Аннотация: СССР-2061 Рассказ написан для конкурса СССР-2061. О том, как в конце XXI века ходили на работу простые сотрудники Института Космобиологии.
Ржевский В.П.
Мы назовем ее Алисой
Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания.
Я стоял на балконе, облокотившись на перила, бездумно взирая с высоты пятого этажа на кривоватую перспективу уходящей к югу улицы, допивал чай из оранжево-красной в белый горошек чашки и машинально бормотал старинную песенку о том, что мои двери из чистого клена, а мои окна выходят на юг. В принципе, идти на работу было еще рано, но, с тех пор, как жена уехала в роддом, дома меня особо никто не держал, а на работе всегда есть, чем заняться. Ладно, пора. Сполоснул чашку, убрал в шкаф, вышел в прихожую, обулся, захлопнул дверь и побежал вниз по лестнице. С детства никак не мог привыкнуть ездить на лифте, да и какой смысл? Пешком вниз получается быстрее практически всегда.
Я выскочил из подъезда через распахнутую настежь дверь, инстинктивно задрал голову, посмотрел на небо и глубоко втянул через ноздри свежий, влажный и какой-то даже сладкий воздух. Я прикрыл глаза и чуть ли не замычал от наслаждения. Господи, до чего же хорошо-то! Вот еще месяц, начнется жара, пыль и прочие радости городского лета, а сейчас просто ХОРОШО.
- Здравствуйте, Игорь Всеволодович, - донесся до меня негромкий, но вполне еще уверенный голос откуда-то со стороны старых тополей, растущих посреди двора. - Дождя не будет.
Я опустил голову и открыл глаза. Сосед Поликарпыч с моей лестничной клетки. Старик, лет ему больше, чем всем тополям во дворе и самому дому. Говорит, жил еще в первом Союзе. То есть, что-то около девяноста пяти или даже девяноста восьми. Это если знать. А так, на вид, лет семьдесят. Совершенно седой, сухонький, но бодрый такой старик. Сидит себе в своем кресле под тополями, голову чуть-чуть набок склонил, смотрит так изучающе, и улыбается эдак слегка. Прямо как Чеширский Кот.
- Здравствуйте, Всеволод Поликарпович, - ответил я, подходя поближе к креслу. Мы с ним не родственники. Даже не однофамильцы. Но редкие имена в Союзе не так уж и редки.
- Не холодно Вам? - спросил я, пожимая его сухую, но вполне еще плотную кисть. - Свежо, вроде бы.
- Да нет, хорошо. Опять же восход, какой замечательный, - повел он головой в сторону дороги.
Я машинально оглянулся. Дорога была пуста, в кустах на той стороне кто-то возился, а солнце уже почти скрылось за стоящий чуть дальше дом.
- Хм. Солнце-то уже ушло, нет? - спросил я.
- Ничего, мы это дело поправим, - улыбнулся сосед, пробарабанил пальцами правой руки по клавиатурке, вмонтированной в подлокотник, кресло зажужжало и плавно двинулось из тени вслед за уходящим солнцем. Я пошел рядом.
- Что-то рано Вы сегодня на работу, - заметил старик, разворачивая кресло поудобнее, - не спится?
- Не спится. Да и на работе дел полно. А Вы что так рано гуляете?
- Да в моем возрасте спится еще меньше, чем в Вашем. А каждый восход сам по себе - счастье. Практически подарок. Кто же не любит подарки?
- Понятно-понятно.
- Конечно, понятно... Не спится, значит... Угу. А как там Ваша дочь? - искоса взглянул на меня он с кресла.
- Дочь?! Сссс... спасибо, хорошо, еще не родилась... - споткнулся я. Вот ведь старый хрен! Знаток, туда-сюда. Знаем мы, чем он в первом Союзе занимался и где служил. Хотя, вроде, не по возрасту... Но все равно. Создается впечатление, что полдома знает, где у меня жена, кого мы ждем, и как оно там вообще.
- Ну, ничего, недолго осталось, - откровенно улыбнулся сосед. - Да не волнуйтесь Вы, все будет хорошо. Я сам в свое время нервничал, и ничего, все прошло нормально. А сейчас с этим делом гораздо проще. Нам тогда и не снилось.
- Да я, вроде бы как, в курсе, - пробормотал я, - специальности близкие.
- Да-да, я помню, - покивал старик, - тогда тем более беспокоиться не о чем.
- Ну, хорошо, - заторопился я, - не буду Вас больше задерживать, побегу я на работу, пора мне. До свидания.
- До свидания, - все с той же чеширской полуулыбочкой кивнул мне сосед, - не скучайте.
Да уж какая тут скука! Нет, с этим надо что-то делать. Кира, небось, растрепала по всей Сети. Говорливенькая наша. Мы еще с ней побеседуем на эту тему. Знаю я эти присказки: "я только близким подругам". Ага. А у каждой такой близкой еще с десяток других близких. Ровно через сутки последний негр преклонных годов и последний эскимос с Независимой Аляски будут знать о том, кого и когда мы ждем. После первого же выхода в Сеть. Кстати, о Сети...
Я вытащил из браслета гарнитуру и воткнул ее в правое ухо. Запустил экран, нашел закладку новостей и включил их в режиме звука. Пока иду, послушаю, что там в мире творится. Выключил экран и машинально подвигал браслет вверх-вниз по запястью. Не привык еще. Предыдущий был потяжелее, а этот на руке практически не ощущался, и мне все время казалось, что я его потерял. Впрочем, все равно крупноват, модель мужская, на женском запястье смотрелся бы грубовато. Именно поэтому жене я купил телефон округлый такой, каплевидный, блестящий, на серебристой цепочке. На шее он смотрится вполне прилично, как крупный кулон. И лежит как раз в том месте, куда положено притягивать мужские взгляды. Впрочем, оно и без кулона ничуть не хуже притягивает... Так, что-то я задумался. Что у нас там с новостями?
Я подошел к переходу через дорогу и механически осмотрелся влево-вправо. По случаю раннего времени светофор еще мигал желтым, но дорога была практически пуста в обе стороны, только где-то метрах в двухстах слева неторопливо полз ранний троллейбус. Я перешел на ту сторону и кинул взгляд на зловеще сияющее бегущими кроваво-красными цифрами табло расписания под крышей остановки. Нужный мне троллейбус должен был подойти через семь минут сорок две секунды. Долго. Ну, понятно, кто ж в такую рань будет ездить каждые три минуты? Ждать смысла не имело, потому как ехать на троллейбусе нужно было минут десять, а за семнадцать минут я до работы и пешком дойду. Тем более, что в запасе у меня было еще больше полутора часов.
Я прошел по улице метров тридцать, свернул направо и углубился в старый, построенный еще в конце десятых жилой квартал, где в память о бывшем когда-то на этом месте частном секторе улицы были узкими, едва ли в две полосы, обсаженными вдоль обочины деревьями и кустами. Нынче с утра свежая, как будто только что помытая придорожная зелень смотрелась и пахла просто убийственно как хорошо, прогулка по этим улочкам была сущим удовольствием. На совершенно пустых аллеях стояла практически полная тишина, в которой откуда-то издалека было слышно жизнерадостное карканье то ли ворон, то ли сорок, строящих планы на утро, да свист троллейбусных проводов с соседней улицы.
В ухе негромко бормотали дикторы, рассказывая о встрече премьер-министра Квебека и президента Шотландии, волнениях на границе Североамериканского Альянса с Южной Конфедерацией, референдуме в Мусульманском Провансе по вопросу об отделении от Германо-Французской Федерации... Что-то совсем неинтересные и обыденные нынче новости... Впрочем, нет новостей - тоже хорошо... Пусть развлекаются там потихоньку, лишь бы нам не мешали... Наконец международные новости закончились, и пошло наше, местное... Посевная на марше... Расширение навигации на Северном Морском Пути... Первая редкоземельная руда из антарктической шахты "Мирный-9"... Новый цех на УралВагонЗаводе... Новосибирский филиал куйбышевского "Прогресса"... Ага, новая улица на Большом Сырте, шесть куполов на тридцать человек... Понятно, как раз недели две назад туда пришел наш грузовик... Или китайский? Нет, вроде бы наш, китайский на днях должен подойти, он с Луны позже стартовал... Да, точно. Где-то, помнится, писали, что он в этом сезоне последний, потом на девять месяцев пауза... Н-да, надо поторапливаться, через сезон нам нужно высылать туда пробные партии флоры и фауны... Хотя какая там фауна, в такой-то атмосфере... Кислорода нам, конечно, обещали аж чуть ли не полпроцента, откуда только взялся... Смешно. Если только анаэробы на азоте или фототрофы... Ладно, будем думать...
- Товарищ, у тебя закурить не найдется?
Я поднял глаза и обнаружил, что на полном автомате прошел целый квартал. Слева от меня за матово-белым пленочным забором возвышалась стандартная девятиэтажка начала века в каком-то полуободранном состоянии. Такое чувство, что от нее кто-то оторвал целые куски стены, они свисали лохмотьями неопределенно-желтого цвета. Рядом с домом громоздился непонятный уродливо-угловатый агрегат, похожий на чудовищную помесь тиранозавра-рекса с богомолом-переростком и мегакрабом из Марианской впадины, возле него мелькали фигурки в оранжевых строительных комбинезонах. Один такой комбинезон, увенчанный оранжевой же каской, стоял прямо передо мной и заинтересованно следил за моей заторможенной реакцией. В смысле, не комбинезон, конечно, а человек, в этот комбинезон одетый.
- Что? - переспросил я, фокусируя взгляд. - Закурить? Нет, извините, не курю.
- Жаааль, - протянул человек, - с утра самое бы то покурить перед работой. А то до магазинов отсюда не близко. Да и не работают еще, поди.
Я еще раз взглянул на дом и спросил:
- А что это вы тут делаете, ни свет-то, ни заря?
- Как это "что"? Сносим, конечно.
- С чего бы это вдруг? Каждый день здесь хожу, ничего не замечал такого. Когда это вы успели?
- Так вчера и начали. Сегодня второй день.
- Да, вчера я здесь не ходил... А чего ломаете-то? Дом вроде бы еще хороший, и лет ему от силы сорок-пятьдесят.
- Чего ж в нем хорошего? Дешевка старорежимная малобюджетная, медь его. Спасибо, что сорок лет простоял. Кто-то там просчитал, что сломать его на... совсем и построить новый монолит будет дешевле, чем ремонтировать.
- Странно... Мой дом еще старше, ему лет семьдесят... А косметику лет пять назад делали. Ободрали в подъезде всю штукатурку и краску до кирпичей, а потом покрыли этим новым полимером светящимся...
- Флуоресцентом? Желтеньким таким в темноте светится? Знаю-знаю. Это сейчас тема такая пошла. Чтобы в темноте ступеньки на лестнице было видно.
- Да, наверно... И сказали, что наш дом еще лет пятьдесят простоит.
- Дык. У тебя, небось, дом еще при первом Союзе строили?
- Да, где-то под конец.
- Ну, хрен ли тогда... Тогда понятно. Те-то дома строили еще по советским нормам, у тебя и стены капитальные кирпича в три, не меньше, и бетон на перекрытиях нормативный, по старинным ГОСТам сделанный.
- Не знаю, стены не мерял, но довольно толстые, да.
- Ну, вот. А эти, - он небрежно махнул рукой в сторону дома, - раза в полтора, если не в два тоньше будут. Остальное, небось, разворовали, пока строили. Их снаружи еще пенопластом обкладывали. Для утепления. Ага, утеплили, блин. Здесь у нас, оказывается, то весна, то зима, то осень. Сырость. Вон, посмотри, - он опять махнул рукой, - отодрали пенопласт, а под ним плесень похлеще марсианской. Да и пенопласт сам по себе на куски расползается. Сгнил весь, медь его.
"Нет на Марсе плесени, - машинально отметил я про себя. - Но мы думаем об этом. Регулярно. Можно сказать, на профессиональной основе". Вслух же я сказал:
- Понятно. А чего как рано-то? Все еще спят. Ну, кроме меня, наверно...
- А ты куда идешь?
- На работу, конечно.
- Вот и мы на работу. Раньше выйдешь - быстрее сядешь. Хотя мы вчера до темноты тут корячились. Разломай поди такую-то дуру. Одного мусора сколько вывезли. А сколько еще придется...
В это время уродец-богомол возле девятиэтажки вздрогнул и с нехорошим скрежетом как-то рывком вытянулся метра на три вверх. Руки-клешни его завибрировали, народец в оранжевых комбинезонах отскочил подальше и разразился громкими жизнеутверждающими возгласами. Мой собеседник оглянулся:
- Ага. Начали. Ну, ладно, бывай. Приятно поработать. Да и мне тоже пора. Жалко, у тебя курева нет, - махнул он рукой и бодро зашагал к дому.
Я торопливо пробежал вдоль забора дальше. Ну его, этого краба. Что-то не нравится мне эта его манера двигаться. Долбанется еще тут не вовремя... Может, конечно, и нет, но мало ли? Кто потом про меня моей дочери будет рассказывать?
Я добрался до конца следующего квартала и остановился на переходе. Светофор уже включился в дневной режим и горел красным. Мимо прошелестела ранняя городская двойка веселенькой канареечной окраски. Понятно, за рулем - девица лет двадцати. Ничего так девица. Во всяком случае, выше пояса. Да и машина тоже ничего. Свеженькая, модель поновей моей. Куда это она с утра пораньше? Кстати, о двойках. Надо бы с женой обсудить вопрос, что заказывать после родов: то ли еще одну двойку для нее, с появлением ребенка это будет вполне реально, разрешение на вторую машину дают сразу после рождения... То ли сдать мою двойку и заказать семейную четверку. Новые модели, говорят, очень даже ничего. Запас хода чуть ли не на двадцать процентов больше. И ток заряда с крыши больше раза в полтора. Это понятно, у двойки что там за крыша, какая там площадь для фотоэлементов... У нее, конечно, и мощи киловатт на пять поменьше, чем у четверки, и аккумулятор послабже, зачем ей, на двоих-то человек максимум... Хотя четверка не совсем удобна, это ж мне придется возить сначала ее с ребенком туда-сюда, а потом самому ехать на работу... Ладно, пока она сидит месяц-два дома, чего-нибудь придумаем. Свою двойку я могу ей оставить, а на работу все равно пешком хожу. Или на троллейбусе минут пятнадцать. К августу определимся, а там, самое позднее к сентябрю, и заказ подойдет. Либо двойку последней модели, либо четверку повместительней. Опять же новое место на стоянке не понадобится...
Поликарпыч, помнится, рассказывал как-то, что раньше, еще до второго Союза, у нас не было ограничений на городской транспорт. Это вроде как у нынешних демократов. И прямо по городу ездили толпы машин с бензиновыми двигателями, причем разных размеров, мощности и вместительности. Едет, говорит, такой одинокий ушлепок росточком сантиметров в сто семьдесят, а машина у него - сарай на колесах метров пять длиной и тонны в три весом. Везет воздух и тратит прорву бензина своими двумястами киловаттами на перевозку пустого сарая. Машин много, все здоровенные, незагруженные и стоят в пробках, потому как дорог им, таким уродищам, не хватает. Бензин выгорает, все при этом выбрасывается в воздух, и народ всем этим дышит. Маразм. Еще бы у них кризисов в экономике не было, с таким-то идиотизмом. Понятно, что грузы возить, или там за городом ездить, еще туда-сюда на бензине, а в городе-то зачем? Это что, такой традиционный вид массового мазохизма, постоять в пробке и подышать собственным выхлопом? Ну, ладно, мазохизм - дело добровольное, а остальные-то тут причем? По улицам, между прочим, еще и дети ходят. Да и ставить всех этих гипертрофированных уродцев куда? Старик говорил, что в те времена наш двор по ночам так был забит этим железным стадом, что и пешком-то протиснуться не всегда получалось. А если еще и снег выпадал...
- Зеленый свет. Можно переходить через дорогу, - оборвал мои раздумья приятный женский голос из светофора. Под стук метронома я дошел до противоположного тротуара и вдруг заметил низенькую черненькую гладкошерстную таксу... Да нет, пожалуй, такса. Он сидел на асфальте и, задрав голову с длиннющими ушами, внимательно рассматривал меня круглыми черными глазищами. Видимо, пытался понять, кто я такой и что я тут делаю в такую рань.
- Здравствуй, собака, - сказал я ему.
Такс пошевелил ушами, наклонил голову и вдруг запищал тонким детским голосочком:
- Здравствуйте, дяденька! Это Вы с моим Гошей разговариваете?
Я пригляделся повнимательнее. Говорил, конечно, не такс, а его ошейник. Вон там, возле замка, контроллер закреплен.
- Ну, если этого такса зовут Гошей, то с ним. Такой маленький, черный, гладкий, длинноухий и с ошейником. Впрочем, никаких других собак здесь нет, так что точно с твоим Гошей.
- Да, это он! Гоша! Ой, дяденька, а скажите ему, чтобы он домой шел! Я его давно гулять выпустил, а он убежал и домой не идет. Я уж ему кричал-кричал, а он не слушает! А мне скоро в школу собираться!
Гоша яростно мотнул головой и попытался задней лапой зацепить ошейник. Потом передней. Потом пару раз прокрутился вокруг себя. Видимо, говорящий ошейник ему решительно не нравился. Но отцепить его было еще сложнее, чем поймать собственный хвост.
- Гоша! - строго сказал я. - Иди домой! Тебя хозяин зовет!
Такс остановился и с превеликим сомнением осмотрел меня с ног до головы. Я ответил ему максимально убедительным и проникновенным взглядом.
- Гоша! - запищал ошейник. - Домой!
- Гоша! - еще строже произнес я. - Ты слышал? Иди домой! Тебя хозяин зовет! А то я заберу тебя на работу и посажу в клетку к утконосу!
Н-да. Про утконоса я, пожалуй, загнул. Откуда простому таксу знать про утконосов? Да и откуда у меня на работе утконос? Не работаем мы с австралийской фауной. С тем же успехом я мог бы пугать его Бармаглотом. Но прозвучало неплохо. Во всяком случае, Гоша укоризненно на меня посмотрел, печально помаргивая глазищами, шумно вздохнул, развернулся, взмахнув ушами, и поцокал куда-то когтями по тротуару. Наверно, проникся. А может, не оценил строгого выражения моего лица.
- До свидания, Гоша! - попрощался я.
- До свидания, дяденька! - пропищало из ошейника.
- Он хоть в ту сторону бежит? - повысил я голос, потому что такс уже отбежал метров на пять.
- Пока в ту, - донеслось до меня, - спасибо, дяденька...
- Не на чем. Приходите еще, - пробормотал я машинально, хотя вряд ли они оба меня услышали.
- Такса к утконосу... Утконоса к таксе... Таксоноса к утке... Вот такие шутки... - меланхолично бормотал я, спускаясь в овраг. Когда-то давно здесь текла река. А может, не текла. А может, не река. Но что-то такое лет уже сто тридцать течет по трубе на дне оврага. А поверх положен асфальт и посажены кусты. А рядом стоят дома. И будем надеяться, что эта самая река-нерека не промоет эту трубу насквозь, и дома не уплывут в овраг. Хотя, если вспомнить давешних оранжевых человечков и их богомола, то особых проблем эти дома для них не составят. Кстати, о домах. Нынешней нашей двухкомнатной квартиры нам с Кирой и ребенком будет маловато. Надо послать заявку на трехкомнатную. Как минимум. А если есть еще лимиты, то на четырехкомнатную. Мы, вроде бы, по возрасту и перспективам роста подходим. Сейчас дойду до работы и заполню анкету. На ходу неудобно. А то вылезут еще какие опечатки да глюки... Глюки-глюки-глюки... Глю-ки. Да, нужно еще запись вчерашнего совещания просмотреть. Вроде бы разговор прошел по делу, и где-нибудь через сезон хотя бы флору достойную на Марс мы отправим. Анаэробов сначала, потом водоросли, потом подберем мхи или даже грибы, а там, глядишь, и до фауны доберемся... Мы там много чего интересного наговорили, надо бы оформить это в тезисы, или даже наброски программы. Нужен текст, и крайне желательно - без опечаток. "Голос", он, конечно, штука мощная и не совсем дурная, но опечатки у него так и сыплются. Да и понятно, обучай - не обучай, контекст - не контекст, а спецтерминологию, да в произношении, например, Михалыча, или Вольдемарыча, да на фоне общих жизнерадостных воплей - поди, распознай без ошибок. Н-да. Стыдно вспомнить, что он, сволочь эдакая, нараспознавал, когда записывал разговор об анцеструлярных зооидах. Особенно про спиральный характер расположения вокруг центральной анцеструлярной зоны... А ведь ЭТО и женщины читали... Кошмар.
Браслет мелко завибрировал, а в ухе пробренчала на лютне мелодия Green Sleevs. Ага. Жена. Проснулась, что ли? Отвечаем.
- Привеет, папааашка, - зевнуло у меня в ухе, - ты уже проснуулся?
Хорошо, что на улице никого не было. Я мгновенно спал с лица и встал, как вкопанный. Потому, что сердце мое остановилось. В висках как будто что-то вскипело, мир содрогнулся, зашатался и зазвенел тонким хрустальным звоном. Я сделал два судорожных шага до ближайшей скамейки и схватился за ее спинку так, что побелели пальцы. Потом я попытался проглотить внезапно возникшее в горле что-то угловатое, неимоверно колючее, и прохрипел:
- Как "папашка"?! Что, уже?! Ведь рано же еще!
- Проснуулся, - удовлетворенно замурлыкало в ухе, - да не трясись ты так. Нет еще, это я таак, тренирууюсь...
- Ничего себе тренировочки! - проскрежетал я, медленно и плавно опустившись на скамейку. - От таких тренировочек и инфаркт схватить недолго!
- Нууу, подуумаешь, инфааркт... От инфаркта нынче никто не умираает...
- Я умру. Я, между прочим, стою, то есть, уже сижу на совершенно пустой улице, и вокруг нет никого, кто кинется мне на помощь. Вот так.
- Ну и чтооо? - Браслет пошлет сигнал, и они тууут же прилетяаат... А чего это ты на улице в такое время? Дома не ночевал?
- Ночевал, - буркнул я. - А то ты мне вечером не звонила. Я на работу уже иду.
- Маало ли, что звонила... Может, ты потом собраался, и налеево...
- Бред какой. Придумай еще что поинтереснее.
- И придуумаю... Я женщина береееменная, имею прааво на истерику...
- Имеешь, имеешь. Только не накручивайся. И прекрати уже зевать, а то я сам сейчас начну.
- Я не могуу, я еще сплюууу... Я тут вчера ноочью посчитала эпюууры... И порисоваала чуть-чууть... Там, на твоем Маарсе, такие веещи можно деелать... Яаа хочу там строоить...
Да-да. Вот так оно и есть. Именно так, и никак иначе. Чем может заниматься женщина на последнем месяце беременности в роддоме? - Конечно, считать эпюры и рисовать архитектурные проекты. Ночью. В постели. Там врачи какие-нибудь есть, или как? А камеры наблюдения в палате что, все сдохли?
- Это не мой Марс, - практически прорычал я. - Он общий. И твой тоже. Хочешь - строй, я не против. Только роди уже сначала, а потом посмотрим. Ты вообще там зачем лежишь? Эпюры считать? Ну-ка, включи-ка камеру, я погляжу в твои бесстыжие глаза!
- Я не могуу каамеру... Я еще не умыытая... И не одеетая... И не проснуутая... И не кричиии... На бедную беременную жеенщину... Вот рожууу - будешь знаать... Она тебе за все мои страдаания отомстит... Лучше иимя уже придуумай, наконец... Лаадно, я еще посплюуу... Проснуусь - поозвонюуу...
В ухе блямкнуло, и Кира отключилась. Не умытая она. И не одетая. Надо же, какая неожиданность и какое небывалое зрелище. После трех-то лет супружеской жизни. Ну-ну. Физиономию свою бесстыжую показать не хочет. Ее зачем в роддом за месяц до срока положили? Так просто? Все врачи - страшные перестраховщики, но не дураки же, знают, чего делают. Так нет, она и там молчать не будет. Она опять взялась за свое. Вот только роди - собственными руками излуплю. Плеткой. Ну, хотя бы ремнем. А имя? Ну что - имя? Мало ли на свете красивых имен? Разве имя должно что-то значить?
Я откинулся на деревянную спинку лавочки и рассеянно осмотрелся. Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания. Я посмотрел на небо и глубоко втянул через ноздри свежий, влажный и какой-то даже сладкий воздух. Я прикрыл глаза и чуть ли не застонал от наслаждения. Господи, до чего же хорошо-то! Вот еще месяц, начнется жара, пыль и прочие радости городского лета, а сейчас просто ХОРОШО.
Мы назовем ее Алисой - решил я. А что? По-моему, совсем даже неплохо звучит: Алиса Селезнева.