После случившегося в столовой инцидента, на судне, как ни странно, не было никакого "разбора полетов". То ли капитану и "помпе" не доложили о случившемся, то ли начальство решило само сделать вид, что ничего не произошло. В пользу последней версии говорило то, что как-то вечером, когда Алексей шел по коридору верхней жилой палубы в сторону трапа, ведущего в рулевую рубку, из каюты первого помощника вылетел тралмастер. Он хлопнул дверью так, что у нее чуть не отвалилась нижняя решетка, и протопал сапогами мимо Лешки, бурча, что сейчас он уроет этих козлов. Кто его знает, кого тралмастер именовал козлами, так как кандидатур на это высокое звание, как на пароходе, так и в жизни - хватало. Но Лешка, на всякий случай предположил, что имелись в виду Дмитрий с дружками. Если "кэп" "врезал" помполиту за моральное разложение экипажа, помполит раздраконил тралмастера, то последний, в свою очередь, обязан раздолбать своих подчиненных. И только матросу не на кого "наехать", разве что на таких же как он, простых смертных.
В столовой же команды, когда входила бригада тральцов, наступала полная тишина. Ни тебе шуточек и подначек-подколок, которыми всегда были отмечены отношения между траловой командой и остальными членами экипажа. Леша знал, что на всех судах, с момента появления сначала паровых, а потом и дизельных двигателей, существовал конфликт между машинной командой, или по судовому - "чертями", и палубной командой, которых именовали "рогатыми". Иногда это противостояние ограничивалось беззлобными подначками, но бывали, как "травили" в курилке матросы, и такие войны, что несть числа было разбитым физиономиям и сломанным носам.
В море все по-другому, подумал Леша. И чувства обостряются, и неуравновешенность и все черты и черточки характера, тщательно маскируемые в обыденной жизни, проявляются в рейсе во всем своем великолепии. И хоть это было и первое Лешкино плавание, он уже насмотрелся, как меняются за несколько месяцев "корабляцкой" жизни люди. Да разве не может сказаться почти пятимесячное нахождение между железных стенок траулера, постоянная тяжелая работа - то на морозной палубе, то в воняющем рыбной требухой цеху. И все это без выходных, без отдыха. А в промысловом режиме - вообще: восемь через восемь часов. И ты уже не замечаешь, утро за иллюминатором или это закат фиолетовыми мазками прошелся по верхушкам айсбергов. Ты идешь в столовую, пьешь горячий чай и снова на работу - в грохочущее, пахнущее маслом и газами машинное отделение; на палубу к ледяной воде, стекающей с полного трала; в рыбцех к морозильному аппарату; или в рубку, к штурвалу.
Даже Лешкин сосед по каюте, боцман - и тот сорвался на днях. Устроил Лешке нагоняй за незакрученный тюбик зубной пасты. Что уж говорить, подумал Алексей, о тральцах. Из всех физических работ на судне, у траловой команды она была самой тяжелой.
Да и кормежка сказалась, снова вспомнил Лешка сцену в столовой. Скоропорт давно кончился, и меню было довольно унылым и однообразным. Каша и чай на завтрак, на обед - борщ из перемороженной капусты и высохшего в морозилке до одеревенения мяса, на второе, то же самое сублимированное жилистое мясо в виде поджарки с гороховым пюре. Полдник - это чай с хлебом, маслом и уже поднадоевшим яблочным повидлом. На ужин, на столы ставили остатки первого и второе блюдо, мало отличавшееся от обеденного второго, разве что мясо часто заменяла жаренная рыба. И никаких тебе салатов-овощей-фруктов. Только маленьким праздником был день, когда в меню значился "завтрак по-керченски". В такое утро никто старался не опоздать в столовую, даже лица у моряков за завтраком были какие-то другие - не угрюмые, а посветлевшие и добрые. И всего-то лишь - кусочки соленой рыбы, отварная, исходящая паром картошка и колечки лука в блюдечке, щедро политые уксусом. При этом рыбы на траулере было достаточно. И в машине и в рыбцеху и в лаборатории научников - вялили, солили самую вкусную рыбешку из трала, у науки - запекали в жарочном шкафу, а самые продвинутые - смастерили по-над бортом небольшую коптильню и наслаждались периодически деликатесами собственного производства. Но вот "завтрак по-керченски" - это было некое священнодействие, напоминавшее о родном городе, о малосольной хамсичке, под которую так славно пьется холодная водка. В кругу друзей и родных, между длинными рейсами. На пятом месяце рейса Лешка тоже начал тосковать по маминой стряпне. Эх, подумал он, где же те многочисленные мамины соленья, домашняя колбаса, плавающая в шипящем жиру на сковороде, морозное сало с темно-красными прожилками мяса... Все то, от чего он воротил нос дома, предпочитая домашние пироги, которые так здорово пекла бабушка.
Пятый месяц в море сказывался не только в тоске по нормальной пище. Лешка стал замечать, что ему не хочется читать, не хочется смотреть после вечерней вахты очередной боевик с Брюсом Ли. Он забирался в свою койку на втором этаже и подолгу просто смотрел в подволок, дожидаясь, когда сон возьмет свое. Четыре часа утренней вахты, четыре часа подвахты в рыбцеху, четыре часа вечерней вахты. День поделен на четырехчасовые кусочки и никто не обращает внимания - какой же сегодня день недели. И только Володя, третий штурман, каждую утреннюю вахту отрывал в штурманской листочек допотопного настенного календаря и объявлял - сколько дней осталось до окончания рейса.
Как раз вахты на мостике и спасали Лешку от нахлынувшей тоски. Когда он поднимался на мостик, после душной ночи в каюте, после унылого завтрака, и перед ним за стеклом рулевой рубки открывался во всем великолепии Южный океан, настроение всегда улучшалось.
Алексей мог бесконечно долго разглядывать тихие воды вокруг с плавающими на поверхности льдинками, величавые айсберги вокруг и частокол из них на горизонте. В период антарктического лета погода в этих широтах баловала. Шторма были большой редкостью, в основном океан был неподвижен, только небольшие льдины переваливались на длинных и пологих волнах зыби, катившейся с "ревущих сороковых" широт. А в солнечную погоду смельчаки даже выходили на верхнюю палубу, обнажившись по пояс. Редко кто может похвастаться тем, что он загорал у берегов Антарктиды! Правда, больше пяти минут редко выдерживали "жаркое" южное солнышко. Ведь температура воздуха колебалась все время в районе ноля по Цельсию!
И к айсбергам отношение Лешки несколько поменялось. Если в первые дни он заворожено разглядывал белых великанов, восхищался их ледяными, раскинувшимися на сотни и тысячи квадратных метров столами, то работа наблюдателем и рулевым приучила его относиться к айсбергам с настороженностью и даже опаской. Периодически им приходилось тралить в окружении нескольких исполинов, выручало то, что видны они были на экране радара четко, поэтому штурманам удавалось легко прокладывать курс и лавировать между ледовых стен и скал. Если ночью траления не планировались, и не велся поиск скоплений криля, траулер ложился в дрейф. При этом штурмана старались увести судно подальше от ледяных "соседей", которые неспешно дрейфовали себе по течениям.
Но на сегодняшней утренней вахте третьего штурмана все было иначе.
Только-только закончили поднимать на борт трал и Володя начал прокладывать курс для следующего захода, как задребезжал звонок телефона. Машинное отделение. Штурман щелкнул тумблером и по рубке прокатился сочный бас "деда" - старшего механика:
- Владимир Сергеевич! Тут у нас проблема с "двигуном". Несерьезная, но на ходах может бедой большой обернуться. Короче - надо бы на час-другой остановить главный двигатель. Я звонил капитану, он сейчас к вам поднимется.
- Добро, "дедушка"! Сейчас посмотрим, как обстановка вокруг и свистнем тебе, когда можно главный "глушить"!
- Так это...Володь... Мы уже глушим его, нельзя тянуть!
И впрямь - стихло монотонное и такое привычное гудение, перестала дрожать еле заметной мелкой дрожью палуба под ногами. Наступила тишина.
Третий выскочил из рулевой рубки на крыло мостика, озираясь вокруг. А вокруг были айсберги. Два огромных, в пару километров длиной на горизонте и штук пять не очень больших, по местным меркам, на расстоянии в полмили от траулера.
- Кто дал команду стопорить главный?! - в рубку грузно шагнул капитан. Видимо ночью он был на мостике, во время тралений, и сейчас стармех поднял его с постели. На красной небритой щеке отпечатался шов подушки, редкие серые волосы, маскировавшие обычно проглядывающую лысину, были взлохмачены. Капитан схватил микрофон и закричал в него:
- Михалыч! Ты совсем охренел?! Почему главный заглушил без моей команды?!
- Так то... Александр Владимирович! Прокладки срочно менять надо! Додергались за реверс твои штурманцы! Я же предупреждал!
Лешка и рулевой Николай переглянулись, не сговариваясь прыснули в кулак. Эта картина повторялась периодически - при любой возможности стармех готов был глушить главный и что-то в нем менять, ремонтировать... Постоянно пинал штурманов, что они своими сменами режима работы главного двигателя, реверсами - окончательно загубят и так дышащий на ладан движок. На что штурмана клятвенно обещали не касаться рукояти машинного телеграфа и ходить только прямо с постоянной скоростью в пять узлов. Поэтому Леша и матрос решили, что сегодня - всего лишь очередной перекур во время вахты, когда можно отойти от штурвала и расслабиться, спокойно попить кофейку.
Но не тут-то было.
В рубку, вместе с морозным воздухом, ввалился штурман Володя.
- Александр Владимирович! Все чисто вокруг! Но меня вон тот, самый ближний айсберг беспокоит! Вроде нас течением прямо на него несет, - озабоченно произнес он, обращаясь к капитану.
Капитан прильнул к резиновой трубе радара и отрывисто спросил:
- Айсберги на карту наносили?!
- Обижаете! Каждую вахту!
- Давай посмотрим! - "кэп" и "третьяк" прошли в штурманскую и склонились над картой, закрепленной на штурманском столе.
Уже оттуда третий штурман скомандовал:
- Егорыч! Леха! Взяли "очки" и внимательно за айсбергом смотреть, который право тридцать от нас!
Леша с Николаем Егоровичем достали из ящиков под лобовыми окнами-иллюминаторами бинокли и стали вглядываться в айсберг, который находился от них по правому борту, на пятнадцати градусах от носа неподвижно лежавшего в дрейфе траулера. Это была небольшая, всего лишь пару сотен метров длиною, ледяная гора, обращенная к ним неровной вертикальной стеной, подножие которой ощерилось голубоватыми гротами. Вершина айсберга была неровной, видимо это был старый, не раз битый волнами великан. Хотя, подумал Алексей рассматривая его, не такой уж и великан, метров тридцать-сорок высотой, не более.
На первый взгляд, расстояние между судном и айсбергом не сокращалось. Но тут метнувшийся из штурманской к радару Володя выкрикнул:
- Владимирович! Если нас так нести будет - минут через сорок в горушку въедем!
Капитан тоже вернулся в рубку и вызвал на связь машинное отделение:
- Слухаю, Владимирович! - голос стармеха перекрывали удары по металлу.
- "Дед"! Если через двадцать минут мы не дадим ход -это будет твой последний рейс в океан! Понял?! - прорычал "кэп" в микрофон, брызгая слюной. - Сам крути вал! Но ход чтоб был!
- Минут тридцать бы еще..., - начал канючить страмех. - Мы, заодно и другие цилиндры проверили бы...
В ответ капитан заорал так, что в "машине" его должны были услышать и без внутрисудовой трансляции:
- Твою мать, Михалыч! Нас на айсберг тащит, маслопуп ты хренов! Запускай главный, иначе я тебе такую характеристику нарисую, с которой "мотылем" на "тюлькин флот" не возьмут!
Все в рубке, и Лешка, и Николай Егорович и даже Володя, притихли, чтобы не попасть "папе" под горячую руку.
- Александр Владимирович! Сделаем все возможное! - стармех уже понял, что времени повозиться всласть с движком у него не будет. - Как только - так сразу! В смысле - сразу и запустимся!
И уже потише, почти про себя, пробурчал:
- А так все хорошо начиналось... Вызывают в Москву...
- Бляха-муха! Он мне шуточки шутить будет! - не выкрикнул, а взвизгнул в ответ капитан. - На первую базу ссажу! С волчьим билетом!
Он бросил микрофон болтаться на витом шнуре и повернулся к третьему штурману:
- Что там у тебя?!
- Сокращаем дистанцию, сокращаем..., - взволнованно ответил Володя. - Сами же видите...
Все уставились на айсберг, который за время перепалки между стармехом и капитаном заметно вырос в размерах.
- Так, - произнес капитан. Оглянулся, будто в поисках правильного решения. Потом поймал мотающийся под подволоком микрофон, щелкнул переключателем и по судовой трансляции: во всех каютах и помещениях, на палубе прогремело:
- Общесудовая тревога! Аварийным партиям - по местам! Задраить иллюминаторы правого борта! Боцман и траловая команда - на бак! В машине - питание на носовые лебедки!
Потом повернулся к Николаю:
- Мухой! Вываливайте кранец по правому борту!
И сам шагнул вслед за матросом на правое крыло мостика.
Штурман Володя первым понял задумку капитана:
- Ну "папа" дает... Такое придумать! К айсбергу швартоваться!
Теперь и до Лешки дошло - капитан решил подстраховаться и в том месте, где траулер должен был "состыковаться" с айсбергом, подставить, точнее, подвесить кранец - огромную трехметровую колбасу из толстой резины. Обычно кранцы майнали на время работ в носовой трюм и доставали только для швартовок, но тут повезло - трюм забивали доверху паками с мороженым крилем и кранцы, благо погода позволяла, раскрепили на полубаке, между надстройкой и лючиной носового трюма.
Третий штурман стал у открытой двери на крыло двери так, чтобы слышать и команды капитана и успеть двинуть рукоять машинного телеграфа, когда заработает главный двигатель.
- Леха! Держи руль прямо! - крикнул он Алексею, продолжая вглядываться в надвигающийся на них айсберг.
"Точнее, это же нас несет на него" - подумал Лешка. Но создавалось впечатление, что ледяная гора сама наезжала на траулер, который на фоне ледяной стены становился все меньше и меньше. Будто не красавец - супер-траулер, а мелкое суденышко подползало к величественной горе льда. Уже хорошо было видно, что казавшаяся издалека сплошной и гладкой стена была иссечена многочисленными расщелинами. Местами огромные глыбы льда нависали прямо над водой, готовые в любой момент рухнуть в море.
"А вдруг он сейчас перевернется?!" - Леша хорошо помнил из школьных учебников, что на поверхности видна примерно одна восьмая часть айсберга, а остальные семь восьмых находятся под водой. Внезапно Лешка представил, как ледяная гора начинает наклоняться, скатываясь боком в воду, а обросшая водорослями подводная часть поднимается и, как исполинский рычаг, подбрасывает вверх их игрушечный кораблик. Он мотнул головой, прогоняя жуткое видение, и стал наблюдать за тем, что творилось на носовой палубе. Его сосед, боцман, стоял у лебедки и командовал матросами, которые цепляли за тали кранец. Николай Егорович и Серега Прудников, держа в руках натянутые от кранца концы, должны были регулировать положение кранца.
- Берегись! Вираю! - крикнул боцман. Кранец дернулся, сполз с пары своих надутых собратьев и завис над палубой.
- Осторожнее вирай! - капитанский бас без всяких трансляторов хорошо был слышан и в рубке и на палубе. И, видимо, одному из матросов - Какого хера на палубу без каски вышел?! Марш в сторону!
- А хрена ли та каска, Владимирович..., - выкрикнул в ответ боцман. - Ежели эта махина нас долбанет, миска пластмассовая не спасет уже...
- Поговори, мне, "дракон"! - свесился через леерное ограждение капитан. - Лучше смотри, чтоб кранец лег аккурат по шпангоуту!
- Да положим его, положим, - боцман потравил тали и кранец коснулся фальшборта. Егорыч, Серега и подбежавший к ним Дима взялись за прикрепленные к кранцу концы-оттяжки. Набили, то есть натянули их, как струну.
А ледяная стена надвигалась все ближе и ближе, заслонив собой уже половину горизонта.
В это момент на плечо Алексея легла тяжелая рука.
- Давай, Борисенко, я сам за баранку стану, - раздался из-за спины голос старпома. "Чиф" положил широкие ладони на штурвал и продолжил, обращаясь уже к третьему штурману. - Владимир Сергеевич!
Как ход дадим - ты сразу на руль, а я палубными делами займусь.
Потом старпом повернулся в сторону Алексея:
- Леша, ты пока на подхвате здесь, в рубке будь. Мало ли что понадобится.
Алексей понял, что ему вежливо и четко предлагают не болтаться под ногами и отошел в левую сторону рубки. Прильнул к холодному стеклу лобового окна, чтобы не пропустить ничего.
К этому моменту до айсберга оставалось всего лишь несколько метров чистой воды. Она была настолько прозрачна, что хорошо была видна подводная часть исполина, уходящая в глубину светло-синяя стена.
- Точно скулой приложимся! - крикнул от мачты боцман, пригнувшийся в напряжении у контроллера лебедки.
- Да вижу я! - досадливо ответил ему капитан. Навалившись животом на планширь он скомандовал вниз. - Внимательно на оттяжках! Лучше я борт расхерачу, чем в тюрьме сидеть, если с вами что случится!
И снова перед Лешкиными глазами возникла дикая картина, траулер бортом натыкается на невидимый под водой выступ льда, надевается на него тонким металлом борта. Через пробоину хлещет внутрь судна ледяная вода, судно наваливается на айсберг правым бортом, сначала ломается мачта с антеннами, потом в лед врезаются порталы и тоже ломаются с треском, как спички, а потом сминается о твердь стены и надстройка, будто спичечный коробок. И все это на фоне ослепительно белых айсбергов, синего чистого неба, спокойного, чуть подернутого волнами зыби голубого океана. И в полной, до звона, тишине, из-за которой эти края прозвали "царствием белого безмолвия"...
Размышления его прервал толчок. Не резкий, а мягкий - это траулер ткнулся в ледяную стену, будто малый теленок в бок матери-коровы. Таким мягким, почти нежным касание айсберга было потому, что боцман вовремя смайнал, а матросы оттяжками уложили кранец точнехонько в предполагаемой точке касания и траулер замер у ледовой стены.
- Эй, на "мосту"! Швартовые концы заводить будем?! У кого ледорубы есть?! - дурачась, выкликнул внизу Дима. - А то кнехтов для швартовки что-то на нем не видать!
Снизу раздались крики, и даже аплодисменты. Лешка вышел на левое крыло, перегнулся через леера прямо перед лобовыми иллюминаторами. Внизу - со шкафута, из открытых иллюминаторов, из дверей - везде торчали головы любопытных. Единый вздох облегчения будто пронесся с палуб до ходовой рубки и в этом вздохе потонули слова стармеха из динамика:
- Эй! На мосту! Уснули вы там что-ли...Можно давать ход помаленьку...
И в этот момент раздался грохот.
От айсберга откололась глыба весом в несколько тонн, скользнула по стене и рухнула прямо на палубу. Взорвалась ледяной крошкой и осколками, разлетелась на куски от удара.
- Все целы?! - закричал вниз, на палубу капитан.
- Вроде все! - ответили Серега и Димка, оглядываясь по сторонам.
Но тут раздался крик боцмана:
- Егорыча зацепило! "Айболита" сюда!
На самом баке, возле вьюшки со швартовыми концами скорчился Николай Егорович, рулевой. Лешка не помнил, как слетел по вертикальному трапу надстройки и, оказавшись на палубе, бросился на бак. Обогнув глыбу льда и балансируя на искристой крошке, первым оказался возле Егорыча. Тот, стиснув зубы, баюкал неестественно выгнутую в плече левую руку, вся левая сторона лица была залита кровью.
- Судовому врачу срочно прибыть на бак! - грохотала сверху палубная трансляция.
- Как?! Что с тобой Егорыч?! - Лешка подхватил напарника, подставил ему свое плечо. - Опирайся на меня, сейчас в лазарет отнесем тебя!
- Осколок долбанул, - не сказал, а простонал рулевой. - Отскочить-то успел, а когда на палубу грохнулось - все же достало... Да ты не гони волну. Живой же...
Мимо глыбы льда протиснулись доктор и два тральца с носилками. Порывавшегося дойти до лазарета своими ногами Егорыча уложили на носилки, матросы подхватили их. Лешка кинулся было в сторону рубки, но врач придержал его за руку.
- Погоди, Леха. Поможешь мне? - и, не дожидаясь ответа, вскинул чернявую голову. - Александр Владимирович! Я конфискую у Вас Алексея, некому ассистировать мне!
- Добро, - бросил с мостика капитан. - Как осмотришь Николая - сразу мне звони! - Повернулся и исчез в глубине рулевой рубки.
До лазарета долго добираться не пришлось, он и примыкавшая к нему каюта судового врача, находились в надстройке, на этой же палубе. Сам лазарет, точнее смотровой кабинет и одновременно операционная - был не намного больше обычной каюты. Когда врач и Алексей шагнули через комингс, рулевой уже полулежал на столе-кресле, закрепленном посреди помещения. Рядом топтались матросы траловой команды. На фоне выкрашенных белой краской переборок и шкафчиков тральцы в оранжевых роканах и надетых поверх них красных спасательных жилетах, смотрелись, мягко говоря, довольно нелепо. Доку даже не пришлось ничего говорить, как они тут же вылетели из лазарета, грохоча сапогами.
- Давай, Леха, помогай! - док отрегулировал наклон стола, чтобы Егорович сел повыше и вдвоем с Алексеем начал снимать с рулевого теплую меховую куртку. При этом судовой врач разглагольствовал с абсолютно серьезным видом:
- Режут одежку на раненных только в кино! А в жизни, если мы куртяк и робу покромсаем - Егорыча или твой сосед, "дракон" съест, или такой начет в бухгалтерии сделают, до следующего рейса не расплатишься!
Молодого врача звали Юрой. Среднего роста, сухощавый, с копной черных кудрявых волос, он, скорее был похож на Цыгана из "Неуловимых мстителей", чем на судового доктора. Вообще-то раньше Лешка думал, что врач на судне должен быть похож на киношного Айболита - эдакий старенький мужичок, вечно в белом халате и колпаке, с неизменным стетоскопом и клистирной трубкой в руках.
Юра часто поднимался на мостик во время утренней вахты, потому что с третьим штурманом Володей они приятельствовали с прошлого рейса. А когда к ним присоединялся еще и радист, то на "мосту" становилось совсем нескучно. Лешка с удовольствием слушал болтовню друзей, смеялся их постоянным шуткам и подколкам, и бегал за водой для очередной порции кофе. Леша знал, что док, так по-морскому звали чаще всего врача, совсем недавно окончил мединститут и это только его третий рейс.
Они осторожно сняли теплую куртку и синюю хэбэшную, аккуратно стащили рубашку-ковбойку. При этом Егорыч только слегка постанывал и даже старался помочь. Олег стер тампоном кровь с его лица, внимательно осмотрел его и, видимо не найдя серьезных повреждений, начал прощупывать плечо и предплечье. Поднял голову и, не прекращая манипуляций, обратился к Лешке:
- Вон связка ключей висит над столом, возле лампы настольной. Выбери ключ с черной пластмассовой головкой и шуруй в мою каюту. Там под койкой - сейф. Откроешь этим ключом, достанешь и принесешь сюда банку литровую, на ней написано: C2H5OH. Учил химию в школе?
- Конечно! Это же спирт! - невольно улыбнулся Леша.
- Правильно! Вот и тащи бутылёк сюда!
Пока Лешка подобрал ключ, пока достал из сейфа банку прозрачной жидкостью и вернулся в лазарет, док уже завершил осмотр матроса и докладывал капитану по телефону.
- Не волнуйтесь, Александр Владимирович! Думаю - ничего страшного нет. Плечо попробую починить, ссадины на лице зарастут, а вот два зуба придется удалить. Матрос Борисенко пока побудет у меня на подхвате? Добро! Как управимся, я Вам отзвонюсь!
Только сейчас Лешка посмотрел на массивные корабельные часы, закрепленные на переборке. Было одиннадцать тридцать по судовому времени, значит, до конца его вахты, оставалось еще полчаса.
"Да что там делать, если стоим?" - подумал он. И именно в этот момент, как будто траулер прочел его мысли, палуба под ногами задрожала и в иллюминаторе лазарета далекие айсберги стали перемещаться вперед. - "Ух, ты! Ход дали! Задний!"
Голос доктора вернул Лешку на землю, точнее в лазарет.
- Так, Алексей... Открывай спиритус и налей в стакан, половинку.
Леша взял стакан, обыкновенный стеклянный, с ребрышками, который стоял в шкафчике с лекарствами. Осторожно налил туда остро пахнущую жидкость.
- Порядок! - сказал Юра, пробегая пальцами по плечу раненного рулевого. - Теперь долей воды из графина. - Ткнул пальцем в графин, который был закреплен в держателе над умывальником.
- Как из графина?! - удивился Леша. - А это стерильно?
- Стерильно, стерильно! - успокоил его уверенный голос врача. - А потом отлей грамм пятьдесят в мензурку. Вот, молодец. Из тебя выйдет настоящий врач, Леха! Глаз-алмаз! Теперь дай мензурку Егорычу...
- А стакан?
- СтАкан давай сюда... будем операцию делать!
Док повернулся к рулевому:
- Прими, Николай Егорыч! Не выпивки ради, а анестезии для!
- Зачем? Резать будешь?! - сделал большие глаза рулевой, но спирт тут же выпил. И даже не поморщился.
- Да что ты..., - успокоил его Юра. - Это для профилактики, внутренности твои продезинфицировать!
Док взял из рук Алексея стакан с разведенным спиртом. Лешка приготовился, что сейчас Юра будет что-нибудь протирать на плече Егорыча, но док посмотрел внимательно в стакан, будто хотел увидеть в нем ответ на какие-то, только ему понятные вопросы, потом крякнул и единым махом, в пару глотков осушил стакан. Задержал дыхание, прислушиваясь к процессу внутри себя, потом шумно выдохнул. Невидимое облачко выхлопа пронеслось над головой рулевого и ожгло спиртовым ароматом нос Лешки.
- Ща Егорыч, посмотрим что там с твоей клешней! - Юра двумя руками взялся за плечо и предплечье рулевого. Ухмыльнулся. В последнюю секунду Егорыч понял, что сейчас произойдет, но было поздно. Док сделал какое-то неуловимое глазу движение, что-то хрустнуло в плече рулевого, и он с коротким вскриком откинулся на спинку кресла-кровати, потеряв сознание от боли.
Огорошенный Лешка уставился на Юру.
- Да жив твой Егорыч, жив! Достань лучше нашатырь из того же шкафчика - будем нашу барышню кисейную из обморока вытаскивать!
Он провел ваткой, смоченной в нашатырном спирте перед носом рулевого. Тот вскинулся, открыл глаза. Правой здоровой рукой начал ощупывать левую. Потом вскрикнул:
- Работает! Ей-богу работает! - и, смахнув капельки пота со лба,- уже к Юре. - Сволочь ты эдакая, док! Костолом! А вдруг у меня перелом там был?! На всю жизнь инвалидом меня бы сделал?!
- Да ладно тебе, Николай Егорыч! Я хоть и терапевт по специальности, но вывих могу диагностировать! - рассмеялся Юра. - Я же в студентах подрабатывал врачом гандбольной команды. - Женской...
Он закатил вверх глаза:
- Какие травмы там были....м-м-м...
Продолжил:
- И такие вывихи чуть ли не каждый день были. Тут я - почти спец. А вот завтра два колотых зуба тебе удалять будем - надо будет потренироваться...
- На кошках тренируйся! - буркнул фразу из "Операции "Ы" Егорович. И с затаенной надеждой в голосе произнес - Может не надо? А, док?
- Надо, Федя, надо! - парировал фразой из того же бессмертного фильма Юра. - Они такие острые, что пока обточатся - весь язык тебе изрежут...
Динамик судовой трансляции заговорил голосом третьего штурмана:
- Судовое время двенадцать часов ноль-ноль минут! Команде обедать! Приятного аппетита!
- Бли-и-и-ин! - подскочил доктор. - Я, с вашими тревогами, пробу на камбузе снять забыл!
Не гони волну, док! - остановил его пострадавший. - Все, что могло испортиться в продуктах, давно испортилось! А что осталось - все равно сожрем! Лучше замажь мне чем-нибудь физиономию, да я пойду, посижу на спине - что-то "котелок" побаливает.
- Свободно мог сотрясение мозга получить, хотя таковой, в смысле мозг, у моряков загранзаплыва бывает крайне редко... Но таблеток ты у меня сейчас скушаешь. - Док накрутил на стеклянную палочку ватный тампон, обмакнул его в пузырек с йодом и начал наносить на скулу и щеку Егорыча охряные мазки. Иногда, как настоящий художник, он откидывал назад голову и любовался результатами своей работы:
- Гляди, Лёх! Наш Егорыч - ну чистой воды тигра полосатая! Всех пингвинов распугает в округе!
Когда Николай Егорович и Леша собирались уже покинуть лазарет, рулевой обратился к врачу:
- Юр, я за плечом-то забыл тебе сказать, что ладонью, о станину лебедки треснулся, когда падал. Глянь, может и там вывих какой. Болит, зараза...
Юра стал рассматривать заскорузлые пальцы рулевого. Потом задумчиво произнес:
- Вот тут я пас... Рентген нужен. А это - только на плавбазе или в порту. - Примолк на минуту, а потом решительно произнес. - И от греха подальше - сделаю тебе гипс. На два пальца. Походишь так недельку -другую, хуже от этого не будет.
Он поднял трубку телефона и набрал номер старпома:
- "Чиф"! Я Егорыча от работ освобождаю. Недели на две. Подозрение на перелом или трещину большого и указательного пальцев. Понял! Добро! - положил массивную трубку на рычаг и повернулся к рулевому - Давай-ка я тебя загипсую, успеешь еще пообедать.
Когда Лешка поднялся вечером на мостик, чтобы заступить на вечернюю вахту впередсмотрящим, из штурманской раздался голос старпома:
- Алексей! Зайдите сюда.
Лешка шагнул из темноты внутрь небольшого помещения, освещенного закрепленной над штурманским столом лампой, и увидел капитана и старшего помощника, склонившихся над картой. "Чиф" поднял голову, почесал затылок обратной стороной циркуля и сказал:
- Обстановку на судне знаете. Рабочих рук не хватает. Поэтому - с сегодняшнего дня назначаетесь рулевым в вахте третьего помощника. Николай Егорыч будет рядом, если что - подскажет. Вопросы есть? Идите, принимайте вахту.
И снова приник к карте, на которой капитан с помощью штурманской линейки прокладывал какие-то курсы.
Лешка шагнул в непроглядную темноту рубки. Услышал голос рулевого из вахты старпома:
- Привет, Лешка. Курс сто двадцать. Вахту сдал.
- Курс сто двадцать. Вахту принял. - Ответил Алексей и положил руки на штурвал.
Глаза постепенно привыкали к темноте. Кроме мерцающих разноцветных приборных огоньков он теперь различал фигуры Егорыча и третьего штурмана.
- С повышением тебя, Леха! - произнес негромко Володя. И продолжил прерванный разговор с Николаем Егоровичем:
- Пока не растаял твой кусок айсберга, надо его сохранить! И потомкам дома привезешь гостинец, мол, вот какой булыжник чуть вашего батьку не угробил!
- Да как его сохранишь, Сергеевич! - пробормотал Егорыч.
- Ха, смайнать в трюм! Утречком, когда боцман на палубу выйдет. И нам польза будет.
- Какая же нам польза?!
- Чудик, ты! Когда еще попьешь кофейку из самой чистой в мире воды?! Будем бегать в трюм и по кусочку в чайник откалывать! В Америке вон кучу долларов отдают за водичку из айсбергов или ледников! Сам видел такую в ихних супермаркетах! - Володя включил люстру на переднем портале. В лучах прожекторов глыба льда искрилась гранями, переливалась новогодними огнями. - Смотри, под носом - льда на сто тысяч долларов лежит! А нам достался бесплатно! На халяву!
"Третий" выключил свет на палубе, нос траулера погрузился в темноту. Только прожектор на портале бил вперед широким лучом, скользил светом по спокойно перекатывающимся перед судном темным длинным волнам. Справа по борту, там где темный океан сливался с ночным небом, слабым неоновым светом играло полярное сияние. Траулер рассекал ночную тьму в полной тишине, только уютно гудели, где-то в глубине судна дизеля.
- Сергееич! А что там за совет в Филях устроили в штурманской отцы-командиры? Случилось чего? - негромко, чтобы его не услышали капитан и старпом, спросил Егорович.
- Случилось. - Володя взял театральную паузу, достал сигарету и прикурил в ладони. - С берега дали добро сниматься домой.
- Ура. - Тихо произнес Николай Егорович. - Дождались. А не рановато?
Володя неспешно затянулся, ярко вспыхнул огонек сигареты:
- Думаешь напрямую домой почапаем? Ты что, нашу контору не знаешь?! Сначала под Кергелен, какого-то "перца" забрать, потом две недели на "Оби-Лене" - добить трюма, чтоб в Союз с полными идти. И только тогда - Дранг Нах Остен!
- А заход? - вклинился нетерпеливо в их беседу Лешка - Заход-то будет?!
Даже в темноте рубки Леша рассмотрел удивленные глаза "третьяка":
- А разве я не сказал?! На Маврикий, Лёха. Увы, как всегда - на Маврикий.