Проплывая мимо редких иллюминаторов, я почти понимаю то, что многие называют боязнью космоса. Одиночество в моменты созерцания бесконечной ночи действительно беспримерное. Однако никак не пойму, отчего это одиночество так мучает большинство людей, ведь во время побывок на Земле, между рейсами, я постоянно сталкиваюсь с уединённостью, нарастающей в отношениях между самыми близкими друзьями, знакомыми, родственниками. Перейдя от бесед с плоскими изображениями на экранах к трехмерным голограммам, большая часть человечества окончательно отставило на второй план необходимость во встречах. Стремящийся к стерильности мир отмел последние крупицы необходимости в присутствии другого человека в твоей жизни. Уверенность в голограммах не оставляет места личным встречам, походам друг к другу и прогулкам наедине, а с некоторых пор программы позволили себя и в порядок не приводить при беседе посредствам такой голограммы, программа делает все за тебя. Остается лишь выбрать настройки. Мир, гниющий в собственных изображениях, растиражированных везде и всюду, используемый по поводу и без, предстающих для многих безоговорочным образчиком стиля или поводом для мастурбации, остаётся для меня загадкой. И все же в этой устраивающей всех ситуации в головах у людей нашлось место для почти первобытного страха космоса, страха абсолютного одиночества. Для таких мыслей остаётся много времени, когда ремонтные дроны "спят" своих гнёздах, а корабль с грузом в полной тишине скользит в сторону Марса мимо звезд.
Бортинженер 000320
День 222
Ремонт полученных повреждений произведен, дроны в полном составе вернулись в камеры хранения, искусственный интеллект корабля получает данные с бортовых датчиков исправно.
В сухих отчетах бортового журнала есть возможность оставлять различные комментарии, в качестве лирических отступлений, вести что-то вроде дневника капитана, хотя я отнюдь не капитан, а сопровождающий бортинженер, обслуживающий корабль и ремонтных дронов. Раньше я не прибегал к таким комментариям в ежедневных отчетах, но сейчас мне показалось интересным просто записать свои мысли на разные темы, скрасить как-то время полёта. Сегодняшний ремонт оказался серьёзнее, чем я ожидал. Мелкие астероиды и мусор прилично повредили обшивку и датчики. Если подобные повреждения будут повторяться, то это может означать, что я прохожу сквозь мусорное облако, образовавшееся в результате разработки крупного астероида, и разработка эта является незаконной, ведь маршрут следования заранее проложен поодаль от официальных комплексов добычи полезных ископаемых. Нелегальные разработки ведутся теми же гигантами индустрии, что и официально зарегистрированные. Но в связи со сложностью и дороговизной в сочетании с ограничениями по времени приводят к тому, что кампании идут на отход от Договора о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела и распоряжений Комитета по разработке внеземных месторождений полезных ископаемых. Разрешения от всех инстанций приходится ждать годами, не говоря уже о подготовке и финансировании самой экспедиции, поэтому корпорации идут на фальсификации, дабы не упустить возможность "обтрепать" очередной многообещающий астероид. В основном, этим грешат корпорации Федерации Южной и Северной Америки и кампании Евразийского Союза, так как налоги с добычи позволяют правительствам закрывать глаза на нарушения законодательства.
В итоге нелегальные разработки, а службы наблюдения за окружающим пространством недостаточно мощны для выявления потенциально опасных объектов. Радуют только практически безотказные дроны, проводящие ремонт в автоматическом режиме, что позволяет мне не выходить в открытый космос. Я осматриваю и чиню дронов после их выходов и отвечаю, фактически, только за них. Моя же жизнь принадлежит Объединённой транспортной кампании Анромеда. Этой мой 5-ый перелёт, что является рекордом. Я доволен, что нахожусь один на борту и в компании дронов и ИИ корабля могу отдохнуть от надоедливых голограмм, так называемых друзей. Находясь в рейсе, я ссылаюсь на сложность передачи сообщений и помехами, и ни с кем не общаюсь. Полет проходит штатно. Телеметрия с корабля предается в терминалы на Землю и Марс исправно.
Борт-инженер 000320
День 223
За время моего сна новых повреждений не получено, что я отметил двойной порцией джема, сэкономленного мной со вчерашнего приёма пищи. Настроение с самого пробуждения у меня было хорошее, к тому же, начав писать отчет, я вспомнил о том, что врач на Земле перед отлетом советовал мне писать что-то от себя в журнал, чтобы утвердиться в устойчивости собственного психологического состояния. Чувство внутренней пустоты, изредка наваливавшейся на меня в те дни, когда невозможно было надолго занять себя работой, сегодня совсем меня не тревожит. Мои знакомые на Земле, отрываясь изредка от своих великих проблем и дел, постоянно задают мне в разных вариациях один и тот же вопрос: "Почему сопровождающий инженер отправляется с кораблем в одиночку? Да ещё и на такой длительный срок?" Ответ тут прост: минимизация затрат. Стоило передать запуски из государственных рук частным компаниям, и экономия во всех процессах стала приближаться к абсурду. И если изначально летали по двое или трое, то затем с помощью многочисленных тестирований стали отбирать космонавтов, способных в одиночку осилить это путешествие. Вдвое меньше кислорода, продуктов питания, свободного места, одна звуконепроницаемая жилая камера вместо двух, ниже расходы на обучение, вознаграждения и премии и, главное возрастает полезная нагрузка ракет-носителей при той же массе и количестве топлива.
Борт-инженер 000320
День 224
Никогда не понимал, для чего оставили звуконепроницаемую капсулу для сна, если на корабле находится один человек. При посменном графике дежурств это было очень удобно, но теперь я решительно этого не понимаю. С первого же одиночного полета я ни разу не закрывал дверцу капсулы. Нет особой надобности вызывать в себе чувство одиночества, когда ты и так один на миллионы миль вокруг.
Борт-инженер 000320
Р. Эванс
День230
Я с удивлением заметил, что ремонт требуется обшивке все чаще в последнее время. Это удивительно, ведь вероятность столкнуться таким количеством обломков и мусора очень мало в условиях открытого космоса. Мне кажется, даже дроны недоумевают, зачем я отправляю их на ремонт обшивки, повреждения которой регистрируют датчики. Повреждения обычно настолько незначительны, что не отображаются в автоматических отчетах о проделанных действиях. Это необходимо обсудить с руководством по прибытии. В этом, может показать, нет ничего такого, но пустые отчеты сбивают с толку, будто я отправляю дронов фиксировать и исправлять несуществующие повреждения.
Сегодняшний ремонт произведен успешно, однако произошло небольшое ЧП. Один из дронов, номер 7, был сбит крупным объектом, вероятно мусором, в тот момент, когда заканчивал ремонт наружной обшивки. Прощай, дружок. Ты теперь вечно будешь дрейфовать в открытом космосе без цели и смысла. Точно так же как и я. Только у меня цель есть. Даже немного жаль номер 7. Ведь его единственной функцией был ремонт корабля, но этом базировался весь его мир, если говорить, что для электроники существует такое понятие как мир. Теперь его система будет недоумевать, теряясь в бессмысленных попытках рассчитать своё положение в окружающем мире. Однако пора прекращать отождествлять набор электродов и процессоров с живым существом. Видимо из-за вот таких мыслей в последнее время мне и снятся странные сны. В них моя бывшая жена ходит в летнем платье по темным коридорам дома непонятной архитектуры. Дом совершенно не похож ни на одно из тех мест, где мы до этого жили. Высокие потолки с крупными решетками воздуховодов под ним, резные колонны подпирают арки дверей, редкие лампы скудно освещают комнаты, большая часть которых скрывается в сумраке. В этих снах я ощущаю желания прятаться по углам в тени, наблюдая за тем, как моя жена проходит мимо, едва касаясь рукой столиков и стен, оставляя на покрывающей их пыли свои отпечатки.
Борт-инженер 000320
Р.Эванс
День 235
Проснувшись, я почувствовал, как пустота навалилась на меня с новой силой. В какой-то момент мне почудилось, будто что-то царапает снаружи обшивку корабля. Датчики не подтверждают этого, дроны все на местах за исключением Љ7. Может он все ещё на борту, снаружи? Может, у него выбит датчик связи? Нет, это совершенно исключено. Скорее это мелкий мусор, не замеченный радарами. Все дежурство я каждый час проверял все системы в надежде, что дрон Љ7 подаст сигнал о возвращении. Постепенно надежда угасает, ведь его батарея по всем прикидкам уже должна была разрядиться. Скрежет незаметно для меня сошёл на нет.
Борт-инженер 000320
День236
Надежда на возвращение Љ7 сменилась неясной тревогой. Я слушаю ободряющую музыку, правильно и глубоко дышу, стараясь вернуть состояние веселости и спокойствия. Этой ночью я впервые закрылся в звуконепроницаемой капсуле. Небольшой экран внутри неё показывал, что все датчики работают исправно, но мне все равно слышался какой-то скрежет, видимо что-то внутри самой капсулы, внутри звукоизоляционного слоя. Глядя в небольшой иллюминатор передо мной, я видел застывшие звезды, и во сне мне казалось, что это они скребутся об обшивку корабля, пытаясь унести меня в тишину космоса. Спал я очень плохо, неожиданно выдергивая самого себя из дремоты и проверяя датчики корабля. Я даже запустил проверку всех систем ИИ и какое-то время таким образом "общался" с ним, чего со мной раньше никогда не бывало. Ненадолго погружаясь в дремоту, я просыпаюсь в панике и ощущении безотчетной тоски, как бывает при недостаточном количестве кислорода в воздухе. Если моё состояние не улучшится, то, мне придётся прибегнуть к помощи снотворного в аптечке.
Ремонтные дроны бездействуют, так как мы покинули облако мусора, и я чувствую себя балластом, слабым звеном в отлаженном механизме. Прогоняю от себя эти мысли как могу, но они снова и снова донимают меня.
Борт-инженер 000320
Р.Эванс
День 240
Разобрал капсулу, но не нашел никаких дефектов или источников скрежета. Љ7, похоже, решил меня довести. Я произнёс эту фразу вслух, думая, что шучу сам с собой, но вдруг осознал, что почти верю в этот бред. Седьмой теперь представлять математическую точку в пространстве и мне непозволительно растравливать свою фантазию подобными мыслями. По всей видимости, мне необходимо связаться с терминалом на Земле и сообщить в качестве экстренного оповещения об этих проблемах, но сама мысль о записи своей голограммы, отправке, о том, что кто-то будет запускать её, потом анализировать и записывать ответ, и в итоге здесь окажется чья-то посторонняя личность, даже в электронном виде... Одна эта мысль о бесцеремонном вторжении на мой корабль стала мне физически противна.
Прочитав записанное, я убежден, что в моём сознании происходят какие-то неясные мне пока изменения. Необходимо бороться с ними всеми способами, если я не хочу оказаться запертым в лазарете по прибытии на Марс. Я даже подумывал о фальсификации записей этих отчетов, превращающихся в личный дневник сумасшедшего, дабы комиссия при утверждении к следующему полету не наткнулась на эти двусмысленные записи, но решил, что вскрывшийся обман в большей степени повредит моей репутации безотказного борт-инженера. Хотя я уже ни в чем не уверен, но постараюсь, чтобы физические упражнения и дыхательная гимнастика прогнали эту хандру. Прибегать к медикаментам я не собираюсь - это верный шаг к тому, что меня спишут. Не могу себе представить, как покину навсегда мой корабль и останусь в своей пустой маленькой комнате на Земле. Опять докучливые голограммы, от них не спрятаться, а их электронные глаза, кажется, выжигают и во мне всё живое, все человеческое.
Р.Эванс
День 246
Сегодняшний ремонт был очень серьёзным. После попадания в крупное облако мусора, корабль получил большое количество повреждений внешней обшивки. Я был разбужен в капсуле сигналом тревоги. Дроны, выпушенные сразу после прохождения облака, работали почти 6 часов без перерывов, устраняя повреждения в обшивке. Дрон Љ7 не был обнаружен ни системой слежения, ни датчиками обшивки. Скрежет переместился из борта с капсулой отдыха в носовую часть корабля. Я явно слышу скрежет, особенно после окончания смены. Во время разборки капсулы я, по-видимому, повредил звукоизоляцию, потому что скрежет я слышу и при закрытой капсуле. Кошмары по ночам не прекращаются, и я просыпаюсь в поту, вися в холодной пустоте. Во сне я вижу уничтоженную метеоритным дождем колонию на марсе, а потом в ужасе открываю глаза от сигналов тревоги. Мы все чаще попадаем в облака мусора. Когда я засыпаю, в дремоте мне начинает казаться, что это сами звезды шершавой поверхностью трутся об оболочку корабля, сдирая обшивку, болтающуюся лоскутами и истекающую черной гидравлической жидкостью и маслом. Снотворное из аптечки помогает мне заснуть, но при попытках погрузиться в сон без медикаментов, видения только усиливаются. Земля в огне, мой дом и дома вокруг, полыхая, свистят и трещат, внутри визжат голограммы и люди, неотличимые от них, бесчисленные искусственные лица, искаженные болью и рушащимися пикселями.
Постоянные видения горящей планеты и уничтоженной базы на Марсе подавляют меня. Я думаю, что, возможно, я - единственный оставшийся в живых человек, дрейфующий в темноте и пустоте безо всякой надежды к неминуемому концу в открытом космосе. Мне снятся лавовые поля, застывшие на месте городов, дорог, лесов и озер. Мертвые холодные планеты, безмолвно окружают меня, тесня и сдавливая - и я просыпаюсь от паники и удушья.
Я не знаю, что мне делать, но не хочу больше спать, а проклятый скрежет не даёт мне бодрствовать, сверля мозг изнутри. Я не нахожу в себе сил есть, заниматься физическими упражнениями, а просто парю в невесомости корабля, пытаясь не дать себе уснуть. Мои глаза будто засыпаны песком. Яркий свет режет их, заставляя щуриться, глядя даже на самые неяркие мониторы. Я моргаю, пытаясь прогнать из глаз эту пыль, но усталость одолевает меня. Стараюсь не засыпать без снотворного, которое сдерживает безумные видения. Я давно потерял счет часам бодрствования и сна. Казалось весь мой организм отвечал на расстроенные нервы - зубы шатались, все тело покрылось какими-то красными пятнами и прыщами, а голова под волосами нестерпимо зудела. Я соблюдаю все стандарты гигиены, но это не проходит, я почти свыкся со скрежетом, путешествовавшим вслед за мной по кораблю, лишь изредка прислушиваясь, в те моменты, когда, казалось, звук куда-то пропадал. Он был уже неотделим от меня, и тревога усиливалась особенно в те моменты, когда звук затихал. Лишь дроны исправно работали, а ИИ копил отчеты о работе корабля и его экипажа. Возможное содержание этих холодных отчетов, каждый знак в которых был выверен согласно встроенным в систему слежения психологическим моделям, отчетам и наблюдениям за другими экипажами, пугало меня. Пытаясь сбежать от этого расчетливого наблюдения, от этого всевидящего равнодушного и оценивающего ока, я запирался в капсуле, стараясь не спать, до рези под воспаленными веками всматриваясь в иллюминатор. Впервые я всем своим нутром чувствовал ужас беспредельного одиночества в космосе. Впервые меня отчаянно тянуло из космоса на Землю. Но корабль продолжал свое движение в сторону Марса, и маленькому человеку на его борту оставалось полагаться лишь на свое терпение и силу духа.
.....
"Крошечные ровные зубы покрывали края писсуара. Он не то скалился, не то улыбался мне этими человеческими под цвет кафеля зубами. Я стоял на полу, разглядывая его. На дне стояла вода, в которой что-то плавало. Приглядевшись, я понял, что это человеческий глаз с пульсирующим зрачком."
Очнувшись и припомнив сон, мне в голову пришло, что я уже видел эти зубы. Проплывая между экранами, датчиками и небольшими плафонами освещения, я вслух повторяю это: "зубы, зубы,зубы,зубызубызубы... Вспомнил!" Последний осматривавший меня перед полетом доктор с кафельными зубами. Он нежно беседовал со мной о всякой ерунде, о друзьях, о досуге на Земле и Марсе. О разводе с женой и, главное, о полетах. А я все размышлял о странном цвете его зубов, напоминавших искусно обточенные осколки разбитого умывальника. Отчего мне вспомнился этот врач с его зубами и идиотскими вопросами? Я все больше боялся и раздражался своему состоянию, своей беспомощности в борьбе с моим сознанием. Я потушил на корабле свет, открыл на корпусе все внешние заглушки, освободив скрытые за ними иллюминаторы. Я висел, слегка покачиваясь в темноте корабля, освещавшего моё лицо редкими и неяркими вспышками экранов. В этот момент я почувствовал, что звезды перестали быть шершавыми, их свет теперь мягко струился, проходя сквозь корабль, сквозь меня, чуть холодя моё сердце своим сиянием. В какой-то момент я понял, что больше никогда не полечу, что я останусь в изоляторе на Марсе, что меня превратят в овощ, возможно, транспортируют на Землю и навсегда запрут в стенах закрытой больницы. Но в моменты моего растворения в свете далёких звезд мне было совершенно все равно, что будет дальше. Тогда меня покидало даже то горькое чувство, что преследовало меня и в космосе и на Земле - чувство разочарования в том, что оторвавшись от поверхности планеты и оказавшись чуть ближе к звездам, мне все же никогда не коснуться их поглощающего холодного света. Я приближался к своей неминуемой гибели как космонавта, как человека. Оторванный ото всех, наедине с этой мыслью я постепенно отдавался течению и уплывал туда, где не должен оказываться ни один космонавт ни во время выполнения задания, ни вне его - я постепенно погружался в безумие.