Аннотация: Жизненные приключения дяди Лёвы в Афгане продолжаются в условиях песчаной бури и песочно-пыльной пелены...
Вмешательство песчаной бури.
- Нашу Армию нелегко пройти - это, словно минное поле перейти! (О службе в Афганистане.)
Предисловие.
Однажды, в начале осени, в одной из наших встреч, всегда жизнерадостный, но молчаливый на армейскую тему прапорщик запаса, вдруг поведал мне эту невообразимую историю по описанию песчаной бури, быта горного селения и запутанной ситуации в молодости, в далекой восточной стране Афганистан.
- О долгой борьбе противоречивых мыслей в своей душе, обо всем этом много лет назад происшёдшему. И теперь собравшись с духом, я решил вынести на суд людской мою историю. Я не знаю, как разобраться с тем непредсказуемым случаем в моей жизни.
Моя невероятная история, прапорщика запаса, так как она не должна по идее случиться, а если бы и случилась, то только описанная в книге. Но жизнь вносит в наши планы и наши действия свои непредсказуемые цирковые номера, - ведал мне Лев Давидович.
Лучше, все по порядку...
1- часть.
- Я, незаслуженно осуждённый, получил в воинской палате суда вердикт: - Ходатайствовать об увольнении из рядов Вооруженных Сил!
Меня любезно отправили служить в другую воинскую часть, так как ещё не успели внести мои инициалы в списки части, куда был направлен из штаба К (Краснознамённый) ТуркВО, - начал свой рассказ мой сосед Лев Давидович.
- Об этом воинском суде я тебе рассказывал. Я, боясь быть уволенным из Армии, гонимый судьбой, как листочек осенью, летел с тенью грусти и легкого отчаяния навстречу новым неожиданностям. Несся, трясясь, навстречу сюрпризам Фортуны, сидя на длинной дюралевой скамейке самолета 'Ан - 12'. Там я и увидел сон, наполненный детскими ощущениями.
Сон.
'Докучливая муха, плавно спикировав на светло - розовые щечки малыша-карапуза 2- 3 лет, присела полакомиться. Но она, потревоженная взмахом руки ребенка, спустя капельку мгновения, с явным неудовольствием взлетела с теплого, и душистого места. Пахучесть ребенка являлась результатом его приема манной каши с медом, которую он съел накануне под неусыпным вниманием своей бабушки Татьяны, но унесенный с собой ниже в долину, другой бабушкой Стефанией. Малыш не знал причины его переноса из дому к другой бабушке Стефании. А сейчас ему мешала назойливая мушка, норовящая сесть на пухленькие щечки.
Неотступная муха для реализации своего желания, полакомиться остатками оставшейся кое-где на лице каши, нарезала всевозможные круги и пируэты вокруг благоухающего аромата розовощекого карапузика.
Дитя, наконец, окончательно проснувшись и прогнавши беленькими ручками вместе с мухой и остатки разноцветно-счастливого детского сна, сладко потянувшись в райской улыбке, потянуло ноздрями маленького носика какие - то душистые ароматы луговых цветов и трав. Особенно густо пахли чабрец, душица, и луговая мята. Лишь только эти умопомрачительные запахи немного перебивал терпкий запах полыни и сохнущей мокрой глины, намазанной ею земляной пол в деревенской хате. Все эти ароматичные запахи тянуло из открытых сеней дома, от пучка луговых первоцветов и полыни, кроме невысохшей еще до полной сухости глины'.
Железный скрежет и усиливающийся шум двигателей разбудили сидевшего военнослужащего на скамейке самолета 'Ан - 12'. Сон смахнули, словно корова языком слизала очередной пучок изумрудной травы.
- Такой сон не дали досмотреть, - подумал я тогда с явным неудовольствием.
- Выходя из громыхавшего воздушного лайнера, я окунулся в океан яркого, горячего солнечного света. А волны перекаленного воздуха Хорсом - богом солнечного и жизненного света древних славян, охватили меня, после свежей прохлады еще несколько минут в самолете.
То, что этот сон о моем детстве и тех ощутимых запахах в основном глины и полыни будет преследовать долгое время, я не знал, - сказывал дальше Лева.
Встреча.
- Не успевшая осесть поднятая серая пыль самолетом, как возле него нарисовался одним взмахом кисти неизвестного художника, встречающий приезжих пассажиров, подтянутый моложавый прапорщик.
Молодой, свежевыбритый, опрятно одетый прапорщик в новую хебешную 'эксперименталку' с серебряным знаком ВЛКСМ 'Молодой гвардеец 10 (11) пятилетки' 2 степени, производил впечатление настоящего героя с небольшой медалью.
- Это, наверное, и есть тот самый важный гвардеец, левая рука красного кардинала - подумал я, - продолжал свое повествование Лёва.
- О, прошу прощения, главный комсомолец, секретарь комсомола и помощник комиссара, замполита воинской части, - поправился, поразмыслив, я по-другому.
- Неужели он представится господином де Жюссак, предводителем гвардейцев кардинала или господином Бернажу лучшим дуэлянтом Парижа, из 'Трех мушкетеров' Александра Дюма, - мысленно иронизировал тогда я.
- Опять у тебя плоские шутки, - так бы выразилась моя ненаглядная певунья, которой нет к сожаленью со мной, а может к счастью, что не было.
Вопрос гвардейца, пардон, прапорщика, а того ли он встречает, - перебили мои фанерные мысли.
- Он самый, - уточнил я, с мечтательным взглядом, еще не отойдя от крутого поворота в моей судьбе, и своих глупых раздумий, щурясь от ослепительно палящего солнца.
А ударник комсомольского оркестра, ударил языком, словно юный барабанщик, на пионерской линейке, только шуточками и прибауточками, вместо палочек с барабанной дробью, рассказывая мне прелести этой для нас защитников Отечества Земли обетованной.
И дальше мне стало совсем не до иронии и шуточек...
- Обострение сложной международной обстановки и происки империалистов вынуждают нас с высоким достоинством выполнять интернациональный долг в этой, как ты уже успел заметить, пыледобывающей, дружественной и добрососедской стране Востока.
- Противоборство двух идеологических систем вынудило СССР, наравне с руководством Афганистана, сцепиться с афганской контрреволюцией подстрекаемой и спонсируемой США и их союзниками по Североатлантическому блоку.
- Ты знаешь, что мы захватываем у душман оружие американского, египетского, западногерманского и китайского производства?
- Нет, не знаю.
- А ребристые итальянские мины?
- А как все это оружие и боеприпасы сюда попадают, - спросил я.
- Караваны привозят из Ирана, Пакистана.
- А пограничники, почему не задерживают?
- Граница тут брат прозрачная, кочевники из Афганистана в Иран, Пакистан и обратно домой к себе кочуют, и никак её не перекроешь.
- Тут брат идет напряженная и поистине глобальная борьба...
Мы, дойдя до пыльного БТРа, с помощью молодого ефрейтора, взглукснули, то - есть - закинули туда нехитрый армейский скарб, за исключением, двух ценнейших бутылок 'Столичной' и трехлитровой банки виноградного сока содержащий отменный
первач-самогон. Мы оба устроились, на импровизированные подстилки в виде подушек, на верху брони. До металла нельзя было дотронуться, казалось, что плюнь и плевок зашипит как сало на сковородке.
Учтивый секретарь комсомола, что - то меня спрашивал. Я же, оглядываясь на местные пейзажи, похожие на лунные, служащие вероятно для съемок фантастических фильмов, невпопад отвечал на его вопросы. Мои ответы на его вопросы были короткие: то - да, то - нет. Или просто - не знаю, или - не помню.
Казалось дикие инопланетные ландшафты выжженной серо - желтого цвета земли с далекими и таинственными горами, которые притягивали взор, украшали наше небольшое путешествие, для меня пока в неизвестность, незнамо без гаданий на картах, или кофейной гуще. Ряды колючей проволоки по периметрам военных городков напоминали то - ли индейские резервации, то - ли лагеря для заключенных под стражу людей. Но солдаты охраняли сами себя. Одинакового вида военнослужащие стояли на вышках по периметру лагеря и такие - же сновали внутри его. Унылые, выцветшие светлые палатки, четкими рядами тихонько колыхались, словно реющие флаги на ветру. Фанерные домики, вагончики различных форм на колесах или просто установленные на земле, металлические полукруглые ангары подо что - то, пытались соревноваться с бронемашиной в беге, но проигрывали, оставаясь позади.
Огромные ряды всевозможной военной техники пыльные, с уставшим видом понуро поглядывали, на бегущего собрата, будто спрашивая: - Что новенького наездника везешь?
- Пока верхового везу, а там посмотрим...
- Ну, вези- вези, чтоб не было скучно в этой глуши!
Скрипучие железные ворота с красными звездами отворявшим худеньким молодым солдатом в бронежилете, каске и с автоматом известили о прибытие в пункт назначения.
А догнавшая пыль бесцеремонно накрыла лихих всадников на броневом мустанге, и все что оказалось на её пути.
- Вот мы и дома, - сказал мой поводырь.
- Запасной аэродром дома, - поправил его я.
- Уж лучше здесь, чем в горах, - парировал он.
- Может, это для тебя, - неосознанно кинул я.
Глаза его, из-под век, припорошенных серой мукомолью, сверкнули в мою сторону, и мой собеседник открыл рот, чтобы что - то мне ответить.
Но наш разговор неожиданно оборвался с появлением сухощавого подполковника.
- С прибытием!
- Спасибо! Здравия желаю товарищ подполковник!
- Я так тебя и представлял, и Мы, - как - бы подчеркивая, что он и есть царь, - на самом деле увидим, на что ты способен в деле, а не в быту, - многозначительно изрек старший офицер, замещавший командира части.
Я, же округлив свои маленькие глазки от необычного приема, представившись, выслушал наставления, пожелания и план моих действий на ближайшее время.
- Вот и предстоящий анонс моего незавидного удела, - подумал я, уходя от благодетеля в направляемое мне место.
- Вот и благословил владыка, на ратные дела, - мысленно, с долей иронии, изрек я неожиданную мысль.
И хоть скверно было в душе от столь крутого поворота в моем уделе, после скоропостижного суда надо мной в другой части, чад безысходности, и признаки дурных предчувствий немного рассеивались.
- Колесо Планиды все катится с горы, жребий брошен, пока летит - будем ждать урожайной поры, - снова мысленно произнес я новую поэтическую думу.
Подготовка к выходу на 'боевые'.
В строевой части штаба воинского подразделения я сдал свои документы: командировочное предписание, продовольственный и вещевой аттестаты для постановки на учет. Там меня крайним вписали в приказ на 'боевые' с сегодняшнего дня.
- С воздушного корабля прямиком на бал к родственному племени в далеком кишлаке где - то в горах, - размышлял я. Колесо запланированных событий двигалось по намеченному пути, и меня лишь подтолкнули уцепиться за что - то, чтоб я участвовал в обозначенных торжествах...
Старшина роты, прапорщик Кондратюк, с двумя костылями, и с блестящей медалью 'За боевые заслуги' на груди, прыгая на левой ноге, вводил меня в курс дела.
- Ногу видишь, нечаянно подвернул, а в санчасти лежать не люблю, вот и прыгаю, как кузнечик.
- Мои солдатики снова в поход уходят.
- Кто же кроме меня нормально их выпроводит?
- Как мать с отцом, что из дому детей провожают в далекий путь, так и я отправляю своих горемык на 'боевые'. Ведь они только вчера с рейда вернулись, и на тебе снова...
- Что смотришь на 'трапки'? - с белорусским акцентом, спрашивал он меня, - видя, что я удивленно смотрю на старый армейский френч с погонами прапорщика и красные кавалерийские шаровары.
Нет, тут я немного загнул про цвет армейских брюк. Это были чистые, как и куртка военного покроя, вылинявшие до неопределенно светлого цвета с множеством аккуратно зашитых прорех брюки.
- Надевай старое обмундирование, а свое снимай. С похода придешь весь в дырах, по крайней мере, локти, колени и пузо.
- Два взвода с ротным уже на заставе, только твой взвод сейчас переправят туда - же, и техника вернется, чтоб утром по дороге соединившись с сотоварищами - афганцами войти в кишлак. А по мне: их с нами посылать вообще нельзя, как без них, так все нормально.
- А как с ними, так бедлам, какой - то. Всё наперекос. Да ты сам всё увидишь, - делал свои умозаключения старшина.
- Вам же пешедралом ночью, аки волки, километров 15 - 20 по горам, к этому аулу ночью скрытно двигаться надобно.
- И какого - то нашего рыжего предателя поймать вместе с другими душманами, хвать его за ногу! - выругался со смачным плевком в стоящую возле дверей импровизированную урну, чистую большую банку из - под томатов.
- Этот шакаленок проводит душман через наши посты, как у себя дома, по-русски разговаривая с нашими часовыми или дозорными.
- Я, - мол, 'до ветру пошел' и заблудился.
- Много людей из - за него пострадало. Вырезали постовых на посту, и в плен брали, безнаказанное нападение на колонны, с установкой мин и фугасов.
- Да и какой он 'наш'? - Гад он ползучий!
- Вот где - то в этом кишлаке, куда вы пойдете, он и хоронится с подельниками.
- Говорят их человек 8 - 10. Но все они прошедшие военные лагеря в Иране или Пакистане подготовленные или натасканные военспецами из капиталистических стран, представляют реальную угрозу, как и местным органам афганской власти, так и нашим войскам.
А кишлак лояльный к афганскому правительству. Мы им за это хлеб, рис, сахар, чай, медикаменты и все такое, периодически подбрасываем. Вот они и не ввязываются в войну.
- Дело срочное, а некому идти, да и в нас недокомплект в роте, почти взвода людей не хватает. Трое доходяг со мной в роте остаются, и больше десяти солдат по санчастям и по госпиталям, ранения, болезни. Замполит роты в отпуске, два взводных в госпитале, и я хромой вдобавок, в части остаюсь.
- Из техники, только 8 боеспособных единиц, на ходу, плюс один БТР 'закипает', его - то чего в строй, - вопрошал старшина, - только колону стопорить будет. Но приказ - есть приказ. Нет командира части на месте - он бы не направил...
Дорога.
Не прошло и получаса, как я, вооруженный, и экипированный по полной программе, мчался навстречу с загадочными, местными, экзотическими обывателями для общения с ними на высшем уровне.
Ехавший со мной техник роты прапорщик Ринат Сулаватов, пожаловался мне на неподготовленность техники к выезду. Плюс на недостаток запчастей и на ускоренные сроки замены масла в двигателях из - за чрезмерных нагрузок от проникающей песочно-пыльной смеси. Но никто из теперешнего военного руководства не хотел вникать в эти проблемы технического обеспечения и серьезную подготовку боевой техники к предстоящему выходу на 'боевые'. Сверху от какого - то военачальника поступила директива о проведении боевой операции, вот и её срочно нужно выполнить. -
Слушая всё это, я сам ехал, с каким - то непонятным чувством холодка внутри меня, учитывая невыносимо жаркую погоду, считай на первые 'боевые', если не считать первого обстрела в колонне. Интуиция подсказывала что - то мне. Но что я мог поделать?
- Дал присягу?
- Дал.
- Вот и исполняй!
- Так и исполняю, а не выпрыгиваю и кричу: - Я пацифист!
Я не могу носить оружие и стрелять, - мои мысли перекатывались как мячи в барабане розыгрыша лотереи.
- Товарищ прапорщик, как там обстановка в Союзе, что нового?
- Ведь простые люди, наверное, и не знают, что мы ведем здесь боевые действия? - спрашивал меня заместитель командира взвода, старший сержант Гулич.
- Да как сказать, все мы на Родине перестраиваемся, все болтают, что не попади, и тайны военные вокруг деятельности 40 - й армии в Афганистане так и кружат аки голубь вокруг голубки.
- Судя по газетам, журналам, радио и телевидению никто из сограждан всерьез не воспринимает серьезность ситуации, с применением почти всех видов оружия нашей 40 - й армией. Нам толкуют, что мы тут только патрулируем улицы, да помогаем строить детские сады и школы.
- Мне кажется, что я несколько дней назад, как попал сюда, в Афганистан, переступил рубеж или какую - то черту. У меня с возрастом детские иллюзии с трудом избавляются. И скользящие вдалеке от меня неслышимые и настолько далекие люди, кажутся мне из - за дальности добрыми. Да даже если они и приближены, словно функцией наезда видеокамеры, для увеличения в естественных размерах, то эти индивиды, слишком часто не вызывают, ни веры в простую доброжелательность, честность. Или еще удивления непредсказуемостью сострадания, и оригинальностью суждений о высоком предназначении человека... Он замолчал.
- И редко какая особь обоих полов человечества обладает всем спектром человеческих достоинств.
- Все мысли, суждения и ощущения, вероятно, всего наши лишь те, которых мы сами так достойны перед Господом Богом, - изрекал я новые свои рассуждения.
- Вы сами здесь на волоске от смерти, каждый день.
- Недосып и страдания при выполнении боевого задания.
- Болезни вот косят рядами, не говоря про боевые ранения и простые происшествия в бытовых условиях, несмотря на должности и звания. А инвалидность не дай Бог получить, как дальше жить?
- На гражданке в Союзе молодежь цинична, саркастична и просто упивается своей иронией, и своим утонченным само..., а самоистязанием.
Она же демонстрирует всем окружающим душевный и духовный мазохизм.
- Товарищ прапорщик, а что такое цинизм, мазохизм?- удивленно спросил связист Медюшков.
- Цинизм, - Медюшков, - Это что - вроде как пренебрежение к правилам и законам, традициям человечества, человек без совести, он нагл и бесстыден.
- Понятно?
- Так точно!
А мазохизм - это просто всякие половые извращения, названное по имени австрийского писателя Захер-Мазоха, впервые описавший эти симптомы, вроде как болезнь, а как на самом деле трактуют научные умы, дословно не знаю.
- Ясно?
- Так точно!
- Так вот, видел я у теперешней молодежи обыкновенную лень, лицемерие и самолюбование. По вечерам, а то и днем после уроков или во время уроков, сам видел, в Ташкенте и в других городах сидят полные кафе ничем не занятой молодежи. Пиво, коктейли, винцо потягивают не только русскоязычная молодежь, но и сами молодые узбеки и даже узбечки, чего раньше, лет 8 назад до армии не видел. По вечерам они собираются в дикие стаи и стоят строя жуткие гримасы прохожим, от которых можно получить инфаркт. А если это больные люди?
Молодости свойственна и беззаветность, и беззаботность и самоуверенность.
И неумение подчас понять, где заканчивается уверенность в себе и наступает малодушие, трусость или начинается излишняя самоуверенность, ведущая к трагическим последствиям, - устало выговорил я.
Все как - то призадумались над сказанным...
- Товарищ прапорщик, вы бы прилегли и немного поспали, вид у вас нездоровый, - участливо проговорил Гулич.
- Слушай сержант, а долго еще ехать до заставы?
- Да еще где - то полдороги.
- Ладно, я тут в боевом отделении немного покемарю, устал немного, если что-то произойдёт, подымешь меня.
- Хорошо, вы не беспокойтесь, службу мы знаем, - заверил меня старший сержант.
- Вы - то знаете, а я в этом новом деле... и как я сам буду вести в боевой обстановке? - Подумал я.
Я был настолько утомлен последними психологическими испытаниями, что только закрыл глаза, сразу уснул, несмотря на гул боевой машины. И снова мне приснился сон маленького детского эпизода своей жизни.
Но, как только я досматриваю сон детства и дохожу до запахов луговых трав, цветов, и горькой полыни, с запахом высыхающей глиной земляного пола деревенской избы, как мне перебивают его, и я не могу досмотреть сон до конца.
Как это произошло в самолете.
Дорога тянулась вдоль пустынных холмов навстречу приближающимся издалека небольшим видимым горам. Так незаметно для меня мы достигли сторожевой точки на горке, контролирующей ближайшие окрестности.
Постановка задачи.
Пыль и жара в боевом отделении машины стояли невыносимые, и по приезду на место, меня с трудом разбудили мои солдаты. Я был в липком, скользком поту и даже немного воды сполоснувшей мою физиономию не дали того желаемого результата трезвости ума и всего тела. Руководил выгрузкой и переносом солдатами необходимого имущества в основном, мой замкомвзвод старший сержант Гулич. Взбодрился я на горке, на которую все мы вскарабкались как козлы-архары.
На сторожевой заставе я познакомился с командиром роты капитаном Остроухиным и командиром второго взвода старшим лейтенантом Кузьляковым.
На военной топографической карте ротный показал то горное селение, название которое я позабыл, так как старался запомнить предполагаемые координаты действий. Информации было столько новой, что я едва - ли успевал все до конца понять всю суть предстоящих наших действий.
В основном я уяснил, что, как только стемнеет, мы выдвигаемся и в ускоренном темпе насколько возможно километров 15 - 20 по холмисто - гористой местности, до утра должны достичь намеченной цели. Это не равнина, и тут есть и тяжелые подъемы в гору и не менее крутые спуски вниз в темное время суток. Все это увеличивает сроки нашего передвижения. Кровь из носа, но к восходу солнца мы должны занимать господствующие высоты, и с подходом нашей бронетехники и братьев - афганцев, вместе с ней при проческе кишлака задержать 10 - 12 бородачей, а с ними рыжего нашего гниду - перебежчика, из-за которого весь этот сыр - бор затевался.
- Только постарайтесь взять его живым, пусть его судят по всей строгости советского закона, - напоминал нам капитан Остроухин, - только сами не чините самосуд, и солдатам это дело не разрешайте.
У ротного с приданными отделениями минометчиков и АГСников (автоматический гранатомет станковый) был полноценный взвод солдат, и ещё к ним пять моих подчиненных передавались ему. Он со своими военнослужащими перекрывал ущелье с западной стороны, с господствующими высотами. Оставлял свою переносную артиллерию 8 человек на высотках, и два расчета - 4 солдата, с пулеметами, и шел с остатками - 23 солдат на проческу кишлака. И старшему лейтенанту Кузьлякову тоже передавалось пять моих солдат с моего взвода в его взвод. Он с юга, самой широкой полосе кряжей над кишлаком, контролировал высоты. Оставляя два расчета - 4 солдата, с пулеметами, во главе с сержантом, и также потом шел с остальными солдатами на проческу кишлака.
Мне была поставлена, самая маленькая задача, закрепиться с северной стороны, пять солдат с двумя пулеметами РПК (ручной пулемет Калашникова) во главе с сержантом оставлял на высоте, а с семерыми иду на проческу. Наш зампотех роты прапорщик Сулаватов вместе с военным советником афганской армии, майором Тагаловым и его подопечными афганцами, братьями по крови ротой в количестве, наверное, как обычно, 30 - 50 сарбозов (солдат), на рассвете должны войти в кишлак. Кишлак небольшой, имеет свой отряд самообороны и лояльный к действующей власти.
- Вести себя порядочно, чтоб ничего не прилипало к рукам.
- Будут неприятности, если кто пожалуется из местных жителей, - инструктировал нас капитан Остроухин.
Солдатам снова в путь - дорогу:
- Намотай портянки, надень носки,
Чтоб не избить, изранить ногу,
А то появятся кровяные мозоли,
От этого позор из строя выйти!
И жаль, что мы не на броне,
А обязаны все дальше идти,
Закрепив свой ранец на спине.
- Солдат не забудь автомат!
- Ничего не забыть, все положить!
- Стволы на предохранителях стоят?
- Устранить, и лично доложить!
Витязям снова в путь и в пыль.
В армии приказы не обсуждают,
Это строгий в уставе стиль,
По нему приказы выполняют!
Ночная гонка.
Мириады звезд словно указывали нам оконечность Земли среди темного и мохнатого покрывала непроглядной ночи. Той ночью мы не могли любоваться золотистым блеском звездного неба, как все порядочные люди, далекие от военной суеты по выполнению боевой задачи.
Без света ночь кромешная,
Махрово-непроницаемая мгла.
Это не освещенность столичная,
А будто не видя, закрыты глаза,
И выполняющие долг участники,
Летят по боевой надобности,
Неистово-смелые буревестники
Ратного племени и несокрушимости,
В не узнанный, ночной простор,
В неизученный горный мир,
Измеряя ногами высоту гор,
Где властвует гордый Эмир.
Как мы бежали, одному только Господу Богу известно, и какими нечеловеческими нагрузками подвергались военнослужащие воинского подразделения. Бормоча тихие нецензурные выражения, и ворчливые просьбицы, молитвы к матери Божьей или к самому Богу, невесте и родной матери, сдобренные подзатыльниками, переплетались в монотонный единый гул растревоженного ночного улья. Ведь было от чего взлиховаться современным витязям на всех и всякого рода вещи, и земные дела, продолжая путь, начертанный сверху, только благодаря сильному солдатскому духу и вере в исполнении своего ратного долга.
Мы, изнуренные, на грани изнеможения падали, и помогая, друг другу, вставали, чтоб продолжить, бешеный темп не числившейся в спортивных соревнованиях ночной гонки с полной боевой выкладкой, килограмм на 40 - 50.
Ещё некоторые солдаты несли одну - две 82 миллиметровых в диаметре мин к миномету или ленты с гранатами к автоматическому гранатомёту станковому 30 мм АГС - 17 "пламя" и ленты к пулемёту НСВ-12,7 мм "Утесу" Г.И. Никитина. РПК (ручные пулеметы Калашникова), или снайперские винтовки СВД (снайперская винтовка Драгунова). И пушинками явно не были. Они были тяжелей автоматов - калашей.
Мой связист Медюшков, молодого призыва, до того обессилел, что мы с замкомвзводом Гуличем сами попеременно несли радиостанцию больше полпути, в придачу с его автоматом. Старослужащие, загрузившие под самое 'нехочу' молодых, потом сами или с окриком капитана: - Куликов, Лазоренко, - помочь молодым, не сбавляя темп! Повторять не буду!
И под желчное недовольное воркование, мат и незаметные для глаза подзатыльники салабонам - молодым, забирались и мины и дополнительные гранаты, чтоб уменьшить нагрузку и ускорить неспортивную гонку. Мне самому не очень легко давалось, потому, что нужно было подсобить молодым солдатам, в горку подталкивать, тихо выговаривать или подбадривать их, сбивая себя с ритма, а это требовало дополнительных усилий.
- Бог мой восполни всякую нужду мою по богатству Своему во славе Иисуса Христа, - молил и я Господа Бога в минуты отчаяния. Радиостанцией натер спину, пока её приладишь, на бегу в темноте. Что такое удары по спине двумя кирпичами, а если это делалось десятки раз...
Высота.
Но мы, все - таки, как последние из могикан, с нашей роты, заняли намеченную северную высоту, когда всё вокруг неожиданно начало на глазах светлеть. Почти сразу выкатилось удивленное солнышко, увидевшее ни живых, ни мёртвых советских солдат, на высотах над кишлаком.
Я, через 5 - 10 минут, придя в себя от такого перехода, выбрав с Гуличем, при осмотре позиции, места для пулеметчиков и остальных стрелков, назначили дозорных, чтоб дежурить по очереди. Настроили радиостанцию и стали ждать сигнала капитана Остроухина.