Гитлер доедал в бункере последний обгоревший по краям коврик. Война была проиграна, и все в этом мире было против него. Эта суч...а - Ева ни в какую не захотела покончить жизнь самоубийством. Яд, который фюрер спер недавно у толстяка Германа, оказался героином, с просроченным сроком годности. И вместо легкой смерти у Ади случилась тяжелая диарея. "Эх - думал бывший вождь немецкого народа - Нет в жизни счастья. Вон, коврик и тот подгорел. Теперь еще и изжога замучает". В этот момент бронированная дверь бункера слетела с петель. - Бл...ь, ногу отбил - в проем ввалился какой-то человек в форме, похожую на немецкую, но при этом матерящийся по-русски без баварского акцента. - Да, Арт - раздалось из-за двери - А я тебе говорил, что лучше постучать. Может быть, и открыли бы сами. - Твою мать, лучше ты бы мне сказал, что эта дверь открывается наружу - ругался незваный гость - Где я новые кроссовки куплю? Их же делать только через шестьдесят лет начнут. К этому моменту Гитлер дожевал остатки коврика, громко рыгнул и спросил - А собственно говоря, вы товарищ, кто будете? - А я друг Антона Семеновича Шпака, вот - на автомате ответил Арт. - Какого такого Шпака? - с нехорошим прищуром переспросил Гитлер. - У нас все Шпаки сами знаете где. - Где? - подал голос вошедший Тотен. - Где, где. - передразнила его Ева Браун - В Бухенвальде. При этом она сделала ударение на последнее Е. - Так - Антон кивнул напарнику - С этими двумя надо кончать. Ты хотел эротики, ты и займись ими. - Ура! - заверещала Ева - хоть раз за всю войну я смогу нормально кончить. Тотен, конечно же, был не прочь завести интрижку с хорошенькой фройлян, но Ева Браун в его глазах на хорошенькую фройлян ну никак не тянула. - А может расстрелять их нахрен, а? - Не - Арт наморщил лоб - Я точно помню, что кого-то надо расстрелять, а кого-то трахнуть. НО вот точно не помню кого из них. Не даром говорят, что Гитлер при всех своих недостатках был чертовски сообразителен. Он сразу просек фишку и решил сыграть ва-банк: - Товарищи красноармейцы, трахните меня - и показал пальцем на женщину - А ее расстреляйте. Так будет правильно. - Не-е-е - завопила Ева - Так не бывает. Настоящий ариец никогда не допустит, чтобы его трахнули. - Бывает, бывает - парировал фюрер - К тому же я не настоящий ариец. У меня бабушка еврейка. Вот. Тотен совсем запутался и не знал, что делать. Антон же, как человек, имеющий жизненного опыта чуть больше, решил поступить следующим образом: - Короче, чтобы все было правильно, мы вас обоих изнасилуем и потом расстреляем. Только вот теперь бы не перепутать, что сначала делать насиловать или расстреливать.
***
После разговора с капитаном, который на самом деле был майором, лейтенант чувствовал себя очень плохо. Поначалу он относился к этим людям, фактически спасшим его из лап фашистов, с большим подозрением, но оказалось, что это он сам - лейтенант Федор Скороспелый, комсомолец и отличник боевой и политической подготовки оказался, чуть ли не трусом и предателем. Теперь он видел всю картину под другим углом. Ведь это он отлеживался в сарае на сене, когда эти мужественные и смелые люди, рискую своими жизнями, били фашистов и их приспешников. Ему стало очень стыдно за себя. "Как же не хорошо я тогда говорил со старшим лейтенантом" - думал Федор, кусая губы от досады - "Надо пойти, и немедленно извинится перед ним". Превозмогая боль и усталость, он поднялся со своего места. - Вам помочь - спросил сержант. - Да - кивнул Федор - Если можно, товарищ сержант - Я бы хотел переговорить с товарищем старшим лейтенантом. С тем, с которым мы приехали сюда. - Хорошо. Я вас провожу. Арт как раз собирался лечь спать, когда к нему подошел спасенный танкист. - Товарищ старший лейтенант - начал он неуверенным голосом - Я... мое поведение было не достойным советского человека, командира и комсомольца. Я хотел бы перед вами извинится за то, что вам говорил. - Да ничего бывает - кивнул Арт и протянул руку танкисту - Я рад, что вы все поняли и теперь у нас больше не будет никаких недоразумений. Лейтенант пожал протянутую руку и глядя в глаза новому боевому товарищу торжественно произнес - Товарищ старший лейтенант, я бы хотел вступить в партию, вы бы могли дать мне рекомендацию. И видя, как у Арта падает челюсть добавил - Да, я конечно понимаю, что это надо еще заслужить, но мне бы хотелось, чтобы рекомендацию дали именно вы. Сказать, что Антон охренел от такого развития событий - значит не сказать ничего. Но танкист не унимался - Ну, вы же член партии, вы же можете - теперь в его словах стало гораздо меньше торжественности, но появилась какая-то нерешительность. - Э-э-э - подзавис Антон - Да, Федор, я, конечно же, член партии. Только я не член ВКП (б), я член "Единой России", вступил как-то попьянке, а теперь заявление о выходе написать все руки ни как не доходят. Хотя, если между нами, то мне больше нравится Жириновский. Жирик жжет. Вид у танкиста был такой, как будто ему сказали, что товарищ Сталин - злодей, а товарищ Берия вообще - враг народа. - А что такое "Единая Россия" - вы из бывших что ли? И кто такой Жирик? - Нет, Федя - улыбнулся Антон - Мы, Федя, не из бывших. Мы из будущих. А Жирик - так это словами не расскажешь, Жирика надо увидеть и услышать. И вообще, не забивать голову хренью, иди спать. Завтра день будет трудный.
***
Как вариант - Трошин, как мужик повидавший немало и тертый жизнью, может в беседе "с глазу на глаз" задать Антону (с которым у него сложились нормальные почти товарищиские отношения) некоторые очень неудобные вопросы.
Товарищ старший лейтенант - обратился Трошин к Арту - Могу я вам задать один важный вопрос? Почему-то именно та нерешительность, с которой бывший майор обратился к Антону, заставила его напрячься - Да, Вячеслав, я слушаю. - Понимаете - говоря это, он мялся и подбирал слова - я все-таки в Красной армии достаточно давно. И многое повидал. Приходилось и с осназом общаться, но вот только такого, как в вашей группе, не видел ни разу. - Тебя смущает уровень нашей подготовки? - Да нет, то есть и это тоже. Просто вы другие, не такие как те, осназовцы, с которыми я общался. У вас не только подготовка и приемы своеобразные, но и разговоры какие-то не такие, тактика особенная. А снаряжения как у вас, я вообще никогда не видел. - Эх, знал бы ты, Слава, сколько ты еще в своей жизни не видел, что мы видели - и с грустью в голосе добавил - Да и не увидишь, скорее всего. - Понимаешь - продолжил Арт - Мы не просто разведывательно-диверсионная группа. Мы ... группа СПЕЦИАЛЬНОГО назначения. - Не понимаю, странно все это как-то. Сказал и посмотрел в глаза Антону. В этом взгляде не было недоверия, в нем было непонимание. Примерно, как у ребенка, который видит сложный и непонятный механизм, но никак не может сообразить, как и почему все это работает. Вроде и не должно, а работает. В ответ Арт помолчал несколько секунд, а затем оглядевшись по сторонам, положил руку красноармейцу на плечо и произнес: - Слава, я тебе уже сказал, про наше основное задание. Ты не забыл? - Нет, такое разве забудешь. - Ну, так вот - Антон почти перешел на шепот - Нашу группу готовили в строжайшей секретности задолго до войны. И действовать мы должны были не здесь, а там. Трошин смотрел себе под ноги, и казалось даже не дышал. Он чувствовал, что сейчас его приобщают к чему-то очень серьезному и очень важному. Как бы дают допуск к тайне, тем самым, признавая в нем если не равного, то достойного это услышать. - Мы первая и единственная группа нового образца. Такая, которой в нашей стране больше нет - глубоко вздохнул и продолжил - И может больше в ближайшие лет десять не будет. Нас готовили для заброски в Англию. Поэтому и снаряжение у нас такое необычное, чтобы если вдруг даже погибнет кто или захватят враги вещи, человека или оружие не смогли догадаться, кто мы и откуда. Ты смеяться будешь - у нас даже носки и трусы не такие как у осназа. Что уж там говорить про рации и прочую мелочь. Язык английский почти все знают в совершенстве. Только вот Тотен - по немецкому специалист. Повезло нам с ним. Его для работы на территории Германии готовили, а мы вот шли с английским уклоном. Нас должны были туда в конце лета забросить, да вот война началась с немцами. Пока то, пока се, а фашисты уже к Минску подошли. Вот тут про нашу группу и вспомнили. Собрали всех, кто был, засунули в самолет и отправили в Белоруссию. Мы должны были снаряжение, пароли и все остальное в городе получить, только вот пока прочухались наши командиры в Москве, немцы уже Минск взяли. Основное задание насчет Гиммлера нам передали. Понимаешь, тут какое дело. Рация наша принимать сообщения может, а передавать - нет. Перемудрили с секретностью. Мол, запеленгует передачу противник и вычислит место нахождения группы. Связью нас должны были через другие каналы обеспечить. Так что задание на уничтожение Гиммлера мы получили, а теперь вот думаем, как выполнять будем. - Товарищ старший лейтенант, а вы там, за границей были? - Был. - И как там? - Да как тебе сказать - пожал плечами Антон - дороги лучше, а народ хуже. Большинство тех же англичан, как яблоки червивые. С виду вроде и хороший человек, а нутро-то у него с червоточиной. - Значит, вашу группу в Англию забросить хотели - уже сам для себя повторил Трошин. - Теперь, Слава - Арт посмотрел в глаза бывшему майору - Слушай сюда. Если ты хоть слово кому скажешь. Я сам твой язык отрежу. Собственными руками оторву. Вместе с головой. - Я понял - кивнул собеседник - Не маленький, понимаю все.
P. S. уважаемый автор меня не ругал, на этот раз написал все предельно серьезно.
***
Судоплатов, с видом "побитой собаки" сидел в кабинете у Берии и получал очередную порцию "люлей" от своего начальника: - И так, когда и где вы, товарищ Судоплатов, познакомились с этой группой неизвестных? - Да, не знаю я их, Лаврентий Павлович, хоть лопни, не знаю. - Ага, все вы так говорите, Хрущев, вон тоже, не хотел признаваться, что Хозяина задумал из мавзолея вынести. И ты тоже туда же - я ни я, и лошадь не моя. - Ну, да - кивнул собеседник - Лошадь точно не моя. Лошадь Буденного. Это он на работу в Кремль на лошади ездит. А этих загадочных диверсантов я точно не знаю. Берия привстал со своего места и в упор посмотрел на подчиненного - А ты повспоминай хорошенько, повспоминай. - Не помню-у-у-у. Этих попаданцев разве всех запомнишь! Их же тут уже как блох у собаки. Попаданец на попаданце сидит и попаданцем погоняет. - Это не ответ. Настоящий чекист должен помнить всех - категорично заявил нарком, и несколько смягчив тон, добавил - А вот если не вспомнишь, мы тебя расстреляем. Мне в органах дураки не нужны. А то отправил группу к немцам в тыл, а потом не помнишь, кто они такие. В этот момент постучали в дверь кабинета. - Да - рявкнул хозяин кабинета. - Товарищ Берия, очередная телеграмма от группы "Странник". - Давай сюда. Он пробежался по тексту - Нет, ну ты глянь, во дают. Завалили самого Гиммлера. Спрашивают: "Голову отрезать или достаточно просто сфотографировать". Вот черти, что вытворяют. Когда он дочитал телеграмму до конца, от хорошего настроения не осталось и следа. - Нет, этого определенно не может быть - как-то отрешенно произнес хозяин кабинета - Тут что-то не так. - Что там, Лаврентий Павлович? - Да, понимаешь, Павел Анатольевич, они уже и мне привет передают. Бл...ь, ну откуда они меня могут знать? Я же с ними не знаком... или все-таки знаком? - Вот, а вы мне что говорили. Берия поднял трубку телефона внутренней связи - Нам литр водки и до вечера не беспокоить. И уже повернувшись к Судоплатову, добавил - Вспоминать будем, кто такие, а то ОН же нас нах... с потрохами съест, если в следующей телеграмме они ЕМУ привет передадут.
***
Artof написал(а): что я не люблю с трофеями фотографироваться.
- Дедушка Антон, а ты с немцами воевал? - Воевал, воевал, внучек. - А я не верю - мальчишка наигранно начинал подначивать любимого деда - А покажи фотки. - Ну, ты же знаешь
Artof написал(а): что я не люблю с трофеями фотографироваться.
- Значит, не воевал, не воевал! Значит, придумал, как того противного рыжего Чубайса! - Ну, ладно - Антон, делая вид, что огорчен недоверием любимого внука, открыл старый книжный шкаф и уже, наверное, в сотый раз начал перечислять экспонаты своего маленького домашнего музея - Вот трофейный немецкий нож, это трофейный пистолет Вальтер, это трофейный скальп Гиммлера, вот там трофейные уши Геринга, здесь заспиртованный язык Гебельса, в той коробочке выбитые зубы Гитлера. А три мешка зольцбухов твой папка еще в пятом классе на макулатуру сдал. И уже закрывая дверцы шкафа добавил про себя: - Хорошо хоть пулемет я вовремя отнял, а то чуть на металлолом не унес. - Дедушка, а чья там сигара лежит? Я все время забываю как этого дядьку звали. Имя на черта похоже. - Черчилль, его звали, Черчилль. А сигара - это все, что после взрыва осталось.
***
В этом кабинете, в небезызвестном здании на площади Дзержинского, Арт чувствовал себя очень не уютно. И дело не в том, что он боялся "кровавой гэбни". Нет, не боялся. Дело в том, что не очень приятно, когда тебя, взрослого и серьезного мужика, отчитывают, как нашкодившего мальчишку. И делает это ни кто-нибудь, а сам нарком НКВД - товарищ Берия. Так что сидел товарищ старший лейтенант госбезопасности и помешивал ложечкой чай в стакане, от всей души костеря выпитую самогонку и эту дурацкую песенку про не пришедшую подмогу. - Ну, и что же мне прикажите с Вами делать, товарищ попаданец? - знаменитое пенсне сверкнуло на солнце. "Бл...ь, снайпер" - первая мысль Арта чисто на автомате. Он дернулся, но тут же взял себя в руки. - Ага - ухмыльнулся хозяин кабинета - Лисов тоже на этот прикол попался. Аж под стол упал. А у Вас я смотрю, нервы покрепче. Это хорошо. Ну, так что же мне с Вами делать, поэт Вы наш, так сказать, песенник, блин? Гость неуверенно пожал плечами. Мол, а я что, я ничего. Оно само так получилось как-то. Вспомнился свой прошлый визит в это здание. После того случая с катушкой. Ох, долго его тогда товарищ полковник мурыжил на тему: "Как так, мальчик, получилось, что катушка послужила причиной аварии машины именно секретаря горкома партии, а?" И никак не хотел верить в объяснения ребенка: "Дяденька, это называется рояль. Ну, когда оно вдруг само получается. Нереально, но теоретически возможно". Тогда его отпустили, но потом в комсомол долго принимать не хотели. - И что Вы молчите? - Да, что тут скажешь, Лаврентий Павлович, оно как-то само получилось. Но я готов искупить свою вину английской кровью. Отправьте меня на фронт. - Ага - заворчал Берия - Отправь Вас на фронт, а нам потом не с кем капитуляцию Англии подписывать будет. В Германии, вон пришлось какого-то полковника в генеральский мундир наряжать. У них, видите ли, генералы кончились. Перестреляли их всех нахрен. Нет, фронта Вам не видать, товарищ старший лейтенант, как Жанне Фриске умения нормально петь. Хотя, - он причмокнул - Какая женщина! О-ох! Огонь! И чего она дура петь лезет? Пока рот не открыла, все нормально, а потом... Вот и Вы тоже, нет чтобы как все нормальные попаданцы Высоцкого петь. Поете черти что, и ладно бы одни раз. А теперь Ваши, с позволения сказать, творческие порывы, дали такие всходы, что уже даже Марк Бернес в "Двух бойцах" вместо "шаланд" Вашу "подмогу" исполнил. Ну, куда это годится. Вон, берите пример с Лисова. Песни правильные поет, и уже генерал. А Вы поете черт знает что, поэтому в старлеях и ходите. А если еще что-нибудь сморозите, я Вас до ефрейтора разжалую. - Так нет такого звания, товарищ народный комиссар. - Специально для Вас и введем. Чтобы стыдно было с одной "соплей" ходить. Да, такой подлянки Арт от Берии не ожидал. - Я все понял, товарищ Берия. - Ну, вот и славно. Теперь никакой антисоветчины. Пойте что ли Пугачеву хотя бы, если уж "душа песен просит". Или лучше этого, как его? Ну, лысый есть там у Вас, еврей этот? - Розенбаум! - Да нет. Другой. Бизон, Клаксон ... э-э-э ... - он пытался поймать мысль, но та упорно ускользала. - Кобзон! - Точно, Кобзон! - обрадовался нарком - Вот его и пойте. Он хоть и еврей. Но идеологически безвредный. Вот его и пойте. Арт попытался представить себя исполняющим песни из репертуара Кобзона ночью под гитару в компании друзей, и ему несколько поплохело. - А может все-таки лучше Розенбаума. Он тоже еврей. И тоже правильный. Ага - усмехнулся ЛПБ - Особенно когда "Мурку" поет. Нет уж, товарищ старший лейтенант. Партия сказала Кобзон. Значит, Кобзон. И ничего кроме Кобзона. Понятно. - Так точно, товарищ народный комиссар. А внутренний голос отозвался эхом: "Мать... мать... мать..."