Рыкунов Степан Викторович : другие произведения.

Сказание о рунах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Согласно легенде, скандинавский бог Один получил магический алфавит рун после того, как 9 дней провисел на мировом древе, пронзенный собственным копьем. Эта история в подробностях описывает, что именно произошло за эти девять дней и откуда на самом деле появились легендарные руны.
   Всадники колонной продвигались по тихому лесу, скрытые в тени дотрагивающихся до неба деревьев. Здесь не было дорог, и им приходилось двигаться медленно и размеренно, к чему ни кони, ни их наездники так и не успели привыкнуть. Две зимы они ехали по полям и горам, где хватило места для быстрого галопа и где братья и друзья могли вволю посоревноваться, разминая онемевшие от нехватки битв мышцы. Эти мужчины были воинами, не для них были мирные путешествия через всю Скандинавию. Нередко лидерам колонны приходилось разнимать увлекшихся кулачным боем путников и разрешать горячие споры между свитой. Но здесь, окруженные стволами, когда-то видевшими рождение и ребяческие проделки дедов их дедов, мужчины боялись даже громко дышать. Это был необычный лес. Каждому из них казалось, что деревья смотрят на них, и лишь один знал, что так оно и есть.
   Во главе конницы медленно шел конь, вдвое крупнее самого могучего скакуна во всей земле. Стальные мышцы перекатывались под серебристой шкурой, восемь толстых ног сотрясали землю на каждом шагу. Только такой великан мог нести на себе царя всех асов - мужчину, размерами под стать своему коню. Сын великана, Один башней возвышался над своими солдатами, и не было во всем Асгарде никого, кто мог бы сравниться с ним силой и волей. Но сейчас даже ему было не по себе, и его единственный глаз то и дело метался от одного куста к другому, пытаясь разглядеть неуловимую тень чего-то, у чего, как он знал, не было тела.
   По обе стороны от него ехали его сыновья, а позади - его верный советник, Локи. Перед их выездом из царства, - который, насколько он знал, мог оказаться для него последним - Один приказал каждому из них взять в свиту только тех, кому они могли доверить свою жизнь. Потому с ними было лишь пятьдесят человек, в сто раз меньше, чем любой из них бы взял на обычную прогулку по горам. Им повезло, что они не встретились с йотунами или чем-то похуже. С ним были хорошие и верные воины, мужчины, закаленные в бою и путешествиях, но Один был реалистом. С такой армией они бы никогда не вышли победителями. Про себя Один задумался, не привела ли его в этот лес судьба? Он быстро отмел эту мысль. Судьба здесь не при чем. Только удача и годы стараний.
   Пятьдесят лет он искал ответа по всему свету, приняв облик беспомощного старика. Днем он был правителем тогда еще молодого царства асов, а ночью ходил по домам людей и йотунов, цвергов и альвов, попрошайничая и унижая себя. Он заставлял умнейших и старейших людей в девяти мирах напиваться до потери сознания, рассказывал им байки, половину которых выдумывал на ходу, и все это - чтобы выудить из них знания, данные им Имиром, пусть даже они сами того не знали. Пятьдесят лет он собирал осколки головоломки, оставленной первородным чудовищем, надеясь когда-нибудь найти ответ на свой вопрос. Узнать значение последних слов ледяного великана.
   Он помнил тот день, словно это было вчера. Один и его братья, Вили и Ве, долгое время говорили об этом. Вместе они хотели доказать свою силу и собрать воедино разрозненные племена асов, создать величайшую державу во всей Скандинавии. И для этого они должны были повергнуть его. Имир, воплощение первобытных бурь севера, чудовище, равных которому не было во всем мире. Три недели длилась их битва с гигантом, и оба брата Одина пали в той войне. Но, раненный и едва стоящий на ногах, он смог нанести последний удар Имиру, срубив ему голову.
   Поле боя было ледяной пустошью, воины, пришедшие с ним на последнюю битву, остались бездушными статуями, которые он несколько дней подряд собственными руками переносил из центра мира на место будущего Асгарда. Один, замерзший и истекающий кровью, готовый вот-вот потерять сознание и умереть под слоем снега, он стоял на коленях перед головой Имира. Чудовище смотрело на него алыми глазами, но в них не было ни боли, ни ненависти. Только смех. Его пасть раскрылась и, с последним дыханием, сам холод произнес:
   - Когда падет последний из первых, свет поднимется из тьмы, и все в нем утонет.
   Пятьдесят лет. Один закрыл глаз. Каждую ночь с тех пор ему снилась улыбка Имира - улыбка, полная безумия и страха - и его слова. И каждую ночь он просыпался, покрытый потом, и потирал занывшие раны его первой войны.
   Он говорил с вёльвами из далекой древности, и те поведали ему, где искать знания сломленного бога. Он разыскал каждого, кому Имир даровал осколок своей памяти - кого-то он обманул, кого-то он убил. Каждое свое путешествие, каждый поход он выдавал за что-то, сделанное ради Асгарда. Его подданные восхваляли его, а он обманывал их. Ни одним из своих "подвигов" он не гордился.
   Наконец, он нашел ответ. Древо Ужаса. Когда он отдал свой правый глаз старому великану Мимиру и тот бросил его в колодец мудрости, это было единственное, что Один смог увидеть. Одного взгляда хватило, чтобы его сердце наполнилось сомнением. Ни в одной книге, ни от одной колдуньи он не слышал о Древе, но его единственная ниьт вела именно туда. И теперь, с крошечной свитой и в окружении своих любимых сыновей, он направлялся к нему.
   Один поднял руку, и его люди остановились. Тор, его старший сын, подъехал поближе, не отрывая взгляда от дерева перед ними.
   - Это место? - спросил он тихим голосом.
   - Да, - ответил Один.
   Его глаз был прикован к высокому и сильному ясеню. Он ничем не отличался от других деревьев вокруг. Если бы Один не знал, что искал, то проехал бы мимо и не обернулся бы. Но он уже видел этот ясень в колодце. Даже сейчас, глядя на него, Один чувствовал, как его мышцы напряглись и сердце забилось быстрее от страха перед чем-то непостижимым.
   Древо Ужаса.
   Один спустился на холодную землю и подошел поближе. Ясень словно смотрел на него в ответ, ожидая, что же он будет делать дальше. Один приложил ладонь к стволу дерева, и собственная рука показалась ему крошечной.
   - Отец, ты уверен? - голос Вали вырвал Одина из транса. Он повернулся и посмотрел в лицо сыну.
   - Конечно уверен, - ответил он, стараясь не давать своему голосу дрожать.
   - Что ты собираешься делать?
   Один задумался на секунду, прежде чем положить тяжелую руку на плечо сына и сказать:
   - Вали, помнишь день, когда я вернулся из Мидгарда, неся пророчество мертвой вёльвы в своих руках?
   Тот кивнул. Конечно, он помнил. Тот день вошел в историю Асгарда и всей Скандинавии. Несмотря на то, что Один раскрыл далеко не все тайны пророчества.
   - В этом месте нет вёльв, - продолжал Один. - Но здесь сокрыты знания, недоступные никаким колдуньям мира. И я собираюсь до них добраться.
   Его взгляд столкнулся с полными сомнения глазами сына. Он знал, что ни один из его спутников не был полностью уверен в мудрости этого решения. Но для них Один был асом с непоколебимой волей, и никто не пытался его переубедить.
   Он бы все отдал, чтобы хоть кто-то засомневался вслух. Но было слишком поздно.
   Один вышел вперед и поднял руки. Он подождал, пока все воины будут смотреть на него, хоть в этом и не было необходимости - все и так затаили дыхание в ожидании слов своего лидера.
   - Мои верные асы! - начал он. - Мои дети. Я благодарю вас за то, что вы сопроводили меня в это нелегкое путешествие. Но теперь я вынужден велеть вам ехать назад, в Асгард, - он ожидал возражений, но ответом было лишь всеобщее молчание. - То, что я должен сделать в этом лесу, я должен сделать один. В путь, мои воины. Именем своих братьев клянусь, что вернусь в Асгард с победой и мудростью веков в моих руках!
   В любой другой день мужчины бы разразились ликованием и подняли бы копья к небу, хваля своего вождя. Но не сегодня. Один знал, что за мысли вертятся в их головах. Неужели король асов сошел с ума? Что он задумал? Вернется ли он на самом деле? Он едва сдержал смех. Те же вопросы мучали и его.
   Медленно, все еще обуреваемые сомнениями, асы повернули вспять, следуя в этот раз за Тором и Вали. Пока череда коней удалялась, Один подозвал к себе своего младшего сына, Бальдра.
   - Сын, - тихим голосом сказал он. - Останься. Мне нужна будет твоя помощь. Ты догонишь остальных позже.
   Тот кивнул. Бальдр был совсем еще мальчишкой, его борода едва начала расти, а тело было лишено шрамов войны. Один давно уже выбрал его для своей затеи. Бальдр горел желанием помочь отцу, быть полезным не только в пылу битвы. Один проглотил слезы. Вес известного ему будущего скалой давил на плечи.
   Когда другие воины скрылись за деревьями, Один сбросил с плеч медвежью шкуру, обнажив огромное тело, испещренное бледными следами старых боев. Он передал одежду Бальдру и обошел Древо Ужаса. За ним тек небольшой ручей, который легко можно было пересечь в один прыжок. Один шагнул в ледяную воду и закрыл глаз. Холод ручья напомнил ему о пустоши, оставленной Имиром. Сглотнув, Один лег на дно ручья и позволил быстро бегущей воде очистить его тело. Он почувствовал, как холод пронзает его шрамы и швы, заставляет их гореть и, вскоре, неметь, исчезать в пустоте забвения. Он перестал чувствовать пальцы на руках и ногах, веки его потяжелели. Ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы те не тряслись. Даже сейчас он не собирался показывать слабость перед сыном. Гордость старика, подумал Один.
   Когда он, наконец, поднялся из воды, лучи солнца уже скрылись за горизонтом, а густые тучи заслонили собой звезды. Он ухватился за торчащий из земли корень, чтобы подняться, но руки и ноги отказались повиноваться, и он упал обратно в холодное течение. Вздохнув, Один поднял глаза на Бальдра. Его сын смотрел в сторону. Конечно. Но ему нужна была помощь.
   Один попытался позвать сына, но его горло оледенело, и из него вырвался только кашель больного. Молодой ас повернулся против своей воли и спустился к ручью. В его глазах дрожал блеск, неподобающий сыну Одина, но кто мог его в этом обвинить? На его глазах могучий царь асов и его герой-отец превратился в ничтожного старика, трясущегося от холода и неспособного держаться на ногах.
   Бальдр поднял Одина из ручья, и тот упал на колени перед Древом и зашелся беспощадным кашлем. Когда приступ кончился, Один вытер выступившие из глаза слезы и посмотрел на непоколебимый ясень. Тот смеялся ему в лицо. Один попытался злиться, но у него уже не было на это сил. Кровь снова начала растекаться по его телу, вызывая огонь и боль в ранах.
   - Бальдр, - хриплым голосом древнего произнес Один. - Возьми мой нож, - когда сын взял в руки оружие, он указал на себя. - Остриги меня.
   Белые - седые - волосы Одина были собраны в тугую косу, теперь промокшую до последнего волоска. Бальдр обошел отца со спины и быстрым движением отсек ее. Голова Одина показалась ему гораздо легче.
   - Теперь бороду...
   - Но отец!
   - Быстро! - рявкнул Один.
   Бальдр опустился на колени рядом с ним. В его глазах стояли слезы, но он держался, как мог. Его братья будут думать, что Один подарил младшему великую честь, но для него это была пытка. И худшее было впереди.
   Бальдру пришлось несколько раз брать перерыв, чтобы не заплакать, пока он дрожащей рукой резал символ мужественности отца. Любой на его месте давно бы сдался, бросил бы нож в реку и отказался так уродовать родного человека. Но он был хорошим сыном. Он знал, что просто так Один не отдал бы такой безумный приказ.
   Если только сам ас не сошел с ума. Примерно пятьдесят лет назад, окруженный замерзшими телами соратников.
   Когда с бородой было покончено, Один заставил себя подняться на ноги и, похлопав ошеломленного Бальдра по плечу, проковылял к своему коню. К седлу были привязаны две кожаные фляги, одна из них с водой. Он снял вторую и вытащил крышку. Запах был невыносим и вызвал судорожный позыв в глотке Одина - предвестие того, что ему предстояло пережить.
   Он сделал глубокий вдох и в один глоток опустошил флягу. Вонь гнили ударила ему в нос и мертвая вода Хельхейма огнем спустилась по глотке, вызвав еще один приступ кашля. Он почувствовал, как жидкость достигла своей цели. Теперь оставалось лишь ждать.
   Несмотря на то, что он знал, чего ожидать, первая судорога застала его врасплох. Она навалилась внезапно, разрывая его изнутри, ударяя и без того больными мышцами о криво сросшиеся ребра. Пламя воды снова пронеслось по его горлу, вырываясь на волю через рот, неся за собой все, что смогло ухватить. Рыба, мясо и вода насильно раздвинули его губы, ошметками вылетая на уродливой, желтой волне зловонной жижи. Краем глаза он увидел, как Бальдр отвернулся в страхе и отвращении. Он хотел что-то сказать сыну, но второй порыв рвоты нарушил его планы.
   С третьей волной он упал на колени. У него кружилась голова, тело тряслось, как у загнанного в угол и обреченного на смерть зайца. После пятого порыва в глазах начало темнеть. Он был уверен, что на этом рвота прекратится, но ошибся. Пусть его желудок уже был пуст, судороги продолжались в шестой, седьмой, десятый раз, разрывая его горло и грудь на части, пока он не смог больше удерживать в глазах слезы и не упал на холодную траву, прижав руки к животу и свернувшись, как младенец. Издалека он услышал приглушенный плач своего сына.
   Наконец, все закончилось. Один перевел дыхание. Попытался встать, но ноги уже не могли его держать. Хотел подозвать Бальдра, но голос его исчез, и глотка была готова треснуть от нехватки влаги. Сын услышал мольбы отца и осторожно подошел к нему, стараясь не смотреть на лужи рвоты, оставленные его очищением. Подхватил Одина под плечо и подвел его к Древу. Найдя голос, Один сказал:
   - Привяжи меня к дереву.
   Он боялся, что ему придется повторить приказ, но Бальдр послушно снял веревку с коня и приготовился. Один ухватился обеими руками за ближайшую ветку и подтянул себя вверх. Ухватившись за ветви Древа, он кивнул сыну. Тот обмотал веревки вокруг рук и груди Одина, проверяя узлы на прочность. Ни один меч бы их не разрубил.
   - Возьми Гунгнир, - приказал он Бальдру.
   Молодой ас медленно взял в руки тяжелое копье, лежащее поперек отцовского седла. Он поднял покрасневшие глаза на Одина.
   - Давай, - твердо сказал тот.
   Бальдр подошел ближе и крепко сжал копье в руках. Он сглотнул и принял позицию. Но в последний момент бросил копье на землю.
   - Я не могу! - воскликнул он. - Это уже слишком!
   - Бальдр! - Один вложил остаток своих сил в этот возглас. Их было немного.
   Сын перевел дыхание и дрожащим голосом спросил:
   - Зачем?
   Один вздохнул. И то верно. Мальчик заслуживал знать правду. Он лишь надеялся, что его голос выдержит речь.
   - Пятьдесят лет назад, - начал он, - я... я, возможно, совершил ошибку. Крупную ошибку. Ошибку, которая стоила мне жизней моих братьев и всех моих друзей. И все эти годы я пытался узнать... - он сглотнул. - Пытался узнать, правильно ли я тогда поступил. Это... это - последний шаг.
   Он посмотрел в глаза сыну.
   - Сделай это ради меня, Бальдр, - прошептал он трясущимися губами. - Я должен знать. Я должен знать, что мои братья погибли не напрасно. Пожалуйста.
   Последнее слово было лишь движением губ. Он смотрел на Бальдра с мольбой в глазах. Он устал и чувствовал вес своих грехов и возраста, как никогда прежде. Пятьдесят лет мучений ради этого дня. Не лишай меня ответов, сын.
   Бальдр поднял Гунгнир с земли. Он не стал смотреть на отца. Размахнувшись, он вогнал копье глубоко в грудь царя асов, пока то не остановилось, столкнувшись с непробиваемой корой ясеня. Один инстинктивно напряг каждый мускул в теле и сжал зубы. Боль молнией пронзила его и быстро превратилась в отдаленный гул, бьющийся в ритм его сердцу. Когда он снова смог дышать, Один посмотрел на Бальдра и кивнул.
   - Иди, - сказал он.
   - Ты вернешься? - спросил его сын.
   Один промолчал. Бальдр кивнул и пошел обратно к коням. Он взял поводья восьминогого Слейпнира и повел его в ту сторону, куда пропали его братья и воины. Он ни разу не обернулся.
   Когда силуэт сына пропал за горизонтом, Один поднял голову к кроне Древа Ужаса. Он усмехнулся.
   - Вот она, главная проблема царя богов, - сказал он дереву. - Мне некого попросить присмотреть за моими детьми.
   Небо на востоке загорелось рассветом. Начинался новый день.
  
  I
  
   Один вот уже несколько часов висел, прикованный к Древу Ужаса, неспособный пошевелить ничем, кроме шеи. Он вспомнил, как однажды попал в плен к йотунам, и те подвесили его за руки на высоком деревянном столбе, словно победное знамя. Он провисел три ночи на том столбе, медленно шевеля запястьями, пытаясь ослабить путы. Когда ему удалось, он упал вниз с высоты птичьего полета, приземлился на ноги и, не теряя ни секунды, голыми руками, онемевшими от заточения, поборол целый отряд стражников. В этот раз такого не случится. Его руки были привязаны крепко, веревки также туго держали его грудь, впиваясь в плоть. Он знал, что когда спустится с дерева, на его теле останутся следы, которые уже никогда не заживут. Они будут отличаться от других шрамов, потому что Один никогда не забудет, где получил крест на своей груди.
   Он попробовал подтянуться повыше, но копье под ребрами не дало ему пошевелиться. Оно слегка двигалось каждый раз, когда он пытался размять мышцы, делая круглую рану чуть больше. Он уже был когда-то пронзен Гунгниром, и знал, что лучше не двигаться с копьем внутри. То было во время схватки со старым великаном, держащим в своей голове часть памяти Имира. Один был уверен, что сможет побороть горбатого старика без проблем, но тот был гораздо сильнее, чем ожидал ас. Руки гиганта были толщиной со старые дубы, а его кожа покрыта скользким мхом и острыми камнями. Голыми руками он поверг Одина на землю, схватил копье и вонзил его так глубоко в бок аса, что половина Гунгнира застряла в каменистой почве сада. Ему повезло, что гигант был полуслепым - иначе он бы запросто убил царя богов.
   Гунгнир. Копье, выкованное в самом сердце мира, среди вечных огней, равных по своей ярости только пламени Муспельхейма. Один прекрасно помнил, откуда к нему пришло легендарное оружие. Локи, его советник и приемный сын, принес копье в подарок, украв его у прежнего владельца. Один был поражен невероятным подвигом молодого гиганта, когда тот, без единого шрама, принес жезл из черного металла к его трону. В тот день он признал Локи, как своего пятого сына. И с тех пор не один йотун погиб от острого конца Гунгнира.
   Локи... Один издал протяжный вздох, заставивший его сморщиться от боли. Он любил рыжего великана, как родного. Он нашел его среди развалин крепости йотунов, одинокого и потерянного - его настоящие родители погибли в той битве, защищая границы своего царства. Один сам убил его отца, хоть Локи того и не знал. Для него, его родители исчезли без вести и не принимали участия в войне. Вряд ли Один когда-нибудь наберется сил сказать ему правду. Ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Лучше оставить все, как есть.
   Локи был верным сыном, проказником, которого явно не хватало в компании настоящих сыновей Одина, прирожденных воинов. Его тело не обладало непоколебимой силой других, но было гибким и ловким, словно в его жилах текла кровь дикого кота. В его глазах блестело пламя, несвойственное для йотунов, на губах вечно играла широкая улыбка. Братья любили его, хоть и старались того не показывать. Всем в Асгарде нравились проделки Локи. Ушло немало времени, прежде чем другие члены консула асов приняли его за своего, но оно того стоило. Локи более чем доказал свою преданность высокому народу.
   И от этого будущее казалось только хуже.
   Пять лет назад, все еще путешествуя по девяти мирам в поисках памяти древнего чудовища, Один отправился на кладбища Мидгарда, где возродил старую вёльву - пророчицу, чьи глаза еще при жизни видели гораздо дальше простых людей и богов. После смерти ее душа исчезла в темноте, не попав в залы Хельхейма, страны мертвых. Одину пришлось обратиться к древней магии детей земли, цвергов, чтобы вернуть старуху к жизни. И, как он выяснил, смерть только расширила ее взор.
   Она рассказала Одину о будущем. Рассказала, как Локи - его Локи - проникнется ненавистью к своему брату и обманет слепого аса, чтобы его стрела пронзила грудь Бальдра. Она рассказала, как ярость и злоба в сердце йотуна продолжит расти и приведет его к еще большему злу. Один будет вынужден приковать Локи к скале в Муспельхейме. И, затем, в Сумерки Богов, он вернется, но уже не как любимый сын Одина, а как владыка огненной земли и глава по сей день спящих там чудовищ.
   Будущее. Каждый день Один сожалел об услышанном. То была единственная часть пророчества, о которой он не сказал другим асам. Им незачем знать о грядущем хаосе.
   Его разум снова обратился к последним словам Имира. Когда падет последний из первых, свет поднимется из тьмы, и все в нем утонет. Было ли и это пророчеством о будущем? Совершил ли он ошибку, идя войной на великана?
   - Вили. Ве, - прошептал Один, закрыв глаз и представив лица братьев. - Дайте мне сил. Прошу вас.
   Он поднял взгляд к кроне Древа Ужаса.
   - Ясень! - рявкнул ас, сотрясая своим голосом толстый ствол дерева. - Ответь мне! Напрасно ли погибли мои братья? Асгард, все, что я создал... стоило ли это того?!
   Ответом ему была лишь тишина. Чего он только ожидал? Один усмехнулся сам себе.
   - Вот это зрелище!
   Один резко поднял голову и, игнорируя боль в шее, огляделся. Голос был близок, но рядом никого не было.
   - Кто здесь?! - громко крикнул он.
   - Нечего орать, уши у меня большие, - ответил низкий голос. Он шел сверху. Один осмотрел ветви, ожидая увидеть владельца голоса, но там было пусто. Лишь белка сидела на ветке рядом с его плечом.
   - Где ты? - спросил Один. - Отзовись!
   Если бы Один не был привязан и пронзен копьем, он бы отшатнулся. Но в таком положении ему оставалось лишь открыть рот и смотреть на ответившую ему белку.
   - У тебя перед глазами, олух.
   На лице животного было кривое подобие усмешки, изуродованное шрамом-зигзагом, разрывающим часть правой щеки. Одину не понадобилось много времени, чтобы опомниться. Он и не такое успел повидать.
   - Кто ты? - спросил он. Белка хмыкнула и спустилась с ветки на его плечо.
   - Звать Рататоск, - ответил гость. Его длинные и неухоженные когти впились в кожу Одина, и тот удивился, что рука еще не потеряла чувствительность. - А ты кто таков?
   - Один, - выдохнул он. - Царь Асгарда.
   - Впервые слышу, - помахал головой Рататоск. - По мне так ты - сумасшедший старикан, которому в приступе маразма приспичило изощренно отбросить коньки, - он окинул взглядом копье. - Что за дела, вообще? В твоем Масгарде кладбищ, что ли, нет?
   Я что, сплю?
   - Асгард, - повторил Один. - Я не пытаюсь покончить с собой.
   - Тогда какого хрена?
   - Это дерево, - Один задумался, подбирая слова. Мрачная мысль закралась в его разум, заставив тело похолодеть. - Это Древо Ужаса?
   Рататоск засмеялся, полоснув его плечо когтями.
   - Оно самое, - наконец сказал он. - Кому только в голову пришло так его назвать? По мне так - старая деревяшка. Давно свое отжила, а подыхать никак не хочет.
   Один вздохнул с облегчением.
   - Я здесь, чтобы получить его знания и мудрость.
   Рататоск замолчал и посмотрел на него. Казалось, ушла целая вечность, прежде чем белка разразилась хохотом.
   - Ты? - выдавил он сквозь смех и слезы. - Его знания? И мудрость? Не смеши, деревяшки ради, помру же!
   - Что здесь смешного?
   Успокоившись, Рататоск вытер слезы хвостом и наклонился вперед.
   - Я тебе так скажу, старик. Ты, наверное, совсем из ума выжил. Получить знания? У дерева? Кто тебе такую чушь вообще подсказал? Это его надо палкой-то проткнуть!
   Один был в замешательстве.
   - О чем ты?
   - Это дерево, олух! ДЕ-РЕ-ВО! Что тут не ясно? Оно говорить-то даже не умеет, чем оно с тобой поделится?
   Один хотел было возразить, но закрыл рот, не найдя слов. Он опустил взгляд. Что это значит? Мимир обманул его? Он неправильно понял видение в колодце?
   - Меня направил сюда колодец мудрости, - неуверенно пробормотал он.
   - Ах, эта лужа, - понимающе кивнул Рататоск. - Вечно она так издевается. Показывает что-то, а что с этим делать - не объясняет. И поди догадайся, куда да что. Вон, был один паренек, ему и вовсе все задом наперед показала. Так он и сгорел. Печальная история, вообще так.
   - Но здесь должен быть хоть кто-то! - настаивал на своем Один. - Кто-то, кто ответит на мои вопросы...
   - Может, может. Поспрашивай.
   Ас посмотрел на Рататоска.
   - Кого?
   - А ты что, не видел? - усмехнулась белка. - Птаха, червяк, бабы - тут ж полно народа!
   Один был почти уверен, что спит. Или окончательно сошел с ума. Он повторил свой вопрос, в этот раз напрягая уши - вдруг он ослышался. Рататоск покачал головой, словно разговаривал с младенцем.
   - Где вы такие только беретесь? - с досадой в голосе спросил он свои лапы. - Вот возьми Орла, например. Он наверху сидит. Прям над твоей головой, вообще так. Ты глянь, глянь.
   Один поднял голову, но увидел только тяжелую крону ясеня. Он сощурил глаз, пытаясь вглядеться повнимательнее, но не смог увидеть даже намека на какую-либо птицу, не только на орла.
   - Или червяк, Нидхёгг звать. Он под тобой ползает, на земле.
   Ас посмотрел на подножие ясеня, где толстые корни едва виднелись под замерзшей землей. Ни единая травинка не шелохнулась. Мир был неподвижен.
   - А эти три ненормальные, - серьезно говорю, мурашки от них по шкуре - они там, за деревом сидят. У них у реки хижина стоит.
   Один напряг память, вернув ее к прошлому дню, когда они с Бальдром спустились к единственной реке на много дней пути вокруг. Только деревья бесконечного леса. Никаких домов или даже пещер. В недоумении, он снова посмотрел на белку, сияющую от гордости. Он шутил? Издевался над ним?
   Нет. Он говорил правду. Но что-то было не так.
   - Я... - Один почувствовал комок в горле. Он ощутил себя ребенком, непонимающим такого простого объяснения. Ему хотелось что-нибудь ударить, но веревки на руках не поддавались. - Я не вижу.
   Рататоск улыбнулся, обнажив острые клыки, не принадлежащие во рту белки.
   - Видишь, - ровным голосом сказал он. - Просто не понимаешь.
   - Не понимаю?
   Улыбка белки стала еще шире.
   - Ни до кого сразу не доходит. Повторю еще раз. Орел - прямо над тобой. Нидхёгг - прямо под тобой.
   Один долго молчал и смотрел на Рататоска. Он все еще не понимал. Над ним? Под ним? Что это значит, черт возьми?!
   Он снова посмотрел вверх, изо всех сил вглядываясь в крону. Обида и раздражение перемешались в его сердце, медленно превращаясь в злость. Если бы его руки были свободны, он бы задушил чертову белку и ее загадки. А потом убил бы Мимира. Утопил бы его в колодце мудрости. Будь они все прокляты. И Рататоск с его кривой улыбкой, и его невидимые дружки, и...
   Он понял.
   Его взгляд устремился сквозь крону, к небесам вдалеке. Он смотрел на бледное сияние в далеких глубинах серых туч. Над ним. Конечно.
   Его сердце забилось быстрее, и Один посмотрел вниз. Слишком резко опустил голову, и шея заныла, но это было не важно. Потому что он все понял.
   Почва и замерзшая трава казались черными в тени Древа Ужаса. Очень длинной тени. Под ним.
   - Вот и молодец, - кивнул Рататоск. Один повернулся к белке, но той уже нигде не было. Только его низкий голос остался звенеть в его голове. - Ты далеко от своих земель, царь Асгарда. Добро пожаловать на границу девяти миров. В наши земли.
   Один снова ощутил, как его сердце сжалось от страха. Старые шрамы и раны заныли и зачесались. Впервые за свою жизнь, он почувствовал всю тяжесть своей смертности.
  
  II
  
   Один хрустнул шеей, но от этого стало только хуже. Он уже перестал чувствовать пальцы рук, а плечи ныли без остановки, требуя свободы и движения. Его мускулистое тело оказалось его же главным врагом в этом походе - огромный вес тянул его вниз, и он знал, что рано или поздно мышцы могут попросту не выдержать и разорваться. Он то и дело немного менял свою позицию, стараясь не расшатывать копье, которое уже казалось ему новой конечностью - к лучшему или нет, он еще не решил.
   Он висел на дереве уже более суток, солнце успело сделать полный круг вокруг мира, пока он ждал какого-то чуда. Он не знал, что должно было произойти. Колодец направил его сюда, но ни волшебная вода, ни ее старый хранитель не сказали, чего именно он должен был ждать. Рататоск посоветовал спросить кого-то из местных жителей, но как мог Один говорить с ними? Он посмотрел вверх, где диск солнца - Орел - медленно пересекал небеса. Ужас, охвативший его на прошлый день, когда он впервые осознал, что именно имела ввиду говорящая белка, уже растворился и Одину ничего не оставалось, кроме как принять существование двух загадочных и с виду безразличных существ рядом с ним, как должное.
   Однако он должен был признать, что чувствовал себя куда более уязвимым теперь, ощущая бесчисленные глаза Орла, Нидхёгга и кто знает чего еще на своем стремительно немеющем теле. Ему казалось, что они смеются над ним. Он хотел крикнуть в глубину леса, прогнать их всех, но понимал, что это бесполезно. Угрозы беспомощного старика только больше обрадуют жителей леса.
   Один закрыл глаз и представил далекие стены Асгарда - своего дома. Царство, которое он собственными руками построил на пустом месте и превратил в самый могучий из девяти миров. Работа и гордость всей его жизни.
   Более пятидесяти лет назад, Один и его любимые братья, Вили и Ве, были последними членами одного из многочисленных племен асов - диких воинов, потомков древних гигантов, бродящих по оставленной их отцами и матерями ледяной пустоши, сражающихся между собой и приносящих друг друга в жертву бессмертному чудовищу, восседающему на высочайшей горе во всей Скандинавии. Их племя было уничтожено в очередной междоусобице, особенно кровавой и жестокой. Сами братья выжили только благодаря младшему из них, Ве, поднявшему бессознательные тела двух других и сбежавшему с поля боя. Долгое время они винили себя в трусости, но, позже, пришли к выводу, что иного выхода не было.
   В те дни они поклялись, что их побег и предательство перед лицом всего племени не будет напрасным. Поклялись сделать все возможное, чтобы изменить мир. Сделать его лучше.
   Один ясно помнил день, когда трое раненных, голодных и грязных асов сидели вокруг костра в темной пещере, осаждаемой бурей снега и молнии, и бросили в пламя пряди волос из тогда еще молодых бород, скрепив свое обещание друг другу. Обещание построить из воинствующих племен единый и непоколебимый народ асов.
   Годы они собирали таких же, как они - оставшихся без племени, без семьи, без цели - и вдыхали в них новую жизнь. Последние из своих, беженцы, преступники и изгои - все они пошли в новое племя потерянных детей Борра. Сперва они думали построить царство только для своих, надеясь, что остальные асы в конце концов присоединятся к ним, так же мечтая о мирной жизни. Та идея была обречена на провал. Но, после первых нескольких попыток, они поняли свои ошибки. И тогда братья и их новая семья обратили взгляд на настоящего врага всех асов. Того, кто обрек их на жизнь в пустыне и вечную борьбу за выживание.
   Имир Первородный. Титан, скрытый за занавесом темных туч постоянной бури.
   Войска асов - крошечные, но полные уверенности в своей правоте - начали подъем на великий пик, с которого эхом отдавался рев Имира. Никто из них не знал, чего ожидать. Все, кого выбирали на жертву великану, должны были в одиночку подняться на гору и назад они уже не возвращались. Все обреченные шли туда босыми и обнаженными. Только под предводительством Вили, прирожденного полководца, асы взяли с собой в поход кольчуги и секиры. Только под золотистыми знаменами племени Борра асы были готовы бороться против своей судьбы. Бороться за свою свободу. Ведомые яростью и волей, они пели песни из своего детства, из колыбельных и веселых ритмов превратившиеся в военные марши, последние остатки их давно ушедшего прошлого.
   Год они поднимались на вершину горы, где их уже ждал ледяной гигант. Асы ударили копьями о щиты и издали боевой клич, спустивший лавины со склонов. Чешуйчатое тело Имира двинулось, поворачиваясь к ним лицом - чудовищным, безбородым лицом зверя, сотней глаз окинувшего своих врагов. Его пасть раскрылась, показав бездну глотки древнего, и из ее темных недр вырвался рев, какого они никогда еще не слышали. То был оглушающий звук грома, рушащий скалы в пыль и подминающий под себя дикие вопли мужчин, казавшихся чудовищу кучкой жалких насекомых.
   Та битва была безнадежна - глупая игра в богов, попытка свергнуть то, что существовало задолго до их отцов и дедов. Один смотрел, как его соратники пали один за другим: кто-то был проглочен безжалостным зверем, кто-то превратился в ледяную статую самого себя, а кто-то слетел с горы, тщетно придерживая истекающую кровью рану от стальных когтей Имира. Даже сейчас Один помнил, как его переполняло отчаяние, как он лежал посреди снега, льда и крови, глядя на разорвавшую плоть и кожу кость его же ноги, и как он был готов закрыть глаза и ожидать гибели.
   Но еще яснее он помнил приглушенный ветром, но уверенно приближающийся звук песен. Помнил, как земля под ним сотрясалась не только от веса врага-гиганта, но и от далеких шагов мужчин, идущих на верную смерть - на смерть в бою за свое право умереть свободными. Он помнил, как на его глазах выступили слезы. То была не горстка изгоев, посягнувших на невозможное. То был легион единого племени - нет, единого народа асов, вдохновленных подвигом смертников и теперь готовых, если не победить, то пасть с честью, плюнув в лицо судьбе.
   Три недели. Войска асов нападали и отступали. Зализывали свои раны, пересчитывали умерших, ждали подкреплений снизу - и нападали снова. На каждую сотню тысяч воинов с пустошей приходилось пятьдесят тысяч мертвых и еще тридцать тысяч раненных, большинство которых не доживало до следующего натиска. Но асы не сдавались. Лекари старались днем и ночью, и каждые несколько часов воины, только что вскочившие с земли, уже снова кричали от ярости и размахивали мечами и топорами. Поле было усеяно замерзшими насмерть мужчинами - у них не было времени отнести тела назад в лагерь. Три недели они боролись против самого мира, против всего, во что когда-то верили.
   А потом, все закончилось.
   Шторм прекратился. Один стоял на коленях посреди тел своих друзей и соратников. Он осмотрел поле битвы в поисках выживших. Время от времени его взгляд останавливался на том или ином асе, лежащем в снегу без руки или ноги. Он не мог поверить своим ушам. Тишина на горе была оглушающей, давила на его голову. Стоны умирающих и раненных казались далекими и незначительными. Он долго не мог понять, что происходит, пока осознание правды не ударило его сильнее любого натиска Имира.
   Великан перестал рычать.
   Один поднялся на ноги и, спотыкаясь, прошел к месту, где лежало чудовище. Рядом с его белоснежной головой стоя замерзли двое асов, лица которых Один узнал бы из тысячи других. Он сам не заметил, как снова оказался на коленях, глядя на посиневшие, остекленевшие лица своих братьев. Попытался что-то сказать, но слова покинули его губы серией неразборчивых стонов. Он опустил взгляд на лицо Имира, и их глаза столкнулись в первый раз за долгую битву.
   Тогда он произнес свои последние слова. С улыбкой на лице, насмешкой в голосе. Вот он лежал, неспособный пошевелиться, мучитель асов и убийца его братьев, поверженный и разбитый. Лежал и смеялся над ним.
   Один никогда не забудет выражение его лица в то, последнее мгновение. В момент, когда секира Одина встретилась с толстой шеей великана и отрубила ему голову, Имир смотрел на него с победой в глазах.
   Один поднял голову своего врага и забросил ее на плечи. Напрягая каждый мускул в уставшем теле, он прошел по легко ломающимся под его ногами костям, не сводя глаз с едва заметного на склоне лагеря, где сотни старых лекарей и женщин заботились о тысячах воинов, жаждущих вернуться на поле. С пустыми глазами он прошел в сердце лагеря, не обращая внимания на затихающие вокруг голоса не верящих своим глазам асов. Поднялся на небольшое возвышение, с которого три брата не раз читали вдохновляющие речи для остальных, и бросил на землю свой трофей. Поставил ногу на каменную чешую и окинул взглядом ошеломленных солдат. Сделал глубокий вдох и, подняв голову к чистому, ярчайшему, самому голубому небу, какое он видел в своей жизни, закричал так, как никогда прежде. Десятки тысяч голосов - молодых и старых, мужских и женских - присоединились к нему в одном протяжном вое, знаменующем конец тирании Имира и начало власти асов.
   Начало нового мира.
   Прикованный к Древу Ужаса пятьдесят лет спустя, Один тяжело вздохнул. Во всех девяти мирах он слыл, как непобедимый воин, повергнувший первородное существо. И никто не знал, что в своей груди он всегда боялся, что это была его самая крупная ошибка. Как можно? Он не мог сказать жителям Асгарда, что величайшее событие в их истории было глупостью молодого и бестолкового мальчугана. Не мог сказать, что, возможно, все те жертвы - их семьи и друзья - ушли впустую.
   Поэтому он пришел сюда. Получить ответы, какими бы тяжелыми они ни были. Всю дорогу он не переставал убеждать себя, что сможет принять правду такой, какая она есть.
   Тем не менее, в глубине души, он знал, что если его сомнения окажутся правдой, он больше никогда не увидит стены родного королевства.
   Облака мыслей мгновенно рассеялись, когда его уши поймали отдаленный стук копыт. Около тысячи всадников. Если бы его ноги касались земли, он бы почувствовал вибрацию задолго до этого. Сейчас же конница была всего в паре часов пути от него.
   Один усмехнулся. Все еще мыслишь, как воин. Он ничего не мог поделать, кроме как ждать. Гость? Или проезжий? Этот лес стоял между девятью мирами и был нейтральной территорией, так что это могла быть охотничья партия какого-нибудь богача. Увидим.
   Когда всадники показались из-за деревьев, Один инстинктивно напряг мышцы, и тут же пожалел об этом. Привычки героя войны просто так не исчезают, даже когда ты подвешен за руки на дереве.
   На белых конях без глаз на гладких, рогатых мордах восседали крупные мужчины и женщины, без бород или усов. Их черные глаза блестели в слабых лучах солнца, - Орла, напомнил себе Один - пробивающихся сквозь листья деревьев. Каждый из них носил ледяную броню, усеянную шипами, и держал в руках копье из того же материала. Впереди всех, на особенно крупном скакуне, ехал сгорбившийся старик, с покрытой шрамами и трещинами каменной кожей. Его белоснежные волосы венчала ледяная корона, а с седла свисали черепа поверженных им царей.
   Король йотунов подъехал к Одину и окинул его презрительным взглядом.
   - Царь Асгарда, - он растянул слова, пробуя титул на вкус.
   - Трюм, - ровным голосом ответил Один. - Не могу сказать, что рад встрече.
   Йотун сплюнул.
   - Взаимно. Что ты задумал? Неужели герой девяти миров наконец-то выжил из ума?
   Ни один из его воинов не засмеялся. Один должен был признать, йотуны умели держать себя в руках.
   - Уверяю тебя, старый друг, я в своем уме, - сказал он. - А ты как меня нашел? Твои шпионы проследили за мной из Асгарда?
   - Не понимаю, о чем ты, - крякнул старый король. - Этот лес - нейтральная территория. Я приехал на охоту.
   Один окинул свиту Трюма оставшимся глазом.
   - Конечно, - сказал он. - Семь сотен секир - твоя обычная охотничья экипировка? Боишься, что орлы заклюют?
   Он был готов поклясться, что кто-то усмехнулся.
   - Хватит шуток, Трюм, - продолжал Один. - Что ты здесь делаешь?
   - Пришел задать тебе тот же вопрос, - сплюнул йотун. - Что ты задумал?
   Один осмотрел себя, задержав взгляд на Гунгнире. Не лучшая позиция для политических переговоров.
   - Хочу стать деревом, - ответил он, не теряя ритма.
   - Не шути со мной, ас! - рявкнул старик. - Я требую знать, что у тебя на уме!
   Один позволил себя улыбнуться. Сперва он хотел наклониться поближе к королю йотунов, но быстро передумал.
   - Это ты не шути со мной, ледышка с короной. Сам сказал, здесь - нейтральная территория. Что бы я здесь ни делал, я не обязан тебе ничего объяснять, - он сделал паузу. - Но так и быть, не плачь. Скажу тебе так - вот это, - он окинул взглядом дерево, - что бы это ни было, к тебе никакого отношения не имеет. Так что иди, охоться вволю, и прикрой голову. Кто знает, когда у орлов охотничий сезон.
   Какое-то время между ними стояла тишина. Два царя испепеляли друг друга глазами и ни один не обронил ни слова. Наконец, Трюм сплюнул и взмахнул рукой, скомандовав отступление. Всадники развернулись и поехали в обратную сторону, гремя кольчугами.
   - Смотри, - прошипел напоследок йотун, - как бы это, - он насмешливо окинул дерево взглядом, - не укусило тебя за задницу, ас.
   Один не ответил на его угрозы. Он даже не моргнул. С ровным лицом смотрел, как его заклятый враг обгоняет свою свиту и ведет их обратно к выходу из леса. Когда они исчезли из виду, он позволил себе вздохнуть. Он опустил взгляд на тень Древа Ужаса, не сдвинувшуюся ни на шаг со вчерашнего дня.
   - Скажи мне, - тихо спросил он тень, - я поступил глупо, да?
   Тишина. Но Один уже знал ответ. Он сглотнул и молча понадеялся, что годы тренировок и битв не прошли для Тора и Локи даром.
  
  III
  
   Прошлой ночью Один попытался заснуть. В какой-то мере ему удалось, но сейчас, окончательно проснувшись, он сильно пожалел о той затее. Он спал обрывками, то и дело просыпаясь на несколько минут, а сами сны были лишь чередой кошмаров, каждый хуже и ярче предыдущего. К его обычным видениям, уже давно ставшим неотъемлемой частью каждой ночи, присоединились новые, тревожные, заставляющие его просыпаться в поту. Он видел кровавые битвы, которым никогда не был свидетелем - битвы между людьми Скандинавии и неизвестными ему чудовищами.
   Один из этих снов особенно выделялся, в то время как остальные постепенно растворились в утреннем тумане головной боли. В нем он парил высоко над холодным морем, превратившимся во второе небо со звездами и неестественно большим диском луны. По воде беззвучно скользил флот дракаров, но Один не мог понять, к какому народу они принадлежали. На их носах были не драконы Мидгарда и не бородатые лица, венчающие корабли асов. То были оскалившиеся лица существ, точные черты которых уже начали ускользать в забвение его памяти. Покрытые чешуей волчьи мордой, украшенные тремя рогами и четырьмя узкими глазами каждый, пасти усеянные тремя рядами могучих клыков. Один не знал, что это были за твари, но было не сложно представить страх, который они вселяли во врагов владельцев флота.
   В скором времени, ему удалось поближе разглядеть команду ведущего корабля. Мужчины на борту были похожи на людей или асов, но были на десяток голов выше даже самого Одина, и кожа их была словно высечена из горящих скал Свартальфхейма. Черные, как смола, волосы развевались на ветру. Один был поражен, увидев, что у столь славных воинов не было бород. Лишь некоторые носили густые черные усы. Пустая трата красивых лиц, подумал он во сне.
   На носу корабля стоял командир. Широкоплечий и старый, его волосы, туго завязанные в пучок на затылке, уже были подернуты сединой. Его глаза - такие же черные - высматривали что-то вдали, не смея моргнуть. Только увидев его, Один понял, что воины носили очень легкую броню. На них были одежды из ткани, акцентирующие широкие и прямые плечи. Штаны были свободными, не стесняющими движений. На поясе висели по два клинка, да еще один за спиной. В руках же, запрокинув на плечо, воины держали нечто наподобие копий, оканчивающихся лезвиями топоров. Один никогда не видел такого оружия, но был впечатлен изобретательностью боевого посоха. Не просыпаясь, он отметил, что должен внести этот предмет в вооружение своих людей.
   Во сне нет времени, поэтому Один не знал, сколько ждали солдаты неизвестного царства, не двигаясь, не мигая, ровным строем, ожидая команды своего капитана. Тот продолжал вглядываться вдаль, внимательным глазом изучая гладкую поверхность моря. В мире царила мертвая тишина.
   Наконец, что-то заставило командира поднять руку. Воины насторожились, и покрепче схватили свои копья-топоры. Один сам напряг глаз, вглядываясь в ту же сторону, куда смотрел лидер войск, но ничего не видел.
   Когда он понял, что происходит, было уже слишком поздно.
   Море разверзлось, словно пасть мира, и гигантские волны поднялись, нарушив спокойную идиллию ночи. Медленно, нехотя, словно не успев толком проснуться от долгого сна, из воронки в самом сердце моря поднималось нечто огромное, своими размерами способное превратить Исландию в крошечную точку на лице океана. Один сглотнул, почувствовав, как сам Йормунганд на дне морей дернулся в беспокойствии, ведь чудовище перед ним было родом не из Скандинавии.
   Нет. Оно было не из этого мира.
   Капитан корабля крикнул что-то на неизвестном Одину языке, и солдаты ответили ему такими же хриплыми голосами. Каждый корабль вокруг отозвался на зов. Воины подняли свои орудия, с нижних палуб раздался звук бегающих инженеров, готовящих пушки к бою. Чудовище показалось над волнами - на нем не было ни единой чешуйки. Только покрытая блестящей в лунном свете слизью серая шкура. Длинная морда оскалилась, обнажив сотни тысяч зубов - не клыков, а именно зубов, таких земных, таких человеческих, что у Одина пошли мурашки по коже. Туловище великана было покрыто какими-то узорами, и Одину пришлось снова поднапрячь усиленное сновидением зрение, чтобы разглядеть их.
   Он быстро пожалел об этом.
   Бледное тело монстра было испещрено движущимися силуэтами еще живых людей и богов. Нет, не живых. Что бы то ни было, жизнью это уже не назовешь. Он видел, как их лица, скрытые тонким слоем кожи, широко раскрывали рты в тщетной попытке закричать, видел, как они отчаянно пытались ухватиться хоть за что-то, как толкались и продавливали друг друга глубже в плоть гиганта. Единственный глаз морского чудовища столкнулся с единственным глазом не принадлежащего в этом месте аса, и Один увидел в нем усмешку. Это был не зверь. Оно знало, что делало.
   Битва длилась недолго. Одину немало пришлось увидеть проигрышей в своей жизни. Черт возьми, не раз он и сам ковылял с поля битвы, придерживая раны, смертельные для любого другого воина. Но никогда еще он не видел подобной ярости в бою.
   Пушки громыхали без остановки. Воины спрыгнули с кораблей и, не утопая, по воде бежали к плотно застрявшему в черном море монстру. Они сражались до последнего, напоминая Одину о трех неделях его войны с Имиром. Но все это было тщетно. Пять хвостов-хлыстов, показавшихся из-под воды, разрывали их в клочья и пронзали насквозь. Вода быстро окрасилась в цвет крови, волны бросали органы и тела павших в стороны. Некоторые из них даже доставали обратно до кораблей, с которых они спустились всего несколько минут назад. Сами суда вскоре были смяты появившимися из ниоткуда тяжелыми конечностями зверя.
   Во сне нет времени, и Один не знал, сколько длилась борьба. Но когда она закончилась, он парил над красным морем, и никого, кроме демона из глубин, в живых не осталось. Великан окинул разрушение вокруг своим глазом и, довольный, издал громкий рев, в котором нашли свободу стоны мучения и отчаяния всех его жертв, теперь навечно заточенных под испещренной голубыми, пульсирующими венами кожей.
   Один был рад проснуться. Боль реальности избавила его от воспоминаний о кошмарах, несущих в далекие миры, только чтобы показать очередную битву с подобным титаном. Теперь он мог подумать о чем-то настоящем, хоть и ничуть не более приятном.
   Руки и ноги окончательно потеряли чувствительность. Каждое движение шеи доставляло ему огромную боль, но он смог разглядеть свои конечности, бледные, как снег. Он не хотел представлять, что будет дальше. Он попытался подвигать пальцами руки, и ему едва удалось. Он сглотнул, но горло успело начисто пересохнуть, и в глотке зародился приступ кашля. Один всеми силами пытался его сдержать, но не смог, и острая боль протолкнула копье чуть глубже в грудь и оставила Одина судорожно глотать воздух. Он снова пожалел, что для него не было богов. Он бы с радостью помолился за полную воды шкуру.
   - А ты все висишь? - произнес низкий голос с его онемевшего плеча.
   Один осторожно повернул голову, пытаясь как можно меньше напрягать шею. Рататоск сидел на нем и грыз орех, как ни в чем не бывало. Один отметил струйку крови из свежей царапины от когтей белки, но быстро понял, что ему все равно.
   - Выглядишь-то ты так себе, - продолжала белка, окидывая аса взглядом. - Не хочешь сдаться?
   Язык Одина едва мог шевелиться, и он не стал с ним бороться, издав слабый стон в ответ.
   - Упрямый старикан, - покачал головой Рататоск. - Сколько ты еще собираешься здесь висеть?
   Снова стон. Он не знал.
   - А если помрешь тут? То что?
   То боль наконец-то закончится, про себя сказал Один. Вслух он не смог издать ни звука.
   - А я ведь видел, как вы приехали. У тебя ж дети есть, не? Да и жена, небось. Просто так их бросишь?
   Ему очень хотелось отвязать веревки на руках. Тогда он смог бы раздавить болтливую шкуру.
   - Не понимаю я вас, смертных, - Рататоск выбросил недоеденный орех. Один проследил за ним взглядом и впервые понял, насколько он голоден. - Всего одна жизнь, а ты тут сидишь и тратишь ее попросту. Тем более такой старый! Лучше б среди своих остался.
   Губы Одина двинулись. Рататоск наклонился поближе.
   - Чего-чего сказал? - переспросил он.
   - заткнись... - слабым голосом повторил ас.
   Белка задалась хохотом. В порыве смеха он полоснул Одина когтями, но тот ничего не почувствовал. Успокоившись, он перевел дыхание и сказал:
   - Ну ты даешь, седая башка! Знаешь, виси дальше. А то скучно мне здесь. Ты хоть знаешь, чем я целыми днями занимаюсь? - не дождавшись ответа, он продолжил. - Орел и Нидхёгг терпеть друг друга не могут. Будь их воля, они б уже давно поубивались. Но нет, так что приходится мне их ругательства туда-сюда таскать. Я тебе так скажу, за миллионы лет можно такие шедевры придумать! Вот, например...
   Рататоск издал какой-то звук, похожий на помесь рыка и треска насекомого. Сделав паузу, он усмехнулся.
   - Ах, да, точно! Твои уши такое не поймут. Извини, забылся! Забыл, что ты - смертный!
   Он ударил когтями по уху Одина. Тот поморщился. Кровь тонкой струей стекла по его шее.
   - Я тебе так скажу, козявка, - продолжал свою речь Рататоск. - Не на то дерево ты позарился. Лучше б повесился на каком-нибудь дубе у себя во дворике. Эта деревяшка не для того была посажена, чтоб старые придурки на ней помирали. Кто потом твою тушу стаскивать-то будет? Думаешь, олени ее съедят? Сдался ты им! А я тебя точно...
   Он замолчал. Один был поражен такой внезапной переменой обстановки. Он медленно поднял взгляд на Рататоска.
   Тот смотрел куда-то вдаль, его уши были настороже. Что-то в нем было не так. Вскоре, он понял, что именно.
   Белка умело это скрывала, но дрожь страха все же показывалась на его туго натянутых мышцах.
   - Знаешь, - сказал он, наконец. Его голос был тихим, в нем больше не было прежней насмешки. Только глубокая задумчивость и сомнение. - Я, пожалуй, пойду. Что-то холодно здесь стало.
   Холодно? Один не знал. Его тело стало единым с деревом, и он больше не чувствовал ни холода, ни жара. Рататоск кивнул своим мыслям и взбежал вверх по стволу Древа Ужаса.
   Один попытался сконцентрировать свои мысли. Он пытался понять, что произошло, хотя его разум то и дело норовил соскользнуть в темноту. Что так напугало Рататоска? Если бы он мог, Один бы огляделся вокруг в поисках источника этого страха, но он знал, что ничего не увидит. К тому же, он больше не мог держать голову на весу. Боль в шее становилась невыносимой. Наконец, он расслабился и опустил голову. Его веко закрыло уставший глаз, но он не давал себе заснуть. Он не хотел возвращаться в те видения.
   Его челюсть задрожала. Почему вдруг стало так холодно? Он попытался поднять голову, но тщетно.
   Из темноты деревьев, на царя асов смотрела пара зеленых глаз.
  
  IV
  
   Даже когда он был в сознании, он не мог пошевелить головой. Его тело казалось частью Древа Ужаса, настолько далеким оно было. Но окутавший лес холод нашел способ пробиться даже через плотную оболочку, не дающую Одину почувствовать самого себя. Он был готов поклясться, что дрожал, но уже ни в чем не был уверен. Его глаз то и дело закрывался, а когда он поднимал веко, солнце уже обошло изрядную часть неба. Он не видел сияющего диска, а тень дерева была неподвижна, но внутри он знал, что так и было.
   А еще он знал, что прошло три дня, хотя не было ни единой ночи. Солнце описывало круги над его головой. Орел смеялся над ним, выжидал. Когда у орлов сезон охоты? Он не мог вспомнить.
   Однажды, когда он снова открыл глаз, вес собственных мышц внезапно пропал, но появилось что-то новое. Тяжесть в его груди. Гунгнир? Нет, что-то тяжелее. Он повернул голову и единственным глазом увидел только тьму, окружающую его и великое древо, сияющее в пустоте корой первородного железа.
   Когда он очнулся, на его спине был ожог, а от тела исходил пар, словно его вырвали из пламени Муспельхейма и бросили в снега родного Асгарда. Но он этого не знал. Он хотел пить. Хоть что-нибудь. Самая зловонная вода показалась бы ему блаженством. В его голове всплыли яркие, искаженные болью и холодом воспоминания о далеких временах, когда он несколько дней пролежал в заваленной пещере, окруженный окоченевшими телами йотунов, и был вынужден пить грязную, полную белой пыли воду. Сейчас он бы все отдал за один глоток той жижи.
   Во сне нет времени. Он снова это понял, когда за закрытым веком увидел устремляющиеся в глубины вечной тьмы ветви, листьями которым служили бледные облака. Один бился и кричал, не в силах больше смотреть на шкуру великана, пытался вырвать из груди копье, но то исчезло, и теперь его держала лишь неведомая сила, вертящая его кости и расправляющая его мышцы и давящая на его шрамы и ласкающая его мозг.
   Во сне нет времени. А есть ли оно здесь? Сколько часов прошло? Ему было холодно, как никогда. Когда-то, в прошлой жизни, царь асов пролежал без сознания в снегах и льдах Нифльхейма, без одежды, без оружия. Он проснулся с посиневшей кожей и едва мог ходить. Но ему никогда не было так холодно, как сейчас.
   Глаза? Ему показалось, он увидел зеленые глаза, мерцающие среди деревьев. Показалось? Или они правда там были? Кто следит за ним? Очередной дружок чертовой белки, решил он и попытался яростно сплюнуть в сторону невидимого гостя. Но его глотка была суха, как бескрайние пустыни, которые он никогда не видел и не знал о них, хоть в его голове и держалась назойливая картина желтых, движущихся, как змеи, гор, над которыми возвышался диск солнца - Орла. Нет, это был другой орел, другое солнце. Оно было гораздо больше. Старше.
   У дерева было три корня, но они не были похожи на корни тех деревьев, к которым привык Один. Он не мог понять, что именно в них было не так, но смотреть на эти корни было больно для его глаза. На железе старше всей Скандинавии выступил пот. Один облизнул губы. Жидкость. Прохладная, живительная жидкость. Нет, это был не пот. Он проследил глазом за одним из корней, и тот шел вниз, в небеса, где вокруг быстрой реки, пересекающей звездное небо, лихорадочно танцевали три бесформенные тени женщин. У них были имена, но ас не мог их вспомнить. Немудрено, ведь во сне нет времени.
   Его пальцы дернулись и сжались в кулак. Первое движение за четыре дня. И он не знал, почему. Отдал ли он такой приказ? Он видел, как его верные солдаты бежали в панике, игнорируя его отчаянные приказы и возгласы, пока титан-волк поднимался из своей берлоги, где его тысячелетиями сдерживали выкованные Одином цепи. Тысячелетиями? Разве мог кто-то так долго жить? Глупый вопрос. Он висел на дереве, посаженном много миллионов лет назад.
   Было ли оно посажено? Во сне он провел рукой по стальной коже недвижимого гиганта. Под корой пульсировала сила за пределами живого и мертвого, за пределами девяти миров Скандинавии. Он стоял здесь с зари времен, но сейчас он гнил.
   Когда падет последний из первых, свет поднимется из тьмы, и все в нем утонет.
   Второй корень был покрыт снегом и льдом и бежал далеко в темноту, где, укутанный туманом, покоился родник, из вод которого начинались все реки мира. В нем что-то двигалось, медленно, лениво. Один пригляделся и распознал фигуры зверей. Длинные, безногие тела, покрытые самоцветной чешуей, скользили на дне родника, то и дело хватаясь клыками за железный корень. Их было много - сотни тысяч. Но среди них был один, самый большой.
   Один прищурил глаз и увидел, что это был не змей. У существа не было чешуи, только черная, гладкая кожа, из которой тут и там торчали каменные кости, пробившие толстую плоть за долгие годы его жизни. Существо было медленным и старым, но его зубы по-прежнему сверкали. Червь поднял голову и впился клыками в корень могучего древа, и то закричало от боли, а с ним закричал и подвешенный на его стволе пленник.
   Сколько раз он просыпался и засыпал за это время? За какое время? В этот раз его разбудил собственный крик. Он опустил взгляд на копье. Из раны текла кровь, обильно заливающая сухую траву под его обмякшими ногами. Крик расшатал оружие, рана стала еще больше. Сколько он еще выдержит? Один почувствовал влагу на щеках. Он хотел слизать ее, но у него не хватило сил.
   Третий корень уходил к колодцу, выкопанному в незапамятные времена в пещере, куда обычным людям вход воспрещен. Над колодцем сидел, оперевшись на посох, старый великан. Когда Один видел его в последний раз, мудрец скакал по пещере и веселился. Сейчас же он смотрел в стену и на его покрытом мхом лице проявились морщины веков. Его глаза потускнели от боли и воспоминаний. Он напоминал Одину его самого, когда ас оставался наедине со своими мыслями. Не раз он тоже сидел так, глядя в никуда, переживая снова и снова старые дни, сжимая в руках кинжал, направленный острием на свою же шею.
   Он был уверен, что зеленые глаза все еще смотрели на него. Их владелец чего-то ждал. Как же холодно. Один вспомнил бурю на горе Имира. Было ли ему так же холодно в те дни? Возможно. Он не мог вспомнить.
   Когда война с великаном закончилась, и асы спустились с горы, распевая победные песни, Один вернулся за телами своих братьев. Он отнес их в пещеру, где они когда-то связали друг друга узами клятвы, и завалил вход камнями. Ту пещеру он назвал в честь младшего брата, Ве. В какой-то момент, имя стало важнее символа, и каждый храм в Асгарде и Мидгарде получил это название. Один не противился ходу событий. Лишь ему одному было известно, где стоял первый храм. Каждый год он спускался к пещере и говорил с братьями. Он надеялся, что когда - если - он вернется, больше ему не придется навещать родных. Надеялся, что они смогут спать спокойно.
   В облачной кроне размахивал крыльями орел. Его тело было набито ржавыми механизмами и шестеренками, из огромных, круглых глаз вырывались лучи ослепительного света. В груди гремящей железными суставами птицы горело пламя, держащее его живым. Воздух из нескольких труб дул на факел, чтобы огонь не вышел из-под контроля и не испепелил механического орла. Он не был здесь всегда. Его корпус был построен древним существом, которое и сейчас бродило по девяти мирам, хоть его и принимали за старого цверга. В каком-то смысле, они были правы. Существо было одним из пяти легендарных безликих архитекторов, построивших залы Свартальфхейма. Он один остался жив, и теперь он один держит Скандинавию в равновесии. Один никогда не видел это существо, но понимал его тяжбы - ему самому много раз приходилось прикидываться бродягой, чтобы добиться своего.
   На земле вокруг дерева лежали три тени без тел. Они смотрели на старика, готового покончить с жизнью ради ответов. Между ними пробежал шепот - все три говорили одним голосом. Они спорили недолго и сделали выбор. Но сперва, им нужно было разрешение. Тени бесшумно скользнули в сторону реки, где, несколько дней назад, Один омыл свое тело, очистив его от грязи внешнего мира.
   Орел не был единственным существом, сидевшим среди ветвей железного древа. По тонким веревкам между ветками бродил туда-сюда четырехглавый олень с рогами, охваченными синим пламенем. За много дней пути от оленя исходил запах мертвых тел, а его дыхание уничтожило было любую жизнь вокруг, если бы она могла существовать в темноте бездны. Четыре головы оленя смотрели в разные стороны, выглядывая любое нарушение в совершенной тишине пространства вокруг. Иногда, одна из голов раскрывала пасть размером с Вальхаллу и вгрызалась в ветвь дерева, оставляя глубокий след, из которого брызгала белая жидкость без вкуса и запаха. Один не понимал, почему, но знал, что так было всегда и так должно продолжаться.
   Иначе свет поднимется из темноты, и тогда уже ничто не спасется.
   Владелец зеленых глаз устроился поудобнее. Холодный лес на краю света не был его территорией, но старый друг попросил его проследить за загадочным стариком. Возможно, ему придется работать и здесь. Когда-нибудь он точно припомнит это своему другу. А пока он лег и положил голову на лапы. Становилось интересно.
   Много существ окружают железное Древо Ужаса. Но в них не было жизни. Один чувствовал это всем телом. Лишь его сердце билось в бесконечной тьме, где все живое было создано руками древних для какой-то непостижимой ему цели.
   Эта тьма. Она стояла между всеми девятью мирами, глубоко под и высоко над Скандинавской землей. И Древо Ужаса соединяло их своими ветвями и корнями. И никто из девяти царей не знал об этом тайном месте. Месте, откуда все началось. Месте, где родился великан Имир.
   - Гиннунгагап, - одними губами прошептал Один.
   Владелец зеленых глаз слегка улыбнулся. В хижине на берегу реки, три женщины получили ответ от своего повелителя.
   - Он сказал...
   - ...можно...
   - ...начинать.
   Три тени бесшумно засмеялись. Лес вокруг замолчал в предвкушении.
  
  V
  
   Старик отчаянно боролся с собственным разумом, чтобы вырваться из темноты бессознания и ухватиться за ускользающую из его рук жизнь. Много раз он спускался в освещенные тусклыми свечами залы Хельхейма, где мертвые бродят в поисках врат из кости, что выведут их на волю в новом теле. Но сейчас он впервые задумался - что же ждет его? Пройдет ли он через эти врата и останется пустой тенью некогда великого аса, так же слепо бродящей по чернокаменным дворцам? Или он попадет в другое место? Перед его глазами промелькнули зеленые реки, протекающие в земле без солнца. Мужчина вздрогнул от этой мысли.
   Он поднял веко и посмотрел на себя. Его тело исчезло, хоть он и видел его сквозь выступившие на единственном глазу слезы. Мир вокруг дрожал и плыл, не желая принимать твердую форму, не желая показывать себя пленнику. Боль тоже ушла. Единственным чувством, все еще напоминающим ему, что он жив, была горячая сухость в горле. Он попытался поднять язык и смазать рот слюной, но тот был слишком тяжел. Наконец, старик сдался и снова закрыл глаз. Может, подумал он, так будет лучше.
   Кто-то позвал его по имени. Он решил, что ему показалось. Но голос повторил свой зов, и Один заставил себя снова открыть глаз. Перед ним была женщина, старая и дряхлая, ее глаза были завязаны грязной тряпкой. Старуха стояла прямо, на ее плечи был накинут черный плащ из мягкой ткани, какой он еще никогда не видел. Ему показалось, что ткань движется. Нет. Это тело под ней постоянно меняло форму. Один посмотрел на лицо существа, которое сперва принял за женщину.
   Она улыбалась беззубым ртом. Ее черный язык пробежал по сморщившимся губам. Из-под плаща медленно появилась пара длинных, костлявых рук, сжимавших в бледных пальцах толстую кожаную флягу, все еще блестевшую от воды. Один почувствовал огонь в горле, как никогда прежде. Он попытался что-то сказать, но ни единый звук не сорвался с его посиневших губ.
   Старуха засмеялась. Звук был острым и сухим. Один слышал больше жизни в голосах мертвецов. Она открыла флягу и медленно поднесла ее к губам аса. Ледяная, но такая вкусная жидкость наполнила его рот, пролилась по глотке, утоляя жажду нескольких дней. На секунду он даже потерял сознание, не в силах осознать свое счастье. Вода. Живительная вода! Ему даже показалось, что он сможет вернуться домой.
   Он пил целую вечность, пока старуха не отобрала от него опустевший сосуд. Он прокашлялся и мысленно заставил себя наслаждаться каждой секундой, что вода стекала вниз в его живот. Несколько капель остались висеть на подбородке, и он жадно слизнул их.
   - Благодарю, - слабо и хрипло произнес Один, глядя на свою спасительницу. Та лишь тихо посмеялась и бесшумно ушла из его поля зрения.
   Один смог вдохнуть полную грудь воздуха, впервые за такое долгое время. Вода оживила его внутри, но тела он по-прежнему не чувствовал. Попытался двинуть пальцами, да безуспешно. Он задумался о том, как ему высвободиться после всего этого... чем бы это ни было. Через пару минут он решил, что подумает позже. Он даже не знал, чего ждал и сколько еще оставалось ждать. Он заставил шею двигаться и огляделся вокруг.
   Сколько времени прошло? В этом лесу не наступала ночь, но он знал, что уже несколько дней успели минуть, пока он висел на Древе Ужаса. Он попытался вспомнить свои видения, но те ускользали и расплывались. Они останутся в его снах.
   Боль вернулась. Это был хороший знак. Это значит, что Один еще жив и у него есть шанс. Он закрыл глаз и начал наслаждаться болью, голосом жизни.
   Что-то было не так. Эта боль была другой. Не далекое и натянутое нытье уставших мышц. Не острый и резкий крик копья. Один открыл глаз.
   В его животе бушевало пламя, жаждущее вырваться наружу. Вода. Та старуха дала ему яд! Теперь...
   Он не успел закончить мысль, как его желудок взорвался, выплескивая воду на волю. Мгновенно все кости и мышцы вернулись к жизни, наполненные горячей болью. Копье сдвинулось, и кровь фонтаном вырвалась из раны. Одновременно с ней из его рта вышел поток отравленной жидкости. Молочно-белая, без запаха и без вкуса. Она всегда была такой?
   Один не знал, сколько его рвало. Вскоре, он увидел, как вместе с густой жижей из его рта показалась горстка крошечных, таких же белых червей. Он побледнел, глядя на этих существ. Откуда они в нем? Что это? Что здесь происходит?!
   После очередного порыва, он не выдержал и потерял сознание. Когда он очнулся, ни дерева, ни леса больше не было.
   Он стоял на краю бездны, бесконечной тьмы, ведущей в неведомые ему места. Перед глазами снова промелькнули зеленые реки, но образ исчез так же быстро, как и в прошлый раз. Один был не один. Он повернул голову, на что ушли годы, и увидел окружающих обрыв могучих женщин. Их было девять, и каждая возвышалась, словно статуя, вырезанная из самого прочного дерева во всей Скандинавии. Их лица были скрыты за раскрашенными узорами масками, головы были лысыми и венчались крупными рогами. Женщины стояли неподвижно, скрестив четыре пары рук на груди, и смотрели вниз, в мрак Гиннунгагапа.
   Здесь когда-то было море, понял Один. Море, в котором обитал непобедимый зверь, чудовище, рожденное задолго до народов Скандинавии. И когда он пал, весь мир сотрясся, и пропасть разверзлась на месте, где воды коснулась его голова.
   - Что нам делать? - спросила одна из женщин. Ее голос шел отовсюду, от самой земли, вибрацией сдвигая камни и сотрясая небеса. На ее маске было лицо волка.
   - У нас нет выбора, - медленно покачала головой другая, с оскалом медведя.
   Другие женщины тяжело вздохнули. Один знал, что в этот момент, где-то вдалеке начался шторм.
   - Мужчина, - стоящая рядом великанша посмотрела на него. Один почувствовал себя младенцем, провинившимся перед матерью. - Ты должен спуститься вниз.
   У него не было слов. Он пытался сказать хоть что-то, но смог лишь открыть рот и стоять неподвижно.
   - Возьми, - продолжала женщина из дерева, протягивая ему одну из своих огромных рук. В ней лежала железная сфера, гладкая и идеальная. Один дрожащими руками коснулся подарка. Тот был горячий на ощупь.
   - Отнеси семя на дно пропасти, - сказала другая. - Посади его в той почве. Только это дерево может нас оберечь.
   Один сглотнул, пытаясь унять дрожь в ногах. Он посмотрел вниз, во тьму. Оберечь от чего? Он не посмел задать этот вопрос.
   Все это уже когда-то произошло. Он был чужим в этих местах, но у него не было выбора. Он стоял на земле древних, живущих посреди океана еще до рождения его страны. И теперь он должен был стать тем, кто породит свою страну.
   Не смея возразить гигантам, Один шагнул на каменную ступень, ведущую в глубины мировой пасти. Шаг за шагом, он спускался глубже и глубже, туда, куда не доходят лучи Орлиных крыльев, куда не распространяется власть Йормунганда и где нет место ничему, рожденному от этого мира. Над ним, великанши медленно разошлись по девяти концам света. Ему казалось, он знал их имена, но не мог вспомнить.
   Тьма окружила его, и он был готов поклясться, что чувствует ее прикосновение на покрывшейся мурашками коже. Он задумался, видение ли это? Занял ли он чужое место в этом времени, или сам отправился в далекое прошлое, чтобы помочь древним? Его босые ноги ступали по лестнице, каждая ступень которой была покрыта невидимыми во мраке символами. Он остановился и провел стопой по прямым линиям, но знак был ему неизвестен.
   Спускаясь по спирали, он и не заметил, как темнота сгустилась, заслонив собой небеса вдалеке. Он не видел, куда шел, но глубоко внутри знал, что это была идеальная спираль, ведущая туда, где нет ничего святого. Он дотронулся до стены ямы и тут же отдернул руку. Она была мягкая.
   Один не заметил, когда появились голоса. Но вскоре шепот окружил его, говоря на неизвестном ему языке. Чья-то рука скользнула по его плечу. Она была горячая, длинные пальцы оканчивались острыми когтями. Смех прозвенел в его ушах. Тысячи глаз уставились на чужеземца, осмелившегося нарушить границы их царства.
   Ноги Одина ступили на мягкую землю. Лестница закончилась, и он стоял на почве, такой же черной, как и все вокруг. Он мог бросить стальной шар прямо здесь и побежать обратно. Но он сглотнул и заставил себя идти дальше. В центр всего. Где блистала крошечная павшая звезда, застрявшая в земле. Ему не хотелось приближаться к ней, но он должен был. Иначе быть не могло.
   Прошлое невозможно изменить.
   Звезда была единственным источником света, но ее лучи не могли пронзить плотную мантию тьмы вокруг. Она плотно застряла в почве, и Один сразу понял, что должен был делать. Отложив семя в сторону, он потер руки и как можно крепче ухватился за звезду. Изо всех сил он потянул за нее, разрывая дыру в земле, пока светящийся камень не выскочил, разбрасывая клочки почвы вокруг. Переведя дух, Один поднял семя и осторожно положил его в яму. Забросал его землей. Разгладил горку. Все было готово.
   Он поднялся на ноги, глядя на проделанную работу. На его губах появилась искренняя улыбка. Через много тысяч лет, царь асов вернется сюда и пронзит себя копьем, в поисках ответов. Дерево обязано ему ответить. Оно перед ним в долгу.
   Быстрым шагом он начал подниматься по лестнице-спирали, не обращая внимания на смеющиеся голоса невидимых существ вокруг. Он уже мог видеть далекий свет неба, когда что-то заставило его остановиться и бросить взгляд обратно во тьму. Его единственный глаз остекленел и расширился. Его челюсть упала вниз и он попытался закричать, но ничего не вышло.
   Во тьме что-то двигалось. Что-то огромное. Что-то, что в его глазах предстало размытым и неясным, ведь его мозг отказывался принять существование подобного в этом мире. И не зря. Это существо было далеко не из этого мира.
   Это дерево - единственное, что может нас оберечь. Теперь он понял, от чего.
   Существо извивалось, словно змея. Его тело, обрекающее все вокруг на судьбу вечной тишины и чего-то хуже смерти, двинулось вверх, спиралью взлетая по лестнице. Шепчущие тени замолкли и разошлись, уступая дорогу своему хозяину.
   Наконец, Один пришел в себя. Он закричал и бросился вверх, отчаянно надеясь, что еще мог обогнать чудовище. Но он знал, что надежды были тщетны. Его запах разбудил зверя из иного мира, и теперь ничто не могло его спасти. Ему конец, а вслед за ним в тишину погрузится и вся Скандинавия. А затем и все остальное. Из его глаза потекли слезы. Что он наделал?
   Глаз Одина открылся резко, и лучи бледного солнца ослепили его. Когда он пришел в себя, то увидел, что снова был в лесу и висел на дереве. На дереве, которое он же и посадил.
   Он огляделся и попытался вспомнить, что произошло. Он помнил старуху, давшую ему ядовитую воду. Но под ним не было никакой рвоты и никаких червей, а горло было мягким и влажным, живым. Он мог дышать. Не теряя ни секунды, Один воспользовался этой возможностью и начал жадно глотать воздух. Образ живой тьмы, летевшей за ним из бездны, уже растаял и исчез в далеких уголках его разума, и он никогда больше не вспомнит об этой части своего видения.
  
  VI
  
   Когда пришла вторая старуха, Один сперва отказался от предложенного ей дара. Женщина выглядела точно так же, как и первая его гостья, и он даже сперва решил, что одна и та же ведьма нашла удовольствие в его мучениях. Но у этой не было повязки на глазах, и на ее лице не было никакой улыбки. Пустые глазницы, то и дело выплевывающие слезы густой черной смолы, запах которой беспощадно бил в нос Одина, смотрели на него, не отрываясь. Если бы у нее были глазные яблоки, она бы разглядывала его с неподдельным интересом. Уголки ее губ, словно в ответ на ехидную усмешку сестры, были опущены, и морщины на лице цвета пепла исказились, отражая некую вселенскую печаль под неподвижной маской дряхлой кожи. В ее руках, таких же длинных и тонких, не принадлежащих постоянно меняющемуся телу под плащом, дрожал спелый, оранжевый фрукт. Дар словно светился на фоне серого леса, уже давно ставшего вторым домом для старого аса.
   Старуха не принимала "нет" за ответ. Она стояла, не двигаясь, протянув ему свой подарок, ожидая, когда же он, наконец, согласится. Поняв, что иного выхода у него нет, Один вздохнул и недоверчиво кивнул.
   Женщина не улыбнулась. Ни единый мускул не дернулся на ее лице. Лишь руки подтянулись поближе к его губам, позволяя асу вкусить плода. Он видел многое. Он понимал, что происходит. Все это - вода, фрукт, видения - была магия, хоть и неизвестная ему. Сделав глубокий вдох, он впился зубами в мягкую кожуру фрукта и оторвал от него приличный кусок.
   Фрукт был сочный, хоть и горький на вкус. Один поморщился, но тщательно разжевал и проглотил пищу. Ему приходилось есть вещи и похуже. Он жевал долго, размалывая еду и превращая ее в бесформенную мякоть, легко проскользнувшую по освеженному соком горлу. Его желудок зарычал от вновь пробужденного голода, о котором он успел позабыть. Один наклонился за следующим куском, но старуха уже убрала фрукт под складки плаща. Она медленно покачала головой. Ее костяная рука снова выглянула, пустая, и погладила его по лысой голове.
   Он не заметил, как она ушла. В один момент колдунья стояла перед ним, а в другой - его глазу предстал все тот же лес, где ни листочка не шелохнулось. Один вздохнул и приготовился к новому порыву рвоты. Он ждал и ждал, но боли и огня не было. Наконец, он позволил себе открыть глаз и расслабиться. Удивительно. Он ожидал, что видение придет так же, как и с прошлой ведьмой, но ничего не произошло. Он все еще был в лесу, и не видел ничего необычного.
   Один зевнул. Сложно было сказать, сколько часов назад его навещала первая колдунья. Может, прошло несколько дней, а то и недель. Он задумался, как шли дела в Асгарде? Он оставил королевство в руках Тора и Локи, самых мудрых из его сыновей. Хоть он одинаково любил их всех, его решения, как царя, должны были быть честными. Бальдр это понимал. Вали старался того не показывать, но он точно вздохнул с облегчением, когда палец отца указал не на него. Паренек не любил политику и войну. Ему больше нравилось гулять по рощам, распевать песни и очаровывать красавиц со всех девяти миров. Один усмехнулся, подумав обо всех возможных внуках.
   Видар разочаровался больше всего. Ас-громила был вспыльчив характером и не было для него приятнее развлечения, чем разбивать черепа йотунов своей палицей. Один не стал объяснять ему свой выбор, надеялся, что Видар и сам поймет. Остальные понимали.
   Видар один был размером с отца и силой ему не уступал. Он действительно был лучшим из воинов, берсерк, медведь. На поле ему равных не было. Он мог в одиночку умять под собой целый отряд йотунов, и ледяной народ дрожал от одного упоминания имени могучего аса. Но когда дело доходило до более деликатных дел, доверять Видару было опасно. Он мог запросто собрать всех асов и пойти на битву с небольшим отрядом, оставив столицу незащищенной.
   Когда Один объявил свое решение, Видар разозлился и начал громить дворец, крича, что он, и никто другой, должен стать лидером асов в отсутствие царя. Тор едва смог его успокоить, но даже тогда Видар ушел в свою келью, и оттуда до самой ночи доносились звуки его гнева.
   Единственное веко Одина было готово упасть и погрузить его в темноту сна. Может, ему нужен был отдых. Он не знал, сколько энергии занимают эти видения и сны. Он по-прежнему не чувствовал рук и ног. Кончики пальцев начали чернеть от холода и нехватки крови. Что если эта сонливость - знак приближающейся смерти? Один к своему удивлению понял, что ему все равно. Он хотел спать. Голова была тяжелой, как брусок железа. Он снова зевнул, широко и протяжно. По немому телу пробежала волна холода. Он поспит совсем чуть-чуть, всего пару часов. Убедив себя в безопасности решения, он закрыл глаз и позволил холоду отнести себя в далекие земли.
   Он стоял посреди заснеженной пустоши с редкими голыми деревьями тут и там. Ветви, покрытые сосульками. Скандинавское солнце скрылось за тяжелыми тучами, обещавшими бурю. Вдали виднелись очертания гор, на их пиках высились башни и стены. Он знал это место. Знал слишком хорошо.
   Он был в нескольких днях езды от Асгарда - его царство было скрыто за стенами из гранита, воздвигнутых на горах, когда-то принадлежавших диким асам и Имиру. Как он здесь оказался? Ответ был прост. Плод ведьмы привел его сюда. Но зачем?
   Земля под его ногами слабо сотрясалась. Конница. Целая армия. Один огляделся и вскоре увидел их на горизонте. Едва заметная линия, обычный ас бы не разглядел. Они двигались не спеша, уверенные в своем преимуществе. Он не мог понять, сколько их, но, судя по вибрации, то была орда. Один напряг глаз, чтобы увидеть их знамена, и был удивлен, увидев на высоких стягах оскалившееся лыко великого волка Фенрира - боевой флаг армий Асгарда.
   Почему они выехали на поле? Один посмотрел вокруг себя, но никого больше не видел. Неужели, они запланировали атаку на кого-то? Но Йотунхейм был в нескольких месяцах пути по земле, им пришлось бы обойти всю Скандинавию. Оставлять страну на столь долгое время было бы глупым решением, которого он не ожидал от Тора. Нет, здесь дело в другом. Что происходит?
   Ответ появился из-за холмов на востоке. Войско закованных в ледяную броню пехотинцев и всадников нарушило тишину поля своими боевыми песнями, знаменосцы размахивали баннерами с изображением гряды далеких гор. Йотуны.
   Один обернулся к своему войску. Во главе ехали трое из его сыновей - Тор впереди, Видар и Локи рядом. Они, должно быть, оставили Вали и Бальдра за стенами, следить за порядком. Мудрый выбор. Видар будет незаменим в предстоящей битве, Тор был лучшим стратегом после своего отца, а чужеземная магия Локи могла уравнять их шансы, если Трюм отправил своих магов в битву.
   Он снова окинул врагов взглядом. Вперед вырвалась конница, окованная тяжелой броней и вооруженная длинными копьями. Авангард. Позади них бросилась бежать пехота, размахивая топорами и мечами. Часть воинов остановилась на холмах, приготовив луки. Но самое страшное все еще было позади.
   Из-за горизонта медленно выкатывались телеги с клетками на них. Внутри, скованные цепями, бешено бились мускулистые гиганты с уродливыми лысыми головами, сверкающими черными глазами. Они жаждали крови и мяса.
   Огры. Тайное оружие Трюма, рожденное в магических экспериментах его мистиков. Один насчитал три дюжины великанов.
   Оставались считанные минуты до столкновения двух армий. Видар уже слез с коня и бежал впереди, сжимая палицу в одной руке и секиру в другой. Из его рта вырвался боевой клич, утопивший под собой грохот сотен пар копыт. Другие берсерки ринулись за своим лидером, их лица - залитые яростью и ненавистью гримасы. Эти воины будут бороться до смерти, даже не думая об отступлении. Многие из них погибнут в этом бою. Возможно, все. Включая Видара.
   Лучники выпустили первый залп. Плотный занавес стрел опустился на будущее поле битвы. Первые тела упали на землю, по белому снегу растекались лужи красной и черной крови. Подстреленные берсерки бежали дальше, не обращая внимания на раны. Они яростно схлестнулись с авангардом йотунов, сбивая всадников с коней и разрубая их тяжелыми топорами. Один увидел, как копье одного из йотунов пронзило шею берсерка, но тот, задыхаясь собственной кровью, сломал древко оружия и булавой разбил колено своему убийце.
   Вскоре к битве подключились и другие воины. Конница, ведомая Тором, врезалась в ряды врагов, отбросив их назад на добрых два метра. Сын Одина соскочил со своего коня, отправив его в обратную сторону, и выхватил из-за спины тяжелый бронзовый молот. Первым же делом он прорвался глубже во вражеский строй и тупым концом оружия раскроил черепа двум солдатам, только занесшим мечи для удара. Как Видару не было равных по силе, так никто не мог сравниться с Тором в скорости. В следующей же момент Один упустил своего сына из виду.
   Он посмотрел на задние ряды йотунов. Вперед вышла небольшая группа ледяных людей, облаченных в оленьи шкуры, их головы были накрыты черепами животных. Как он и боялся. Колдуны.
   Лидер волшебников кивнул громиле с топором и тот разрубил цепь, сдерживающую одного из огров. Вслед последовали и другие. Чудовища ринулись на запах смерти и вспотевшей плоти, раскидывая в стороны и своих, и чужих. Этим монстрам было все равно, кого убивать, лишь бы свежая и горячая кровь лилась в их глотки. Колдуны сзади направляли огров изящными движениями пальцев, убеждая их в первую очередь лакомиться асами, а уж потом чем угодно. Двое берсерков накинулись на огра и били его изо всех сил, разрывая свои голосовые связки бесконечным криком, но великан лишь отмахнулся от них, отправив воинов в полет в толпу, откуда они уже не вернутся.
   Один бросил взгляд на тыл асов. Там разбили лагерь лекари, готовые оказать немедленную помощь любому, кому удастся до них добраться. Среди них, на спешно построенной горке камней, стоял Локи, своей магией старавшийся перенаправить огров в обратную сторону, но тщетно. Он был один против целого кабала сильных магов. Иногда ему удавалось сбить с траектории лапу великана, и тот отрывал голову своему офицеру, но число поражений куда превышало число побед.
   Один увидел трещину в рядах противника, но никто из асов не бросился занять позицию. Он попытался крикнуть своим воинам, чтобы те воспользовались преимуществом, но не смог издать ни звука. Он посмотрел вниз, на самого себя, и с ужасом понял, что у него нет тела. Конечно. Его тело все еще было приковано к Древу Ужаса. Здесь он был лишь наблюдателем.
   Издалека он смотрел на резню, смотрел, как один за другим падали на землю воины, мертвые или умирающие, как белоснежное поле потемнело под нескончаемым потоком крови. Асы переступали через тела своих братьев и врагов, словно то была обычная почва. Издалека Один смотрел, как поле, на котором когда-то сражались варварские племена древних асов, вновь стало пристанищем для насилия и войны. И он ничего не мог сделать.
   Он вспомнил, как, пока он висел на дереве, к нему подъехал Трюм. Конечно. Его шпионы сказали ему, что царь Асгарда сошел с ума и покинул свое царство. Он пришел убедиться, не врут ли ему птицы. Нет сомнения, он их щедро наградил за такие новости.
   Один не знал, сколько дней он уже висел неподвижно. Но все эти дни, орда Трюма маршировала в двойном шаге к стенам его царства.
   Каким-то образом Тор узнал о готовящемся нападении и в спешке собрал собственное войско. Его воинов было меньше, они не были готовы. Один видел, как огры йотунов прорываются вперед, сминая под собой все живое. Он видел, как Локи - его Локи - изо всех сил пытается перебороть силу ледяного кабала, как жилы выступили на его вспотевшем лбу, как его губы посинели от нехватки воздуха и крови, а глаза были готовы лопнуть от напряжения. Видел, как искалеченные и изуродованные асы отчаянно бросают взгляды на далеких лекарей и идут обратно в бой, предпочитая умереть в бою, чем пасть от потери крови, убегая с поля.
   Из резни выбежал сам Тор. Одной рукой он зажимал кровоточащую рану в боку, другой придерживал чье-то тело на плече. Его молота нигде не было видно. Один пригляделся, пытаясь понять, кого сын несет к лекарям в такой спешке, и почувствовал, как его собственное тело деревенеет еще больше. На спине Тора лежал бессознательный Видар. Его широкие плечи были усеяны древками стрел и копий, правая рука была вырвана с плечом - несомненно, работа огра. Его лицо приняло цвет пурпура и опухло до неузнаваемости. Только отец мог бы увидеть сына в этом кровавом месиве.
   Один закричал. Его горло заработало, и он закричал. Но никто его не услышал. Он вернулся в пустой, молчаливый, безразличный лес.
   Кричал он долго. Сначала то были имена его дорогих детей, которых его глупость и эгоизм обрекли на муки и страдания. Когда он уже не мог произносить слоги, крик превратился в дикий вой, рев раненного медведя. Вопль отца, видящего гибель сыновей.
   Эта битва, все эти смерти и пролитая кровь. Беспомощность Локи. Глубокая рана Тора. Изуродованное тело Видара. Все это - его вина.
   Один кричал.
  
  VII
  
   Один не заметил, как потерял сознание. Он кричал, пока у него не осталось сил, а потом еще долго пытался что-то выговорить, но безуспешно. Наконец, он сдался и утонул в темноте. Когда он проснулся, вокруг никого не было. Он чувствовал глаза окружающих Древо Ужаса существ на своем обнаженном и измученном теле, чувствовал незаданный ими вопрос, нависший в воздухе. Он молчал. Ждал.
   Его ноги не касались земли, но он все равно ощутил тяжелую вибрацию, мерно растекающуюся по стволу дерева. Он посмотрел вдаль, где переплетенные ветви скрывали горизонт, и увидел надвигающуюся тьму. Она легким, но вязким туманом покрывала мерзлую землю, заставляя траву и редкие цветы свернуться и посереть, словно в страхе перед приближающимся существом. Сам предвестник несчастья вскоре явился вслед за живой тенью. Оно было огромным и сгорбленным, почти касаясь корявыми, покрытыми волдырями руками умирающей почвы. Он не видел ног твари и сомневался, что они у нее были. Порванная черная мантия накрывала создание целиком, с головой, а под ней едва заметно двигались мускулы, плоть и кость, образуя невозможные формы.
   Третья ведьма.
   Она бесшумно подплыла к нему, окутав своей тенью. Один смотрел прямо во мрак капюшона, где должно было быть лицо. Пустота смотрела на него в ответ. Колдунья возвышалась над ним, словно гора, пусть и стояла почти на четвереньках. Он не посмел моргнуть.
   Пепельно-серая рука старухи исчезла под окутывающими ее тряпками, и Один услышал противный, влажный звук рвущейся плоти. Ладонь выскользнула, сжимая в пальцах истекающий все той же жидкой темнотой кусок сильно пахнущего мяса. Этот запах было легко узнать. Запах огня и дыма. Запах разрушения.
   Она поднесла все еще пульсирующий дар к его губам, и тот, не отрывая взгляда от уставившейся на него бездны ведьминского лица, оторвал небольшой кусочек. Медленно прожевал, с выраженным усилием проглотил. Ни разу не моргнул.
   В этот раз не было никаких прелюдий. Ни рвоты, ни сонливости. Бесконечность под мантией существа поглотила его, и в следующий момент он оказался в другом месте и времени, далеко от леса, Асгарда и своей семьи. Далеко от самого себя.
   Ветер ударил его по покрытому щетиной лицу. Это был не скандинавский ветер. Он был сухой, острый, нес на себе душистые ароматы неведомых ему цветов. Вокруг были лишь покрытые жесткой травой холмы, а за ними - широкие поля с шипастыми растениями, доходившими ему до пояса. Ни единой горы вокруг. Он посмотрел в небо и увидел солнце, яркое и безразличное. Это не был ни Орел из леса, ни тот, другой орел, безжалостно паливший свои земли красными лучами. Он попытался разглядеть фигуру в свете этого, иноземного солнца, но безуспешно.
   Вдалеке послышался вой труб. То была не военная музыка. Звук был протяжный и печальный, тянущий за струны его сердца. В них звучала нотка давно ушедшего триумфа, перемешанная с женским плачем и едва слышимом зовом неизбежного. Похоронная процессия.
   Один вышел на ближайший холм и окинул поле взглядом. Длинная череда пеших людей двигалась по непротоптанной дороге, прорываясь сквозь высокие травы и растения. Впереди всех шли трубачи, исполнявшие скорбную мелодию. За ними двигались крепкие мужчины с короткими волосами и без бород, несущие в руках деревянные сундуки, полные драных тряпок и простых украшений из ракушек и костей. Дальше были мужчины еще крупнее - всего шестеро, эти несли на плечах длинную каменную коробку. Верхняя плита была покрыта символами, каких он никогда раньше не видел. Ему было больно на них смотреть, и он продолжил осматривать ряд людей.
   За мужчинами были женщины, все, как одна, одетые в черные лохмотья. Они шли по возрасту, впереди всех медленно шагали старухи, поддерживаемые молодыми девушками в деревянных масках. Их линию возглавляла наиболее древняя из всех, ее лицо было скрыто черепом зверя, которого Один не смог распознать. Поверх ее черных одежд были накинуты бесчисленные шкуры и костяные украшения. Ее вели за руки две полуголые девушки, их лица были скрыты за чистыми, белыми масками из кости. Одину стало не по себе.
   За старыми были матери и жены, некоторые держали в руках младенцев. Следом шли молоденькие девушки, но без масок. Каждая несла в руках по цветку и медленно покачивала им из стороны в сторону. Один разглядел в толпе девушку без цветка и увидел, что ее руки были связаны прочным узлом. Закрывали шествие девочки, совсем еще дети, напевающие мелодию в такт воющим трубам.
   На расстоянии от главной процессии шли другие люди. Один решил, что то были простолюдины, не принимающие участия в похоронах. Мужчины и женщины шли осторожно, стараясь не приближаться к ритуальному шествию, многие рыдали навзрыд. Один мужик с красным от слез лицом потрясал кулаком и громко ругался. Его жена, сама с темными кругами под глазами, слабо пыталась его успокоить.
   Люди шли далеко, и Один следовал за ними, глядя издалека, с вышины холмов. Наконец, они вышли на чистую поляну, расчищенную и покрытую песком. Посреди нее стоял гигантский купол, аккуратно сложенный из камня, и каждый блок был покрыт все теми же символами, расплывающимися перед взглядом Одина. Он поморгал, пытаясь развеять иллюзию, но тщетно. Вытерев выступившую жгущую слезу, он продолжал смотреть за людьми.
   Мужчины поставили свои сундуки и вышли к куполу. Теперь Один увидел единственную тяжелую дверь, с которой спадала веревка. "Дверь" была лишь высоким монолитом, закрывающим вход в то, что он посчитал за гробницу. Схватившись за веревку, добрая дюжина носильщиков с силой потянула, отодвигая врата в сторону. Из темноты вырвалось облако пыли. Трубы и плач затихли. На поляне стояла тишина, и Один невольно затаил дыхание.
   В первую очередь занесли длинный ящик. Один предположил, что там лежит тело погибшего. Погибшей, подсказал ему разум. Он молча согласился.
   За телом последовали сундуки с одеждой и драгоценностями. Когда все было на своих местах, женщины вывели вперед девушку со связанными руками. Та держалась гордо, задрав нос и выпятив грудь. Никто не держал ее, она сама вела других женщин вперед. Встав перед дверью, она обернулась к старшей и низко ей поклонилась. Было сложно заметить, но закутанная в меха и шкуры старуха кивнула. Связанная девушка, больше не оборачиваясь, вошла в темноту купола.
   Мужчины снова напряглись и поставили монолит на место. Гробница была закрыта.
   Старшая вышла вперед и приложила сморщившуюся ладонь к гигантскому камню. Какое-то время она просто стояла, слегка наклонив голову, покачиваясь на слабых ногах. Наконец, протянула руки своим помощницам, и те отвели ее назад. Стоящие позади девушки вышли вперед и, одна за другой, оставили свои цветы перед вратами гробницы.
   Никто не произнес ни слова. Люди стояли, потупив взгляды и прикрыв глаза.
   Когда приготовления были закончены, процессия стала медленно разворачиваться. Трубачи снова затянули свою мелодию, и девочки запели вместе с ними. Люди начали покидать поляну тем же путем, что и пришли. Осталась лишь старшая и ее помощницы.
   Когда остальные ушли достаточно далеко, старуха повернулась в его сторону. Один обернулся, но на холмах больше никого не было. Она смотрела на него. Он понял, в чем дело. Сглотнув, он неуверенно спустился к странной женщине.
   Толстые одежды создавали впечатление, что старшая была крупной женщиной, но Один знал, что под всеми этими плащами и мантиями кроется крошечная и хрупкая старушка. Из-под черепа на ее голове сияли маленькие, глубоко посаженные глазки, полные мудрости веков, необъяснимой злобы и великой печали. Глаза человека, видевшего многое на этом свете. Гораздо больше, чем сам царь асов.
   Она отмахнулась от помощниц, и те послушно отошли на два шага назад. Их взгляды не сходили с Одина, руки были сложены у живота, пальцы касались скрытых в рукавах легких накидок кинжалов. Это были не просто сиделки, понял он.
   - Кто ты? - голос старшей был невероятно громким и сильным для ее возраста. Ас вздрогнул.
   - Один, - сказал он. Собственные слова звучали слабо и мягко по сравнению с властным тоном женщины. - Царь Асгарда.
   - Ничего не говорит, - фыркнула старшая. - Что ты делаешь на моей земле, царь Асгарда?
   Он не знал, как на это ответить. Ему внезапно захотелось рассказать ей обо всем.
   - Ищу ответы, - неуверенно произнес он.
   - Здесь их нет, - продолжала женщина. Она ни разу не моргнула. Один вытер промокший лоб. - Тебе здесь не место.
   Он и так это знал. Сделав глубокий, дрожащий вдох, он сказал:
   - Меня прислала сюда ведьма. Я пришел за знаниями.
   - Знания? - снова фыркнула старуха. - Тебе нечего здесь знать.
   Она посмотрела на купол.
   - Скажи, царь Асгарда, - после короткой паузы протянула она. - Ты знаешь, что такое Курган?
   Он покачал головой. Старшая посмотрела ему в глаза.
   - Здесь рождаются боги. Я привожу их в этот мир.
   Один тщетно попытался унять дрожь в коленях.
   - Уходи, - сказала она. - Твои ответы не здесь.
   Она вытащила из кожаного мешочка на поясе короткую веточку с цепью костей на ней. Взмахнула дважды. И больше не было ни ее, ни ее стражниц, ни острого ветра.
   В комнате было тепло и уютно. Это была небольшая келья странной формы, с шестью углами. Два больших окна были завешаны темными шторами так, что сразу и не увидишь. Темно, единственный свет лился от камина. В центре стоял стол, прямоугольный, засыпанный книгами и бумагами. За столом, спиной к Одину, сидел мужчина и что-то царапал на листке бумаги. В его руке что-то, лишь отдаленно напоминающее перо, и рядом нет чернильницы.
   Один стоял на месте, не смея двинуться и разрушить идиллию комнаты. Он все еще был под впечатлением от встречи со старшей. Ее слова не отпускали его разум. Заставив себя сконцентрироваться, он посмотрел на мужчину впереди.
   Тот сидел, сгорбившись после долгих часов работы. То и дело он принимался бешено перелистывать страницы в беспорядочно открытых книгах, и, найдя нужное ему место, с силой указывал на ту или иную строчку или рисунок пальцем, долго его не отнимая. Он внимательно вчитывался и делал пометки в своих свитках. Один слышал, как мужчина что-то тихо бормотал себе под нос. Большую часть времени, когда его свободная рука не придерживала страницы книг, он держался за голову, вцепившись в длинные, спутанные волосы.
   Внезапно, он резко отбросил свое перо и схватился за бумаги. Он долго всматривался, перечитывал вслух и про себя. Наконец, издав отчаянный крик, он смял свои записи и сбросил их со стола, схватившись обеими руками за голову. Вскочил со стула, отбросив его назад, и принялся расхаживать взад-вперед. Один шагнул вперед, но остался невидимым для мужчины.
   Тот оставался слегка сгорбленным даже стоя, хоть это и не мешало ему быть довольно высоким. В его глазах, очерченных темными кругами, блестело что-то странное, что-то нездоровое. Одина передернуло от его взгляда.
   На лице мужчины была неуклюжая бородка, его губы не переставали двигаться в шепоте, пока он быстро перебирал мысли в голове. То, что Один услышал, было бессмысленным бредом. Ас подошел к столу владельца комнаты и посмотрел на выжившие записи. Написанные широким и неразборчивым почерком на неизвестном ему языке, они складывались в формулы и кривые тексты. На отдельных листах были нацарапаны символы, вызывающие в глазу Одина щиплющую боль.
   Он отвернулся и комната исчезла.
   Он стоял посреди города высоких башен из камня и стекла. Где-то росли деревья и кусты. Вокруг были толпы людей.
   Все горело.
   Мужчины и женщины метались в панике, крича в страхе и отчаянии. Пламя сметало все на своем пути - здания, деревья, жизнь. Это был не обычный огонь, Один чувствовал это. За его языками скрывалась сила, какой он еще никогда раньше не ощущал. Сила не из этого мира. Слова старшей снова прозвенели в его голове.
   Он поднял голову к небу. Равнодушное, чужое солнце освещало хаос на земле. Разрывая облака дыма, с небес летели шары пламени, испепеляющие все живое внизу. Одину показалось, что он увидел нечто, скрывающееся за облаками. Нечто огромное, могущественное. Источник огня.
   И из этого источника, далекого и непостижимого, кто-то смотрел на него в ответ. В голове Одина возник образ старика в черных одеяниях, его взгляд - сталь. Ему стало холодно.
   Опустив взгляд, он понял, что огонь исчез. Исчезло солнце. Все, что осталось - это серость.
   Серый пепел. Серый камень. Серые деревья. Серые, скорчившиеся в последней агонии трупы. Наверху - серые облака, не пропускающие лучей серого солнца.
   Стальные, серые глаза старика в черном.
   Один очнулся с громким вздохом, все еще живой, все еще в лесу. Все еще прикованный к Древу Ужаса. Он по-прежнему не чувствовал рук и ног, но знал, что дрожит с головы до пят. Ему было холодно, на лбу и шее обильно выступил пот.
   Первая ведьма показала ему рождение Древа Ужаса.
   Вторая - битву асов и йотунов.
   Но он не знал, что показала ему третья. Видение оставило глубокий след в его разуме, и, как бы он ни пытался, он не мог отвести от него мысленный взгляд. Ему было страшно.
   Среди деревьев, существо с зелеными глазами навострило уши и село поудобнее. Скоро настанет его час.
  
  VIII
  
   Время шло, утекая на глазах. Орел по-прежнему кружил высоко над ветвями Древа Ужаса, черный червь тенью раскинулся на земле перед пленником леса. Один чувствовал, как жизнь уходит из его тела. Он потерял много крови - она чернела на траве под ним. Пальцы рук и ног тоже окрасились в черный цвет и больше не могли двигаться. Губы посинели, опухли и растрескались. Он был не в силах держать голову на весу, его взгляд был прикован к торчащему из груди копью. Вкус воды и еды, подаренной ведьмами, успел исчезнуть, сменившись прежней сухостью в горле и далеким гулом живота.
   Но он так и не получил ответов. Может, их и нет? Может, колодец мудрости обманул его, привел на собственную погибель среди существ древнее мира? Или в этом и был его ответ? Направляясь сюда, на край света, он приготовился к смерти, к тому, что никогда больше не увидит своих сыновей и стены родной страны. Сейчас же, встретившись лицом к лицу со смертью, чувствуя ее холодное дыхание на шее, ему было страшно.
   Он снова вспомнил свои путешествия во дворцы Хельхейма, скрытого в бескрайних туманах Нифльхейма, где мертвые слепо ходят из комнаты в комнату, из коридора в коридор, отчаянно пытаясь найти ведущие на сладкую волю костяные врата, покрытые сильно пахнущим черным лаком. Вспомнил пиры со славными воинами в Вальхалле, где они смеялись, пели и делились историями из своих жизней - многие из них о женщинах или стычках.
   Куда попадет он? Он никогда не задумывался об этом. За свою долгую жизнь, царь Асгарда успел обойти все девять миров, но ни разу не видел места, которое приютило бы мертвого бога. Будь то он сам, его братья или другие асы - да что там, даже гиганты и йотуны! - ему ни разу не приходилось видеть мертвую душу кого-либо из них. Только люди из Мидгарда получали покой загробного мира. Один попытался усмехнуться, но с его уст сорвался лишь слабый стон.
   Он услышал мягкие, почти беззвучные шаги, хрустящую траву под ногами приближающегося. Звук был медленный, вечность проходила между шагами. Один заставил себя поднять взгляд. Четвертая ведьма? Что теперь?
   Нет. Это был волк. Вероятно, почуял запах его смерти, и пришел за обедом. Или ужином. В этом месте не было времени. Но это и не важно.
   Волк был странный. Крошечный, вдвое меньше зверей из его родных земель. Вид животного напомнил ему о его собственных волках-хранителях, Геки и Фреки. Он бы все отдал, чтобы обнять их еще раз, зарыться лицом в их густой мех и покормить в последний раз.
   Шерсть этого волка тоже была другой. Короткая, жесткая. Не серая, как положено, а желтовато-бурая, почти красная на лапах. Его зеленые глаза пристально смотрели на лицо аса. Волк продолжал шагать вперед, пока не остановился на расстоянии трех локтей от дерева. Он сел. Ждал добычи, конечно.
   Один больше не мог смотреть на него. Он опустил взгляд обратно на копье и издал протяжный вздох. Мысленно попросил волка убить его побыстрее. Он не хотел долго ждать. Вот сейчас он закроет глаза, и зверь каким-то образом поднимется наверх, перегрызет ему глотку, и все закончится. Все, наконец, закончится.
   Но зеленоглазый волк не сдвинулся с места. Он сидел и ждал, глядя на усталое и полное морщин лицо старого бога. Один закрыл глаз, надеясь потерять сознание, хоть как-то прекратить мучительное ожидание. Не так он представлял себе смерть. Всю жизнь он был уверен, что падет на поле боя, окруженный такими же павшими соратниками, сражаясь за честь и свободу своего царства. Воскресшая вёльва предсказала его смерть в пламени Рагнарёка, последней битвы богов, когда его загрызет своими клыками могучий Фенрир, сейчас надежно запертый под горами Асгарда. Кто знает, может, она сама не ожидала, что владыка асов умрет от жажды и голода, обнаженный и лысый, своим же копьем пригвожденный к дереву посреди леса? Он точно этого не ожидал.
   Еще одна попытка усмехнуться, в этот раз более удачная. Он посмотрел на волка. Тот все еще сидел, лишь иногда дергая ухом и почесываясь зубами. В его глазах был упрек. Один хотел спросить, что он сделал не так, где он оступился, но быстро понял, что этот зверь ему не ответит. Он просто пришел сюда полакомиться стремительно остывающей плотью.
   Время пришло, решил волк. Он поднялся на задние лапы. Один невольно задрал голову, на что ушли все его оставшиеся силы. Волк был высок, очень высок. Его выпрямившееся тело покрыли черные одеяния и золотые украшения. Он опирался на увесистый посох, оканчивающийся какой-то смесью креста и петли. Зеленые глаза пронзили его до самого сердца.
   Мир вокруг расплылся в сером тумане. Лес исчез, уступив место выжженной пустоши. Суровый, безжалостный ветер хлестал лицо Одина, все еще прикованного к высушенному, почерневшему дереву. Было горячо. Его тело обильно покрылось потом, чувствительность вернулась в конечности, а с ней и невыносимая боль. Когда он снова смог видеть четко, ему удалось разглядеть плато, куда его привел волк в черном. Далеко внизу раскинулась чужая земля, такая же мертвая и горящая зеленым пламенем. Реки разных цветов испещряли пустоши, на каменистых берегах стояли искаженные родственники привычных ему деревьев. Небо было черным, ни солнца, ни звезд. На горизонте возвышались золотые стены, а за ними - огромный город, каких он никогда еще не видел. В воздухе над городом парил роскошный дворец из белого, отражающего блики огня, камня.
   Волк горой возвышался над ним. Его одежды были богатыми, мягкими, достойными царя. На почти человеческих руках сияли кольца с драгоценными камнями разных видов. Внезапно увеличившаяся голова венчалась повязкой из металла. Волк окинул Одина гордым, полным все того же молчаливого упрека, взглядом.
   Только сейчас Один заметил стоящие перед ним весы. Они тоже были из чистого золота, крупные, чаши легко могли уместить в себе взрослого человека. Он перевел взгляд на волка. Что-то подсказало ему, что на самом деле хозяин плато был гораздо больше.
   - Кто ты? - спросил Один.
   Зеленоглазый великан представился, но его имя было тяжело расслышать из-за ветра. Оно было похоже на "Анапа", но звук казался Одину странным, неправильным. Он решил не переспрашивать.
   - Я есть первый из западных, - продолжал Анапа. Теперь его голос был слышен хорошо, многократно отдаваясь эхом в ушах аса. - Владыка святой земли. Твой судья.
   - Судья? - в этом слове лежала сила, которую Один не смог повторить.
   Анапа кивнул.
   - Тебя зовут царем и богом, - у него был странный акцент, словно ему было тяжело выговаривать такие простые слова. - Но здесь ты равен всем. И будешь сужден подобающе.
   - Сужден? За что?
   - За все! - рявкнул волк, ударив посохом по сухой земле.
   Анапа шагнул вперед. Воздух задрожал, заглох, пропуская первого из западных. Великан протянул вперед когтистую руку и приложил ладонь к груди Одина. Сильнейшая боль сотрясла пробудившееся тело аса, кровь потоком хлынула из груди. Его оглушил звук рвущейся плоти и ломающихся костей. Анапа резко дернул, и отошел назад. Сквозь туман и слезы, Один видел, как тот сжимал в руке что-то крупное и бешено пульсирующее.
   Его сердце.
   Судья бесцеремонно бросил орган в одну из чаш. Послышался глухой удар мышцы о металл. Один не знал, почему он еще жив. Дыра в груди была огромной, сломанные кости прорезали другие его органы, легкие были залиты кровью. Но он был жив.
   Анапа вытащил из рукава своей одежды длинное, алое перо. Секунду рассматривал его, затем осторожно положил на вторую чашу. В его глазах блестела злобная усмешка.
   Тут же весы громко скрипнули, чаша с пером опустилась до самой земли, словно в нее бросили мешок металла. Долгое мгновение весы держались в таком положении. А потом чаша пошла вверх. Сердце победило, опустив свою сторону вниз.
   Один забыл о зияющей пропасти в своем теле. Зачарованно он смотрел, как весы боролись сами с собой, наклоняясь то в одну, то в другую сторону. Прошла вечность, прежде чем игра прекратилась. Весы встали ровно, как были изначально, будучи пустыми. Только его сердце продолжало биться о свое золотое ложе.
   Анапа стоял неподвижно, его глаза бегали от одной чаши к другой. Наконец, он вздохнул и поднял сердце Одина.
   - Я не одобряю этого выбора, - сказал он, подходя ближе. - Если бы решения принимал я один, ты бы никогда не прошел.
   Он грубо затолкал орган обратно в грудь аса. Рана пропала.
   - Но Истина посчитала тебя достойным, - продолжал Анапа. - Да будет так.
   - Я умру? - слабо спросил Один.
   Волк покачал головой. В его глазах заискрился смех.
   - Нет. И когда умрешь, не я приду за тобой. Теперь ты можешь встретиться с ним.
   - С ним?
   Анапа поднялся и посмотрел вдаль.
   - Со Старцем, - протянул он. - У него ты найдешь ответы на свои вопросы.
   Один хотел спросить еще что-то, но было поздно. Он снова был в лесу. Зеленоглазого волка нигде не было.
   Он замолчал, прислушавшись к биению собственного сердца. Кровь разбежалась по его телу, возрождая его. Он посмотрел на вытянутую руку и попробовал сжать кулак. У него получилось. На лице Одина растянулась широченная, глупая улыбка. Улыбка живого.
   Он опустил взгляд на копье. Сколько времени прошло? Стоило ли это того? Пятьдесят лет странствий, убийств и обманов, ритуалов и Имир знает, чего еще.
   Один поднял голову. Время пришло. После пятидесяти лет поисков, он, наконец-то, получит свои ответы.
   Воздух вокруг задрожал.
  
  IX
  
   Старый ас был в лесу, пронзенный своим копьем и привязанный своими веревками к Древу Ужаса. Больше в лесу никого и ничего не было. Ни движения. Ни звука.
   Круживший в небесах Орел скрылся за тяжелыми, безличными облаками. Ползающий по земле невидимый червь слился с поглотившей лес темнотой бури. Ветры затихли, восстанавливая силы, прежде чем обрушиться штормом. Ни один листок не шелохнулся, ни одна травинка не дернулась. Было тихо.
   Старый ас ждал. Ждал, когда начнется буря.
   К этому вели прошедшие дни. Все его муки и видения были лишь испытаниями на пути к предстоящей встрече. Тот, кого зеленоглазый волк назвал Старцем, вот-вот объявится, неся на своих темных крыльях ярость смерча, и он ответит на все вопросы аса.
   Спустя пятьдесят лет, Один, царь Асгарда, наконец-то получит свои ответы.
   - Это конец, - прошептал он. Только сейчас осознание такой простой истины тяжелой волной нахлынуло на него. Он посвятил всю свою жизнь поискам осколков памяти Имира, скрытых во всех уголках Скандинавии, поискам разорванной в клочья инструкции. Он убивал, воровал, обманывал и убегал ради этого. Он совершил много преступлений, некоторые из них слишком ужасные, чтобы вспоминать. Ради этого момента. И теперь, когда он настал, Один не знал, как реагировать. Радоваться? Бояться? Нервничать? Столкнувшись лицом к лицу с концом своих путешествий, он не испытывал ни одной из этих эмоций. Внутри него не было никакой бури чувств. Словно так и должно быть, и в этом нет ничего необычного. Словно он знает, что делать дальше.
   Ас ждал.
   Прибыв сюда, Один сразу смирился с тем, что не вернется в Асгард. Пока он был один, его охватил страх смерти. Но теперь он знал, что сможет снова увидеть своих сыновей, сможет снова покормить своих воронов. Вот только он не знал, что им сказать.
   Он возвратится в Асгард, в свое царство, которое оставил, как эгоист, пытаясь найти свою смерть и раскаяние в забытом всеми лесу. Его люди обрадуются, его дети устроят роскошный пир. Его жена даст волю эмоциям и расплачется, уткнувшись лицом в его грудь. А ему будет нечего сказать. Потому что он не хотел возвращаться. Он хотел умереть и забыть обо всем.
   Тишину нарушил прозвеневший вдалеке колокол грома. Воздух задрожал. Лес словно съежился перед приближающейся сущностью. Даже издалека Один мог чувствовать напряжение, покорно следующее и растекающееся вокруг чего-то большого, идущего из дальних земель. Его перья молниями падали на землю, каждый взмах крыла был ударом грома. Старец приближался.
   А ас все ждал.
   Тучи сгустились еще сильнее, и, впервые за долгое время, в лесу наступила ночь. Три ведьмы у реки затаили дыхание в предвкушении визита их повелителя. Созданные древними стражи Древа Ужаса скрылись в ветвях, надеясь, что странное существо скоро уйдет и оставит их земли. Орел потупил свой взгляд, стыдясь искусственного света громадных глаз. Рататоск, до того сидевший на железной ветке, зарылся поглубже в дрожащие листья, отчаянно призывая на помощь своего отца.
   Земля задрожала в такт неподвижному, полному электричества воздуху. Молнии засверкали на границе леса, гром становился все ближе и чаще. Массивные крылья гостя накрыли весь мир, и тот будто бы уменьшился, уступая дорогу Старцу.
   Старый ас не дрогнул. Он видел многое. Ничто не заставит его отвернуть взгляд от своей цели. Не сейчас. Не в этот раз.
   Гром прекратился. Мир вновь замолк. Ас был один, в темноте и тишине.
   Нет. Не один.
   Он не сразу заметил свет. Золотистое сияние прокралось в его поле зрение медленно и незаметно, проливаясь с краев к центру. Когда же он понял, что произошло, свет был повсюду. У него не было четкого источника - темнота по-прежнему охватывала все вокруг - но он был там. Едва видимый, слегка дрожащий, свет перемешался с тьмой и объял его. Один осмотрелся, но так и не понял, откуда исходит сияние. Оно просто было.
   Воздух перестал дрожать. Он стоял на месте. Все стояло на месте. Даже время.
   - Старец? - неуверенным голосом произнес Один.
   Он не услышал ответа, но инстинктивно знал, что свет его произнес. Он ответил утвердительно. Сказал, что так его иногда называют.
   - Волк сказал, - продолжал Один, более твердо, - что ты ответишь на мои вопросы.
   Ответит. Но не на все. Потому что даже богам не дано знать все. Пять, и только пять.
   - Как тебя зовут? - не задумываясь, спросил ас.
   Даже если бы Старец произнес свое имя, Один бы его не понял. Оно не создано для ушей детей Земли. Но старый народ называл его А-Тот.
   Свой следующий вопрос, Один подбирал осторожно. Подумав, он спросил:
   - Мои сыновья. Они в порядке?
   Насколько возможно. Старший сын будет в постели, пока луна не умрет и не возродится еще трижды. Третий сын остался без руки и без глаза, но жив.
   Один вздохнул. Видар будет рад своим ранениям. Он всегда говорил, что шрамы привлекают женщин. Один не будет удивлен, если у него появятся еще внуки, когда он вернется.
   - То, что показала мне третья ведьма. Что это было?
   Будущее.
   Большего он не добился. А-Тот молчал, ожидая следующего вопроса. У него осталось два. Набравшись духа, Один осторожно начал:
   - Что значат... что значили последние слова Имира?
   Когда падет последний из первых, свет поднимется из тьмы, и все утонет в нем. Имир был последним стражником, построенным для дерева, на котором висел Один. Последним из первых гигантов северной земли, что асы зовут Скандинавией. На его тело были наложены чары, чтобы не выпускать из глубин Нетер-кхертета его свет.
   Один закрыл глаз и издал протяжный вздох. А-Тот вложил особую силу в слово "его", и на секунду Один вспомнил движущуюся темноту в Гиннунгагапе. Темноту, которую он скрыл Древом Ужаса. Неужели теперь все будет кончено? Неужели он обрек весь мир на гибель?
   Да. Так и есть.
   Еще один вздох. Значит, это правда. Его братья погибли зазря. Смерть Имира была началом конца. Древо Ужаса гнило, собственные стражники грызли его стальную кору.
   Но он видел будущее. Дважды. Он видел Рагнарёк и огненный дождь. Ни там, ни там он не чувствовал тени темного великана.
   Потому что он не вырвется.
   - Что это значит? - спросил Один.
   А-Тот не мог ответить на этот вопрос, ведь Один исчерпал свой запас. Но ему повезло - Старец и так собирался объяснить свою идею. Она заключалась в том, чтобы сделать Одина новым последним из первых. Ведь и Имир был далеко не первой печатью. Иначе мира бы давно уже не стало.
   Один не успел задать следующий вопрос, как А-Тот перебил его. Давным-давно, древние победили Кракена - прежнюю печать. Девять великанш осознали ошибки своих отцов и посадили железное древо, в надежде спасти мир от надвигающейся угрозы. Но это была наивная глупость. Однако, их план сработал - хоть и не так, как они ожидали.
   Древо породило ледяного великана. Имир родился в творительном пару, исходящем от все еще горячей коры древа. А-Тот явился новорожденному гиганту и предложил ему сделку. Имир согласился.
   И теперь, Старец предлагал сделку Одину.
   - Сделку?
   Хватит вопросов. Условия просты. Один станет новой печатью, удерживающей его на месте. В обмен, он получит дар.
   Когда-то, давным-давно, А-Тот подарил старому народу из другой земли тот же дар. Но те времена давно прошли, и люди забыли о даре. Теперь же он хотел напомнить им о нем. Хоть и немного в иной форме. Его новейшее изобретение.
   У Одина не было выбора, и он это понимал. Он обрек мир на гибель, как каменнокожие моряки из его сна. И, как и восьмирукие великанши, он был обязан взять на себя ответственность. Он был обязан перед всем миром и - важнее того - своими братьями.
   Он согласился.
   Вдалеке раздался гром. А-Тот усмехнулся. Золотой свет растаял, уступив место грозовой темноте. Один сделал глубокий вдох и опустил взгляд в лежащую перед ним бездну. В глубины Нетер-кхертета, где на выжженном пустыре стояли золотые весы волка по имени Анапа.
   Молчаливый лес и его стражи сжались от крика царя богов.
  
  ***
  
   Одинокий всадник въехал в столицу Асгарда. Его тело было укутано звериными шкурами, волосы и борода были неуклюжими, грязными, спутавшимися в узлы. Его конь был сильным, мускулистым, крупным - бывший дикарь, несомненно. К его плечу было привязано запятнанное почерневшей кровью копье. Две зимы он ехал по горам и полям, пока не прибыл сюда. Домой.
   Бродящие по улицам асы, вышедшие утром для решения своих повседневных дел, остановились, их лица исказились от шока. Дети что-то говорили, взрослые шептали. Кто-то начал ликовать и остальные быстро подхватили.
   Всадник не обращал внимания. Взгляд его единственного глаза был прикован к могучему дворцу на дальнем краю города. Вальхалла, обитель королевской семьи.
   Стражники сперва хотели его остановить, но тут же разошлись, увидев его лицо. Он спешился и повел своего коня за сделанные из старых веревок поводья во двор. Сейчас было раннее утро, Орел только показался на горизонте, и дружина могучих воинов вышла на поле, чтобы начать ежедневную тренировку. Асы дрались друг с другом кулаками или обмотанными кожей деревянными дубинами, а бледно сияющие души мертвых людей Мидгарда смотрели издалека. Их черед наступит позже, когда зажгутся первые фонари дворца.
   Тренировка прекратилась, едва воины завидели странника. Тот отдал коня одному из дворцовых слуг и прошел внутрь массивного здания.
   Мужчина вошел в офис царя, где за круглым дубовым столом сидели пятеро крепких мужчин. Во главе стола был светловолосый воин, с его пояса свисал бронзовый военный молот. В его глазах тут же встали слезы от вида грязного путника. По его правую руку был рыжий йотун, запутавшийся в собственной робе и чуть не упавший на землю. С другой стороны сидел ас-великан, в единственной целой руке пальцы до посинения сжимали край стола. Самые молодые - оба красавцы - попятились назад. Один из них прошептал имя посетителя, не веря собственным глазам и губам.
   Но путник и на них не обратил внимания. Он подошел к столу и выхватил из-за пояса самодельный нож из кости. Невольно улыбнулся. Он гордился своим творением, даже если оно было лишь детской игрушкой в сравнении с кинжалами молодых девушек, охраняющих старую женщину в далекой земле и далеком времени.
   Он ударил ножом по столу и провел прямую линию. За ней еще одну. И еще одну. Наклонил голову, разглядывая начерченный рисунок. Кивнул самому себе и принялся вырезать второй. Затем третий. Четвертый. Вскоре, половина стола была усеяна не имеющими смысла символами. Пятеро стоящих в комнате не мешали ему. Лишь двое смотрели на рисунки, чувствуя дрожащий вокруг них воздух.
   Закончив, странник обошел стол и нанес сильный удар кулаком по середине, ломая его на две части. Поднял половину с рисунками и направился в тронный зал. Остальные последовали за ним.
   Путник вышел в обширную комнату, большую часть которой занимали три длинных стола для пиршеств. На другом конце зала стояла пара деревянных тронов - местный правитель не любил роскоши. На одном из них сидела крепкая женщина, ее светлые волосы были завязаны в две тугие косы. Она поднялась, открыла рот, чтобы задать повелительный вопрос, но не смогла издать ни звука. Она не стала сдерживать эмоции. Расплакалась, побежала к страннику, уткнулась лицом в его скрытую мехами грудь.
   Посетитель мягко оттолкнул ее и пошел дальше. Он прошел мимо тронов и вышел на высокий балкон, откуда открывался вид на главную площадь города. Как он и ожидал, та была забита людьми. Они забыли о своих утренних делах и ждали хоть каких-то новостей о загадочном мужчине, внезапно и безмолвно появившемся в их стране.
   Загадочный мужчина подошел к перилам балкона и окинул взглядом народ асов. Члены совета и королева стояли позади него. Странник расслабил плащ из шкур на плечах и выпрямился. Снял копье со спины и со стуком поставил его рядом. Поднял кусок стола с беспорядочными чертами на нем. Громко начал говорить:
   - Я - Игг! Вам известен, как Один, царь Асгарда и победитель великана Имира! Четыре зимы назад я покинул страну в поисках знаний, и этот поиск привел меня на край света. Там, девять дней и ночей, я висел на дереве. И на девятую ночь, я опустил взгляд во тьму и оттуда я поднял их!
   Он поднял дерево еще выше.
   - С криком я поднял их! - Игг слово в слово повторял слова, эхом вибрирующие в его черепе. - Имя им - руны! В них теперь наш язык, наша сила! В рунах есть теперь наш век!
   Он поставил дерево на перила и поднял копье. Асы не поняли его слов. Конечно. На это уйдет время. Он и сам не совсем понимал. Но сейчас, в этот момент, они смотрели на своего царя, на его устремившееся ввысь копье, на дрожащий воздух вокруг рун, и ликовали.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"