Наложен грим, суфлёр бормочет:
"Что мы играем, господа?"
Темнеют люстры, но отсрочен
миг, где софитная звезда
дырявит занавес, и маски
болтают, что сюжет не нов
и, как любовь, давно истаскан,
исчёрпываясь парой слов.

Куда уж нам до этих снобов...
Как при рождении стиха,
душа охвачена ознобом
от предвкушения греха,
который то ли лицедейство,
то ль театральный спиритизм,
и в коем мы впадаем в детство,
и в каждом прыгает артист.

Пока звонок ещё не третий,
и опоздавших пустят в зал,
пока возможны эти встречи
и невозможный идеал,
пока трактуем драматурга
печальнейшей из повестей,
сюжетик правя Демиурга
случайностью слов и страстей, -
врастай в меня... В твоих опалах
мерцает вновь софитов свет,
и постигаем мы помалу
смысл пьесы, сыгранной нам вслед.