Этой ночью, пока на небе разгораются первые звезды, я начну рассказывать тебе одну историю.
История ожидается длинная... С чего бы ее начать?
Пожалуй... хотя нет, все-таки - с дурных предчувствий.
Знаешь, иногда все бывает не так. Нет, не плохо - а именно не так. Ты просыпаешь спозаранку, за полчаса до будильника, и смотришь в потолок, считая знакомые трещинки в побелке. Обои, переклеенные прошлым летом. Жидкое мерцание зачинающегося утра за стеклом балкона.
Вроде бы все как обычно. Но нет, не все. Что-то не так. Ты твердо это знаешь. И переходишь на себя. Находишь памятную родинку, шрам, оставшийся после падения с велосипеда сколько-то там лет назад. С опаской подходишь к зеркалу, и долго не решаешься в него заглянуть - вдруг там окажется кто-то другой? Но нет, и там - ты. Еще не отошедший ото сна, взлохмаченный, с дикими, испуганными глазами... И тут, наконец, до тебя доходит, в чем дело. Сердце не бьется.
Ты задерживаешь дыхание, и прижимаешь ладонь к груди. Тишина... Сколько же времени прошло? Кто знает... В висках пульсирует кровь. А в груди - пусто. Что-то бьется - но не прежнее живое, веселое сердце, а его странный, бесплотный фантом. И не стук в груди - а только эхо...
И тут - так же внезапно - тебя отпускает. Привычный мир обрушивается на тебя со всех сторон, как-то вдруг... И все в порядке. Все хорошо.
* * *
Да, иногда бывает и такое. И я, более или менее взрослый человек, не могу описать более внятно причины таких происшествий. Что уж говорить о вот этом маленьком мальчике. Вот, смотрите - он просыпается, точно так, как я и говорил. Смотрит по сторонам. Украдкой - от отсутствующих в маленькой комнате взрослых, да и, играя, от самого себя - лезет под подушку, и нашаривает там большую витую раковину, привезенную с моря. Прикладывает ее к уху. Раковина тихонько подвывает - "Ууууууу!", как доброе и не очень страшное привидение.
Так лучше. Но все равно - Мишка уже проснулся, а вы сами знаете какие маленькие дети непоседы. Он переворачивается на бок. На живот. А потом змейкой выскальзывает из-под одеяла, и на цыпочках подкрадывается к окну. Если шуметь, мама тоже встанет раньше времени - очень уж она чутко спит. И завтракать придется раньше. Сейчас на дворе утро четверга - а это неминуемая и нелюбимая рисовая каша. А такие страшные вещи, как рисовая каша, можно и не торопить. Мишка залезает на кресло, и перебирается оттуда на замечательный широкий подоконник, с которого видно все, что внизу - весь двор.
Да, здесь есть на что посмотреть - разгорающаяся аврора расписывает живыми красками дома вокруг, бросает веселые блики по лужам, оставшимся после ночного ливня, струит живое тепло через оконное стекло. Но Мишке холодно. И не из-за сквозняка. Просто что-то не так.
А потом он вдруг замечает, что на крыше старой котельной кто-то сидит. Сидит и смотрит прямо на него.
* * *
Маленьким детям невозможно что-то объяснить взрослым языком, ты ведь это знаешь, правда? И вот, на какие только хитрости не идут родители, чтобы втолковать своим чадам, почему нельзя то-то и то-то. И дети (до поры до времени) послушно идут спать к определенному часу, ведь иначе придет бука. Дети умываются и чистят зубы, боясь что за грязнулями на улице увяжется старая, жуткая цыганка и уведет за собой от родителей. Сотни, тысячи подобных страшилок придумывают родители для своих детей по всему свету. И дети одновременно боятся этих чудовищ... и хотят на них поглядеть, хотя бы одним глазком. Однажды дети повзрослеют, и пренебрегут запретом. И узнают правду - что все это было лишь сказкой. А жаль, правда?
* * *
Для Мишки таким пугалком была старая котельная во дворе. Кто знает, сколько времени она стояла там заброшенная. Мама строжайше запретила мальчику подходить к котельной. Конечно, там внутри полно ржавого железа и осколков кирпича, провалившийся пол... Но мы ведь с вами уже говорили про запреты для маленьких детей, правда?
Так котельная превратилась из заброшенного, полуразвалившегося здания в кирпичную коробку, под которой была бездонная дыра, около которой жили маленькие лохматые существа. Само собой, эти безымянные существа очень любили ловить маленьких мальчиков и сбрасывать их вниз, в темноту, откуда не было возврата.
Повторите это Мишке вчера - и он бы заулыбался, лукаво так - мол, мы же знаем, что это не всерьез, правда? Но сегодня...
Хотя на краю крыши сидела не какая-то там непонятная тварь, а всего лишь одетая в светлое девушка. Она болтала ногами, крошила слетевшимся на дармовщинку голубям какую-то булочку, и вообще вела себя так, будто находится абсолютно на своем месте. Но мальчик чувствовал ее взгляд - тяжелый и напоенный каким-то неземным холодом. Он спрыгнул с подоконника, уже не заботясь о том, чтобы не нашуметь, ни о чем не заботясь - лишь бы скрыться от этих страшных глаз. Ощущение холодной тяжести исчезло. Осталось только прежнее и уже почти родное что-то не так. За дверью по коридору прошлепали тапки. Щелкнул выключатель, в ванной полилась вода. Мишка вздохнул - рисовая каша - и взял с подушки заветную раковину. Та продолжала тянуть свое извечное "Уууууууу...", но и это уже не очень успокаивало.
* * *
В детстве вокруг тебя много замков и засовов. И тебе кажется, что стоит лишь стать взрослым - и все двери распахнутся, все мечты - сбудутся. Ты сможешь отправиться в путешествие к далеким берегам, сделать гениальные открытия, слетать в космос - нужно лишь немного подождать. Но... проходит не так много времени - и все, что трогало душу и бередило мысли - все это куда-то отступает. Нет, сами планы никуда не деваются. Просто ты их откладываешь. Ненадолго. На удачный момент. На когда-нибудь. А сам начинаешь стремиться к хорошим оценкам в институте, работе с приличным окладом, листаешь курсы ценных бумаг, думаешь об ипотеке и прочих кошмарах нового времени. Ты повзрослел, но... стал ли счастливее? Выполнил ли свою мечту? И вот еще - не кажется ли тебе, что ты при этом что-то потерял? Пример... Пожалуйста - любопытство. Или, если точнее - желание задавать вопросы. Глупые, ненужные, и самые важные вопросы - на такой подвиг способен лишь ребенок, который еще не уперся в рамки навязанного здравого смысла, который не боится, что над ним будут "все" смеяться из-за того, что он что-то не знает. Но ребенок упирается в собственные рамки, и самые страшные из них - как раз взрослые.
"Мама, мама!" - закричала малышка Лина. - "Смотри! Там тетенька на крыше сидит!"
Мама Лины выглянула в окно. И в самом деле, на крыше старой котельной сидела "тетенька". Вернее, молодая девушка в светлых одеждах - и, кажется - вязала. Ну и что с того?
Весь вид незнакомки как-то очень удачно вязался с выбранным ею местом, и казалось, нет ничего более естественного, чем заниматься рукоделием в восемь утра на полуразвалившейся пристройке.
"Да, правда, тетенька. Линушка, кушай оладушки, пока теплые."
"Мам, а мам? А что она там делает?"
"Тетенька вяжет. Наверное, теплые носки. А может, шарф."
"Да нет, мам! Почему - на крыше?"
Но то, что непонятно ребенку, у взрослого уже успело вложиться в картину мира. И очередной вопрос девочки встречает самый страшный из возможных ответов:
"Наверное, так надо"
И все. Проходит пара минут - и Лина вдруг вспоминает, что у одной из ее кукол - старой, но все еще самой любимой - простуда, и девочка опрометью несется за больной, а потом отпаивает ее горячим чаем с малиновым вареньем.
Какой бы то ни было интерес к девушке со двора потерян окончательно, и, отгороженная от мира стеной не-интересности, Талеска становится по-настоящему невидимой. Чего и хотела.
* * *
А утро тем временем набирало силу, грозясь из просто хорошего стать ослепительно-прекрасным. Какая-то особая легкость витает сегодня в воздухе. Ты просто идешь по улице - и вдруг обнаруживаешь у себя на лице улыбку. Все тяжелые мысли вдруг куда-то делись, все так хорошо, что ты вот-вот оторвешься от земли.
Ранние прохожие - первый раз за много-много дней - останавливаются, чтобы поздравить друг друга с добрым утром. А кого-то - посмотри-ка - и вовсе подхватило этим радостным ветром, и юноша несется куда-то вприпрыжку. Кто-то начинает вдруг мурлыкать под нос ненавязчивый мотивчик.
Лишь Талеска не поддалась общему позитивному настрою. Девушка-не-отсюда точно знает, что все это - не настоящее, и что теплый и ласковый морок спадет скоро, очень скоро... Стоит лишь случайному весельчаку отойти подальше от дома, как вернутся все тени - мысли про недавний выговор на работе, или ссору с девушкой, ровная серость одинаковых дней - и желание снова одурманить себя. Выпить стаканчик крепкого или пилюлю снотворного. Сбежать куда-то на край света ото всех, кто дергает тебя, чего-то от тебя требует, не желает тебя просто понять...
За что? Только что все было так хорошо, и вдруг... О, они вернутся. Не смогут не вернуться, не побродить еще пару часов по зачарованному дворику под сладкими лучами неведомой, но определенно счастливой звезды.
Но никакой звезды не было. Только потерявшийся котенок. Талеска слышит его - громкое, ровное урчание. Котенок нашел себе пристанище, он пригрелся, он сыт. А значит, скоро начнут умирать люди. Если она будет недостаточно расторопна - люди. Но может, удастся обойтись и малой кровью.
Талеска перерезает нити, и затягивает последние узелки. Готово. В ее руках мягкая вязаная лента в полтора пальца шириной, украшенная причудливым узором.
Девушка-не-отсюда легко соскальзывает с крыши, и идет по дорожке, изо всех сил стараясь не улыбаться. Хрипловатое урчание окатывает ее нежными волнами.
* * *
Он простыл. Точно простыл. Честное слово! Но градусник предательски показывал тридцать шесть и шесть - ровнехонько, и Мишке приходится собирать ранец и идти в школу. Да, случалось, случалось такое, что совсем-совсем на уроки идти не хотелось, и мальчик пытался хитрить, чтобы остаться дома. Иногда получалось. Чаще - нет.
Но сегодня Мишка бы ни за что так не поступил - всего три урока, да еще и самых любимых, а после - гулять по веселым весенним улицам, а после - в кино на новый диснеевский мультик, а после...
И надо же было так глупо заболеть.
...что-то не так...
Вместо того, чтобы скакать по лестнице через три ступеньки, Мишка спускается медленно и тяжко. Каждый шаг отдается эхом в голове, на шее словно лежит что-то тяжелое и горячее. Лестничные пролеты, которые он раньше вовсе не замечал, вдруг превращаются в бесконечную череду ступеней, и конца-края им не видно...
Но вот и дверь подъезда. Мишка распахивает ее, выходит на улицу, и видит ноги. Маленькие, изящные ступни, обутые в сандалии из белой кожи.
- Здравствуй, мальчик, - девушка в светлом выговаривает слова с легким акцентом. Легким, но приметным. Она - не отсюда.
За спиной глухо звякает магнитным замком закрывшаяся дверь.
* * *
Страх похож на карточный домик, который кем-то возводится внутри твоего "я". Чуткие, осторожные пальцы ставят уголком очередные две карточки, отпускают их. Глаза - разумеется, тоже не твои - разглядывают результат. А потом цикл повторяется. Конструкция становится все сложнее, и все менее и менее устойчивой. Строитель тоже это замечает, и берет у тебя без спросу суетные мысли, тиканье часов, лишние вдохи и выдохи. И сетует на отсутствие темноты от натянутого на голову одеяла - она для страха особенно благоприятна. Раздобудь немного, если несложно, говорит тебе он. Тогда домик рухнет чуть позже.
А что он рухнет - это точно. И вы оба это знаете.
И в этот самый момент ты вдруг понимаешь всю нелепость положения. И жуткая конструкция, выстроенная, выпестованная твоим не-я, перестает пугать совершенно. Даже сама мысль о том, что эта глупость, эта картонная подделка могла вызывать в тебе хоть какой-то отклик, кажется смешной. И это финишная прямая.
Продолжишь ли ты строить ли свою башню, или отвесишь ей пинка под основание - оба этих пути ведут к одному исходу - к свободе. И когда уляжется пыль от последней упавшей карты, твое не-я огорченно посмотрит на тебя изнутри, и скажет - зачем ты так? Я же так старался!
И уйдет. Лишь бросит на прощание - до новой встречи.
* * *
Сухой взгляд ледовито-серых глаз. Мозаика некрасивых морщинок на лбу и в уголках сжатых губ.
Девушка в светлом смотрит печально и зло - к таким не подходят на улице, чтобы случайно познакомиться. Даже в самой плотной толпе в час пик вокруг таких людей есть немного свободного места, на которое никто не претендует - эдакий кокон из незримой колючей проволоки, ощерившийся во все стороны лезвиями и терновыми колючками.
Но Мишка ей не верит. Как бы она ни пыталась выглядеть пугающей, как бы ни закрывалась - если присмотреться - вот так, по-простому, глаза в глаза - видно, что на самом деле незнакомка совсем не такая. Было в ней что-то, что спрятать было нельзя - глубокое, доброе, идущее от самого сердца. И страх мальчика исчез, будто его никогда не бывало. И будто даже вредная простуда куда-то отступила, свернувшись в маленький горячий комочек далеко внутри.
И вот он улыбается ей в ответ, говорит:
- Здравствуйте! Доброе утро! - и видит искорку понимания в ее жутковатых глазах.
* * *
- А я ищу потерявшегося котенка. Говорят, в ваш подъезд забежал. Тебе не попадался? - глаз Талеска не отводит от мальчика, но ее пальцы играют с недавно связанной лентой. Пестрая полоска кажется живой - мечется туда-сюда, пытается сорваться с руки - но в последний момент проворные пальцы девушки непременно ловят ее, и водворяют на место.
- Котенка?
- Да, такого... Сам полосатый, серенький. А левое ухо - рыжее.
Мальчик на мгновение задумался, а затем помотал головой.
- Приметный. Такого бы я запомнил.
- Ну, нет так нет. И на том спасибо.
- А...
Этого момента и вопроса Талеска ждала. Она любила поиграть, хотя ее за этим мало кто заставал.
- Спрашивай.
- Что?..
- Спрашивай, что хотел. Можно.
Мальчик еще немного помялся, но все-таки набрался храбрости:
- А что вы делали там, на крыше? Не котенка же искали?
Талеска улыбнулась - по-настоящему, и заглянула в страхи мальчика.
* * *
- Этим тоже надо кому-то заниматься, - незнакомка в светлом понизила голос. - Скорее всего, ты не знаешь, но там, за кирпичными стенами и старой, проржавевшей дверью, почти ничего нет. Узкая полоска бетонного пола, окаймляющая бездонный колодец, который уходит в никуда. И если кто упадет, то обратной дороги ему не будет. Вот я и присматриваю, чтобы туда не лазали.
Ладони мальчика покрыла прохладная пленка пота. Девушка рассказывала все это совершенно естественно, без той глупой интонации, с которой взрослые так любят читать детям страшные сказки.
Рассказчица наклонилась - глаза напротив глаз, страшные чем-то непонятным, не до конца человеческие - и продолжила:
И никогда, особенно вечером, не следует ходить мимо. По вечерам, когда небо затянуто облаками так, что не видно звезд, а от луны - не более, чем бледный призрак, по вечерам, когда перед тобой моргают и гаснут сами собой фонари из этой пропасти выбираются шанширы. Ты знаешь, кто такие шанширы, мальчик? У них нет глаз, нет ртов, нет носов и ушей - лишь покрытое клочковатой шерстью тело, и лапки - много маленьких, проворных лапок, которыми они сгребают все, что находят, и волокут за собой. Пропасть бездонна, но шанширы живут мечтой ее наполнить. Они сбрасывают в нее камни и обертки от чипсов, кленовые листья осенью и снег - зимой, ну а маленьких детей - всегда. Вы для них - добыча особо желанная, ведь падая вы кричите, а ничто не наполняет бесконечную пустоту быстрее и надежнее, чем крик.
Мишка видел все это. Видел в жутких зрачках смотрящих на него глаз, словно на экране телевизора - мерцающие фонари, косматый поток выбравшихся из вечной бездны ужасов, шустро перебирающих крошечными лапками, поток, мягко подхвативший его, потащивший к приоткрытым ржавым дверям подземного ада, и, наконец, отпустивший в никуда. К счастью, в этот самый момент незнакомка выпрямилась и кошмарный киносеанс с ним в главной роли прервался, не добравшись до самого страшного. Мгновение мальчик простоял, дрожа, выдавил из себя сиплый звук - да и припустился прочь от непонятной встречной и её жутких сказок.
Талеска печально посмотрела ему вслед. Обошлось малой кровью. Но от этого было ни капельки не радостнее.
* * *
Чего стоит одна жизнь? Каждый день - это знают и дети - умирают люди. Тебе без разницы - до тех пор, пока это не касается кого-то из близких, или хотя бы знакомых. Приходя за ними, смерть невольно проталкивается через стоящих рядом, задевает плечом, отодвигает с дороги - и это нечаянное касание остается ожогом в сознании. Одна-единственная жизнь стоит безумно дорого - даже если ты видел этого человека всего раз.
* * *
Температура не поднялась и к вечеру. Но сразу после обморока в школе начались судороги. Мишка молча метался в бреду, удивительно похожий на марионетку в руках начинающего кукловода. Тело бросало то вправо, то влево. Руки и ноги перекатывались, перестукивались, словно сухие палочки, голова безвольно моталась.
Врачи. Реанимация. Капельницы. Прямая линия.
* * *
Талеска явилась на кладбище через четыре дня после похорон. Пришла, постояла тихо над могилой, присела на корточки, окунула руки в землю. Пальцы девушки-не-отсюда беспрепятственно прошли через сырую землю и гравий, доски и плоть, и принялись шарить внутри.
Издала победный клич:
Хаи!
И вытянула из земли убийцу.
Случайное совпадение, шутка судьбы - но котенок оказался точь-в-точь таким, как Талеска описывала его мальчику. Серый, с несколькими черными полосками по спине, потешным рыжим ухом и пестрой лентой на шее. Зверек выглядел истощенным, несчастным, продрогшим - хитрые пиктограммы на ошейнике заперли его в изначально облюбованном теле.
Впрочем, котенок, ящирица, щенок - форма совершенно не отражала сути. Талеска держала на ладони проклятье, одно из тех, что берутся из случайно брошенных фраз, злых обещаний в пустоту, темных мыслей - иногда, когда их зовут искренне, от всего сердца - они приходят извне. И выполняют единственное, для чего предназначены.
Вот только те, кто нечаянно пригласил в проклятье в мир не знают, что после оно находит себе новый дом. Оно отьедается. Растет. У проклятия появляются детеныши.
И однажды не останется никого - если Талеска и такие как она - хищники-ловцы - однажды оплошают. Такое уже случалось.
Девушка-не-отсюда вызвала в памяти последний мертвый край, в котором побывала - говорили, что там свирепствует чума - вспомнила глухую тишину, запах тления, и, куда более тошнотворный - запах смерти.
Пальцы легли на горло котенка.
Одно короткое движение - и можно отправляться домой.
И тут котенок, чуть отогревшийся на руках Талески, доверчиво свернулся комочком, и замурчал.
Рука девушки в светлом дрогнула.
И что с тобой таким делать?
* * *
Не могу сжать руку. Не могу свернуть еще одну шею. Не могу.
Девушка в светлом огляделась по сторонам, словно кто-то мог ее увидеть на кладбище в четыре часа ночи, и убрала ладонь с котенком под полу накидки.
Идем со мной, малыш. В моем доме найдется для тебя теплое место, блюдечко с молоком, клубок пряжи, за которым можно будет бегать. Хочешь ты того, или нет, тебе придется стать настоящим. И это больше, чем я могу для тебя сделать.
Не подозревая о своей нелегкой судьбе, котенок продолжал мурлыкать. Ему было тепло, он подозревал, что скоро его накормят и дадут новый дом. Так в его недолгой жизни случалось всегда.
На угрюмые памятные камни упали первые лучи рассветного солнца, и в них, словно дурной сон, исчезли девушка по имени Талеска и котенок - исчезли с кладбища, ото всего мира, и из нашей истории.