Капитан Ордынцев, командир специальной группы при РУБОПе, никак не мог взять в толк - чего хочет от него его школьный друг Сенька Лисовский? Впрочем, полагал Ордынцев, у художников - свои причуды...
- Понимаешь, Стас - я знаю, чувствую, что что-то не так с этой картиной. Я охотился за нею много лет. А теперь, когда получил, я чувствую...что кто-то охотится за мной.
***
Он спустился в подвал, взял пиво и устроился с кружкой в самом темном углу. Медленно потягивая янтарный напиток, исподволь наблюдал за сидящими в зале людьми. Если б только знали эти уроды, кто находится сейчас с ними рядом! Впрочем, это даже лучше, что они не знают. В этом - его преимущество. Недалёк тот день, когда он откроет карты. Но пока ему лучше находиться в тени.
Голос у Сеньки был взволнованный. Да еще к тому же он явно "принял на грудь". Поэтому слушать его Стасу было непросто - смысл речей приятеля доходил с трудом.
- Я говорил тебе... Я говорил! А ты не поверил. Ну и хрен с тобой! Без толку с ментами откровенничать! И всегда ты был таким!
- Ладно, Сень, не галди. Ты давай по делу. Что там у тебя стряслось?
- А то стряслось, что Эдика убили! Вчера, на даче!
- Какого Эдика? - не понял Ордынцев.
- Эдика Чёрного, моего сокурсника по факультету живописи! Он же делал копию с "Любопытства"! Теперь понимаешь?
- Нет, Сень, извини... Ты вот что. Сейчас у нас пять часов, так? Я через часок закругляюсь, а ты подъезжай к нашему месту минут пятнадцать седьмого. Там и потолкуем, лады?
"Нашим местом" Ордынцев назвал летнее кафе "Студенческое", где они с Семеном часто заседали, отмечая какое-нибудь значительное (или не очень) событие в жизни. Подрулив к обочине на своей видавшей виды "шестерке", Ордынцев через стекло увидел, что его друг уже расположился за столиком и нервно курит, оглядываясь по сторонам.
- Привет,- нарочито беззаботным тоном сказал Ордынцев, подходя к столику художника.
Семен буркнул в ответ что-то нечленораздельное, загасил сигарету и, достав платок, принялся протирать очки.
- Так в чем дело, Сеня? В понедельник ты заявился и "грузил" меня насчёт какой-то картины. Прошло три дня - и ты опять трезвонишь мне на работу, панику порешь. Или думаешь, у меня времени свободного много? Нет, брат, мне бандюки отдыхать не дают. Вчера только разборка за городом была. Восемь "жмуриков"... Так кого, говоришь, убили?
- Эдика Шаболтаева. Прозвище у него - Чёрный. Ну, он такой жгучий брюнет... Я тебе про него рассказывал - он очень талантливый...был. Выставки в Москве и всё такое.
- Да, что-то припоминаю, - нахмурил брови Ордынцев. Хотя на самом деле никакого Эдика Черного в недрах своей памяти не обнаружил. - Продолжай.
- Ну вот. Сидим мы вчера у него на даче. Бухаем, конечно - у Эдика недавно племянник родился. Да и опять же, конкурс он выиграл региональный. Грант получил от губернатора, туда-сюда... И тут вдруг я себя как-то хреново почувствовал. Извинился перед ребятами и двинул на электричку. Домой пришел и заснул как убитый. А под утро - звонок. Голос такой странный. Говорит: "Один-ноль в мою пользу. Это тебе первое предупреждение". Да, так и сказал. И трубку, гад, повесил. А через три часа по новостям передали, что известный в городе художник Эдуард Шаболтаев найден мертвым на своей даче в Светилове. Вот такие пироги, Стас.
Ордынцев достал из внутреннего кармана мобильник и позвонил дежурному по Управлению.
- Лёня, ты? Ордынцев беспокоит. Не в службу, а в дружбу - глянь-ка сегодняшнюю сводочку. Меня интересует этот художник, Шаболтаев. Да, жду. Только недолго - денежки-то капают. Так, понял. Ах, вот оно что... Спасибо, Лёнь, пиво с меня.
- Ну что? - обеспокоенно спросил Семен, когда Ордынцев закончил разговор.
- Действительно убийство. Соседи по участку труп нашли. Ему перерезали горло, предположительно бритвой. Бессмыслица какая-то...
- Как раз наоборот. Я просто убежден, что это связано с картиной.
- Так, погоди, - поднял ладонь Ордынцев. -Сколько вчера народу было на даче у Шаболтаева?
Лисовский принялся загибать пальцы и шевелить губами.
- Шестеро нас было. Да, точно - шестеро. Так ты думаешь, что...
- Пока я ничего не думаю, Сень. Ты просто назови всех, кто там был, ладно?
- Ну да, без проблем. Рома Ардов был, он шашлыки делал,- задумчиво, будто что-то напряженно вспоминая, начал Лисовский. - Измайлов Кирилл. Он ещё опоздал чуток - в пробке застрял. Жорик Мехоношин... Ящик "Посольской" он притаранил. Ну и Михалыч тоже был - его дача по соседству. А ты что, правда думаешь, что кто-то из них?..
- Из вас, -уточнил Ордынцев. - Когда все разошлись, один из вас вернулся, и... Если конечно, это не убийство из хулиганских побуждений.
- Что-о?! - Семен вскочил. - Так ты и меня в подозреваемые записал?!
- Сядь, - спокойно сказал Ордынцев. - Сядь и успокойся. Ты ко мне обратился за помощью - так дай мне нормально работать. Теперь скажи - почему ты думаешь, что тут есть связь с картиной...как её?..
- "Любопытство", - напомнил Лисовский. - Понимаешь, Стас - это необычная картина. Крови за ней много... Для неспециалистов ее название ничего не говорит. А вот искусствоведы могут кое-что рассказать. Многие мечтали ее иметь. И я тоже. Долго искал ее следы. А тут вдруг - представляешь?- нахожу её в списке Интернет-аукциона. Я сначала подумал - копия. Но оказалось - подлинник. Я и купил.
Ордынцев помассировал подбородок.
- А кто продавал картину?
- Я не знаю, Стас. На аукцион ее выставила фирма-посредник.
- И за сколько ты ее приобрел?
- За тридцать тысяч,- ответил Стас.
- Рублей?
Лисовский хмыкнул.
- Баксов, Стас.
- Откуда ж ты их взял?
Лисовский потупился. Потянулся к пачке сигарет, нервно закурил.
- Чего молчишь, как рыба об лёд? - поторопил его Ордынцев.
- Ну, снес я в ломбард кое-что из семейного золотишка. А остальное занял.
- У Эдика Шаболтаева? - догадался капитан.
Семен угрюмо кивнул.
- Ты же сам сказал, что он получил губернаторский грант. А говорить мне не хотел, потому что думаешь, будто я расценю это как мотив: кому ж охота долги возвращать? Что, не так?
- Всё так, - сказал Лисовский. - Я теперь для тебя подозреваемый номер один?
- Не обольщайся,- Ордынцев встал. - Поехали. Покажешь это своё "Любопытство".
***
Возвращаясь от Семена, Ордынцев заехал к своему давнему знакомому, университетскому профессору Давиду Львовичу Файнштоку. Капитан уже понял, что дело, в которое он ввязался по милости Лисовского - гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд.
По дороге к дому Семена Ордынцев обратил внимание на голубую "копейку", мелькавшую в зеркалах заднего обзора. Ошибки быть не могло - за ними следили. Правда, на подъезде к улице, на которой жил Лисовский, "хвост" исчез.
Картина действительно была довольно необычной. Во всяком случае, Ордынцеву ничего похожего раньше видеть не приходилось (правда, он не причислял себя к заядлым любителям живописи).
Холст размерами примерно метр на полметра был заключен в деревянную раму. Картина написана была в тёмных тонах и явно не в реалистической манере.
Ордынцев внимательно разглядывал холст, думая при этом, кому мог прийти в голову такой сюжет. В левой части картины изображен был карлик (или ребенок) с неправдоподобно длинным носом и круглыми глазами. Сквозь приоткрытую дверь он наблюдал за мужчиной и женщиной, лежащими в постели в недвусмысленной позе. Тела были прикрыты одеялом, что не позволяло расценивать сюжет как порнографию. И всё это было выдержано в сине-зеленых тонах, и даже кожа у людей на картине была какого-то зеленоватого оттенка...
- Кто это нарисовал? - спросил Ордынцев.
- Написал, - поправил Семен. - В том-то и дело, что история автора полотна - как раз самое интересное из всего. Фамилия его- Палатник. Игорь Петрович Палатник. Коренной москвич, родился в 43-ем году. В наш город переехал уже где-то в конце семидесятых. Удивительно другое - художником-то он не был.
- А кем же он был?
- Военным моряком. Капитаном 2-го ранга. И за всю жизнь написал только одну эту картину. Впервые она появилась на выставке в Питере, уже в перестроечные времена. Спецы сразу всколыхнулись. Кто-то увидел сходство с Кандинским, кто-то даже болтал о новом Сальвадоре Дали...
- И что дальше?
- А дальше - ничего, Стас. Автор исчез. Вместе с картиной.
- То есть как исчез? - не понял Ордынцев.
- А вот так. Ни слуху, ни духу. На службу не явился. Был человек - нет человека. Будто в воду канул.
- Очень рад тебя видеть, Стасик!- профессор приобнял Ордынцева за плечи и слегка отклонился назад, будто бы для того, чтобы получше рассмотреть. -Ничего не скажешь, порадовал старика! Тамарочка, внученька, сделай нам чаю.
Тома Файншток, высокая зеленоглазая шатенка двадцати трех лет, была первой (и пока последней) любовью Ордынцева. Они познакомились на вечеринке в доме у одного из друзей Стаса. С тех пор прошло уже пять лет. Ордынцев окончил высшую милицейскую школу, побывал в спецкомандировке в Чечне. Тома вышла замуж, но неудачно - почти тут же развелась. Пыталась устроиться в Израиле, но меньше чем через год вернулась домой, к деду. Родителей у нее, как и у Ордынцева, не было: сын Давида Львовича вместе с женой погиб в автокатастрофе, когда Тамаре только исполнилось семь.
Ордынцев уже не раз собирался поговорить с Томой на предмет возобновления прежних отношений, но всякий раз что-то мешало: то срочная командировка, то неприятности с младшим братом (Иван Ордынцев здорово пил), то полная неспособность найти нужные слова...
После традиционного обмена житейскими новостями Ордынцев задал вопрос, ради которого и приехал к профессору.
- Давид Львович, вы ведь хорошо знаете всех, кто вращается в сфере искусства. Ну там литераторов, музыкантов, художников наших местных? Как-никак, всю жизнь здесь прожили.
- Да уж, - вздохнул Файншток. - Скоро восьмой десяток разменяю. Это не шутки... А кто конкретно тебя интересует?
- Какие замечательные пирожные! - сказал Ордынцев. Ему не хотелось, чтобы его собеседник догадался о природе его интереса к местным деятелям искусства.
- Тамарочка сама пекла,- похвастался Давид Львович.
- Вот как? - Ордынцев с улыбкой взглянул на девушку. - Ну ты меня просто потрясла!
- Так кто из нашей богемы тебе понадобился, Стасик? - мягко напомнил профессор. Несмотря на годы, он сохранил ясность ума и никогда не терял нить разговора.
- Вам знакомо такое имя - Игорь Петрович Палатник?
Профессор нахмурился. Поскреб указательным пальцем левую бровь.
- Палатник... Палатник... Ну конечно же! Это ведь тот морской офицер... Тот, который пропал без вести. Он написал одну-единственную картину. Она называлась "Любопытство". И сразу же он привлек к себе внимание экспертов-искусствоведов. Но больше он ничего не выставлял. Лично я с ним не контактировал... Хотя нет, вру - однажды мы встречались на Художественной конференции, году в девяностом или в девяносто первом. Незадолго до того, как он... А почему ты о нем спросил? Он что, отыскался?
- Да пока нет. Скажите, Давид Львович - а родственники у него были? Семья?
- Ты знаешь, Стасик - я вот сейчас смутно припоминаю, что мне рассказывали о нём. Темная довольно история... Жена его умерла еще до того, как он сюда переехал. А вот сын... Нет, не вспомню. Одним словом, была какая-то загадка, тайна. Сейчас мне трудно помочь тебе чем-то конкретным. Может, я сумею расспросить кое-кого...
- Нет-нет, Давид Львович, не стоит,- поспешно сказал Ордынцев. И подумал: "Не хватало еще, чтобы старик с головой влез в эту бодягу".
- Ну как знаешь,- немного обиженным тоном отреагировал Файншток.
- Вы мне здорово помогли,- улыбнулся Ордынцев.
Уже прощаясь, он чмокнул Тамару в щечку и пообещал ей позвонить в ближайшие дни.
***
Дома, за ужином и потом, лежа на кушетке, Ордынцев попытался систематизировать имеющиеся у него данные по делу и провести первичный анализ фактов.
"Если Шаболтаев действительно погиб из-за картины и если за Сенькой действительно следят - значит, убийства могут продолжиться. Нужно исходить из предположения, что убийца - один из тех четверых, которые были на даче у Эдика. Если, конечно, сам Сенька чист... А он чист - трусит неподдельно, да и не смог бы он - бритвой по горлу... Значит, Ардов, или Измайлов, или Мехоношин. Или этот, как его?.. Михалыч. Вопрос - зачем? Ограбление отпадает, на даче брать было нечего. Месть? За что? "Один-ноль в мою пользу..." Предупреждение... Мало данных. Вызывать их всех по одному и прессовать? Глупо. Убийца только насторожится. Надо встретиться с ними в неформальной обстановке. Посмотреть, кто чего стоит, и уж потом выводы делать. Кстати, а причем тут эта история десятилетней давности с исчезновением Палатника? Пока это никуда не пристегнешь..."
Повод для встречи с участниками злополучного дачного пикника отыскался легко. Вся компания собралась у Лисовского, чтобы помянуть Эдика Шаболтаева. Ордынцев слышал, конечно, и до этого, что художники сильно пьют. Но такого и он не мог предположить. Довольно скоро пространство под столом и вокруг него было усеяно пустыми водочными и пивными бутылками. Ордынцев пил мало, пытаясь незаметно наблюдать за присутствующими.
- Судьба...,- тяжело вздохнул Кирилл Измайлов, худощавый блондин лет тридцати. - Только-только обмывали победу Эдика на конкурсе - и вот на тебе.
- С каждым может случиться, - заметил Михалыч (Ордынцев уже знал, что его полное имя - Олег Михайлович Зубарев). - Все под Богом ходим.
- Интересно знать - какая тварь на Эдика руку подняла,- зло сказал Роман Ардов, откупоривая очередную бутылку. - Хотел бы я в глаза поглядеть этому уроду!
Георгий Мехоношин больше молчал; Ордынцев отметил про себя, что этот молодой человек очень мрачен и тоже, как и он сам, пытается следить за реакцией собравшихся.
"Кто же из них?" - думал Стас. Никого из этих людей не мог он представить с бритвой в руках, перерезающим кому-то глотку...
- Эдик был стоящий мужик, - сказал Лисовский. - На него можно было положиться. Сейчас таких почти не делают.
Ордынцев решил, что наступил момент для изменения плавного течения разговора. Он взглянул в тот угол комнаты, где стояла на специальной подставке, прикрытая куском ткани, картина "Любопытство".
- Скажи, Сеня, когда ты упомянул, что на этой картине много крови - что ты имел в виду?
Лисовский уставился на Ордынцева мутным взглядом. Захрустел огурцом.
- Понимаешь,- чавкая, начал Семен. - Эта картина за последние десять лет всплывала трижды. И все три раза владелец погибал. Я читал статью об этом в Интернете. Картина возникала в разных городах бывшего Союза. Ее приобретали художники. Дилетантам, как я уже говорил, она неинтересна.
- Картина? Что за картина? - встрял Ардов.
- "Любопытство",- пояснил Семен. - С которой Эдик делал себе копию.
- Вот что, мужики,- сказал Ордынцев. - Не знаю, говорил ли вам Сеня, чем я занимаюсь. Я работаю в милиции. И очень хочу разобраться, почему погиб ваш приятель Шаболтаев. Сейчас я раздам вам визитки. Тут мои телефоны - рабочий, домашний и мобильный. Если кто-то вспомнит что-нибудь важное, что могло бы помочь в расследовании - пожалуйста, звоните в любое время дня и ночи.
Застольная беседа стихла. Пять пар глаз внимательно разглядывали Ордынцева. А он тщетно пытался поймать в этих глазах хоть какой-нибудь проблеск, который выдал бы виновника трагедии. Через полчаса все разошлись. Семен с Ордынцевым остались вдвоем. Лисовский ухватился за горлышко одной из бутылок, потряс ее над своим стаканом. Потом с досадой отбросил, и она закатилась под диван. Разговаривать сейчас с приятелем было бесполезно, и Ордынцев, пожелав Семену скорейшего протрезвления, попрощался и ушел.
***
Стасу не спалось. Сидя на кухне, он пил крепкий кофе и делал записи в своем блокноте. Благо, теперь у него уже было, пусть и мимолетное, представление о каждом из подозреваемых.
"Ардов Роман. Эксцентричен. Максималист. Болтлив. Любит деньги. Умён. Наверное, нравится женщинам.
Измайлов Кирилл. Стандартный тип. Скрытен. Немного заносчив. Вряд ли когда-нибудь добьётся серьезного успеха.
Мехоношин..."
Ордынцев поймал себя на том, что не может коротко и четко сформулировать свое впечатление о Георгии. Тот за весь вечер едва ли произнес полдюжины фраз; пил со всеми наравне, а к Ордынцеву обратился лишь однажды, сказав: "А ты, я вижу, беленькую не слишком жалуешь".
Поразмыслив, Ордынцев поставил против фамилии Жорика жирный вопросительный знак, спустился на строчку ниже и записал:
"Михалыч. Дельный мужик. Спокойный. Себе на уме."
Далее перед Ордынцевым встал вопрос - включать ли Семена Лисовского в круг подозреваемых. После некоторых колебаний Стас сделал запись:
"Сеня Лисовский. Добряк. Безалаберный. Талантлив. На убийство вряд ли способен."
- Ну хорошо, а кто из них способен? Жорик Мехоношин? Рома? Бред...,- вслух размышлял капитан.
Этой ночью ему так и не удалось сомкнуть глаз. А наутро он позвонил в Управление и попросил предоставить недельный отпуск по личным обстоятельствам.
***
Зайдя в небольшое кафе в центре, Стас сразу же заметил Романа Ардова, который сидел один на один с бутылкой "Столичной".
Ордынцев подсел к нему.
- С утра - и в бой? - капитан указал на полупустую бутылку.
- Ты кто? - заплетающимся языком пробормотал художник.
- Я Стас. Мы с тобой вчера у Сени Лисовского познакомились. Эдика поминали.
- А!..- Ардов постучал себя по лбу. - Вспомнил! Милиционер... Чего тебе, сыщик? Разнюхал уже что-нибудь?
- Ты мне вот что, Рома, скажи - тебе переходилось пересекаться с неким господином Палатником Игорем Петровичем, капитаном второго ранга?
- С кем-с кем? - переспросил Ардов.
Ордынцев терпеливо повторил имя и фамилию.
- Нет, не знаю такого. Хотя постой... Это не тот тип, который написал "Любопытство"?
- Он самый.
- Нет, лично я с ним не был знаком.
- Ну спасибо. Бывай.
Ордынцев встал и пошел к выходу, купив по пути баночное пиво. Несколько часов он бродил по городу, выстраивая в уме различные версии. Основное, что его беспокоило - он никак не мог увязать для себя убийство Шаболтаева с гибелью прежних владельцев картины и исчезновением Палатника. В том, что некая связь между этими событиями существует, Ордынцев почти не сомневался.
"Картина приносит несчастье,- думал он. - Хорошее обьяснение, если бы я верил в мистику. В таком случае, Палатник - первая жертва картины? А остальные - те, кто ее покупал в разное время? Одни вопросы, черт возьми. И никаких ответов. Надо бы, конечно, взглянуть на материалы дела по убийству Шаболтаева. Но мне кажется почему-то, что тут поработал опытный волк. Вряд ли он наследил. "Любопытство"... Сюжет какой-то странный. Почему он пришел в голову капитану второго ранга?"
- Это Георгий,- представился человек на том конце. - Мне нужно с вами встретиться.
Через час Ордынцев и Мехоношин уже прогуливались по центральному парку.
- Итак, я вас слушаю.
- Стас, ты извини, я по-простому. Эдика я считал своим учителем - неважно, что он был всего на три года старше. И я не хуже тебя понимаю, что убийца - один из нас. Из тех, что вчера поминали Шаболтаева.
- Ну, допустим. И что дальше? Ты можешь мне назвать его прямо сейчас?
- Не могу, - вздохнул Мехоношин. - Но помочь тебе готов. Я понимаю - ты и меня подозреваешь, в числе прочих. Так что тебе решать, примешь ты мою помощь или нет.
- Ладно, считай, что принял. Выкладывай, что думаешь о каждом. Начни, к примеру, с Романа.
- Рома - завистник,- сразу сказал Мехоношин. - Он завидовал Эдику так, что не приведи Господь. А уж когда тот конкурс выиграл...
- Значит, мотив у Ардова был? - уточнил Стас.
- Это ещё не говорит о том, что Рома взял и перерезал Шаболтаеву горло,- сухо заметил молодой человек. - Если покопаться, мотивы были у всех. И, в частности, у меня.
- Ну-ка, ну-ка, это уже интересно. Давай-ка присядем. Поподробнее можешь про свой мотив?
- Эдик отбил у меня девушку. Вернее, он-то для этого ничего не сделал. Она сама... Одним словом, они познакомились у меня на дне рождении, а потом... Но я на Эдика зла не держал, поверь.
- Хорошо, а какой мотив мог быть у Измайлова?
- У Кирилла? - Мехоношин закинул ногу на ногу и сцепил тонкие пальцы на колене. - Кроме того, что он занял на конкурсе второе место, вслед за Шаболтаевым? Пожалуй, никакого.
- И кто у нас остается в итоге? Михалыч с Лисовским? Они ведь тоже были на даче в день убийства.
- Сенька - убийца? Ну нет! - улыбнулся художник. - А Михалыча этого я вообще плохо знаю. Он купил недавно дачу по соседству с участком Шаболтаева.
- Тупик какой-то у нас получается, - заметил Ордынцев.
- М-да...,- угрюмо согласился Георгий.
- Слушай, а почему Сенька упорно твердит, что убийство связано с этой самой картиной, которую он купил?
--
"Любопытство"? Да хрен его знает. Мне лично никогда не нравилась эта пачкотня. Я ее и тогда крыл на всех углах. Да кто слушал сопливого первокурсника Художественного училища? Хотя я считался юным дарованием...,- Мехоношин мечтательно прикрыл глаза.
--
А как вы познакомились? Я говорю про тебя, Эдика, Романа и остальных. Учились вместе, что ли?
--
Не все. Эдик с Сеней - с одной группы. А мы с Кириллом были на два курса младше. Рома вообще самоучка.
--
Ясно. Ты что-нибудь слыхал об авторе этой картины? Его фамилия была Палатник.
--
Я знаю то же, что и все. Этот Палатник пропал. Вместе с картиной. Той самой, которая сейчас у Сеньки дома стоит.
--
Как думаешь, он жив еще? Я имею в виду - Палатник.
--
Понятия не имею. К чему ты об этом спросил?
--
Я думаю, что Семену грозит опасность,- без особой связи с предыдущей репликой сказал Ордынцев. - Ведь все прежние владельцы картины уже мертвы.
***
"Не были, не привлекались, не состояли..." Биографии всех четверых молодых художников, что гуляли в тот злополучный вечер на даче у Шаболтаева, были на удивление схожи. Ордынцев потратил три дня, чтобы "нарыть" на них максимум материала. Для этого он воспользовался своим служебным положением, а также личной дружбой с начальником компьютерного отдела УВД Юрием Садовским.
Узнав у Семена координаты фирмы, продавшей ему через Интернет картину, Ордынцев заявился туда в форме и с удостоверением. Но его ждало разочарование: хозяин офиса, флегматичный прибалт, говорящий с характерным (не раз осмеянным в анекдотах) акцентом, терпеливо разъяснил "предстафителю фласти", что тот не имеет права без санкции прокурора требовать какую-либо информацию о клиентах фирмы. Так провалилась попытка Стаса узнать, кто был владельцем полотна "Любопытство" до того, как его приобрел Сенька Лисовский.
Следующим шагом Ордынцева был звонок на базу ВМФ, в отдел кадров.
--
Здравствуйте, вас беспокоит капитан Ордынцев, спецотдел РУБОП. Мне бы хотелось получить сведения об одном из офицеров, который служил у вас десять лет назад. Я говорю о капитане второго ранга Палатнике.
--
К сожалению, это невозможно,- ответил бесстрастый голос. - Вся информация такого рода засекречена. Ваше ведомство должно направить официальный запрос командующему флотом, и если будет получена соответствующая резолюция...
--
Понятно, - перебил Ордынцев. - На иное я и не расчитывал.
Дав отбой, он какое-то время сидел неподвижно с трубкой в руках. Затем пробурчал себе под нос:
--
Что ж, будем действовать испытанным способом, - и принялся набирать хорошо знакомый номер...
***
В электричке Ордынцев купил газету "Культурное обозрение". На второй полосе он наткнулся на интервью Кирилла Измайлова, чьи работы выдвигались для участия в Европейском конкурсе молодых художников. Корреспондент задал Кириллу вопрос о том, как представители художественного цеха восприняли трагическую смерть своего коллеги Эдуарда Шаболтаева.
"Это был удар,- ответил Кирилл. - Для всех, кто знал Эдуарда, это явилось потрясением. Зря говорят иногда, что незаменимых нет. Они есть, и Эдуард Шаболтаев был одним из таких".
Сойдя на станции Светилово, Ордынцев прошел примерно полкилометра лесом и очутился перед дачным поселком. Пользуясь схемой, которую набросал для него Семен, он без особого труда отыскал дом, принадлежавший покойному художнику. На соседнем участке копошился Михалыч.
--
Бог в помощь! - окликнул его Ордынцев.
Михалыч выпрямился, улыбаясь, стащил с рук грубые, засаленные рукавицы.
--
А, товарищ следователь!
--
Он самый. Как вы тут?
--
Да ничего, как обычно. Решил вот смородиной заняться. Заходите, я вас кваском домашним угощу.
--
Что ж, не откажусь.
Обстановка в доме у Михалыча была простая и уютная, ничего лишнего.
--
Скажите, Олег Михайлович - вы Эдуарда, соседа вашего, хорошо знали?
--
Шалтая-болтая, что ли? Да так, неплохо.
--
Как вы его назвали? - удивился Ордынцев.
--
Шалтай-болтай. Да это он сам себя так называл. Производное от фамилии - Шаболтаев.
--
А в тот день вы ничего такого не заметили?
--
В день убийства? Так ваши коллеги уже спрашивали. Нет, ничего такого. Я спать сразу завалился - уж больно много мы выпили.
--
Хороший у вас квас,- похвалил Ордынцев.
--
Так может, чего покрепче желаете? - с надеждой в голосе спросил Зубарев.
--
Нет, благодарю, - отказался капитан. - Я, пожалуй, пойду. А вообще у Эдуарда часто бывали гости?
--
Да как сказать... Бывали люди, конечно. Он компанейский был парень. А что, тех, кто его убил, так и не нашли?
--
Найдут, - сказал Ордынцев. - Непременно найдут.
***
На следующий день убили Георгия Мехоношина. Лисовский позвонил Ордынцеву и сбивчиво поведал о том, что ему опять угрожали.
--
Он сказал: "Два- ноль в мою пользу. И ты следующий". Что делать, Стас?
--
Не пори горячку. Надо сначала выяснить, не блефует ли он. Я сейчас обзвоню всех. А ты сиди дома и никому дверь не открывай, даже мне. Ты понял?
Измайлов и Ардов были в порядке (если не считать того, что Роман был снова нетрезв). А у Мехоношина трубку снял человек, назвавшийся сотрудником УВД Сухаревым.
--
Говорит Ордынцев, спецотдел РУБОП. Что случилось?
--
Убийство, товарищ Ордынцев. Хозяин квартиры Георгий Мехоношин убит.
--
Кто обнаружил тело? - деловито спросил Ордынцев, с трудом сдерживая эмоции.
--
Соседка. Она вышла, чтобы вынести ведро, и увидела, что дверь приоткрыта.
--
Хорошо, я сейчас приеду.
Но Ордынцев опоздал - тело Мехоношина уже увезли. Шеф следственной группы, неприятный толстяк по фамилии Борткевич, встретил капитана не особенно приветливо.
--
Ты ж вроде в отпуске, Стас. Или тебе кто частное расследование поручил?
--
Ладно, не умничай. Что тут за дела?
--
Дела скверные. Бритвой по горлу, как давеча того бородатого, на даче. Видишь, кровищи сколько?
--
Именно бритвой?
--
Почти уверен, - кивнул Борткевич. - Разрез аккуратный. Это точно не нож.
Настроение у Ордынцева было отвратное. Он вернулся домой и, сев за стол, вычеркнул из блокнота фамилию Мехоношина.
"Георгий что-то нащупал. Поэтому его и убрали. По-дурацки все получилось"...
Ордынцев достал из холодильника початую бутылку водки. Налил стакан и выпил залпом, не закусывая.
Тишину распорол телефонный звонок.
--
Стас, это ты? Павел говорит. Ты меня просил навести справочки об одном человеке, помнишь? Так вот слушай. Капитан 2-го ранга Игорь Палатник возглавлял отдел Р-5 при Управлении разведки флота. Когда он пропал, уголовное дело не заводили, потому что никто не обращался с заявлением о розыске. Флотские не хотели подключать ментуру, пробовали вести поиск своими силами, но безрезультатно.
--
Спасибо, Паш. А что такое это Р-5?
--
Контрдиверсионные операции. Одно из самых закрытых подразделений ВМФ. К сожалению, подробности мне неизвестны.
Ордынцев еще раз поблагодарил приятеля и повесил трубку.
"Хорошо иметь друзей в Конторе",- подумал он.
Его рука снова потянулась к бутылке, но телефон опять зазвонил. На этот раз Ордынцев услыхал на том конце голос Тамары.
--
Привет, Стас. Я просто хотела спросить, как ты. Ты обещал позвонить...
--
Да, прости. Я замотался.
--
Тебе плохо? - сочувственно спросила она.
--
Да, как-то не очень хорошо.
--
Я приеду?
Повисла пауза. От последних слов Томы Ордынцев мгновенно протрезвел.
--
Я был бы очень рад, - наконец выдавил он.
...И была ночь любви, которая позволила Ордынцеву отвлечься ненадолго от тех кровавых событий, в которые он был втянут.
--
Как много времени мы с тобой потеряли, - сказал Стас Томе под утро. - Это моя вина.
--
Нет,- улыбнулась она. - Ничья это не вина. А мы с тобой все наверстаем.
***
Семен подошел к двери и заглянул в "глазок".
"Интересно, чего это он приперся?" - подумалось художнику. И, несмотря на предупреждение Ордынцева, Лисовский стал открывать замки...
"Где-то я допускаю ошибку. Недокручиваю. В упор не вижу каких-то важных деталей, - рассуждал Ордынцев. - Интересно, все ли мне искренне рассказал Давид Львович? А Сенька? Возможно, кто-то из них о чем-то и умолчал, но не по злому умыслу, а просто потому, что не счел это существенным. Только в кино у сыщиков бывают внезапные озарения. Думай, Ордынцев, думай!"
Стас даже зажмурился и постучал себя кулаком по лбу, чтобы стимулировать мыслительный процесс.