Не знаю, кто из писателей первым сказал - "уходящая Русь". Бунин, Шергин, Ремизов, Шмелёв? Собственно, это не важно. Важно то, что они печалились о порушенных устоях Земли Русской, о насилии над её вековой историей, о надругательстве над её традициями. Они плакали и скорбели, потому что видели: Россия гибнет.
А на смену ей пришла другая страна, ничего общего с той, русской Россией не имеющая. Изгнав хозяев из их собственных домов, утвердились здесь Швондеры и Шариковы. Истинно же русские люди, носители высочайшей духовности, осколками разлетелись по всему миру, - разумеется, те, что не были расстреляны Швондерами и Шариковыми.
И воцарился в России чужеродный дух. И стало здесь культивироваться зло.
Потихоньку забыли люди о том, как жили когда-то их предки, и как удивительно целомудренно было их бытие. И лишь отголоски доносились порою об этом - издалека, из зарубежья, или из тех медвежьих углов самой России, куда забросила судьба тех прекрасных людей.
Что мы теперь можем знать о той России, если даже Бунин в своё время писал, что поколение его современников забудет о том, как жила когда-то наша Россия.
Что же говорить о нас, её не видевших? И знающих о ней только из прочитанных книг да рассказов - даже не самих очевидцев, а их потомков? Но даже из этих сведений становится ясно, как нас обокрали. Воистину, по миру пустили.
И всё-таки, друзья мои, не беспросветна наша действительность. Печальна, горька, драматична, но не беспросветна. Время от времени мы убеждаемся в этом.
Чудесный уголок земли...
Однажды по воле случая попала я в чудесный уголок земли, городок Гусь Железный, что находится в Рязанской губернии. Здесь находится детский оздоровительный санаторий, и здесь два летних месяца провела моя дочь Евгения. Уже подъезжая сюда, мы с ней диву давались открывающейся красоте. Природа была так неправдоподобно хороша, что больше походила на роскошную живопись искусных мастеров.
Вот почему так бывает: когда живёшь среди красоты - её почти не замечаешь и не ценишь. А как лишишься её, хоть ненадолго, и посмотришь со стороны - всё, сразу назад тянет, - потому что понимаешь, чего лишена была твоя душа.
Вы замечали, что пейзажи на фотографиях кажутся красивее, выразительнее, художественнее, чем в жизни? Кстати, то же самое относится и к живописным полотнам. Пейзаж на картине кажется нам более совершенным, чем в действительности.
Посмотрите на шишкинские, поленовские, саврасовские опушки и рощи - тут же хочется оказаться там. А главное - ты легко можешь ощутить себя... участником этих пейзажей, потому что всё вокруг родное и понятное.
Вот, например, "Дубовая роща" Шишкина. Да я так и вижу себя гуляющей среди этих исполинов. И при этом чувствую себя совершенно естественно.
Иногда я думаю: ну, почему только с болью и утратой приходит понимание красоты? Понимание того, что ты живёшь на прекрасной земле, которая есть твоё несравненное отечество? Почему для того, чтобы ощутить в себе эту бесконечную любовь к Родине, надо сначала увидеть себя со стороны? И даже что-то утратить?
Или так устроен наш русский человек?
Но уж когда он поймёт, что он потерял, - вернёт своё непременно, - и никакая сила не остановит его!
Вот и я - типично русский человек! Жизнь в мегаполисе отрывает нас от многого, однако стоит только выехать за город, - ахаешь! Много лет я живу в России, но всё не перестаю восхищаться нашей природой. И подъезжая с дочкой к Гусю Железному, мы восхищённо смотрели по сторонам. Это был именно "взгляд со стороны".
Вдоль дороги стоял дремучий лес. Казалось, здесь обязательно должны жить разбойнички с дубинками, как в русской сказке "Морозко". Помните их? Потом, кстати, я узнала, что когда-то именно так и было. И в здешних лесах жили самые настоящие разбойники, которые нападали на людей и грабили их совсем не по-сказочному. И не только грабили, увы. Такие были суровые времена.
А потом словно из небытия выплыл из-за леса огромный серый собор. Он был так величествен и высок, что казалось, подпирал своим куполом небесный свод. Что за чудо, подумала я. И в самом деле, оказалось чудо.
Директор санатория, а вернее, главный врач, принял нас тепло. Пытливый взгляд, умное лицо, спокойная речь. Приветлив, добродушен. Людей, наверное, давно уже насквозь видит. И наверное, счастливый человек. Но скорее всего, счастья своего не осознаёт, - потому что привык к нему.
Счастье - это вообще нормальное состояние человека. Оно должно окружать каждого - тёплым, защищающим облачком. Я не люблю слова "аура", потому что не знаю точно, что это такое. Мне понятнее говорить об ощущениях. Но вот в кабинете этого человека мне показалось, что я чувствую эту самую ауру. Дело в том, что он на работе окружён детьми. Да ещё в таком количестве! Это очень отражается на характере. Чистые души, чистые мысли. У кого не смягчится нрав?
Конечно, и дети бывают разными, но всё же это вам не испорченные жизнью взрослые циники. Невинные, сердечные, ясные души.
- Это барский дом? - спросила я.
- Да. Бывшее имение Баташевых, - ответил главный врач.
И у меня защемило сердце.
Бывшее имение Баташевых...
Бывшее имение. Значит, когда-то, и не так давно, здесь жила семья со своими нравами, характерами, судьбой. Значит, я в чужом доме. Это ответственно тем более, что хозяев здесь сейчас нет. Что же с ними случилось?
А случилась с ними та самая трагедия, перевернувшая всю страну.
Я оглянулась по сторонам. Высокие своды. Массивные двери. И весьма скромный кабинет, в котором я сейчас находилась.
Потом мне предстояло узнать, что Гусь Железный - городок с необыкновенной, удивительной историей. И вообще это особый мир. И люди здесь какие-то необычные, что называется, с изюминкой.
На самом деле, это обычные русские люди, чьи души изначально чисты и непорочны. Просто мы сильно изменились с тех пор. Наш русский генотип за тысячелетия гонений подвергся таким испытаниям, которые другой народ вряд ли бы и выдержал. Нас гнули - но мы выдюжили. Однако сильно изменились и подпортились наши русские национальные черты.
Но я уверена, - правильное национально-патриотическое воспитание новых поколений - и генетическая память не заставит себя долго ждать.
А вот в таких местах Русь изначальная сохранилась более явственно, и потому теперь кажется нам чуть ли не сказкой. И в самом деле, в одном из домов, говорили, живёт ведунья. В другом доме, по рассказам, бродят духи бывших хозяев. Да и в самом баташевском доме тоже, говорят, иногда мелькают какие-то тени, похожие на привидения.
Словом, чудесный, почти сказочный, неведомый, таинственный, оттого и страшноватый мир.
И всё тому способствовало здесь.
О Баташевых я узнала, что они здесь жили издавна, и было это большое семейство, с родословной, которая корнями уходит в семнадцатый век. И хоть, сказывают, дворянское звание получено ими весьма хитроумным способом, да дело не в этом. Кого это теперь касается?
Дело в том, что каждый из владельцев вносил что-то своё и, несомненно, - каждый заботился о процветании своего имения и семейного дела. Все они были горнозаводчиками, владельцами огромных земель и многих металлургических предприятий. Они плавили руду, которую добывали здесь же, а потом изготавливали высочайшего качества железо.
Я прочитала, что железо здесь делали сортовое и шинное, дрожечное и полосное. А ещё производили любой красоты и сложности металлические решётки, железо на лемеха и вроде бы уж совсем простое дело - гвозди. Да не простые то были гвозди, - а сделанные по заказу самого Императорского Величества. Например, для нужд Черноморского флота, который тогда только-только создавался.
Чем интересна История? Да такими вот деталями.
И неожиданными параллелями.
Как-то раз гуляли мы с мужем и дочкой по гусевским улицам, и оказались недалеко от храма. Смотрим, - кучка пепла от костерка, а в ней валяются какие-то необычные гвозди. Муж нагнулся посмотреть, - и тут мы все полезли в эту кучу.
Мы привезли домой эти необычные гвозди, а необычны они именно тем, что делали их когда-то на тех самых, знаменитых заводах Баташева.
Господи, как же меня волнует такое соприкосновение с Историей!
Отовсюду везу всякий, для многих, казалось бы, ненужный хлам. А я над этим хламом трясусь. То монету какую-нибудь добуду, то осколок каменного узора, а то и вовсе... кусок крепостной стены. Ей-Богу, друзья мои. И такое было. А теперь вот эти гвозди, которые для меня ценнее многих современных ценностей. А ведь они, как мы потом видели, валялись вокруг во множестве.
А это ведь не что иное, как осколки нашей отечественной, родной Истории.
Почему я пишу слово "История" с прописной буквы? Наверное, потому, что чувствую её живой. Вот оно, её дыхание.
Эти осколки, эти частички, эти баташевские гвозди.
Андрей Родионович...
Многие в Гусе и сейчас рассказывают о барской жестокости, о "самодурстве" хозяев. Страсти при этом живописуют самые невероятные.
Жестокость, может быть, и была, но уж далеко не такая масштабная, как в злополучные послереволюционные годы, когда уничтожались целые классы и сословия русских людей, а не расстрелянные "счастливчики" - эшелонами отправлялись на север. И обезлюдели тогда места, где веками жили целые поколения русских семей, где поддерживали традиции отцов и берегли заветы предков.
В Гусе Железном, например, до революции (это при царском-то режиме!) работали заводы! Да какие! Сам хозяин со временем не считался, работал, не покладая рук и не зная отдыха.
Особенно отличился один из Баташевых - Андрей Родионович. Он скончался в 1799 году. Я это запомнила только потому, что в тот же год родился Пушкин. Такая вот литературная ассоциация.
Не знаю, почему, но мне очень тревожно смотреть на портрет этого человека (чуть не написала - фотографию). И хоть он безнадежно испорчен временем, но лицо на нём - живое, яркое, запоминающееся. Если бы я не знала, что это портрет, - никогда бы не поверила. И пусть что хотят мне говорят, - оно не то чтобы красивое, - но породистое. Волевое. Властное.
Может быть, это внушение, потому что я ужё о нём кое-что знаю?
Но если доведётся, посмотрите сами в лицо этого человека. Согласитесь, его глаза совсем не похожи на глаза человека более чем двухсотлетней давности. Из глубины веков смотрят эти глаза на вас с живым и любопытным блеском.
В какой-то момент мне даже показалось - наблюдают!
О Господи!
Неужто такое бывает? Мистика. Прямо как в повести Гоголя "Портрет". Помните, живые глаза ростовщика на картине?
Мне даже страшно.
И вот теперь я стою в его доме.
Да, сейчас здесь санаторий, но ведь это - бывший дом Андрея Родионовича Баташева. Здесь он жил - ходил, ел, пил, спал, любил, сердился, наказывал и миловал. Имею ли я право вообще переступать порог этого дома?
И пусть это было более двухсот лет назад.
И давно "иных уж нет, и те далече".
Ну и что?
Это всё равно чужой дом, и он хранит всё в своей каменной памяти.
Я сто раз сказала себе: как хорошо, что теперь он принадлежит именно детям. Думаю, ничего доброго бы не получилось, принадлежи он сейчас какому-нибудь учреждению или властям. Слава Богу, что здесь - дети. От них - свет и чистота, от них эта благодатная... ну, пусть будет аура. Именно потому здесь легко дышать, иначе - здесь вообще невозможно было бы находиться.
Повторяю, это чужой дом, и он принадлежит другим людям, пусть уже умершим, дело не в этом. Здесь их дух. Никто не помешает им находиться здесь.
И всякий раз, входя в этот дом, я мысленно просила разрешения у его бывших хозяев и обещала им не осквернить их памяти.
Русский размах...
Андрей Родионович построил дом с размахом. Огромный, настоящий дворец, с колоннадой, красивым подъездом, широкими лестницами.
Говорят, под самим домом есть такой же подземный этаж с многочисленными ходами, которые связывали дом с заводом. А уж что там творилось, и куда вели те ходы - Бог весть.
Говорят, под землёй был даже свой тайный монетный двор, где чеканили деньги люди, не имеющие права выходить на поверхность. Там они и оставались на веки вечные.
Говорят, рядом находился великолепный театр, в котором шли представления не хуже столичных.
Недалеко от дома была построена оранжерея, "в полторы версты", и здесь в любое время года благоухали лимонные и апельсиновые деревья, росли вишни и персики, плодоносили ананасы и клубника.
Всё это изобилие не только подавалось к барскому столу, но в больших количествах отправлялось с обозами в столицу, императрице Екатерине II, которая, будучи человеком не русским, была очень избалована российским великолепием.
Поразительное дело, в какое время жил Андрей Родионович Баташев и как ему трудно приходилось ладить с властями, - ведь он начинал ещё при Елизавете Петровне.
И вот я читаю о том, что западные капиталисты, разъярённые русскими успехами, в частности, в металлургическом производстве, повлияли на Елизавету, и она издаёт указ о закрытии заводов, расположенных от Москвы в радиусе двухсот вёрст.
Я думаю, недолго западным капиталистам пришлось "обрабатывать" Елизавету, поскольку она была воспитана своим папенькой, Петром I, в иноземном духе. К тому же, она - наполовину немка. Вспомните, кто была её маменька - "ливонская прачка", которая стирала солдатам портки, потом стала женой Петра, а после его смерти заняла русский престол и стала императрицей Екатериной I. Чего с неё взять?
Вот уж истинное горе было для русских людей!
Немецкая прачка на русском престоле!
Кое-как отстояли тогда свои заводы Баташевы, однако не все. Но для молодого производственника это была хорошая школа. В скором времени ему пришлось схлестнуться и с указами Петра III. Тот вообще был чистый немец. Что ж вы хотите - герцог голштинский есть герцог голштинский. И звали его - Карл Ульрих, и жена его - немка - Софья-Августа Ангальт-Цербтская.
Но ведь все лезли на русский трон.
А мы - русские, всем верим, и всё никак понять не можем, что добротой нашей всю жизнь весь мир пользуется.
Это уже после крещения его Петром назовут, а её - Екатериной Алексеевной, которая - вот ужас-то! - собственного муженька с престола свергла и сама на его место села. И стала матушкой Екатериной II.
Правда, о Петре III до сих пор в истории сведения противоречивые. Кто-то его очень ругает, кто-то хвалит. Мне очень бы хотелось быть по отношению к нему объективной. Вот некоторые факты из истории его годовалого правления, именно столько времени он находился на царском престоле. Он отменил Тайную канцелярию, создал Государственный банк, запретил помещикам убивать своих крестьян и даже грозил им за это пожизненной ссылкой. Что касается дворянства, то он и дворянам угодил, приняв Манифест о вольности.
И всё же трудновато было Андрею Родионовичу в этих условиях изворачиваться, дабы отстаивать русские национальные интересы. Именно в это время в России окончательно укрепляется западное влияние.
И всё это миф, что Екатерина II вела Россию по русскому пути. Она также ненавидела всё русское, как и её иноземные предшественники. А начало этому кошмару положил Пётр I.
Но поскольку Андрей Родионович был человеком дальновидным, он понимал, что плетью обуха не перешибёшь, и потому избрал путь мудрой дипломатии, чтобы ему легче было отстаивать свои интересы. Он хорошо знал, с кем ему следует дружбу водить.
В ту пору у Екатерины в фаворитах числился знаменитый граф Григорий Орлов, и Андрей Родионович вступает с ним, как тогда говорили, в письменные сношения.
Изменился екатерининский фаворит, изменился и адресат Баташева. Теперь депеши его были направлены на имя не менее знаменитого Григория Потёмкина. Оба Григория интриганы были весьма искусные, и наш Андрей Родионович это знал, и в своих грандиозных планах все тонкости учитывал. Так что ананасов для "друзей" не жалел, поскольку понимал, - без высоких покровителей ничего толкового не сделаешь не только с каким-то там размахом, но даже и без оного.
А ведь у всякого русского размах, широта души и удаль - в крови. У Андрея Родионовича всё это было. Ведь, как утверждают историки, людей он скупал... деревнями. И земли у него было немеренно.
Ну, так всё правильно: он - русский человек и на русской земле. И это - его право.
А размах и в самом деле поражал воображение.
Напротив дома находился огромный, девятикилометровый пруд, где даже ходили парусные суда!
Вот это я понимаю! Всё организовал один человек - потому что был он настоящий хозяин!
Посмотрите на наши современные парки, скверы и пруды! Парки загажены до безобразия, давно не чищенные пруды просто-напросто загнили. И вместо красивых кувшинок на поверхности их цветёт равнодушная ряска.
Зато начальников - куча. И все о благе России кричат.
Зачем кричать?
Вот жил человек и дело делал. Пусть порой сурово, хитро, авторитарно. Да как же иначе, коли в России к власти иноземцы пришли? Надо же было изворачиваться, чтобы России и её духу уцелеть, выжить и доброе дело после себя оставить.
Вдумаемся, сколько он построил! И не надо говорить, что только для себя, дескать, он старался. Андрей Родионович прекрасно знал, что не заберёт он с собой - на тот свет - это добро. Знал, что всё это людям останется.
И осталось.
Имение и заводы, театр и оранжерея, пруды и парки.
И плотина здесь была сооружена хозяином с учётом последних достижений инженерной мысли, и мельница здесь вертела свои неутомимые размашистые крылья. Издали были видны они гусевским жителям.
А хозяйский дом стоял в окружении роскошного сада, где переплетались липовая и акациевая аллеи, где находились дивные беседки, и всё утопало в диковинных цветах. Гусевский историк А. Мишаков пишет, что для одного только цветника перед домом земля была вырыта на два метра и заполнена привезённым черноземом.
А весь парк был обнесён высоченной стеной красного кирпича с башенками по углам.
Нет больше тех башенок, да и сама стена сохранилась лишь частично. В некоторых местах зияют огромные провалы, а в других она просто разобрана или снесена вовсе. Говорят, кирпич этот такого хорошего качества, что местные жители его использовали для своих хозяйственных нужд. Стены всё равно разрушались без присмотра и ухода и разваливались от времени.
Что вообще здесь осталось после всех катаклизмов и потрясений?
Кто-то из Баташевых уехал в Австрию ещё до событий семнадцатого года. И поговаривают, с собой хозяева увезли много добра.
Но ещё больше такого добра, опять же по слухам, было спрятано в кованых сундуках и зарыто неизвестно где. Многие искали те сундуки, но найти сокровища так и не смогли.
Последней же хозяйкой дома была Зинаида Баташева, но её в тысяча девятьсот семнадцатом году расстреляли. Хорошо, что Андрей Родионович не дожил до этих ужасных дней, когда громили его ухоженное и с такой любовью построенное имение, когда его растаскивали по частям пришедшие к власти сатанисты швондеры и вырожденцы шариковы.
А потомки Баташевых живут теперь в Австрии, часто приезжают в Гусь и даже пытаются помочь, чем могут, чтобы сохранить хотя бы дом своих предков и величественный храм.
И купола того храма победно плывут над лесами и реками, золотом отражаясь в синеве небес.
Что осталось...
Что вообще осталось от той жизни? Воспоминания? Но и они - расплывчаты, как эти бегущие неведомо куда облака, и туманны, как открывающиеся взору далёкие дали.
Что могло остаться от той жизни?
Липовая аллея осталась, и то лишь потому, что не хватило сил с корнем вырвать эти липы. И слава Богу. Вот потому теперь она и радует глаз, и по-прежнему хороша и величественна. А вот акациевой аллеи я так и не увидела. Зачахли, наверное, те акации от новой-то жизни, и воздух показался им отравленным. Зато стоят сейчас здесь какие-то уродливые скамейки - вместо бывших ажурных беседок.
Парк, к сожалению, сохранился лишь частично, но чувствуется, что было здесь нечто грандиозное. Аллеи в самом деле хороши до сих пор, но загажено всё здесь необыкновенно. От стены остались лишь фрагменты.
Сам дом тоже в плачевном состоянии. И требует немалых вложений.
Причём, сейчас, а не потом.
Причём, приличных, а не нищенских подачек.
Дело в малом - где взять деньги?
Вопрос почти риторический.
И по одной лишь причине: у власти всё те же швондеры и шариковы.
А завод? Может, что-то сохранилось от завода?
Когда меня повели туда на экскурсию, я ожидала увидеть именно завод, современное производство, где по-прежнему работают доменные печи и льют раскалённое железо. Ну, думаю, никогда такого не видела, вот и посмотрю, говорят, это очень красивая картина.
То, что я увидела, поразило моё воображение настолько, что я просто растерялась.
Ну, ладно, если бы я увидела допотопное производство, устаревшую технологию, Бог бы с ним.
Ну, ладно, если бы я увидела хоть какие-то развалины, остатки стен, трубы, фундамент.
Какое там!
На месте завода не было ничего! Просто ничего.
- А где завод? - ещё на что-то надеясь, спросила я.
- А вот он, здесь... был.
Я огляделась.
Красивая природа. Всхолмье. Вековые деревья. Чудный, но неухоженный пруд. И под ногами - красная пыль от кирпичей.
Пыль от кирпичей, которые когда-то были заводом.
Да ещё кусочки руды. Они во множестве валялись вокруг - маленькие и большие.
Я подняла несколько кусочков. Хотела взять с собой. На память. Долго вертела в руках. И всё пыталась представить, какая бурная жизнь шла здесь всего лишь около ста лет назад. А потом выбросила. Я вспомнила, как однажды в польском городе Торунь я с интересом бродила по средневековому замку. Замок, пережив немало войн, был полуразрушен, но даже эти развалины поляки бережно хранят.
Он был построен из красного кирпича, вокруг валялось множество мелких кусочков, которые теперь были уже просто мусором, и такой кусочек я решила взять себе на память. Мне сказали, что этого делать не следует, потому что энергетика у этого замка недобрая. Здесь были войны, лилась кровь, и кто знает, что увезу я с собой вместе с этим кусочком. И я выбросила его.
Но всё же от замка оставались стены, многочисленные ходы, второй этаж, уцелели просторные залы и небольшие комнаты и даже, прошу прощения, отхожее место для высокопоставленных особ и отполированный вельможными задами до блеска деревянный туалет.
Здесь же не было ничего вообще. Сколько сил надо было приложить, чтобы разрушить всё до основанья. Потрудились люди.
А театр? Где он? Театра вообще не осталось и в помине. Спрашиваю, покажите хоть место, где он стоял. Показали. Кажется, здесь, говорят.
Ах, моя Россия многострадальная. Наверное, теперь я могу говорить: моя Россия, - потому что давно ощущаю себя её кровной частью.
Если не так, - отчего же тогда так больно?
И увидела я картину русской жизни, которая когда-то кипела здесь.
В полную силу работали заводы, на которых трудились инженеры и рабочие.
Далеко-далеко простирались чистые воды пруда, в которых рыбы было так много, что меньше, чем в полруки, и не вылавливали. По воде скользили небольшие нарядные суда под белоснежными парусами.
В тёплой оранжерее цвели апельсиновые деревья, наливались бордовым соком спелые вишни и поспевали золотистые ананасы.
В местном театре шли новые постановки.
Великолепный сад разливал своё благоухание на всю округу.
А в парке по вечерам звучала музыка. В ажурных беседках ворковали влюбленные пары, и по красивым аллеям чинно прохаживались почтенные дамы со своими благородными семействами.
И чем наш Андрей Родионович Баташев хуже Людовика XIV?
И тайны двора не меньше, чем у французов. Как не больше.
В одном лишь разница. Версаль сохранился. От всего русского гусевского великолепия не осталось ничего.
Всё уничтожено.
До пыли.
О крепостном праве...
Я не идеализирую прошлую жизнь. То, что я перечислила - было.
И не ругаю жизнь нынешнюю. То, как рассказала - есть.
Поговорим открыто о недостатках времени.
Мне возражают, дескать, зато тогда было крепостное право.
Было. И что? Всем понятно, что это было большое зло. Но однозначно называть это злом не совсем правильно. И вот почему.
И теперь многие склоняются к тому мнению, что крепостное право не только "закрепощало" людей, но давало им и многие удобства в жизни. Разумеется, оно лишало человека права передвижения и так далее, но при этом обеспечивало то, что теперь называют социальной защищённостью.
Больше удручает здесь моральный аспект. Человек, дескать, не свободен в своих действиях. Разумеется, это так. Но почему же тогда многие люди, получившие "вольную", не уходили из насиженных мест, а оставались жить при своих хозяевах? Из соображений удобства? Из уважения... к хозяину? Так он же, простите, крепостник, деспот, злыдень - за что же его уважать? Может, просто привычка останавливала людей?
Но заметим, что это были не какие-то единичные случаи, а почти повсеместные.
Только не надо меня обвинять сейчас в защите крепостничества, Бога ради. Николай Васильевич Гоголь, тоже, кстати сказать, во втором томе своих "Мёртвых душ" изобразил нам несколько великолепных образов настоящих помещиков - крепостников.
Ругают его нынче за это. Да и тогда ругали. Особенно те, которые себя революционными демократами называли. Белинский, например. Тот прямо обрушился с негодованием на бедного писателя. Что это, говорит, Вы, уважаемый автор, позволяете себе называть крестьян "неумытыми рылами" и проповедуете кнут, и защищаете самодержавие? И пуще того сказал, - о том, что Гоголь своей книгой "Выбранные места из переписки с друзьями" прямо-таки уронил себя в глазах почтенной публики. Да-с.
Но оставим пока Николая Васильевича, и вернёмся в имение Баташевых.
А говорили мы о недостатках. Что ж, я на них глаза не закрываю.
Разбойники в те времена, в самом деле, по лесам шныряли и добрый народ грабили. Кто же становился разбойником и уходил в шайки? Каторжники, беглые люди, просто пропащие, потерявшиеся в жизни неудачники. Такие во все времена были и есть. Боялись их люди. А как не бояться? Леса дремучие, места глухие, убьют - никто не узнает, и концов не найдёшь.
Но что при этом сделал хозяин тех мест - крепостной помещик Андрей Родионович?
Он всех этих разбойничков собрал, - отмыл, одел, обул, дал им какое никакое жильё, обеспечил питанием и предложил работу у себя на заводе. Но при этом спрашивать пообещал строго. И пошли те разбойнички к нему на службу, и служили ему верой и правдой.
Кроме того, именно из них создал он специальный отряд для охраны своего поместья, по-современному "спецназ", и назвал их "уланами". Говорят, не было людей, преданнее своему хозяину, чем те "уланы". Строго следили они за порядком. И сурово карали тех, кто его нарушал.
Но уж если кто сам из них провинится, - не было тому пощады от хозяина. Страшен был тогда его гнев. И медведем мог затравить, и плетьми высечь, и вниз головой подвесить, и нагишом на мороз выставить, и даже в стене замуровать. Знали об этом служивые, потому старались ничем не вызвать хозяйскую немилость.
Андрей Родионович превыше всего ценил дисциплину на производстве и расхлябанности ни в чём не терпел. И сам тому примером был. Говорят, что тайные подземные ходы были ещё и с той целью сделаны, чтобы хозяин сам мог появиться на заводе в любое время.
Любят в Гусе рассказывать про так называемый Страшный Сад, что находился в парке. Именно здесь происходило наказание провинившихся. Боялись все этого места, как огня.
Вот такова была жестокость этого человека. Но я снова хочу напомнить о количестве жертв в послереволюционное время. Достаточно вспомнить гражданскую войну, когда русские люди, стравленные в борьбе за мировую революцию, уничтожали друг друга. А уничтожение целых сословий русских людей, а концентрационные лагеря, а теплушки с заключёнными, что вереницей шли и шли на север! Эту жестокость какой мерой мерить? И есть ли она вообще? Я уж не говорю о страшных потерях в Великой Отечественной войне...
Андрею Родионовичу такое и не снилось. Он, быть может, за всю свою жизнь выпорол человек тридцать, и то за дело, - а в годы послереволюционных репрессий уничтожены десятки миллионов русских людей. Просто так.
Масштаб жертв несравним. Стоит теперь говорить о хозяйской жестокости?
Не знали люди, что им предстоит в недалёком будущем.
Измельчала жизнь...
Так и жила себе Россия-матушка - заводы строила, мануфактуры создавала, золотые монеты чеканила, дороги мостила, книги писала, журналы издавала, музеи воздвигала, - и думушки не думала о том, что она, оказывается, процветала.
Осознание это пришло потом - когда все всего лишились.
А пока при царе-батюшке жила, хоть изредка можно было и пороптать, и на жизнь пожаловаться, и на нехватки посетовать. И крепостное право всякими нехорошими словами обругать. Действительно, что ж его не ругать, коли Россия того времени лидировала чуть ли не по всем показателям и всему миру показывала, как следует жить.
Любопытный пример.
В царской России серебро и за деньги стоящие не считали. Что его считать, когда даже посуда серебряная была. А то и золотая. Помните, Фамусов у Грибоедова говорит:
Учились бы, на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам...
Конечно, Фамусов - пример, так сказать, отрицательный, да дело однако же в другом. А в том, что таких Максимов Петровичей, которые ели на золоте, в России было не так уж и мало. Хотя иные по сей день утверждают, что это были случаи единичные.
Увы вам, лжецы!
Богата была наша Россия.
Что же касается серебра, оно и вовсе было самой, что ни на есть разменной монетой. Кто не видел, к примеру, серебряные полтинники, которые выпускались ещё в начале двадцатого века?
А уж украшения из серебра, если и делали, то только для бедных. И носили их девушки дворовые. Приличные дамы такого позволить себе просто не могли. Только золото, только брильянты. И не какие-нибудь дешёвенькие и мелкие, которые без лупы и не разглядишь, а дорогие, крупные, ослепляющие благородным блеском. Изящные колье, изысканные диадемы, перстни, которые передавали по наследству.
Было что передавать.
Не мелочилась Россия.
Это сейчас в ювелирных магазинах вам предлагают:
- Берите, это хорошие брильянтики, это камешки, не крошка.
Так и говорят: не крошка, стало быть, не совсем мусор. И дамы берут, и делают вид, что брильянты носят. Несчастные.
Тётушка моя, Анна Сергеевна, всегда говорила мне: "Никогда не надевай серебра. Носи только настоящие драгоценности".
Я следую её совету. Правда, и драгоценностей добрых у меня нет. А других мне и не надо. Может, когда-нибудь разбогатею - куплю.
А что касается всяких стеклянных украшений, или того страшнее - пластмассовых, - это вовсе безобразие. Такого даже дворовые девки себе не позволяли. Уж, по крайней мере, самоцветы какие-нибудь. Ну, яшму или оникс. Но чтобы стекло - увольте.
Недавно мужу к какому-то празднику подарили современную серебряную монету. Сейчас такие продают в государственном банке, как коллекционные.
Грустно, господа.
Измельчала жизнь.
Даже и возмущаться не хочется.
Зато тогда, в добольшевистской, дореволюционной России, при царе-батюшке - сетовали. Иные более открыто роптали. А кто-то даже и негодовал.
Свобода... от всего...
Тут-то и появились бесы-большевики, - и давай людей дурить: "Живёте вы плохо, вас угнетают, плодами вашего труда пользуются, а вам только крохи достаются от барских щедрот. Вы берите топоры и вилы и идите на своих помещиков, а мы вам поможем. И будет у вас свобода".
Поверили мужики, что будет у них какая-то свобода. И пошли они за бесами, которые и устроили бойню семнадцатого года.
И правда, стали они свободными - от всего.
От власти и золота, от земли и хлеба.
И теперь уже - надолго.
Тут-то и спохватился мужики.
Раньше, бывало, если хозяин шибко прищемляет, на него и пожаловаться можно было. И тому не поздоровится, уж будьте покойны. И деньжата, какие никакие водились. Опять же, землица своя была.
Глотки-то больше драли за то, чтобы личные наделы им в размере увеличили. А уж хлеба до нового урожая всегда хватало. И не просто хватало, - огромный излишек оставался. И не только хлеба, но и других продуктов. Что с ними было делать? На ярмарки свозить.
И таких ярмарок по всем городам и весям России ежегодно проходило... восемнадцать тысяч. Сейчас такое и представить трудно. Сёмгу привозили возами, солёную рыбу продавали бочками, а там и балыки осетровые, мёд, овощи, фрукты, грибы, сахарные головы. И это только продовольствие, а мы про мануфактуру не сказали, ситцы наши знаменитые и парчу узорчатую, шелка переливчатые и бархат благородный, меха собольи и горностаевые, шубы песцовые и полушубки дублёные, сапожки сафьяновые и ботиночки с опушками. А рыжую лису, между прочим, в ту пору только в деревне носили, и то сказать - мехом шубы изнутри подшивали, а не снаружи, как сейчас.
Всё прибрали к рукам бесы, всё захватили себе, - потому что в России богатств - не счесть, просторы немереные. Есть за что драться.
И нашим русским простачкам ещё больше стали внушать: "Теперь вы живёте хорошо, счастливо, не то, что при старых порядках. Вас теперь не угнетают, не надо на хозяев работать. Всё теперь у вас - ваше".
Оглянулись мужики: а что же теперь у нас - наше? Ведь всё отобрали. Поначалу они даже ничего и не поняли. И потому байкам этим никто не поверил, - помнили ещё люди жизнь прежнюю. Мужики помнили, какое у них крепкое хозяйство было, купцы вспоминали налаженный товарооборот, учёный люд за голову схватился, потому что его тут же пришли "уплотнять" всё те же шкондеры и шариковы. Особенно тяжко стало дворянству, тому самому, которое громче всех кричало о необходимости реформ. Но их - сразу к ногтю. Вы желали реформ - вот вам реформы.
Потом и за других взялись - за тех, у кого память тоже была хорошая. Всех - к ногтю.
Мужики тоже поначалу не поверили, но и до них руки дошли. Кого - лес валить, кого - каналы строить.
Остальным же ничего не оставалось делать, как поверить и побежать за бесами - с их лукавыми лозунгами: "Свобода. Равенство. Братство".
Какое равенство, Господи? Если даже голуби в стае разные, один серый, другой белый. Если даже каждый воробей свой характер имеет. Я прочитала, что даже рисунки на теле жирафов не повторяются никогда. Все разные.
Чего уж о людях говорить? Один глуп, другой умён. Один злобен, другой приветлив. Один к наукам точным тяготеет, а другой с наслаждением по бумаге пером скрипит. Сочиняет.