... вдохните спокойно... вспомните как все произошло... пока ничего не говорите, просто восстановите в памяти все события...
Время текло незаметно. Серое полотно дороги неслось внизу, а грязный с коричневыми проплешинами снег словно ограничивал по сторонам мой путь. Автобус нес меня дальше от моих воспоминаний, дальше от того, что мне так было болезненно дорого. Мне представлялось, так или иначе, то кресло, несущееся над поверхностью бесконечно твёрдого и безразличного асфальта. Я сидел в третьем ряду, окно заиндевело, и причудливые узоры его радовали и в то же время навевали тоскливое ощущение дикой и упорной зимы. Ощущения мои на тот момент казались тягучим, какими бы могли показаться мысли приговорённого к смерти - каждое мгновение было будто ожидание невероятной гигантской волны-цунами, что должна окончательно смыть меня за борт и утащить на встречу неизбежному. Мне казалось, что жизнь моя, наконец, приобрела тот оттенок безысходности, с которым, так или иначе, мирится каждый, тот привкус неизбывной бессмысленности страданий, уготованных каждому.
Размышления мои прервал вдруг всхлип я сидения передо мной, еле сдерживаемый и рыдающий, вопреки воле пытавшегося его скрыть. То была девушка, лет 20-25, склонившая голову, и, стараясь скрыть свои слёзы, постоянно проводившая руками по своему лицу. Мой взгляд скользил по её кудрявым, высветленным волосам, теплой синей куртке, нелепому розовому шарфу. Всхлипывания её не прекращались, но плечи оставались неподвижны, что наводило на мысль о театральности. Оглядевшись вокруг, я пересекся со взглядами немногих пассажиров, также смотревших на неё.
Я мягко положил руку её на плечо и произнёс:
-Пожалуйста, держитесь.
-Не трогайте меня! - воскликнула она, вся передёрнувшись от моего прикосновения.
Смутившись, я уставился в окно, на выцарапанную в инее щель, стараясь не думать о других людях, наблюдавших эту сцену.
Фонари ритмично слепили окна, странные искорёженные морозом и ночью тени черные деревьев проносились в узкой щели морозных узоров. Я стал прикладываться к бутылке вина, лежавшей у меня в рюкзаке, стараясь не обращать внимания на доносящиеся спереди всхлипывания. После своего нелепого вмешательства я теперь с тем самым мерзким полным правом считал себя непричастным тому, что дальше могло произойти.
Так, проведя за бутылкой около получаса, я, наконец, сошёл с автобуса. Улица эта всегда одновременно манила и отталкивала меня. Её соседство с шоссе и железной дорогой неминуемо заставляло меня проходить по ней, и, даже в летние месяцы, заброшенные с разбитыми окнами и покорёженной обшивкой дома, нагоняли на меня тоску. Сейчас же, темным зимним вечером, мне казалось, что пустые глазницы домов, нависавших надо мной, грозили мне медленной холодной смертью в недрах своей облупленной, изрытой трещинами шпатлёвки. Внутри этих домов-убийц угрожающе скрипел деформирующийся от мороза паркет. Я поспешно шёл мимо них, стараясь не заглядывать в устрашающую и манящую темноту окон. Мой поспешный бег прервала фигура, осветившаяся фонарём впереди. Кудрявые высветленные волосы, теплая синяя куртка, нелепый розовый шарф. Я ускорил шаг, в надежде не то догнать, не то попасть в такт её шагу. Я продолжал идти за ней, не приближаясь и не отставая ещё около пятнадцати минут, до тех пор, пока она, ничего не подозревая о моей непонятной слежке, не дошла переулками до двухэтажного кирпичного дома. Хитрым движением она открыла калитку и, ударив несколько раз каблуками по бетону дорожки, вошла в дом.
В последний момент, поймав дверь калитки, я вошёл во двор. Дорогой газон, припорошенный снегом, выглядел особенно странно из-за клетки из сетчатого забора, находившейся чуть поодаль от входа, внутри которой лежали отсыревшие поленья, на которых, по-видимому, говорили шашлыки и барбекю. Крадучись, я двинулся по двору и прильнул к ближайшему окну. Она успела лишь снять куртку, как в прихожей, пол которой был покрыт сильно истрескавшейся плиткой, появился мужчина, высокий и крупный, рыжие волосы и бородка выделялись на его бледном, покрытом красными пятнами, лице. Их диалога я не слышал, однако длился он недолго, после чего высветленные волосы взметнулись от его удара, и девушку отбросило к стене. Он начал методично и жестоко её избивать. Каждый его удар, казалось, что-то рвал в моей груди, его звериные вопли были слышны мне, но что он кричал, я так и не смог понять. Наконец, он в ярости отвернулся от неё, и, схватившись за волосы, буквально выбежал из комнаты.
Она безжизненно лежала на полу, потом, превозмогая слабость, встала, и шагами вышла из прихожей. Спущенные коготки мешали ей идти, на них она скользила и спотыкалась. Несколько секунд я смотрел на растрескавшуюся плитку, всю в каплях её крови её разбитого лица, затем, также крадучись, прошёл к калитке, открыл её и, проклиная скрипящий под ботинками снег, торопливо, словно вор, укравший чью-то пошлую тайну, двинулся к светившемуся невдалеке шоссе.
...пауза, смеженные веки... вернитесь немного назад...
... Он начал методично и жестоко её избивать. Я, не помня себя, бросился к входной двери, и принялся колотить по ней. Почувствовав, что она открывается, я весь сжался, и, когда она распахнулась, бросился, не глядя, на открывшего, и принялся яростно избивать его, но сильный удар сбил меня с ног. Я увидел его громаду, нависшую надо мной, изрыгающую проклятия. Вдруг его руки сошлись на моей шее. Не прошло и секунды, как я начал задыхаться. Мои руки рыскали по его рукам и лицу, стараясь найти выход, но постепенно апатия и мрак окутывали меня. Из последних сил я вцепился ногтями в трещины пола, когда кусок плитки поддался моим пальцам. Почувствовав осколок в руке, я рывком нанёс удар, и что-то тёплое брызнуло мне на запястье и лицо, затем я ударил ещё и ещё.
Когда вата удушья, наконец, начала пропускать в горло воздух, я поднялся и взглянул на верзилу, лежащего на полу. Кровь из его шеи, все ещё слегка пульсируя, покрывала плитку пола, быстро растекаясь по трещинам. Девушка, сжавшись в углу, испуганно переводила взгляд то на меня, то на тело на полу. Проглотив болезненный комок сухим от ужаса горлом, я, скользя ботинками по натекшей крови, бросился к двери, по снегу, сквозь калитку, на улицу. Я бежал по прессованному снегу уличной колеи, и лишь раз оглянувшись назад, увидел кроваво-красные следы чьих-то ботинок, постепенно бледневших от шага к шагу.
...и снова пауза... моргайте... закройте глаза... досчитайте задержите дыхание...
... Я увидел его громаду, нависшую надо мной, изрыгающую проклятия. Удары посыпались на меня словно град. Я чувствовал, как кровь хлынула у меня из носа и губы за несколько секунда начали разбухать. А размахивал руками, стараясь защититься, но все было тщетно и мне оставалось лишь сглатывать кровь, накопившуюся где-то в гортани. Спустя несчетное количество ударов тень, нависавшая надо мной и изрыгавшая проклятия, резко двинулась в сторону. Пытаясь облизать раскушенным кровоточащим языком разбитые губы, я приподнялся и на секунду увидел её лицо. Кудрявые высветленные волосы, растёкшаяся по бардовым от ударов щекам тушь. Её глаза задержались на мне, затем метнулись куда-то в бок. Поворачивая голову, следя за направлением её взгляда, я уперся виском во что-то твёрдое и холодное. Мой взгляд снова метнулся к ней.