  - То есть? - не понял Войндэн.
  - Именно так - спит в одном из местных городов.
  - Надеюсь, с ним всё в порядке? - как-то странно встревожился Войндэн.
  - По-моему - не совсем! - честно признал Гимер.
  - Что-то случилось?
  - Да, в общем-то - нет! Всего лишь несколько драк, с небольшими последствиями, можно опустить из виду, но... но - они же случились. И гоняется парень неизвестно где. Для себя - неизвестно, и для себя же неизвестно зачем.
  - Откуда у вас такая информация? - быстро спросил Войндэн.
  - Да как вам сказать... - не удержался на этот раз Гимер. - Сервлеры работают исправно, и отчитываются в постоянном режиме.
  - Нет! - возразил Войндэн. - Я не совсем о том. Откуда вы знаете, что "гоняется" неизвестно для себя, а не точно знает, куда именно ему надо?
  - Ну, я с ним на эту тему не разговаривал... - медленно проговорил Гимер, стараясь осмыслить суть вопроса.
  "В самом деле, почему его интересует именно это? - думал он, медля с ответом. - Войндэн не отличается любовью к праздным вопросам, и раз уж задаёт, следовательно, придаёт теме очень большое значение. Очень большое".
  - Послушайте! - проговорил он, наконец. - Может, всё-таки перестанем играть в прятки, и вы объясните что происходит? Я понимаю, вокруг мальчика идёт какое-то... игра какая-то идёт. И понимаю, что мне в ней отведена определённая роль. Но вам не кажется, что было бы лучше, если бы я представлял её суть, пусть и не до конца, но хотя бы в общих чертах?
  - Проблема в том, мой друг, что с самого начала ситуация сложилась таким образом, что вы не должны были понимать её хотя бы в какой-то степени. - Огорошил его Войндэн. - Всё получилось настолько спонтанно, что у нас не было иного выхода. Поверьте мне.
  - У вас? - насторожился Гимер.
  - Да! - просто ответил Войндэн. - Точнее у Лэйндмэра, который был вынужден подключить меня, чтобы я подключил вас.
  - То есть, - теперь уже абсолютно уверенно сказал Гимер, - никуда Лэйндмэр не исчезал?
  - Конечно.
  - А вы, значит, намерено, говоря местным сленгом, делали из меня идиота?
  - Не мы! - искренне воспротивился Войндэн. - Непредвиденные обстоятельства, о которых вам пока лучше не знать. А если точнее - ваш подопечный, благодаря некоторым его природным особенностям. И если он сейчас действительно знает, куда и зачем двигается... вот это, поверьте, будет для нас очень большой неприятностью.
  - Мне придётся верить вам на слово. - Задумчиво посмотрел Гимер, на самом деле всё ещё не очень воспринимая происходящее. - Хотя, должен сказать, я и не впадаю от этого в большую радость.
  - Потерпите, друг мой! - со вздохом ответил Войндэн. - Осталось совсем немного. Половину работы он уже проделал, но необходим завершающий штрих, который должен сделать он! - Войндэн поставил акцент на слове "он". - И без которого, уже проделанная работа неизбежно пойдёт насмарку. Нет, катастрофы не случится, но задуманного результата, важного результата, мы, не смотря на все усилия, так и не получим.
  - Хорошо! - кивнул Гимер. - Что я должен делать теперь?
  - Отложить в сторону всё, чем занимались до сих пор. - Просто сказал Войндэн. - Все. И срочно отправиться в район Бермудских островов. Автономный медицинский модуль уже ждёт вас.
  - Там что-то случилось? - насторожился Гимер.
  - Пока - нет. - Невесело вздохнул Войндэн. - И хорошо бы, что б так было и дальше. Но, к сожалению, у нас есть серьёзный повод для беспокойства: мальчик очень долго взаимодействует с наспех адаптированным прибором, и это вряд ли обойдётся без серьёзных последствий для его здоровья.
  - Если я правильно услышал то, что вы сейчас поведали, - осторожно проговорил Гимер, - то легко могу предположить, что модуль не случайно называется автономным? То есть это означает, что моё присутствие там совсем не обязательно - модуль и сам неплохо справится со всеми проблемами.
  - Да! - согласился Войндэн. - Нашими проблемами. И его физическими проблемами, коль скоро таковые будут - тоже. Но есть и другой их уровень - психологические сложности восприятия мира, с которыми он может столкнуться. Благодаря нашему вмешательству столкнуться. Вот тогда ему лучше быть в контакте с человеком, а не машиной.
  - В ваших устах, - усмехнулся Гимер, - и в этом конкретном случае, слово "человек" звучит довольно-таки двусмысленно, не находите?
  - Не придирайтесь к мелочам! - поморщился Войндэн. - Вы для него - человек. Им и останетесь, тем более что, за столько лет работы с его расой, очень хорошо изучили их психологию.
  - Вот это не отрицаю! - подтвердил Гимер.
  - Что ж, в таком случае у меня больше нет информации для вас. Может быть, у вас есть ещё вопросы?
  - Множество! - не удержался на этот раз от сарказма Гимер. - Но, похоже, задавать их именно сейчас нет никакого смысла, и я лучше подожду завершения этой истории, а уже тогда задам их все сразу.
  - И разом получите все ответы! - с явным облегчением вздохнул Войндэн. - Обещаю.
  Он исчез, а Гимер всё смотрел и смотрел на опустевший постамент. С одной стороны он чувствовал себя не совсем уютно от мысли, что реально стал объектом чужого эксперимента. С другой - понимал: у них и в самом деле могло не быть иного выхода.
  "Это всегда очень плохо, когда нет иного выхода, кроме как импровизировать на ходу! - сочувственно думал он. - И это всегда приводит к набору ошибок, той или иной степени фатальности. Но если Войндэн обещал скоро дать ответ на вопросы, значит, история, в самом деле, подходит к логическому завершению. Что ж - посмотрим, чем всё это кончится. И посмотрим, как наш мальчик справится с тем, о чём я пока и малейшего представления не имею. Однако, мне пора, раз Войндэн на этом настаивает".
  
  ПАВЕЛ
  
  Пробившийся через листву солнечный зайчик, как сброшенная сверху верёвка, вытащил его из глухого колодца сна в момент, когда было уже далеко за полдень. Штука на запястье, исправно претворяющаяся обычными часами, показывала, что обеденное время осталось за спиной, и что ещё совсем немного, там же останется и время рабочее.
  "Неплохо я прищемил! - подумал, лениво щурясь на белый день. - Солнце ещё высоко, а впереди опять будет ночная беготня... может, ещё часика три прищемить? Правда ведь, спешить-то некуда. Или всё-таки сходить, по городу поболтаться? С риском на фоторобот нарваться. Да ладно, хрен ли нам, кабанам по зарослям не носиться, и хрен ли здесь от скуки париться. Всё! Подъём, разминка, харю в речушке умыть, надеюсь, там не канализация течёт, и - вперёд. На Вашингтон!".
  Речка оказалась более чем приличной, но зубы с её помощью чистить не стал: только поноса в беготне ему и не хватало. Умылся хорошо, размялся неплохо, благо лужайка здесь была просто замечательная. Когда всё закончил, выбрался из кустов на пустынную дорожку, тянувшуюся вдоль речушки, и неторопливой походкой отправился вдоль шоссе, плотно забитого разноцветными автомобилями.
  И пока шёл, никак не мог отделаться от странного ощущения полностью вымершего города, ибо тротуар, в пределах видимости, был реально пуст. А вот тот поток железа, трущий шинами серый асфальт, воспринимался именно как поток железа. Блестящего, и - неодухотворённого.
  Потом его обогнала какая-то велосипедистка, а ещё через некоторое время навстречу пробежал мужичок в трусах и майке, явно очень заботящийся о спортивной форме.
  "Ну, слава богу! - оглянулся ему вслед Павел. - Живые люди здесь тоже есть, а то я уж испугался, что вот только эти - роботы на колёсах... о - чёрт!".
  Его снова повело в сторону, и мир опять расплылся на кучу осколков, среди которых всё шуршали и шуршали колёса, почему-то вдруг отвалившиеся от автомобилей, и бодро рванувшие куда-то совсем уж врассыпную. Это было так интересно, и так необычно, что Павел, остановившись как вкопанный, какое-то время удивлённо наблюдал странные их траектории. Потом что-то снова изменилось, и картинка вдруг устоялась, словно кто-то неведомый, треснув по затылку, быстро переклеил калейдоскоп в удобоваримую картинку.
  "Опять? - зло подумал, приглядывая на всякий случай какую-нибудь скамеечку. - Не надо мне больше таких видений! Хватит! Стоять! - буквально заорал он на себя, понимая, что вот если сейчас отключится, то его ж сердобольные граждане могут и подобрать. - Держись, салага! Как хочешь, но до вечера продержись! Завтра можешь хоть утонуть в этом дерьме, и сколько влезет колбаситься на пляже, а сегодня, сволочь, держись! И отработай как надо. Держись, говорю!".
  С этого момента приятный туристический выход разом превратился в тяжёлую работу, не позволяющую хотя бы даже чуть-чуть расслабиться. И с этого момента Павел снова воспринимал мир как враждебное окружение, готовое подставить его в любую секунду.
  "Да что ж за невезуха такая! - подтянувшись, словно перед прыжком через пропасть, думал он. - Никогда за собой такого не замечал. Всегда мозги были на месте. А сейчас вдруг ездить начали, куда их не просили. Раз за разом, раз за разом. Заразы! Всю малину дерьмом окатили... прямо из большого шланга, собаки, постарались. А может, ну его? А может вот прям сейчас и правду отлинять к чертям собачьим? Вернуться в эти чёртовы кусты, дождаться ночи, и - айда? Или прямо вот сейчас, прямо с места... пусть роботы подавятся от удивления. Не, ну, в самом деле - какого хрена? Повоняют в прессе, повоняют, и успокоятся - куда денутся. А так, ещё и прикольная заваруха получится - любо-дорого со стороны посмотреть. Не, правда, чего плохого в небольшом шоу для этих чудаков?".
  Он остановился, огляделся, соображая, что же всё-таки лучше...
  И - отправился дальше, понимая, что никуда теперь всё равно уже не денется. И что вечером обязательно будет звонить, потому что так надо. Витьке надо. И ему тоже - надо. И совести его тоже - надо очень-очень.
  И всё разом встало на свои места: мозги заработали в привычном режиме, настроение вернулось в норму, достаточную, чтобы проделать работу как надо, и как учили.
  Потом, вспомнив, что вроде бы надо поменять имидж, двинулся на поиски места, где это можно провернуть. И, на удивление, довольно быстро решил проблему, кроме всего прочего обзаведясь ещё и рюкзачком, в который сразу же убрал старую куртку. А новую, вида довольно-таки балахонистого, нацепил вместе с новой бейсболкой, отличавшейся от старой и цветом, и размером огромного козырька-лопаты. Поначалу думал ещё добавить ко всему солнечные очки, примерно на полморды, но от идеи отказался, ибо неподкупный взгляд наивных глаз, защищает от случайных подозрений намного лучше, чем непробиваемая чернота огромных стёкол. И уже проделав нехитрые приготовления, отправился смотреть тот самый дом, что однажды вдруг стал знаменит на весь мир.
  Там было довольно много праздношатающегося народа, и это Павла очень порадовало, потому что шляться здесь в гордом одиночестве, было тем ещё удовольствием. Зато теперь он спокойно бродил в разношерстной толпе, осматривая всё, что доступно невооружённому глазу. Заодно тщательно изучая окрестности туристического объекта, с подходами, отходами, и ключевыми точками. И то, что успел рассмотреть, его не сильно радовало.
  "Да тут всё как на ладошке! - просчитывал он более-менее разумные варианты. - Подходящий таксофончик есть, но и он же, скотина, весь на той же самой ладошке - вдоль и поперёк просматривается. И до реки от него быстро не добежишь - где-то на полпути отловят, даже если когти рвать в бешенном темпе. А темп этот сам по себе глуп как пробка, любой полицай просто обязан заинтересоваться придурком, несущимся большими прыжками, не в самой спортивной одежонке. Плохо дело. Надо что-то придумывать, чтобы сократить расстояние до Потомака. Надо. Только вот ничего вразумительного в голову не лезет. Кроме откровенной наглости рвануть в небо прямо от светленького домика. А может и впрямь? - поводил носом, прикидывая, откуда это будет выглядеть наиболее зрелищно. - Не, давай пока обойдёмся без кухонных понтов. Припрёт - рванём, а нет, так лучше тихо, на мягких лапах - меньше нервов, чище воздух".
  Он ещё долго бродил по окрестностям, прикидывая, соображая, оценивая. Однако ничего толкового придумать так и не смог, и, в конце концов, решил, что когда придёт время, оно там как-нибудь само всё устаканится до нужного объёма... и крепости.
  А сейчас надо было решать другую проблему: желудок о ней напоминал всё настойчивее, и настойчивее.
  Он перекусил бургерами в подозрительной кормушке на колёсах, таком прицепчике, с витриной и козырьком на штангах, припаркованном прямо возле тротуара. Вообще-то с большим удовольствием съел бы какого-нибудь супчика, а лучше густых щей, с куском мяса, потому что сухомятка, она сухомятка и есть - штука ненадёжная, и не сытная. И не очень желательная перед нагрузками, которые ему, по всем приметам, скоро выпадут большим ковшом, из бешенного экскаватора. Но в ближайшей округе нормального питания не имелось даже и близко, а туда, где оно наверняка присутствовало, не с его прикидом, и его финансами, было соваться.
  "Ничего! - уверенно пообещал себе. - Пару деньков как-нибудь продержимся, а там рванём в очень латинскую Америку, и чего-нибудь обязательно придумаем. На костерке, да в котелке. Главное, здесь без хвостов закончить, друга отмазать, а там - свободен, как муха в полёте. Отдыхай и радуйся, в кущах райских".
  Когда время подошло вплотную к расчётному, он вышел на исходную, ещё раз отследил подступы, и взялся за дело.
  Длинные гудки были именно длинными, Витька почему-то всё не брал трубку, и это Павлу очень не понравилось. Наконец сигнал прошёл, и Витька выдал стандартное "хеллоу".
  "О, Виктор, здравствуйте!". - Быстро заговорил Павел, внимательно следя за временем. - "Это Павел, вы ещё не забыли меня?".
  "Как же, как же!". - Немного даже насмешливо ответил Витька. - "Как там ваш друг поживает, Ханабаба, кажется, да?".
  "Именно!". - Сокрушённо ответил Павел. - "Боюсь, у него проблемы намного серьёзнее, чем я думал, и мне придётся задержаться дольше, чем рассчитывал. Вы уж извините, Виктор, что обманул вас, но это не по моей вине, поверьте".
  "Ничего страшного!". - Великодушно ответил Витька. - "Как только закончите свои дела, и освободитесь... в общем, буду рад продолжить наше знакомство. И не я один, между прочим, этому буду очень рад!".
  Последнюю фразу он сказал жёстко изменившимся тоном, чтобы Павел мог сообразить: не жену он имеет в виду.
  "Да, я знаю!". - Примерно в той же тональности ответил Павел, и Витька, похоже, его хорошо понял. - "И здесь тоже, многие бы рады со мной пообщаться. Но я, к сожалению, буду невероятно занят в ближайшие дни, так что - вряд ли у них что-нибудь получится. Ханабаба, он, знаете ли, парень серьёзный, и шуток не любит. О, извините, Виктор, он как раз на подходе, а мне не хотелось бы никого огорчать. В общем, пора мне, впереди куча дел, и очень много беготни. Но когда вернусь, мы обязательно отметим моё возвращение, обещаю. До скорого!".
  На этот раз он не стал давать им много лишних секунд. Повесил трубку, быстро огляделся, проверяя, не перекрыты ли пути отхода, и в среднем темпе отправился в сторону реки. Понимал, что дойти до неё всё равно не успеет, потому как вот там, вдалеке отсюда, процесс уже идёт скоростными темпами, по всем возможным тропинкам. И депеши летят, и кто-то их принимает, и кто-то принимает меры по этим депешам. И весь этот кавардак неизбежным фокусом сходится на его башке, по которой сейчас очень многим хочется настучать от души, и с чувством огромного удовлетворения.
  "А я не хочу, чтобы по ней стучали! - присматриваясь к бредущему народу, шёл Павел уже по газону большой овальной площади. - Я честно хочу свалить отсюда без проблем, и эксцессов. И знаю - вряд ли удастся, ибо нехрена шевелить муравейник в самой густо-охраняемой части заповедника. Егеря и раньше были на взводе, а после этой пощёчины, так и просто в бешенство придут. Вернее, уже там. Скачут, и брызжут слюной, подпрыгивая от нетерпения. Не, у меня ещё теплится надежда, что всегдашняя неразбериха подарит хотя бы несколько лишних минут, и я успею до водички добраться, ибо надежда... Ага! Она-таки сдохла первой. Вон те ребята, одетые по гражданке, как-то очень тщательно осматриваются - прямо каждый за четырёх туристов сразу. А вон с той стороны ещё с десяток квадротуристов тараканами по дорожкам разбежались. Ой, что-то мне кажется, не так просто они там бегают. Ой - непросто...".
  Он прижался к стволу ближайшего деревца, прикидывая, как быть дальше. Пока свора умников тупо бегала вдоль тротуаров, изучая прохожих, у него ещё было несколько лишних секунд на размышление о том, как именно валить, и в каком именно направлении подпрыгивать.
  А потом он вдруг присмотрелся к тонкому стволу чахлого деревца, и, не отдавая себе отчёта, зачем это делает, быстро добрался до ближайших ветвей. Огляделся, понял, что ничего глупее придумать не мог, а ничего умнее придумать уже и времени не осталось, полез выше, прямо к самой макушке, рискуя вместе с ней, и диким треском в придачу, оказаться прямо на бренной земле.
  Когда положение стало совсем уж шатким, он, прикрыв глаза от ужаса, что придётся лететь среди ветвей в кабине, быстро проделал отработанную операцию. И почувствовав, что процесс вроде бы пошёл, глаза всё-таки открывать не стал. Сначала пошарил руками, перехватывая джойстик, и нащупывая РУД. Сообразив, что при этом не наткнулся ни на какую растительность, осторожно приоткрыл один глаз, осмотрелся, и только после этого открыл глаз второй.
  Крона у деревца была чахлая, но обзор всё-таки закрывала, и разбежавшихся по округе егерей отсюда видно не было. Зато хорошо было видно, что его самолёт покоится в ней, уверенно придавив всё лишнее, и не пустив ничего постороннего внутрь.
  "Спасибо, лапушка! - облегчённо выдохнул Павел. - Дров не наломала. В отличие от меня. А уж я-то постарался... идиот! А чего - идиот-то? Чё я всё на себя наезжаю? Ну, подумаешь, побегают они! Так пусть бегают, мне не жалко! Мне вообще на них плевать - вечерняя лошадь уже под задницей, и мы с ней отбываем в далёкие края. А эти... так пусть бегают на здоровье, я ж сказал - не жалко. Давайте, ребята - шарьте, может чего и найдёте... если очень постараетесь".
  Он немного приподнял аппарат над кроной, и осмотрелся, именно свысока. На мгновение задумался, и, вопреки здравому смыслу, не отдавая себе отчета, почему именно, медленно поплыл в южном направлении, прямо над крышами ближайших домов.
   "А и правда! - развалившись в кресле, словно в шезлонге на берегу элитного пляжа, небрежно посматривал вниз. - Идите вы все в попу... в популярном смысле. А я плыву себе по безбрежной реке, мною же разлитого дерьма, вот прямо семь вёрст, и всё семь, исключительно лесом. Сможете - догоните. А мне всё это просто надоело: я на Багамы отправляюсь. Пузо греть, и от вас отдыхать. А вы бегайте, бегайте, пока не осточертеет".
  Потом всё-таки осознал, что если ковылять до вожделенного отдыха таким вот образом, то ещё задолго до места, отдыхать ему надоест ну прямо вот аж до полной тошноты. И осознав это, незатейливо, а чего было стесняться, резко дал "по газам".
  Безбрежная самонадеянность, которую он так лихо нырнул, чуть не стоила ему очень быстрой встречи с пушным зверьком, после которого наступает индивидуальный конец, индивидуального света. Павел не знал, да и просто не мог предположить, что в этой стране принято устраивать аэропорты прямо в городской черте. Всю жизнь он думал, что нормальные люди выносят такие объекты в далёкий пригород. А тут...
  А тут, как это всегда бывает, совершенно неожиданно, слева по курсу вдруг нарисовалась здоровенная дура, свистящая парой огромных турбин, и шипящая уже вышедшими стойками шасси.
  Справедливости ради надо сказать, в действительности всё было немного иначе: буквально за мгновение до этого события, его вдруг резко кинуло вниз так, что в заднице стало очень-очень нехорошо, а на лбу, от пережитого страха, сразу же выпала обильная роса. А уже после, буквально над затылком, пронеслись эти чёртовы тележки, пока ещё неподвижных колёс.
  "Что за нахрен! - оторопело проводил взглядом уходящий вниз лайнер. - Там что - правда, аэропорт? Ну да - вон он! А вот я... а я вот... подожди! Я ж держал руки ровно, и даже не пытался шевелить джойстик. Тогда кто убрал мою тупую морду из-под удара? Или я всё проделал, даже не заметив как? Да - ладно! Хватит себе-то втирать - на инстинкте... на инстинкте вот этой вот самой штуковины! - с благоговейным ужасом осмотрел он свой аппарат. - Это она меня опять выдернула. Чёрт, а мне нравится! Очень даже. Кстати, штаны-то у меня хоть сухие? - он честно проверил. - Повезло! А в следующий раз может и не повезти. Слушай, давай обходиться без этих диких понтов: "Я неуязвимый! Попробуйте, догоните!". Будешь хавало разевать, с другой стороны догонит... а потом ещё и добавит".
  Хороший стресс всегда прочищает мозги, даже просто одуревшие от безнаказанности. В глубине сознания Павел ощущал, что кто-то его, ну, может не совсем, а всё-таки как бы прикрывает, не позволяя раньше времени шею сломать. Но в этом тоже прятался серьёзный подвох, ибо совсем не было известно, когда наступит время, после которого он станет уже неинтересен прикрывающему существу.
  Однако вот прямо сейчас важнее было другое: слишком наглым поведением он просто обязан был, и наверняка сильно расшевелил громадный муравейник, который просто обязан был сейчас запускать против него все имеющиеся резервы.
  Но почему-то именно сейчас это Павла никак не волновало, и он, уходя от города очень низко, и очень быстро, думал о какой-то ерунде: прикидывал, насколько хватит еды, загруженной в рюкзачок, так ловко утонувший в спинке кресла.
  И получалось, что как-то он не серьёзно рассчитал потребности, и что где-то по пути надо будет притормаживать, чтобы исправить упущение. Только после всего сотворённого лезть в городские магазины, даже глубокой ночью, глупостью было страшной. А ждать утра, с таким хвостом событий за спиной, глупостью было просто непозволительной. Но есть хотелось уже вот прямо сейчас.
  "А что будет на необитаемом острове? - глядя по сторонам, чтобы снова не влететь в какой-нибудь коптер, напряжённо решал сложную дилемму. - Без воды и еды! Подумать же страшно - рюкзачок-то маленький. Его, конечно, можно растянуть, хоть он и не резиновый. При острой необходимости - можно. Но ею же можно и зарезаться. А оно мне нужно? Не, рыбу я, конечно, тоже люблю, и поймать сумею... наверное... но мясцо в запасе, оно как-то надёжнее".
  
  ОЛДРИЧ
  
  "Это уже становится неприятной традицией! - думал Олдрич, снова получая ослепительную улыбку на въездных воротах. - Третий раз за короткое время наблюдать этот склеп, в обрамлении механических цветов, пока ещё не перебор, но уже вполне неприятная тенденция. И, поди, разберись, куда она в конце выведет: к продвижению, или - задвижению.
  Хотя и Директору, надо думать, после такой наглости, тоже не сладко достаётся. Всем нам сейчас несладко достаётся. И всё из-за чего? Вот это и есть самое жуткое в нашей истории: абсолютная невозможность полностью выпадающих из реальной логики событий, происходящих вокруг. Абсурдность, и необъяснимость ни с какой здраво мыслимой позиции. Белый Дом отыграется на Директоре, тот - отыграется на мне, я, теоретически, могу отыграться на ком-нибудь ещё, но всё это будет совершенно бесполезной тратой сил и нервов, пока мы не поймём, с чем имеем дело.
  А как это можно понять, я даже примерно, даже приблизительно, понять не могу, хоть треснись головой о бетонный пол. Вот он меня вызвал, а я не могу предъявить ему хоть что-то вразумительное. Разбитую морду Хогарта предъявить? Мол, отпечаток вражеской руки на официальном лице? После такого вполне справедливо можно получить отпечаток официальной ноги на собственном заду".
  Поднявшись на этаж, он прошёл в приёмную, ожидая, что там опять придётся терять время, но посетителей в этот раз не было, и к Директору он попал прямо с порога.
  - Джек, что происходит? - словно подслушав его невесёлые мысли, поинтересовался тот вместо приветствия. - Вам не кажется, что над нами очень цинично издеваются?
  - Кажется! - хмуро согласился Олдрич. - Только я никак понять не могу, кому именно мы обязаны этим "счастьем"?
  - А вот это - плохо! - сердито глянул Директор. - Мы с вами не дилетанты, и никому не должны позволять проделывать такое с нами.
  - Я бы с радостью не позволил! - прежним тоном продолжил Олдрич. - Да только они на это чихать хотели. Нагло, и да - очень цинично. А мы можем ответить только беспомощной констатацией факта. И... и - всё!
  - Вас тоже сильно допекло? - сочувственно поинтересовался Директор.
  - Страшно не это, сэр! - сокрушённо проговорил Олдрич. - Страшна полная беспомощность в смысле понимания того, что происходит!
  - Да уж! - согласился Директор. - Вашингтонские события - предельная наглость. Нет, не так - наглость запредельная. Что, по-вашему, это было? Демонстрация возможностей, или сорвавшаяся акция?
  - Полное отсутствие логики это было. - Нехотя признал Олдрич. - О том, что наша сволочь в Вашингтоне, мы узнали только потому, что эта сволочь нас проинформировала по собственной воле. И по той же самой причине, всё произошедшее нельзя считать сорвавшейся акцией, ибо при большом желании он мог спокойно перебить заодно и охрану, прохлаждавшуюся на крыше Белого Дома.
  - Ну, не надо так мрачно, Джек! - возразил Директор. - Там не самые беспомощные ребята сидят. И их там немало. А этих, в лучшем случае, лишь двое.
  - Кого? - не сразу понял Олдрич.
  - Наших противников, судя по размеру их летательного аппарата.
  - Ну - да! - недоверчиво посмотрел Олдрич. - Мы так думаем. А как думают они, и что они думают, и что они задумали на самом деле? Мы это знаем?
  - Не уверен. - Кивнул Директор.
  - А я, напротив, уверен, что мы даже о малой части всего происходящего и малейшего представления не имеем.
  - Ну, это не совсем так! - внимательно посмотрел Директор. - Кое что мы всё-таки знаем... но ваше настроение мне очень не нравится. Откуда столько пессимизма?
  - Из жизни... - тяжело вздохнул Олдрич. - Мы ведь так и не смогли понять, куда этот тип после звонка делся. Ребята из секретной службы там всё прочесали, они ж буквально землю вокруг рыли. Ребята из ФБР прочесали всё, до чего не дотянулись руки у секретной службы. И - что? Что у нас есть на этот момент? Отпечатки пальцев с трубки, оставленные неизвестно кем. Всё, сэр! Как он от этого таксофона ушёл, куда он от него ушёл, мы и малейшего представления не имеем. Этот парень вообще какой-то недействительный: деяния есть, а самого его - нет. Нигде. Знаете, сэр, я начинаю терять ощущение реальности, потому что в этом деле нет с ней связи. С реальностью, я имею в виду.
  - Д-а-а! - пожевал губами Директор. - Вляпались мы в историю. Но, кажется, вот прямо сейчас мы зря теряем время. А я хотел бы ещё выслушать ваш доклад о том, что уже достигнуто, и том, что на перспективу намечено.
  - Разумеется! - кивнул Олдрич, выкладывая на стол бумаги из кейса.
  Говорил он долго, обстоятельно, сообщал о принятых мерах, намеченных планах, и имеющихся предположениях. В общем, говорил ни о чём, потому что и он знал, и Директор понимал, что всё это вот не более чем барахтанье в луже грязи, небольшой, но очень глубокой.
  У дела не было никакой перспективы, потому что оно не опиралось ни на какие корни, словно дерево, нагло висящее в атмосфере, без связи с землёй, но чувствующее себя при этом совершенно уверено. Настолько, что от этого было даже как-то страшновато, и очень неуютно.
  И чем дольше они обсуждали проблему, тем более страшно становилось обоим, хотя оба при этом делали вид, что, на самом деле, всё происходящее выглядит совсем не так уж и жутко.
  Сгущающуюся обстановку немного разрядил голос секретарши, по селектору сообщившей о прибытии срочной почты.
  Директор вскрыл принесённый конверт, с сомнением осмотрел выпавшую оттуда дискету, с тем же сомнением посмотрел на Олдрича, но всё-таки не стал выпроваживать его в приёмную, а кивком указал на диван, в дальнем углу кабинета.
  Сам же перешёл к рабочему столу, монитор на котором с дивана не просматривался, и загрузил дискету. Потом долго смотрел в экран, при этом медленно, но верно наливаясь бордовой злостью.
  Олдрич понимал, что вот сейчас его отправят восвояси, потому что таким директора он ещё ни разу не видел. А это значило, что полученная информация настолько неприятная, и относится к какому-то другому, настолько важному делу, что Директору и впрямь сейчас будет уже не до него.
  Но когда тот, мрачно глянув из-за монитора, вопреки ожиданиям указал не на дверь, а поманил пальцем, Олдрич почувствовал себя уже совсем плохо, ибо сразу понял, чем этот жест может отозваться.
  "Ему таки прислали что-то, дополняющее мою информацию! - как на эшафот поднялся Олдрич. - Что-то катастрофическое. Надеюсь, Канаверал они не взорвали?".
  Откуда взялась мысль о стартовой площадке, Олдрич не понимал, она сама неожиданно материализовалась из глубин подсознания. Но выпалывать эту грядку, чтобы выяснить, где мысль произросла, времени уже не было, ибо Директор вперив палец в монитор, сказал: "смотрите".
  И Олдрич увидел внутренности обыкновенного магазина, с рядами стеллажей, и прочим, характерным для такого места оборудованием. Он хотел недоуменно посмотреть на Директора, но вовремя одёрнул себя, понимая, вот из-за такой ерунды Директор из себя выходить не будет, а значит, продолжение ещё будет.
  И оно последовало: прямо на него шёл тот самый тип, что красовался на фотороботе Хогарта. Как ни удивительно, но Олдрич сразу его узнал, хотя был уверен, что сделать это по той странной картинке было практически невозможно.
  Тип прошёл мимо одной камеры, потом второй, набирая при этом что-то со стеллажей, и, наконец, добрался небрежной походкой до кассы. Оплатил всё набранное, и...
  И вот дальше произошло именно то, что видимо настолько взбесило Директора: тип неожиданно посмотрел прямо в камеру, словно хотел повнимательнее разглядеть обоих, склонившихся над монитором, подмигнул левым глазом, и с явной издёвкой, показал язык.
  - Нет, каков наглец! - опять взвинтился Директор. - Он же впрямую над нами насмехается! Нагло и цинично. Этому надо положить конец, Джек. Любой ценой, Джек. Вы понимаете?
  - Понимаю! - сердито ответил Олдрич. - Я не понимаю, где всё это происходит?
  - Заправка компании "Шелл", недалеко от Эмпории.
  - Где-е-е?!
  - Эмпория, штат Канзас. Магазин при заправке.
  - Он что там, самолёт свой заправлял? - всё ещё не мог прийти в себя Олдрич.
  - Джек, вернитесь к реальности! - набычился Директор. - Это автозаправка, а не аэропорт... там автомобили заправляют.
  - Но как он попал...нет, я не о том - как эта запись попала к вам? В стране же уйма автозаправок.
  - Нормально организованная работа агентства! - слегка подобрел Директор. - Мы провели на карте линию через точки его проявления, и потребовали от всех обращать внимание на необычные происшествия в районах, прилегающих к этой оси. Кстати, у меня для вас есть ещё один маленький сюрприз, но об этом немного позже. А сейчас, о том, как персонал заправки воспринял явление этого человека. С удивлением воспринял, потому что тот не приехал на машине. Ночью. Просто явился неизвестно откуда, накупил еды, и ушёл. В никуда. На дороге его не видели, в машину он не садился, потому что сделать это на пустой, в тот момент, заправке было невозможно. Вот так информация, переданная изумлённым персоналом местной полиции, появилась у нас. А незадолго до вашего прибытия, было другое, требовавшее перепроверки, сообщение. С мыса Канаверал. Думаю, вы знаете, что это такое?
  - Знаю! - внутренне напрягся Олдрич. - Там, в самом деле, случилось что-то серьёзное?
  - Почему вы так решили? - заинтересовался Директор.
  - Предчувствие. Нехорошее.
  - Нет... - Директор сделал внушительную паузу. - Там всё нормально. Нормально, кроме разве лишь того, что кто-то из персонала видел эту штуку, пролетавшую над стартовыми площадками. Им не очень-то поверили, но нам, к счастью всё-таки сообщили. И это Джек, уже четвёртая точка, через которую можно проложить, пусть и немного извилистую, но всё-таки линию.
  "Да у этой сволочи столько извилистых линий в запасе, что всему моему отделу повеситься хватит! - внутренне вскипел Олдрич. - И что нам даёт этот его непредсказуемый змеевик? Направление неизвестности. Не более. Мы станем глядеть в ту сторону, а он вынырнет в стороне абсолютно непредсказуемой. Или, всё-таки предсказуемой? У всего в этом мире есть подоплёка, и никто в этом мире не делает что-то, хоть сколько-нибудь серьёзное, вот просто так, беспричинно. Два звонка случайному знакомому, с пониманием неизбежной публичности разговора? Это - просто так? Нет, это не просто так. Это послание. Нам. Или всё-таки тому Виктору, который ему раньше не был знаком? Или всё-таки был? Надо ещё раз это проанализировать. Тщательно. И ещё один момент - что он закупал на чёртовой заправке? Я ведь толком и не рассмотрел - своей выходкой он меня из колеи, как пинком со скамейки, напрочь выбил. А посмотреть-то надо было, и очень тщательно".
  - Сэр! - повернулся он к Директору. - Можно ещё раз глянуть на его похождения в том магазинчике? Желательно, со стоп-кадром.
  - Разумеется! - согласился тот, внимательно оглядев Олдрича. - Вы что-то придумали?
  - Скорее - почувствовал.
  Они прошлись по записи очень тщательно, то и дело останавливая картинку, и просматривая на не очень качественном видео последовательность действий фигуранта. Когда работа была закончена, Директор посмотрел на Олдрича, ожидая выводов.
  - Если я что-то понимаю в этой жизни, - проговорил Олдрич, - то могу сделать несложное предположение, что парень собирается провести какое-то время в одиночестве там, где нет никакого снабжения. Водой, в частности. И очень недолго, потому что надолго всего этого молодому здоровому мужчине хватит вряд ли.
  - И что из этого следует? - заинтересованно глянул Директор.
  - Остров, с мягким тёплым климатом, за пределами Соединённых Штатов.
  - А вдруг всё же на территории Штатов?
  - С таким шлейфом за спиной, и после откровенного хамства в объектив? - невесело усмехнулся Олдрич. - Он точно знал, что мы его уже не достанем, поэтому и издевался над нами. Нет, сейчас его уже нет на территории страны, я в этом практически уверен.
  - Тогда, может быть, вы знаете, куда он направился?
  - Если продолжить тот змеевик, то на его пути есть несколько вполне приемлемых для одинокого отдыха малообитаемых, и совсем необитаемых островов.
  - Багамы?
  - Да.
  - Но, там же есть ещё один, большой, остров. - Задумчиво продолжил Директор. - Куба. Чем не база отдыха для шального русского? Со снабжением у них, кстати, тоже не очень хорошо.
  - Не исключено... - неохотно согласился Олдрич. - Но - маловероятно: их дружба, в последнее время, как-то совсем уж не заладилась.
  - И что вы предлагаете?
  - Подкинуть сверхурочную работу Эвансу.
  - Эвансу? - потеребил нос Директор. - А что - хорошая мысль! Правда, отыскать одинокую фигуру на бескрайних пляжах, думаю, будет непросто, но - дорогу осилит идущий. Если несложно, проинструктируйте его лично - вы лучше сможете объяснить, что и как надо делать.
  - Разумеется сэр!
  - А я тут приму меры, чтобы к моменту его обнаружения, группа захвата была в десятиминутной готовности. Очень уж мне хочется взглянуть на этого шутника в неформальной обстановке... с наручниками на запястьях.
  - А почему именно в неформальной? - позволил себе удивиться Олдрич.
  - Джек, чувствуется, что у вас иная основная специализация: вы работаете с информацией на большой дистанции. А нам приходится иногда взаимодействовать с людьми, которые, с этого момента, перестают существовать в природе.
  - Простите, господин Директор, я и в самом деле забыл о наличии границ, которые нельзя переходить.
  - Вот именно! - подтвердил Директор. - Нельзя. Хорошо, что вы это понимаете, а потому, в продолжение темы, взгляните, пожалуйста, на пару фотографий.
  Он вытащил из стола, и положил перед Олдричем большие снимки. На них красовались абсолютно неизвестные ему лица, невзрачные, и плохо запоминающиеся.
  - Знакомьтесь! - проговорил Директор, в ответ на вопросительный взгляд. - Это господин Смит, а это - господин Вессон. По непроверенным слухам, прозвища их произошли от того самого армейского изделия, безотказно работающего против любых врагов. Правда, я не совсем уверен, какой из них именно Смит, а который - другой. Впрочем, вас это тоже не должно волновать, поскольку к настоящим именам их прозвища, как вы понимаете, отношения не имеют. Работает эта парочка под началом очень интересных парней, которых вы уже однажды видели в моей приёмной. Это они заставили вас задержаться там дольше, чем хотелось бы.
   Олдрич сразу вспомнил напыщенных рыцарей плаща и кинжала, и почувствовал себя неуютно от мысли, что с ними придётся как-то взаимодействовать, иначе Директор не стал бы выкладывать на стол вот эти блёклые раритеты.
  - CIA! - рассматривая фотографии, невесело усмехнулся он.
  - А вот этого, Джек, я вам не говорил! - внимательно посмотрел Директор.
  - Разумеется! - согласился Олдрич. - Что-что, а уж этот факт я могу с чистой совестью засвидетельствовать перед любой комиссией. И даже перед Большим Жюри.
  - Рад, что вы понимаете всё правильно! - одобрил Директор. - А теперь вернёмся к нашей неразлучной парочке. В ближайшее время они могут объявиться у вас в офисе, и отрекомендоваться, опять же, не знаю как. Поэтому, вам стоит лучше запомнить их портреты. Должен сказать, что парни они серьёзные, и доверять им вы можете полностью, но - в пределах разумного. Они уже получили необходимые инструкции, и будут работать в одном с вами направлении. Только, Джек, хочу особо подчеркнуть, помогать вам они будут лишь в части, разрешенной инструкциями, о содержании которых мы с вами не имеем и малейшего представления. Но, опять же, подчёркиваю особо - каким либо образом мешать им очень не рекомендуется. Вы понимаете, о чём я?
  - С огромным трудом, сэр! - качнул головой Олдрич. - Хотя в этой каше вообще всё происходит именно так - с огромным трудом!
  - Главное, о чём я хочу сказать, состоит в другом! - уточнил Директор. - В этой ситуации вы должны вести себя так, чтобы и впредь иметь возможность с чистой совестью отвечать на неудобные вопросы. На кону стоит национальная безопасность, и для её обеспечения мы можем пойти на очень многое. Но! - Директор внимательно посмотрел в глаза Олдричу. - Но когда всё закончится, дай бог - благополучно, найдутся люди, которые, заигрывая с общественностью, забудут о важности нашей миссии, и припомнят нам всё, что припоминать не стоит. Мы же, Джек, не можем позволить себе роскошь опираться в работе на общественное мнение, потому что оно практически всегда неправо, хотя именно в этом и состоит его право. Люди имеют право шататься по улицам с лозунгами о всеобщем мире и благоденствии. Но если называть вещи своими именами, плевать они хотели на мир в мире, потому что их интересует только мир в собственном доме. Всё остальное, не более чем производное от этого желания. И нас с вами, Джек, наняли именно для обеспечения этого желания. Никакого другого - этого. Чтобы мир был здесь! А остальной мир здесь мало кого интересует. Это - данность. И она позволяет нам быть циниками, даже параноиками, подозревая тех, кого и подозревать-то не за что. И мы обязаны, я подчёркиваю, обязаны подозревать всех, и никому не верить. Хотя это и может закончиться плачевно для нашей с вами психики, потому что невозможно остаться нормальным, подозревая всех. Следовательно, надо учиться разумному компромиссу, отсекающему паранойю, и позволяющему называть вещи своими именами. И не питать иллюзий насчёт истинных намерений большинства политических... деятелей. Тем более что вы знаете - ради попадания в сенат многие из них с удовольствием используют чужие головы в виде ступеней на этой очень скользкой лестнице. Так вот я бы не хотел, чтобы наши шевелюры играли роль страховочного ковра на их пути. Я выражаюсь ясно?
  - Куда уж! - согласился Олдрич.
  - Это хорошо! - кивнул Директор. - Теперь - дальше... последние события у самого крыльца Белого Дома кое-кого взбесили настолько, что дополнительные силы нам выделили помимо нашего желания. Их специализация - работа за границей, где они сейчас действительно развивают очень бурную деятельность, в попытке выяснить, откуда у инцидента ноги растут. И - работа за границами. На всякий случай подчёркиваю - за всякими границами. Поэтому обращаю особое внимание: о парнях с фотографий кроме вас никто ничего знать не должен. Особенно - Хогарт. Именно потому, что он очень хороший специалист по границам, за которые выходить нельзя. Вы поняли, о чём я говорю?
  - Разумеется! - теперь уже совсем криво усмехнулся Олдрич.
  - Замечательно! - кивнул Директор. - Надеюсь, бог нас милует, и наша неразлучная парочка у вас так и не появится... но если появится, вы обязаны будете передать им всю информацию, которую они потребуют. В рамках расследуемого вами дела. - Директор ещё раз внимательно посмотрел в глаза Олдричу. - В рамках. И только в них. Это тоже понятно?
  - Да! - твёрдо проговорил Олдрич.
  - Хорошо! - одобрил Директор. - На этом, полагаю, мы на сегодня можем и закончить.
  "На сегодня - да! - направляясь к двери, думал Олдрич. - А что будет завтра? Когда в дело вступают эти расторможенные, со своими представлениями о правильном, и неправильном, начинаешь чувствовать себя плясуном на раскалённой сковороде. И хорошо, если сковорода та попрыгивает не в лапах у самого чёрта".
  
  ПАВЕЛ
  
  Песок на пляже был потрясающий: тёплый, ровный, совсем не загаженный следами чьего-либо пребывания, и это Павлу нравилось больше всего. Он уже час валялся на этом чуде, после того как вылез из кристальной чистоты солёности, до горизонта окружавшей клинком вытянутый остров. Пустынный остров. Без признаков хоть какой-то цивилизации, но с чёткими признаками спокойного одиночества, всяк сюда попавшего.
  Буквально до одури нагонявшись прошлой ночью на брегах Потомака, на просторах Штатов, да ещё и, по случаю, отметившись на мысе Канаверал, не очень плотно, но - всё-таки, сейчас хотел только его - одиночества.
  Разумеется, он и малейшего представления не имел об архипелаге, на который забрёл по случаю, и сгоряча чуть даже не ввалился в какое-то поселение на острове, немного севернее этого. Хижины там были, с разгона от буйной растительности не отличишь, но бог миловал - вовремя очухался, и проскочил мимо. Может быть даже и совсем незамеченным.
  А потом вышел на этот вот остров, и уже здесь горячиться не стал: обошёл по периметру, потом над центром, мало ли кто там ещё устроил хижину убогую, убедился, и приземлился на северном мысочке, единственном свободном от кустарника. Но с замечательным пляжем. Осмотрелся по-хозяйски, принял самые важные меры: закопал рюкзачок, чтобы уберечь запасы от перегрева.
  И уже после этого, размундирившись в ноль, ринулся в синеву, жалея лишь о том, что не догадался прихватить где-нибудь ещё и маску, чтобы нырять ну совсем уж в полное удовольствие.
  Плавал долго, вылез усталый, и в самом деле счастливый хотя бы уже тем, что обозримое будущее можно было полностью отдать только себе и чудесному океану, заполнявшему остальной мир.
  Правда, не очень-то получалось вот так сразу, отключиться от всего, что оставалось за спиной, и всех, кто оставался за ней же. Череда событий, прокатившихся по нему за последнюю неделю, давила каким-то странным ощущением нелогичности, кем-то загнанной в железную логику, которой Павел никак не мог уловить. То есть он её ощущал, её присутствие во всём этом винегрете - ощущал, но хотя бы приблизительно нащупать, даже какие-нибудь концы, не мог. И это сильно раздражало какой-то подвешенной над головой неопределённостью, вдребезги разносившей мечту о безмятежном курорте, с приличным загаром, и долгим купанием.
  "Как ни бегай, а от себя всё равно не убежишь! - нежась в тёплых лучах ещё не вылезшего в зенит солнца, ворчливо думал он. - И всю жизнь на этом океанском мачете тоже не проваляешься. Похоже, никто сюда раньше не шастал, да и вряд ли станет - делать здесь нечего. Это хорошо для меня. Но лишь до того времени пока не придётся в свет выходить. Ну, хотя бы припасы пополнить - не с голоду ж здесь подыхать. Так ведь надо ж ещё и выяснять, как у Витьки дела. Не по телефону же мне это выяснять. Лапшу ему прилюдно навешал, слухачам лапшу навешал. Всё прилично, всё - логично. До тех пор, пока снова не отзвонюсь, чтобы сообщить, насколько он мне безразличен. Ну, чтоб всем уж всё понятно было, и уже вот тогда за Шустрого возьмутся плотно...
  Ой, да ладно, ближайшую неделю это будет не актуально - пусть вдоволь побарахтаются в каше, что я заварил. А я побарахтаюсь в море, от души и в удовольствие. А там будем посмотреть, что да как, и с чем в этой жизни свинчено".
  Он честно задремал. Сначала. А потом уже и совсем вырубился, как в яму, провалившись в глубокий сон, вылезти из которого оказалось совсем непросто. Там были какие-то ужасы, образами напоминавшие глубинные кошмары детства, и жуткие страхи юности. Там была какая-то информация, уловить которую он был просто не в состоянии. А ещё там были образы странно логичные, но совершенно не воспринимаемые, и от того особенно страшные.
  Из сна он вывалился как из окопа, в который только что влетела граната с сорванной чекой. По инерции откатился к ласковым волнам, чуть вдоволь не нахлебавшись этого добра широко разинутым ртом.
  Долгую секунду пытался осознать, что происходит, и кто готовится его грохнуть? Крутанулся на месте, определяя, с какой стороны лезет опасность, крутанулся ещё, и... расхохотался. Больше истерично, чем весело.
  Он представил себя со стороны, и это было смешно, он видел себя изнутри, и это не было смешно. Совсем не было смешно.
  "Тихо шифером шурша... - подумал, зло оглядываясь. - Едет крыша... к чертям собачьим, и матерям терпеливым. Плохо дело. Совсем, похоже, не в жилу дела мои скорбные. А может - ничего? Может - пронесёт? Отдохну, высплюсь, оклемаюсь? - он снова огляделся. - Если вот так высплюсь, то точно пронесёт... всё к чертям вокруг забрызгает! Не было со мной такого раньше. Никогда не было, а сейчас есть. И что делать? К Санычу с повинной идти - единственный вариант, к которому меня хрень подталкивает. А я не пойду, вот хрен ему по всей морде. Здесь буду торчать. Хижину сделаю, загорать буду... а когда окончательно свихнусь, пусть сам меня отыскивает. Если отыщет. Не отыщет, раз до сих пор о себе знать не дал... или уже дал? Кошмарами и видениями? Да ладно себя-то запугивать! Всё нормально будет - подумаешь, кошмар приснился. Мне приснился - Саныч-то здесь причём? Нет, прямо сейчас надо чем-то срочно заняться, надо отвлечься, надо что-то придумать, чтобы немного башку проветрить...".
  Тогда он тупо принялся обустраивать быт - солнце лезло к зениту, песок нагревался всё больше, начиная походить на огромную сковороду. А жариться на ней как-то совсем не хотелось: и так уже и набегался, и нажарился. Хижина, вот что могло спасти и кожу, и психику от перегрева.
  Хижина у него не получилась, скорее это был обыкновенный шалаш, но обзывать его хижиной казалось гораздо приятнее, экзотика всё-таки.
  Процесс шёл не быстро: и спешить было некуда, и купаться время от времени хотелось, но любое дело когда-нибудь подходит к логическому концу - хижина получилась лохматым таким вигвамом - остроконечным, и даже вполне прохладным.
  В общем, жизнь потихоньку наладилась, всё необходимое было под рукой, и теперь, в самом деле, пару дней можно ни о чём не думать.
  "Если получится! - сидя внутри, рассматривал он море через широкий вход. - Времени в запасе навалом, и можно расслабиться... вот почему не получается? Не расслабляется что-то никак. Реальность давит, или вымысел? Наследил? Да. Но это всё осталось за границей, через которую ребята не полезут - не их юрисдикция, а с ней там строго. Пересёк границу штата, и можешь полиции, догнать не успевшей, нагло ручкой махать. Если только федералу харю не начистил. Но я ж не за границей штата, я за границей Штатов, так что нехрена им здесь делать. И всё-таки, почему на душе так неспокойно, словно за мной кто-то смотрит... в упор буквально. В самом деле, с ума съезжаю? Вот же - живи, отдыхай, загорай-купайся, все прелести жизни прямо на ладони, а ощущение, что именно на ладони... и она вот-вот сожмётся. Ладно - прорвёмся, первый раз, что ли".
  Когда время склонилось к вечеру, и Павел вдоволь накупался, и назагорался, аж чуть не обгорел, пришло время и о телесном подумать.
  Костерок разгорелся быстро, рядом с ним пристроилась баночка тушёнки, с аккуратно пробитой в двух местах крышкой, чтобы не рванула от перегрева, а в руках прыснула белой пеной баночка другая, и жизнь наладилась уже совсем хорошо.
  Павел сидел, потягивал напиток, дожидаясь, когда тушенка наберёт кондицию, и ощущал себя вполне счастливым, хотя и сильно опустошенным. Сейчас всё, что произошло за последнюю неделю, как-то отплыло за горизонт вместе с тем материком, с которого он благополучно убрался, и солнцем, только что медленно свалившимся за тот же горизонт.
  Вокруг стояла тишина, близкая к первобытной, ну, если не считать шелеста лёгких волн, да очень-очень отдалённого гула какого-то самолёта, идущего в низких басах далеко за спиной.
  Когда дозревшая до нужного прогрева тушёнка исчезла в желудке, ночь набрала полную силу, а костерок ещё теплился горячими углями, Павел вальяжно развалился в импровизированном дворце, и стал разглядывать созвездия, нехотя всплывающие над горизонтом.
  "А что? - оценивал он картину нового мира. - Получилось очень даже неплохо - рай в шалаше, разве это не замечательно? Тишина, спокойствие, почти уют, что ещё человеку надо? Пока - ничего. И ближайшие два-три дня - тоже. Отосплюсь, отлежусь, а уже потом и буду...".
  Что именно будет, додумать он не успел, потому что прямо над ним раздался странно знакомый голос:
  - Я бы на вашем месте отказался от идеи хорошо поспать.
  При звуке этого голоса Павла из полузабытья, и из шалаша тоже, вынесло с такой скоростью, что он и не понял, как проскочил над углями догоравшего костра, тут же оказавшись посреди пляжа. И не просто, а в давно отработанной боевой стойке.
  Мгновения тянулись, Павел напряжённо выслеживал направление, откуда должен выскочить этот, не вовремя помянутый, даже не задаваясь вопросом, как сволочь вообще попала на остров.
  "А чего непонятного? - напружинено осматривался он. - Я здесь тоже оказался не самым простым образом, а сволочь фээсбешная чем хуже меня? Всем хуже! Я людям на мозги не капаю, гуляю себе, сам по себе, а он за мной гоняется, скотина. Как он меня нашёл? Или...или? Так он, сволочь и не терял меня, провалиться на этом месте! - Павел, на всякий случай, глянул под ноги, а вдруг и вправду песок разверзнется. - Н-е-е! Точно знал. Всё время знал. А сейчас вдруг решил объявиться. Почему? И где? Где он? Квакнул в пространство, и исчез? Да ладно чушь нести - куда исчез, если только что был здесь! Или всё-таки не был?".
  Пляж, в самом деле, оставался пуст, и никакого движения Павел, как ни старался, ощутить не мог. Минуты тянулись резиновым шагом, а он всё стоял, дурак дураком, напряжённо вертя башкой в ожидании нападения с любой стороны.
  Прошло довольно много времени, прежде чем он, наконец, осознал, что это были лишь шутки засыпающего мозга, выхватившего из глубин подсознания его же собственный страх.
  - Да! - произнёс громко, всё ещё настороженно озираясь. - Тихо шифером шурша, медленно дурею. Плохо дело.
  И побрёл обратно к шалашу.
  - Вы даже не представляете, насколько плохо! - на полпути догнал его голос, отчётливо раздавшийся прямо над головой.
  - Тваю! - снова взвинтился Павел, резко вскидывая голову. - Откуда вы здесь взялись?
  - Я не здесь! - спокойно возразил Сан Саныч. - Но дела это не меняет: вам бы лучше убраться с острова. И как можно быстрее.
  - Куда?
  - Самое надёжное, ко мне на яхту. Это не очень далеко от вас.
  - Щас! - в ответ почти выкрикнул Павел. - Спешу и падаю... шнурки вот только поглажу, и прям вот как только, так - сразу!
  - Как хотите! - равнодушно проговорил Сан Саныч, и Павел физически ощутил, что он при этом даже плечами пожал. - Но, на всякий случай, в виде полезной информации сообщу: группа захвата, только что десантировавшаяся с самолёта, очень скоро будет здесь. Парни серьёзные, подготовка у них серьёзная, и знакомства именно с вами они жаждут более чем серьёзно. При всей вашей склонности к дракам, и даже будь вы прямо-таки суперменом, они вас элементарно задавят живым весом. Но вы не супермен, хотя и неплохо подготовлены.
  - Десантировались? - недоверчиво проговорил Павел, приглядываясь к едва просвечивающемуся небу. - Ладно баки забивать! Что-что, а самолёт-то я бы услышал. Чтоб попасть сюда напрямую, они должны были пройти у меня чуть ли не над головой. А десантные машины, они такие, очень басовиты, очень... о, чёрт! - вспомнил он недавний, именно басовитый, гул. - Так это были они? И теперь идут на лодках?
  - Приятно разговаривать с умным человеком! - с едва заметной усмешкой в голосе подтвердил Сан Саныч. - Всё именно так и обстоит. Что касается их. Что касается вас, всё обстоит не так радужно, как вам кажется.
  - Вы о чём? - насторожился Павел.
  - У вас ещё не было видений, полуобморочных состояний, выпадений из реальности?
  - Щас я вам так прямо всю свою подноготную и выложу. Ага, карман держите шире!
  - Как хотите. - Тем же равнодушным тоном продолжил Сан Саныч. - Можете и дальше бегать сколько угодно, но вам стоит всё-таки знать, что если симптомы уже были, а они были, не пытайтесь отрицать, то процесс идёт полным ходом. И очень скоро он-таки доберётся до завершающей стадии.
  - Какой процесс? - ощутил Павел холодок в опорной пятой точке.
  - Вы взаимодействуете с прибором, который не был рассчитан на взаимодействие с вами. - Терпеливо проинформировал Сан Саныч. - Вы с ним взаимодействуете намного дольше, чем я ожидал, и я этим очень сильно удивлён. Вы ещё живы, и это хорошо. Но всё хорошее когда-нибудь кончается. В вашем случае оно кончится довольно скоро. Разумеется, у вас есть выбор, но сводится он лишь к чёрно-белому варианту: остаться в живых, или не остаться в живых. Решать вам. Не стану говорить, что чем дольше вы будете с этим тянуть, тем больше шансов оказаться в чёрной полосе. Если вы очень к этому стремитесь, ваше право. А я не смею больше отвлекать вас от важных раздумий: примите решение жить, можете просто сообщить об этом небесам. А можете и промолчать, если не решите. Но в любом случае больше двадцати минут вам здесь лучше не оставаться. Всего доброго.
  И Павел снова ощутил себя в полном одиночестве.
  "Во - гад! - непроизвольно закусил он губу. - Разводит, скотина. Чтоб я к нему явился, а он меня под белы руки, и - в систему. Сам, наверное, достать не может, вот на понт и берёт".
  Он снова огляделся, соображая как быть дальше, и что делать прямо сейчас?
  "А если не врёт? - подумал, всё ещё держа губу в захвате. - Если и вправду дела - хреновее некуда? Меня ж только недавно так приплющило, сам чуть в петлю не залез. Было? То-то и оно. Но почему я не верю в его альтруизм? Потому что есть у него свой интерес, это ощутимо, и чего-то он от меня хочет, это тоже ощутимо. Правда, какой-то он слишком мягкий, для реального погона. Никаких: "отставить!", никаких: "равняйсь, смирна!". Да ладно - мягкий... - вспомнил он будни цвета хаки. - Нехрена обольщаться, эти ребята своё дело знают: такими друзьями прикинутся, всю душу выложишь, а они её потом на сковородку, как глазунью, и прожарят хорошенько. И всё-таки, а вдруг не врёт? Откуда-то ведь знает про тёмные видения. Знает, гад. Знает. А я реально не знаю, что делать. Если врёт, а я поверю, мне - хана. Если не врёт, и я не поверю, мне - хана. Если не врёт, и я поверю... вот тут - бабка надвое сказала. И на всё, про всё, осталось у меня пятнадцать минут. Целых, и - всего лишь. Ладно, на самом деле, это куча времени, и нечего горячку пороть".
  Он вернулся к шалашу, постоял возле затухающего костерка, посмотрел задумчиво на рюкзачок, словно размышляя, стоит ли прихватить с собой, ещё не понимая, что на самом деле уже решил, как быть дальше. Потом ещё подумал, и зачем-то отправился через кусты, на противоположный берег острова. Тот был совсем рядом, и далеко идти не пришлось.
  "Если не берёт на испуг, то мясо должно вот-вот проявиться! - занял позицию на обрезе кустарника. - Скорее всего, пришлют котиков. После того, что я успел у них навертеть, салаг не отправят. С одним, двумя ещё можно попытаться что-то сделать, и то, при условии, что опять не нахлобучит в самый неподходящий момент. Но они ж не двоих пошлют, а целую толпу, и тогда меня точно мясом задавят. Если не врёт. Но откуда они знают, что я именно здесь, и что здесь именно я? Не он ли их отправил? А потом честно в том покаялся? Нет, он хочет, чтобы я сам к нему пришёл, и он всегда знал, где я на самом деле всё это время шастал. Знал, и не проявлялся. А сейчас проявился. Почему? Хочет спасти? Почему?".
  Едва слышный зуд электрического моторчика вернул Павла к реальности.
  Лодку на фоне воды ещё не было видно, но звук определялся вполне отчётливо. А потом и он оборвался, вернув мир в состояние привычной тишины. Продолжалось это не очень долго, и через несколько длиннющих минут к шелесту ночных звуков присоединился едва слышный плеск вёсел.
  "Ну, правильно! - почти обрадовался Павел. - Всё по науке - скрытный подход к объекту без шума и пыли. Не соврал Саныч: обычные туристы на ночной рыбалке вёслами себя утруждать не станут".
  Нужно было уходить, потому что ясно ж, что и как завертится на островке дальше, но Павлу вдруг стало интересно, какую именно толпу на него заслали обиженные ребята с Потомака. Он отошел чуть назад, чтобы не терять из виду обрез воды, непроизвольно глянул на запястье, понимая, что если эта штука не сработает, то ему сам господь бог уже не поможет, и стал ждать продолжения.
  Они появились как тени из небытия. Теперь уже практически бесшумно работая вёслами, подошли к берегу, вытащили лодки, и, общаясь только жестами, быстро принялись за дело.
  "Ну, них... у них! - разглядывая явившуюся толпу, качнул головой Павел. - Я понимаю, бог троицу любит... но припереться на трёх резиновых изделиях, да ещё и такой капеллой? Ох и нашорохал я их - чуть ли не бригаду заслали. Да они ж не мясом, ботинками затопчут, хрен потом откопаешься. Пора валить на скором поезде, пока в дерьмо реально не втоптали".
  Это была хорошая мысль, потому как действительно из трёх лодок высадилась такая куча народа, что ребята легко могли завоевать не только этот островок, но ещё и маленькое государство где-нибудь по соседству.
  Павел как можно тише отошёл назад, потом, резко ускоряя ход, двинулся к пляжу, собираясь прихватить улики из шалаша, чтобы не отбывать с острова совсем уж голым.
  До места не дошёл буквально десятка метров, когда его снова повело с курса в раздвоённое пространство, и в какие-то жуткие оскольчатые видения, чего именно сейчас он больше всего и опасался.
  "Ну, как всегда, мать их! - успел осознать наваливающуюся угрозу. - Всё - руби концы! Вали отсюда, хрен с ними, с уликами: лучше голый, но живой!".
  Инстинкт сработал чётко, аппарат охватил его привычным коротким сиянием мыльного пузыря, взял в объятья, и, обогнув шалаш, прижимаясь к воде, быстро ушёл в океан.
  Павел, хоть и с трудом, но еще контролируя какую-то часть сознания, понимал, что вот-вот может полностью отрубиться, и что выхода, на самом деле, у него уже и не осталось.
  - Сан Саныч! - с трудом проговорил он. - Выручайте, я, кажется, совсем... потух...
  - Принято! - тут же прозвучало в ответ. - Всё хорошо. Всё хорошо. Не трогайте управление. Расслабьтесь, не думайте ни о чём. Всё хорошо. Я вас встречу. Всё хорошо.
  "Чего заладил? - теряя логическую нить, удивлялся Павел. - Кому хорошо? И кто это такой? И какого чёрта я здесь делаю? Нет, подожди, что-то я ведь здесь делаю... Ведь что-то же я делаю... - и, уже почти совсем выпадая из привычного мира, успел подумать ещё раз: - ну, что-то же делаю... я... А! Ё-ё-ё...".
  
  ОЛДРИЧ
  
  Проводив взглядом отъехавшее такси, он почти с ностальгией осмотрел стоянку, на которой не был всего лишь около недели. Немного постоял, впитывая прежние ощущения стабильности и надёжности этого места, и только потом отправился в само здание.
  За время его отсутствия здесь ничего не изменилось - тот же коридор, те же офисы за стеклом, милый кивок секретарши, кажется даже обрадованной его неожиданным появлением, и дремлющий у двери человек, невозмутимо отвешивающий лёгкий кивок.
  "Неужели я действительно не был здесь каких-то несколько дней? - открывая ключом хитрую дверь, почти изумлённо думал Олдрич. - После того, что было за этот короткий, в общем-то, срок, я готов под любой присягой заявить, что на самом деле с тех пор прошли годы... если не десятилетия".
  Дежурный гольф-кар стоял на обычном месте, длинный тоннель тоже никуда не делся, и Эванс, ожидавший его на стоянке, был по-прежнему пухл, и добродушен.
  - Рад вас видеть, босс! - стиснул он протянутую руку. - Как добрались?
  - До кого? - хмуро поинтересовался Олдрич.
  -Н-да! - согласился Эванс. - До кого надо, мы так и не смогли добраться, это точно. А ведь были в паре дюймов, не больше.
  - Знаете, Сэм, что меня больше всего беспокоит в этом деле?
  - Просветите.
  - Именно то, что мы всегда от него всего в паре дюймов. Позади. Но самое страшное не это, страшно то, что мы так и не знаем, позади чего на самом деле мы находимся. И это, заметьте, уже входит в традицию, которая становится вечной, и - бесконечной. Вот что на самом деле ужасно.
  - Хотел бы поспорить... - кивнул Эванс. - Да совесть не позволяет. Эта штука действительно, словно мыло в ванной: как ни хватай, а оно всё равно неизвестно куда ускользает в мутной воде.
  - И куда она ускользнула на этот раз?
  - Разве вам, босс, не доложили? - удивился Эванс.
  - Сэм, я предпочитаю услышать доклад ваш, и собственными ушами, как наиболее достоверную версию из всех, что слышу в последнее время.
  - Босс, не вгоняйте меня в краску! - польщённо улыбнулся Эванс. - К тому же, как говорят наши подопечные, лучше один раз увидеть, так что, думаю, нам есть смысл именно это и сделать прямо сейчас. На самом большом нашем экране.
  В оперативном зале он приказал вывести информацию, тут же начав комментировать происходящее.
  - Не буду тратить ваше, босс, время рассказами, как мы обшаривали пупки, когда-то вылезшие из океана, это действительно слишком долго и утомительно, начну сразу с результата. Посмотрите на него.
  Вытянутый остров, отдалённо напоминающий оторванную руку, с указующим пальцем, сначала был показан целиком, а потом быстро заполнил весь экран, выезжая к центру именно этим вот пальцем.
  - Обратите внимание, босс. - Продолжил Эванс. - С самого момента обнаружения там одинокого туриста, мы не были уверены, что он и есть тот самый - наш искомый. Подозрение вызывало лишь полное отсутствие поблизости каких либо средств доставки на остров. Но ведь он мог прибыть туда и вертолётом, поэтому мы не остановили поиск, и продолжали изучать всё, до чего могли дотянуться. Не буду говорить, как долго это продолжалось, совершенно, кстати, безрезультатно, потому что всё, что мы находили, под условия поиска, простите за каламбур, не подходило. А этот тип, надо сказать, вёл себя абсолютно неподозрительно - купался, валялся на песке... правда, в один момент как-то очень долго валялся, но это, согласитесь, не показатель. Кстати, за всё время наблюдения мы даже поблизости не смогли обнаружить тот чёртов самолёт, что возит его, словно жёлтый кэб. В общем, босс, мы действительно уже были уверены, что парень не тот, на кого охотимся. Но опять же, как говорят наши подопечные: на безрыбье и рак - рыба, поэтому и выдали его как целеуказание. За неимением лучшего.
  - И вы, похоже, не ошиблись! - кивнул Олдрич.
  - Похоже! - с некоторым сомнением в голосе проговорил Эванс.
  - Откуда такой пессимизм? - удивился Олдрич его настроению.
  - Босс, я понимаю, что группа захвата, опять же - каламбур, захватила его пожитки, и была до безобразия тому рада, но кто сказал, что их оставил именно он? Посмотрите на экран. Вы видите лицо парня?
  - Только фигуру. - Подтвердил Олдрич. - Явно не женскую.
  - Вот именно! - вздохнул Эванс. - А поскольку на большее мы пока неспособны, то и уверенно говорить не можем. Но это ещё не всё, босс. Когда стемнело, мы продолжали держать с объектом контакт в инфракрасном диапазоне. До самого момента захвата. Отлично видели и его, и команду олухов, посланных за ним. А вот теперь вам лучше самому посмотреть, как всё происходило в реальности.
  Экран потемнел, ярко выделив одинокую фигуру на острове, и три группы точек, подходящих к нему с моря. Потом точки рассыпались по пляжу в некое подобие цепи, и одинокая фигура, явно ударяясь в бега, начала быстро от них удаляться.
  А вот то, что произошло дальше, произвело на Олдрича неизгладимое впечатление: одинокая фигура просто исчезла посреди пляжа.
  "Так не бывает! - ошарашено глядел он на экран. - Нет-нет, так не бывает! Если б отказала аппаратура, мы б и этих не увидели тоже. Но они же вот - все до единого. А он исчез, как в песок закопался... а может он и вправду закопался, а наши спецы не смогли до такого додуматься?".
  - Сэм, они проверяли песок на этом месте? - глянул он на Эванса.
  - Как ни удивительно - да! - всё правильно понял тот. - Проверили, да ещё и перекопали - никаких следов. И ошибки быть не могло - мы им сообщили, где именно надо искать.
  - Чертовщина какая-то! - не мог успокоиться Олдрич. - Люди так просто не исчезают. Так не бывает. Так - просто не бывает!
  - Значит, босс, вы тоже заметили, что на этот раз его самолёта не было даже поблизости.
  - Заметил! - сердито проговорил Олдрич. - И это мне ещё больше не нравится. Пара дюймов, Сэм, опять эта чёртова пара дюймов! А я до последнего момента был уверен, что в сообщение вкралась какая-то ошибка. Сэм, что это, по-вашему, было?
  - Мыло, босс! Чёртово мыло, в чёртовой мутной воде.
  - Но хоть какую-то информацию они там добыть сумели?
  - Конечно. - Невозмутимо проговорил Эванс. - Объедки, тряпки, и ещё какой-то мусор. Правда, и кое-что полезное - тоже. Пальчики, например.
  - Думаете, они нам как-нибудь пригодятся? - скривился Олдрич.
  - Кто знает, босс, кто знает! - философски заметил Эванс. - Иногда подобная информация вылезает с такого бока, что диву даёшься.
  - Я уже как-то устал даваться этому диву! - тяжело вздохнул Олдрич. - Слишком его много за последнюю неделю - прямо изо всех щелей лезет. Может, хоть чем-нибудь порадовать сумеете?
  - Боюсь - нет! - мотнул головой Эванс. - Сказать, что парень не тот, улики не позволяют: продавцы из магазина на заправке узнали свой товар. Пообещать, что мы когда-нибудь изловим парня, тоже не могу, ибо - не верю в это. И честно в том признаюсь. Поведать, куда он исчез на самом деле? Ну, это уже не к нам, а к самому господу богу.
  - Нет, Сэм! - возразил Олдрич, о чём-то напряжённо думая. - Господа пока беспокоить не стоит. Лучше хорошенько подумать, как и чем он мог экранировать тепловое излучение? Мы же наблюдали его именно в этом спектре?
  - Босс, наша аппаратура очень эффективна. Мне пока неизвестны материалы, способные её полностью обмануть. Частично перекрыть спектр - да, такое возможно, но полностью... нет, босс, не получится, всё равно какой-то фон будет.
  - А можно посмотреть ещё раз? - не впечатлился объяснением Олдрич.
  Эванс кивнул оператору, тот снова вывел на экран нужный эпизод, они снова его просмотрели, потом просмотрели ещё, и ещё. И снова это не дало результата. Каждый раз было одно и то же: в какой-то момент фигура беглеца просто размывалась, и бесследно исчезала.
  - Сэм? - обратил внимание Олдрич. - Вам не кажется странным, что он исчезает не резко, а как-то вот немного растянуто во времени?
  - Боюсь вас разочаровать, босс... - немного виновато посмотрел тот, - но как раз в этом ничего странного: всего лишь эхо на приёмнике теплового излучения.
  - Да? - оглянулся Олдрич. - Эхо? Может, вы и правы, но мне это всё равно кажется не совсем обычным. Впрочем, сейчас оно уже и не важно. Важно другое: не могут люди бесследно исчезать в пространстве. Просто - не могут. Скорее всего, тип использовал какой-то материал, скажем, очень хорошо экранирующий тепло. А потом где-нибудь спрятался, пока наши храбрецы копались на пляже, и теперь дожидается, пока они оттуда уйдут. Только не говорите мне, что он и вправду уплыл с острова исключительно своим ходом: не такие уж там и маленькие расстояния, между этими чёртовыми островами.
  - Да! - согласился Эванс. - Действительно - расстояния... да и сложно представить, чтобы он смог плыть, укрываясь изолирующим одеялом.
  - Именно! - кивнул Олдрич, возвращаясь к картинке.
  Собственно, вот именно она, эта картинка, и была официальной причиной его возвращения. Правда, была ещё одна, неофициальная, распространяться о которой Олдрич не стал бы ни при каких обстоятельствах. Ему и в самом деле осточертел бессмысленный забег в стойле, на фоне широченного окна, с видом на зелёный прямоугольник Нью-Йоркской достопримечательности.
  Все данные говорили, что делать ему там было уже нечего. Давно уже нечего там было делать, и он это хорошо понимал. Но инструкции, выданные начальством, говорили об ином, поэтому Олдрич обрадовался возможности, предоставленной докладом Эванса, сбежать хотя бы на денёк, чтобы немного отвлечься от царившей там безнадёги.
  К тому же реально лучше видеть картину не в крохотном пятачке монитора, а в нормальной обстановке оперативного зала. Тем более что в пятачке на письменном столе невозможно разобрать практически ничего из того, что он хотел бы увидеть на самом деле. А на самом деле он хотел понять, что произошло на необитаемом острове, и как хорошо подготовленная команда элитных котиков, практически из-под носа могла упустить одинокого человека. На необитаемом острове.
  По докладу Эванса получалось, что искомый человек буквально в одно мгновение растворился в пространстве. Сообщи Эванс, что в деле опять фигурировал невероятный самолёт, Олдрич даже не попытался бы удивиться, потому что это плотно укладывалось в канву происходящих событий. Неправильных, невероятных, каких-то совершенно фантастических, но абсолютно логичных в своём непредсказуемом развитии.
  "А тут вдруг новая ступень развития нелогичности! - думал он, продолжая разглядывать проклятый остров. - Исчез, растворился... а эти олухи поверили, и успокоились. Добыли улики, и ждут дальнейших указаний. Не растворился он - сидит где-нибудь под кустом в дальнем углу острова, и ждёт, когда они уберутся с этого курорта. А потом опять проявится. Если проявится. И что теперь? Отправить туда новую команду, с приказом перелопатить весь остров? Или убрать всех, с надеждой, что гадёныш сам вылезет? Организовать визуальный контроль, и - ждать? А как его организовать? Не с лодок же, болтающихся в океане, за островом присматривать. При таких условиях будет ещё вопросом, кто за кем в реальности наблюдать станет".
  - Хорошо, Сэм! - повернулся он к Эвансу. - Вы отработали хорошо... все остальные... впрочем, не будем о грустном. Продолжайте смотреть за островом, и не забывайте о его окрестностях. Я уверен, этот тип всё ещё там, прячется под какой-нибудь корягой. Не дайте ему убраться оттуда втихую. А я переговорю с командованием этих... специалистов морского боя. Может хоть кому-то удастся втолковать, что и как надо было делать подчинённым в этой ситуации.
  - Разумеется, присмотрим, босс! - кивнул Эванс.
  - Я возвращаюсь в Нью-Йорк. - Уже направляясь к выходу, продолжил Олдрич. - Провожать меня не надо. Работайте. И помните, мы обязаны его достать... отовсюду. Да хоть со дна морского.
  - Да, босс! - подтвердил Эванс задумчивым кивком. - Помнится, мы его однажды со дна морского уже доставали.
  - Вы на что намекаете?
  - На вероятный результат: искали в одном месте, а вынырнул он...
  - Н-да! - согласился Олдрич. - Эта субстанция, в самом деле, имеет привычку всплывать... Ладно, Сэм, не стану больше отвлекать. Если что, я буду доступен ещё где-то в пределах получаса: хочу к Эду забежать, нормального кофе выпить.
  - Хорошо, босс! - всё-таки проводил его до дверей Эванс. - Надеюсь, эта история скоро закончится. Возможно, даже благополучно.
  - Я - тоже! - невесело хмыкнул Олдрич, покидая оперативный зал. - Но не очень в это верю! - сказал закрывшейся двери, зная, что его уже никто не слышит. - Не очень, чёрт бы побрал этого неуловимого идиота!
  
  ПАВЕЛ
  
  В себя он пришёл быстрее, чем ожидал, и, почему-то сразу подумал, что не только он ожидал, что долго ещё будет плавать в чёрном мареве странных видений. Аппарат на большой скорости шёл впритирку к воде, и горизонт был чист настолько, что Павел даже засомневался, действительно ли он уже вылез из кошмара, или это всего лишь одна из новых его разновидностей.
  "Светлая сторона силы небесной! - ощупал звонко гудящий затылок. - Собака! Кто ж это мне бутылку о кочан раскокал? И где этот, спаситель мой, со своим корытом? А может - ну его нахрен? Может оно само как-нибудь рассосётся? Проносило же до сих пор, и - ничего, живой ещё. А то этот добродетель как пронесёт, так потом хрен отмоешься... если останется что отмывать. Ему ж генератор нужен, не я. А меня он спокойно в расходную ведомость спишет, и проблема на том кончится. Может и вправду - ну его к дьяволу?".
  Идея была так себе, Павел это хорошо понимал, как и понимал, что добровольно идёт в мышеловку, как в предложение, от которого нельзя отказаться хотя бы потому, что сам помощь запросил. Сам! Никто ж за язык не дёргал. А теперь куда уж соскакивать...
  "И зачем меня батя с детства учил языком не чесать? - завидев вдалеке нечто похожее на океанскую яхту, тяжело вздохнул Павел. - Вякнул - держи слово. Чего бы ни стоило - держи! Батя учил. По наследству передал. А теперь уж всё - вон корыто, а вон, на палубе, лучший друг, чтоб ему пусто было. И ведь можно ещё переиграть... заложить вираж, и отвалить нахрен. А может уже и нельзя, может эта штука меня и не слушается вовсе? - он перехватил джойстик, чуть тронул, понимая, что ничего из этого не получится, и был сильно удивлён, когда получилось. - То есть, я не в рабстве, и могу-таки оторваться! - подумал совсем уж разочаровано. - И кой чёрт меня за язык дёрнул...".
  Яхта быстро приближалась, и аппарат уже нацелился на посадку прямо с глиссады, но Павел решил внести коррективы, и сделал намеренно затяжной круг почёта. Ну, чтобы этот вот, одиноко торчавший на палубе, всё, что надо, понял.
  Закончив демонстрацию полной независимости, глупую, но ободряющую, завис над палубой чуть выше нормы, лихо убрал средство передвижения, упруго приземлился на лакированные доски. А потом выпрямился перед хозяином посудины с видом полностью независимого человека, готового, если что, легко и в морду дать.
  Тот, оценив разыгранное представление, вежливо поаплодировал, и небрежно сунул руки в карманы светлых брюк, над которыми нависал толстенный бесформенный свитер, какого-то неопределимого, в свете ярких прожекторов, цвета. То ли бежевого, то ли серо-буро-малинового, переливы которого Павел, сколько ни пытался, так и не смог уловить. Вот с тем, что было у Сан Саныча на голове проблем не возникало - капитанка там была. Классическая, помятая, лихо заломленная. Павел не удержался, и всё-таки посмотрел на ботинки, ну потому что они ж тоже должны были соответствовать образу прожжённого морского волка. Они и соответствовали. В полной мере.
  - Как себя чувствуете? - насмешливо, ровно настолько, чтобы совсем уж не обидеть, поинтересовался прожжённый волк морской. - Я признаться, ожидал, что вас придётся за шиворот вытаскивать, а вы очень даже неплохо подпрыгиваете, как я посмотрю.
  И вот тут произошло что-то совсем неожиданное для самого Павла. Только что он собирался дерзить, выказывая независимость, давая понять, что не очень-то и рад здесь оказаться, и что, раз уж сам напросился, то - вынужден, хотя и не очень-то...
  - Плохо я себя чувствую! - забыв грандиозные планы нападения, честно признал он. - Извините, что сбежал тогда.
  - Но вы ж и не обещали с места не двигаться. - На этот раз вполне сочувственно ответил Гимер. - Знаете что, Павел, давайте лучше уйдём с палубы, а то ветер усиливается, а вы почти голый... не хватало вам ещё и простудиться... ко всем прочим неприятностям.
  Он развернулся, и, не оглядываясь, отправился куда-то вниз по узкой лестнице, с витиеватыми перильцами, а Павлу не оставалось ничего иного, как покорно отправиться следом.
  Яхта была не очень шикарная, но очень и очень, скорее даже как-то подозрительно основательная. Павел не был знатоком, и если когда и сталкивался с морской тематикой, то вспоминал лишь её железно окрашенный в хаки минимализм. А тут всё прямо-таки кичилось деревом красно-коричневых тонов, оттенялось медью крепёжных элементов, и дополнялось покрытием, отдалённо напоминавшим очень хороший ковёр.
  "Интересно, - шагая следом за хозяином, думал Павел, - это его посудина, или посудина, стоящая на балансе ведомства? Вряд ли он настолько богат, чтоб так шиковать. А его ведомство... ну, да, оно за рубежом последние гроши точно не считает. С чего он начнёт? Лечить меня примется, или скажет, а ну давай снимай генератор? А потом зарядит свинец между глаз, и концы в воду. Тело, в смысле. Зачем тогда на ковры притащил? Их потом стирать придётся. Грохнул бы на палубе, просто и рационально, и - всех проблем. Не, чего-то меня опять как-то не в те края понесло: не прёт из него агрессия, мягкий он какой-то, даже немного обволакивающий, как психиатр в дурдоме".
  Гимер тем временем открыл какую-то дверь, прошёл внутрь, и остановился возле проёма, дожидаясь, когда туда же войдёт Павел. И Павел вошёл, понимая и принимая, что иного варианта у него всё равно же нет - назвался, так полезай, куда велено.
  Он, конечно, не ожидал, что там будет именно пыточная, но почему-то удивился обыкновенной каюте, с большим деревянным столом, и мягкими стульями, непринуждённо расположившимися вокруг него. В каюте. Где иногда качает так, что тошно становится не только стульям.
  Вообще-то Павел всегда думал, что вот это всё просто обязано намертво прикручиваться к палубе. А тут как-то само собой возникало ощущение, что морем здесь даже и не пахнет. Селом, на уютной равнине, пахнет. Холлом в большом загородном доме - ещё как пахнет. Аж в нос ударяет. Даже окна, слегка заоваленные, несмотря на свой непробиваемый мрак, впечатление с курса не сбивали.
  "Ну, да! - хмыкнул Павел. - Что можно увидеть тёмной сентябрьской ночью за чёрным иллюминатором? Глубокую шахту, именуемую кишкой, прямой до безобразия, в которую я, кажется, лечу без всякого просвета. А это что там, в углу, возле шикарного кресла? Стол журнальный? Я не обознался? Ну да - именно он. С прессой иностранного, не странного разлива: сверху "джорнел", сбоку - "таймс", а рядом ещё какая-то шушера. Молодец Саныч, грамотный мужик: биржевой информацией, если по кораблику судить, балуется не без успеха".
  - Хотите кофе? - прервал его размышления Гимер.
  - Кофе? - переспросил Павел, не сразу поняв, о чём тот. - Ах - да. Кофе... да можно и кофе. Не еда, конечно, но - почему бы и нет.
  Он представил себе дымящуюся кружку, и с удивлением понял, что видение его как-то вот совсем не впечатлило. Зато оно потянуло за собой другое, такое, что желудок голодным спазмом крутануло аж до острой рези.
  - Вообще-то, Сан Саныч, - с трудом отогнав образ дымящейся миски, и ароматной краюхи, продолжил он мечтательно, - на самом деле хлебушка я хочу. Ржаного... с хрустящей корочкой. И щец. Настоящих.
  И вот только произнеся это, он на самом деле вдруг понял, насколько соскучился по душистой, бесподобно вкусной буханке, от которой можно просто отломить хрустящую горбушку. А потом усесться перед миской щей из полевой кухни, и навернуть всё, забивая голод жутким удовольствием неторопливого чревоугодия.
  И воспоминание как-то само собой вдруг потянуло воспоминание другое, о шефе, заведовавшем на выходе именно полевой кухней. О его шедевральных щах, особенно вкусных почему-то именно на природе. Если не вспоминать, как та природа иногда огрызалась из-за камней, и из зелёнки.
  Вдруг родившийся в сознании образ был настолько мощным, настолько объёмным и реальным, что Павел снова прикрыл глаза, ощутив, как его непроизвольно повело куда-то туда... в ту сторону, где он давно уже не был. И где, наверное, больше уже и не хотел бы быть.
  - Что с вами? - обеспокоенно поинтересовался Гимер.
  - Со мной? - удивился Павел.
  - Вы едва не упали. - Объяснил Гимер, внимательно его оглядывая. - Опять видения?
  - Опять! - честно признал Павел. - Но тут вы помочь не можете: ни ржаного хлеба, ни щей у вас не найдётся... а может - найдётся? Хотя бы черняшка? Я, в самом деле, по хлебушку родному до одури соскучился.
  - Ну, это, как раз, не самая большая из ваших проблем! - едва заметно улыбнулся Гимер. - Сейчас посмотрю, что можно придумать. А вы, присаживайтесь, присаживайтесь - в ногах правды нет. И ни о чем больше не беспокойтесь, всё уже позади.
  "Ну да! - мысленно согласился Павел, разглядывая дверь, закрывающуюся за хозяином. - Для тебя - всё уже, а для меня - всё ещё. Я-то уже здесь, и ловить меня больше не надо. А вот мне-то здесь быть, наверное, и не надо. Хотя я всё равно здесь, и как-то у меня с башкой всё не так, как надо бы. Даже я это чувствую. Наверное, хрюндель прав - чёртов генератор, мозги всё-таки поправил. Не в нужную сторону. И привязал к этому хрюнделю, вбив реальное понимание, что без него - все шансы сдохнуть без прощения... а с ним - огромный такой шанс вообще никогда не выздороветь. Во - опять душа начинает качаться и плавать. Хотя качаться, это не к башке, это к посудине, а вот плавать, с помутнением картинки, это... ну - да! Это. А что - это? О чём я это? И где всё это... Какое-то оно здесь всё странное - плывущее, темнеющее, и - шаткое. Какое-то оно здесь всё неправильное. И я тоже какой-то вот... не такой я какой-то вот... и где это всё вот?".
  Он бы ещё долго разбирался в частоколе липких определений, толкавших его со всех сторон, но тут снова открылась дверь, только что извивавшаяся в медленном танце, и в проём вкатился сервировочный столик. Ровно, точно и бодро, мигом поставив на места всё, что было в каюте. А на столике, на самом что ни наесть своём месте, гордо красовался изящный поднос. А вот уже там красовалось...
  "Ну, них... у них! - с трудом отфокусировавшись на новом явлении, ощутил Павел вылезающие из орбит глаза. - Ё-ёкс-е-ель хохоталки!".
  Нет, то, что на подносе был именно ржаной хлеб, его не удивило: свои ребята, козе понятно. И то, что в большой миске дымились настоящие, это было видно с первого же взгляда, щи от повара виртуоза, тоже хоть как-то укладывалось в привычную картину.
  "Мужики, вы это чего?! - не мог Павел оторвать взгляда от самой миски. - Нельзя же так палиться! Ну откуда на шикарной яхте взяться алюминиевой посуде из солдатской столовой? А ложка? Да этой алюмишки на гражданке днём с огнём не отыщешь! Отвечаю! Не-не-не! Этого здесь не может быть! Это опять шутки сдуревшего мозга, завёрнутого генератором сдуревшего обормота, маячащего за подносом! Это точно его работа, змея подколодного!".
  Гимер настороженно изучал реакцию Павла, стараясь понять, с чего вдруг тот смотрит на собственный обед, как на шевелящийся клубок гремучих змей.
  - Что-то не так? - поинтересовался, наконец, и голос его, хоть и не очень громкий, произвёл эффект звонкой пощёчины по истеричной морде гостя.
  Павел чуть отпрянул, сделав извилистый шажок, тряхнул головой, с трудом фокусируя взгляд на хозяине яхты. Потом ещё раз тряхнул, теперь уже как конь в удилах, и только после этого немного пришёл в себя.
  - Не так? - переспросил, медленно включаясь в тему разговора. - А чего не так? А-а! Не - всё нормально! Всё нормально, Сан Саныч. А откуда у вас это?
  Гимер посмотрел на Павла, затем на поднос, снова на Павла.
  - С камбуза! - ответил просто. - Вы ж хотели ржаного, и щей? Я всё это доставил. Или вы уже расхотели?
  - Не-не-не! - Павел стремительно обогнул стол чтобы, пока не ещё отобрали, перехватить обалденное содержание подноса. - Вы себе не представляете, как я всё это хочу. Вы себе даже не представляете! Что вы, Сан Саныч! Это же... это же так... да ладно вам!
  Он бережно нёс захваченную ценность, контролируя тело, чтобы случайно не споткнуться, и не подорваться вместе с ней к чертям собачьим. Нёс так, словно на подносе лежала нормальная сволочная противопехотка, стоящая на боевом взводе. А она, зараза, всё время норовила свалиться, чтобы окатить окрестности лохмотьями того, кто её нёс. Павел это знал, он это чувствовал, и потому держал ситуацию под твёрдым контролем, не давая ей, скотине, ни единого шанса.
  Когда долгий путь был успешно проделан, аккуратно установил поднос на стол, с облегчением расслабил затёкшие пальцы, отошёл на полшага, и стал разглядывать обретённое сокровище.
  Это неправда, что еда существует только для набития желудка, хотя и для него она существует тоже. Но вот тот ароматный натюрморт, что основательно угнездился на столе, рождал в памяти совсем иную картину. Не элементарного обжорства, а твёрдо обосновавшегося за его мёртвой натурой, мира другого, особого, в который трудно входить, и из которого невозможно быстро выйти. Если вообще можно выйти хоть когда-нибудь. Будни цвета хаки, это не цветные будни гражданки: они проще, чётче, и глубже пониманием того, кто рядом, и того, кто - напротив.
  Павел глядел на поднос, но видел не его, а то, что когда-то очень-очень хотел забыть, ещё не понимая, что забывать нельзя, и что это была всего лишь слабость подсознания, любой ценой защищающего избитую психику.
  "Ладно! - тряхнул, наконец, головой, выбрасывая оттуда назойливого защитника. - Хватит тебе. Было, прошло, но - всё моё, и - всё со мной. До конца. И - до начала, если придётся идти заново. Есть такая работа... мужская работа. И, в самом деле, надо хорошенько пожрать, а то иначе копыта скоро и оттянутся, и отбросятся. А мне ещё неизвестно как вот с этим вот, капитаном, в лоб ему кило квадратных гаек, дальше разбираться придётся. Может быть, и в полный контакт придётся. И не смотри, что дядя он слегка так пожилой. Видел я этих пожилых, знаю - не салага зелёный".
  Потом он медленно снял с подноса горячую миску, аккуратно поставил ближе к краю, отломил горбушку, вдохнул непередаваемый аромат свежего хлеба, от удовольствия зажмурив глаза, подхватил новенькую, блестящую ещё ложку, уселся за стол.
  Чуть-чуть прихлебнул, дабы сразу не обжечься, раскатал аромат по нёбу, оценил глубину вкуса, и мастерство повара. Решил что этот вот, наблюдающий за ним, вряд ли создал такое чудо сам - не по рукам ему такое, и от наглой своей мысли почему-то ощутил ещё большее удовольствие. А потом начал осторожно есть, одним глазом всё-таки кося в сторону хозяина яхты.
  Тот всё понял, сказал: "ну, вы кушайте, а я пойду пока... за хозяйством пригляжу", и исчез за дверью.
  "Во-во! - мысленно посоветовал вслед Павел, - пригляди... чтоб хозяйство твоё не отвалилось нахрен".
  И тут же забыл о нём, потому что...
  Потому что на самом деле всё было не так просто и примитивно, как его хамское пожелание ушедшему. Потому что, углубившись в алюминиевый кратер, он как-то мгновенно проскочил отрезок самой еды, толком даже и не начав его, и погрузился в мир другой, и время - совсем-совсем другое.
  С треском провалился в края, где время текло по иным параметрам, и жизнь проходила в ином русле, и ином мироощущении. Где люди по судьбе имеют особое представление о правильном, и - неправильном. Где любой ценой прикрывают своих, и не приемлют чужих. Где существует ещё много чего, непонятного гражданским, и где гражданских защищают, ибо те в защите нуждаются. Но, по негласным правилам жизни, равными всё равно не признаются, ибо они - гражданские. И правильность военной жизни не понимают, и не принимают.
  Он эти правила тоже не понимал, и не принимал в детстве, оборвавшемся повесткой, не по воле, и стремительно, затянувшей его в тот мир. Простой, и сложный, лихой и опасный, требующий изворотливости, и умения принимать ответственность на себя, и за себя. И - за других. Требующий умения понять и принять глубинный смысл слова "Приказ", и необходимости его выполнения любой ценой. Именно потому, что законы мира таковы, каковы они есть, и с этим ничего не поделаешь. И свобода выбора существует лишь до этого рубежа, а за ним её не остаётся, и начинается жёсткая, и осознанная необходимость исполнения. Любой ценой. И ничего иного в графе "выбор" уже не остаётся, даже если ты это сразу и не осознаёшь.
  А оставшись в живых, немного отдышавшись, и успокоив мандраж перенесённого страха, прокручивая в уме варианты, более разумные варианты, с ужасом понимаешь - не было их. Для тебя - не было. Все, более разумные для тебя, кончились бы тем, после чего тебе б и самому жить не захотелось. Это другим можно объяснить, почему ты не был сволочью, трясущейся за свою шкуру, и защитившей её жизнями чужими. Себе этого не объяснишь. Будешь стараться, изворачиваться, кучу доводов мелким горохом на стол высыпать, всё равно осознавая, что все они - для других. Не для тебя - ибо ты, как ни выкручивайся, чётко представляешь истинную им цену.
  И понимание этой глубинной цепочки приходит не сразу, не в первый день, и даже не во второй.
  Сейчас, наворачивая те самые армейские щи, из той самой миски, он вдруг отчётливо увидел тот самый, самый первый день, в той самой армии.
  Лысые, одинаковые, какие-то совершенно безликие единицы третьего отделения первого взвода, сидели за столом в небольшой комнатушке, и старательно пришивали к новенькому х/б такие же новенькие погоны.
  И Витька тоже был там, только Павел этого ещё не знал. Он вообще никого здесь не знал. Просто чувствовал себя человеком с изменённым сознанием, потому что прибыл в часть ночью, и пока закончились процедуры с мытьём, стрижкой и шмотьём, сданным и полученным, утро ещё не забрезжило, но было уже где-то вот совсем рядом. А с койки Павла выгнали именно им, и строго по распорядку.
  И, пришивая, и - подшивая, он ещё какое-то время жил на автопилоте, с трудом понимая, что происходит. А потом, когда всё-таки включился, осмотрелся, увидел эти нависшие, синюшно удавленного колера стены, почувствовал такое отчаяние, такое желание завыть в голос, что аж в глазах помутнело. Это продолжалось недолго, но запомнилось - как на скале вырубилось.
  А потом жизнь понеслась вскачь таким галопом, что все вдруг изумились, когда Витька однажды сказал: "мужики, а мы ведь уже месяц оттрубили!". И это было действительно потрясением для всех, потому что, ну вот же, только вчера же гражданка была. А теперь...
  А теперь они были ещё салаги: неумехи, хилые и неподготовленные, но уже не гражданские. Они были единым отделением. И Флегма уже обретал навыки командира, а остальные приняли это как должное, и действовали как нужно. Прикрывая друг друга.
  А год спустя они салагами не были, потому что теперь вокруг нависали не синюшно удаленные стены, а живописно раскинувшийся вширь пейзаж, в охристых тонах горных изломов.
  А потом настал тот день...
  И Павел снова увидел его в подробностях. И легче ему от этого не стало. Поэтому сейчас он глядел на пустой уже алюминий, сжимал в руке ложку так, что она выгнулась от боли, и тихо выл от отчаяния того дня. И памяти ребят, из него не вышедших. И было это так страшно и тошно, что мир вокруг помутнел, заваливаясь в чёрную тучу отчаяния и безысходности, стремительно затягивающую Павла в воронку, уходящую куда-то далеко-далеко. За край сознания.
  И он в неё свалился, как-то ещё воспринимая частичку жизни, вот этой, на яхте, самым краем затухающего сознания. А оно, затухающее здесь, жестоко волокло его прямо за ноги, колотя башкой обо всё, что попадалось на дороге, куда-то вдаль и мрак, полыхнувший вдруг яркой желтизной близкого взрыва, создававшего новую вселенную. Вихревую, отрывочную, и страшную пониманием непоправимости утрат, и невозможностью их восстановлений. А ещё непониманием происходящих с реальным миром изменений образов, стремительно перетекающих в жуткие картины, не воспринимаемых нормальным сознанием, иных клубящихся миров
  Он уже не видел, как в каюту влетел Гимер, пытаясь успеть, хоть как-то перехватить, и не дать ему грохнуться со стула. Не успел, и тогда всем весом мимикра зажал тело, бьющееся в конвульсиях, тут же вкатав в сонную артерию давно заготовленный препарат.
  С минуту подержал дёргавшегося, но уже успокаивающегося Павла, и только после этого поглядел на сервировочный столик, который немедленно размяк до состояния масленичного блина на сковороде, чтобы аккуратно затечь под тело, распластанное на ковре.
  
  ОЛДРИЧ
  
  - Сэр, вы верите в чудеса? - прямо с порога поинтересовался Хогарт.
  - Чудеса? - удивлённо оторвался от бумаг Олдрич.
  - Именно! - подтвердил Хогарт, бросая на стол перед ним газету. - Чудеса.
  - Ну, в таких изданиях подобного добра описывается достаточно много! - нейтрально проговорил Олдрич, внимательно глядя на собеседника. - Какое именно, из всей кучи, вы имеете в виду?
  - Рассмотрите вон то дивное фото, и вы сами поймёте, что именно я имею в виду. - Недобро усмехнулся Хогарт.
  Олдрич взял газету, и принялся внимательно рассматривать очередной эпизод из бурной жизни огромного города. На фото был именно он, эпизод криминальной жизни - банальное задержание очередного наркоторговца, если судить по большому заголовку, сопровождавшему яркое достижение местной полиции.
  "Ничего особенного в этом давно уже нет! - настороженно изучал он нечёткую картинку. - Однако Хогарт притащил это мне, и, значит, что-то в этом всё же есть. Фото, конечно, не глянцевый журнал - крапчатое, и по-газетному размытое, и не с моей подготовкой искать в нём знакомые мотивы, но они здесь точно должны быть, раз мне это подсовывают как улику. Тут или ракурс неподходящий, или качество не блещет: вроде что-то смутно знакомое, причём не единственной физиономии... и в то же время - ничего конкретного".
  - Слушайте, Хогарт! - честно признал он, наконец. - Я не силён в прочтении фотороботов, так что давайте не будем терять время на моё обучение: скажите прямо, кого именно я должен узнать?
  - Одного из наших общих знакомых, в последние дни выедающих наши общие печёнки! - усмехнулся Хогарт, прижав палец к бумаге. - Вот этого.
  Олдрич честно посмотрел в указанную точку, потом на Хогарта, на точку, и снова на Хогарта.
  В ответ тот вынул из кармана нормальную фотографию, и молча сунул её под нос Олдрича.
  "Смотри-ка, - изумился Олдрич, глянув на чёткий отпечаток, - один и тот же человек, а я его совсем не узнал. Пресловутый Виктор! Чёртов победитель из нашей дурацкой шарады. Но каким удивлением его перекосило от мысли, что он вдруг задержан как наркодилер! Кто бы мог подумать... включая в этот список и его самого. Зато нам остаётся тихо радоваться, ибо как это оказывается кстати, и как это оказывается удачно: он же теперь весь в нашей власти, и никуда теперь уже не денется, будет как миленький сотрудничать. За возможное послабление".
  - Вам не кажется всё это очень вовремя произошедшим чудом? - вернул его к действительности Хогарт.
  - Очень вовремя - да! - согласился Олдрич. - Чудом? Нет! В этом городе есть полиция, и она работает. Дело свое делает. А если парень оказался банальным наркодилером, так ему прямая дорога в тюрьму. Что здесь необычно?
  - В общем, - кивнул Хогарт, - вы - правы! Но есть маленькая проблема с частностями. Вот в них и зарыта большая и очень грязная собака.
  - Собака?
  - Именно - подтвердил Хогарт. - Грязная собака.
  - Может, объясните неподготовленному человеку, почему - грязная, и к какой породе это существо относится?
  - Видите ли, в чём дело... - задумчиво посмотрел Хогарт. - Дело именно в слове "наркодилер". Вот именно оно в этой истории лишнее. Будь парень простым наркошей, никаких проблем: таких здесь пруд пруди.
  Хогарт снова посмотрел на Олдрича так, словно тот был стеклянным, а где-то за ним висело табло с какой-то важной информацией.
  А вот с дилерами... - продолжил, выдержав задумчивую паузу, - крупными дилерами, если верить этой заметке, вот тут совсем другая история. - Теперь он уже очень внимательно посмотрел не мимо, а именно в глаза Олдрича. - Будь он таким, я бы уже давно знал о нём всё. Давно, это значит очень-очень задолго до всей этой истории, потому что все более-менее крупные персонажи висят у нас в конторе на особой доске. Да, мы не можем их засадить, потому что для этого не хватает улик, и любой судья выгонит нас с таким багажом к чертям собачьим. Но всё, что касается информации о более-менее крупных поставщиках всякой дряни, вот тут мы знаем о них очень и очень неплохо, поверьте. И ещё один момент: в этом бизнесе невозможно стать крупным враз, и из ничего. Так просто не бывает. Нужно пройти длинный путь, в середине которого, как минимум, любой соискатель высокого звания оказывается на нашей стене, со всеми подробностями его жития в этом бренном мире. Так вот, сэр, о нём я никогда и ничего не слышал.
  - Может, он просто оказался настолько умён и изворотлив, что ваши информаторы его откровенно проморгали?
  - Не буду утверждать, что это не так! - усмешливо согласился Хогарт. - Но позволю себе очень сильно усомниться, что такое в принципе возможно. К тому же в деле есть один весьма большой подводный булыжник, о который уверенно споткнётся ваша гипотеза: парня арестовывали не за наркоту, а за намерение взорвать станцию подземки.
  - Чего взорвать?! - не поверил ушам Олдрич.
  - Некто получил данные... - терпеливо проговорил Хогарт, - уж не знаю, как он их получил, но охране уверенно сообщил, что некий же террорист имеет при себе взрывчатку, и намеревается разнести одну из станций подземки к чертям собачьим. К тому же информатор дал чёткое описание злоумышленника. Охрана, кстати, чуть в штаны не наложила от перспективы быть взорванной вместе со всеми остальными. Они его и не пристрелили, скорее всего, не из гуманности, а из боязни случайно попасть в эту чёртову бомбу.
  - Подождите! - воспротивился Олдрич. - Вы меня совсем запутали! Так что при нём нашли, бомбу или наркотики?
  - Полфунта чистого героина!
  - А это много, или мало?
  - Это очень много. Настолько, что я не верю в подобную глупость, совершенную, по всем параметрам очень неглупым парнем. Я с ним разговаривал - он очень неглуп.
  - То есть вы считаете, его кто-то подставил?
  - Несомненно! - кивнул Хогарт, в упор поглядев на Олдрича. - И вот этот кто-то меня очень и очень интересует. Главным образом потому, что я хотел бы знать, откуда эти полфунта взялись, ибо на дороге такое количество никогда не валялось, и никогда валяться не будет.
  "А вот это - не моя проблема!". - Возвращаясь к снимку, холодно подумал Олдрич. - "Это ты суетись, ищи, выслеживай. А моё дело радоваться тому, что парень теперь на крючке, и никуда уже от нас не денется, и сдаст нам своего знакомого со всеми потрохами. Или не сдаст? Нет - сдаст. Чтобы вернуться к прежней спокойной жизни - сдаст. Все сдают, и он не хуже других".
  Олдрич ещё раз вгляделся в лицо на снимке, потом скользнул взглядом по бравым полицейским, явно успевшим отойти от пережитого шока, и уже собрался бросить газету на стол, когда глаз вдруг зацепил образ, явно откуда-то знакомый.
  "Подожди, а это что за морда из-за спины бравого копа выглядывает? Нет, я не силён в распознавании лиц, но что-то он сильно смахивает на одного из ребят, представленных Директором на тех снимках. И не эта ли физиономия была тем самым информатором? Тогда ясно, откуда взялись интересующие Хогарта полфунта. Только вот про это я ему не скажу... ради его же безопасности. Тут, если он до сути докопается, можно быть стопроцентно уверенным - одним лишь отпечатком вражьей руки, на его ещё не оправившейся морде, точно не обойдётся".
   - Что с ним теперь будет? - взглянул на Хогарта.
   - С кем?
   - Нашим внезапным наркодилером.
   - А что с ним может быть? - недобро усмехнулся тот. - В любом случае, он угодил в такой переплёт, что том с его делом будет очень пухлый, и ему из той бухгалтерии просто так выбраться не удастся. Если только не начнёт сдавать всё и вся. Но и в этом случае надежды парня на гражданство практически уже свелись к нулю. Сейчас он в полицейском участке, и с ним работают мои люди. Дальше всё пойдёт по процедуре: задержание, следствие, суд, и долгая отсидка. Сомневаюсь, что он отделается залогом. Во-первых, не настолько богат, во-вторых, слишком уж вовремя попал.
   - Насчёт богат - не знаю... - криво усмехнулся Олдрич. - Насчёт вовремя - да, вполне согласен. Впрочем, так или иначе, но это подарок судьбы...
   - У которой есть конкретное имя! - продолжил за него Хогарт. - И мне очень хочется его знать. Профессиональный такой, знаете ли, интерес.
   - Интерес? - удивился Олдрич. - В нашей ситуации? Зачем, если всё и так складывается более чем удачно!
   - Видите ли, в чём дело... - пожевал губами Хогарт. - Если он действительно преступник, то его место в тюрьме. Если он не совершал ничего предосудительного, в тюрьме ему не место. К тому же есть и ещё одно "если"... если кто-то его подставил, то в тюрьме должен быть тот, кто подставил, хотя бы потому, что полфунта он где-то же взял. Я, между прочим, сотрудник организации, охраняющей закон, который должен соблюдаться незыблемо. Я не слишком длинную лекцию прочитал?
  - Вполне нормальную! - согласился Олдрич. - Но у меня немного, как бы это потактичнее выразиться, немного другое представление о правильном, и неправильном, когда речь идёт о безопасности целой нации. Дело, которым мы с вами занимаемся, настолько важно, что судьба этого человека меня сейчас действительно интересует меньше всего остального, свалившегося на нашу голову.
   - По крайней мере - честно! - кивнул Хогарт. - Хорошо! Оставим это до лучших времён. Тем более что вряд ли это чудо в нашем деле будет последним. Не удивлюсь, если произойдёт ещё парочка невероятных совпадений.
   - Так что нам теперь известно об этом типе? - перевёл Олдрич разговор на безопасную тему.
   - Да то же самое, что и раньше! Единственная разница - теперь вы можете опрашивать его когда угодно, и сколько угодно. Хотите, доставлю прямо сюда?
   - Н-нет! - сразу же воспротивился Олдрич. - Вы его ведь допросили?
   - Разумеется.
   - И, разумеется, он ничего не сказал.
   - Откуда вы...
   - От вас. Вы сами только что рассказали. А ещё вы однажды сказали, что русские народ упёртый.
   - Сказал. И могу это повторить.
   - Зачем? - недовольно скривился Олдрич. - Так вот, если мы не сумеем его немного размягчить, какой смысл терять время на разговоры? По большому счёту, нужен нам не он, а его приятель. А о приятеле он не сказал ничего нового, так?
   - Так.
   - Значит, у нас есть две линии поиска: приятель номер один, на которого надо бросить все силы именно сейчас, и приятель номер два, который от нас ближайшие годы никуда не денется.
   - Логично! - признал Хогарт.
   - Поэтому, я думаю, не надо мешать процедуре наказания виновного. Стоит лишь проследить, чтобы она была неспешная. И ещё одно... не стоит расходовать деньги налогоплательщика на его перевозку с места на место. Вы поняли?
   - Разумеется! - усмехнулся Хогарт. - В Нью-Йорке есть очень хорошее место. На острове. И ездить далеко не надо.
   - Прекрасно! - одобрил Олдрич. - Прекрасно, когда судьба сводит в работе с настоящими профессионалами. Сколько времени экономишь на отсутствии ненужных разговоров.
  - Рад, что вы оценили! - в тон ответил Хогарт.
  - Вы это заслужили! - серьёзно проговорил Олдрич. - Однако вернёмся к нашим делам... как ведёт себя жена этого "наркобарона"?
  - Она ещё не в курсе событий, так что пока неизвестно, но, думаю, реакция будет очень бурной.
  - Я не совсем о том... как вы думаете, ей что-то известно об этом деле?
  - Пока не разговаривал с ней, так что определённо сказать не могу.
  - Ясно... Впрочем, это всё второстепенно, главная наша задача - неуловимый Павел, и его фантастический самолёт...
  - Наши люди в Вашингтоне с ног сбиваются, отыскивая его берлогу.
  - В Вашингтоне? - Олдрич не сразу понял, о чём Хогарт.
  - Да! - подтвердил тот. - Оттуда он последний раз выходил на связь. Мы прочесали всё, что могли - никаких зацепок. Но ведь не мог же он бесследно раствориться, тем более что, по нашим данным территорию страны он ещё не покидал.
  - А-а! - неопределённо проговорил Олдрич.
  Только сейчас он сообразил, что Хогарт не обладает всей полнотой информации, известной ему самому. Так бывает, если долго работаешь в тесном кругу людей имеющих общий доступ к данным. Хогарт к этому кругу не принадлежал, и теперь Олдрич был даже рад, что не успел рассказать о приключениях бравых котиков на далёком пляже.
  "Вот пусть и дальше пребывает в счастливом неведении! - искоса поглядывая на Хогарта, решил он. - Зачем расслабляться? Если клоуны из Лэнгли окажутся правы, то у его парней ещё будет возможность проявить себя в поиске неуловимой личности. Хотя я в это не верю в принципе - в операциях такой сложности судьба одного человека ничего не значит, и никто этого Виктора спасать не явится. Испытания видимо, проведены, аппарат ушёл с территории страны, и сгинул где-то в глубинах Атлантики. Неясно, как именно, может быть и не сгинул, но возвращать его сюда никто не будет. Это ж по определению - прототип. Разберут, изучат, посмотрят, что надо доработать, и вот уже потом... Чёрт, даже не хочется думать, что будет потом!".
  - Так вы считаете, что он всё-таки выйдет на связь? - спросил он Хогарта после недолгого молчания.
  - Выйдет! - убеждённо проговорил тот. - И тому есть масса причин.
  - Например?
  - Начнём с того, что эти ребята друг друга хорошо знают. Давно знают.
  - И как вы пришли к такому выводу?
  - Ну, то, что они устроили в ресторанчике, это, на самом деле, не показатель. - Уверенно проговорил Хогарт. - А вот то, что искомый персонаж упорно звонит малознакомому человеку, и сообщает о месте своего пребывания, в прямо противоположном направлении от истинного, это - показатель. Старательно при этом засвечиваясь, чтобы мы каждый раз точно знали где он находится, и каждый раз за ним опаздывали. Он не своего приятеля информирует, он нам сообщает. От гнезда уводит. Значит, этот человек ему ценен. И этот человек теперь в тюрьме. И это настолько шито белым порошком, не из ваших ли случайно кладовых, что я и не верю ни в какую случайность. Но я верю, что он к этому человеку вернётся.
  - Порошок? - изумился Олдрич.
  - Нет! - ехидно посмотрел Хогарт. - Тот, кого вы ищите.
  - Чтобы прямиком оказаться в ваших лапах? - в тон ему произнёс Олдрич. - Вы думаете, надо быть серьёзным мыслителем, чтобы легко провести такую параллель?
  Нет! - качнул головой Хогарт. - Не нужно быть мыслителем. И я бы тоже так подумал, но меня разубедил именно тот спектакль: гражданские люди такое в ресторанах не откалывают. А их армейские, есть у меня такие сведения, не спрашивайте - откуда, своих не бросают. Он и не бросил: изо всех сил нас от него уводит. На чём оба и погорели. Так что, спектакль ещё не кончился, и этот парень в нашем городе ещё объявится, попомните мои слова.
  
  ПАВЕЛ
  
  Ему было плохо. Настолько, что жить не хотелось. Ни в этой вселенной, ни в той, куда его затягивало мутной волной какой-то мрачной гадости, поднятой вихрем осколков вдребезги разбитой реальности. В них было всё, что он любил, и всё, что люто ненавидел. И было это в каком-то дичайшем смешении нереалистичных видений.
  В серое вещество, именуемое почему-то мозгом, ввинчивалось стойкое ощущение, что его, вместе с измученным телом, разнесло к чёртовой матери на кусочки, и отправило по огромной вселенной, о которой он раньше и представления не имел. Да и сейчас видел её не всю, а лишь отрывочно, огромными кусками мозаики, в которой было такое, что и вспоминать не хотелось, и забывать было нельзя.
  Там снова была проклятая скала, возвышавшаяся за спиной монументом всей группе, и те же босоногие духи, яро рвущиеся в драку за свою землю. Там был Флегма прущий вперёд за своих ребят, и Витька, льющий из бездонной фляжки эликсир на измученные куски его тела. А ещё там был этот - Сан, чтоб ему, Саныч, уверенно выдирающий из него кишки. Все до единой. Он медленно наматывал их на измазанную кровью руку, и, с садистской улыбкой, довольно принюхивался к свежему, ещё дымящемуся, бутору.
  Павел смотрел на его довольную рожу, и никак не мог понять, чего так могло понравиться сволочи в их говённом запахе. И тихо поражался полному отсутствию хоть какой-нибудь боли. Ну, хоть самой завалящей. И своей, совершенно невозможной, умиротворённости, со спокойствием лягушки, распятой на предметном стекле, наблюдавшей хамское свинство этого гада.
  Ему и в голову не приходило собрать в кулак остатки разваливающегося на куски тела, и набить твари нюх так, чтобы он, скотина, не принюхивался к чужому дерьму. И это было страшно потому, что Павел не мог припомнить за собой такого, чтобы смотреть, и - не отвечать. Всегда было иначе. Всегда было так, что даже не он, а само тело реагировало быстрее его же мозгов. Просто брало обидчика за горло, или грудки, или что там попадалось под руку в первую очередь, и - припечатывало, отпечатывало, укладывало пластом, когда мозг ещё сомневался, стоит ли вот именно так, и не стоит ли как-то вот чуть помягче? Не война всё-таки.
  "Не война!". - Равнодушно наблюдал он свои развешанные в пространстве внутренности. - "Всё-таки не война, но зачем он это делает? Нет, что-то здесь не так, что-то я вижу не то... и реагирую не так... неправильно я реагирую. Его, скота, удавить вот прямо сейчас, а по моей вселенной, как дерьмо по большой кадушке, расплывается блаженство, помноженное на спокойствие. Что происходит? Чем он меня накачал? И как с этим быть? Может, нехрена смотреть на этого дурака, и прямо с места рвануть отсюда на максимальном форсаже? Да крылышком остреньким гада зашибить? В самом деле, чего он ко мне пристал, лыбится и лыбится, как последняя скотина над куском бифштекса. Я ему что - тварь подопытная, раз он меня на части разбирает? По всей каюте ведь разложил. А я не хочу по всей, я хочу в клубок, и к чёрту отсюда. А этот - козёл! Или Архар? Флегма, дай ему в морду. Витька, утопи его в спирте, пусть обожрётся, и сдохнет с перепоя.
  Стойте, ребята. Стойте! Куда вы? Не уходите! Не уходите, плохо мне - сдохну я без вас. А этот урод... отвали, сказал... руку, сказал, верни. Я те что, животное подопытное? Верни, сволочь, руку, я тебя ею удавлю, скотина!".
  Краем ещё не полностью ушедшего сознания он понимал, что всё это лишь бред, и по определению не может быть хоть какой-то реальностью. Но ведь и реальностью оно ж тоже было, Павел это ощущал... реально ощущал. Только никак не мог отличить одно от другого.
  А бред всё носил и носил его по бесконечной вселенной. Долго, нудно и противно. И нереальный Саныч при этом всё время как-то странно искривлялся, менялся, обретая совершенно невозможные черты, перетекая в невозможные образы так, что Павел не успевал понять, куда и как его, чёрта, уносило. И уносило ли на самом деле? Ну, потому что не может человек так меняться в естественной среде. Не дано ему такое средой. Да и четвергом не дано тоже. Но вот же, вот же - он снова обрёл иной лик, и это Павел видел собственными глазами, жестоко намотанными на указательный палец изгаляющейся сволочи!
  В этот момент он вдруг в полной мере осознал, что не может в реальности видеть глазами, намотанными на чей-то палец, и с этого момента начал понимать, что ничего такого с ним в реальности не происходит. Что это всего лишь бред воспалённого вещества, медленно перетекающего из серой, в коричневую, противно воняющую, субстанцию.
  "О, как всё хреново!". - Осознавал он. - "Ох, какой бред лезет! И я в нём плаваю... как в проруби... ой, как я плаваю... и как мне становится хорошо! В самом деле, чего это я так разнервничался? Всё же хорошо - и куски вон уже не дымятся, и ничего не болит, и этот... скотина... в нормальный облик вернулся. Всё хорошо, всё по теме, всё - по темечку, и куда-то поплыло... в края далёкие. За речку. За Стикс. Всё хорошо...".
  Когда он снова увидел белый свет, то не смог даже и вспомнить толком, что с ним было вот совсем недавно. Вроде бы Саныч в чём-то там копался, вроде бы оно имело какое-то отношение к нему. Но вот какое именно, и с какого именно бока... вот этого он вспомнить никак не мог.
  А сейчас тупо смотрел на лицо человека, внимательно его разглядывавшего, и честно пытался сообразить, это ещё что за тип, и откуда он здесь взялся? Смотрел с трудом, потому что фокус всё время расплывался, и пухлая мордочка, с очень добрыми глазами, так и норовила размазаться по всему подносу.
  "Свет мой яблочко... - с большим трудом ловил аморфный образ. - Скажи! Да всю правду... нет, ты скажи, какого хрена тебе надо, и почему ты всё время бултыхаешься, как в проруби. А ну - стоять! Я твой фейс рассмотреть хочу. Ты не Сан Саныч. Ты кто-то другой. Но ты - Саныч. Я тя, сволочь, нутром чую. Но ты же не Саныч. А кто ж ты тогда? Да перестань ты расплываться, как конфета на жаре! Стой, тебе говорю!".
  И тот, словно послушавшись, вдруг сформировался во вполне удобоваримый образ, и застыл в нём прямо напротив Павла. Теперь это был вполне себе такой пухловатый пижон, небольшого роста, в медицинском халате, режущим глаз невероятной белизной ткани. Почти лысый, очень доброжелательный, но ухватистый в смысле жесткости коротких пальчиков, уверенно ощупывавших Павла.
  - Вам-то от меня чего надо? - неприязненно поинтересовался обретший голос Павел.
  - Всего лишь хочу знать, как вы себя чувствуете? - спокойно ответил тот.
  - И для этого меня надо как девушку щупать? - прежним тоном буркнул Павел. - И вообще, кто вы такой?
  - Мне необходимо посмотреть ваши реакции. - Не принял вызова пухлый. - И кроме того именно я сейчас отвечаю за ваше здоровье. То есть, как вы, наверное, догадались, я ваш лечащий врач. А зовут меня Филип Филиппович.
  "Ну - да! - чуть не подавился от возмущения Павел. - А я, значит, Шарик, Полиграф Полиграфович. В звании повышенный. Был просто обезьяной, теперь стал перспективной собакой, медленно преображаемой в человека. Что ты мне чушь несёшь, Филипыч? Все вы тут Полиграф Полиграфычи - детекторы лжи, мать ваша... в кустах с хворостиной караулит. Но откуда я тебя всё-таки знаю? Морду точно ни разу не видел, и фигуру навскидку не помню, а ощущение такое... впрочем, хрен с тобой, мне с тобой детей не растить, и водку на брудершафт не пить. Хочешь быть литературным - будь им, меня это не колышет".
  - А где Сан Саныч? - поинтересовался отстранённо, просто чтобы хоть что-то сказать.
  - Ему пришлось срочно отбыть. - Не дрогнув голосом, проинформировал Гимер. - Какие-то проблемы, служебного характера. Да и не может он себе позволить три недели безделья.
  - Какой он заняты... - машинально начал Павел, тут же споткнувшись на завершении фразы. - Постойте! Да я только что сюда явился, какие к дьяволу три недели? Что вы мне вкручиваете?
  - Я вам, юноша, ничего не вкручиваю, поскольку не хирург, а всего лишь терапевт. - Спокойно ответил Гимер. - Кстати, можете не сомневаться в моём умении подсчитывать суточные дежурства - за них идёт повышенная зарплата.
  - А! - согласился Павел. - Ну - да. Зарплата, это серьёзно. Только я, почему-то вам не верю. Я себе верю, а прибыл я...
  - Ну, так все доказательства у вас на лице! - не дал ему закончить Гимер. - Проверьте, и - согласитесь.
  - А что с моей рожей не так? - изумился Павел, ощупывая неожиданно мягкое лицо. - Это чего, это борода, что ли? Или - шерсть? - испугался теперь уже всерьёз.
  - Почему шерсть? - не понял смысла Гимер. - Нормальная борода. Немного клокатая. Но обыкновенная расчёска, думаю, легко приведёт её в порядок.
  Фу, сволочь! - облегчённо выдохнул Павел. - Да не вы... не вы. Это когда ж она, сволочь, отрасти-то успела?
  - Ну, так вы ж только что прибыли. - Не удержался от сарказма Гимер.
  - Ладно - сдаюсь! - проверяя длину волос ещё и на голове, проворчал Павел. - Такую гриву за пару часов не отрастишь. Что со мной было?
  - Всего лишь последствия долгого общения с той штукой, что красуется на вашем запястье.
  Павел скосил глаз, увидел, что генератор всё ещё на месте, хотя был уверен, что именно ради этой штуки его и заманили на яхту. Ну, чтобы решить проблему раз и навсегда.
  "А не получилось!". - Подумал с удовольствием. - "Наверное, главного и выдернули на ковёр, чтобы взгреть за халтурную работу. И чего эта железяка так ко мне прикипела? Особенный я, что ли. Как клещ присосалась, не оторвёшь. Хотя я и не против: со всех сторон хорошо, и средство транспортное, и страховка жизни... до поры, пока задачу по изъятию не решат. И не грохнут меня к чертям собачьим, за ненадобностью. А что если дать ему по уху, и рвануть отсюда к чертям, вот прямо с места, и в карьер... алмазы добывать. Только одеться сначала. А во что? Они ж с меня даже трусы содрали, чтобы не бегал далеко. И халата не дали - лежу как голый манекен, из частей собранный, на ладан дышащий. Хотя уже - нет. И дыхание нормальное, и руки сильны, и ноги копытами стучать готовы. Вполне можно - копытом в пятак, шмотьё с него содрать... Нет, шмотьё не пойдёт: округлый поросёнок мне до плеча хрен достанет. А костюм у него вряд ли резиновый".
  Павел резко сел на кушетке, и только сейчас рассмотрел, что по-прежнему находится в той же каюте, где ел армейскую похлёбку, так непредсказуемо накатившую по ослабленным мозгам. Единственным новым предметом здесь была как раз эта кушетка, совсем вот не похожая на больничную койку.
  - Я так и буду сидеть голым? - неприязненно поинтересовался у пухлого.
  - Сначала я осмотрю вас, проверю реакции... кстати, вы не могли бы для начала пару раз присесть, а потом немного попрыгать?
  Павел внимательно посмотрел на него, соображая, он серьёзно, или откровенно прикалывается? Решил, что не - не прикалывается. Тогда присел раз, второй, третий, четвёртый. Встал, и внимательно посмотрел на врача.
  - Что-то не так? - тут же спросил Гимер.
  - Много чего не так! - недобро усмехнулся Павел.
  - А именно?
  - Три недели, говорите?
  - Да!
  - В постели?
  - Да.
  - Не вставая?
  - Да.
  - Вы, действительно считаете, что я полный идиот?
  - Да, как вам сказать...
  - Да так и скажите! - чётко выговаривая слова, предложил Павел. - Или просто объясните, почему я сам встал. Без посторонней помощи... так сказать. А ещё вприсядку почти сплясал. После болезни. После трёх лежачих недель. Доктор, так не бывает. Так в нормальной жизни просто не бывает. Знаю, на себе это испытал.
  - Где? - коротко спросил Гимер.
  - В госпитале.
  - Каком?
  - Нормальном.
  - Вот именно! - веско проговорил Гимер. - Нормальном. У нас здесь другие условия, и медицина немного другая. Кстати, я не верю, что вы настолько глупы, чтобы этого не заметить.
  - Ну, так что, мне - прыгать? - легко сдался Павел, ибо понимал: правда, неправда, а ничего другого пухлый всё равно же не скажет. Так и чего его теперь пытать?
  - Сделайте одолжение. - Кивнул Гимер.
  Павел взбрыкнул раз, чуть не упершись в потолок, второй, третий.
  - Достаточно! - остановил Гимер. - Теперь можете одеваться: ваша одежда на журнальном столике. Мы привели её в божеский вид.
  - Через вошебойку пропустили? - не удержался Павел от издёвки.
  - Нет! - усмехнулся Гимер. - У нас другие методы. Более эффективные.
  - А-а! - прошлёпал Павел босыми ногами через всю каюту к журнальному столику. - Заначку мою тоже пропустили через ваши методы? С концами, разумеется?
  - Ну, зачем же так жестоко? - в тон ответил Гимер. - Заначка - дело святое: и валюту, и гигиену, и всё остальное вы найдёте под одеждой. И должен вам сказать, что валюта успела немного прибавить в весе. Мне велели передать, что это своего рода компенсация за понесённые вами неудобства. Выплата по больничному листу, так сказать.
  Павел взял одежду, заглянул под неё, оценил величину компенсации, и та ему очень не понравилась.
  - Доктор? - прямо с одеждой в руках, обернулся он. - Вы знаете поговорку, что иногда деньги слишком дорого стоят?
  - Н-е-ет! - удивлённо протянул Гимер.
  - А я - знаю! - неприветливо продолжил Павел. - Хорошо её усвоил. И, на всякий случай, хотел бы сообщить, что как-то не помню, чтоб когда-нибудь в вашу контору нанимался. Судя же по добавке, вы, наверное, решили, что я давно у вас в штате числюсь. В общем, этот номер не пролезет - забирайте своё, оставьте моё, и разойдёмся мирным договором, без взаимных обязательств. И помните, я хоть и не котик, но гулять привык сам по себе. По крайней мере, до тех пор, пока всерьёз не прижмёт. А когда прижмёт, тогда и будем посмотреть... вот тогда и будем... посмотреть, тогда, будем... па-сма-тре-ть...
  Нет, у него не заело пластинку, и машинальное повторение не было мозговым сбоем. Всё оказалось гораздо хуже, потому что именно в этот момент взгляд упал на другой край стола, где стопкой лежала пресса. И упёрся в одну из фотографий, случайно оказавшуюся на развороте газеты. Снимок был по репортажному скуден, и совершенно не художественен, но Витькину морду он мог легко выхватить из любой картинки. Даже очень скудной. Заголовок тоже охватил... одним взглядом.
  "Д-а-а! - внутренне напрягся, всё ещё пытаясь осознать глубину случившегося. - Как я ни крутился, как не изгалялся, а эти скоты до него всё-таки докопались. Витька - наркоторговец! Совсем охренели ребята-демократы. Совсем охренели! И что теперь? Вот что теперь делать? Мне делать. Эти ж меня просто так не отпустят. А те просто к нему не пустят, а если выловят, то не отпустят с ещё большей радостью, чем эти. Когда я до них всё-таки доберусь. А я доберусь. Но сейчас на пути стоит вот этот, пухлый. И если он тут один, помеха небольшая - подвину, и обойду. Железка на мне, значит, всё равно уйду. По воздуху. Но Витька наркоторговец? Пусть они этот анекдот кому-то другому рассказывают. Мне-то ясно, Витька им нахрен не нужен. Им нужен я, а он всего лишь наживка. Хотя, если называть вещи своими именами, им нужна штука, присосавшаяся к моему запястью. Только они пока об этом не знают. И никогда не узнают. Но Витьке же с того легче не станет - они ж его залобанят на веки вечные, даже если и меня повяжут. То есть, получается, у нас обоих и выхода другого, кроме как оторваться на форсаже, нет. И не будет.
  А как оторваться, если я ни сном, ни духом, куда его упрятали? Не под домашний же арест. Мне теперь что, в наглую явиться к этому, с вломленной мордой, и поинтересоваться, куда ты, сволочь, друга упрятал? Так он в обморок от счастья завалится. Тогда - как? Через Катьку? Она должна знать, куда его упрятали. Но ведь и они знают, что я знаю, что она знает... и - ждут, когда я к ней припрусь. Моя фоторожа давно размножена, и тоже ждёт, когда я появлюсь, и как только, так - сразу. Под белы руки, и в соседнюю камеру.
  Не, так не пойдёт... и даже не поедет. Я пока не знаю, как оно поедет, но точно знаю, что первым делом отсюда надо свалить на хорошем ускорении. Пока вот этот, пухлый, не придумал ещё какую-нибудь пакость. Медицина у них другая... Верю, потому и не доверяю: какую-нибудь пшикалку в морду сунет, и долго потом буду цветное счастье в радужных облаках, и в наручниках, ловить!".
  Он на всякий случай оценил расстояние до Филипыча, и решил, что сокращать его не надо: давно был в курсе, что такое специальная подготовка, и какие она творит чудеса с неатлетическими мужичками.
  - Да! - продолжил прерванный разговор. Я - не котик, и не собака, чтобы надо мной опыты ставить, без моего согласия. И, кстати, о деньгах: точную сумму я не помню, так что вы уж сами отсчитайте, сколько туда подсунули, и забудем это недоразумение.
  Гимер нарочито внимательно оглядел его с головы до ног, мгновение помолчал, и, сделав неопределённый жест, сообщил:
  - Не помню, говорил ли я вам, что это не оплата, а компенсация, не предполагающая с вашей стороны никаких обязательств. Я это говорил?
  - Да! - честно признал Павел.
  - Хорошо! - кивнул Гимер. - Теперь, что касается самого вопроса. Опыты мы над вами не ставили. Насколько мне сообщили, вы сами в это дело влезли, причинив серьёзный вред своему здоровью. Мы вас вернули к нормальному состоянию, и теперь лично у меня претензий к вашему здоровью нет. Следовательно, моя работа на этом закончена. Что касается Сан Саныча, то он на ваш счёт инструкций не оставлял, поэтому вам лучше связаться с ним по своим каналам. Надеюсь, они у вас есть?
  - А как же! - не моргнув глазом, подтвердил Павел. - Прямо в самое ближайшее время и встретимся. Кстати! - он театрально посмотрел на "часы". - Я уже, вроде как, и опаздываю. Извините, Филип Филипыч, но мне действительно пора. Сан Саныч ждёт.
  - Конечно-конечно! - легко согласился Гимер. - Я вас не задерживаю.
  "Удачи тебе, мальчик! - добавил про себя, наблюдая, как быстро и уверенно собирается Павел. - Она, кажется, очень понадобится, хотя я и не знаю, что именно ты задумал. Но - догадываюсь, ишь как личико-то на "случайную" газетёнку перекосило. Ты только не горячись, и хорошо обдумывай свои глупые поступки. Сейчас твоё слабое место - голова, с ещё неокрепшими мозгами. Всё остальное будет служить долго и надёжно, я ж не зря с тобой эти три недели возился. Ты ж теперь почти супермен, с богатырским здоровьем, о котором и представления иметь не будешь, считая, что оно всё вот так и было всегда. Не было, мальчик. Тебе лишь казалось, что бешенные тренировки на пользу здоровью идут. Не идут. И никогда не шли, просто давали кратковременный эффект, быстро сжигая ресурс, выданный телу на весь срок жизни. Я его восстановил, и добавил ещё немного. Бессмертным ты, конечно, не станешь, но здоровым и крепким будешь до конца. Удачи тебе мальчик. Ты только не горячись".
  - Ну что ж, Филипп Филипыч! - закончив приготовления, внимательно глянул Павел, всё ещё ожидая какого-нибудь подвоха. - Давайте прощаться, раз уж вы ко мне претензий не имеете.
  - Ну, что ж, юноша! - спокойно ответил Гимер. - Надеюсь, и вы ко мне не в претензии. Вас проводить, или сами дорогу найдёте?
  Что-то в этом напутствии Павлу очень не понравилось. Он не понял, что именно, но чётко ощутил в словах доктора какой-то подкол. Почти явный, хотя и совершенно неуловимый.
  "Ладно! - подумал, ещё раз сердито оглядев собеседника. - Живи. Подкол, не подкол, а мне реально не до твоих намёков. И не до Саныча, которого сейчас и близко видеть не хочу. Да и не сейчас - тоже не рвусь. С яхты надо делать ноги. Срочно".
  - Дорогу помню! - заявил, насколько мог, непринуждённо. - Всего доброго, Филипп Филипыч.
  - Удачи вам, юноша! - вежливо проговорил Гимер. - Думаю, она очень понадобится.
  Павел остановился в дверях, долго и внимательно посмотрел на стоявшего посреди комнаты пухленького медика, кивнул, очень недобро, и быстро вышел.
  
  ОЛДРИЧ
  
  - Сколько времени прошло! - теперь уже Хогарт стоял у окна, безразлично оглядывая прелести центрального парка. - Сколько времени, а наш парень так и не вылез из своей норы. Почему он до сих пор из неё не вылез?
  - Может, вы просто ошиблись в расчётах? - чуть насмешливо поинтересовался Олдрич, вспомнивший, что Хогарт не был в курсе событий, произошедших на проклятом острове.
  - Может быть... - согласился Хогарт. - И если это так, значит, наша приманка действительно не имеет к нему никакого отношения. А жаль: я бы очень хотел ещё раз посмотреть этому парню в глаза... и упечь его очень-очень-очень надолго. За наглость.
  - Похоже, у вас до сих пор не прошёл болевой синдром. - Прежним тоном посочувствовал Олдрич.
  - Скорее - психологический! - тяжело вздохнул Хогарт. - У нас не принято так нагло вести себя с агентами ФБР, у нас принято их слушаться. Но, знаете, сэр, главное, если уж быть до конца честным, в другом. Я всё-таки профессионал, и до сих пор был о себе очень высокого мнения. - Он бросил бесполезное созерцание парка, и круто развернулся в сторону Олдрича. - До сих пор - был. А тут вдруг мои логические построения, все, заметьте, незатейливо улетают под хвост бродячему псу. И парень, тот, что сидит у нас, в деле явно замешан, я это нутром чую, и парень тот, что где-то бегает, просто обязан был прийти ему на выручку. Я это тоже чувствую. Подождите! - остановил он Олдрича, собравшегося что-то возразить. - Я понимаю, это звучит глупо... в координатах нашего менталитета. Да и шансов у него сделать хоть что-то, ноль абсолютный, это же и полному идиоту ясно. Но он всё равно должен был хотя бы попытаться что-то предпринять. Не-не-не, ни о каком штурме тюрьмы, ни о каких попытках устроить побег и речи не идёт, это даже для сумасшедших русских было бы слишком дико. Но предпринять хоть какие-то шаги он был просто обязан. Хотя бы сочувствие жене высказать, предложить какую-нибудь помощь, ну, или что-то ещё в том же духе. А он просто исчез, и никак себя не проявляет. Нет, что-то я в этом деле упускаю, или неправильно воспринимаю.
  - А вы уверены, что парня здесь нет? - теперь уже серьёзно проговорил Олдрич, понимая, что времени действительно прошло много, и многое за эти недели могло измениться. - Может он уже где-то рядом, и просто ожидает выгодного момента, чтобы, в самом деле, устроить какую-нибудь пакость? А вы просто об этом и не догадываетесь.
  - Вполне возможно! - не стал возражать Хогарт. - Город большой, нор, в которых можно укрыться, здесь такое количество, что и вспоминать не хочется. Но проблема в том, что этот тип не появляется именно там, где должен был появиться. По всем расчётам - должен. А его там нет: мои люди отслеживают ключевые точки. И всё совершенно без толка. Понимаете? Без малейшего толка.
  Хогарт действительно сделал всё, что было в силах, распределив людей по ключевым местам. Дав всем твёрдое указание не предпринимать никаких действий в отношении подозреваемого, если тот всё-таки объявится в поле зрения. Инструкция требовала лишь наблюдения, и сбора информации, полностью исключая хоть какую-нибудь самодеятельность.
  Он понимал, если всё рассчитал верно, то беспокоиться не о чем: парень будет упорно ходить вокруг приманки именно в том случае, если не ощутит опасности лично для себя. Тем самым давая ему, Хогарту, возможность сбора массива информации, необходимой для выявления вражеской сети, раскинутой по городу.
  "Искомый тип был просто обязан засветиться поблизости от жены своего друга. - Ещё раз прошёлся Хогарт по выстроенной им логической цепочке. - Обязан, если он реальный друг. А если до сих пор не объявился поблизости, значит, я был не прав насчёт их дружбы? Выходит - так. Тогда нашему сидельцу реально не повезло: из ямы, в которую его завалили, выбраться уже не получится - система так построена, что отбиться невозможно. Разве что пойти на сделку, и сдать нам своего приятеля. Тогда его шансы резко повысятся. В таком деле - особенно резко. Если через него удастся выйти не то, чтобы на тот самолёт, в который я всё равно не верю, а хотя бы на кого-то из агентурной сети. Вот тогда бы он получил серьёзные перспективы на радужное будущее.
  И он это хорошо понимает. Но всё равно стоит на своём, как вкопанный: встретились абсолютно случайно. Земляком оказался. А потом ещё и выяснилось, что служили в одной части, только в разное время. Ну, и напились, вспоминая общих знакомых, и кое-кого из командиров. Не добрым словом, естественно. Вот и не удержались в рамках приличия. А больше - никаких общих дел.
  Он вещал это, глядя на меня невинными, широко распахнутыми глазами, старательно делая вид, что и сам верит своей ахинее. И я старательно делал то же самое, поддакивая, и сочувствуя его нелёгкой доле. Обещая выяснить, что произошло на самом деле, и помочь его освобождению, объяснив, разумеется, что дело это очень непростое, и потребует какого-то времени. А он делал вид, что верит мне, и я так до конца и не понял, кто кого в тот раз переиграл. Впрочем, теперь это уже и не важно, и тогда и теперь важно лишь, чтобы в пределах досягаемости появился его приятель. Вот над чем надо думать, и чего всерьёз добиваться".
  Действительно, каждый раз, встречаясь с Виктором, Хогарт из кожи лез, изображая доброго следователя, пекущегося только о незаконно попранных интересах. Много повидав на своём веку, он безошибочно стал определять, на кого достаточно просто рыкнуть, чтобы сразу добиться результата, кого необходимо слегка размягчить, и только потом рыкнуть, а с кем придётся играть в долгую, без гарантированного результата. Новый подопечный явно относился к тем, против кого надо выстраивать сложные конструкции, чтобы в результате задавить его сопротивление со всех сторон. В парне чувствовался стержень, который вот просто так, если идти в лобовую, сломать не удастся. И это тоже говорило в пользу уверенности Хогарта, что связка между двумя фигурантами имеется на самом деле.
  Разумеется, ему не очень нравилась вся эта полу-наркотически взрывчатая история, разыгранная в метро, и, при случае, он бы с удовольствием пообщался с её инициаторами... в допросной комнате. Но вот сейчас он был всем им, или ему, очень благодарен именно за возможность действовать неторопясь, обдуманно, и уверенно.
  "Главное, чтобы мои олухи не проморгали его напарника, и не дали ему в панику удариться. Почему я уверен, что он всё-таки вернётся? Ведь я же в этом уверен. Вот этот вот, что смотрит на меня немного свысока. Вот он сомневается, а я - нет. Хотя, если честно... ну, в общем, и я уже готов в панику удариться. Если всё провалится, мне припомнят и режим наибольшего благоприятствования "опасному" сидельцу, и лично мной пробитые посещения для его жены, в неограниченном количестве, и очень, моими же стараниями, смягчённый режим содержания. И много чего ещё попадёт в графу прегрешений, включая усиленное наблюдение за гнездом этих террористов.
  И кому тогда будет интересна моя уверенность, что только это даёт нам шанс, в конце концов, нарезать торт на нашем праздничном столе. Вот когда праздник всё-таки наступает, вот тогда именно причастным будет к нему не протолкнуться: непричастные всех по сторонам раскидают. Да ещё и притопчут, чтоб под ногами не мешались. А я не хочу быть затоптанным, я хочу и впредь уважать себя за профессионализм, на который до сих пор не жаловался. И сейчас всё это упирается в одного лишь человека, в мнимого Павла, который то ли есть, то ли нет, и который нужен мне вот именно здесь, именно сейчас, и буквально позарез!".
  Была ли то ирония судьбы, или просто совпадение, но в этот момент в кабинет буквально влетел его помощник, с изумлением округлёнными глазами, и громким шепотом сообщил:
  - Сэр! Наш фигурант звонит жене подозреваемого!
  - Кому звонит? - не сразу включился, только и мечтавший об этом, Хогарт.
  - Жене! - отчаянно прошипел помощник, шокированный его реакцией.
  - Чёрт!!! - невольно вскинулся Хогарт.
  А в следующее мгновение они с Олдричем одновременно проскочили неширокую дверь кабинета, при этом даже не зацепив друг друга.
  Разговор уже шёл вовсю, и им пришлось на ходу встраиваться в нить, чтобы хоть что-то понять сейчас, а всё остальное вычерпывать после, из сохранённой записи.
  Но, чем дальше оба слушали, тем больше убеждались, что вычерпывать из этой кучи было особо и нечего: один собеседник интересовался, что произошло с его случайным знакомым, а его собеседница отчаянно жаловалась на свою горькую долю. А ещё доказывала, что муж - кристально честный человек, и просто не мог совершить всех тех ужасов, которые ему приписывает молва.
  А потом мужчина, которого сотрудники точно идентифицировали именно как Павла, стал интересоваться, может ли он чем-то помочь Виктору. Интересоваться всего лишь из простой вежливости, Хогарт был готов в том поклясться, поскольку дальше речь зашла о залоге, который в такой ситуации был абсолютно нереален. И это было ясно всем, включая тех, кто с интересом слушал само обсуждение.
  Тогда, вполне естественно, всплыла идея нанять хорошего адвоката, на что женщина ответила радостным согласием, но потом как-то сникла, вспомнив, что у неё нет финансов на хорошего, а дешевый вряд ли сможет решить это дело. На что тот, кого называли Павлом, сказал, что для него это не сложно, и он в состоянии решить проблему самостоятельно.
  И опять Хогарт был готов поклясться, что этот бандит даже и не собирается никого нанимать. Причём он и сам не понимал своей уверенности, потому что всё, о чём шла речь, было обыденной процедурой, которую, в подобной ситуации, должен пройти каждый. Но вот было в голосе обещающего немедленную помощь что-то такое, очень похожее на совершеннейшее безразличие к теме, что и давало Хогарту эту уверенность.
  Он уже не особо обращал внимание на благодарности женщины, и согласие принять любую помощь, ибо, опять же, это было само собой разумеющимся поведением. Как не обратил его и на то, что объявившемуся доброхоту понадобится ровно два дня, чтобы всё как надо устроить.
  "А почему ровно два? - внутренне вдруг напрягся он. - Нет, это почти реально. И это вполне можно было бы пропустить мимо ушей... если б не просьба сообщить обо всём нашему сидельцу. И в таком случае, это больше похоже на элементарную передачу какой-то информации. Какой? Ясно, что ровно через два дня он будет готов к каким-то событиям. Или - событию. Какому. Устроить побег? Откуда? За два дня побег не организуешь даже из самой завалящей тюрьмы, расположившейся где-нибудь в захудалом штате. А из той, где сидит её муж, побег в принципе невозможен. И вряд ли этот хитрющий тип настолько глуп, чтобы не понимать элементарные вещи. Нет, он явно пытается сообщить ему о чём-то другом. И надо...".
  Что именно надо, додумать Хогарт не успел, потому что оператор объявил, что засечено расположение телефона, с которого идёт разговор.
  - Сэр! - сдавленно проинформировал он. - Таксофон находится в Центральном Парке. Примерно в трёхстах метрах от этого дома.
  - Где?! - не поверил ушам Хогарт. - В центральном Парке? Белым днём?! Да эта сволочь просто обнаглела! Всех, кто под руками, немедленно туда. Прочесать всё, закрыть точку со всех сторон. И проследите, чтобы никто, в том числе и посетители, ни о чём не подозревали. Первого же, кто устроит хоть какую-нибудь панику, уволю к чёртовой матери! Ну, чего смотрите - вперёд!
  Этаж мгновенно опустел, с него буквально сдуло всех, кто не был занят обслуживанием аппаратуры. Зато через пару минут народа в парке значительно прибавилось. А на этаже к ним присоединилась ещё и пара наблюдателей, с большими морскими биноклями.
  - Он или дурак... - отслеживая движение своих людей, проговорил Хогарт. - Или ощущает себя в полной безопасности.
  - Или откровенный наглец. - Поддержал Олдрич, тоже высматривая точку, к которой устремились новоявленные посетители. - Или я вообще отказываюсь понимать, что происходит. Средь белого дня он не может рассчитывать на помощь этого своего чудо-самолёта. Не отважатся они его применять в таких условиях. А иным путём уйти оттуда незамеченным даже Гудини было бы очень сложно.
  Хогарт оторвался от бинокля, и долго посмотрел на Олдрича.
  - Гудини? - переспросил задумчиво. - А вот об этом я не подумал. А вот это начинает меня серьёзно пугать. Наш тип наверняка знает, что мы где-то совсем рядом. - Он непроизвольно потрогал давно заживший нос. - И, тем не менее, белым днём идёт на такой контакт. Значит, у него-таки припрятан козырь в рукаве, потому, что подобную наглость позволить себе можно лишь надёжно обеспечив тыл. Не, не найдут они его. Сто против одного - не найдут.
  - Откуда такая уверенность? - поинтересовался Олдрич, не отрываясь от наблюдения.
  - Простая логика! - усмехнулся Хогарт. - Парень наглеет, парень идёт на грани фола... но ведь это не первый раз. И не второй. И в который раз он от нас всё равно уходит. Или мы что-то неправильно рассчитываем, или он всё просчитывает лучше нас.
  - Или у него лучше подготовлена команда... - пробормотал себе под нос Олдрич.
  - Может быть! - согласился Хогарт. - Но до сих пор никаких признаков этой команды мы даже и близко не обнаружили. То есть, вообще - никаких.
  Дальше они наблюдали уже молча, думая каждый о своём. Разумеется, таксофон отсюда виден не был, да и передвижения их людей угадывалось лишь приблизительно, и если уж называть вещи своими именами, пользы от морских биноклей тоже не было никакой. Но сидеть вот просто так, ничего не делая, было уже психологически сложно, а бегать со всеми остальными по дорожкам парка обоим как-то тоже не хотелось. Поэтому они просто наблюдали, чтобы хоть чем-то себя занять в условиях, когда иного выбора у обоих, в общем-то, и не было.
  Наконец, видимые признаки суеты внизу потихоньку улеглись, доклада об успешном завершении операции не последовало, и Хогарт победно глянул на Олдрича.
  - Вот сейчас старший группы явится с докладом... - с невесёлой усмешкой проговорил он, - и сообщит, что никаких признаков нашего Гудини поблизости не оказалось. А самого его не оказалось даже в отдалении.
  - Чёрт! - кивнул Олдрич. - Мне это уже начинает надоедать. Эта сволочь просто издевается над нами. Я даже начинаю подозревать, что именно это и является его главной целью - издеваться над нами. Вы не поверите, я и про этот его чёртов самолёт, главную цель наших поисков, начинаю забывать, так мне хочется взять скотину за шиворот, и посмотреть ему в глаза... перед тем, как выбить из него всё дерьмо. Всё без остатка.
  - С точки зрения закона,- усмехнулся Хогарт, - желание сомнительное! Но если неофициально, я бы его с удовольствием поддержал. А вот и наш поисковик! - указал подбородком на вошедшего в кабинет человека. - Я так понял, вы явились ни с чем?
  - Да, сэр! - уныло подтвердил тот. - Хотя по таксофону вопросов нет: звонили именно с него...
  - И? - поторопил зависшего сотрудника Хогарт. - Парень успел уйти до вашего появления? Вы просто упустили его? Или - что? Что ещё?
  - Видите ли, сэр... - замялся тот. - Именно этот таксофон попадает в сектор наблюдения одной из камер слежения...
  - Ну! - почему-то внутренне холодея, поторопил Хогарт.
  - Сэр, последние сорок минут им никто не пользовался. Вообще - никто.
  - Это точно? - невольно переспросил Хогарт, хотя и так всё уже понимал. - Ошибка исключена?
  - Да, сэр, я лично проверял.
  "Чёрт знает что! - выругался про себя Хогарт. - Если он сказал что проверял, значит, так оно и есть. И если сказал, что звонили именно с него, это тоже - так и есть. Но разговор закончился не более двадцати минут назад, и это тоже - так и есть. Бермудский треугольник, чёрт бы его побрал! Треугольник, где всё сущее исчезает в неизвестности. Как он мог это устроить? Несложно предположить, что с помощью внедрения туда какой-то аппаратуры. Вряд ли как-нибудь иначе. Вряд ли иначе. Но всё в этом мире оставляет следы. Всё оставляет".
  - Сэр! - обратился он к Олдричу. - Если я правильно информирован, связь, это основное поле вашей деятельности?
  - Почти! - ответил тот уклончиво.
  - Но вы в состоянии представить, как можно звонить по телефону, не подходя к нему даже близко?
  - Могу! - согласился Олдрич. - Для этого нужно всего лишь внедрить туда кое-какое, не самое, между прочим простое, оборудование. Иначе фокус не получится.
  - И это оборудование сейчас должно быть там?
  - Думаю, вряд ли кто-то сможет демонтировать его, не подходя к аппарату. Так что, скорее всего оно ещё там.
  Хогарт глянул на помощника, и тот молча вышел из кабинета.
  - Он принесёт весь таксофон, или только дополнительное оборудование? - саркастически поинтересовался Олдрич.
  - Вы думаете, этот парень большой специалист по электронным жучкам? - в тон ответил Хогарт. - Смею предположить, через несколько минут весь аппарат будет здесь, и у вас появится замечательная возможность преподать всем нам урок в этой области знаний. А заодно и выяснить, кем эта штука произведена, а уж кто к ней прикасался, и оставил внутри свои пальчики, с этим мы как-нибудь и сами справимся.
  Когда в кабинет внесли большой ящик, с дырчатым силуэтом телефонной трубки на боку, Олдрич молча кивнул в его сторону одному из своих сотрудников, и тот сразу же принялся за дело. Остальные ждали результата. Техник копался долго, аккуратно раскладывая извлечённые детали по всему столу. А когда извлёк последнюю, виновато посмотрел на Олдрича, при этом едва заметно качнув головой.
  - Вы уверены, Джек? - для верности уточнил Олдрич.
  - Да, сэр! - подтвердил тот. - Нет даже признаков установки чего-то дополнительного. Стандартная схема, не более.
  - Похоже, нас опять оставили в дураках. - Тяжело вздохнул Олдрич. - Который уже, между прочим, раз. Вы не находите, что это становится просто неприличным?
  - Нахожу! - согласился Хогарт. - Но проблема в другом - я не нахожу выхода из неприличной ситуации. Этот парень или супермен, потому что откровенно демонстрирует превосходство над нами, или просто наглый везунчик. И то, и другое - плохая стратегия: тот, кто показывает своё превосходство, неизбежно спотыкается на этом действии, в какой-то момент, совершая фатальную ошибку. Да и наглое везение, рано или поздно, тоже кончается... фатально оно кончается. Знаете, сэр, до сих пор я не очень верил в ваши... - он чуть замялся, подбирая адекватное определение, - ваши, наверное, всё-таки россказни, о возможностях этого типа. А сейчас я, кажется, начинаю в них верить. И это даёт мне новый уровень понимания проблемы. Абсолютно новый. И новый подход к принципам её решения.
  - А именно? - удивлённо посмотрел Олдрич.
  - Это сложно объяснить... - замялся Хогарт. - Но я начинаю понимать, что стандартные приёмы в этом деле уже не работают, и надо придумывать что-то иное, что-то необычное, что-то не вписывающееся...
  - Куда не вписывающееся? - переспросил Олдрич, так и не дождавшийся завершения фразы.
  - В стандарты нашей демократии! - неожиданно даже для себя, жёстко ответил Хогарт.
  - А именно? - теперь уже озадачено, повторил Олдрич вопрос.
  - Отныне я чётко вижу, это враг, которого надо уничтожить! - твёрдо проговорил Хогарт. - Не смотря ни на что! И наши законы на него не распространяются. Не достоин он их защиты.
  - Рад, что вы, наконец, это осознали! - облегчённо кивнул Олдрич, немного даже напуганный остротой реакции. - Надеюсь, ваши люди это тоже осознали?
  - Если нет - сузил глаза Хогарт, - я им разъясню, очень подробно, будьте уверены.
  
  
  ПАВЕЛ
  
  С самого начала он прекрасно осознавал, что всё это было авантюрой очень низкого пошиба. Осознавал, но поделать уже ничего не мог - звёзды расположились так, как расположились. И других вариантов не оставили: нужно было идти, и совать голову в зубастую пасть хорошо отработанной системы. Той, что почти уже сожрала Витьку.
  Удирая с яхты, знал: придётся изобрести что-то из ряда вон, и вытащить друга из ямы, в которую сам же его и загнал. Да - не со зла, да - по глупости, но ведь загнал же. И понимая, другого выхода всё равно нет, ещё малодушно рассчитывал, что удастся проделать это как-нибудь совсем по-тихому. С минимальными потерями, и без особого риска для всех. Особенно - для Витьки. Да и себя - тоже. И честно в это верил. Подходя к побережью звёздно-полосатых ребят, устроивших подлую заваруху, ещё верил.
  А вот уже там, издалека глянув на него, как-то неожиданно осознал вдруг величину континента, силу власти, держащей его, и понял: так не бывает. В одиночку противостоять такой банде даже пытаться может лишь откровенный идиот. А он не откровенный идиот, а идиот в целом квадрате. Шутки всё-таки кончились, и началось не детское развлечение на крохотной палубе авианосца, где он был единственным экземпляром на эшафоте их интереса. И, наконец, полностью осознал, что вот здесь, и сейчас, он пока ещё один. Идиот.
  Но вот уже завтра, прямо с утра, всё резко изменится. Уже изменилось - теперь они с Витькой в более жёсткой связке, чем даже тогда - за речкой. Тогда они были на равных, и держали спину друг другу. Сейчас всё поменялось: друг беспомощно висит над пропастью, на волоске его, Павла, совести. И если волосок оборвётся, то остатки его, Павла, совести навсегда задавят шею. Его, Павла, шею. И это будет справедливый конец, ибо за посевом всегда приходит жатва, безжалостно пожинающая то, что сам ты в этом мире и посеял.
  Вот тогда он решил, что время, на самом деле, ещё есть. Аж целых несколько часов, потому что пока вокруг ночь, в городе ему делать всё равно нечего. А подумать, что и как дальше делать, в обстановке пока ещё спокойной, даже идиоту было бы совсем неплохо.
  И тупо высадился на узкую полоску светлого песка, с которой начиналось вражеское побережье. А потом долго, и с трудом, давил свербевшую под не стрижеными волосами мысль о целой куче времени, зря теряемого здесь.
  Витька сидит, и неизвестно сколько ещё те самые, его упаковавшие, готовы тянуть бесконечную паузу. Или всем уже давно всё надоело, и они вот прямо сейчас пустят его прямо на безвозвратный фарш. Нет, умом понимал - какой фарш, какая пауза, да они наверняка готовы ждать его годами. Почти наверняка. Они. Он - нет. Потому что там же Витька!
  В действительности это были лишь эмоции, и их приходилось трудно выметать, чтобы не мешали прокачивать ситуацию, в которой оказались все, завязанные в теме. Со всех сторон, доступных воображению, прокачивать. И было их, сторон этих, так много, что буйной головой легко можно свихнуться.
  Нормальный человек устроен так, что не рвётся в драку просто так. Просто так устроила природа, наделившая его инстинктами. Многими инстинктами. Но именно с тем, который, отвечая за самосохранение, более-менее надёжно сберегает жизнь, нормальный человек спорить любит меньше всего.
  "Только иногда бывает, и спорить не хочется, и деваться всё равно некуда". - Задумчиво просеивал он сквозь пальцы мелкий песок. - "Да и лирика всё это. Высокий стиль для самоуспокоения. Я, мол, обязан, я, мол, герой. Смотри на себя и любуйся своей правильностью. Тогда вроде, и помирать легче будет. Высокий стиль...
  Но вот куда ж от него, собаки, денешься, если всё на самом деле так: продашь друга - продашь себя, превратившись в образину, на которую потом и в зеркало смотреть не захочешь. Повеситься будет легче, чем каждый день о собственной подлости вспоминать. Да, ладно, с чего это меня вдруг на лирику проняло? Всё ж ясно, как две копейки. Страшно? Страшно. Пока был один, нихрена не страшно: авось как-нибудь да вылезу. А не вылезу, так и понять этого не успею: миг, и... И - всё. Нет тебя, и в зеркало смотреть некому. Не на кого в зеркало смотреть. А вот когда не один, вот тогда...
  Вот тогда - да! И к чёрту поэзию, когда проза за горло держит! Не мы такие - жизнь такая. Вот ею и будем заниматься. Страхи страхами, а нос гадам утереть надо. Грязной тряпкой. Чтобы, скоты, выше лба его не задирали".
  В том, что противник будет мёртвой хваткой держать Витьку за горло, Павел не сомневался, ибо отлично понимал, не Витька им нужен, а он сам. Как сом, которого выуживают на лакомую приманку. А приманку оберегают лишь до момента, пока выдернутый сом не начнёт хватать жабрами воздух. Потом выбрасывают, за ненадобностью. И этот вариант его совсем не устраивал.
  Его много чего не устраивало, только он пока не знал как разрулить затор на этой реке проблем. Ещё тогда, наткнувшись взглядом на фото, он быстро ухватил лишь одно - друг в беде. А как его выхватить, да чтоб не обжечь, и не обжечься, вот этого он и в пути продумать не успел, уж больно высокой была скорость перемещения впритирку к воде, да в чужом пространстве.
  Нет, понимал - единственный вариант, как-то прокрутить своё главное преимущество, нагло уведённое у Саныча из под носа. В наглую же выхватив друга из-за забора. Только всё это хорошо в теории, там, где на бумаге нет оврагов. В жизни с ними как-то всегда сложнее бывает.
  "Первый овраг: где его держат?". - Улёгся тогда Павел на ещё тёплый песок. - "Как это узнать? Через жену, как же ещё. Ладно, проползли первый. Тогда вот тебе второй: а как к ней подползти? Они ж не только трубу слушают, они ж и за ней должны плотно присматривать. Не присматривают? Да иди ты... лесом, оврагами. Попробуй, ввались на её крылечко, мигом выяснишь, от какой толпы интересных ребят тут же срываться придётся. Чёрт меня дёрнул их тогда от Витьки уводить, и чёрт меня, придурка хренова, дернул, откуда не надо звонить.
  Ладно, проехали: всё равно уже ничего не изменишь - что есть, то есть. Хорошо, на Катьку я, даст бог, вырулю, и - узнаю. Что дальше? Ввалиться в тюрьму, набить морду охранникам, и уйти через крышу?
  А чего, неплохая идея, если тюряга на десяток персон. А если - на пару тысяч? Пока камеру отыщешь, в блин превратишься - охрана к грязному полу с удовольствием притопчет. Не вариант. Что ещё? Не, ну более вразумлённое что-нибудь есть? Установить связь, поговорить по телефону... или что-нибудь глупее? Да глупых всегда навалом, умного бы найти, да спросить, что делать?
  Ладно, давай сначала. Подход к Катьке. Я сегодня не такой как вчера. Я сегодня лохматый, и бородатый, значит, есть небольшое преимущество, ибо фотоморда издалека читаться будет по-другому. Теперь - шмотьё. Лучше бы поменять прикид, но это ж и время, и деньги. И сразу не скажешь, что из них важнее. Только вот надо ли образ менять, если там по улицам такие разноцветные стаи бродят, хоть святых выноси. И, на самом деле, всё это мелочёвка в моём ребусе с оврагами. Самый здоровущий из всех оврагов, это он - Витька. Собственной непростой персоной. Он же из любого положения умеет выкручиваться, и ему почти всегда везёт. А вдруг Шустрый с этими козлами уже наладил приемлемый контакт? Он же пройдоха, я знаю. За три... не, ну может две недели, кое-что можно успеть. И сдав меня, он ничем не рискует, и я ничем не рискую: как завалился в этот гадюшник, так и свалю отсюда весь, без остатка. А он может спокойно продавать меня со всеми потрохами: ущерба - ноль. И ему - ноль... и мне... ноль... и...".
  Вот тут он остановился, потому что как-то неожиданно для себя вдруг понял вещь очевидную настолько, что и сам поразился, как вообще мог додуматься до этого ноля.
  "А он знает? Нет, ты спроси себя, дурень лохматый, что он о нём знает? Обо мне, то есть. А то и есть, что я ему вообще о себе нынешнем ничего же не сказал. Ноль! Ему вроде как во благо. Нет, во благо - однозначно. Но! Он же и не догадывается, что мне всё, что он им там ни наболтает, по барабану. А это круто меняет весь расклад: не сдаст он меня, вот в чём теперь проблема. Сдал бы, и всё б может и наладилось. У него. А так - нет.
  Но - всё равно... всё равно! Не могу я рисковать. У него на кону гражданство сытой страны, устоявшаяся семейная гавань. Всё налажено, всё в ажуре. Было. А может, если сумел подсуетиться, да наобещать что-нибудь такое-этакое, ещё и будет. Всё нормально будет. И тут вдруг я, весь такой в белом и с крылышками, серафим с мечом, обрубающий последнюю надежду обосноваться в благословенной стране. Хрен с горы, которого не звали. Один раз в яму усадил, а второй раз сам же в ней и закопаю. Не сдал он меня, это точно. И я не могу сдать его, это тоже - точнее некуда. Значит, надо как-то выяснить, что надо, и как - надо.
  Может, на свидание к нему напроситься? Обсудить все детали, ознакомиться с персоналиями. Особенно с той персоналией, которой в харю неаккуратно заехал. Ой, рад он будет меня именно там увидеть. Ой, рад! И возить далеко не надо - прямо в соседнюю камеру и упакуют, для удобства общения.
  В общем, хочешь, не хочешь, а на Катьку выходить придётся. Как бы она, от неожиданности, не заорала. Или ещё какой-нибудь скандал не устроила, право-то имеет: это я, между прочим, катком по её хрустальной жизни прокатился. Ещё и рожу, за все дела, набить может. Как же на неё выйти, чтобы топтунов не переполошить? Пасут ведь её, козлы. С места не сойти - пасут".
  Он ещё долго лежал, прокручивая, прокачивая, и отсекая всё, что казалось лишним. А лишнего набиралось много. Так много, что временами становилось по-настоящему страшно и от обилия, и от непонимания, лишнее ли оно на самом деле.
  Потом вдруг осознал, что вконец заигрался, и время даже не поджимает, а уже пинает во все места сразу. И что вот ещё немного, и придётся-таки отодвигать работу как минимум на сутки, потому что тупо не успеет затемно добраться до пригорода.
  Поднялся, отряхнул штаны, чтобы не пачкать любимое кресло, потянулся, разминая мышцы, ещё раз посмотрел на океан, где вон там, вдалеке, ещё болталась та самая яхта, круто развернулся, и встал на крыло.
  Дал прощальный вираж, чтобы посмотреть, сколько внизу осталось свидетелей. Понял, что это глупость, ибо нормальные люди ночью спят, и лёг на курс, чтобы вскорости оказаться в дальнем пригороде Нью-Йорка.
  До места добрался без приключений: раннее утро, народ, оккупируя общественный транспорт, ни на кого внимания не обращает, потому как, не выспавшиеся ещё мозги в это время у всех чем-то совсем другим заняты. Тут уж среди них хоть в костюме динозавра шастай - никто и глазом не поведёт.
  Часам к семи вышел на исходную, и принялся околачиваться неподалёку от Витькиного дома. Не слишком приближаясь, чтобы в топтунов не упереться, но и не отдаляясь, чтобы Катькин выход не пропустить. Потом сместился к той самой лавочке, на которой первый раз топтунов срисовал, и угнездился более основательно, ибо время уже полноценно лезло на полдень. Причём влезло на него довольно-таки основательно, а шевелений на крыльце по-прежнему не просматривалось.
  И вот тогда Павел встал перед серьёзной проблемой, потому, что Катька была просто обязана отчалить из дома ну максимум в девятом часу, это он запомнил ещё с первого визита. Но вот же - и обед на нос заполз, а её духу и близко нет.
  "И что теперь?". - Старательно изображая обычного бездельника, размышлял Павел. - "Все мои, такие красивые расчёты, летят к этим самым... в общем далеко они летят. Может, в наглую, и - напрямую? Постучать, и спросить, какого чёрта на работу не спешишь?
  А кто сказал, что она вообще дома? Может давно уже из соседней камеры на мужа любуется? Может, обоих уже и химией накачали, чтобы главную тайну, им неведомую, вытянуть? Демократично так накачали. Со знанием дела. А что потом с ними будет, кому какое дело. Кроме меня. И это плохо, потому что тогда мне придётся здесь надолго зависнуть. До тех пор, пока не узнаю, кому они этим обязаны, и кому именно я буду обязан за обоих. И это плохо, потому что плохо кончится для всех.
  Хотя - нет, моя совесть ещё пару-троечку жмуров как-нибудь переживёт, ничего ей не сделается. До сих пор не сдохла, и это как-нибудь перетрёт - не первые они будут ... но хорошо б они были и последние. И чтоб после никаких знакомых-родственников-друзей, даже на километр поблизости не было. Хватит. Раз я замазан, так нечего других мазать. И всё же - что дальше? Не в полицию же идти. Соседи? Ну, это всё равно, что - в полицию.
  А зачем туда вообще идти, если телефон есть? Выяснить, какой участок их обслуживает, и сообщить, что по адресу происходит что-то странное. Да просто настучать в девять с двумя палками, что там какие-то шумы происходят, крики слышны. Пусть разбираются. А мне только и останется, что издалека посмотреть, кто им откроет: она, или кто-то ещё? В любом случае, дом вряд ли пустует - они ведь точно ждут меня. Либо в доме, либо рядом. Вот тогда и станет кристально ясно, здесь она, или...".
  На продолжение мысли у него не хватило времени, потому что именно в этот момент на крыльцо вышла Катька, одетая не по-домашнему, деловито заперла дверь, и неторопливо пошла прямо в его сторону. А несколько секунд спустя в поле зрения объявился неприметный тип, старательно делавший вид, что просто так гуляет, и ничем вообще не интересуется.
  Расстояние до обоих было достаточное, чтобы успеть хорошенько рассмотреть топтуна, и, выйдя на параллельный курс, освободить им дорогу. А уже через пару минут сообразить, как именно подкатить так, чтобы у топтуна челюсть от изумления не отвисла. И помогла ему в этом сама Катька: она явно куда-то шла, но явно не очень торопилась. Это не было похоже на обычную прогулку, это было похоже на то, как человек с большим запасом времени идёт на какую-то встречу.
  "Например - со следователем". - двигаясь по другой стороне улицы, просчитывал варианты Павел. - "Чтобы немного успокоить нервы, продумать вариант поведения, ну и немного отвлечься от неприятных мыслей. Не торопясь. А пеших переходов здесь много. И у каждого светофор с ладошкой красной. И горит подолгу. Катенька, какая же ты умница, что вышла из дома с запасом. Этого мы сейчас объедем, а ты, главное, не ори от изумления, и не дёргайся, когда я подкачусь. И тогда всё будет замечательно... если будет".
  Она действительно оказалась большой умницей, даже ухом не повела, когда он, стоя на светофоре за её спиной, по-русски попросил, не оборачиваясь, выслушать, что он скажет.
  Потом красная ладошка потухла, и Катька отправилась дальше. Но на следующем переходе Павел оказался уже сбоку от неё, и они продолжили тихое обсуждение.
  Следующий переход она прошла одна, чтобы на очередном снова выслушать Павла, а потом рассказать всё, что он хотел знать. А ещё через светофор досказать то, что не успела в первый раз.
  Потом они разошлись: Катька продолжила путь, а Павел, с сожалением проводив взглядом изящную фигуру, притормозил у какой-то витрины, изображая жуткий интерес к её навороченному содержанию. Правда, содержаться там, если уж честно, было нечему: смутно крикливое шмотьё, увешанное знаменитыми лейблами, да ещё россыпь какой-то мелочёвки, в том же пафосном духе.
  "С секунды на секунду этот хрен с горы должен пропылить мимо". - Не поворачивая головы, держал он тротуар боковым зрением. - "Срисовал наше совещание, или всё-таки ушами прохлопал? Если срисовал, то, пожалуй, сейчас попытается меня за шкиру прихватить. Или копов на это заточит. Не, скорее всего, мечется в жутком диссонансе: за какой рыбкой чесать, той, что поизящнее, или что поновее? Изящная ведь никуда уже не денется, и так вся на наколках, а вот новая - совсем другая статья. Премиальная. Надбавки, поощрения от босса, и все прилагающиеся к этому делу плюшки. Если так, то мимо не прочешет. В крайнем случае, совсем недалеко. И тоже будет у какой-нибудь витрины хлеборезкой щёлкать: хороши ли там предложения, и не стоит ли всё это прикупить, вот прям щас.
  Ещё пять-шесть секунд, и если эта морда не скользнёт в боковом зрении, значит - срисовал, и у нас действительно начнутся взрослые забавы. Ему ж надо будет и меня вести, и своим насвистеть, что я - вот он, прямо тут, и прямо сейчас.
  И что тогда? Провал, и полная засветка? Да ну нахрен, какая засветка, когда и так давно уже - пенка во весь горшок! Я и так засвечен как хрен с горы, да ещё и верхом на метеоре. Чего он медлит? Может, просто развернуться, да навстречу пойти, и в харю ему заехать? Ну, чтобы душу отвести, так они мне все, скоты, осточертели. Я ж всё равно ничего не теряю: он достаточно видел, чтобы боссам о контакте насвистеть. Да и за Катьку они уже взялись, плотнее некуда. И что это всем нам даст? Да ничего особенного: встречаться с ней мне больше не надо, а всё, что надо, я ей уже сказал. И она мне всё, что надо, тоже рассказала. И осталась небольшая такая мелочь... ну, не такая уж небольшая. Скорее даже наоборот - огромная, даже ключевая, если трезво посмотреть. Но они-то этого не знают.
  А я вот пойду сейчас, и в самом деле накачу ему в харю, а потом на ускоренном темпе отвалю, пока он будет звёзды с неба хватать. Да и Катьку они не тронут, не она им нужна. И после моего звонка тронут вряд ли: нагонят топтунов, и будут ждать, когда я опять кому-нибудь накачу. Ну, так и с богом, пускай ждут до морковкиного заговенья. Так, где же ты, топтун убогий? Шевелись давай, или я в самом деле развернусь, и тогда уж не обижайся: не я такой - жизнь такая".
  Тот, словно услышав приказ, именно в этот момент, глядя далеко впереди себя, прошёл мимо, явно не собираясь даже притормаживать. Павел ждал, что будет дальше. А дальше не было ничего: топтун резво чесал вперёд, плотно занятый Катькиной спиной. И он, в самом деле, не придуривался - реально вёл объект, не смотря ни на что. И ни на кого.
  "Страна не пуганных!". - Глядя вслед, усмехнулся Павел, прикидывая как быть, и куда чесать в первую очередь. - "Ну, ладно - она. Ей чего озираться. Но этот - профессионал неумытый, должен же обстановку на контроле держать. Или - получил объект, и ни о чём больше не думай? Правильно, молодец - мне с тебя легче жить будет. Ладно, это лирика, а проза не настолько воздушна. Куда теперь? Если этот олух и дальше будет так чесать, то можно сесть на хвоста, и своими глазами посмотреть, как выглядит место, где скоро работать придётся".
  Он прошёл за топтуном с половину квартала, прежде чем окончательно пришёл в себя.
  "А тебя, дятла не пуганного, куда понесло? Вот на кой хрен на хвоста садиться: это ж не лес дремучий, чтобы без провожатого - никуда. Это ж город, где других путей навалом. Место я знаю, жёлтого ишака отловить - не проблема, только вот с адресацией проблема: нельзя же сказать таксёру, давай, мил друг, свози меня, на Рикерс к тюряге. Говорят, она прекрасна, глаз не оторвать. У него ж не глаз - оба от изумления на лоб полезут. Может и не настучит, куда следует, просто останется в изумлении ... но лучше на это не рассчитывать. Нет, тут нужен точный адрес какого-нибудь места, откуда проклятый островок будет лучше всего просматриваться. Как это выяснить? Да, в принципе, не так уж и сложно - где тут у них путеводителями торгуют?".
  Такси он поймал на удивление быстро, и они уже катили к парку, на берегу Ист-ривер, когда Павел вдруг сообразил, что было бы неплохо обзавестись хотя бы плохоньким биноклем. Или, на худой конец, какой-нибудь подзорной трубой. Всё-таки рекогносцировка предстояла серьёзная, с перспективой взятия Бастилии, и прочими героическими делами, а потому нужно более-менее точно знать, куда надо прыгать, а где лучше просто скакать.
  Выход искал недолго: хлопнул себя по лбу, и очень расстроено сообщил водиле, что забыл в отеле бинокль. Ну, ведь так старался, так старался ничего не упустить, и - на тебе!
  Водила, Павел был готов в этом поклясться, чему-то даже обрадовался, и начал рассказывать, что тут недалеко, надо только чуть отклониться от маршрута, есть очень хороший маркет. И если мистер пожелает обзавестись новым биноклем, то лучшего места ему не найти. Павел благосклонно покивал, мол, давай - вези, а сам подумал, чего это он так радуется? Лишние километры на счётчик, или есть ещё какая выгода? То, что именно выгода, видно было невооружённым глазом. Но насколько она могла оказаться невыгодна для самого Павла?
  Таксист, кровей явно арабских, вряд ли пойдёт на подвох с выбиванием кошелька у глупого туриста. Эти ребята привыкли торговать, и торговаться. Сдать полиции за приличное вознаграждение, да - ради бога. Только ведь морда Павла на всех углах ещё не светилась, и вряд ли светиться будет, не та контора им занимается, это он понимал хорошо.
  Машина тем временем свернула в какой-то подозрительный проулок, проскочила между железными фермами, дико прогрохотавшими над головой вагонами метро, потом вывернула куда-то, и, наконец, остановилась у внешне обычного магазина. Зато внутри он был настолько прекрасен ассортиментом, что у непривычного к такому изобилию человека, и крыша могла боком отъехать.
  Павел ходил среди полок, с которых можно взять всё, что душе угодно, и чувствовал тихую обозлённость на то, что вот же, живут люди, и ни в чём проблем не знают. А дома... за что ни хватись - хрен достанешь, а всё другое, так и вообще - погоди маленько!
  Десятка минут хватило, чтобы запастись впечатлениями, раздражением, и новеньким биноклем: небольшим, но достаточно мощным. Вернувшись в машину, он первым делом похвастался приобретением, и всю дорогу рассматривал бинокль, восхищаясь его достоинствами, видом, и техническим совершенством.
  На самом деле ему не хотелось вести беседу с водилой, явно уже наладившимся поговорить за жизнь, потому что и так было ясно, что жизнь у него паршивая, заработки падают, бензин дорожает, и было бы неплохо добыть где-нибудь жизнь лучшую. В общем - ничего нового: все и всегда ругают то, что имеют, не понимая на самом деле, что они на самом деле имеют.
  Когда подъезжали к месту, Павел снова ощутил диссонанс от увиденного, и опять заподозрил какой-то подвох потому, что общественный парк, он по определению должен быть там, где есть общественность. Здесь же за окном проплывал странный район, буквально забитый складами, помойками, маскирующимися под склады какой-то вшивоты, промышленными зонами, микроскопических размеров, и был начисто лишён хотя бы подобия нормальных жилых домов.
  Водила чувствовал себя уверенно и спокойно, сам Павел чувствовал себя тоже ненормально спокойно, но не очень уверенно, потому что спокойствие души не вязалось с тем, что видели глаза. И только когда среди всего этого "великолепия" цивилизации, прямо на стыке крайних улиц, в повороте образовалось нечто вроде входа на зелёный пятачок реального парка, он действительно понял: башку таксёру отворачивать не придётся - тот честно выполнил работу. И понял ещё, что найти здесь другое такси будет нереально, и что парня надо как угодно, но задержать на время, пока сам он будет изучать ситуацию.
  Он приготовился к долгим переговорам, уговорам, и прочей тягомотине, когда на предложение подождать, водила стал закатывать глаза, и говорить что время - деньги, и он не может стоять просто так. И что ему надо кормить семью...
  Приготовился... но передумал - достал пару сотен, положил перед водилой, сказал, что это половина компенсации за простой. Нормально? И что если он слишком задержится, то компенсация возрастёт до нужных размеров. И всё тут же утряслось: довольный таксёр весело сообщил, что будет ждать, сколько необходимо.
  "Вот и ладушки! - усмехнулся про себя Павел. - Вот и славно. Время - деньги, деньги решают всё... иногда. Но как вовремя мне эти ребята деньжонок подбросили. Очень вовремя. Как будто знали, что предстоит. Как будто знали... Нет, ну откуда им было знать? А ощущение всё равно такое. Ладно, хрен с ними: знали, не знали, сейчас не важно. Сейчас важен этот остров, со специфической архитектурой. Здоровый, зараза. Сколько в нём крестов понатыкано. Отсюда точно не определишь... не определишь. А ведь мне нужен вон тот блок, с места не сойти. И я почему-то точно знаю, что нужен именно он. Откуда я это знаю? Катька рассказала? Рассказала. Да только искать дорогу по рассказанному, дело гиблое, обязательно не туда припрёшься. Проверено.
  Как к нему подобраться? Стык ночи и утра - само собой. В это время все от усталости варёные, словно раки. Откуда подобраться? Да хоть отсюда. А лучше вон с того островка, что чуть ли не у ограды торчит. Кустов много, сооружений не вижу. По темноте добраться, осмотреть, дождаться времени.
  Как Витьку найти? Не ломиться же туда штурмом: обоих мясом задавят. Прогулки. Прогулки на открытых площадках. Бинокль есть. На крыше, думаю, камеры наблюдения натыканы вряд ли. Зачем им это? Это у нас: "шаг влево, шаг вправо - провокация, прыжок вверх - побег, стреляю без предупреждения". Значит, на крыше можно просидеть долго - туда вряд ли кто будет смотреть. Если только кто-то не припрётся саму крышу осмотреть. Устроить холмик, и можно торчать хоть неделю? Нет, это не лес. В нём-то клетчатое чучело мгновенно срисовало, а здесь любой смотритель сразу в панику ударится: сооружение-то специфическое. На площадке тоже не пристроишься, там каждый миллиметр на ногу притоптан. И ещё одна фанера над Парижем: даже если всё будет просто замечательно, как Витьку выдёргивать с площадки? Сесть рядом, ликвидировать аппарат, поставить Витьку за собой, создать аппарат... и - ходу?
  Получается гладко. В мечтах. А в жизни, как только я свалюсь в этой штуке, возможно даже и Витьку придётся в чувство приводить. А может и не придётся, парень он тренированный, хотя вот именно такого не ожидает. Зато все остальные наверняка площадку быстро освободят, и тогда главным будет на поносе не поскользнуться.
  Дальше... Охрана. Как долго она сможет пребывать в изумлении, и через какое время начнёт палить со всех стволов? Хорошо, если у них дробовики. А если М-16? Одной пули хватит, чтобы всё прахом пошло.
  И, наконец - третье. Сан, этот, мать его, Саныч. Пока он меня терпит. И терпит он меня, пока я не выставляю его хреновину на всеобщее... ага - обозрение. А тут я как забабахаю всем по харям, в особо извращённой... скандалище будет! Он меня сам потом к стенке пристроит. Без права на обжалование. И будет прав, если подумать. Только думать не хочется. В общем, куда ни кинь, везде - хреново.
  Тогда что? Ну, давай - думай! Время ещё есть. До завтрашнего обеда оно есть. Катька ждёт моего звонка после обеда. Время ещё есть. Целая ночь впереди. А потому - думай, думай! Впереди только ночь, а полдня уже не в счёт".
  Он долго присматривался к антуражу, планируя действия и так, и эдак, но каждый раз отбрасывая варианты, в лучшем случае, как запасные, если уж совсем не удастся придумать чего-то более-менее вразумительного.
  Наконец понял, что засиделся, и что, ещё немного, дыра в бюджете может стать неприлично большой. Уже идя на выход, где явным пупком в неприглядном антураже торчала жёлтая машина, вдруг понял, что именно надо делать. То есть, не совсем ещё в деталях, а лишь в общих чертах, хорошо отдавая себе отчёт, что чёрт, кроющийся в деталях, легко может всё порубить своим огромным топором. Но это уже был свет в конце тоннеля.
  Водила, ради такого случая получивший двойную надбавку, вообще просиял, и поинтересовался, надолго ли мистер приехал в их город? И что, если надо, он всегда может позвонить вот по этому номеру, и всегда может рассчитывать на немедленную помощь.
  Павел благодарно принял картонку, сказав, что месяца два - наверное, а около месяца - точно, и что сейчас ему надо бы опять заехать в тот магазин, потому что он всё-таки кое-что забыл прикупить.
  
  ГИМЕР
  
  Он долго ещё смотрел на дверь, захлопнувшуюся за мальчиком. Теперь уже ничего не надо было делать, но он всё равно стоял, и смотрел.
  А потом дверь отворилась, и в каюту вошёл Сан Саныч, и вслед за ним явился внешне абсолютно незнакомый тип. Кто это был на самом деле, Гимер знал, но он не знал, что тот делает на Земле, ибо был уверен, что Войндэн находится далеко отсюда.
  - Рад вас видеть в добром здравии. - Поприветствовал обоих нейтрально, ибо не определился ещё, стоит ли иронизировать в этой ситуации. - Надеюсь, выбрались, - склонил он голову в сторону Лэйндмэра, - и добрались, - приветственный кивок Войндэну, - без происшествий?
  - Не обижайтесь, друг мой! - примирительно сказал Войндэн. - Поверьте, у нас не было иного выхода.
  - Верю! - легко согласился Гимер. - Хотя и не ощущаю удовольствия от роли скомороха, именно мне выпавшей в этой истории.
  - Надеюсь, наш мальчик отбыл отсюда в правильном направлении? - вступил в разговор Лэйндмэр. - И, да, простите меня за тот небольшой обман, но поверьте, он действительно был необходим.
  - И вам - верю! - опять согласился Гимер. - А, кстати, не объясните, какое направление вы считаете правильным?
  - Строго на запад. К ближайшему материку.
  - Можете считать, нам повезло. - Усмехнулся Гимер. - Пока. Пока он движется именно в том направлении. Но я не могу дать гарантии, что мальчик остановится на достигнутом, и с разгона не проскочит дальше.
  - Вы думаете? - обеспокоился Лэйндмэр.
  - А вы на самом деле так плохо знаете своего подопечного? - вопросом на вопрос ответил Гимер. - Ведь он ваш подопечный? Давний подопечный. Или я ошибаюсь?
  - Нет! - подтвердил Лэйндмэр. - Не ошибаетесь. И именно в этом была главная проблема, вынудившая меня просить о вашем участии в этом деле.
  - Может, просветите, наконец, в чём она заключалась?
  - Собственно мы и собирались это сделать... - вместо него медленно проговорил Войндэн. - Но ваша фраза... вы действительно полагаете, что он может проскочить континент, и уйти дальше?
  - Нет, не считаю! - снова усмехнулся Гимер. - Но проблема в том, что мы совершенно не представляем, что и как на самом деле считает он. А опыт показывает, что у парня широкий круг интересов, при очень независимом характере. К тому же он крайне любознателен, хотя и не всегда логичен в своих устремлениях.
  - Да, это действительно проблема! - задумчиво проговорил Войндэн. - И это немного меняет наши планы. Да! Меняет. Извините!
  Гимер смотрел на них, и чувствовал даже какую-то жалость к обоим, потому что видел как неловко им на самом деле. Было ясно, что на парня у них какие-то виды, и что они действительно вынуждено задействовали самого Гимера в непростом эксперименте, который вряд ли вот прямо с самого начала пошёл не так, как должен был. То есть, сначала всё было нормально, и только после какого-то момента им пришлось резко менять условия проведения. Собственно оба и не скрывали, что так оно и есть, и что именно из-за этого держат самого Гимера в неведении. Но что там была за причина, и насколько она веская, он действительно не мог представить даже очень приблизительно.
  - Хорошо! - проговорил Гимер примиряюще. - Оставим это в стороне. Если так надо, то давайте и дальше будем действовать в прежнем русле. Я и в самом деле не знаю ничего, что связано с этим мальчиком... ведь именно это вам было нужно?
  - Да! - подтвердил Войндэн.
  - Хорошо! - повторил Гимер. - Теперь, скажите, что я должен делать прямо сейчас, а что - в ближайшем будущем?
  - То же самое, что и до сих пор! - облегчённо сказал Войндэн. - Опекать, не мешать, и не позволять ему сломать шею. Его шею.
  - Звучит неплохо! - согласился Гимер. - Но! В отличие от всего прочего благополучия, в деле шеи, его шеи, есть маленькая проблема: это будет очень сложно выполнить. Если только не посадить его на поводок. Или - на цепь. Такое решение вам подойдёт?
  - Не надо утрировать! - недовольно возразил Лэйндмэр. - Мальчик хоть и занозист, но достаточно разумен, если вы этого ещё не заметили.
  - Заметил! - легко согласился Гимер. - Но я не люблю получать невыполнимые задачи. К тому же он благополучно получил ваше распоряжение, ведь эта фотография была именно вашим распоряжением влезть в то, что на местном диалекте называется чистой авантюрой. И она вполне может закончиться плохо. Очень плохо. Для его шеи, которую вы требуете, заметьте, от меня требуете, сохранить любой ценой.
  "Вы же сами легко могли решить загруженную ему задачу". - Исподтишка отслеживал он реакцию Лэйндмэра. - "Могли. Но не стали. Послали его. Да, я сделал его здоровым, но я не делал его бронированным. А парень наверняка полезет под пули там, где можно было обойтись и без них. Вам обойтись. Без него. И вот это мне в странной истории совершенно непонятно. Мы давно работаем на этой планете, знаем о ней, и о них больше, чем они сами. И влиянием располагаем таким, которое никому, из сильных мира сего, даже в радужном сне не приснится. То есть проблема этого Виктора, если называть вещи своими именами, для вас обоих не является даже несерьёзной проблемой. Она ею вообще не является. И, тем не менее, вы сознательно послали мальчика под пули. Он ведь непременно полезет вытаскивать друга. Полезет, полезет, не сомневайтесь. А там очень много людей, вооружённых людей, которым всё это очень не понравится.
  Но почему вы это затеяли? Могу предположить, есть какая-то задача, с которой вы не можете справиться. Правда, мне не удаётся хотя бы близко представить ситуацию, с которой вы, то есть мы, не можем справиться. И с которой может справиться ваш подопытный. Он ведь подопытный, раз вы его используете, если уж называть вещи своими именами. И это серьёзно попахивает абсурдом, в котором я пока не могу разобраться.
  Мы ведь давно работаем здесь. Ещё с тех времён, когда по простоте душевной, проглядели начало катастрофы просвещённого общества, к тому времени на планете развившегося. Тогда мы верили, что глубокие познания сами по себе делают аборигенов высокодуховными, потому, что иначе же не бывает. Знания предполагают интеллект, интеллект предполагает духовное развитие, духовное развитие порождает глубокое познание мира, в котором существуешь. А глубокое познание даёт возможность жить в нём, не нанося вреда и себе, и миру, и тем, кто существует в нём рядом с тобой.
  Мы действительно были в этом уверены. Пока катастрофа всё-таки не разразилась. Её следы до сих пор остались в эпосе здешних народов, хорошо помнящих о виманах, небесном огне, воздушных колесницах, и божественном гневе, праведным огнём сметающем целые народы. И в самой их земле она до сих пор осталась стекловидными вкраплениями расплавленной почвы. В точках былых взрывов.
  Тогда аборигены уже достигли высочайшего технологического уровня. Но высочайшие познания так и не сделали образованных зверей, изо всех сил рвущихся к сытной кормушке, существами духовными. Знания дали им возможность легче отбирать всё, что нужно, у других. Таких же, образованных.
  С тех пор мы и начали работу по предохранению с трудом возрождавшейся популяции от новой катастрофы, до которой было ещё очень и очень далеко. Тогда было ещё далеко. Не сейчас.
  А сейчас мы плотно держим руку на пульсе, не проявляя своего присутствия, но жёстко контролируя ход событий. Через сильных мира сего держим. Не управляя, не настаивая, и не направляя - предохраняя от фатальных глупостей. А сильные мира сего, маниакально и постоянно, балансируют на грани потрясающей глупости, подлости и непомерных амбиций. Это очень трудный процесс - вразумление рвущегося к власти человека. Почти невозможный гуманными методами, которыми мы только и способны работать, потому что иные методы превратят нас в таких же - рвущихся, и топчущих.
  Разумеется, мы постоянно ищем тех, кто сам может прийти к нормальному пониманию сути мира, но задача эта сродни нерешаемым математическим построениям. При всей огромности популяции, нам с трудом удаётся отыскивать людей, способных рационально двигать прогресс, без риска уничтожения и себя, и всех остальных. А когда их удаётся всё-таки отыскать, устраиваем "случайности", вопреки всему выносящие этих людей на уровни принятия главных решений. Не так, чтобы это проходило легко, но и не так, чтобы оно проходило с огромным трудом, ибо всегда есть методы убеждения, достаточно гуманные, но очень и очень эффективные.
  И если уж нам удаётся такое, то вытащить какого-то мальчишку, сошку абсолютно мелкую, о которой никто даже и представления не имеет... разве это проблема? Не проблема. Но почему именно сейчас для моих коллег оно стало реальной проблемой? Настолько серьёзной, что им приходится и меня держать в полном неведении? Можно ли предположить, что Виктор из тех, кого надо продвигать? Нельзя, ибо он не из них, потому что работа с кандидатами начинается с раннего детства. Да и под раздачу попал исключительно благодаря авантюризму своего приятеля. Сверни тот чуть в сторону в своих путешествиях, заинтересуйся другим городом, пройди по иной улице, и - и всё. У нас не было бы именно такой проблемы. Была бы другая, непосредственно связанная с нашим мальчиком. Но этого пресловутого Виктора в ней бы и близко не было".
  - Да! - внимательно поглядев на Лэйндмэра, меж тем продолжил разговор Войндэн. - Насчёт шеи требование действительно несколько завышенное. Но у нас нет иного выхода. Понимаете, Гимер, есть очень серьёзный, и очень давний проект, который неожиданно перекосило из-за поведения одного из участников. Вмешался тот самый элемент непредсказуемости, свойственный любой исследовательской работе. Впрочем, что я вам рассказываю, вы и сами всё прекрасно знаете. Так вот... проект ещё не приблизился к своему экватору... и уже стоил немалых усилий. Но главное даже не в этом, главное - он сулит очень хорошие результаты. В перспективе.
  - И тот мальчик был важнейшим его элементом? - предположил Гимер.
  - Нет! - быстро возразил Лэйндмэр. - Не был - оказался. Неожиданно, вот в чём проблема. А потому нам пришлось импровизировать буквально на ходу. Вас, к примеру, дурачить исключительно потому, что в деле была крайне необходима ваша искренность.
  - Моя искренность? - изумился Гимер. - Думаете, вы бы не могли получить её без того, чтобы меня одурачить?
  - Она не нам была нужна! - мрачно проговорил Лэйндмэр.
  - А кому? - снова не понял Гимер.
  - Мальчику, с которым вам пришлось общаться. - Ответил за коллегу Войндэн. - И поверьте это действительно очень важно... в силу некоторых его особенностей.
  - О которых вы были давно, и очень хорошо, осведомлены?
  - Именно! - по-прежнему мрачно, подтвердил Лэйндмэр.
  - И наш мальчик тоже был вашим подопечным?
  - Был. Но по другой линии, которая не имела пересечения с этой.
  - А вам не кажется, что именно сейчас мы с вами теряем драгоценное время? - теперь уже обеспокоился Гимер. - Если всё так серьёзно, то нужно срочно идти ему вслед чтобы просто элементарно подстраховать мальчишку.
  - Сервлеры над этим работают. - Проворчал Лэйндмэр.
  "Сервлеры работают!". - Ошарашено подумал Гимер. - "Что происходит? Нет, это правильно - Сервлеры не могут выходить на прямой контакт, но прикрыть могут очень надёжно. Всё это так. А вот что не так, так это вопрос: какого чёрта? Я тут, какого чёрта? И вообще, зачем я им? Они страхуют его со всех сторон, а мне выдают задание на сохранение драгоценной шеи!".
  - Видите ли, друг мой... - заметив его состояние, решил пояснить Войндэн, - проблема в том, что Сервлеры могут защитить... но они не могут общаться. Ни с кем, кроме нас. Не могут. И мы пока не можем общаться с мальчиком... вот в чём проблема.
  - Вы так думаете? - теперь уже иронично посмотрел на обоих Гимер. - Мне показалось, или один из вас на самом деле ныне пребывает в давно известной ему личине?
  - Не всё так просто! - тяжело проговорил Лэйндмэр. - Не всё так просто, как кажется на первый взгляд. И на второй - тоже. В общем, нам сейчас придётся запастись терпением, и надеяться на лучшее. И если всё пойдёт в нужном направлении, то ситуация очень скоро разрешится, и вы сразу же получите полную информацию в интересующем вас объёме.
  - Хорошо! - согласился Гимер. - Не то, что я без неё жить не могу, но будет интересно понять, что происходит на самом деле. Да, и скажите, нет ли нам необходимости прямо сейчас покинуть модуль?
  - Скорее нет, чем - да. - Спокойно ответил Войндэн. - Думаю, лучше будет наблюдать за развитием ситуации прямо отсюда.
  - В таком случае, - Гимер сделал жест, указывающий в сторону открывшегося в стене проёма, - нам стоит перейти на другой уровень. Там всё это будет происходить намного комфортнее.
  Гости молча развернулись, и по открывшемуся пандусу отправились вглубь модуля. Гимер проводил их взглядом, зачем-то оглядел каюту, как будто в ней за это время что-то могло измениться, и отправился следом.
  
  ПАВЕЛ
  
  Он хорошо усвоил старинное правило: хочешь что-то надёжно спрятать, положи на видное место. Но ему никогда ещё не приходилось использовать это правило столь наглым образом. И вот сейчас он-таки был на самом видном месте. Настолько видном, что становилось немного даже не по себе. Ну, потому что это были не игрушки, с патрончиками, и движущимися мишенями. Те, с которыми ты один на один. И патрончики сейчас на одной, и не твоей, стороне, и ты не один. А попытка, как раз, всего одна, другой не дадут - слишком мощна и устойчива система, которой ты пришёлся совсем не по нраву.
  Ночь в Центральном Парке, куда его засветло доставил повеселевший таксист, он провёл в трудах и заботах. Даже тот самый таксофон, где неосторожно накатил агенту, отыскал вот прямо сразу, и даже немного присмотрелся к нему. Но очень быстро оставил идею работать именно с этим ящиком: слишком открыты были подходы. Другой, расположенный много удачнее, отыскался тоже быстро, совсем недалеко от первого, и уже точно имел все условия для задуманной аферы.
  Осмотревшись, изучив обстановку, и преимущества ландшафта, Павел даже разрешил себе немного погулять по шикарным аллеям: в самом деле, какого чёрта? Быть у воды, и не напиться?
  Парк действительно оставлял грандиозное впечатление, и Павел очень долго гулял по ухоженным аллеям, исподтишка разглядывая праздный народ, на досуге предающийся радости жизни. Кстати, именно эти люди навели его на мысль, что неплохо было бы и себя привести в порядок, потому как растительность, загустевшая на морде и башке, в самом деле, уже серьёзно раздражала своей лохматой непривычностью.
  На место вернулся, когда стемнело достаточно, чтобы редкий народ тихо рассосался с разгульного пространства. Накинуть пару концов на вскрытые контакты делом было плёвым. Много сложнее оказалось отработать так, чтобы и контакт получился надёжным, и снимался издалека, без видимых следов присутствия.
  А потом замаскировать провод, тянущийся к ближайшей стеночке, выложенной из натурального камня. В общем-то - ерунда, да и времени на это ушло не так уж и много. Но когда он закончил, то мог поклясться, что ушло его чуть меньше, чем в нормальной такой обыкновенной вечности.
  И вот уже потом началось самое главное: нужно было положить себя на виду у всех так, чтобы никто и малейшего представления не имел, что вот именно здесь кто-то лежит. С телефонной трубкой в руках.
  Идея родилась ещё там, на берегу реки, и связалась со зрительным воспоминанием о магазине, сосватанном весёлым таксистом. Павел как-то не очень себе представлял, чтобы на полках вот так свободно лежало столько полезных и нужных вещей, которые дома приходилось добывать с огромным трудом, и только через хороших знакомых. Тут же это было прямо под руками: забирай и плати. Он и взял. Небольшой моток телефонной "лапши", трубу с кнопками набора, и ещё несколько безделушек, так, на всякий случай. Собственно это было всё, что он хотел иметь прямо сейчас.
  И вот сейчас он пристроился возле декоративной стеночки, искренне надеясь, что новая блажь, устроить для ночёвки не холмик, а дубликат этой стеночки, прокатит без серьёзных проблем. Ну, потому, что с травянистым холмиком можно круто пролететь: смотрителей в парке всяко больше, чем в английском лесу, и гвалт по поводу новообразования в родных местах они могут устроить совсем нешуточный. Но главное было даже не в этом. Главное было в том, что задумывалось на следующий день, если Витька всё-таки даст "добро" на задуманную авантюру.
  "Сейчас - выспаться! - устраиваясь поудобнее, зевнул во весь рот Павел. - Да так, чтобы - с запасом. А в полдень, даст бог, и начнём скачки с препятствием. Придурков набежит много, это и к бабке не ходи. Если оскандалюсь, придётся побегать. С препятствиями. На длинные дистанции, пока не поймают. А ведь не поймают... - он ещё раз душераздирающе зевнул, - козырь у меня есть... хо-о-о-ро-ший! Вот только засвечивать его не хочется, а то Саныч точно озвереет, и сдерёт всё, что содрать можно. Ну и пусть, чихать на него...".
  Где-то на этой мысли он и вывалился из реального времени. А вернулся в него от того, что рядом кто-то весело молол развязным языком всякую чепуху. Долгую секунду Павел рассматривал чужие спины, перекрывавшие вид проклятого ящика, не сразу поняв, что перед ним сидят люди, не имеющие к делу никакого отношения.
  "Чёрт возьми, ребята! - мысленно поинтересовался он. - Вы надолго тут окопались? Мне ведь надо будет эту хренову лапшу утягивать, а вы на неё свои пухлые задницы пристроили. Щекотно же будет. Хихикать начнёте, всю маскировку к чертям сдадите!".
  Они просидели часа полтора, неся весёлую ахинею, которую и слушать-то не хотелось. А иногда хотелось... ну вот прямо во весь голос, хотелось совет дать ... не из самых приятных. В общем, полчаса, оставшиеся до связи после их ухода, Павел откровенно блаженствовал. А потом пришло время, и он занялся делом. А потом пришли они, те, кого и ожидал, и началось самое интересное.
  Всё время, пока они шарили в округе, он, быстро смотав тонкий кабель в клубок, лежал в напряжении, ожидая, вдруг докопаются? Или просто увидят, что на декоративной стеночке опухоль проявилась?
  Повезло. Они и следа не нашли, а потом ещё и сам ящик уволокли. На том и успокоились. И он тоже успокоился, потому, что теперь открывалась прямая дорога в нужное место, с нужным прикрытием.
  Это было вчера. И выспался он в этом парке, и отдохнул действительно с запасом на будущее, наступившее уже сегодня. А теперь Павел снова лежал декоративным пупочком у стеночки в самом уголке. Только стеночка здесь была обшарпанная, и народ возле неё гулял совсем другой. В одинаковой одежде, нормальным образом делавшей всех почти одинаковыми. И это было сейчас главной трудностью: разглядеть в толпе одинаковых роб уникального Витьку было совсем непросто.
  Но пока всё шло очень так спокойно: в его сторону никто не смотрел, а, значит, тут можно было сидеть неопределённо долго. Возможно даже не один ещё день, потому что кто ж его знает, когда Шустрого гулять выгонят. И выгонят ли вообще.
  Добрался сюда Павел настолько просто, что и сам удивился невероятной удаче. Сначала перебрался на тот островок, что торчал неподалёку от тюремной стены. Осмотрел, прикинул, как будет отрабатывать, если всё-таки удастся Шустрого выдернуть. А потом, вот прямо оттуда, в ужасное для любой охраны время, завинтил параболу на максимальных ускорениях, чуть не расквасив морду о крышу блока, где парился Витька.
  Часа полтора изучал обстановку, дивясь, что прогулочная зона как-то не очень сильно перекрыта наблюдением. Это было хорошо, но это было и плохо - мало явно видимых камер, совсем не говорило, что их на самом деле так мало.
  "Со всех ракурсов, собаки, перезапишут летательный аппарат, умыкнувший важного зека! - без удовольствия думал он тогда. - А потом мне перед Санычем отдуваться. Не, он, конечно, не самый лучший тип в этом мире, но нельзя же быть свиньёй - ему ж и так не одна петарда за мои выкрутасы достанется. А тут - демонстрационный полёт, с близкого расстояния, да во всех ракурсах. Того, что видно, уже хватает для записи шоу. Ещё и Шустрого придётся выхватывать на внешней подвеске: на эксперименты с ликвидацией и созданием времени уже не будет, вышки, вон они - палить начнут, обоим мало хрен покажется. Снизу надо стартовать. И времени меньше займёт, и без внешней подвески. Можно прямо с места, и до дома. А уж там как-нибудь разберёмся, что ещё, для полного счастья, придумать можно".
  Идея была хорошая, но - стрёмная. Попытка одна, а камер достаточно, и все явно работают. Увидит какой-нибудь, страдающий бессонницей, охранник ретивый движение несанкционированное, и всё - нет больше попыток.
  Где-то минут сорок он-таки потратил на отработку безопасного маршрута по вертикальной стене. А потом тихо слился к этому вот уголочку.
  Когда совсем рассвело, опять почувствовал себя откровенной мишенью, лежащей прямо как на ладони, в углу скотского загона. Здесь ведь ни кустов, и вообще ничего, чем можно прикрыться от скучающих охранников, безразличным взглядом скользящих по незаполненной ещё площадке.
  Понимал, конечно, что - замаскирован, что невидим для них, и что в принципе, всё должно быть ажурно, абажурно. Но! Чувствовать себя рыбой на разделочной доске, до которой вот-вот доберётся потрошитель, всё равно было как-то очень некомфортно.
  Когда на площадку высыпала толпа мужиков, в одинаковых робах, ему сильно полегчало - охрана занялась, наконец, делом, и у него сразу же исчезло ощущение ножа для разделки тушек, приставленного к беззащитному брюху.
  А потом вдруг повезло абсолютно сказочно: неторопливой походкой, прямо на него, собственной персоной брёл Шустрый, углублённой куда-то далеко-далеко внутрь себя. Настолько далеко, что Павел даже испугался: вывести человека из такого транса надёжно можно лишь очень размашистой пощёчиной. Не иначе.
  "Но ведь это же Шустрый! - всё ещё испуганно думал Павел. - Он же, в таком варианте, на автопилоте пол рожи снесёт, и глазом не поведёт! И чего теперь? Орать дурным голосом: Витька стой? Или сразу кидаться в атаку, авось пронесёт? Пронесёт, не сомневайся. Если он винта крутить начнёт, так пронесёт, хрен потом отмоешься. Но что они с ним сделали, он же, как слон прёт, и ни черта вокруг себя не видит".
  Положение на самом деле было - хуже не придумаешь. Если Витька не в себе, открываться нельзя, потому что второй попытки... не будет её. Уйдёт на очередной круг, так чёрт его знает, доберётся ли потом сюда, или его на полпути слижут, и опять в камору запихнут. А если это произойдёт, запросто придётся ещё может и не одни сутки под забором бревном валяться. Это - как минимум.
  "А как максимум, пока в конец не отощаешь! - Павел всё ещё не знал, что делать. - Та ещё перспективка... не самая шоколадная. Что же делать? Десяток секунд, и он начнёт отваливать. Может за ногу ухватить, глядишь и очухается? Не могу ж я его невменяемым на борт грузить: застрянет где-нибудь в обшивке, его ж воздухом в лоскуты порежет! Тваю! Хоть на доске его увози! Перекладины, носилки, кулаком в затылок, чтоб не брыкался, и держать за шкирку, пока до острова не доберёмся. А там? А там по щам с двух рук, чтобы в себя вернулся, и можно на нормальный борт грузиться. Времени, чтоб в чувство привести, навалом: быстрее пяти минут эти уроды до острова не доберутся. А мне больше и не надо. Да и столько, если честно, тоже не надо, главное добраться туда, и с носилок слезть. Что же делать? Думай быстрее - время кончается".
  И тогда, поддаваясь какому-то наитию, просто сказал по-русски:
  - Шустрый! Стоять!
  Витька среагировал так, что даже Павел удивился: застыл как вкопанный, словно его булавкой к листу пригвоздили. И ногу, занесённую для следующего шага, в воздухе подвесил. Потом медленно опустил, начав озираться, пытаясь уяснить глубину посетившего глюка. Русская речь на тюремном дворе? Голосом Пашки? Когда вокруг одни чужие рожи? Не, ну это уже край! Шиза в полном объёме. Доехал, значит.
  Но Павел не дал ему утонуть в пучине самоанализа.
  - Стоять! - снова потребовал он. - Я справа.
  - Не вижу тебя! - сдавленно проговорил Витька, осторожно косясь в его сторону.
  - Сейчас! - пообещал Павел. - Времени впритык, поэтому - ничему не удивляться, выполнять команды, действовать быстро. Начали!
  Он схлопнул укрытие, и поднялся в полный рост. Витька тут же расплылся в улыбке, неизвестно чему радуясь больше, другу, или осознанию, что на самом деле ещё не совсем крышей съехал.
  Но Павла увидел не только он, а и ещё несколько человек поблизости, от удивления сначала дико выпучивших глаза, а потом принявшихся гомонить в смысле, "что за нахрен?", и - "откуда этот хрен вылез?".
  Тогда Павел бросил им под ноги первую, из прихваченных в маркете, петард, и истошно заорал: "Гра-а-на-та! Ло-о-ожи-сь!", тут же отправив следом остальной боезапас.
  Поначалу никто и не думал бухаться мордой в грязь, все просто заторможено смотрели на предмет, пока он не рванул дымным грохотом. А после этого рванули уже они, да с таким азартом, словно петарды были не на земле, а у каждого в заднице.
  Павел глянул на освободившуюся площадку, быстро затягивающуюся дымком, на друга, ждущего его команды, зачем-то глянул ещё раз вокруг, и представил, что вот сейчас здесь лучше всего было бы оторваться на дельтаплане. Привычно, понятно, никакой экзотики, и никаких потом разборок с правообладателем хреновины, болтающейся на запястье.
  И дельтаплан, с лёгким хлопком, действительно развернулся, немного даже отбросив в сторону самого Павла. А дальше всё пошло как по накатанной в паршивом сне. Уже понимая, что времени ни на что больше не остаётся, Павел гаркнул: "в гамак!", отследил, как Витька исполнил, сразу же ухватившись за торчащую перед мордой перекладину, и тоже кинулся в соседнюю люльку.
  "Это что за нахрен? - вцепившись в перекладину как в соломинку, подумал отчаянно. - Это кто ж тебе, идиот, ересь в башку загнал? И как этой хренью управлять, тут же ни кнопок, ни рулей! Ну-ка, скотина, давай! Вперёд и вверх, а там...".
  И "дельтаплан" на самом деле пошёл, словно только и дожидался, когда его скотиной обзовут. Вперёд и вверх. По спирали, потому что именно в этот момент Павел осознал, что для большей реалистичности лучше бы уходить именно по спирали, чтобы это хоть как-то вписывалось в нормальное человеческое представление, и хоть как-то налезало на башку невольных зрителей.
  В этот момент по уходящему под ноги выгулу прокатился вал свиста, улюлюканий, и воплей одобрения. А следом в какофонию загрузился первый сухой щелчок. За ним второй, а дальше началась такая канонада, что Павел, начисто забыв о достоверности, рванув в набор высоты так, что и понять не успел, откуда взялись кусты, яростно лупившие по звёздно-полосатым крыльям дельтаплана.
  - Прыгаем! - рявкнул Павел, ликвидируя созданное им недоразумение. - За мной - бегом арш!
  Он бежал через кустарник, не оглядываясь, зная, Витька несётся следом, не думая пока ни о чём вредном для вспененного сознания. Павел намерено устроил марш-бросок, давая ему время на немного очухаться от дикого представления.
  Выскочив на противоположный берег, остановился, сделал шаг назад, упершись спиной в торс друга, скомандовал "Стой!", и начал отработку двухместной модели, о которой пока не имел точного представления.
  "Только бы получилось! - молился, понимая, что чёрт его знает, может эта штука на две рожи совсем не рассчитывалась. - Только бы получилось, мы ж на этой полосатой хреновине как суслики на высоте замёрзнем. Мы ж там долго не продержимся! Только бы получилось!".
  И оно получилось: мир снова закрутился радугой, быстро структурировался привычной конфигурацией, и прежде чем застыл в окончательной форме, Павел успел провести команду на отключение прозрачности корпуса. Чтобы совсем уж не добивать расшатанную Витькину психику. Оглянулся, оценивая глубину пространства за спиной, потрясённую морду, уютно обосновавшуюся в таком же шикарном кресле, и махнул рукой: молчи, сейчас некогда. Но выдохнул уже почти спокойно: главное было сделано, теперь остался совсем пустяк - тихо отвалить с негостеприимного континента в уютные домашние края.
  Мгновение посидел, сосредоточиваясь. Взял управление... снова бросил. Посидел ещё, успокаивая нервную дрожь в руках. Размял пальцы. Взял управление. Тронул джойстик. Машина послушно шевельнулась, выводя носовую часть на кабрирование. Чуть двинул РУД, так, словно вообще держал его первый раз. Всплыл над кустарником, оглядел реку, и уже не стесняясь, но пока ещё осторожно, двинулся вперёд.
  Снова огляделся, примеряясь, и тут же почувствовал свирепый зуд в левой руке. Ей прямо самой захотелось вдавить РУД до упора, потому что правее них, в блеске полицейских мигалок, к острову уже неслась целая стая катеров, буквально ощетинившаяся жадными стволами.
  Но и это была не единственная угроза: где-то за ними, на том берегу Ист-Ривер, сидел же ещё и гражданский аэродром. Павел это знал, и пересекаться с его гостями не хотел, от слова совсем: опыт подсказывал, что оно может даже кончиться и хорошо, а может хорошо и не кончиться.
  Тогда, прижавшись вплотную к воде, широкой дугой обходя блистающую полицейскую свору, стремительно двинулся к видневшемуся невдалеке мосту, и дальше вверх по реке, сразу за мостом приподнявшись метров на десять выше зеркала воды.
  Река здесь оказалась довольно оживлённой, катера и яхты сновали как озверевшие, и ему совсем не хотелось бодаться ещё и с ними.
  "Хватит и тех, что с хвоста отлипли! - всё ещё держался в тяжелом напряжении. - И тех, кого сейчас обиженные ребята в воздух поднимут. Если где-нибудь поблизости барражирует пара стервятников, будет совсем невесело. Если нет - можно вообще расслабиться: пока дежурные до бортов добегут, да запустятся, да поймут, куда и зачем чесать надо... чёрт возьми, у меня целая куча времени на предстоящий вечер вопросов и ответов. Шустрый в себя немного пришёл, и сейчас его точно прорвёт, как старую изношенную покрышку".
  - Слышь, ты, морда протокольная! - словно по команде, раздалось сзади. - Может, расскажешь, что это было? И откуда эта хреновина вообще взялась?
  - Тебе честно, или наврать? - как можно спокойнее поинтересовался Павел.
  - Херню не городи! - возмутился Витька.
  - Значит - честно! - кивнул Павел. - Я её в лесу нашёл.
  - Тебе подзатыльник выписать? - зловеще поинтересовался Витька.
  - Не трогай башку! - воспротивился Павел. - Она ещё пригодится. Скоро "Фантомы" появятся, от них же удирать придётся. Или тебе хочется петарду в задницу покруче тех, что я на площадке раскидал.
  - А это были петарды? - честно удивился Витька.
  - А ты чего думал? - обернувшись, выпучил глаза Павел.
  - Гранаты!
  - Сдурел, что ли?
  - Не больше чем ты! - теперь уже по-настоящему взвился Витька. - Что за херня вообще творится? Сначала хватают, и шьют терроризм, с целой горой тротила в кармане. Потом вместо него в кармане героин откуда-то берётся. Потом вежливо начинают промывать мозги насчёт твоей персоны, жутко, между прочим, важной. А потом... а потом ты, как Гудини, из забора вылезающий! Да ещё с этой хреновиной. Ты её, случайно, не из кармана вытащил?
  - Отсюда! - поднял руку Павел, демонстрируя часы на запястье.
  - Да иди ты нахрен! - опять возмутился Витька. - Я тебе серьёзно, а ты всё шуточками отходишь.
  - Потерпи немного! - взмолился Павел, потому что именно сейчас ему действительно было не до разговоров. - Нам из этого городишки ещё отвалить надо - уйдём на простор, всё как на духу выложу. Отдохни пока.
  - Ага, как же! - сбавил тон Витька. - Отдохнёшь здесь... дурдом на дурдоме, и дурдомом погоняет! Совсем все охренели.
  Он послушно замолк, а Павел, выскочив из-под следующего моста, резко ушёл вверх, и, с правым разворотом, крутанул бочку, чтобы как следует оглядеться.
  Пока воздух был свободен, ну, если не считать гражданского лайнера, далеко справа заходящего на полосу, да пары вертолётов, болтающихся слева у горизонта. А под ногами стелилась плотно раскинувшаяся малоэтажная застройка, почему-то напомнившая сейчас кубики, в плитке шоколада.
  "Это хорошо! - одобрил он лоскутный ковёр. - Это очень хорошо, что сараюшки такие низкие. Меня, на бреющем, видно издалека не будет, а эти, внизу, тоже ничего разглядеть не успеют".
  Он резко пошёл вниз, выровняв горизонт чуть ли не над самыми крышами, и, уже не стесняясь, добавил хода.
  - Пашка! - деревянным голосом вдруг спросил Витька. - Ты - кто?
  - Как это?! - Павел, обернувшись, удивлённо посмотрел в немигающие глаза друга.
  - Ты не тот, кого я знал раньше! - по-прежнему натужно проговорил Витька. - Так владеть самолётом... это ж годы подготовки! А ты ничего не говорил о лётном училище. И почему эта хреновина летает бесшумно? И откуда она вообще берётся? Только не рассказывай, что мы в сказках Андерсена, как в проруби, болтаемся.
  - Обезьяна я! - возвращаясь к управлению, зло проговорил Павел. - С гранатой. Случайно в чей-то эксперимент попал, а в чей - не знаю. Ребята из Конторы меня пасут. Я ведь и за тобой-то так долго не шёл потому, что всё это время у них на судне, в госпитальной койке валялся. А вот теперь уже начинаю и сомневаться, случайно ли к ним в оборот попал. Это с тобой другое дело, это на тебя я в вашем Йорке, будь он неладен, точно по случаю наткнулся. Знал бы - бегом от тебя бежал. Как по минному проходу, без оглядки б нёсся. А теперь уж что - теперь уж хрен чего исправишь, фишка легла, как легла. Извини!
  - Паш, ну ты чего! - тут же съехал с тона Витька. - Ну, я ж тоже не со зла. Ты ж и меня пойми - я ж думал, совсем уже дураком с винтов поехал, такие изумиловки творятся! Паш, ну ладно, ну что ты!
  - Да всё нормально Вить! - глухо сказал Павел. - Не ты меня, я тебя подставил. Теперь вот не знаю, как из всего этого болота вырулить.
  - А мы сейчас куда? - встрепенулся Витька.
  - Домой ко мне! - вздохнул Павел. - Отоспимся, отлежимся, а потом будем думать, как дальше быть - тебе ж назад дороги больше нет. Всё - гуд бай твоя Америка!
  - Да мне Катька уже сказала что - гуд бай!
  - Не понял! - снова обернулся Павел. - Она тебя что - отшила, что ли?
  - Чушь не городи! - устало проговорил Витька. - Она ж не знает, что такое "Ханабаба". А я - знаю. Она ж как имя "адвоката" твоего выкатила, я всё и понял. Ты знаешь, я ж даже ни секунды сомневаться не стал. Не, если б в первые дни, я б ещё может и подумал. Но за это время ко мне такие дельцы подкатывали, да так ласково стелили. А потом, если не пойму, что им надо, так прозрачно намекали, что ели что... то! Вот я и понял, "если что" уже наступило, и не видать мне здесь благоденствия, даже если тебя со всеми потрохами сдам. Спишут в утиль, и на помойку выкинут: коль замазался, так и получи сполна.
  - Лучше б сдал! - хмуро проговорил Павел. - Они до меня всё равно не доберутся - кишка тонка, а у тебя б может всё и утряслось.
  - Дурак ты! - в тон ответил Витька. - Совсем в эксперименте своём умом съехал. Сдал бы. Ты б сдал?
  - У меня другой колор! - невесело усмехнулся Павел.
  - Мозги у тебя расплавились, а не колор, идиот хренов! - сердито проворчал Витька. - Кем бы я тогда был?
  - Скотом.
  - Во-во! - он помолчал, немного поёрзал в кресле, тяжело вздохнул. - А, в общем, всё это чушь собачья. - Продолжил как-то совсем потеряно. - Главное сейчас в другом: Катька беременна, вот что сейчас главное.
  - Что?! - от неожиданности вскинулся Павел.
  - Вчера, на свиданке, сказала. - Так же потеряно добавил Витька. - Чего теперь делать?
  "Вот те хрен! - зло глянул в пространство Павел. - Не болит, а - красный! Беременна! Да что ж за жизнь-то, твою дивизию!!! Только вот одну проблему решил, и - на те, сызнова! Хлебайте полной ложкой. Дерьмищща. Да побольше. Катька беременна...
  И что теперь? А что теперь: уже завтра, а может уже и сегодня, приманку сделают из неё. Уже завтра, а может даже и сегодня, выяснится, что она, на самом деле, жена настоящего террориста, что-то там собиравшегося взорвать, и вот именно она, с особой жестокостью, в местном зоопарке, изнасиловала слона. И получит она за это дело лет эдак сто-пятьсот. За особую жестокость. Да что ж за жизнь такая! Ну, куда я ни сунусь, ну обязательно что-то в дерьмо превращу. Только вот этому гаду, Санычу, нихрена не делается, а всем остальным, всё плохо. А этому гаду, меня втравившему, всё как дерьмо с унитаза! Только блеск, да харя во всю задницу, того гляди - слопает к чертям собачьим.
  И - что теперь? Шустрого я выдернул. А её? Куда её сажать? Что ж мне, всё это в аэробус растягивать? А растянется ли? Да и к дому с Шустрым вдвоём лезть - разом всё погубить: пока объяснишь ему, да ей, да пока диспозицию займёшь... всех к чертям собачьим повяжут. Или перестреляют нахрен.
  Лезть одному? А Витьку куда? Он в океане без лодки долго не продержится. А ближайший остров... а где ближайший? Бермуды чёртовы. И кто сказал, что они необитаемы? Если нас ведут, а после такой оплеухи по звёздному-полосатому самолюбию вести должны, то пока я буду выдёргивать её, они выдернут его. И всё закрутится сначала. То есть с самого начала они так гайки закрутят, что ни к нему, ни к ней, и близко не подойдёшь. Только явка с повинной, при условии, что их отпустят. А как только явлюсь, не отпустят уже никого. И к бабке не ходи. Да что ж за жизнь такая? И на кой хрен я тогда в этот чёртов лес попёрся!".
  - Ладно, Пашка, не крутись! - уловил настрой друга Витька. - Чего-нибудь придумаем, время ещё есть.
  - Нету его, Витя! - тяжело вздохнул Павел. - Её не трогали, потому что ты на вертеле крутился, со всех боков подрумяниваясь. А теперь они ей баню устроят.
  - И чё делать? - уже всерьёз обеспокоился Витька. - Ты вообще чего изначала плановал?
  - Тебя домой оттащить плановал. А потом обо всём остальном думать.
  - На чём тащить... - изумлённо проговорил Витька. - Вот на этом, что ли? Ты чё, совсем охренел? Да эта посудина сама скоро рухнет, у неё ж горючки дай бог на пару сотен миль хватит.
  - Хватит у неё горючки... - думая о своём, успокоил Павел. - С избытком хватит. Времени у нас не хватит. Время у нас теперь в дефиците. В ба-а-аль-шом дефиците.
  - Знаешь что... - потребовал Витька, - давай, разворачивайся! До утра они вряд ли за ней попрутся, заняты сильно после твоих выкрутасов, а мы, за это время, много чего успеть можем. Разворачивай, давай.
  - Нет, Шустрый! - воспротивился Павел. - Давай без иллюзий: мы с тобой, много чего сделать сможем. А вот с Катей нам от этой кодлы не оторваться. Не тренирована она под такие вещи. Да и мы-то с тобой можем оторваться лишь по катакомбам, если уж честно. А у тебя что, все катакомбы в том славном граде под контролем?
  - Только в моём доме. - Осознавая правоту друга, приуныл Витька. - Там у меня есть ходы, о которых они вряд ли знают. А вот дальше...
  - А дальше, - жёстко отрубил Павел, - если сунемся, будет кошачья гонка дикой стаи за тремя глупыми мышками, в огромном лабиринте. И живыми из неё мы не выберемся, это ты моему чутью поверь.
  - Верю. - Скис Витька. - Но другого выхода у нас по любому нет.
  - Есть, Витя, есть... - усмехнулся Павел, осознавая, наконец, что вот именно у него другого выхода как раз и нет. - Даже если тебя сожрали, всё равно имеются два выхода: сверху, и - снизу.
  - Ты чего это задумал? - подозрительно спросил Витька.
  - Третий выход из положения. - Не моргнув глазом соврал Павел.
  Если уж быть совсем объективным, то не так уж и сильно он врал, потому что выхода ещё не нашёл, но уже знал, в каком направлении надо искать. И было то направление почти строго на восток, с небольшим уклоном к югу.
  - Значит так, Шустрый... - продолжил секунду спустя. - С этой минуты вообще забудь свои представления о нормальном и ненормальном, и ничему не удивляйся.
  - Да я, после этой твоей хреновины, уже перестал удивляться. - Серьёзно ответил тот. - И так вокруг чёрт знает что творится, глаза со лба назад только что вернулись.
  Павел обернулся, оглядел его, подмигнул, насколько смог весело, а потом крутанул над головой указательным пальцем, давая понять, что начался боевой режим.
  Витька, с серьёзной мордой, кивнул в ответ: принял - действую.
  Павел выпрямился в кресле, размял плечи, словно перед дракой, и каким-то, совершенно деревянным голосом, проговорил:
  - Сан Саныч! Сан Саныч - нужна срочная помощь!
  - Что случилось? - тут же раздалось в ответ где-то над головой, и Витька аж пригнулся от удивления. - Мне докладывали, что со здоровьем у вас всё в порядке.
  - Каким здоровьем? - не сразу включился Павел. - При чём здесь здоровье? Тут всё настолько плохо, что я готов на любые условия. Вы понимаете?
  - Нет! - честно признал Гимер, прекрасно осведомлённый о результатах эскапады на тюремном дворе. - Я думал, у вас всё отлично. Но в любом случае, готов помочь. Что вы хотите?
  - Ваше судно ещё на месте?
  - Да.
  - Я могу туда вернуться?
  - Разумеется! Хотите сделать это прямо сейчас?
  - Да! Только... я не один.
  - Не один? - "удивился" Гимер. - И кто же с вами?
  - Мой друг, за которого я поручусь всем, чем хотите. На любых условиях. Ручаюсь!
  - Это немного меняет дело... - выказывая нарочито глубокую задумчивость, проговорил Гимер. - Впрочем - нет, теперь, раз он уже на борту, ничего это не меняет. Для нас. Для вас - да.
  - Я согласен! - твёрдо ответил Павел, демонстрируя при этом увесистый кулак Витьке, предупреждающе ухватившему его за воротник.
  - В таком случае, алгоритм вы знаете! - согласился Гимер. - Бросьте управление, и - до скорой встречи.
  В кабине повисла тишина, а Витька, поняв, что связь вроде бы прекращена, всё равно тихо, прошипел на ухо Павлу: "Ты чего, совсем охренел?".
  - Третий выход, Витя. - Невесело проговорил Павел. - Третий. А четвёртого не будет. Ты только рогом не при, если что. Если что вот этот тип скажет, вот то и делай. Парень он нашенский, особнячок из Конторы. И это сейчас именно то, что нам требуется, чтобы и тебя прикрыть, и Катерину твою легализовать. Вы ж теперь в бегах таких, что ни в одной державе не спрятаться - отовсюду выдадут, как только Дядя Сэм бровь нахмурит. Вот только эти ребята его нахрен и пошлют, сколько бы он там ни жмурился.
  - Да я-то не против! - устало ответил Витька. - Мне самому домой хочется. Я и Катьку давно уговариваю. Она ни в какую. Да и понятно, кому из тёплой квартиры в избу нетопленную захочется. Она хоть и русская, но выросла-то здесь. Чуть что, сразу: девять, один, один, и жди, когда за тобой приберут. Дома-то ведь такого не было никогда, да и не будет. Или, с тех пор как я отвалил, что-нибудь изменилось?
  - Дома, Вить, много чего изменилось! - честно признал Павел. - Но я не всегда могу определить, в какую именно сторону.
  - А для неё, по любому, всегда будет в самую плохую. Там, как здесь, всё равно же никогда не будет.
  - Ой, Вить, не знаю! - с сомнением проговорил Павел. - Ой, не знаю. Да я толком не знаю, как оно здесь на самом деле. А вообще-то, везде хорошо, где нас нет. И лучше бы вон там, видишь посудину, нам тоже не появляться. Но, опять - деваться некуда... Ого, да у него там целый эскорт выстроился. Похоже, ты, Вить, настоящая знаменитость, меня здесь так ещё не встречали.
  Действительно, на палубе яхты стояли аж три персонажа, два уже знакомых, а третьего Павел раньше не видел. Пухленький Филипыч маячил рядом с подтянутым Санычем, а прямо за ним торчала долговязая фигура третьего, неизвестно что здесь забывшего, персонажа.
  "На мосту стояли трое!". - Невесело усмехнулся про себя Павел. - "Он, она, и... нда, что-то мне это напоминает: один член, и два заседателя. Скоростная тройка: вердикт, и приговор, не отходя от кассы. Круговая порука, чтобы, в крайнем случае, выговор за самоуправство не схлопотать".
  - А это кто? - прищурился Витька.
  - Это они! - хмуро сообщил Павел. - Те самые, которые Дядю Сэма легко нахрен посылают.
  - Ты не боишься, что и нас далеко пошлют?
  - Могут, Вить! - согласился Павел. - Могут. Туда, куда Макар телят не гонял. Но вариантов у нас нет - сейчас только на этих вся надежда. И ещё на то, что их самих валить не придётся. А если да, то бегать нам втроём недолго, но - по всему миру. Это твоей точно не понравится - очень хлопотно будет. Так что лучше уж вот с этими по-хорошему договориться.
  - Да, я не против! - вздохнул Витька. - Всё равно уже - пенка во весь горшок, мать их по барабану!
  - Это точно! - кивнул Павел. - Ладно, работаем! Значит, ты включаешь режим дурака, а все разговоры, это - моё. Приготовься, чтобы задницу о палубу не отшибить.
  Он ликвидировал аппарат, и встал перед тремя богатырями, надеясь, что Витька тоже успеет правильно среагировать. Шлепок кроссовок о палубу подтвердил, что с ним всё было в порядке.
  - Хорошо добрались? - вежливо поинтересовался Сан Саныч.
  - С комфортом! - столь же вежливо сообщил Павел.
  - Не познакомите нас с вашим другом? - посмотрел в сторону Витьки Сан Саныч.
  - Разумеется! - кивнул Павел, глядя на него, и чувствуя себя при этом как-то очень нехорошо.
  Он знал этого человека. Недолго, но достаточно, чтобы почувствовать какую-то странную в нём перемену. Это был Саныч, но это был другой Саныч. Совсем другой. Оставляющий, почему-то забитое прямо в подкорку, ощущение давнишнего знакомого, а к нему и ощущение какого-то невероятного подвоха, какого-то несоответствия увиденного истинному.
  "Что произошло? - пытался разобраться в странной перемене. - Этот не тот, а тот не этот. Тому от меня ничего, кроме генератора, было не нужно. А этому... что-то он от меня хочет. Какую-то пакость гадёныш задумывает. А и хрен с ним, пускай губы раскатывает, всё-равно обломается. Не до него мне сейчас, Витьку надо пристроить, да Катьку его вытащить, пока за неё всерьёз не взялись. А этот...".
  - Это Виктор! - уже не пытаясь нащупать ускользающую связь между двумя разными людьми, ткнул пальцем в сторону друга Павел. - А это кто? - вопросительно посмотрел на долговязого.
  - Филип Филипыча вы уже знаете. - Ничуть не смутившись, проговорил Лэйндмэр. - А это его ассистент.
  "И зовут его непременно Иван Иваныч!" - мысленно продолжил Павел.
  - Его зовут - Иван Иваныч. - Словно подслушав, сообщил Лэйндмэр.
  "Кто бы сомневался, конспираторы хреновы!". - Усмехнулся в душе Павел. - "Простые, как две копейки. Только не надо мне про вашу простоту. Знаю я её. Видывал".
  - Очень рад, Иван Иваныч! - дурашливо склонил он голову в сторону ассистента.
  Понимал, что кобенится зря, понимал, что дела и так, хуже можно придумать, но уже и не получается. И, тем не менее, удержаться не смог: больно уж нарочито ребята "мозги вкручивали". Потому и "полез на рога", чтоб знали, и понимали, он тоже не из лыка плетён.
  - Извините, Филип Филипыч за просьбу... - посмотрел на лекаря, - но моему другу нужна ваша помощь. У него были сложные дни, и он здорово подрасстроил нервы. - Павел глянул в сторону Витьки, и тот сразу же изобразил на хитрой роже совершенно плаксивую мину. - И, да, боюсь, ему понадобится не только ваша помощь: он не буйный, но лучше всё-таки не рисковать.
  Лэйндмэр всё понял как надо, взглянул на Гимера, и тот, вместе с Войндэном, сразу же занялся пациентом, проводив его к той самой лестнице, по которой совсем недавно спускался и Павел.
  - Ну а нам с вами, Сан Саныч, есть о чём поговорить! - почувствовав себя едва ли уже не главнокомандующим, сообщил Павел. - С глазу на глаз поговорить.
  - Где предпочитаете? - поинтересовался Лэйндмэр, словно не заметив наглости гостя. - Здесь, или пройдём внутрь?
  - Давайте здесь. - Павел оглядел простор, уходящий в далекий горизонт. - Воздух свежий, виды красивые, и вообще полная приятность.
  - К тому же никаких препятствий вроде стен и люков, через которые, в случае необходимости, невозможно оторваться. - Невинно добавил Лэйндмэр.
  - С вами приятно иметь дело. - Неожиданно даже для себя, жёстко ответил Павел. - Никаких препятствий.
  - Кроме одного. - В тон ему ответил Лэйндмэр. - Вашего друга, как раз находящегося среди стен и люков.
  - Да! - чуть усмехнувшись, согласился Павел. - Но сейчас это совсем не препятствие - мне как раз очень нужно, чтобы он остался здесь до моего возвращения. А вот мне самому здесь, ближайшие, наверное, сутки оставаться нельзя. Поэтому я, в любом случае, намерен отсюда убыть, даже если вам это сильно не понравится. Но, в любом случае, я вернусь. Обязательно вернусь. И вот уже после этого буду готов на любые условия, которые вы выдвинете. Если вы согласитесь исполнить одну мою просьбу.
  - Какую?
  - Сейчас не могу сказать. Но обещаю, что она не будет чем-то запредельным, и труда для вас не составит.
  - Льготные условия! - согласился Лэйндмэр. - А вы не боитесь, что мои условия будут запредельно жёсткими?
  - Нет. - Просто ответил Павел.
  - Совсем? - не поверил Лэйндмэр.
  - Совсем. - Прежним тоном подтвердил Павел.
  "Дяденька, какого тебе ещё надо? Вот заладил: "Совсем, совсем". Да - за всем! За всё, что сотворил, мне отвечать, не тебе. И я знаю, на что иду, и знаю, чем это пахнет. И всё это не так страшно, если с совестью порядок. А то, чем ты можешь настращать, я и без тебя знаю. Видел. Проходил. И не так уж оно страшно, на самом деле".
  - Значит, удерживать вас не стоит? - внимательно посмотрел Лэйндмэр.
  - Не стоит. - Твёрдо ответил Павел.
  - Хорошо! - проговорил Лэйндмэр так, будто собирался просто сэндвич в газетку завернуть. - Условия принимаются.
  Павел ещё раз внимательно посмотрел на него, словно определяясь, можно ли верить, кивнул, и собрался отчалить вот прямо отсюда
  - Да! - вспомнил он. - Большая просьба - моему другу действительно досталось... ни за что досталось, и он действительно не при делах, поэтому вы уж присмотрите за ним. Пусть хорошенько отдохнёт. Для меня это важно. Очень важно.
  "Для вас - тоже! - добавил про себя. - Не дай бог, с ним что-то случится. Я, конечно, понимаю, за вами не просто сила, за вами сила всего государства, с которым не очень-то поспоришь. Но вам троим от этого легче не станет, если, не дай бог, с Витькой что-то случится. Нет, я не герой, и не бесстрашный. Я - нормальный. Но бывают обстоятельства, когда всё идёт по боку, и тогда уже ничего не поделаешь - приходится быть ненормальным".
  - Если сдержите обещание... - словно услышав внутренний монолог, жестко посмотрел на него Лэйндмэр, - всё будет хорошо. И у вас, и у вашего друга. Обещаю.
  Павел ещё раз долго поглядел на него, соображая, действительно этот тип слышал его мысли, или просто всё так совпало? Потом молча отступил на пару шагов, и уронил себя в радужное марево, быстро свернувшееся в лихой самолётик. Мгновение повисел над палубой, и только потом, свечой ушёл в небо.
  
  ОЛДРИЧ
  
  Когда дверь кабинета внезапно открылась, и в их Манхэттенскую резиденцию вошёл Директор, Олдрич не поверил собственным глазам. У него и в самом деле возникло желание протереть их, как линзы запотевших очков. То есть, ситуация была из разряда настолько невероятных, что впору не очки протирать, а за голову браться, потому, что после таких неожиданностей легко можно было и её потерять.
  Появившаяся за спиной Директора грузная фигура Эванса на Олдрича такого впечатления уже не произвела, хотя его он тоже мог ожидать здесь меньше всего. Бравый двухзвёздный генерал, в компании какого-то полицейского чина, той же напыщенности, просочившийся вслед за Эвансом, был и вовсе не в счёт: подумаешь, какая невидаль, мало ли людей в форме по стране бродит.
  Но вот Директор... собственной персоной... это действительно было из разряда очевидного, но очень уж невероятного.
  - Джентльмены! - провозгласил тем временем Директор. - Я бы хотел обсудить с вами некоторые детали работы, которой вы сейчас занимаетесь. Но, поскольку я не решился отрывать вас от важного дела, то и предпочёл устроить это прямо здесь, на месте. Мистер Олдрич, вы не откажитесь сообщить нам последние новости?
  "Совсем плохо дело!". - Призывая устраиваться поудобнее, указал пришедшим на кресла Олдрич. - "Директор взбешён до крайности, и крайность та сейчас отыграется на чьей-то голове, которая точно не будет Директорской. Хогарту вряд ли достанется больше, чем он того заслуживает. Как бы мне с трёх раз угадать, по чьим именно остаткам волос пройдётся буря? Не догадываетесь ли, мистер Олдрич, кто это, с большой долей вероятности, будет?".
  - Сэр! - продолжил он, когда все разместились. - При всём уважении, больше того, что мы уже доложили, нам пока сказать нечего. Мы отправили подробный отчёт по состоянию на полдень нынешнего дня. С тех пор ничего существенного не произошло, и я могу лишь предложить вам своё, абсолютно субъективное, мнение обо всём происходящем.
  Директор изучающе оглядел его с головы до ног, будто соображая, с какой именно стороны начинать сдирать шкуру, сварливо пожевал губами, но всё-таки благосклонно кивнул: начинайте.
  - Сэр, - оценил пантомиму Олдрич, - чем больше я анализирую уже полученные данные, чем глубже изучаю сложившееся положение, тем больше начинаю склоняться к мистической концепции происходящего. Вся техническая мощь самого развитого государства, по определению, не может спасовать перед одним, вторгшимся на его территорию, даже технически очень продвинутым, устройством. Но объективно ситуация на данный момент такова, что мы всегда оказываемся на шаг позади, и это действительно какая-то мистика. Если бы я был совсем уж сумасшедшим, то легко бы согласился с тем, что в реальности мы имеем дело с вторжением инопланетян в этот сумасшедший город. Но я реалист, и, к сожалению, даже не мистик. Есть факты, с которыми не поспоришь, и они наводят на мысль, что одиночка, даже очень хорошо подготовленный, не может противостоять целой системе. При условии, что у него в этой системе нет элементов, обеспечивающих безусловный успех деятельности. Другими словами...
  - Другими словами, - перебил его Директор, - вы реально предполагаете, что среди нас есть кто-то, обеспечивающий ему зелёную улицу при любых условиях?
  - Уточню, господин Директор, - не моргнув глазом, продолжил Олдрич, - не среди присутствующих в этом помещении. Но другого объяснения происходящему мистицизму найти не могу. Более того, я убеждён, что существуют очень влиятельные силы, тщательно прикрывающие всё это безобразие. Иначе как объяснить, откуда на строжайше охраняемой территории взялся дельтаплан, с невероятными техническими характеристиками? Как иначе, без чьей-то заинтересованной протекции, он мог туда попасть?
  Директор, всем корпусом развернувшись в сторону полицейского чина, молча посмотрел на него. Тот просто развёл руками, ибо ничего толкового сказать не мог. Тогда Директор опять вернулся к Олдричу, кивком разрешив продолжать.
  А этот аппарат, - проговорил Олдрич, - за которым мы гоняемся уже больше месяца. Как он попал на остров, буквально под самые стены тюрьмы? Попал, абсолютно никем незамеченным? Я понимаю, спутниковая группировка не обладает безграничными ресурсами, и должна знать точное место, куда надо смотреть. Но ведь существует ещё и служба НОРАД, с её радарными возможностями. Мощными, должен сказать, возможностями по слежению за воздушным пространством не только города, но и всей страны.
  Теперь Директор повторил свою пантомиму уже с двухзвёздным генералом.
  "Ничего, генерал! - усмехнулся Олдрич, наблюдая эту картину, - поверти шеей, побагровей мордой, под неприятным взглядом. Не всё ж на моих ребятах отыгрываться. Держись Сэм, тебе, наверное, тоже достанется, раз уж ты здесь оказался. Но хотя бы не тебе одному, пусть и эти попугаи узнают, почём изюм в нашей лавке".
  Генерал поднялся, оглядел всех орлиным взглядом, явно давая понять, что не пристало военным пасовать перед гражданскими, и командным голосом начал докладывать о том, что хоть НОРАД и имеет серьёзные технические возможности, но и они не боги. А аппарат, о котором идёт речь, явно был создан с применением технологий стэлс, и это очень серьёзная проблема, которую им ещё предстоит решить. И для этого уже делается многое, и...
  Олдрич слушал эту ахинею, прекрасно видя, что генерал, абсолютно не разбираясь в теме разговора, просто защищает честь мундира. Да, он знает, что был там какой-то самолёт, да, он знает, что тот нарушил всё, что только было можно, но... но в НОРАД о нарушителе и малейшего представления не имели. После оповещения об инциденте в воздух сразу же было поднято звено перехватчиков. Только, пока они выходили в зону перехвата, там оставалось перехватывать лишь гражданские самолёты, взлетавшие с Ла Гуардии. Да, у НОРАД была информация, что нарушитель взял курс на восток, где и ушёл за пределы территориальных вод. Но ни один из перехватчиков так и не увидел его на своих радарах, и потому им была дана команда на возврат.
  - Это, собственно всё, сэр, что у меня есть для доклада вам! - не теряя стального блеска глаз, закончил генерал.
  - Н-н-да! - неопределённо проговорил Директор, разглядывая его щегольской мундир. - Мистер Эванс, может у вас есть что-то более существенное?
  - Сэр, когда мы получили информацию о произошедшем... - начал тот немного задумчиво. - В общем, сэр, мы успели взять критический участок под наблюдение, видеофайлы я вам передам чуть позже. Объект мы вели до выхода из территориальных вод, пока... в общем, сэр, он пропал. Вошёл в облачность, кстати, не очень большую по размеру, и... и пропал, как будто его никогда и не было.
  - Может, снова "утонул"? - предположил Директор.
  - Он шёл на значительной высоте, сэр. - Неуверенно проговорил Эванс. - Чтобы утонуть, ему нужно было идти к воде строго по вертикали, иначе бы он всё равно появился в пределах нашей видимости.
  - Или - по спирали! - усмехнулся Директор, намекая на события в тюремном дворе.
  - Или по спирали! - эхом отозвался Эванс. - В любом случае, он исчез. Опять исчез, и это стало уже неприятной традицией.
  - Н-н-да! - повторил Директор. - Традицией. Как её нарушить? Как выйти на тех, кто им здесь помогает? А ведь им кто-то, в самом деле, помогает. Это - очевидно. Хогарт, что на этот счёт можете сказать вы?
  - По большому счёту, сэр, - хмуро проговорил тот, - ничего. Мы отслеживаем всё, что можно, копаем по всем направлениям, и всё равно продолжаем сидеть с пустым мешком на берегу океана. Единственный заусенец, способный поцарапать эту непробиваемую стену, имя адвоката, предложенного беглецу. Странное имя - Ханабаба. Мы проверили реестры всех адвокатских палат - нет в стране такого специалиста. И ещё один момент: это же имя назвала жена беглеца, на последнем свидании с ним.
  - Как? - встрепенулся Олдрич. - Она встречалась с мужем после телефонного разговора?
  - Нет. - Ещё более хмуро проговорил Хогарт. - Они встречались за день до него.
  - А почему же вы до сих пор молчали? - не понял Олдрич.
  - Мне только что принесли расшифровки с их свидания. - Тяжело вздохнул Хогарт. - Если б мы сделали это раньше...
  - То есть, если я понял правильно... - вступил в разговор Директор, - она сообщила мужу именно об этом адвокате за день до того, как ей предложили его услуги?
  - Да, сэр. - Твёрдо проговорил Хогарт.
  - Поздравляю, господа! - ехидно проговорил Директор. - Вас опять надули! И сделали это нагло, прямо у вас под носом: вы ведь присматривали за ней, насколько я понимаю?
  - Да, сэр.
  - И контакта не зафиксировали?
  - Нет, сэр.
  - А он - был! И это означает, что мисис знает больше, чем говорит нам. Вот где прячется настоящая зацепка, которую можно использовать.
  - Вы думаете, она тоже соберётся что-то взорвать? - со скрытой издёвкой поинтересовался Хогарт. - Или, на худой конец, продать фунт героина.
  - Что навело вас на такую экзотическую мысль? - жёстко посмотрел Директор.
  - Всё-таки это жена наркодилера-террориста... - немного смешался Хогарт, - мало ли...
  - Прежде всего, она - гражданка США! - отрезал Директор. - И находится под защитой Американского законодательства. - Директор внимательно посмотрел в сторону Олдрича. - Но это не значит, что она имеет право нарушать законы Америки. Мы же, только что, получили информацию о том, что она скрывает некие данные, угрожающие безопасности Соединённых штатов. Это очень серьёзный проступок.
  - Может быть, нам следует взять под стражу и её? - осторожно поинтересовался Олдрич.
  - Может быть! - согласился Директор. - Но тут стоит всё-таки немного подумать, когда и как лучше это сделать. Существует вероятность, что они вернутся за ней? Ну, хотя бы самая маленькая?
  - Я думаю, не самая маленькая. - Покачал головой Хогарт. - А очень даже большая.
  - В таком случае, если мы сразу упрячем подозреваемую, им снова придётся штурмом брать место, где она находится. - Серьёзно оглядел присутствующих Директор. - Штурмовать, заранее отработав план операции, предварительно задействовав неведомых покровителей, о возможностях которых мы ничего не знаем. И тогда у них снова будут шансы ещё раз усадить нас в лужу.
  Это был серьёзный аргумент, и все понимали его справедливость. Любое крупное ведомство - не просто государственная структура, а и карьерный лифт, с очень скользким полом. Подниматься на нём к успеху всегда сложно, ибо в любую секунду можно, поскользнувшись на радость соперникам, оказаться за его пределами. Без права возвращения на новый заезд, гарантирующий стабильный доход, и уважение в обществе. Директор понимал это лучше остальных, ибо успел забраться выше их всех.
  - Насколько я знаю, она находится под постоянным наблюдением? - повернулся он к Хогарту.
  - Да, сэр! - кивнул тот. - Один сотрудник всё время держит её в поле зрения.
  - Что совсем не помешало ей легко встретиться с преступником! - добавил Директор. - Нужно усилить наблюдение. Значительно усилить. А если искомые люди не проявятся в течение недели...
  Директор, недоговорив, замолчал, явно что-то напряжённо обдумывая, а все остальные просто ждали, не рискуя прервать его размышления.
  - Да! - пришёл он, наконец, к какому-то заключению. - Если не проявятся, вот тогда уже нам и придётся думать, как поступать дальше. И не смотрите на меня как на сумасшедшего, я не хуже вас понимаю всю дикость этого сценария. Но за последнее время я видел много чего совершенно невозможного. Включая сегодняшнюю наглейшую эскападу прямо у всех на виду. Успешную, заметьте, эскападу. И кто сказал, что в следующий раз они не придумают что-нибудь более отчаянное, и наглое?
  - Мне хотелось бы возразить что-нибудь разумное... - позволил себе высказаться Олдрич. - Но практика показывает, что в этой истории одна нелепица громоздится на другую, и логического объяснения этому просто не удаётся найти.
  - Рад, что вы это понимаете! - внимательно посмотрел Директор, явно пытаясь осознать, действительно ли он так думает, или просто подыгрывает начальству. - А может у вас есть ещё и разумные предложения, идущие вразрез с моими?
  - Думаю - нет! - Олдрич, не смущаясь, выдержал острый взгляд. - И я действительно думаю, что вот прямо сейчас, да и не сейчас тоже, трогать несчастную женщину нет совершенно никакой необходимости. Вот именно она, во всей этой истории, лишний элемент, случайно оказавшийся не в том месте, не в то время. В России она никогда не была. Знать о делах мужа что-то могла? Разумеется, могла, но - вряд ли во всём этом участвовала. Да и неизвестно до конца, занимался ли он сам чем-нибудь противозаконным, кроме, разумеется, дерзкого побега. Теперь вопрос: может ли он за ней вернуться? Если верить моему коллеге... - он кивнул в сторону Хогарта, - русские, люди со странностями. Своих не бросают, и, значит, мы вполне справедливо можем ожидать его появления здесь. Не сегодня, и вряд ли завтра. А может даже и не через неделю. Но, сэр, если он ушёл за пределы страны, то искать его следы нужно уже не здесь, а если вернётся, то вернётся именно сюда... то есть, туда, где будет она. Так пусть она и дальше находится в привычной ей обстановке. А нам, действительно, надо лишь усилить наблюдение, и быть готовыми к мгновенному задержанию. Но если хотите знать моё мнение именно по этому поводу, то я уверен, что нам это ничего не даст. То есть - вообще ничего.
  - Поясните! - заинтересовался Директор.
  - Сэр! - устало проговорил Олдрич. - Наша цель: этот невероятный летательный аппарат, и тот, кто с ним плотно связан, то есть - мифический Павел. Насколько случайной была его встреча с нашим фигурантом, выяснить было бы неплохо, но, согласитесь, ни один вражеский агент не будет устраивать дикую пьянку со своим связным в стане врага. До такого даже свихнувшиеся русские не додумаются, настолько это элементарная истина. А потому я в самом деле склоняюсь к мысли, что супружеская пара - случайные жертвы обстоятельств.
  - Да? - внимательно посмотрел Директор. - И ради случайного знакомого этот мифический Павел, с риском для жизни, устроил вот это всё? Не-е-т, Олдрич, они как-то между собой связаны. Тесно связаны. И я больше чем уверен, что если и объявятся возле этой мисис, то объявятся оба.
  - А вот это было бы просто замечательно! - согласился Олдрич. - Но, боюсь, мифического Павла мы здесь уже никогда больше не увидим.
  - Почему? - не понял Директор.
  - Если он случайно "замазал" друга ли, просто ли знакомого, то исходя из менталитета, описанного моим коллегой, - Олдрич кивнул в сторону Хогарта, - он мог считать своей обязанностью вытащить того из узилища. Он это сделал, и ушёл за пределы страны. Даже если и не выполнил поставленную задачу, то есть откровенно провалился, вместо него теперь пошлют кого-нибудь другого. Это - аксиома. Всё просто.
  - Просто! - согласился Директор. - Слишком просто. Настолько, что в это, почему-то, совсем не верится. Почему в это не верится?
  - Может быть потому, - посмотрел на него Хогарт, - что в деле напрочь отсутствует хоть какая-то логика?
  - Может быть! - наклонил голову Директор. - Но жизнь показывает, что так не бывает. Логика есть всегда, и во всём. Не все её улавливают. И мы её сейчас не улавливаем. Мы вообще ничего не улавливаем, потому что всё льётся сквозь пальцы, как вода в заливе. А нам остаётся оправдывать своё невезение силой непреодолимых обстоятельств. Только, джентльмены, не питайте иллюзий, когда, на фоне такого провала, за нас возьмутся всерьёз, этот аргумент во внимание принят не будет.
  
  ПАВЕЛ
  
  Чем действительно был хорош этот город, так это возможностью легко найти всё, что тебе необходимо вот прямо сейчас. А сейчас необходим был самый, что ни на есть примитивный стеклорез, да моток скотча. Незатейливо позволяющий не греметь тёмным вечером на всю округу стеклом Витькиного окна.
  Лезть напрямую, ну как все нормальные люди, через дверь, было глупо даже не потому, что там его гарантированно пасли: с этим, в принципе, несложно справиться за короткое время. То есть, пока стуканут куда надо, да поддержки дождутся, да в дверь ломиться начнут, это ж целая куча времени.
  При условии, что из квартиры надо вывести человека подготовленного. К нему достаточно просто вломиться, гаркнуть - "бежим", и рвануть в обратном направлении, путеводной звездой, указывая, куда именно лихо скакать, от лихих же людишек.
  Но совсем другая тема, когда надо уговорить ничего не подозревающую женщину, вот буквально в чём есть, свалить из дома вот прямо сейчас, и прямо совсем неизвестно куда. Это ж, как ни крути, очень серьёзная работа для очень квалифицированного психолога. Если не психиатра, в перспективе гарантированно необходимого тому, кто без подготовки, с ходу, попытается провернуть откровенную глупость.
  Павел не был психологом, и уж тем более психом, но иного выхода, кроме как добровольно сунуть голову в пасть разъярённой тигрице, уже не имел. В предстоящем деле он вообще не имел другого выхода, но зато догадывался о резервном входе в квартиру, лежавшем прямиком через грязноватый двор, образованный блоком соседних домов.
  Правда, и там не обошлось без небольшой проблемы, но её удалось решить на удивление небольшими усилиями, потратив немного времени, и довольно солидный кусок того самого скотча.
  И все, в общем-то, сложилось вполне удачно: выдавленное стекло даже и не пискнуло, защёлка ушла в сторону без скрипа, а он перетёк в распахнутое окно как сытый питон - мягко, и совершенно удовлетворённо.
  А вот уже там его ждала главная проблема: человек, которому вряд ли захочется прислушиваться к здравому голосу чужого разума. Ну, потому что у него ж есть разум свой, и он же по определению всегда разумнее любого другого. Это ж каждый дурак наизусть знает.
  Впрочем, работу Павел начал не с самой тяжёлой проблемы. И вовсе не потому, что хотел оттянуть неприятный разговор, а потому, что надеялся провести его в спокойной дружеской атмосфере. Без посторонних воплей, и драки при попытке всяких там обормотов, завязать в узел неспешных собеседников. Поэтому сначала исследовал нижний этаж, потом, аккуратненько ступая ближе к перилам, вышел на этаж второй. Долгую секунду изучал женскую головку, видневшуюся над уютным креслом, стоящим перед вещающим очередную глупость телевизором, и снова занялся делом.
  Убедившись, что по закоулкам не прячется свора жаждущих, от которых придётся тяжело отбиваться, вернулся к входу в комнату, постоял в раздумье, и тихо, костяшками пальцев, постучал по косяку.
  Она даже не вздрогнула, просто застыла на мгновение, а потом медленно повернулась, увидела не то, что ожидала, и очень долго рассматривала его, прежде чем спросить: "что с Витенькой?".
  Павел молча показал большой палец.
  - Он здесь? - встрепенулась Катя.
  Павел так же молча качнул головой, и указал рукой, сообщая, что тот уже очень далеко. Потом подошёл вплотную, и тихо проговорил:
  - Катенька, вам необходимо уехать. На время.
  - Почему? - настороженно посмотрела она.
  - Я устроил побег Виктора! - честно признал Павел. - теперь они могут захотеть отыграться на вас. Простите. Виктор не был ни в чём виноват. Вы ни в чём не виноваты. Виноват во всём только я. Но отыгрываться будут на вас обоих. Поэтому вам отсюда лучше, хотя бы на время, убраться, ибо...
  Договорить он не успел: внизу что-то резко грохнуло, потом раздался топот многих ног, и всё перекрыли истошные вопли "Полиция! Всем оставаться на местах!".
  "Твою!!!". - Быстро осмотрелся Павел, оценивая ситуацию. - "Когда ж вы, собаки, успели? И что теперь? Вниз нельзя, там же целая кодла толчется. Балкона нет, только хилая пожарная лестница, в окно мы с крылышками не протиснемся, да и объяснять ей, что и как надо делать, времени уже нет. Что остаётся? Идти в бой? Против такого количества мяса? Это будет последняя разумная мысль в моей жизни. Что тогда? Нагло спрятаться вот прямо здесь, у той вон стены? То, что она сдвинулась на полметра, они хрен поймут, это с места не сойти. Если удастся её сымитировать, получится неплохо. Если получится. Если нет, придётся идти на прорыв. Её они здесь, по крайней мере, вот прямо сейчас, не тронут. А я по пожарной лестнице, и на крышу. Оттуда старт, пока они под задницей пыхтеть будут. И всё получится замечательно... кроме того, что после до неё мне добраться уже не дадут. И что я тогда скажу Витьке? Что не смог этих гадёнышей перебить? Он поверит. Но посмотрит так, что лучше и не вылезать из-под гадёнышевых кулаков".
  Тогда он просто ухватил испуганную Катьку за руку, подбежал к торцевой стене комнаты, и быстро представил, как должно выглядеть это чёртово укрытие. Потом наклонился к уху ничего не понимающей женщины, и прошептал: "Катенька, умоляю, что бы ни случилось - молчите! Ни одного звука, что бы ни произошло! Ни одного!".
  И в это мгновение в двери появились люди в чёрном, ощетинившиеся чёрными же стволами.
  "Чисто!". - Крикнул один, осмотрев комнату, и оба тут же исчезли. Павел уловил на себе изумлённый взгляд, и приложил палец к губам, потому что в комнату снова вошли двое, но уже в нормальной одежде, принявшись тщательно её осматривать.
  Когда один из них подошёл вплотную, у Павла прямо рука зачесалась, выписать ему между ушей так, чтоб сволочь всю оставшуюся жизнь на каждый столб улыбалась. Но сейчас у него была куда более серьёзная забота, чем смачный торцевал идиоту. И она, глядя на всё происходящее расширенными от ужаса глазами, стояла рядом.
  "Господи! - молился Павел. - Ну, сделай так, чтобы она удержалась от комментариев! Ну, помоги ты ей стойко перенести картину разгрома её уютного гнёздышка. Не дай ей произнести хотя бы слово - мы ж тогда отсюда целыми не выберемся. Господи, помоги ей!".
  Детективы копались долго. Проверили всё, что можно, что нельзя - проверили тоже. А потом в комнате появились новые люди. Один очень импозантный, его все почему-то называли "Директор", другой - неплохо знакомый. Именно ему в своё время досталось от души, и по всему фасаду.
  Павел снова посмотрел на Катю, и она, умница, едва заметно кивнула, успокаивая его расходившиеся нервы.
  - Ну, и что вы тут обнаружили? - немного сварливо поинтересовался у детективов тот, кого звали Директором.
  - Ничего интересного, сэр! - неторопливо ответил старший группы. - Нормальная квартира среднего американца. Единственное отклонение - окно на нижнем этаже. Оно вскрыто с использованием того же скотча, которым скрутили парней во дворе. Правда, анализ ещё не проводился, но я уверен, что это так. Во всём остальном - ничего интересного.
  - А почему нас привели именно в эту комнату?
  - Именно здесь был последний разговор хозяйки с посетителем, вошедшим в дом через окно. - Как-то совсем безразлично ответил эксперт.
  - Тогда, может, скажете, где они сейчас? - недобро поглядел Директор.
  - Видимо, ушли. - По-прежнему невозмутимо ответил старший. - Во всяком случае, никто их больше не видел.
  Катька слушала этот бред, стоя в трёх шагах, смотрела то на них, то на Павла, и на самом деле всё никак не могла понять, что тут вообще происходит. Павел аккуратно взял её за руку, улыбнулся ободряюще, но палец к губам приложить все же не забыл. Она долго посмотрела на него, опять кивнула непослушной головой, и Павел немного успокоено отпустил руку.
  - Что можете сказать по поводу, Хогарт? - поинтересовался Директор. - Вас опять обставили?
  - Вынужден это признать, сэр! - уныло ответил тот. - Хотя и не понимаю, как это могло произойти - мы ж были наготове, и как только услышали беседу, тут же начали действовать.
  - А видеокамеру вы сюда не догадались внедрить?
  - Сэр, мы не успели, да и надобности в этом, судя по результату, не было, всё равно они б ушли. Теперь, сэр, и я начинаю верить в мистическую природу этого абсурда.
  - Опыт показывает, - назидательно проговорил Директор, - что вся мистика устраивается именно людьми. Очень хорошо подготовленными, квалифицированными, и именно людьми. Когда вскрывается механика процесса, всё оказывается очень и очень просто. Сложным оно бывает лишь для непосвящённых. Вы не проверяли это помещение на потайные ниши или комнаты?
  - Сэр, при всём уважении... - как-то даже чуть насмешливо проговорил Хогарт, - Это обычная Нью-Йоркская квартира, а не стандартный английский замок, где всегда увлекались подобными игрушками. Здесь их просто негде встраивать.
  - Да, вы правы! - согласился Директор. - Но люди просто так исчезать не могут. Если они были здесь. И, кстати, было б неплохо выяснить, были ли они здесь на самом деле?
  - Не улавливаю вашу мысль, сэр! - удивлённо посмотрел Хогарт.
  - У вас ведь здесь есть микрофоны?
  - Да.
  - А не могли ли у них здесь быть динамики, передающие речь издалека? Просто чтоб над нами поиздеваться?
  - Мы проверим, сэр, - с сомнением проговорил Хогарт, - но я сразу скажу, что это очень маловероятно. Да и следы во дворе говорят сами за себя. И, кстати, кроме всего прочего, они характеризуют типа, вломившегося сюда, как довольно гуманного человека.
  - И что навело вас на такую мысль? - недоверчиво глянул Директор.
  - Он мог замотать им не только рот, но и все другие пути... дыхательные. И имели б мы на своём балансе пару безмолвных свидетелей... со всеми вытекающими.
  - Кстати, об этих... вытекающих... раз уж они не безмолвны, стараниями нашего клоуна, так, надеюсь, они рассказали вам, что там, в действительности произошло?
  - Боюсь, сэр, - недобро усмехнулся Хогарт, - оба были совершенно искренни в оценке ситуации: ни один из них так и не смог хотя бы предположить, как это случилось, не то, чтобы вспомнить. Похоже, отработал действительно серьёзный профессионал.
  - Судя по тому, сколь безрезультатно мы за ним гоняемся, - согласился Директор, - это так. Что скажете, Джек? - повернулся он к третьей персоне, тоже явно руководящего типа.
  - Боюсь, сэр, мы и в самом деле зря теряем время! - тяжело вздохнул Олдрич. - Не знаю, кто именно здесь был, Виктор, или этот мифический Павел, но женщину он отсюда увёл. Прямо у нас из-под носа. И боюсь, мы её уже не найдём, и не сможем изолировать, как предполагали. Так что приманки для большой дичи мы явно лишились. И кстати, я всё-таки склоняюсь к мысли, что здесь был именно наш отчаянный беглец. Согласитесь, посторонний мужчина, вряд ли б смог так легко убедить её бросить всё, и срочно бежать из дома. Нет, здесь был именно этот Виктор, они и исчезли так быстро потому, что где-то у него был заготовлен потайной выход, что говорит не в пользу его невиновности. Честные люди не обзаводятся такими вещами в обычном доме. И, видимо, это, в самом деле, была нормальная, глубоко законспирированная вражеская ячейка, которую мы обязаны были выявить, и ликвидировать.
  При этих словах изумлённые глаза Кати стали такими огромными, что Павел всерьёз изготовился, понимая, что она вот прямо сейчас запросто может набить морду пухлому идиоту.
  Но обоим повезло - Витькина жена действительно оказалась потрясающей женщиной, с огромной силой воли, а потому дурь, изложенная самодовольным кретином, осталась без последствий, неприятных для всех в этой комнате.
  Им пришлось ещё минут двадцать вжиматься в стену, как скалолазам на карнизе у пропасти, пока умники перебирали варианты происшедшего. Потом они, наконец, покинули дом, забрав с собой остальных придурков, тщательно обшаривавших Витькино жилище. Ушли, но не все, как надеялся Павел, одного всё-таки оставили. Чтоб приглядел за хозяйством вместо видеокамеры, которую не успели сюда втатарить.
  Павел долго изучал невысокого мужичка, с большими залысинами на коротко стриженной голове, понимая, что вот он вряд ли происходит из племени клерков, работающих исключительно с бумагами.
  "Пиджачок в левой подмышке бугрится". - Отметил не самую приятную подробность. - "Походка не вялая, следовательно, толк знает. Срубить его враз, скорее всего, не получится. Да и он наверняка ожидает какой-нибудь пакости от здешних стен. Да и они наверняка ожидают, где-нибудь неподалёку от здешних стен, именно эту пакость. А у меня времени нет - валить отсюда надо со всей возможной скоростью, пока ещё все размягчены пониманием, что вот прямо сейчас ничего такого-этакого точно не произойдёт. На это ж время надо... так они, похоже, думают. А как они на самом деле думают, хрен их знает. В любом случае, стоит этому гаду вякнуть в эфир что-нибудь совсем неприличное, гады сюда толпой неподъёмной ринутся. Они ж его и посадили одного, как чучело на озере, чтобы глупого селезня на подлёте сбить".
  Мужичок, тем временем, обошёл комнату, внимательно посмотрел им прямо в глаза, от чего Катька напряглась, снова пугая Павла непредсказуемой реакцией, подошёл к окну, и тщательно осмотрелся там: он ведь тоже понимал, какую роль играет, и вряд ли она ему сильно нравилась.
  Потом ещё раз оглядел комнату, постоял, о чём-то размышляя, вернулся к столу, подвинул кресло так, чтобы стол оказался между ним и дверью, и уселся спиной к стене, у которой стояли беглецы.
  Это был подарок судьбы. Настоящий, огромный, и очень-очень жирный. Из тех, что упускать нельзя ни в коем случае.
  Павел наклонился к уху Кати, и почти неслышно прошелестел, что она должна будет делать прямо сейчас. Делать, не раздумывая, потому что времени у неё тоже нет. У них обоих его нет, хотя Павел всё ещё надеялся отыграть секунд сорок на шоковом состоянии лиц, участвующих спектакле.
  До кресла была всего пара шагов, и Павел мягко и быстро проскочил их, чтобы ребром ладони, с маху вогнать подсадного в классический морской раушнаркоз. Он искренне надеялся, что основание черепа выдержит, и всё ограничится только недолгим выпадением типа из реальности. Тот и в самом деле лишь негромко хрюкнул в ответ на пожелание, и вяло уронил голову на стол.
  Павел дал отмашку, Катя проворно кинулась к окну, и застыла на низком старте, пока он вытаскивал из наплечной кобуры ствол: шестизарядный бульдог, для ближнего боя.
   Выйдя на лестницу так, чтобы была видна входная дверь, поднял левую руку, прицелился, и одновременно с отмашкой, всадил две пули в дверной косяк, а остальные в полотно двери, надеясь, если там кто-то и был, то его с первыми выстрелами унесло к чертям собачьим с Витькиного крыльца.
  "А нет, - подумал, швыряя туда же ствол, - так и хрен им судья. Может оно и к лучшему - дольше провозятся, и меньше наверх смотреть будут. Нельзя им сейчас наверх смотреть! Вряд ли она такая уж спортсменка, что быстро на крышу взбежит. Нам надо всего ничего, минута в лучшем случае, лишь бы без пальбы в задницу туда добраться, а там как-нибудь со всем остальным разберёмся".
  В окно он вылетел, словно уже был при крылышках. Впопыхах чуть даже не промахнулся мимо серьёзно ржавеньких ступенек пожарной лестницы. Матюгнувшись от досады, перехватился понадёжнее, и уже во весь опор рванул вверх, ожидая, что вот ещё чуть-чуть, и упрётся в Катькины подошвы, ну потому что он-то тренированный, а вот она...
  А вот она, оказывается, была уже настолько далеко впереди, что Павел честно изумился её невероятному проворству.
  Внизу пока было тихо: в открытое окно никто не лез, дурниной в квартире не орал, хотя какая-то возня вокруг дома ощущалась почти физически.
  "Ничего, ребята! - почти молился Павел, в ускоренном режиме перебирая ступени. - Тридцать секунд, больше я не прошу. Ещё тридцать секунд посовещайтесь, можно ли туда лезть, и не влезет ли вам за это в башку пуль с десяток. Ещё совсем немного, ну совсем чуть-чуть, вон уже и край рядышком. Главное, мне пулю в задницу не засадите, о большем и не прошу... ну, ещё чуть... А вот теперь, - переваливаясь через парапет, чуть от радости не заорал во всю глотку, - теперь: гуд бай, козлы! Теперь можете палить куда угодно, мы оторвались!".
  И уже встав на ноги, захотел орать ещё громче, уже от злости на себя, потому, что перед ним стояла Катя, а за ней, почти как за щитом, держа её за обе руки, стояли ещё двое. Да не просто стояли, а нагло улыбались, понимая, что ни один, даже совсем уж сумасшедший человек, не станет вот просто так спорить с девятимиллиметровыми "Береттами". К тому же, очень широко разнесёнными в пространстве.
  Это был крах. Это был полный крах, потому что с одним стволом ещё хоть как-то можно поспорить. Пусть и с призрачными шансами, но... когда их два, и расстояние между ними заметно больше метра...
  При таком раскладе одна из них всё равно успеет достать. Это - как минимум. Про максимум и вспоминать не хотелось, потому что дуршлаг не самое приятное состояние организма, стремительно перестающего быть здоровым.
  "Ну, надо ж было так жидко обделаться! - вежливо поднимая руки, и одновременно тихо продвигаясь вперёд, бесился в душе Павел. - Хоть в неё стволом не тычут, уже немного легче. И опять на всё, про всё, секунды, потому что, к бабке не ходи, информация уже прошла, и начальство, счастливо потирая лапы, спешит на победную арену, чтобы моментом насладиться.
  Может второй всё-таки не успеет мне башку продырявить? Главное - башка, и генератор. Всё остальное, хрен с ним, мне и нужно-то продержаться минут пять, не больше. До чистой воды сознание не потерять, и Саныча гавкнуть! А там пусть со своим чудом техники сам разбирается, и Катьку на место вывозит. Большего от него и не надо.
  Так... вот сейчас - нырок под правого, попадёт не попадёт, а срубить его я должен успеть. Потом второго, вывертом со спины. Если у них приказ мою шкуру живьём доставить, было б совсем уж замечательно, шансы круто б в гору полезли. Расстояние уже почти в норме, вы, ребята, только в башку и генератор не попадите, с остальным как-нибудь разрулим. Быстрый взгляд налево, может и эти купятся, и погнали... куда бог пошлёт. Только б гады Катьку не зацепили, а с остальным - как-нибудь...".
  Павел уже собирался начинать обманный маневр, когда произошло то, чего он меньше всего мог ожидать в этой жизни: над головами обоих противников вдруг появились нимбы. Только почему-то они были не золотые и сияющие, а совершенно чёрные, словно жутко разросшиеся таблетки от поноса.
  Дикое зрелище остановило его на секунду, а уже в следующую он понял, что лезть грудью на амбразуру больше не надо, потому что сначала об крышу мягко шмякнулись великолепные "Беретты". А потом, с абсолютно блаженными лицами, рядом обосновались их владельцы. И стоять осталась только бедная женщина, совершенно непонимающая, что произошло.
  Павел тоже ни черта не понял, откуда что взялось, и куда оно потом делось, но зато хорошо понимал, что дважды такими подарками судьба разбрасываться не станет.
  Он подскочил к Кате, взял за плечи, быстро отвёл на несколько шагов в сторону, чтобы не прихватить на крылышки этих вот, поставил её, попросив ничему не удивляться, и на всякий случай прикрыть глаза. Она кивала, смотря куда-то сквозь него широченно раскрытыми глазами, совершенно не понимая, чего вот прямо сейчас от неё вообще-то хотят.
  Это было явное последствие стресса, которое можно попытаться убрать обыкновенной пощёчиной. Но у Павла сначала не поднялась рука, а потом он сообразил, что и это, на самом деле, тоже подарок судьбы: в таком состоянии человек потом вряд ли сможет поверить в реальность происходившего.
   Он встал перед ней, и повторил то, что сегодня проделал ещё на острове, а когда трансформация завершилась, снова обернулся, чтобы посмотреть, как она там? Она прочно сидела в кресле, с деревянно прямой спиной, и, по-прежнему широко раскрытыми глазами, всё так же смотрела куда-то вдаль.
  "Ничего, Катюш! - немного отходя от дикого напряжения последних минут, облегчённо вздохнул Павел. - Почти всё уже закончилось. Эти вон лежат, те пока ещё не добежали, а мы сейчас отсюда свалим ко всем чертям. В океан, мать его, в океан! А там твой Витя, он-то уж точно в чувство тебя приведёт. Ты ещё немного продержись, некогда сейчас тебя из ступора выводить - удирать надо. Ты продержись совсем немного, ну совсем чуть-чуть!".
  С крыши он рванул так, что потом даже немного испугался, всё-таки за спиной сидели два пассажира, и перегрузки обоим были совсем ни к чему, но потом вспомнил особенности этой штуки, и уже совсем успокоился.
   В океан они выскочили как-то уж очень быстро. Толи это от страха, у которого глаза велики, толи он уже начал совсем терять ощущение реальности, но городские кварталы из-под них, в самом деле, как корова языком слизала.
  А ещё пару минут спустя он потребовал у, тут же отозвавшегося Саныча, взять управление, и рулить, как он захочет. А сам, ещё раз осмотрев так и не пришедшую в себя Катю, безвольно откинулся в кресло, почувствовав, как его начинает трясти от пережитого ужаса.
  
  ОЛДРИЧ
  
  - Как это могло произойти? - устало спросил Директор, когда остальные вышли из кабинета. - Ваши люди совсем не отвечают стандартам нормальных профессионалов?
  - При всём уважении, сэр, - мрачно ответил Олдрич, - мои люди отвечают всем необходимым стандартам! Просто мы все очень устали, вот в чём проблема. Вы - в том числе.
  - Я? - удивился Директор.
  - Да, если действительно имели в виду олухов, дежуривших на крыше. - Ровно проговорил Олдрич. - Смею заметить, на самом деле это были люди Хогарта, не мои.
  - Разве? - странно посмотрел Директор. - Да, похоже, вы правы. Мы все действительно устали. Но это не повод к оправданию. Враг в нашем доме. Наглый враг. Здесь! - Директор упёр палец в стол, будто именно на нём и обосновался лютый враг. - А мы ничего не можем ему противопоставить. Как могло произойти, что два сотрудника сначала докладывают о задержании подозреваемой, а потом не могут вразумительно объяснить, куда она делась, и что вообще произошло? И как это могло произойти? Опять что ли, где-то на крыше был этот чёртов самолёт припрятан? Нет, это не так! Служба воздушного контроля клянётся, что в районе, на тот момент, не было ничего, размерами превышающими обыкновенного голубя. А они, Джек, были специально ориентированы на пристальное внимание к этой местности, ибо мы ожидали именно чего-то похожего. И - тем не менее, они оттуда как-то исчезли. Но ведь они же были там! И это подтверждает целая куча свидетелей. Однако когда целая куча свидетелей явилась на эту чёртову крышу, их там не оказалось. Что произошло?
  - Если б я знал, сэр... - мрачно посмотрел Олдрич. - Нобеля бы получил за разгадку великой тайны вселенной! Вся эта история с самого начала была сплошной мистикой. Если не - мистификацией. Знаете, сэр, я немного знаком с научными веяниями, исследованиями, и гипотезами...
  - Немного? - иронично глянув на него, усмехнулся Директор.
  - К сожалению, сэр, это так! - не принял иронии Олдрич. - Все умные люди понимают, насколько они глупы, и только глупцы точно знают, что именно они самые умные. Я, смею надеяться, не отношусь к разряду глупцов.
  - А! - вернулся к серьёзному тону Директор. - Если с этой точки зрения... ну, так что там насчёт научных веяний?
  - Ничего, сэр! - по-прежнему мрачно ответил Олдрич. - Ничего из того, что мы имели несчастье наблюдать в последнее время, в природе существовать не может, и теперь я в этом совершенно точно убеждён. Если раньше искренне считал, что какие-то ненормальные ребята, где-нибудь в колхозной кузнице, склепали-таки на коленке настоящие сапоги-скороходы, а мы их откровенно проморгали, то теперь я точно знаю, это всего лишь сказка. Кто-то элементарно дурачит всех нас банальными цирковыми трюками.
  - Вы это серьёзно? - изумился Директор.
  - Нет, конечно! - вздохнул Олдрич. - Но проблема в том, что всё произошедшее вообще невозможно серьёзно воспринимать. А несерьёзно со всем этим работать невозможно, потому что так дела не делаются. И я серьёзно теряюсь, не зная, что делать, и как быть дальше. Разве что, в самом деле, притянуть... за уши, за уши притянуть, гипотезу о проделках инопланетян, потому, что без них логично вот это всё объяснить невозможно. Но все мы люди серьёзные, а серьёзные люди мыслят серьёзными категориями. Поэтому я совершенно не представляю, что делать дальше.
  - Хорошо, Джек, давайте попробуем зайти с другой стороны. Как, по-вашему, кто в этом мире способен на такую разработку?
  - То есть? - не понял Олдрич.
  - Какая нация способна на это? Европейцы, Азиаты, про Африку не упоминаю, там нет индустрии. Так кто?
  - Сэр, должен напомнить, что в действительности она вылезла где-то из-под кустов России.
  - Нет, Джек, вылезти она могла, откуда угодно, но это совсем не значит, что именно там её в действительности создали. Вы хорошо знаете технические возможности разных стран, так вот я хочу понять, какая из них в состоянии сотворить такое?
  - Ну, если абстрагироваться от мысли что - никакая... - задумчиво прихватил подбородок Олдрич. - Чисто технически, я бы сказал, что это была бы Япония. Подчёркиваю - технически. Но Сэр, вам ли не знать, с чего начиналось их послевоенное технологическое чудо.
  - С промышленного шпионажа, на который мы благодушно закрывали глаза! - усмехнулся Директор.
  - А из этого следует, что они действительно могут создать технику любой сложности. При условии, что кто-то до них всё придумает, отработает, и выдаст готовые чертежи, в придачу с отработанными технологиями.
  - Тогда, может быть - Европа?
  - А им зачем? - скривился Олдрич. - После нашего плана Маршала, сделавшего голодную Европу сытой, довольной, и - несамостоятельной, они больше всего интересуются комфортом, и либерализмом. К тому же европейцы прагматики, не любящие вкладывать ресурсы в безнадёжные проекты. Для такого дела им не хватит маленькой доли сумасшествия. Да и, в конце концов, будь у них хотя бы даже предварительные наработки, мимо нас это не прошло бы совершенно точно. Не зря ж мы их из нищеты вытаскивали.
  - Может быть - Восток?
  - Какой? - внимательно глянул Олдрич. - Ближний, или Дальний?
  - А вы, какой бы предпочли?
  - Дальний, разумеется.
  - Почему?
  - Потому что там живут те же самые люди, что и в европейской части огромной страны: изворотливые, и достаточно сумасшедшие, чтобы задумать, и даже осуществить невероятную идею.
  - Вы в это верите?
  - Нет. - Обречённо вздохнул Олдрич. - Но иного варианта не вижу - уж если кто на такое способен, так это они. Знаете, сэр, нашу страну называют плавильным котлом цивилизаций, и мы настойчиво поддерживаем это ошибочное мнение. Догадываетесь почему?
  - Чтобы обеспечить приток светлых мозгов извне.
  - Вот именно! - подтвердил Олдрич. - Да только, на самом деле, мы не котёл плавильный, мы огромный чан. С эмульсией разных народов. Скопище жидкостей, нерастворимых друг в друге. Диаспоры, диаспоры, кварталы с обособленными культурами, не проникающими друг в друга. А вот у них там, - Олдрич неопределённо махнул рукой куда-то в сторону, - вот у них настоящий плавильный котёл с взаимопроникающими культурами, дополняющими друг друга. И это их преимущество. Серьёзное конкурентное преимущество. Как у дворняг, против породистых собак.
  - А дворняги-то здесь причём? - удивился Директор.
  - При том, что тенденция общая. Эти собаки на вид неказисты, и размером - не очень-то. Но, из-за обилия кровей, взятых от всех пород, жутко выносливы, и страшно изворотливы. А ещё они быстро соображают, и мгновенно приспосабливаются к меняющимся условиям. И уж если лезут в драку, то без оглядки на потери. Как наши противники. В общем, сэр, если быть честными, надо признавать, что такое могли сделать только в этой сумасшедшей стране, которая на самом деле сильна постоянным неблагополучием, вынужденно тренирующим мозговую деятельность своего народа.
  - Да... - задумчиво посмотрел Директор. - Кажется, это японцы говорили: если у тебя нет трудностей - купи их. А этим ребятам, в самом деле, ничего покупать не надо, и так на всю оставшуюся жизнь хватит. Ну, так что мы со всем этим будем делать?
  - Ума не приложу! - пожал плечами Олдрич.
  - А ведь придётся его приложить! - искоса посмотрел Директор. - Должен вас огорчить, на прежнюю должность вы уже не вернётесь. Да и Эванс там управляется вполне неплохо, благодаря вашей подготовке.
  - Что ж... - неприлично спокойно ответил Олдрич, понимая, что по-другому и быть не могло, слишком громкая получилась история. - Из-за такого провала, я и в самом деле честно заработал отставку. Да, наверное, ещё и без выходного пособия?
  - Это правда! - усмехнулся Директор. - Выходного пособия вы не получите. Но зато, Джек, получите расширенные полномочия.
  - Какие полномочия? - не сразу понял Олдрич.
  - Ну, например, в подборе сотрудников в свой отдел. - Невинным тоном продолжил Директор.
  - Какой отдел? - Олдрич всё ещё не мог прийти в себя.
  - Да, Джек, вы действительно серьёзно устали, со всей этой историей. Но отдыха я вам не дам, не надейтесь. Враг в нашем доме, и мы должны эту угрозу устранить. Как можно быстрее. - Директор помедлил, всё-таки давая Олдричу время на осознание происшедшего. - К сожалению, сделать это с разгона у нас не получилось. Значит, придётся работать более основательно, и - системно. А потому, с этой минуты, вы являетесь руководителем вновь создаваемого отдела, в структуре нашего ведомства. Руководителем, с очень широкими полномочиями. Ваша задача: найти тех, кто всё это создал, где бы они ни прятались. Подчёркиваю, не только тех, кто хамил нам, у нас же дома, но и тех, кто изобретал этот шедевр, и построил его.
  - Простенькая такая задача! - согласился Олдрич, уже приходя в себя.
  - Джек, вы же знаете, ничто не появляется ниоткуда, и не исчезает без следа. Тем более такие разработки. Да, мы с вами гонялись за призраками, потому, что хотели мгновенного результата. А как было не соблазниться, когда вот он, почти рядом, только руку протяни.
  - Как морковка, на шесте перед носом. - Кивнул Олдрич.
  - Теперь вашей задачей будет, проследить, откуда этот шест тянется, и кто его держит. На вражеской территории, в том числе, и в первую очередь именно там. Вы её знаете лучше многих, если не лучше всех в нашем ведомстве. Можете разбиться в лепёшку, но выясните всё, что возможно, о нашей троице. Что невозможно, выясните тоже.
  - Да! - внимательно посмотрел Олдрич. - Я понимаю, это основа. Но я также понимаю, что лежит она на чужой территории. А я, смею уточнить, всего лишь специалист по разведке в области электронных коммуникаций, которых там практически нет. Они ж до сих пор всё на бумаге пишут, а это материал надёжный - пока глазами не увидишь, скопировать не сможешь. И как я буду вытаскивать информацию оттуда, будучи здесь? Или мне придётся переквалифицироваться в агента нелегала?
  - Джек, не разочаровывайте меня своей непоследовательностью. - Иронично качнул головой Директор. - Я знаю, день был действительно трудный, но не до такой же степени.
  - Простите, господин Директор. В самом деле, не до такой степени... так я действительно могу подбирать людей на своё усмотрение?
  - До известной степени, Джек, - усмехнулся Директор. - До известной степени. Президента Соединённых Штатов привлечь к работе вы не сможете. Ну, и ещё кое-кого - тоже. А в целом, можете себе ни в чём не отказывать, ибо задача перед вами стоит очень и очень серьёзная. И, кстати, насчёт президента - если называть вещи своими именами, он уже работает на ваш успех, потому что те ребята, с кейсами, которых вы однажды видели в моей приёмной, уже получили необходимые инструкции. Насчёт бумажных носителей - в том числе. Вам же надо лишь правильно организовать общую работу, и достоверно проанализировать её результаты. Думаете, не справитесь?
  - Думаю - справлюсь! - облегчённо проговорил Олдрич. - К тому же, сэр, это уже дело престижа: не может быть, чтобы мы, со всем своим арсеналом, не смогли решить эту проблему. А кстати, мог бы я и Хогарта привлечь, или на это требуется разрешение его руководства?
  - Мало того, что можете, они ещё и настаивают на этом! - улыбнулся Директор. - У них с чувством оскорблённого достоинства тоже всё в порядке: до сих пор не в состоянии забыть помятую физиономию своего престижа, и теперь просто жаждут получить официальные извинения от виновного.
  - А вот это просто замечательно! - согласился Олдрич.
  - Что именно? - не понял Директор.
  - То, что жажда заставит их работать с удвоенным рвением, без понуканий с нашей стороны.
  - Ну, в общем... - пожевал губами Директор. - Да! Такое, и в самом деле, подстёгивает замечательно.
  
  
  
  
  ГИМЕР
  
  Аппарат вывалился из тёмных небес, аккуратно прилёг на палубу, и так и остался лежать без движения. Павел сидел внутри, почти невменяемым истуканом, словно не понимая, что происходит, и что он вообще должен сейчас делать. Сидел долго, пока ему вежливо не напомнили: пора бы и высадить измученную пассажирку, которую здесь кое-кто очень ждет.
  Медленно, словно во сне, он поднялся с вмиг опустевшей палубы, помог встать ещё не пришедшей в себя Кате, и очень бережно подвёл её к встречавшему Лэйндмэру.
  - Сан Саныч... - проговорил мутным голосом. - Где мой друг?
  - В каюте. - Невозмутимо ответил Лэундмэр.
  - А остальные?
  - Вам нужен кто-то определённый?
  - Филип Филипыч мне нужен. - Тем же тоном, потеряно сказал Павел. - Точнее он нужен ей! Мне не нравится, как она выглядит.
  - Не удивительно, после стольких приключений! - внимательно оглядел её Лэйндмэр. - Пожалуй, вы правы, хотя она здесь случайный пассажир. И не очень кстати она здесь... но, в самом деле, нельзя же её оставить в беде. Пойдёмте, Филип Филипыч сейчас как раз у себя.
  Он двинулся первым, а Павел, аккуратно придерживая пошатывающуюся Катю, отправился следом.
  Каюта, где находился Гимер, была немного дальше той, в которой Павел когда-то уже был, и немного отличалась от того, что он видел прежде. Она действительно больше походила на обычную санчасть, если не обращать внимания на очень продвинутую аппаратуру, встроенную в интерьер.
  - Филип Филипыч! - с порога взмолился Павел. - Моя спутница пережила большой стресс, и я не могу передать её другу в таком состоянии, он же меня просто убьёт. Сделайте что-нибудь, я прошу вас - верните её к жизни!
  Гимер понимающе кивнул, взял Катину ладонь, прикрыл своей, и очень внимательно посмотрел ей в глаза. Смотрел долго, чуть поглаживая ладонь, и что-то шепча под нос. Потом подвёл к креслу, стоящему посреди каюты, аккуратно усадил.
  Она повиновалась как робот, всё ещё не осознавая, где находится, и что вокруг происходит.
  Гимер измерил давление, проверил реакцию глаза, осмотрел язык, в общем, проделал всё, что в таких случаях сделал бы любой земной врач. Параллельно с этим он получал информацию от модуля, в котором сидела женщина, и информация та была вполне ободряющей.
  Сэрвлэры на крыше сработали отлично, погрузив её в лёгкий транс, чтобы не перегружать психику беременной женщины. Сейчас она всё ещё находилась в этом состоянии, и её очень хорошему здоровью в принципе ничего не угрожало. Но отпускать её прямо сейчас Гимер не собирался, ибо это не входило в общий план, детали которого теперь он знал в полном объёме.
  Оставив женщину в покое, Гимер указал Павлу на дверь, и вышел следом.
  - В общих чертах с вашей подругой всё в порядке. - Сообщил, когда дверь захлопнулась. - Она, похоже, действительно сильно перенервничала, но это не очень страшно. Я дал ей успокоительное, и скоро всё будет в норме.
  - Филип, Филипыч... - насторожился Павел. - Она, это... она беременна. Вы там поаккуратнее с успокоительными своими. Вдруг ей нельзя?
  - Это меняет дело! - словно только узнав новость, серьёзно проговорил Гимер. - Это меняет дело... спасибо за предупреждение. Но не беспокойтесь - с этим всё в порядке. В успокоительном нет химии, а экстракт трав ещё никому не повредил. В общем, получаса, чтобы окончательно прийти в себя, ей будет достаточно. Возвращайтесь минут через сорок, и тогда сможете увидеть её в полном здравии.
  - Долгие будут эти сорок минут... - пробормотал Павел. - А можно моему другу пока не сообщать, что мы уже здесь. Вот она в норму придёт, вот тогда и нормально будет.
  - Конечно! - согласился Гимер. - Вы только Сан Саныча об этом предупредите.
  Двинувшись по коридору, Павел внимательно осмотрелся, ища того, которого надо предупредить. Вернулся к лестнице, снова не нашёл... и натолкнулся на него, только уже оказавшись на палубе.
  - Витька где? - поинтересовался сходу, и невпопад.
  - Кто? - не сразу понял Лэйндмэр.
  - Друг мой! - глядя в упор, доходчиво уточнил Павел. - Послушайте, Сан Саныч, какой-то вы странный, в последнее время. Я даже начинаю вас побаиваться. Не понимаете элементарных вещей, и всё время чего-то от меня ждёте... ждёте, чтобы я что-то сотворил... вот что я должен сотворить... - он присмотрелся ещё, потом ещё, и ещё. - Нет! Вы уже ничего от меня не ждёте. Вам уже безразлично. Что, "Мавр сделал своё дело", можно списывать в расход? А какое дело я для вас сделал? Припёр назад эту вашу чёртову железку? Ну да, припёр. Можете забирать... да хоть и с рукой, но при одном условии.
  - Каком? - невозмутимо поинтересовался Лэйндмэр.
  - Ваша контора, она ведь контора всесильная, так? Ну, хотя бы дома у нас - точно. Так вот, я хочу, чтобы вы обеспечили моим друзьям возвращение домой, и надёжное там прикрытие.
  - Чтобы их обоих снова упрятали? - наигранно удивился Лэйндмэр.
  - Кто упрятал? - не понял Павел.
  - Те, кто за ними только что гонялся. - Спокойно пояснил Лэйндмэр. - Или вы забыли, как вас только что гоняли?
  - Да ладно придуриваться! - вспылил Павел. - Вы ж прекрасно знаете, где мой дом!
   - А вы, разве, не их дом имели в виду?
  - Сан Саныч... - теперь уже всерьёз набычился Павел. - Я сейчас не в том состоянии, чтобы шутки шутить, я сейчас в другом, взведённом состоянии, не сумеете оценить, взорвётесь вместе со мной, к чёртовой матери... я сейчас не умею шутить! Или вы слушаете, что я говорю, или вам не видать этой вашей хреновины, я это обеспечу, можете поверить. А можете и не верить, легче вам от этого не станет. Ну, так как?
  - Нет, нет! - изобразил обеспокоенность Лэйндмэр. - Всё в порядке, не нервничайте, и говорите, что я должен для вас сделать?
  - Вот сейчас Катя придёт в норму, Филипыч обещал через полчасика всё обеспечить, и вы тут же отправите обоих ко мне домой. И чтоб ни один волос с их головы, вы поняли?
  Войндэн согласно кивнул.
  - Вот это другой разговор! - одобрил Павел. - Дальше... вы обеспечите им полную легализацию: документы, прописку, и все прочие дела. Обустроиться поможете... впрочем, я им с собой ещё и письмецо загружу. Есть там сосед, дядя Петя.
  - Есть! - согласился Лэйндмэр.
  - Откуда вы... - вскинулся от неожиданности Павел. - А! Да. Забыл, он же "советником" службу проходил. Смежная контора. Понятно. Так вот, он им поможет хозяйство наладить, а вы обеспечите прикрытие. Кроме всего, ещё и от этой... здешней швали полосатой - они ж, по их поводу, землю носом рыть будут, и не отстанут же. А знаете, будет ещё лучше, если позволите мне тут немного покуролесить, чтоб они их у себя подольше искали. Чтоб к нам туда нос не совали. Но это уже опция на ваше усмотрение, насчёт - покуролесить. Всё остальное - опция непременная. Дайте слово, что сделаете это, и я в полном вашем распоряжении. Безусловном. Не дадите, не обессудьте... и не обижайтесь, если тут всё немного кувырком пойдёт.
  - Вы мне угрожаете? - "изумился" Лэйндмэр.
  - Угрожаю! - согласился Павел. - Мы, конечно, у вас в плену, но ещё в состоянии кое-что сделать. Можете, конечно, и не верить... но лучше будет поверить.
  - Я впечатлён! - серьёзно проговорил Лэйндмэр. - То есть, если я соглашаюсь на ваши условия, вы соглашаетесь быть в моём распоряжении по первому требованию, и без выкрутасов?
  - Если раньше не оторвёте руку... или - голову.
  - Голова-то мне зачем? - теперь уже искренне удивился Лэйндмэр.
  - Кто ж вас знает... может серое вещество исследовать захотите... на предмет уродства, или аномалии.
  - Интересная мысль! - задумчиво посмотрел Лэйндмэр. - Ладно, не напрягайтесь - шучу. Условия приняты. Друзей ваших мы устроим, как вы хотели, но при этом вы и в самом деле будете в нашем распоряжении столько, сколько понадобится, чтобы решить техническую проблему. А потом, если её всё-таки удастся решить, дадите подписку о неразглашении. В случае если не захотите продолжить сотрудничество.
  - Сотрудничество? - немного обалдело глянул Павел, всё ещё бултыхающийся в напряжении сложного разговора. - Какое сотрудничество, если я в ваших делах - ни уха, ни рыла?
  - Это не беда! - усмехнулся Лэйндмэр. - У вас очень хорошие данные, и очень хорошая реакция. А всему остальному несложно научиться. Если будет желание.
  Павел смотрел на какого-то совсем уж ненормального Саныча, так невероятно изменившегося с их первой встречи, и пытался осознать, что ж он от него вообще-то хотел? И что хочет вот прямо сейчас? Условия, которые тот выдвинул, в новых обстоятельствах, после всего, что сам Павел успел начудить с этим их генератором, были не просто, а какие-то совсем уж льготные.
  "Я ожидал, башку мне нахрен снесут! - честно пытался он переварить туго скрученную новость. - А мне чуть ли не работу предлагают. Точнее - службу... если только хреновина на запястье всех нас раньше к чертям собачьим не разнесёт. А чего? Нет, в самом деле - чего? Можно и в самом деле поработать. Да и послужить тоже можно, раз они Витьку с Катькой прикроют, и обустроят.
  Они ж их с гарантией прикроют от этих, демократов... мать их... по кукурузе бегала. А я, если жив останусь, и присмотреть за этим смогу, потому что пока я жив и нужен, от слов они не отступятся. Да они и так не отступятся, не в наших это правилах, дерьмом себя сделать, и потом всю жизнь осознавать это. Так это что... так это он от меня только и хотел, чтобы я в этом их эксперименте поучаствовал? И что, вот ради всего этого такую заваруху устроил? Подсунул мне хреновину, а потом невинность изображал, с понтом, он тут не при делах, а я сам во всём виноват? Не слишком ли круто он взял? А вот это не моё дело, это пусть его начальник башкой вертит - круто, не круто. А я-то чего в этом случае теряю, кроме собственных оков? Витька вот - да, потерял много. Катька его - тоже не в восторге будет, к бабке не ходи. Да и этим, богатырей троице, не по кайфу присутствие тут обоих. Ничего - потерпят.
  А я? А я - нихрена не потерял, потому что ещё и не имел ничего. Зато сейчас - имею. Оторваться... вот оторваться точно, б-о-ольшущие возможности имею! Душевно так оторваться, Шустрого прикрывая... У-у-х-хх, козлы! Держитесь! Я у вас полетаю над душами оголтелыми, вы меня половите... если они позволят.
  А почему не позволят? Да куда они денутся! Хотя бы пока административную часть утрясут. Это ведь серьёзное время займёт...
  Немало это времени займёт. А там видно будет, там посмотреть будем, что да как... если доживём. Это ж ещё и дожить надо! Ах - да, ему ж надо ещё и про Витьку сказать!".
  Он сказал, Сан Саныч пообещал, и предложил, пока не позовёт Филип Филипыч, побыть на палубе, чтобы никого не беспокоить. И, заодно, обсудить кое-какие детали будущей жизни Павла в новом качестве подневольного человека.
  Павел слушал наставления в пол уха, думая о чём-то своём, потому что быть под командованием он и так умел, ничего тут сложного. А всё, что сложно, командование каждый раз оговаривает в приказе особым образом - доходчиво, и с требованием повтора от подчинённых. Это ж элементарно.
  А вот Гимер, как, наверное, и Войндэн, присматривавший сейчас за Виктором, слушал обоих внимательно.
  "Единственный из троих, кому в нашей истории, в самом деле, по-настоящему досталось, - думал он, приглядывая за спящей женщиной, - так это наш мальчик, героически сейчас отбивающий друзей у "нехорошего" Лэйндмэра. Он свято уверен, что всё произошло случайно, и что Лэйндмэру, на самом деле был необходим именно он. Я, кстати, изначально думал так же.
  Лэйндмэр думал по-другому. Он был уверен, что времени в запасе ещё много, и его вполне хватит, чтобы убедить женщину, сидящую передо мной, всё-таки последовать за мужем, жаждущим вернуться на родину. И всё было бы хорошо, и он бы, наверное, всё-таки преуспел, но беременность наступила раньше, чем ожидалось. И после этого время, в самом деле, понеслось вскачь, ломая планы, и вынуждая Лэйндмэра импровизировать на ходу.
  Его можно понять, и его несложно понять, когда с трудом выстроенная конструкция, по всем параметрам выверенная, вдруг даёт критический сбой на сущем пустяке. На этом вот "пустяке", сидящем передо мной в кресле.
  Она никогда не узнает, что её будущего мужа однажды вытащили с того света не просто из жалости к хорошему человеку. Кроме него там было много хороших людей, навсегда так и оставшихся молодыми. Но Лэйндмэру был нужен именно он. Как, много раньше, и его друг, сейчас грудью бросающийся на амбразуру чёрствых "особистов".
  А в одну тему обоих, неожиданно для всех, объединила эта особа. Совершенно особенная. Лэйндмэр намертво вцепился в неё, как только стало до конца понятно, кого на самом деле встретил его подопечный. Такое удачное генетическое сочетание выпадает раз в столетие, и его нужно хранить и оберегать всеми доступными средствами. А ещё, теми же средствами, обязательно поместить в оптимальную среду обитания. И это непременное условие для правильного развития зародившегося организма.
  На планете много мест для комфортного, и не очень комфортного, обитания её жителей. Не все из обитателей этого мира в состоянии выбраться из тяжёлых условий жизни, но всем без исключения хочется повышенного комфорта, нежащего тело, и атрофирующего мозг. Здесь редко кто понимает эту разрушающую связь, хотя и неплохо видит последствия для тела, изнеженного долгим лежанием на комфортном диване. И это - данность здешнего мира, которую мы обязаны учитывать в свои планах.
  К счастью на планете есть и место, где самой природой создано оптимальное сочетание трудностей и возможностей, выковывающее особый характер его обитателей. Где издревле сложилась ситуация дефицита времени на заготовку пропитания: не успеешь за три месяца, не переживёшь остальные девять. Такая вынужденность тренирует изворотливость ума, и способность выживать в любых условиях. Она принуждает к умению поддерживать других, чтобы выжить самому, и идти напролом, чтобы спасти своих.
  Эти земли - место для жизни трудное. И всегда будут такими, ибо люди, обитающие там, неуёмной энергией развитой фантазии, постоянно генерируют новые трудности. И для себя, и для остальных. Чтобы потом дружно, и обязательно, их преодолеть. Такова данность конгломерата национальностей, языков и культур, взаимопроникающих, и взаимодополняющих друг друга силой, и непокорностью силе чужой. Такова реальность, с которой ничего не поделаешь".
  Женщина пошевелилась, глубоко вздохнула, медленно открыла глаза. Мутно осмотрелась, увидела Гимера, заметно напряглась, подозрительно разглядывая незнакомого человека.
  - Где мой спутник? - потребовала неожиданно жёстким тоном.
  Гимер хорошо видел, что она больше испугана, чем рассержена, и её тон, на самом деле лишь маскировка этого состояния.
  - Вы имеете в виду Павла? - очень мягко поинтересовался он.
  - Да!
  - С ним всё в порядке, он сейчас придёт. - Всё так же мягко сообщил Гимер. - И с вами тоже - всё в порядке, и с Виктором - всё в порядке.
  - Витенька здесь? - её интонация сразу, и разительно, изменилась.
  - Разве Павел вам не сказал? - удивился Гимер.
  - Да что вы! - она как-то очень устало откинулась в кресле. - Я вообще не понимаю, да и почти не помню, что произошло. Там словно во сне всё было... слушайте, а как я сюда попала? И где я? А эти... ну что меня посадить собираются... они сюда не явятся?
  - Нет! - успокоил Гимер. - Ваш спутник весьма удачно вывез вас с территории страны, и сейчас вы на океанском судне. Никто сюда не нагрянет, можете поверить, мы об этом позаботились. А вот и он! - указал на появившегося в дверях Павла. - Павел Львович, проводите, пожалуйста, вашу очаровательную спутницу. Её там очень ждут. Сан Саныч покажет дорогу.
  Стоявший за Павлом Лэйндмэр вежливо кивнул, и сделал приглашающий жест. Женщина, буквально выпорхнув из кресла, ухватила Павла под услужливо подставленную, согнутую в локте, руку, как за последнюю соломинку надежды в шатком мире страшной нереальности. Тот галантно вывел её из каюты, а Лэйндмэр шествовал впереди с видом дворецкого на королевском приёме.
  Гимер с усмешкой наблюдал импровизированную пантомиму, мгновенно созданную обоими, чтобы успокоить женщину, которая, на самом деле, всего этого уже и не воспринимала. Она была в другом месте, там, где ждал самый важный для неё человек. И это было замечательно.
  "Не только ведь для неё замечательно! - с неожиданной грустью подумал Гимер. - Для нас - тоже, хотя это довольно жестоко, вырывать человека из привычной среды обитания, почти насильно отправляя туда, где будет трудно, и очень сложно. Но это придётся сделать, теперь я с Лэйндмэром согласен. Было бы непростительно лишить этот мир уникальнейшей личностей, готовящейся появиться на свет. Это бывает не очень часто, и это бывает всегда трудно, потому что в их мире независимость личности не очень-то ценится. Да, все говорят о ценности жизни каждого, но этим дело и ограничивается. А в конкретном случае всё сводится к жёсткой конкуренции, радостно душащей соперника в жестоких объятиях. Особенно на континенте, с которого мы только что увели эту женщину.
  Есть небольшая такая, но очень значительная для нас, и для них тоже, разница в менталитете людей, населяющих эту местность, и людей, живущих там, куда она скоро переселится.
  Небольшая. Но - диаметральная. Чётко выраженная всего лишь иным сочетанием понятий: "Сила", и - "Справедливость". Здесь это - справедливость силы, там - сила справедливости. "Пустяк", резко меняющий вектор движения личности. Её сын мог родиться и здесь, но это было бы просто рождением очень способного человека. Почти гениального. Точнее - с мощнейшими задатками гениального стратега.
  Но как даже из хорошего металла, без особого рода закалки, не получается настоящий клинок, так без особого рода среды, в которой мальчик должен вырасти, этот мир не получит личности, способной продвинуть его вперёд. И помочь выжить ещё какое-то время.
  Нет, не за всеми гениями стоим мы. Да, мы всеми силами помогаем их миру не сорваться в пропасть катастрофы, из-за глупых амбиций просто талантливых людей, думающих исключительно о собственной прибыли. И ради неё готовых перемолоть в огне миллионы соплеменников.
  Но когда встречается вот такое, поистине редчайшее сочетание, мы делаем всё, чтобы любой ценой развить и сохранить его. И тут даже оправданный каприз женщины, способный уничтожить перспективу, приходится оставлять без внимания, не глядя на сопутствующие издержки. Впрочем, если уж называть вещи своими именами, самые тяжёлые из них выражаются лишь её психологическим состоянием в период острой адаптации.
  Всем остальным можно легко пренебречь, ибо шумиха вокруг этого дела не будет иметь сколько-нибудь серьёзных последствий. Достаточно посмотреть, кто из землян на самом деле был втянут в эти события. В подавляющем большинстве люди, связанные требованием хранить тайну, и никогда не говорить лишнего.
  Да, они долго ещё будут пребывать в сильно возбуждённом состоянии, и не оставят надежду отыскать диковинный самолёт, так потрясший их воображение. Не страшно - пусть ищут, с этой проблемой мы легко справимся. Но мы решительно не могли справиться без потерь с проблемой, только что вышедшей отсюда в новую жизнь. Без посторонней помощи не могли. Слишком тонкая это материя - воспитание личности в нормальных условиях родительской любви, которую невозможно обеспечить под осознанием мощного внешнего давления. Слишком тонкая.
  Теперь проблема решена благодаря их уверенности, что постороннего вмешательства не было, и они сами выкрутились из спонтанно возникшей ситуации. Конечно им, совсем немного, помогла ещё и некая спецслужба... но это так - чистая случайность. К тому же они будут очень рады, что "контора" решит многие проблемы, пока им не удастся встать на ноги. Правильно будут рады, мы обязательно прикроем от внешней угрозы. Но главное всё равно будет зависеть только от них".
  - Думаю, наша помощь здесь больше не нужна! - удовлетворённо проговорил Войндэн, появившийся в этот момент на пороге.
  - Что касается счастливой пары, - усмехнулся Гимер, - да... скорее всего. А вот на счёт мальчика, так грубо втянутого нами в эту историю... вот здесь я вовсе не уверен, что будет хотя бы просто хорошо.
  - Почему? - удивился Войндэн.
  - Как-то не представляю его дальнейшую судьбу. Всё-таки не самый обычный симбиоз получился. И разорвать его в ближайшее время, без нанесения критического ущерба здоровью, получится вряд ли. Если вообще получится.
  - Вы думаете? - немного озабоченно посмотрел Войндэн.
  - Я знаю. Три недели, что мне пришлось заниматься с ним, дали исчерпывающую информацию о состоянии организма, и степени проникновения в него нашей технологии.
  - Да, это проблема! - согласился Войндэн.
  - Нет! - возразил Гимер. - На самом деле, проблема не в этом. Думаю, вы заметили, что мальчик очень неглуп. И думаю, понимаете, что очень скоро, отойдя от горячки событий, он начнёт приходить к осознанию факта, что технология слишком уж продвинутая для их мира. Вот тогда у нас и начнутся главные этические проблемы. И я не представляю, как мы будем выбираться из ловушки, расставленной самим себе... пусть и ради благого дела.
  - Надеюсь, я смогу вас немного успокоить на этот счёт! - уверенно возразил Войндэн. - Вы знаете, что Лэйндмэр давно держит его в поле зрения?
  - Помнится, мне об этом уже говорили. - Усмехнулся Гимер.
  - Так вот... - пропустил усмешку мимо ушей Войндэн, - тот факт, что ради этой операции он был вынужден отказаться от прежней разработки, не значит, что всё на самом деле пошло так уж вкривь и вкось. Тем более, думаю, вы понимаете - не каждый первый землянин может успешно взаимодействовать с нашей технологией. И даже не каждый второй. О третьем, и последующих, я даже и не говорю.
  - Ага! - теперь уже серьёзно посмотрел Гимер. - Это существенно меняет дело, и - проблему... надеюсь...
  - И, знаете, на самом деле, всё не столь критично, как кажется. - Продолжил Войндэн. - По всем параметрам. Ну, а что касается дел сиюминутных, то наша с вами миссия успешно завершена. Что касается остальных, скоро они покинут модуль, и благополучно разлетятся в разных направлениях.
  Если не секрет... - насторожился Гимер. - Каких именно направлениях?
  - Всё идёт по плану. - Успокоил Войндэн. - Ну, или - почти по нему, я ещё точно не знаю. Во всяком случае, счастливую пару Лэйндмэр сейчас отправит в новое место обитания, там уже всё готово, потом он займётся прежними делами. Разумеется, не теряя при этом своих подопечных из поля зрения. А наш мальчик... ну, там, думаю, всё будет немного сложнее.
  - Он-таки разрешил ему свободную охоту? - осторожно поинтересовался Гимер.
  - Да... - подтвердил Войндэн, - и я не совсем уверен, что это правильно. Но Лэйндмэру виднее, это его проект, и он лучше знает детали. А мы с вами можем возвращаться к оставленным делам: кризис миновал, проект удачно завершён.
  - Что ж, могу только пожелать вам благополучного путешествия! - задумчиво посмотрел Гимер. - И пусть оно будет максимально спокойным.
  - Надеюсь! - искренне поблагодарил Войндэн. - Вам тоже желаю удачи. А вообще, знаете, я уже немного соскучился по родной планете. Хотя и эта выглядит вполне достойно. Всего доброго!
  Он вышел, а Гимер остался наедине с прежними сомнениями. Ему тоже следовало возвращаться к проектам, приостановленным из-за невероятной эпопеи. Но вот прямо сейчас никуда спешить почему-то не хотелось. Да, он понимал, Лэйндмэр на самом деле обойдётся без его помощи: карты раскрыты, и теперь способность юноши просчитывать чужие намерения, и их последствия, уже не играет никакой роли. Но почему-то самого Гимера всё не покидало ощущение какой-то недоговорённости.
  "Мне стало жаль несмышлёного мальчика? - удивлялся он новому ощущению. - Беспокоюсь, что Лэйндмэр отпустил его в свободное плавание? Так ведь он сделал это не ради того, чтобы отвлечь хищников от нового гнезда птичек, упорхнувших из рук охотников. С этой задачей он и сам легко справится. Нет, он всего лишь воспользовался предлогом, чтобы дать мальчику выпустить пар, и хоть как-то освоиться с новым мироощущением. Но почему меня это беспокоит? Нас могут опять "засветить"? Нет, этот мир уже повидал всякого, а ещё больше накрутил вокруг него собственных фантазий, давно ими себя запутав. К тому же передвижения мальчика в пространстве, при необходимости, легко маскируются нами от всех средств наблюдения.
  Так что же меня беспокоит, если на самом деле всё сложилось более чем удачно? Может быть, именно то и беспокоит, что пока всё удачно, и будет ли оно так и дальше? Не повторится ли критический сбой главной героини нашей истории, из-за жёсткой замены солидной доли привычного комфорта, на изрядную порцию очень непривычных взаимоотношений с новой средой обитания. Там многое, обыденное для неё, поменяет плюс на минус, и это нелегко принять вот так, сразу.
  Впрочем, Лэйндмэр не новичок, знает особенность той части суши. Я тоже знаю, но я не понимаю, что происходит со мной вот прямо сейчас? Резко поглупел на фоне событий, или это всего лишь пагубное взаимопроникновение сознания, из-за долгого общения с не самым простым обитателем их мира? Придётся мне понаблюдать за собой, вдруг дикая, на первый взгляд, гипотеза и в самом деле окажется правдоподобной? И мы на самом деле рискуем получить ещё один критический сбой на ровном месте, со мной в главной роли. Я в это не верю, но - вдруг? Впрочем, хватит попусту время терять, мне тоже пора делом заниматься".
  Он вышел на палубу, зачем-то огляделся, словно проверяя, все ли покинули судно, и только после этого поднялся в воздух. Проследил как модуль, трансформируясь на ходу, ушёл в глубину, и стал набирать высоту, совсем не заботясь о визуальной маскировке полёта. На фоне всего произошедшего, случайное наблюдение кем-то из землян ещё одного НЛО погоды уже не делало.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"