В крикливом автобусе, вон
из города -- к пыль-реке,
утрясывался некий Джон;
Сжимая талон в руке,

он слышал как будто всплеск
росы, и журчал лопух,
рыданья сводя на смех...

От рождения Джон был глух.

Пространство глотая в нос,
чихал обалделый фавн.
Сдирая халву с колес,
машина неслась в туман;

На карту, в фамильный склеп...
Отплясывая на курке,
К вопросу спешил ответ,
И ничто никогда -- к пыль-реке.


Со временем город рос
в поджилках и млел в стекле;
Антракт, перемена поз,
Дорожная дрожь в руке...

И так -- до бредовых снов
водителя! А затем --
Джон будто увидел лов
На речке пернатых тем,

Вдали чуть мерцала грань
надежды плюс тонкий брют,
Джон, видимо, вышел там...

Автобус сменил маршрут,

Земля -- оборот крыла,
И ночь обернулась в плед,
Заснув в тупике угла.
Джон не сетовал, он был слеп.


И теперь позади, в пустоте
автотранспорта, здесь, не у дел,
На рифе, сломав мечте
хребет, а судьбе -- прицел,

Смотри, человек -- что стих,
Смеется, схватясь за пуп.
Как будто бы вправду достиг
Вершины...

Джон точно был туп.

На утро все плыло вспять
до города жир-земли;
Утрясывая опять,
простуженный тесный мир,

Джон ехал... который год!
Валялся талон в пыли.

По всем признакам он был мертв,
Но, болтают, лишь делал вид.