Игрушки 4. Глава 26 и далее
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава 26.
Деревня Жатомля, Духовщинского района. Смоленская область РСФСР. 23 августа 1941. 4:44.
За последние пару недель Шойбнер как-то свыкся c тяжелой действительностью. Линия фронта стабилизировалась, маршруты, по которым теперь каталась их лёгкая колонна снабжения, более-менее устоялась, и даже появилась возможность организовать вменяемую охрану. Теперь русские уже не решались нападать на возчиков так нагло, как это случалось до того, ограничиваясь одиночными выстрелами издалека. Впрочем, потери всё же были - только за семь предшествующих дней один сослуживец Клауса был убит, а двое ранены. Да шесть лошадей пришлось списать, но никакого сравнения с тем жутким нападением семнадцатого августа. Вот уж где им пришлось несладко - страшно сказать, почти четверть возчиков была убита или ранена, а уцелевших лошадей хватило только для буксировки половины от имевшихся повозок. Те же, кому повезло уцелеть, на всю жизнь запомнили, что такое кинжальный огонь пулемётов. Смешно, но в тот день русский машиненгевер спас ему жизнь, заслонив собой от швала пуль. После боя Клаус насчитал двенадцать пробоин в кожухе ствола и десять - в "теле" пулемёта. Соответственно, поддержать огнём своих ребят он не мог, а вот юркнуть в канаву получилось.
Однако солдат во всём найдёт положительную сторону, так самому Клаусу не только повезло уцелеть, но даже и в звании вырасти. Теперь рукав его кителя украшал "уголок" гефрайтера, а под началом обретались сразу трое "желторотиков". Жаль только, что из-за потерь в караулы ему приходилось ходить наравне со всеми. Но гауптман ещё два дня назад намекнул, что в самое ближайшее время следует ожидать свежего пополнения. От подобных вестей, потихоньку рассказанных сослуживцам, почти все приободрились, тем более что кроме людей можно было ожидать и поставок лошадей. Недостаток солдат удавалось пока компенсировать пленными русскими, от использования добровольного труда которых не собирался отказываться никто, а вот ремонтёрские вылазки не приводили ни к чему хорошему. То ли большевики ухитрились всё конское поголовье угнать с собой, то ли всех лошадей вымели свои, те, кто пришёл в эти края на пару недель раньше. Даже если и удавалось разыскать на совсем уж глухих хуторах пару коняшек, то внезапно оказывалось, что они переписаны представителями экономического управления и реквизировать их нельзя. Фон Шойбнер слышал, как один из гефрайтеров седьмой танковой, базировавшейся неподалёку, жаловался другому, как им на том же основании запретили разукомплектовывать русскую станцию для обслуживания тракторов.
"Сегодня нормально выспаться не получится, ребята! - заявил вчера вечером фельдфебель. - Похоже, "ночные бандиты" перепили водки и днём напали на танкистов. Соседям пришлось жарковато, но нападение отбито. Вот только русских, говорят, было сотни три, не меньше. А от них до нас километров пятнадцать, а потому - лопаты в руки и готовить позиции! Шойбнер, на тебе пулемёты!"
Хорошо ещё, что ночью подремать получалось пока "молодые" сторожили. Впрочем, сейчас, перед рассветом, их навыков оказалось бы недостаточно, к тому же глаза у них явно слипались и Клаус предпочел встать за пулемёт сам. В принципе, сам он страхов фельдфебеля не разделял - от места их базирования до Духовщины, где квартировали штабы корпуса, танковой и двух пехотных дивизий было около часа пешего хода.
"В конце концов, вряд ли наглость русских так велика, чтобы решиться атаковать тремя сотнями пару тысяч, - подумал он. - А вот то, что завтра придётся снова тащиться с колонной, не выспавшись - хреново. И так глаза как у вампира от постоянного недосыпа, а тут ещё и это!" - Свежеиспечённый гефрайтор оторвался от созерцания щитка трофейного русского пулемёта и, сунув руку за голенище сапога, достал плоскую металлическую фляжку. Торопливо скрутив крышечку, Клаус сделал маленький глоток - пить русское пойло большими у него не получалось - дыхание перехватывало. Фактически у каждого солдата в группе была такая фляжка - только снадобье действовало на всех по-разному, и кто-то пил в конце тяжёлого дня - чтобы расслабиться, а кто-то - как он сам - взбодриться. Правда, настаивать самодельную водку приходилось на настоящем кофе - эрзац из цикория тут помогал мало. Но, опять же, он в службе снабжения работает, так что пока удавалось добывать натуральный продукт без особых проблем.
После второго глотка по телу разлилось приятное тепло, а глаза перестали слипаться. Клаус слышал, что летчикам выдают специальные таблетки, снимающие усталость и придающие бодрость, но одно дело "рыцари неба", и совсем другое - трудяги-коноводы.
"С "затычками" что ли поделиться?" - мысль была новой, до сих пор гефрайтер фон Штойбен вниманием новичков не баловал.
Резкий, но одновременно и глухой удар раздался так внезапно, что Клаус чуть не выронил сосуд со стимулирующим питьём. Потом, спустя несколько тягучих секунд, прозвучал ещё один. Было в этом звуке что-то такое, отчего ему очень захотелось присесть на корточки и, словно маленькому мальчику, испугавшемуся грозы, прикрыть голову руками.
"Это что же так долбануло-то? - заполошная мысль вытеснила все остальные, а следом за ней, когда испуганное сознание так и не смогло идентифицировать источник и происхождение столь страшного звука, пришла другая: - А если сейчас это будет стрелять по нам?"
Впрочем, на смену этим двум взрывам (Клаус всё-таки понял, что же такое это было) пришла череда чуть менее мощных, но раздававшихся не точно на юге, а уже на востоке и юго-востоке. То есть примерно там, куда их колонне предстояло завтра везти грузы.
"Да это же русские пушки! - понял фон Штойбен, во всё учащавшиеся звуки разрывов, практически слившиеся в непрерывный рокот. - Неужели большевики решили пойти в наступление?"
Потом он вспомнил, что русские и так атаковали позиции их дивизии каждый божий день, и обстрелы тоже случались. С другой стороны, на его памяти это выходил первый раз, когда канонада была так хорошо слышна здесь, в десяти километрах он линии фронта. И сформировавшееся за последний месяц солдатское чувство опасности подсказывало Клаусу, что это совсем неспроста.
***
Деревня Глубочица, Борисовского района Минской области БССР, 23 августа 1941 года, 6:07.
Вторые сутки Слава пытался понять, что же происходит? Вместо ожидаемого массового прочёсывания всех окрестных лесов и тотального сжигания деревень (так, по крайней мере, объясняли ему старшие товарищи), немцы вели себя словно испуганные девицы: отдельные мелкие подразделения заполошно пометались по ближайшим окрестностям, а потом всё стихло. Причём, если верить докладам разведки, противник чуть ли не линию укреплений вдоль шоссе возводить начал. Фронтом на север, то есть в сторону того места, где отряд Трошина и базировался.
"Эх, Нечаева бы сюда сейчас! Вот он бы куда надо пролез и всё вызнал... - командир партизанского отряда досадливо поморщился от одной только мысли о том, что о судьбе разведгруппы до сих пор ничего не известно. - Остальные у меня ребята тоже не промах, но с сержантом их пока ещё сравнивать рано".
- О чём, брат, страдаешь? - отреагировал на его недовольное сопение комиссар, с комфортом расположившийся на широченной лавке.
- Понять, Иваныч, хочу, что такое пакостное немчура затевает? По всем прикидкам, уж южный берег Палика они проверить должны были! А там по сю пору даже дозоров их не объявилось.
- А самолёты? - Белобородько сел, и, достав из нагрудного кармана очки, принялся протирать стёкла мягкой фланелькой. - Вчера с обеда минимум шесть пролётов насчитали. Может, они с воздуха всё как следует рассмотрят, а потом как вжарят!
- Ну да... - ухмыльнулся в ответ Слава. - Что же они с самолёта-то увидят, когда всё в шалашах и под сетками сидят? - следуя рекомендациям своего бывшего командира, Трошин маскировке позиций отряда от средств воздушной разведки уделял немалое внимание.
- А дымы?
- Так в домах готовим-то... А деревня без дымков - это наоборот и есть подозрительное.
- Ну так чего ж ты как на иголках? - батальонный комиссар с хрустом потянулся.
- Неспокойно как-то. И Москва молчит...
_ А что, ты ждал, что с тобой как с любимой тёщей болтать будут? - рассмеялся Валерий Иванович. - Ты не забыл ещё, что "Москва бьёт с носка и слезам не верит"?
- Так-то оно так, - Слава взял со стола лист карты и принялся складывать его, - но есть у меня ощущение, что наш особист что-то мутит втёмную. Я ребят поспрошал - данный индивид уже четыре шифровки в Центр отправил, нас минуя.
- Это что же, Мысяев проболтался?
Удивление в голосе комиссара слышалась так отчётливо, что Трошин поспешил его успокоить.
- Нет, это по тому, как часто динамо включали. Причём учти, Иваныч, про то, что они могли со своей рации передать, я ни сном, ни духом, потому как она на батареях у них.
- Я бы на твоём месте сейчас это выкинул из головы, Слава. Нет, не потому, что это не важно, просто всему своё время. Со своей стороны, могу заверить, что тебя, командир, мы всегда поддержим! - комиссар рубанул рукой воздух. - Хоть и знаю я тебя всего ничего, но этот месяц многих лет стоит. Так что не сомневайся.
- Ладно, проехали, - согласился Трошин. - Ты лучше мне скажи, Иваныч, с чего, по твоему мнению, немцы за нами не бросились? Вроде бы по всем канонам должны были...
- У тебя это который мост, майор? - поправив очки на переносице, неожиданно спросил Белобородько.
- Не помню уже, восьмой или девятый.
- А у мужиков из спецгруппы счёт, наверное, на десятки шёл, так? - жестикулируя, комиссар принялся мерять шагами горницу.
- Вполне может быть... Ты к чему клонишь-то?
- К тому, что хорошо они тебя научили, вот к чему. Ты к худшему готовился, как тебя твои учителя и предупреждали. Что сразу по всем направлениям окружать будут, что лес прочёсывать начнут... Вдруг "бац!" - и ничего. А ты уже и отряд из возможной зоны поисков вывел и от преследования отбиваться приготовился. О том, что наша диверсия стала для немцев полной неожиданностью, ты подумал? - палец остановившегося прямо перед ним комиссара уперся в грудь Славы. - А райончик какой мы своей деятельностью охватили, а? Вот и не знают противники наши куды бечь и кого ловить. Как думаешь, у Нечаева получилось?
- Думаю - да! Не тот он человек, Иваныч, чтобы подвести.
- Так оно, конечно, так, но и про случайности всякие забывать не следует! - философски заметил Белобородько. - Если враг к нам не пришёл - значит, нам самим к нему идти надо. А сейчас давай, приляжь, - и комиссар мотнул головой в сторону лавки.
Впрочем, по закону вселенской подлости, стоило Трошину последовать совету старшего товарища и, пару минут повертевшись, провалиться в тяжёлую, вязкую дремоту, как входная дверь скрипнула, впустив кандидата Мысяева.
- Шшш, - приложил палец к губам Валерий Иванович. - Не буди, только лёг. Что там стряслось?
- Шифровка из Центра, - покосившись на спящего командира отряда, вполголоса сообщил начальник связи. - В связи с начавшимся наступлением просят активизировать действия на коммуникациях противника.
- Ага, передам.
"Думаю, полчаса... Нет, час, это дело потерпит", - подумал политработник, когда связист ушёл, и сложенный вчетверо лист бумаги с сообщением исчез в его нагрудном кармане.
Проводив посыльного, Белобородько ещё пару минут постоял, бесцельно глядя в заметно посветлевшее окно, потом тяжело вздохнул, уселся за стол и пододвинул к себе чуть теплившуюся керосиновую лампу. Пробормотав, "Посмотрим, посмотрим, чем нас столица-матушка одарила", он извлёк шифровку и, добавив света, принялся разбирать написанный химическим карандашом текст.
"Собственно, ничего необычного Центр не просит. Изолировать район боевых действий и затруднить переброску подкреплений на северный участок фронта. Всего-то - малость какая! - зло подумал батальонный комиссар. - С отрядом в триста бойцов, без танков, артиллерии и при практически полном отсутствии взрывчатки..."
Впрочем, вскоре раздражение прошло - чего сердиться на такое далёкое начальство-то, если заведено у нас так - команду дали, а ты хоть в лепёшку расшибись, но сделай? Посидев в задумчивости пару минут, Валерий Иванович подошёл к спящему командиру отряда и достал из командирской сумки карту. На память ему сразу пришёл один из разговоров с командиром спецгруппы: " Лечь костьми поперёк дороги вы всегда успеете, - говорил он тогда. - Важнее и сложнее голову вовремя включить. Один человек с винтовкой колонну машин не остановит, правда? Даже если он стрелок хороший, пальнуть у него получится раза два, а потом или уходить или помирать. А если их пятьдесят, и они через каждые полкилометра сидят? Как, получится у немцев на каждый выстрел реагировать или они плюнут на всё и будут на газ жать, молясь, что, "может, меня лично и пронесёт"?"
Именно эту схему отряд и применял в начале августа, с поправкой на то, что пятьдесят снайперов у них не было. Но голь, как известно, на выдумки хитра, и в ход шли всякие мелкие пакости - тут пару горстей шипастых скруток из гвоздей на дорогу подбросили, там указатели дорожные местами поменяли. Вот и набегало у немецких снабженцев лишнее времечко: где минута, когда, заслышав выстрел, шофёр головной машины скорость сбросит, где десять - раненого товарища подобрать, а где и полчаса-час - это колесо пробитое поменять, или дорогу назад найти. Первое время так удавалось всю колонну задержать, но потом фашисты, поняв, что неизвестные русские стараются на рожон не лезть, и в открытый бой не вступать, просто оставляли повреждённую машину с небольшой охраной и ехали дальше. Через два дня охрану пришлось увеличить. После того как "нечаевцы" лихим наскоком смели жиденькие посты и растворились в лесу, оставив после себя сгоревший грузовик-пятитонку и трупы восьми солдат. Кроме традиционных оружия и документов, трофеями отряда стали несколько больших катушек телефонного кабеля и десяток полевых телефонных аппаратов, которые сейчас вовсю использовались партизанами для связи между постами и штабом.
"А если и сейчас нам провернуть что-то подобное? Но сейчас немцы настороже, так что можно даже и не стрелять. Просто обозначить присутствие, а уж там посмотрим, хватит ли смелости у немецких тыловиков посылать колонны туда, где партизаны маячат?"
- Нас водила молодость в сабельный поход. Нас бросала молодость на кронштадтский лед. Боевые лошади уносили нас. На широкой площади убивали нас... - негромко принялся читать стихи Багрицкого комиссар. Поэзию он любил и частенько, увлёкшись каким-нибудь делом, бормотал про себя особенно полюбившиеся строчки. Ставя на карте остро оточенным карандашом очередную отметку, внезапно он вспомнил, что эти же строчки воспроизвёл старший лейтенант Окунев, когда с месяц назад во время вечерних посиделок у костра сам комиссар рассказывал о своём участии в Гражданской.
***
Борисов, БССР, 23 августа 1941 года 7:12
- Вот сообщение о потерях в штабных подразделениях базирующихся в Духовщине! - молоденький обер-лейтенант положил на стол перед генералом листок донесения и умчался прочь - работы в штабе Группы Армий "Центр" в это утро хватало...
Когда в три часа ночи начальника штаба разбудил вестовой, доложивший, что противник сильно обстреливает штабы корпуса и дивизий 9-ой армии фон Грайфенберг не поверил. Духовщина располагалась достаточно далеко от линии боевого соприкосновения, а разведка о переброске сверхдальнобойных артсистем не сообщала. После прибытия в штаб оказалось, что ситуация ещё хуже, чем предполагалось - сообщения об обстрелах приходили буквально каждые пять минут, причём во многих сообщалось про "огневой вал". Возникало ощущение, что русские пошли в наступление. Ситуацию осложнял слишком большой разброс точек, где немецкие войска подвергались интенсивному обстрелу. Поверить, что противник, ещё недавно едва удерживавший свои позиции, решился на атаку на таком широком фронте, значило отказать ему хоть в каком-то уме, а от подобной опрометчивости за последний месяц боёв присутствующие генералы отучились. Один из офицеров заявил было, что именно так сделал русский генерал Брусилов в пятнадцатом году, и тогда это привело к прорыву фронта австрийцев, но командующий просто отмахнулся от этого предположения.
- Это было возможно до появления радио... И, потом - как воевали наши союзники, мы все отлично помним. Лучше постарайтесь определить точку настоящего удара! И дайте мне прямую линию с Готом - нам, возможно, понадобятся его "ролики".
Все понимали, что хуже всего в сложившейся ситуации было то, что русским удалось каким-то образом уловить тот момент, когда оба ударных "кулака" группы армий оказались направлены в разные стороны. И разделяли эти грозные соединения ни много ни мало - триста километров. Словно опытный борец раскинул свои могучие руки, намереваясь схватить противника, и тут заметил, что тот уже бьёт его в поддых. Таким образом, немецким генералам во главе с фон Клюге предстояло в ближайшее время решить, каким именно приёмом вывернуться из подстроенной противником каверзы: подставить под удар богатырский пресс пехотных дивизий, постараться вернуть одну из "рук", или отпрыгнуть назад? Каждый из вариантов имел свои достоинства и недостатки, которые предстояло тщательнейшим образом взвесить и принять наиболее оптимальное в сложившейся обстановке решение.
- Из Ельни докладывают, что обстрел всё ещё продолжается! - отрапортовал один из офицеров.
- Во сколько он начался? - невыспавшийся генерал-фельдмаршал оторвал взгляд от огромной склейки карт.
- В три сорок восемь, господин фельдмаршал! - доложил штабист, сверившись со своими записями.
- На час раньше, чем в Духовщине, - заметил фон Тресков. - Но до сих пор продолжается. Неужели они решились срезать Ельнинский выступ?
- Не думаю, - бросив ещё один взгляд на испещрённую тактическими значками карту, пробормотал командующий группой армий. - Они всего лишь стараются нанести нам максимальные потери, а под Ельней плотность войск самая высокая, так что там их обстрел эффективнее всего. Запросите, какими калибрами ведётся обстрел! Возможно, русские просто продолжают поддерживать видимость артиллерийской подготовки... Итак... - он обвёл своих генералов взглядом, - я обрисую моё видение ситуации, а вы добавите те детали, что я упустил. Начну с севера. Под Великими Луками наши части связаны плотной обороной противника и имеют в своём тылу прорвавшуюся группу вражеской кавалерии, предполагаемой численностью до двух дивизий. При этом один из корпусов Гота, выдвинутый на помощь группе армий "Север" связан фланговым ударом 30-й армии русских. Далее к югу практически по всей линии соприкосновения сегодня утром проведена массированная артиллерийская атака с использованием дальнобойных орудий, в результате которой наши части понесли заметные потери и нарушена связность управления в районе Духовщины.
- Вчерашнее нападение на тыловые подразделения дивизии Функа вполне можно считать подготовкой к русскому наступлению, - вклинился в речь начальника старший офицер-генштабист.
- Да, действительно, Тресков, то, что вчера мы посчитали пусть крупной, но обычной диверсионной вылазкой, в свете сегодняшних событий получает другое значение... - он внезапно замолчал и замер, целиком поглощённый своими мыслями. - Они планируют прорываться от Ярцево, обходя Смоленск с севера! Я думаю - в направлении на Рудню, - после длительной паузы заявил он, после чего сделал приглашающий жест, предлагая присутствующим высказаться. Решение все равно принимал он, как старший по званию, но свободный обмен мнениями был в традициях прусской военной школы, равно как и обширная практика штабных игр, позволявшая перебрать в процессе подготовки операций максимально возможное количество вариантов.
- Что привело вас к таким выводам, господин фельдмаршал? - спросил Грейфенберг, стоявший на другой от Клюге стороне стола.
- Ханс, у вас не сложилось впечатления, что за последнее время большевики несколько поумнели? У меня тоже. Следовательно, они вполне могли поменять тактику и вместо прямолинейных лобовых атак применить, к примеру, "раздергивание". На мой взгляд, почти все действия последних дней укладываются в подобную схему.
- А как же перехват корпуса Кунтцена? - спросил кто-то из офицеров.
- Случайность. - Отрезал фельдмаршал. - Атака пехоты русских должна была поддержать прорыв кавалерийской группы, позволить ей выйти на коммуникации Девятой армии. В этом случае атака через центр имеет солидные шансы на успех и приводит к отсечению всей группировки Штрауса. - указкой фон Клюге показал на карте, где, по его мнению, должен нанести удары противник. - При выходе русских на рубеж Рудни наш левый фланг просто повиснет в воздухе, а разрыв с войсками Лееба будет практически непреодолим. И учтите, господа, дорожная сеть в этом районе развита ещё хуже, чем у Смоленска и на южном фасе. Следовательно, манёвр по рокадным направлениям существенно затруднён и, даже если мы вовремя поймём замысел противника, то перебросить подкрепления попросту не успеем. Поэтому я считаю необходимым в срочном порядке подпереть фронт подвижными частями Гота. Что из резервов мы можем отправить прямо сейчас?
- К сожалению, данные из фронтовых частей пока крайне неточны, - вздохнул начштаба. - Проводные линии связи повреждены, их сейчас восстанавливают. Имеются также повреждения радиостанций. В частности недоступны отделы связи сто шестьдесят первой и восемьдесят седьмой пехотной дивизий. Связь с ними мы поддерживаем через узел седьмой танковой, после недавнего нападения красных они хоть потеряли примерно половину наличных средств связи, но пару радиостанций дальнего действия сохранить удалось.
- А полковые станции? - поморщившись, спросил командующий.
- Нас они, возможно, и принимают, но для передачи мощности явно не хватает. Как-никак двести семьдесят километров по прямой. Есть связь со штабом восьмого корпуса, и они ретранслируют нам сообщения из Духовщины, но эта схема приводит ко вполне объяснимым задержкам, - ответил начальник связи.
- Господин фельдмаршал, - поднял руку пожилой оберст, - а что мы будем делать с отрядом у озера Палик? Если они в качестве развития новой тактики русских решат атаковать наш штаб могут возникнуть серьёзнейшие проблемы с управлением войсками.
Клюге побарабанил по столу пальцами левой руки, качнул указку в правой:
- Что сообщает авиаразведка? - вперив взгляд водянистых, чуть навыкате глаз, в полковника, спросил он.
- Облёты проводились раз в два часа, господин фельдмаршал. Крупных масс противника замечено не было.
- А мелкие, стало быть, были?
- Так точно, господин фельдмаршал! Замечены отдельные группы военнослужащих противника численностью до роты!
- Вот и отправьте туда полицейских. На фронт мы этих дармоедов всё одно послать не можем, так пусть хотя бы разведку проведут.
- А что в таком случае мне делать с заявкой контрразведки и службы безопасности на четыре пехотных батальона для поиска русской разведгруппы западнее Могилева? - генерал Шенкендорф, отвечавший за охрану тыла группы армий, был одним из самых старых среди всех присутствующих, отчего мог позволить себе некоторую вольность в общении с Клюге.
- Вы можете выполнить эту заявку, не отвлекая маршевые и боевые части, Макс?
- Вполне. Но это займёт на пару дней больше времени.
- Значит так и поступим! Что у вас? - фельдмаршал повернулся к застывшему в трёх шагах от него обер-лейтенанту с ленточкой Железного креста второго класса. "Из первых, за Польшу, наверное получил", - отметил про себя Клюге, обратив внимание на нестандартную желто-чёрную расцветку - в своё время производители ошиблись с рецептурой краски и ленты очень быстро выцветали.
- Расшифровка донесения из Духовщины, господин генерал-фельдмаршал! - офицер сделал два чётких шага и протянул документ командующему.
Пока Клюге читал донесение, все замерли в томительном молчании - логические построения и прикидки - это, безусловно, хорошо, но каждый из офицеров знал, как легко они рассыпаются при столкновении с ежесекундно меняющейся действительностью войны.
- На стыке пятой и восьмой пехотной противник вклинился в нашу оборону на глубину до пяти километров, - лист с шифровкой упал на карту, а указка, снова очутившаяся в руке "Умного Ханса" провела прямую линию от фронта почти до Духовщины. - Танкисты из седьмой дивизии сообщают, что накапливают силы для совместного с четырнадцатой мотопехотной контрудара и последующего окружения прорвавшейся... Хотя... Какой, к черту накапливают! - генерал-фельдмаршал снова схватил листок с шифровкой. - Грейфенберг! Каково на настоящий момент состояние этих дивизий?
- Согласно последнему отчёту, полученному нами два дня назад, в седьмой дивизии боеготовы тридцать две "двойки", пятьдесят пять "панцер тридцать восемь" и десять средних танков, - опытному штабисту не нужно было даже заглядывать в бумаги. - В ближайшие пару дней ремонтные подразделения способны вернуть в строй ещё около десяти машин.
- Великолепно, - желчно пробормотал Клюге. - А какое количество можно уже списать из-за этого обстрела? А сколько "ремонтопригодных" русские захватили, прорвавшись на пять километров? А сколько захватят, когда пройдут ещё пять? Мне кажется, господа, что строить гипотезы лучше имея достоверную информацию. Соедините меня со Штраусом и Готом! После - с Гудерианом и Вайхсом! Фон Тресков! - командующий повернулся к начальнику оперативного отдела, - через полчаса жду от вас доклада о возможности использования железных дорог и трофейного подвижного состава для переброски подкреплений на угрожаемый участок! Вы, Ханс! - настал черед начальника штаба, - максимально быстро предоставьте мне данные обо всех наличных резервах! На настоящий момент это - всё! - и генерал-фельдмаршал направился к столу, где размещались связисты.
***
Взгляд со стороны. Тотен.
Деревня Загатье, Кличевский район Могилёвской области БССР, 23 августа 1941. 9:03
Утренний кофе я, подобно настоящему штабному, потребляю с доставкой в кабинет. Нет, не по причине "обуревания в корягу", а просто командир подкинул столько "непыльной работёнки", что оторваться нет никакой возможности. Нормально читать готичный до невозможности шрифт, который немцы используют в каждом втором документе, умею только я. Вот и читаю. Вслух. Попивая кофеёк, а Зельц записывает. Несмотря на необходимость дальнейшей редактуры, так всё равно быстрее выходит. Пробовали, впрочем, усадить Лёшку за пишущую машинку, но не сложилось - обезьяна быстрее печатает.
Бросив тоскливый взгляд в окно, допил кофе, и присел рядом со стажёром.
- "Ведомость вещевого довольствия 14-ой роты, 34-го рабочего батальона"! - с чувством прочитал я шапку очередной бумажки.
- Это что за полк такой? - негромко спросил Зельц, выводя аккуратные, просто таки девчачьи буковки.
- Ща узнаем! - для прояснения ситуации пришлось немного напрячься, точнее - отвернувшись, открыть в наладоннике "секретный архив" и быстренько сопоставить имеющиеся обрывки данных с документом. В такие моменты я искренне мечтал о нормальном ноуте. В "пидиашке", что ни говори, функционал явно не тот. - Это РАД, а не полк, - заявил я ему после примерно пятиминутных поисков.
Больше половины документов из портфеля, стыренного во время бомбёжки у моста, относились не к вермахту, а к этой службе. Видимо мы обнесли одного из офицеров Имперской службы труда. Хотя, насколько я помню, номера на машине были армейские. Но ещё в родном МИИТе повезло мне пообщаться с одним преподавателем на военной кафедре, который, почуяв мой искренний интерес ко всему немецкому, много чего порассказал об этом народе в целом и германских железных дорогах в частности. Было дедушке сто лет в обед, так что он даже успел поучаствовать в послевоенном восстановлении, как на нашей территории, так и на землях бывшего Третьего Рейха. Даже в Саксонии, где прошло моё детство, он ухитрился отметиться. И одна из фраз Андрея Станиславовича сейчас как раз и всплыла в памяти: "Видишь ли, - сказал он мне, - аналогов что РАДу, что Организации Тодта у нас просто подобрать нельзя. Оружие носили, но не военные, по подряду работали - но не гражданские. Представь - только за июль месяц сорок первого сотрудники этих контор сообщили о более чем двух сотнях боёв с нашими окруженцами! А ведь они в атаку не ходили, а всего лишь нашу железку на европейскую колею перешивали".
"Так! Да ведь он тогда как раз про нынешнее время толковал! А у меня в руках бумага, которую, может быть, после войны наш препод и читал как раз! А что он там про перешивку-то рассказывал? Думай голова, новую шапку куплю! Эх, почему я не на инженера-путейца учился, а на экономиста?! Так бы эти нужные знания не факультативно усваивал, а на обязательной основе... Стоп! Какой АЭс пример эффективности приводил? Шпалы? Точно! Для немцев задача облегчалась тем, что наши шпалы шире, и им нужно всего лишь открепить рельсы и сдвинуть их поближе. Нашим же, когда они шли на запад, приходилось заменять и дерево, поскольку во многих местах противник, исправляя повреждения, из экономии заменяли шпалы на более короткие. И от границы до Минска они дорогу перешили, если склероз до меня не добрался, уже к пятому августа. Но не всю, естественно, а только основную. А до многих второстепенных веток руки вплоть до отступления у них не дошли, так и гоняли трофейные вагоны и паровозы". Уже позднее, читая иностранные материалы по теме приходилось лишь диву даваться той степени восхищения, с какой авторы воспевали трудовой героизм немецких железнодорожников. У меня же в памяти стояли строчки отчётов ремотно-восстановительных бригад времен конрнаступления под Москвой. Там, где немцам надо было раскрепить рельс, подвинуть его, а потом снова закрепить, изредка проводя мелкий ремонт пути, нашим приходилось фактически отстраивать дорогу заново. Долбя промёрзший грунт при минус сорока, собирая рельсы из обрубков длиной по два метра, часто под обстрелом, и, практически всегда - под бомбами. Темпы, конечно, до немецких не дотягивали - где два километра в сутки удавалось сделать, где - пять, а где и восемь...
Так и объёмы какие. До сих пор сидит в голове задание от Андрея Станиславовича:
"Ты у нас экономист? Экономист. А вот сосчитай мне потребный наряд сил и средств, а также количество материалов исходя из следующих условий:
Дано: Участок Западной железной дороги Смоленск -- Шуховцы. Из 166 км главного пути в однопутном исчислении 157 км подорвано, а 6,8 км эвакуировано, не разрушенным осталось 1,6 км. Рельсы подрывались в стыках и посередине или на три части. Во всех стрелочных переводах подорваны остряки, рамные рельсы и крестовины. Разрушения насыпи - 14% от погонной длины. Уничтожено 74% процента искусственных путевых сооружений, включая все крупные. За работу!" - сухо надиктовал подполковник в отставке и положил перед нами брошюру с описанием участка.
- "Трудовики", да? - легкость, с какой Дымов усваивал информацию, меня иногда удивляла. Док, правда, со свойственной ему циничностью объяснял этот феномен тем, что у нашего боевого товарища "мозги фигнёй не засраны, и кто такие Пэрис Хилтон и Ксюша Собчак, он не знает".
- Верно, опять они. Близко что-то к фронту оказались...
- Слушай, а где сейчас линия проходит, как думаешь?
- Днепр немцам перепрыгнуть удалось, - точных данных для ответа на этот вопрос у меня не было - документы и сведения, почерпнутые из радиоперехватов, давали слишком расплывчатую картину - это верняк. Могилев и Смоленск они взяли. Вязьму с Брянском - точно нет. Где-нибудь по линии Ярцево - Ельня - Рославль...
- А на юге?
- Киев пока точно не взяли - ни одного перехвата с упоминанием у нас нет. А уж о таком, сам понимаешь, фрицы трубили бы во весь голос.
- Вот и здорово! Ну что, дальше переводить будешь?
- Этот? - я повертел в руках бумажку. - Нет, зачем нам знать, сколько лопат им привезли и сколько кубов леса на изготовление носилок они пустили? С этим можно пока повременить, - и, отложив ведомость в стопку "Разное", я вытянул другую бумагу, не забыв, впрочем, отметить в тетради для сбора разведданных номер радовского батальона, действующего в районе Быхов-Могилёв. Командир уж не знаю, сколько раз повторял, что большинство информации добывается как раз из таких, малозначительных, на первый взгляд, источников. Украсть полный текст не то, что "Барбароссы", а даже боевого приказа на наступление дивизии - огромная удача для разведки! И, по закону вселенской подлости, случается такое, дай бог, раз десять за всю войну. А ведь ещё и свои должны поверить, что это не деза и не подстава немцев! Иногда и меня грызёт червячок сомнений, такой махонький, как в старинном фильме "Дрожь земли". Причём поедает как раз на тему: "А как там, в стольной Москве, наше гонево воспринимают?" Если по некоторым фактам судить, то, безусловно, положительно - как-никак информация, сообщённая нашей группой месяц назад, почти вся нашла подтверждение. Со свежей - понятное дело, сложнее. Правда, командир не обольщался на этот счёт: "Даже если они в отдельную папочку кладут и на семь делят, - заявил он как-то мне, - всё равно. Сообщили мы, что на Киев горные стрелки наступают, а человечек в Москве зарубочку на память сделал. Там ведь не дураки, ох, не дураки сидят! А через неделю или две кого-нибудь из этих ребят в модных кепках в плен возьмут. Вот нам и "плюсик"".
Ну а для полной достоверности приходится на маленькие хитрости идти, "линкуя" информацию из будущего. И, в силу того, что информация о состоянии дел на южном участке фронта, поступившая от разведчиков, сидящих на центральном, выглядит сомнительно, в ход идут приёмы, скажем так, не совсем честные. То я сочиняю историю про офицера из Второго воздушного флота, то Тошка, как истинный фантазёр, составляет документ из Управления военных перевозок, а то Сергеич стариной тряхнёт, полицейский отчёт фальсифицируя.
Однако ж скорость, с какой Центр отреагировал на нашу заявку на БШУ, произвела впечатление на всех членов группы без исключения. Саша Фермер чуть в экстаз не впал, Бродяга полдня, улыбаясь, ходил, а новички из местных просто обалдевали, когда до них дошло, на что мы способны. Единственный, кто тогда с идиотической счастливой улыбкой не ходил - это Антон. Но ему можно - он без сознания валялся.
"О, а ведь радовские документы будем одним пакетом оформлять! - прорвалась сквозь воспоминания здравая идея. - И, тогда в донесение можно "воспоминания о будущем" спокойно вставить. И про темпы замены колеи, и про железнодорожников-прибалтов, в массовом порядке на службу к немцам пошедших. Да и рекомендацию про мины в кусках угля... Хотя нет! Про мины мы уже сообщали... Можно ещё про "клин Шавгулидзе" сообщить или рекомендовать разрушать стрелочные переводы с помощью термитных шашек. Вот только как эскиз передать? А то будет, как вчера с Бродягой - он уже десяток клиньев из дерева успел настрогать, а Фермер их собирался на железку оттащить и установить. Хорошо, что Тоха с обходчиком местным "задружился", а я при его беседе с командованием нашим присутствовал. Деревяшки только на радиусах сработать могут, поскольку в этой диверсионной приспособе есть такая деталь, как стрелочный перевод, как раз и направляющий колёса локомотива в сторону. И сделать этот перевод из елки, или даже дуба нельзя - размочалит в момент. А дядка Кондрат очень вовремя сообщил, что на этом участке с поворотами плохо - дорога почти как стрела прямая. Нет! Надо обязательно напоминалку про железную дорогу в ближайшее сообщение вставить, раз уж мы сами пока на ней "пошалить" не можем!"
Со двора донеслась громкая команда на немецком, призывающая личный состав построится - если судить по относительно чистому произношению и бодрости голоса, это Антон собирался "садировать" личный состав на предмет физподготовки.
- Делай как я! Раз! Два! Три! - последовавшие фразы окончательно подтвердили мои подозрения.
Подойдя к окну я увидел, что наши "молодые" отжимаются, а грозный тренер - вместе с ними. На одной руке.
Оставалось только печально вздохнуть (завидовать физической форме Окунева в открытую я давно перестал ) и вернуться к переводу...
***
Из докладной записки 2-го Полевого железнодорожного управления в штаб Группы армий "Центр" от 10 августа 1941 года.
"... После окончания переформирования основной магистрали Брест-Минск на стандартную колею, возможности грузопотока оцениваются в 18 пар поездов в сутки на начальном этапе и до 40 пар в дальнейшем. Проведена связка с сетью в Прибалтике на рокадном направлении через Молодечно.
Состояние станционных сооружений и инфраструктуры оценивается как удовлетворительное.
Однако установлено, что конструкционная прочность верхнего строения пути недостаточна для проведения тяжёлых составов (используются рельсы всего лишь 38 кг/пог.м против принятых в Рейхе в 49 кг/пог.м).
Зафиксированные конструкционные недостатки:
1) Недостаточная прочность насыпей на большинстве направлений.
2) Использование шпал без пропитки и усилений, зачастую из низкосортной древесины.
2) Частота укладки шпал составляет 1440 штук на километр, в то время как на немецких железных дорогах принят норматив в 1600 шпал на километр. Исключением являются железные дороги на территории бывших Эстонии и Латвии, где применяется укладка 1500 шпал на погонный километр пути.
3) Крепление рельс к шпалам по советским стандартам осуществляется напрямую костылями, в то время как немецкая система предполагает использование шайб-проставок, обеспечивающих дополнительную фиксацию рельса на шпале.
4) Крайне редкое использование стяжек между шпалами.
Полное исправление указанных недостатков требует не только дополнительного времени, но и повышенного расхода материалов, обеспечение наличия которых приведёт к дополнительным задержкам.
Следует обратить также внимание, что в русской железнодорожной практике прянято гораздо большее расстояние, проходимое локомотивами между бункеровками, отчего многие германские паровозы просто могут не преодолеть отдельные перегоны. Эта ситуация вкупе с низким качеством применяемого Советами на железной дороге угля может привести к весьма неприятным последствиям.
Вследствие вышеуказанных причин, для обеспечения требуемого уровня поставок в войска в ближайшие месяцы работы по кардинальной реконструкции дорожного полотна проводиться не будут.
На второстепенных направлениях предполагается использование подвижного состава, захваченного у противника, а также строительство узкоколейных полевых железных дорог."
***
Утречко, несмотря на вынужденный недосып, получилось на удивление бодрым. Даже ерзанье на спальнике заняло вместо обычных пары минут секунд тридцать. Понять, стали ли причиной такого, скажем честно, необычного для меня поведения, яркие солнечные лучи, бьющие в окно, или это просто организм уже более-менее восстановился после ранений, я не мог. Но до самокопания и психоанализа ли, если настроение отличное, а энергия брызжет через край?
Бодренько скатившись по лестнице, я отправился во двор, где принялся за водные процедуры. Хорошее настроение не испортила даже необходимость орудовать одной рукой, впрочем, после перехода с пасты на порошок задача не усложнилась ни разу. Что из тюбика пасту выдавливать, что жестянку открывать - одной рукой это делать одинаково неудобно. После рекомендованных Доком действий, я ополоснулся из бочки и, промокнув висящим на шее полотенцем лицо, огляделся.
Народ уже, по большей части, был на ногах, но на прием пищи я не опоздал, поскольку Емельян только начинал шаманить у очага.
"Странно, уже половина десятого, а утренний приём пищи у нас обычно в восемь. К тому же многие до сих пор не по форме одеты, а это значит только одно - Саня решил по непонятной мне пока причине дать народу побездельничать, и подъём случился гораздо позже, чем обычно".
Словно в подтверждение этим мыслям на школьное крыльцо, позёвывая, вышел командир. С хрустом потянувшись, он обратил свой начальственный взор на меня, пару секунд подумал, а затем поманил к себе. До громогласных криков в присутствии посторонних Шура никогда не опускался. А причина одна - немецкий пока давался ему не очень, а нарушать конспирацию он себе не позволял. С другой стороны я, если бы пришлось подползать и разведывать, наши "неполиткорректные" разговоры на русском засёк с полпинка. Но береглись мы сейчас не от лазутчиков, а от вероятного появления полицейских, квартирьеров и прочего тылового немецкого люда, небезосновательно рассчитывая, что всё, что меньше взвода - для нас не проблема, а роту или, тем более, батальон мы засечём ещё на подходах и успеем сделать ноги.
- Доброе! - негромко поздоровался я.
- И тебе тем же концом по тому же месту... Слушай, не в службу, а в дружбу... Погоняй ребят на физо. Самому скакать не надо! - стоило мне скосить глаза на прибинтованную к телу левую руку, добавил командир. - Просто погоняй, не особо зверствуя...
- А сам чего?
- Железку со Старым смотреть пойдём. А ночью поспать не получилось совсем.
- Ходили куда? - светским тоном осведомился я.
- Ага, маляву в Центр отбивали.
- Далеко ходили? - в том, что для передачи Саши покидали расположение, никаких сомнений не было - не тот у людей опыт, чтобы базу так нагло перед немцами палить.
- Аж в Запоточье, - чуть не вывихнув зевком челюсть, ответил Куропаткин. - Двадцать кэмэ ночью по буеракам на мотоцикле.
- Ну и как прошло?
- Прошло-то нормально, только спать хочу как из пушки. А Сергеич вообще в нирване сейчас. Так что давай, возьми на себя гарнизон на ближайшие... - он бросил взгляд на часы, - три часа. Потом Алик тебя сменит, он пока с бумажками.
- Гарнизон так гарнизон.
Набрав воздуху побольше, я скомандовал строиться в шеренгу, после чего принялся "садировать" народ.
Начали, как водится, с отжиманий - очень я это упражнение люблю и уважаю. При должной фантазии работает почти на все группы мышц, нагрузка легко дозируется. Мечта, а не упражнение! И, самое главное - никакого оборудования не надо...
- Ein! Zwei! Drei! - начал я отсчёт.
Ребята, правда, поначалу моего энтузиазма не поддержали - "жали" кто в лес, кто по дрова и без огонька.
- Зельц, ты отжимание делаешь или пытаешься вступить в противоестественную связь с матушкой-Землёй? - для начала я попытался применить методы вокально-сатирические. Я всё понимаю, спал Лешка часа три, но я-то не больше... - Таз не проваливай! Спину прямо держи! Приходько, счёт!
- Vier! FЭnf! Sechs! - послушно подхватил авиационный медик.
- Что, что? Говори громче, если имеешь, что сказать! - я остановился точно перед милиционером. - А то ишь, взял моду на старушечью манеру под нос бормотать! - Дымов действительно что-то буркнул себе под нос, но видно забыл, насколько хорошо у меня обычно получается контролировать всё, происходящее в зале. Тренировки с личным составом мне давненько не доводилось проводить, но ведь и во время индивидуальных занятии я ему спуску не давал, чего он возбух-то?
- Я говорю, сам бы попробовал поскакать после трёх часов сна, - возмутился "стажёр" уже громче.
"Ну, совсем малыш наш нюх потерял! - судя по хмыку, донёсшемуся с точки, где качал мускулатуру Мишка Соколов, так оценивал ситуацию не я один. - Всё-таки опять придётся ставить Зельца на место... Видать, не понял ночью ничего. Тут мы слегка сами виноваты. Сергеич попросил на время его недомогания взять шефство над перспективным товарищем, мы все согласились, а мальчик с чего-то подумал, что он особенный и сам чёрт ему не брат теперь! Поэтому, несмотря на искреннюю симпатию, приходится его регулярно "застраивать"".
- Лёшенька, дорогой! - как можно ласковее и вкрадчивее обратился я к нарушителю спокойствия. - А ты не напомнишь мне, с кем и когда ты в расположение вернулся? А?
Задав вопрос, я немедленно, хоть и с некоторыми проблемами, принял упор лёжа и пять раз отжался на здоровой руке:
- Вспомнил? - поднявшись, я отряхнул колени. - Товарищ военврач, а что это я счёта не слышу?
- Neun! Zehn! - немедленно откликнулся Семён.
И в ту же минуту воспитательно-тренировочный процесс был нарушен громким гудком, донёсшимся откуда-то с северо-запада.
Может, я и калечный, но скорость реакции никуда не девалась:
- Мишка, заводи мотоцикл! Остальным - одеваться! - Какой бы это поезд ни был, и что бы он ни вёз - на полустанке он обязательно остановится. Алик нам, привыкшим к электрофицированным дорогам, специально лекцию прочитал. До того момента все эти паровозные дела были для большинства из команды тёмным лесом - слово "разъезд" у меня, к примеру, ассоциировался лишь в составе фразы "разъезд Дубосеково", у которого сражались "Двадцать восемь панфиловцев", а совсем не со "специальным пунктом на однопутной железной дороге для пропуска встречных и попутных поездов". И из объяснений Тотена выходило, что эти остановки не просто так по глухим углам разбросаны, а для дозаправки паровозов, причём не только углём или дровами, но и водой. Оттого на каждой уважающей себя станции водокачка стоит.
А если поезд в Милом остановится, неплохо бы нам быть готовыми. Паровозный гудок - штука, конечно, мощная, но если мы его так отчётливо услышали, значит состав уже близко - километрах в двух-трёх. Не знаю, с какой скоростью поезда в этом времени ходят, но даже если он ползёт еле-еле, то времени у нас практически нет.
- Toten, komm zu mir! - заорал я во всю глотку.
Впрочем, подгонять Алика нужды не было - он сам прокачал ситуацию, и, уже через пару минут выскочил во двор, на ходу подпоясываясь ремнём.
- На, я для тебя прихватил! - подбежав, он протянул мне рацию, изящно упакованную в сшитый Несвидовым брезентовый чехол. Во время "маскарадов" мы пользовались такими - уж больно вызывающе смотрелись "штатные" подсумки из кордуры на фоне всей остальной амуниции.
- Поехали! - на правах старщего по званию, как-никак обер-лейтенантские погоны на плечах, я залез в коляску.
- Антон, фуражка! - Приходько успел перехватить нас буквально за секунду до того, как мы тронулись.
"Надо же, как быстро сообразил! А я - растяпа растяпистая!"
- Спасибо! Командиру доложи! Мы - на связи...
Стрекоча мотором и поднимая клубы пыли, наш тарантас заскакал по ухабам деревенской улицы.
- Ты чего автомат не взял?
Вместо ответа Тотен показал на закреплённый на коляске прямо передо мной "эмпешник"
В суматохе просто из головы вылетело, что с нашим избытком трофейного оружия, с некоторого момента в каждой машине был заныкан серьёзный ствол.
Доехали быстро - когда я скомандовал Соколову остановиться у поворота, ведущего к станции, султан дыма как раз поравнялся с семафором.
- Давай мотик в кусты, и догоняй! - Мы с Тотеном зашагали через негустой в этом месте подлесок к опушке. Я помнил, что там была парочка замечательных деревьев, с которых вся станция была как на ладони.
- Включись! - напомнил мне Алик.
Вытащив из чехла гарнитуру, я, повозившись немного с фуражкой (пришлось из-за нехватки "рабочих" рук её даже на ветку дерева повесить), водрузил обруч с наушником на голову и нацепил кольцо тангенты на палец левой руки. Хоть и зафиксирована она, но пальцы свободно шевелятся. Включаем...
- Раз, раз... Как слышно? Приём?
Вместо ответа Тотен показал большой палец.
Даже с одной рукой забраться на эту сосну не составляло особого труда - раздвоенная, с мощными ветвями, вытянутыми в направлении опушки и, соответственно, станции. Да ещё и Алик меня подсадил... Карабкаться на самую верхотуру не стали, благо и с этой высоты все, происходившее на станции, видно замечательно. Поезд, пока мы изображали из себя бандерлогов, проехал, наконец, въездную стрелку и остановился у покосившегося пакгауза, по-прежнему выбрасывая в воздух высокий столб дыма и пара.
"Паровоз, тендер, два пассажирских вагона, четыре платформы, груженные рельсами, платформа с краном-дерриком, две "теплушки" - очень похоже на ремонтный поезд... Интересно, а солдат на нём много приехало?"
- Ремонтники, - словно отзвук моих собственных мыслей прошелестел в ухе голос Тотена
- Я уже догадался. Немцев много? - биноклем я воспользоваться не мог, а потому Зорким Глазом работал сейчас мой друг.
- Пока пятерых насчитал, - последовал ответ. - Они на той стороне с Кондратом беседуют.
- Офицеры?
- Хрен разберёшь - дым мешает. Геноссен точно за паровозом стоят.
- Слушай, а ведь это хорошо, что мы рельсы тут не сковырнули, как собирались! - озвучил я внезапно пришедшую мысль. - А то бы эти слесаря надолго тут застряли.
- Точно, - согласился Алик. - А такой бригаде сдвинутые рельсы починить - на полчаса работы.
- Арт Фермеру! - жестко встрял в нашу беседу командир.
- В канале.
- Доложи обстановку!
Выслушав мой доклад, командир взял тайм-аут, длившийся, впрочем, едва пару минут:
- Продолжайте наблюдение и не дергайтесь! - сообщил он нам.
Дёргаться мы не собирались, но вместо пререканий Алик просто ответил:
- Вас понял. Отбой.
- Тотен, - я тронул его за ногу, - а ты, часом, не в курсе, можно ли паровозу хоть какой вред из автомата нанести? Ну, кроме как машиниста завалить.
- Из автомата? Не, не выйдет. Котел - штука хрупкая, но там столько стали снаружи, что фиг пробьёшь.
- А из ДШК? - "заострил" я, вспомнив про нашу "тяжёлую артиллерию"
- Как два пальца! Но я бы не стал - шуму больше, чем пользы.
- С чего так?
- Так это же рембригада! - словно подобного объяснения было более чем достаточно, заявил Алик, свесившись в мою сторону.
- И что?
- Они по итогам рейса отчёт должны написать - это раз. Ценного этот поезд ничего не везёт - это два. Ну а в третьих - мы запалимся. Всосал?
- Угу - и мы продолжили наблюдение.
Валандались немцы ещё тридцать семь минут, впрочем, без особой суеты - максимум, отлить пару раз отходили. Потом паровоз огласил окрестности пронзительным гудком и поезд отбыл.
Естественно, я тут же связался с командиром и поставил его в известность, на что Саша распорядился пока никуда не уходить и дождаться его. Явно мы нанесём визит обходчику.
Для начала, мы с Аликом спустились с дерева - ветки хороши лишь во время "работы", а так что я, что он, предпочитаем твёрдую землю.
- Слушай, ты спец всё-таки... - обратился я к другу после того как немного размял затёкшие ноги. - Что делать-то будем?
- В каком смысле?
- Ну, откроют движение, на станции от солдат не продохнуть будет и всё такое...
- А за каким полосатым им тут большой гарнизон ставить? Здесь же в округе ничего нет, окромя леса, болот и, соответственно - торфа.
- Ну... - я почесал кончик носа, - это тоже ресурсы.
- Не такие уж важные, чтобы ради них прям сейчас огород городить. Пошли, истребитель там, небось, извёлся, - напомнил он мне о Приходько, чьей задачей была охрана подходов.
Разыскав военврача, мы совместными (если быть честным, то они, без моей помощи) усилиями вытолкали трёхколёсного боевого коня на дорогу, и занялись любимым занятием всех солдат - бездельем. Курил из всей честной компании только я, и пришлось немного отойти. Сигарета как раз закончилась, как вдалеке, у поворота дороги, я разглядел высокую фигуру командира.
- Кончай базар, начальство на подходе! - ребята развалились на мотоцикле и заметить Сашу не могли.
- А что мотора не слышно? - Семён спустил ноги с руля, и принял вертикальное положение.
- Пешочком что ли? - Тотен приподнялся в коляске.
- Ага, как в песне: "По военной дороге шли Мересьева ноги, а за ними шестнадцать врачей..." - пропел я хулиганскую детскую пародию, машинально приводя себя в порядок. Друзья мы или не друзья, но мы боевое подразделение, и Саня за внешним видом личного состава следил внимательно. Что было, по честному, не очень трудно - все люди в группе взрослые и в чуханстве никогда замечены не были.
- Что?! - глаза Приходько округлились. - Это что за песня?
- Так, шутка, - я спохватился, только сейчас вспомнив, что ни Маресьев не сбит, ни, конечно, Борис Полевой ещё не написал свою книгу. - "По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год!" - и никак иначе.
- Не, а честно? Кто такой этот Мересьев? - Тотен за спиной у военврача покрутил пальцем у виска и выразительно посмотрел на меня, мол, как выкручиваться будешь, акын хренов?
- Да, это один мой знакомый лётчик. Истребитель, кстати, - со скучающим видом принялся я, как говорят в этом времени, "заливать". - Он ногу как-то подвернул на танцах, с полётов его сняли, ну и ребята дразнилку такую придумали.
- Ой, свистишь! - недоверчиво покачал головой Семён.
- То есть? - я попробовал изобразить благородное возмущение.
- Про ребят свистишь... Ты сам, небось, и придумал! - припечатал лётчик. - Язык у тебя иной раз под шило заточен, старлей!
"Твою ж мать! Сколько раз самому себе напоминал о необходимости фильтровать базар, так нет же - стоит только немного расслабиться, как перлы так с языка и сыплются! Срочно надо степлер найти - может, хоть тогда не буду так прокалываться... Да нет! Это от того, что ребят этих я уже давно за своих держу! Пусть не таких родных и близких, как сокомандники, но необходимость шифроваться от тех с кем не только в бою, но и в плену побывал, откровенно вымораживает!"
Подошедший Фермер и не догадывался, от каких изощрённых рефлексий он отвлёк друга и подчиненного!
***
Дом Правительства, Площадь Ленина, Минск, БССР. 23 августа 1941, 10:00.
"Кто рано встаёт, тому Бог подаёт!" - всю свою жизнь Артур жил по этому принципу. И не важно, сидел ли он полночи в засаде, будучи простым полицейским инспектором, или корпел над книгами в бытность свою гимназистом, его рабочий день всегда начинался в восемь утра. Сегодня, он уже успел просмотреть все сводки, поступившие за ночь, и сейчас приготовился слушать доклад командира одной из специальных команд.
- Перед тем, как вы начнёте, инспектор, - подчинённых Небе предпочитал называть полицейскими званиями. Некоторые недоброжелатели видели в этом своеобразную фронду, но сам начальник криминальной полиции Рейха обычно отговаривался силой привычки, мол, семь последних лет пока не могут перевесить двадцать предыдущих, - скажите, сопротивление местного населения растёт?
- Никак нет, господин генерал! В целом население ведёт себя спокойно. Если, конечно, его не баламутят сторонники коммунистов, господин генерал.
- Это ваши личные наблюдения?
- Совершенно верно.