Двадцать пять лет среди серо-зеленых потных стен, железных криков надзирателей, холодных прутьев решетки, пустых глаз соседей. Двадцать пять, и осталось столько же, в два, в три раза больше. Кто знает, сколько еще отпущено. Человечество давно отменило пытки, раскаленные прутья, дыбы... Оставило лишь самую изощренную.
Пожизненное заключение. Двадцать пять лет живой смерти. Отмотай их назад, ко дню суда, и увидишь явственно, будто это было вчера, судью в черной мантии, читающего приговор, и последний крик: Я невиновен! Приходили люди, читали его дневники, назначали адвокатов, залезали в душу, взламывая последние замки. Ничего. Проиграл. Умер.
Серена захохотала в 9125 раз, возвещая о дозволенной прогулке во дворе холодной тюрьмы. Его вывели из камеры, он вновь оказался в самом центре колонны живых мертвецов. Кто-то за спиной тихо засвистел старую мелодию. "В добрый путь, поторопись уйти, чтоб скорей вернуться..." Крик надзирателя. Песня смолкла. Старый голый двор встречал пустым молчанием, холодной, поддельной радостью... "В добрый путь, я дождусь тебя, иди, лишь бы обернулся..." Бухнула дверь, клацнул засов. Осенний ветер растрепал седые волосы. "В добрый путь, мой друг, в добрый путь..." Через забор перелетел оторванный раньше времени зеленый лист. Ударился о его щеку и умер. Он закричал. Он понесся через двор, его пытались схватить, в ногу вонзилась пуля... Вверх, по пожарной лестнице, на крышу, за стену! Он стоял на стене и дышал воздухом. Воздухом свободы. Куда же ты? Стой, старик, все равно не сбежишь! Внизу, на земле, его не ждали, так же, как и за стеной... Я свободен! Но куда ты, куда? В тишине прогремел выстрел. Человек на стене коротко вскрикнул и медленно, будто осенний лист, исчез на свободной земле. Кто-то из заключенных вздрогнул, надзиратели начали креститься: в стылом воздухе на двор спланировал шепот: "Я свободен..."