Аннотация: Эта история началась с письма. Как же иначе? Некогда только они у нас и были. Без интернета письма играли важную роль в истории отдельно взятого человека. Нынче для многих они обесценились. Напрасно.
(письма ходят во всех направлениях)
Солнце неуверенно клонится к горизонту. Душно. Отменили уже три электрички. Восемь лет назад я приехал в этот город - тогда он не захотел меня принимать. А теперь не желает отпускать. С силами собирался долго - не так уж просто взять и уехать. Вещи. Люди. Места. Все тянет к себе, хранит воспоминания. Приходишь - последний раз, попрощаться - и не получается. Опять остаешься. Говоришь себе, что все, в общем-то, неплохо. Окружающие это подтверждают тошнотворно-радостным хором. Тогда и понимаешь - для них оно так и есть. Единственный, кто не приспособился, кто здесь лишний - это ты сам. С этим пониманием приходит глупая, но естественная обида - вот так, плюнули в душу, ни за что. Я же не такой плохой человек - за что со мной так? Вот на это никто не ответит. Да что там ответить - даже не поймет.
Бросил последнее "Пока" через плечо - никому и всем сразу. Покидал в сумку одежку, зубную щетку, бритву, ежедневник, ручку, купил билет домой. Приходит четвертый поезд.
* * *
Приехал уже под ночь. Взял в ларьке стакан горячей воды, утопил в нем чайный пакетик и пошел... куда? Без понятия. Дом - это именно город, а не пятиэтажка на Мерещенской, где я провел свое детство. Кто там живет сейчас - понятия не имею. Родители переехали в другой город два года спустя. Шел, радостно узнавая улицы. Не все помнил по именам, но где-то в глубине памяти сохранились куда более ценные знания - повороты, тупики, срезы. Карта, какой вам не продадут нигде и никогда - атлас местного жителя. Дома тех же цветов - облупившуюся краску бережно подновили. Библиотека, куда бегал в детстве за детективами и фантастикой. Цирк - особой красоты здание, закрытое чуть не в прошлом веке. На углу свернул на Бойтовскую и добрел до сквера. Здесь опять же не переменилось ничего. Низкие чугунные заборчики, размалеванные маркерами лавочки, коробки теплоотводов, гравиевые дорожки. И наше почтовое дерево, конечно, тоже сохранилось.
* * *
Дерево было какой-то диковинной породы - то ли из Африки, то ли из Америки привезли саженец, посадили в парке, а он и прижился. Вымахал в многометрового великана с толстенным стволом, длинными, до земли ветвями, щедро усаженными крошечными горькими листиками. Несмотря на вечное возмущение матерей, дети обожали играть в дереве - глубокие борозды в коре и широкие ветви словно специально для лазания и предназначались. Не был исключением и я - вместе с Юриком и Алькой мы его в свое время излазали вдоль и поперек. Дупло нашла именно Алька.
* * *
Оно было примерно на середине высоты ствола, в очень неудобном месте. Подобраться туда разово мог только один человек, и то приходилось скрючиваться в три погибели. Алька радостно верещала, что нашла тайник, и внутри наверняка сокровища. Я ехидно предположил, что там в лучшем случае беличья кладовая. Юрка рассказал про ядовитых змей, живущих на деревьях в какой-то далекой южной стране. Спор разрешился тем же вечером. Мы вооружились фонарем Юркиного отца и полезли на дерево.
- Ничего, - разочарованно сказала Алька, возвращая Юрику фонарь. - Только вот листок залетел.
- Дай-ка его сюда!
Листок оказался необычный. Длинный, узкий, прямой - никогда не видел ничего подобного.
- Ребята, а представьте себе, что это не просто листок.
- А что же?
- Письмо! - Юрик принял самый таинственный вид, на какой был способен. - Не очень красиво получилось. Кто-то его оставил, а мы стащили - хотя даже прочитать не можем.
- И что ты предлагаешь?
- Как что? Вернуть его на место!
- Вот сам и лезь, - проворчала Алька. - Я уже все колени ободрала.
Юрка пожал плечами. И полез.
Прогулки в сквер по вечерам стали традицией. По очереди бегали к тайничку и проверяли, не забрали ли еще "письмо". Забрали. На пятый или на шестой день. Взамен остался красный-красный кленовый лист и погнутая крышка от шипучки "Буратино".
* * *
Неизвестные обменивались своими чудаковатыми посланиями еще месяца полтора, а затем перестали. А может, сменили тайник. Проверять пустое дупло раз за разом становилось все менее и менее интересно, и мы начали новую игру. Сами начали оставлять письма друг дружке. "Женька, привет! Помнишь ту рыжую из одиннадцатого "В"? Кажется, я влюбился. Ю."
"В кафе у зоопарка появилось манговое мороженое. В пять сбор у библиотеки. А"
"Заболела. Температурит. К дереву отпустили неохотно, но по телефону звонить не хотела. Зайдите проведать самого больного в мире человека. А"
"Взял котенка с улицы. Кошка. Пушистая, очаровательная, но зашуганная. Чуть что, прячется. Родители сказали, что буду сам с ней возиться. Но не против. Ю."
"Экзамены на носу, а я балду пинаю. Но за ум совершенно браться не хочется. Айда вечером на водохранилище купаться? А"
"Ребята, последнее письмо. Уезжаю. Сам до последнего не знал. С вечера собрал вещи, сейчас - такси и самолет. Счастливо! Постараюсь писать вам. Ю."
Юрка уехал очень внезапно - куда-то за границу, в престижный тамошний институт.
Писем от него больше не было.
* * *
Мы с Альбиной остались вдвоем. Время летело, виделись все реже. Даже по времени разделились - она была человеком дня, а я - ночным. Только письма остались. Смешно - раз в день (раз в ночь - в моем случае) два великовозрастных обалдуя тайком карабкались по дереву в парке, чтобы заменить лежащий в дупле обрывок бумаги другим. Алькины письма начали слабо отдавать духами, она стала более собранной, деловой - от бой-девчонки, с которой я дружил с десяти лет остался только развеселый прыгающий почерк. Диплом. Проект. Новую квартиру сняла - приходи на новоселье. Мама тяжело заболела, положили в больницу. Порезали зарплаты.
С каждым письмом я понимал, что наши дороги расходятся все дальше. И, наконец, уехал сам - прежде, чем она перестала писать.
* * *
Ночь. С неба помаргивают бледные звезды. За воспоминаниями я незаметно для себя самого задремал на лавочке под деревом. Стыд и срам, хорошо еще меня, скорее всего, если кто и видел - то уже не вспомнит. Хотя... Закономерно - в этом городе мне и правда негде жить.
Шуршит на ветру почтовое дерево. Воровато оглядевшись по сторонам (никого) - я подхожу к нему, и начинаю восхождение. "Десять веток вверх. Две направо - там будет развилка, у дерева ствол на две части делится. По правой - на ней еще такой нарост - лезешь на три ветки, оттуда осторожно обходишь ствол - ветки тонкие, и вот там - дупло. Темное. Наверняка тайник, а что бывает в тайниках? Сокровища!". Гуща веток над головой не пропускает свет, дупло - чернильная клякса. Рука с трудом протискивается внутрь - приходится поджать большой палец. Внутри что-то шершавое и шуршащее. Листок бумаги.
* * *
"Рубишь сплеча, Алька. Сколько раз уже бывало и хуже - а мы всегда были где-то рядом, находили друг у друга поддержку, совет, но только теперь ты решила взять и оставить все позади. Начать жизнь с нового листа. Но что тебя учить - ты уже взрослая, сама за себя решаешь. Я могу только пожелать тебе счастья. И если что - возвращайся. Е."
Подпись была моя. Что еще удивительнее, почерк - тоже.
* * *
Это было не воспоминание - уже нет. Просто посмотрел наверх - и увидел, что у дерева нет листьев. Только письма, бесконечные исписанные листки, позеленевшие от древесного сока. Вся история. Я вижу письмо - последнее из тех, что когда-то писал сам. Дальше - испуганный ответ от Альки. Прореха в листьях, сквозящая звездным сиянием - это долгая почти до бесконечности неделя, которую она ждала моего ответа. Потом снова листки. Она снова пишет, пишет почти так, будто ничего не случилось. Короткие заметки о собственной жизни. Вопросы отсутствующему собеседнику. Пару раз - даже фотографии. В какой-то момент она приходит к дереву с очередной запиской и не находит прошлого письма. Кто-то нашел его, забрал, и положил листок с ответом. Мой почерк. Моя подпись. Прерванный диалог возобновился - следуя по зелени листков, я изучаю собственную жизнь за прошедшие годы, какой она была здесь. Неизвестный писал в той же манере, что и я сам, спокойно описывал свою незамысловатую жизнь, подшучивал, поддерживал собеседницу, и просто был, занимая освободившееся место.
* * *
Неподалеку заскрипели ветки. Неизвестный пробрался с самого низа практически бесшумно, и только сейчас дал о себе знать - и то, скорее из вежливости. Он даже протянул мне руку, помогая слезть с узкой, шатучей ветки около тайника.
- Алька все-таки уехала. Сегодня утром.
Он включает фонарик, и я вижу собственное лицо, спокойно и насмешливо поглядывающее на меня.
- Вероятно, поэтому твой поезд и задержался, - извиняющимся тоном добавил двойник. - Я ей помогал с вещами, ну и вообще... жилеткой побыл. Если бы нас было двое - боюсь, она такое не пережила бы.
- Ты еще кто такой?
- Тот же, кто и ты сам. Только ты уехал, а я выбрал остаться.
Он перехватился за соседнюю ветку.
- У нас еще целая ночь на то, чтобы наговориться будет. Я все там же живу, в этой несчастной однушке на Мерещенском, так что - добро пожаловать в гости. Мой дом - твой дом, - усмехнулся он. - Только нужно сперва с одним делом покончить. Посторонись!
Он пробирается к дуплу, запускает туда руку - тем же манером, что и я, затем начинает охлопывать себя по карманам.
- Проклятье, неужели я его забыл...
Все, наконец, встает на свои места. Я вытаскиваю из внутреннего кармана сорванный в чужом городе листок неизвестного мне дерева и передаю ему. Мы успеваем спуститься в последние секунды, когда по траве, сбивая росу, шлепает три пары детских ног, освещая себе путь большим, мощным фонарем, взятым втихомолку из отцовской мастерской.