Теперь не то уже стало, и вспоминать - что бредить поперек чужой раны, бередить... Поистерлись сиденья,.. дырка вон на заднем; а сидеть все же лучше! Как раньше... Свет постаревший из-за занавесок выглядывает, полосатый; кондуктор все еще пересчитывает, удостоверяется; шумок тихо стоит в уголке, разговаривает.
- От кого?
- От Него. Все от Него...
- Э-э, нет! Криво ты, брат, измышляешь, криво...
Я сижу у окна. Ветер гнет что ни попадя: листья, тучи, знаки. Водитель едет ровно в той же буханке, что и мы. Пейзаж лениво проносится мимо. Что с него взять? Вокруг только человечина и никакого банального воздуха; а едем черт те как... Но какое нам опять же до этого дело?! Когда...
И кажется, в этой ямине, даже, очень уныло и холодно...
Когда кажется, в этом безглазом обоснованно плече соседа, и пластмассовой ручке, за которую тот держится, и кепке, и закрытом люке над головой,.. и подошвах, так боязно, так забыто и кончено без меня...
- Да тихо, тихо... Не разбей, дурак!
- Сам дурак.
Буханка встает, и водитель выходит, уговаривает ее, как завещали правители: вперед, вперед, вперед! Уйма времени на исследования... Отказ не возможен теоретически.
Едем.
- Погоди-погоди, что за спешка?
- Все вышли?!
И тогда возвращаешься душой к той дырке, прорезая густое человеческое облако, наблюдая чужое человеческое деланье...
Вот, будто в строгом соответствии с законами Дарвина, различные беспорядочные изменения внешнего для нас, пассажиров, вида, вдруг выцепленные историей и признанные полезной чему-то мутацией, деликатно оседают на привычном машинном скелете. Глаз вдруг чему-то радуется, или напротив...
Время движется, движется!
- Эй, а я?! Стойте же!..
- Пошли!
Появляются перед глазами все более мудрые надписи... Прямо перед глазами! Жутко, ужасно мудрые!.. И еще множество деликатных исторических... Куда?! Я еще не приехал!!
Чужие безглазые руки жестоко выдирают из набирающей обороты буханки.
- Чуть не проспал!
- Это же не моя остановка!!!
- В погоню!
- В погоню!!
- В погоню!!!
Теперь, на пустом воздухе... гляжу вверх, где ветер гнет, что ни попадя,.. гляжу вдаль, где солнце, пусть только еще самым краешком показывается,... гляжу перед собой, в себя,.. наконец! Чудное утро, чудесное утро...
Но кто-то остался в буханке. Еще слышны нечеловеческие их голоса, слабый шум мотора, или свиста, прорезающего удаляющиеся воспоминания; навзрыд толи хохочущие чему-то уже очень туманному и далекому, толи, может быть, мутирующие, и даже еще живые... кричат, сотрясая безнадежно уже не остановящееся никогда спертое человеческое движение... Когда я праздно и отчего-то уныло с треском режу еще вчера свежую буханку... с тем, чтобы заместить ее машинальным поеданием законное время своего обеденного.