И сразу за поворотом первый: нашей местной рублевке скучно за бетонным забором да ещё с колючей проволокой и досмотровой вышкой, решили вырубить могучую аллею старых деревьев, которая долгое время скрывала их бесовство от глаз людских, и тем самым поразить воображение зевак.
Вырубили, обнажились, высунулись. Поаплодировал палочкой по свежему березовому пню. Не услышат.
У моста на берегу рыболов с удочкой. Каждый день он сидит там.
Сегодня рыбалка не задалась: молодые утки теребят поплавок, не отогнать. Остановился на мосту и смотрю.
Мише, ему под шестьдесят, лень пройти триста метров за бутылкой молока, забрался на велосипед, который древнее самого Миши и взбрыкивается как необъезженный конь.
Пробую шутить.
Кстати, о коне.
Всё лето конь, или лошадь - не уточнял, пасется в загоне. Работа у него только разве на весенней вспашке, а то всё бездельничает. И хорошо.
С хозяйкой они приятели: всю дорогу от дома до загона мило беседуют. "А верхом-то не лучше?" - подсказываю. "Нет, - смеется, - не приучена".
Мне приятна их солидарность. И конь сам по себе красивый: пока иду вдоль загона глАза отвести не могу.
Гена, тоже человек не молодой, беспокоится о старой больной дикой утке. Несет хлеб из дальней лавки: "Подкармливаю, на неделю буханку надо."
Зимой утку впускают в теплый цех.
На лесной тропе подобрал несколько маслят. Поначалу не хотел брать, но возвращаясь, соблазнился.
Конечно, можно было бы постоять с тезкой возле непонятной новостройки, поудивляться прогрессу, но морось уже залезла под воротник, да и три градуса пронизали мою легкую одежонку, согреть теперь может только бег.