Линия Жизни : другие произведения.

(О)чайная симфония

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  В тексте есть секс между мужчинами. А между женщинами - нету. Наверное, потому что мои герои мужчины?
  
  
  Какого черта
  Такое мне досталось наследство?!
  Охота - не досуг и не средство.
  Охота нынче пуще неволи.
  (с)
  
  
  
  
  - Фома, тебя Псих к себе!
  
  Утро начиналось замечательно. Встал Фома рано, успел даже купить кофе и десерт в "Юности", что находится на Ленина, а вы знаете хоть какой-нибудь десерт, который на вкус лучше, чем в "Юности"?
  
  И вот сейчас он, топнув по красной кнопке на пилоте и врубив комп, сидел и наслаждался тем неповторимым кофейным духом, что рождается осенними темными утренними часами в землях вечных снегов, в царстве сумрачной Авроры.
  
  Вызов Психа все наслаждение испортил. Ну как не к месту!
  
  Кивнув стажеру, мальчику старательному и по молодости слишком инициативному, что порождало только проблемы - и для самого стажера и для окружающих, - Фома принялся искать блокнот с золотым тиснением на обложке. Блокнот был корпоративным, с надписью "Мурманский филиал Инквизиции". Черненьким таким, из кожи, с золотыми уголками. Бесконечным. Удобная штука, доступ к которой имеет только хозяин.
  
  Стажер переминался с ноги на ногу, шмыгал носом и проявлял все признаки нетерпения скопом. Не то чтобы Фома был раздражен его присутствием, но... что стоило стажеру не нестись к начальству на этаж с утра пораньше выпрашивать задание, а спокойно себе сходить позавтракать в столовку через двор?! Все так делают, благо кормили в порту недурственно, рассчитывая на вечно голодных журналистов, которым и принадлежало в массе своей соседнее здание, да на клерков.
  
  А Псих обошелся бы бумажным журавликом.
  
  Одна юная Светлая высмотрела в фильме про Гарри Поттера это чудное оригами с запиской на бумажном тельце и приспособила для офиса. Постепенно новаторство расползлось по всем этажам, а недавно дошло и до начальства. Так что теперь в ходу были не звонки по неудобным советским телефонам с "рогатыми" трубками на витых шнурах, а журавлики.
  
  Фома, скорее из вредности, нещадно саботировал работу этих журавликов, и по коридору до его кабинета они вынуждены были не лететь, а ползти, смешно загребая крыльями.
  
  И успел бы Фома и кофе выпить, и съесть чудесный десерт из "Юности"...
  
  Наконец, раскопав блокнот в том бардаке, что зовется рабочим, Фома нехотя поплелся к начальству, конвоируемый стажером. Тот просто изнывал от любопытства, вытягивал тощую шею в вороте рубашки, оттягивал неудобный галстук, косился на блокнот и все так же шмыгал носом.
  
  К Психу откровенно не хотелось - уже через три дня в отпуск, но еще две недели назад появилось предчувствие, а потом и стала четко прослеживаться линия вероятности, которая вела его в дорогу дальнюю по работе к приключениям и приобретениям. И линия все ярче и четче становилась.
  
  Еще и с утра ощущение было неладное, зудело что-то в душе да и сны снились маетные, душные.
  
  - Звали, Викентий Валерьевич? - дурашливо заглянул в кабинет Фома. Без стука - принципиально, чтобы шокировать стажера. Тот с паническими хрипами скрылся на лестнице. Только глаз и нос торчать остались. Фома мельком подумал, что вышла бы недурственная статуя, назвать которую можно было бы как-нибудь... "Воплощенное любопытство", "Дурная пытливость"...
  
  Псих предпочитал выглядеть как худощавый, очень приятный мужчина лет сорока пяти - с легкой сединой, пронзительным взглядом и "улыбчивыми" морщинками у глаз. Очень располагающая внешность.
  
  - Зайди, Томас.
  
  Босс тоже медитировал над чашкой, по кабинету расползался тяжелый запах пуэра с молоком. Фома вытянул губы трубочкой. Настроение у Психа явно было не очень. В плане - для подчиненных не очень.
  
  Фома сел в кресло сбоку длинного конференц-стола, совсем рядом с Психом. Чтоб, значит, верноподданнические чувства изобразить - а вдруг смягчится начальство?
  
  - Что хотел? У меня там кофе...
  
  - Мне нужен представитель. В центральный офис.
  
  Фома нарисовал на лице искренний ужас. Когда Псих говорит так категорично - уже не отвертишься, но он все же попытался.
  
  - Почему я? Возьми Федьку-кота. Или Алиса! Замечательного дара мозголом. Первоклассный.
  
  Псих покачал ярко расписанную хохломскими ягодами чашку в пальцах, растерянно смотря в темное окно. Было слишком рано для рассвета, так что на стекле отражался теплый свет ламп.
  
  - Ты старше даже меня, не то что их. Опыт есть. И у тебя очень неклассическая школа. То, что дал тебе я... оно было полезно, не спорю, но основа - вся твоя. Я же боюсь, что там придется несладко. А Кот, Алиса - оба, - они еще молоды. Они учились, по сути, только у меня. А там... мастодонты. И Хена.
  
  И сунул чашку в руки Фоме. Того перекосило еще больше: запах пуэра с молоком - та еще гадость. Но чашку принял, даже глоток сделал. Старый и глупый ритуал - отпить от чаши другого. Отпить от мыслей, чувств, судьбы... попробовать на вкус.
  
  - Этот оборотень. За ним мы следили три года назад?
  
  Псих кивнул.
  
  - Вика, во что ты влез? - спросил Фома, хмурясь. - Нас эти европейские разборки и не касались, все очень самобытно было. Максимум - гости с запада, Ненецка, от вепсов, из чуди, беляки да поморы. Северное дружное братство, а тут... зачастили.
  
  - Ты чай пей, пей, - ласково сказал Псих. Явно тоже о ритуале вспомнил, уже осознанно, а не как вначале, на чистой интуиции. И предложил, как говорят англичане, влезть в свои ботинки.
  
  Ритуал был дурацкий, но мысли приходили интересные.
  
  - Нас достали с полки, как запасной сервиз. Пыль обтирают. Тряпочкой.
  
  - Или просто им понадобился свой личный... лекарь душ, - ухмыльнулся Фома и чашку отобрал - протянул руку раскрытой ладонью вверх, пошевелил пальцами повелительно. - Хороший, опытный психиатр, который работает с учетом психики древних развалин и реликтовых чудовищ.
  
  Псих повелительно хлопнул по столу.
  
  - Так! Все! Едешь... трех дней тебе хватит, чтобы дела в порядок привести?
  
  - У меня отпуск был, если помнишь, - хмуро напомнил Фома. Он уже успел смириться и давно сложил кое-какие вещички в рабочий портфель, учитывая неизвестную длительность откомандирований да и их периодическую внезапность.
  
  - Не время предаваться безделью. Мурманское отделение Инквизиции в опасности! - Псих встал из-за стола, намекая Фоме, что тот загостился. - Приказ о прикомандировании и копию запроса от Центрального бюро Алёшенька тебе на почту скинул. Иди, собирайся.
  
  - Козел ты, Вика, старый козел, - пробормотал Фома да и вымелся из кабинета.
  
  Собираться. И билеты сдавать. В Норвегию хотел слетать, ага.
  
  ***
  
  Вот хоть кто-нибудь его в Берне встречал! Он бывал там слишком давно, да и то дела его вели скорее на границу Биля во время тридцатилетней войны. Но нет, никто не то что не озаботился его встречей, Фома еще и подозревать начал, что Вика даже никого не предупредил, когда и кто от их филиала прибудет в центральный офис.
  
  У Фомы была примета, появившаяся совсем недавно, с развитием индустрии аэроперевозок, но пока что она его не подводила. Каждый город теперь начинался с аэропорта. Не мальчик уже - машинами туда-сюда мотаться, да и не Высший, чтобы зайчиком скакать по порталам. Вот он и летал, исполняя мечу давнишнюю - аки птица парить над землей.
  
  Каждый город начинается с аэропорта. Каждый аэропорт отражает то, что хотят видеть в своем городе его жители. Судя по этому аэропорту жители Берна хотели сохранить старинную нотку в мощном хорале новизны. И это подкупало.
  
  Фома прошелся по городу, выпил удивительно хороший кофе в первой попавшейся забегаловке, назло всем туристам наслаждаясь чашкой американо едва ли не больше, чем они своими сыром, шоколадом, фондю... что еще подают современным туристам в Швейцарии?
  
  И начал присматриваться, где офис Инквизиции. Особо делать было нечего - командировка командировкой, но никто сроков и заданий ему не давал, так что Фома принялся играть в угадайку.
  
  Присел на скамейку, вытянул уставшие ноги - сам того не заметив, находил прилично - и прикрыл глаза ладошкой, вслушиваясь в музыку города.
  
  Первыми исчезли гудки машин, гомон реклам. Остались слова, предложения, произносимые людьми, осталась музыка ветра, шум деревьев, звук падения листьев, гул земли да скрип домов. Старых, как сам Фома, домов.
  
  Сладкий запах мороженого подразнил обоняние, и Фома втянул воздух сильнее. Прелая листва, трава, влажная земля, нагретый камень мостовых, разнообразная экзотическая еда, жареное мясо из пивнушки. Свежий весенний горный ветерок. Холодная ясность ручья. И забивающий все и вся запах старой, дряхлой и сумасшедшей магии.
  
  Ну и дудочка, конечно. Такая простенькая деревянная дудочка, пять нот, незатейливый мотив. И так, не открывая глаз, Фома и пошел на звук, напевая. С третьего же шага он свалился на второй слой, там было идти куда как проще.
  
  ***
  
  Здание Инквизиции заканчивалось красненькой крышей - три этажа сдержанного исторического пафоса и длинные готические окна. Немного мрачный дом в малолюдном тупичке.
  
  Крыльцо смотрелось как крыльцо жилого дома. Такого странного-странного дома, к которому периодически подъезжают, шурша шинами по камням мостовой, дорогие машины, приезжают на велосипедах странные люди, а иногда внутрь вваливаются большие животные.
  
  Фома вот тоже ввалился - нажал на латунную ручку, открыл дверь. И оказался в холле - с высокими потолками, паркетом, грандиозной люстрой и мраморной лестницей вверх.
  
  - Здравствуйте! - произнесла девочка с двумя хвостиками, сидящая за рецепцией. На вид казалось, что ей лет пятнадцать, не больше. - Меня зовут Анна Клейнц. Чем могу вам помочь?
  
  - Мнэ-э,- сказал Фома, увлеченно рассматривая узор защиты сквозь Сумрак. Тонкие ниточки, как паутина, толстым слоем налипшие на стены, были вплетены в саму суть девочки-артефакта, так что она могла быть очень опасной на своей территории. - Фома. Фома Зимник, к вашим услугам, - склонил он, наконец, голову, обернувшись к мраморной стойке. Девочка смотрела сухо и настороженно, но враждебных действий пока не предпринимала. - Меня ждет... ждут. Я из Мурманска.
  
  А кто его, собственно, "ждут"?
  
  На официальном запросе стояла просто подпись секретаря, который оформил этот запрос, и ничего больше.
  
  "И начерта тут я?" - с тоской подумал Фома и выбил на столешнице стойки короткую дробь кончиками пальцев. Анна Клейнц удивленно посмотрела на появившиеся бумаги с подписями и печатями.
  
  Глаза ее потеплели, она внезапно сменила колер с блондинки на жгучую брюнетку и показалась старше лет на десять.
  
  - Мы ждали представителя Мурманского филиала, но думали, что будет кто-то помоложе. - Анна Клейнц повернулась на офисном стуле, взялась за планшет, стоявший на другом конце стойки. На экране отражались время и дата - крупно, ярко, с быстро изменяющимся числом секунд. И ткнула наманекюренным пальчиком прямо в цифру пять на дате.
  
  - Куда уж моло.. - начал было Фома, но горло его сдавила теплая рука невидимого гиганта, и будто взглянул кто на его душу. Взглянул, взвесил, измерил и отпустил - обратно в тело. Резко затошнило, закружилась голова, заболели кости. Фома схватился за стойку обеими руками, прохрипел остаток фразы на чистом упрямстве: - ...же. Я так... так молод, что готов хоть завтра с шашкой наголо скакать впереди армии. Что это было?
  
  - Проверка. Стандартная. Приносим извинения, некоторые Иные реагируют на нее не очень хорошо. Но процент таковых невысок, поэтому проверка признана обязательной, - формально отозвалась Анна Клейнц и взмахом руки спрятала бумаги под стойку.
  
  - Так всегда? Каждый раз, в смысле, как нужно пройти в здание?
  
  - Да. Причем в независимости от того, через какой вход вы войдете.
  
  Фома широко и неискренне улыбнулся, заменяя этим всю ругань, которую мог бы высказать.
  
  - Понимаю, безопасность превыше всего. Но все же, возможно, вы...
  
  - Зимник? - раздалось удивленное сзади.
  
  Фома развернулся на носках, взмахнув руками, как крыльями - большая птица.
  
  Этот голос он знал. Как и манеру ходить, едва притопывая. А вот спутника давнего знакомца слышно не было, хотя и чувствовалась чужая мощь, наполнившая, как оказалось, совсем небольшой холл.
  
  - Сережа, - кивнул Фома, - рад, рад видеть тебя, хотя и не предполагал, что ты захочешь сменить азарт погонь на серые будни.
  
  И пошел вперед, расставив руки для объятия.
  
  Сережа ожидания оправдал, кинулся к нему, сжал своими лапищами, приподняв над полом. Фома, радуясь, будто пятилетний малыш, которому подарили своего личного пони, поболтал ногами, но его быстро опустили на землю. И Фома замер на месте, улыбаясь широко и слушая гр-р-ромогласный гр-р-рохочущий в высоких потолках баритон.
  
  - А вот не поверишь, Зимник, здесь врагов больше. И они все интереснее да изобретательнее. Но позволь тебе отрекомендовать... тоже из нашей братии. Ингвар, Свенов сын. Ты должен был слышать, та заварушка лет двадцать на юге?
  
  - Вы - потомственный! - вспомнил Фома, протягивая руку Ингвару. Тот отозвался, пусть и без энтузиазма, с видимым усилием удерживаясь в рамках приличий. Судя по тому, чем от него фонило, и Сережу он не терпел, и Фому теперь - тоже, а еще ему хотелось как минимум выматериться и разбить Сереже морду. Плохая была выдержка у человека; Фома мысленно покачал головой.
  
  - Да, потомственный, - кивнул Ингвар. - Но даже не смейте спрашивать, как этого добились мои предки. Дед и от Мерлина это утаил.
  
  - И не думал начинать! - заулыбался Фома. И представился: - Фома Зимник. Или, на местный лад, Томас Зима. За глаза дразнят Фома-Зима, но я уже лет двести как не обижаюсь.
  
  - Зимник? - вскинул тонкие брови Ингвар Свенсон. - Не слышал. Хотя Фома-Зима звучит забавно.
  
  На это реакция была выработана давным-давно: Фома рассмеялся, да так заразительно, что не только Сережа загрохотал своим красивым, как и все в нем, смехом, но и Ингвар, Свенов сын, собиравшийся его хотя бы мелочно уколоть, растянул губы в усмешке-улыбке.
  
  - Но я, впрочем, в Брене по работе, - поспешил сказать Фома, едва они отсмеялись. Заговорит же Сережа, заворожит разговором - какой там о работе вспомнить, себя забудешь.
  
  - Ты? - Сережа, кажется, удивился. - Ну я тут, неподалеку. Кинешь маячок, подойду сразу. Главное - не уезжай, не поговорив со мной. - И, грозно подавшись вперед, прошептал, да так, что у Зимника волосы дыбом на холке встали: - Я же найду.
  
  И сбежал вправо, вправо, нырнул в стену да и пропал там.
  
  - Ищейка, - неодобрительно сморщил тонкий нос вслед Ингвар, Свенов сын.
  
  Фома мысленно зафиксировал место в стене, куда ушел Сережа.
  
  - Анна, милая, вы уж передайте начальству, что к ним тут... гость с севера, - обернулся он к девочке.
  
  - Я вас пришел встречать, Томас, - сухо окликнул его Ингвар.
  
  - О! - обернулся Фома. - Что же вы сразу не сказали?
  
  - У вас было, кажется, дело поинтереснее, - процедил сквозь зубы Ингвар и развернулся. - Идемте, Томас.
  
  Фома закатил глаза к потолку.
  
  И замер, найдя на нем зеркало Истины - старое-старое зеркальце размером с добрую арену цирка. Когда-то за маленькую, размером с пенс, капельку зеркала Истины платили жизнями. Теперь вот темная, давяще-черная поверхность, отражающая лишь живых, без иллюзий и прикрас, только истинное - душа, тело, аура, душевные связи, - свободно висела над входящими под своды Инквизиции.
  
  Фома присвистнул и поспешил за уже вполне отдалившимся Ингваром.
  Часть 2
  В кабинете отчаянно и одиноко витал запах молочного улуна. Мощный, всепроникающий, такой липкий, что больше бы подошел блинам или жареной картошке. Казалось, побудь здесь пару секунд - уже весь пропахнешь и будешь, пока не смоешь, благоухать этим улуном. Фома принюхался, пытаясь вычленить отдельные нотки. Запах, конечно, был не натуральный, но зачем-то же его напустили в помещение?
  
  Кабинет, кстати, был шикарный. И насквозь магический. Кто-то в бюро явно страдал гигантоманией, страстью к дорогим вещам и редким артефактам.
  
  - Я надеюсь, это не ваш кабинет, - признался Фома, отвлекшись от разглядывания. Глазеть по сторонам он любил. Больше, чем разговоры с чужими людьми. Но платили - увы - чаще за второе. Не то чтобы ему это было нужно, но привычка такая привычка...
  
  - Почему? - спросил Ингвар, Свенов сын, придвигая кожаное кресло к столу, туда, где должен бы сидеть хозяин кабинета, и умащивая в него свою тощую задницу. - Почему - надеетесь?
  
  - Он бы характеризовал вас слишком странно, Ингвар, - отозвался Фома, невежливо, без приглашения занимая кресло напротив. - У вас, я подозреваю, не тот тип личности, чтобы вы болели собирательством монументальной мебели из дорогих пород деревьев и бесполезных, но редких артефактов. И чем, скажите на милость, так пахнет? - под конец его голос опасно упал до шепота. Злого-злого шепота. "Запахи как способ воздействовать на магов и их разновидности", черт! Монография была выпущена на востоке небольшим тиражом в семнадцать экземпляров лет десять назад, но, кажется, кто-то о ней помнил и сейчас.
  
  - Это проявитель. - Не подавая вида, Ингвар подобрался весь в кресле, приготовился... атаковать, что ли? Фома едва не расхохотался от этой нелепицы.
  
  Но взял себя в руки, вдруг весь как-то даже потускнел, припорошил себя пылью небытия.
  
  - Проявитель оборотней? Для задержания их в животной форме? - спросил он зло. - Явно недоработан. По эмоциям бьет сильно.
  
  - Не должен, - отозвался Ингвар, на что-то отвлекаясь. Лицо его стало отрешенным, чужим, словно он на несколько секунд ушел из своего тела, исчез, чтобы тут же появиться. И тут же, вернувшись, встал, бросив: - Вы угадали, кабинет не мой. Подождите, его хозяин сейчас подойдет. А я вынужден, как бы мне ни хотелось обратного, идти.
  
  И Ингвар, Свенов сын, исчез за дверью со скоростью, достойной большего.
  
  - А сарказма можно было и поменьше, - вслед ему пробормотал Фома.
  
  Что там за хозяин, с таким-то кабинетом, он и представлять не хотел.
  
  ***
  
  Хозяином кабинета оказался сухонький малорослый дедок с всклоченными невнятно-серыми волосами. Чем-то - то ли аурой, то ли большим крючковатым носом (по правде сказать, это и всего, что было в нем большого) - он напоминал Эйнштейна. Неуловимо, но очень настойчиво. Фома бы не удивился, если бы его дразнили Эйнштейном - и именно дразнили: вряд ли этот суетливый человечек с гигантоманией и претензионными желаниями в анамнезе был до гениальности умен.
  
  - А! Викентия Валерьевича креатура! - воскликнул он, едва вбежав в кабинет.
  
  - И вовсе нет, - поднимаясь, заметил Фома. Он в два шага пересек кабинет и протянул руку человечку. - Томас Зима, прибыл по запросу от центрального бюро в командировку.
  
  Человечек коротко сжал Фоме пальцы - пожатие его было мягким и неприятным, ладони - потными.
  
  - Мое имя - Здешек. Я здесь что-то вроде распорядителя. Знаю все и обо всем, запоминаю имена и дела, могу при случае стряхнуть пыль с папок в архиве. В подчинении - полторы калеки, да и то архивные крысы, но считаюсь начальником отдела, а это налагает статус. - Говоря все это, он прошелся по кабинету, потрогал несколько особо богато смотрящихся безделушек, не все из которых при применении были бы безопасны. - Иногда со мной советуется дирекция, сиречь совет, но чаще я сам по себе, да еще и бегаю по поручениям.
  
  Он резко развернулся к Фоме.
  
  - Вас вот вызвал.
  
  Фома начал страдать. Вот так резко, без перехода. Стоило только представить, что должен он подчиняться второуровневому болтливому завхозу.
  
  - Нам надо найти одного Иного. И вам придется нам помочь.
  
  - Вот уж с поисками вам не ко мне, - довольно резко оборвал его Фома. Не зря интуиция его тревожила: попасть в лапы к дураку и самодуру - ничего хорошего. - Чего-чего, а вынюхивать, кто и где находится, - это не мое, - попробовал он было смягчить свои слова, но Здешек уже довольно сверкнул глазами и заблеял, умильно сложив ручки под грудью:
  
  - Да-да, чуете в воздухе тонкий аромат зеленого чая? Он сильно бьет по тем, кто мир воспринимает через ощущения. Мне гарантировали, что оборотней он превратит в животных, а вам поможет раскрепоститься, вы же с психикой людей работаете? Вы должны тонко воспринимать, - он самодовольно покрутил в воздухе рукой, словно дети в садике, делая "фонарики".
  
  Фома закрыл глаза и вздохнул. Сколько идиотов не истребляй, все равно родятся. И вырастают вот в такое... ну ни грамма же ума и самосохранения у Иного. Зато, небось, предан, как собака.
  
  И исполнителен, как может быть только дурак. По головам пойдет ради выполнения задания.
  
  - А нам только восприятие ваше и нужно, Зима. Уж найдут и без вас, но вот понять - где и как... хвалят вас, как будто лучшего прислали. А вы и есть лучший, наверное? К примеру, вот тот Иной, что мы ищем, - он не такой, как все. Предсказать его почти невозможно, когда же по линиям вероятностей смотришь - будто и нет его. Говорят, воля у него сильная очень.
  
  Фома сидел и кивал только. А что ему делать оставалось? В командировку-то он уже приехал.
  
  - А пойдемте-ка, я вас с герром Гарсиа познакомлю. Он вам все и расскажет. Я-то что? Не мне же его искать, - как-то внезапно сдулся человечек. Видимо, мысленно он умел общаться незаметнее, чем Ингвар.
  
  ***
  
  Герр Гарсиа оказался... инкубом - высоким дядькой с холеным телом, длинными волосами и... одноруким. Это сразу бросалось в глаза - такое нарушение гармонии линий его тела, казалось, было противно самому мирозданию.
  
  Силой от него шибало так, что Фома аж чуть пригнулся, физикой собираясь помочь магии. Желание, появившееся в своем теле, он успокоил дыханием и слабеньким трансом.
  
  "Паноптикум, - промелькнуло в голове у Фомы. - Сборище уродов. Кунсткамера". Он поспешил спрятать все ассоциации куда-нибудь совсем глубоко. А то ведь поймает такой образчик вида случайную мысль, потом проблем не оберешься. Нет, нет и еще раз нет, проходили, знаем. Только сухой профессионализм, и ничего больше.
  
  Инкуб до их прихода, вооружившись дорогим стальным пером, изучал угрожающей высоты стопку бумаг. Едва они вошли, он вскочил, энергичный и сшибающий с ног своей харизмой и темным, опасным очарованием, небрежным движением услал Здешека и представился:
  
  - Анибал Мария Хуан Гарсиа Руис, к вашим услугам! - Фома замедленно моргнул, соображая, что за имя такое. - Храню легенды. А вы - Зима, я уже знаю. Мы хоть и Инквизиция, но сплетники те еще. Томас или Фома? Зимник?
  
  - Как вам угодно, герр Гарсиа, - отозвался Фома, приподняв брови; он старательно давил в себе недовольство. Инкубов он не любил. А таких сильных и древних - особо.
  
  - Тогда Томас, - довольно просто решил инкуб. - Был у меня друг - так звали. Мне вы его чем-то напоминаете.
  
  - Томас-Рифмач? - на чистом озарении спросил Фома. Инкуб посмотрел на него странно, но кивнул.
  
  - Мне говорили, что в нас чувствуется что-то родственное. - По крайней мере, на лицо они были похожи: оба светловолосые, с тонкими, подвижными чертами лица, скуластые и синеглазые.
  
  Инкуб перекривил губы в... улыбке? усмешке? Было не очень понятно, что это, но смотрелось до зубовного скрежета красиво. Он осмотрел Фому еще раз, с ног до головы, оценивая и что-то для себя решая, судя по выражению холеного лица. Кивнул своим мыслям и стремительно шагнул к стене.
  
  За секунду до его приближения - Фома мог бы поклясться! - это была самая обычная офисная стена. Как только тень инкуба ее коснулась, медленно начал вырисовываться контур двери. И так же медленно, нехотя, словно выползая из болота, проявилась латунная ручка - круглая, блестящая, с гравировкой на арабском.
  
  - К делу. За этой дверью - читальный зал нашего архива, - заговорил инкуб размеренно, быстро и четко. Явно не раз до этого повторял речь. - Не удивляйся его размеру и ощущениям внутри, чаровали на время, ты будешь находиться в тогда, когда архив был никем не занят - это может быть и сто лет, и двести, назад ли, вперед.
  
  Ручка проявилась полностью. Стал виден стержень из малахита, на который и крепился латунный шар. Инкуб взялся за ручку, подождал несколько секунд, потянул на себя. Дверь неохотно отлипла от стены, оказавшись не толще листа бумаги.
  
  Кивнув, инкуб повернулся к Фоме и продолжил медленно открывать дверь:
  
  - На столе папка. Человеческая кожа, если тебе интересно. В ней три листа, не удивляйся. Прочти, можешь сделать выписки - стило и бумага там есть. Любое написанное тобой слово будет тянуть из тебя силы - на сохранение полной конфиденциальности. Заметки можешь взять с собой, никто, кроме тебя, на листе ничего внятного не увидит, кроме криптограммы тайн. Закончишь - постучи по стене, я тебя выпущу. После нахождения в архиве процедура стандартная: официальное объявление о присоединении прочтенного к остальной информации, что в Инквизиции проходит под грифом "совершенно секретно". Тебе надо будет лишь поклясться, что ты согласен с озвученным уведомлением. Все понятно?
  
  - Ознакомление разовое?
  
  - Нет, после ты можешь повторить посещение столько, сколько тебе нужно. - Гарсиа закончил с дверью и теперь стоял, удерживая ее от схлопывания. Шутка явно была портального типа, сложносоставная, какая-то уж очень своевольная.
  
  - Что я должен буду делать с полученной информацией? - ну, в конце-то концов, надо же представлять, зачем он читает эту папку на три листа.
  
  - Анализировать.
  
  Фома кивнул.
  
  - Я готов.
  
  - Прошу, - довольно равнодушно пропустив вперед, Гарсиа едва не прихлопнул его дверью.
  
  Фома остался один.
  
  ***
  
  Это была комната - три на два, стол, стул... папка на столе, сбоку - стопка листов формата а-четыре, стило, напитанное силой. И все. Грязно-бежевые стены, пол, потолок, ни одной тени - даже от стола, везде ровный свет. Серые же, на пару тонов темнее, стол и стул.
  
  Фома прошелся, ведя рукой по шероховатой поверхности стены. Замкнул круг почета вокруг стола. Выдвинул стул.
  
  Папка фонила магией. Едва заметно, но мощной и страшной, разрушающей и злой. Будь возможность отказаться, Фома бы и трогать не стал. Но подцепил стилом обложку, откинул. На листе были непонятные знаки, образующие какой-то очень сложный пентакль. Всмотревшись, Фома сморщил нос - папку надо было держать в руках, чтобы видеть текст.
  
  Вздохнув, он уселся на пол, проигнорировав стул, и взялся за материал.
  
  Текст был на латыни - грамотной классической латыни, то есть относительно недавно все дело было переведено и записано заново. Глядя на кривоватый, крупный и отчетливо некрасивый почерк, Фома отчего-то подумал, что переводил и записывал Эйнштейн-Здешек.
  
  Безымянный Иной - значилось первой строчкой.
  
  Предположительно из первых людей. Опровергает христианский миф о создании людей. Можно говорить об Атлантиде либо о Пангее.
  
  Это было досье. На очень-очень старого Иного. Очень старого и очень сильного. Настолько сильного, что кое-где мелькала мысль об Абсолюте, который блокировал часть своих сил. В досье описывались случаи из его жизни, которые только удалось вообще задокументировать, предположительные друзья... врагов, что показательно, не было.
  
  И везде - Хена, Хена, Хена. Оборотень, который поразил Вика в самое сердце.
  
  Фома читал и хмурился: он об этом Ином и не слышал никогда. А если слышал - косвенно, отдаленно, - то его славу приписывал другим. Удивительной изворотливости Иной.
  
  В досье с большой периодичностью попадался портрет. С листа на него смотрел мальчик лет пятнадцати с удивительно нечеловеческими, гармоничными чертами лица, красными, как кровь, длинными волосами, забранными в строгий пучок. Аскетичное и строгое лицо, живой, теплый взгляд и затаившаяся в уголках губ улыбка - ну чисто христианский святой!
  
  Фома листал и листал досье, в котором всегда оставалось три листа - первый с краткой информацией о безымянном, - и до последнего добраться все никак не мог.
  
  Прошли, наверное, часы - так много и о многом было написано. Фома давным-давно устал, уже несколько раз ходил по этому серо-бежевому гробу, даже отжимался, почувствовав, как застыли мышцы от холода пола, но дочитать все никак не мог. Ему бы делать записи, но открываться он не любил, и в Берн он приехал закрытым, словно сейф с миллионом в золотом эквиваленте. И теперь, в самом сердце центрального офиса, снимать свою броню казалось слишком опасным.
  
  Потом начали попадаться другие портреты - с них смотрел то зрелый мужчина, то желчный и злой старик. Некоторые портреты были перечеркнуты и твердой рукой приписано: "сомнительно".
  
  Чем дальше от начала досье отдалялся Фома, тем больше чувствовалось, что многие записи делал человек с трезвым, ироничным взглядом на жизнь. Информация то была до невероятности структурирована, то пространна. То пестрела пометками "сомнительно", "не он", "вероятность небольшая", то вообще встречались записи на хинди, греческом, шумерском... Фома уже в голос матерился, разбирая сотню невнятных почерков.
  
  Папка все не кончалась.
  
  Кто другой бы уже захлопнул ее или листал, едва всматриваясь в рукописные строчки, но не Фома - он уделял внимание каждому знаку, едва заметному дрожанию пишущей руки, чуть ли не обнюхивал пергаментные листы, записки на папирусе. Часть клинописи он вообще не понял, но рассмотрел со всем тщанием - а вдруг всплывет что в памяти?
  
  Но картинка все никак не складывалась. То в досье описывался жесткий и умный руководитель, то - разгильдяй и невнимательный неряха. Безымянный Иной то спасал людей, то на ровном месте зажигал костерок из нескольких сотен человек. Фома все никак не мог понять - пророк ли он? Интуит? Или просто жизненный опыт превалировал, довлел над его решениями? То ли он уставал жить? То ли обновлял чувства, гуляя в одном рубище и сандалиях по странам и материкам.
  
  Или вот, например, вопрос: "А куда делся этот Иной на два века?". Его не существовало где-то с года так пятьдесят первого семнадцатого века по тридцать второй девятнадцатого. Либо это было тайной тайн, либо маги, как ведьмы, умеют впадать в спячку - потому что от недреманного ока Инквизиции вряд ли можно скрыться так надолго, особенно если к тебе имеется определенный интерес.
  
  В любом случае охота за этим Иным шла уже очень долго - столько информации... На месте безымянного Фома бы поберегся. Опасно было так кого-то интересовать.
  
  А вот еще вопрос: "Куда же он делся сейчас?". Последние тридцать лет о нем не было ни слуху ни духу. А Хена, тот самый Хена, который восторженно следовал за ним веками, вдруг осел в Брене, перестал интересоваться выездными командировками и если выходил из дома, кроме как на работу, то только ради того, чтобы купить молока.
  
  Да, это тоже попадалось в папке, Хену разрабатывали наряду с самим безымянным Иным, как его сателлита.
  
  Почувствовав, что больше не может находиться в этом сером гробу, Фома захлопнул папку. Хватит с него погружения в тайны безымянного красноволосого Светлого целителя. Он тут сдохнет, если задержится еще хоть на минуту. В конце концов, можно и вернуться позже. Долистать бездонную папку, сделать выписки, составить мнение окончательно. Но нужен перерыв. Нужно осмысление.
  
  Фома посидел, смотря на закрытую папку и борясь с отчетливым желанием швырнуть ее в стену, но встал, положил ее аккуратно на стол. Постоял еще некоторое время, пытаясь утрясти в голове это все.
  
  - Мне нужно часов так пятнадцать... - сказал он, обращаясь к папке. Чувствовал он некую подставу в этих трех листах. То ли откроется папка снова на первой странице, и придется все заново читать, то ли, наоборот, в произвольном порядке выберет статью или параграф.
  
  Не вытерпев вспыхнувшего любопытства, он резко откинул обложку. На первой странице значился длинный список того, что он успел прочесть. Список!!
  
  - О мать-Рада!
  
  Это был очень сложный артефакт, позволявший многое понять о хранилище знаний центрального офиса Инквизиции.
  
  Это был бумажный компьютер. Он просто нашел все, что касалось безымянного Иного на полках в хранилище.
  
  Фома прикоснулся к листу.
  
  - Должно быть так, - подумав, сказал он, - безымянный маг, восемнадцатый век.
  
  По странице разбежались непонятные значки криптограммы, и начал медленно вырисовываться список.
  
  Фома, от беспомощности сжав зубы, закрыл папку, преувеличенно аккуратно положил ее на стол и отстучал кончиками пальцев знак "sos" по стене.
  
  Дверь тут же начала открываться - медленно, с контура, как уже было, только с той стороны. Фома от нетерпения даже приплясывать начал. Лишь бы быстрее вон из этого гроба!
  
  Когда он вывалился в кабинет, там ничего не успело поменяться. Даже пахло от инкуба так же - свежестью, хвойной горчинкой, книжной пылью и, едва уловимо, тошнотворным улуном. Здешек окуривал все кабинеты своим дурацким улуном, что ли!?
  
  И свет из окна падал все так же, как было, когда он уходил. И вещи не сдвинулись ни на миллиметр.
  
  - Прошла всего пара минут? - спросил Фома, останавливаясь перед инкубом.
  
  Тот не подавал виду, но держать дверь ему было очень непросто. И с каждым мгновением становилось все сложнее - явно все больше сил приходилось прикладывать, сдерживая идущую рябью поверхность.
  
  - Отойди уже в сторону.
  
  - Но ты все расскажешь, - улыбнувшись уголком губ, попросил-приказал Фома.
  
  - Да отойди! - рявкнул инкуб. - Что захочешь!
  
  Фома повеселел, кивнул, бросив: "Принято!" - и скользнул в сторону одним-единственным шагом с легкостью опытного танцовщика.
  
  Дверь схлопывалась тяжелее, чем открывалась. Появилось такое ощущение, что тончайший материал, из которого и была она изготовлена, рвут на части: поверхность ходила ходуном, по ней то разбегались трещины, то скользили глубокие, насыщенные тени.
  
  Когда инкуб, наконец, закрыл дверь и отошел к столу, вертя в пальцах латунную ручку на малахитовом стержне, Фома некуртуазно шлепнулся в кресло. До этого он, сам того не подозревая, был готов оборонять кабинет инкуба страшными, мощными заклятиями, если бы то, что пыталось сорвать дверь и выбраться наружу, все же оказалось сильнее арабских заклятий.
  
  - Вы заперли архив в глубокой зоне Сумрака, - констатировал Фома ошарашенно. Большую нелепицу придумать было бы сложно. Жадные, злые тени - не самое худшее, на что там можно было наткнуться.
  
  - Ты прекрасно знаешь, что ведет инквизиторов к таким решениям, - огрызнулся герр Гарсиа. - И не я запер архивы так. А вот папка - моя задумка. Понравилась?
  
  Инкуб, растерявший все свое очарование и лоск холеного животного, засунул единственную руку глубоко в стол и, пошарив там, вытащил бутылку из темно-зеленого стекла, всю в грязных разводах. Привстал, культей опираясь о стол, дотянулся до полки, схватил пару граненых стаканов, спрятанных до того за книгами. В стаканах когда-то обитала какая-то незатейливая зелень - лютики там, маргаритки. Вытряхнув их на пол, инкуб щедро плеснул из бутылки. В воздухе запахло грушей - ошеломляюще, ярко, влекуще.
  
  - Что за молочный улун, которым все вокруг воняет? - спросил Фома, приняв стакан. - Здешек придумал?
  
  - Не совсем. Тут интриганство у старых пердунов - первейшее лекарство от скуки. Вот они и изгаляются.
  
  - Хена? - опять на чистом инсайде спросил Фома.
  
  Инкуб посмотрел на него поверх стакана. Хорошо так посмотрел, со значением.
  
  - Никогда не думал, что буду пить мадеру "золотой серии" Гевала из советских стаканов со слишком уж осведомленным ментальщиком. - Инкуб энергично потер шею, будто собираясь прогнать зарождающуюся головную боль. - Как-то иначе я себе представлял этот Ссветлый миг, иначе. Красивая девушка, может быть - друзья...
  
  - Гевал - это боевой маг века этак третьего до Христа? - перебил его Фома, все еще не рискуя попробовать мадеру.
  
  - Боевым магом он был хорошим, да. Но только, по мне, он зарывал талант винодела в землю. Любил его алкоголь, всегда получалось восхитительно, даже в самые отвратительные годы.
  
  Они просидели в тот день до темноты - не зажигая свет, наслаждаясь вкусом мадеры, разговаривая.
  
  А Фома на волне почти дружественного общения выпросил себе часов пятнадцать на обдумывание. И на сон, конечно. Инкуб же стряс с Фомы обещание еще разок-другой посидеть. Уж больно хорошо оказалось пить с менталистом. Душевно.
  
  ***
  
  Выбирался Фома из офиса максимально твердым шагом - не усидели его несколько бутылок мадеры. Только подарили некую легкость в движениях и танцевальные порывы.
  
  И в холле, притормозив под терпеливым взглядом девочки, он вспомнил про Сережу. Пить еще и с ним было бы чистым самоубийством, но он все равно бросил маячок - когда-то по молодости, когда они славно зажигали в паре, этот маячок не раз их выручал.
  
  И направился к выходу.
  
  - Пан Зима, - позвала его Анна Клейнц тоном максимально добронравным. "Ну просто юная невинная овечка", - умилился Фома, оборачиваясь.
  
  - Да? Вы что-то хотели? - он подошел к стойке, улыбнулся призывно. Хотелось пошалить. Из-за мадеры, что ли?
  
  - Прошу вас, войдите в следующий раз через менее секретный вход, - опустив очи долу, попросила секретарь.
  
  - А я других не знаю. Разве попрошу Сережу показать... - Фома кивнул и все-таки направился к дверям. - Но я постараюсь последовать вашей просьбе, пани.
  
  Воздух был великолепным. Таким, как, наверное, была утроба матери - обнимающим, родным, вкусным... Постояв несколько секунд, он сошел с крылечка, медленно побрел куда глаза глядят. По идее, стоило бы снять номер, но поле вероятности подсказывало - ночевать найдется где.
  
  Рядом тормознул мотоцикл. Фома немного потерянно взглянул на всадника в стильном розовом шлеме.
  
  - Что смотришь, садись! - Сережа снял шлем, показывая все такое же свежее и румяное лицо. Засмеялся. - Или тебе Здешек мозг выел чайной ложкой?
  
  - Инкуб. Это был однорукий инкуб, - поправил Фома, рассматривая розовый же мотоцикл.
  
  - Дон Хуан, - подсказал Сережа со значением. - Тот самый.
  
  - А-а, - кивнул Фома, ничего, конечно же, не поняв, и с грацией, выдающей привычку, вскочил позади Сережи. В Мурманске не было возможности ездить на мотоцикле - лето там короткое, а в остальное время с переменным успехом господствует снег, но не всегда же он жил за полярным кругом?
  
  Фома обхватил Сережу руками, прижался щекой к его кожаной крутке, прикрыл глаза, медитативно рассматривая проносящиеся мимо знаки, людей, дома, огни, машины. Их никто не видел, только редкие прохожие вскидывали взгляд на проносящийся туманный мотоцикл, на котором явно лежала защита от невежливого интереса. Какой-нибудь тройственный отворот. Ветер трепал волосы, почти сразу сорвав резинку, но Фома не пытался их собрать. Ему сейчас было так хорошо за мощной спиной - друга? врага? - что пыль и соринки в волосах волновали его в последнюю очередь.
  
  Они остановились у небольшого домика в пригороде. Фома спрыгнул, пошатнувшись - тело успело затечь.
  
  Сережа сказал, снимая шлем:
  
  - Зная тебя, предположил, что решение жилищного вопроса ты отложил на потом. Так что поживи у меня.
  
  Фома пожал плечами. Почему бы нет? Он точно против не был.
  Часть 3
  Ему показали душ, его комнату, гостиную с огромным камином, спальню Сережи, кабинет, кухню... Все было строго унитарно, очень бросался в глаза привычный Сереже милитаристский подход. Фома, зная его, предполагал, что это не единственная его квартира. И даже не одна из десятков по всему миру. Сам он таким стяжательством не страдал, но вполне его понимал и принимал в других.
  
  Наконец, отбившись от навязчивой опеки, Фома раскрыл темное нутро своей сумки, выудил косметичку, швырнул на стул грязную одежду и ушлепал в ванную. Смыть с себя навязчивый улун, усталость и следы безумия безымянного Иного. Наконец-то-о-о...
  
  Сначала Фома просто стоял в футуристичной кабинке, подходящей больше командному пункту звездолета, чем душевой, опираясь на какую-то полочку, потом, устав, сел, закрыл глаза и просто наслаждался горячей водой. Окончательно разварившись, так, что сил оставалось только доползти до постели, даже не вытираясь, он вывалился из ванной и протопал к кровати.
  
  И наткнулся взглядом на нагло улыбающегося Сережу.
  
  - Мы же давно все закончили, Сережа, - устало обронил Фома, обмотал волосы полотенцем и рухнул лицом в подушку, не найдя в себе силы даже начинать спор.
  
  Постель встретила его ласковым прикосновением прохладного хлопка - и это было очень приятно, как после бани бухнуться в бассейн. Он застонал от наслаждения, и желание вообще хоть что-то решать пропало окончательно. Но через некоторое время Фома почувствовал горячую руку на ягодице. На контрасте холодного воздуха и теплой кожи это было, конечно, приятно, но неприемлемо.
  
  - Ты знаешь, что мы будем работать в паре, как в старые времена? - отведя мокрые волосы со спины и прикасаясь губами к его загривку, спросил Сережа.
  
  - Нет. Не знал. Собачья политика Инквизиции. Нихрена никому не говорят. Догадывайся сам. Или сыграют втемную.
  
  - Еще мне отдали Лику. Помнишь Лику? В двенадцатом мы с ней на балу столкнулись. Она еще все хотела трахнуть принца. Теперь она тоже будет мне подчиняться.
  
  Фома что-то промычал. То ли хотел повозмущаться, что его отдали в подчинение простому охотнику, то ли тем, что Сережа принялся разминать его мышцы легкими, аккуратными движениями.
  
  - Се-ре-жа, - все же нашел в себе силы Фома. - Ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз? А я поднакопил сил да подрос.
  
  - Куда уж дальше? Ты и так первый.
  
  - Эта ваша дебильная ранговая система. Иной силен ровно настолько, насколько он нуждается в силе. - Поняв, что полежать ему не дадут, он перевернулся на спину, ничуть не стесняясь заинтересованно приподнявшегося члена и некрасивых, неровно сросшихся шрамов во весь живот. - Насколько он готов взять и держать силу. Расти ты хоть до Абсолюта, найди приложение своих сил и не выгори. Вот только обычно Иные не находят точки приложения. Да сколько раз мы... - Он запнулся, потому что Сережа с каким-то священным ужасом прикоснулся к шрамам на его животе.
  
  - Это я? Это мои? Это Эгида горна?
  
  Фома, бросив на него взгляд из-под ресниц, мрачно кивнул. Он отлично помнил те огненные лезвия, которые не сдерживал ни один щит - ни материальный, ни сумрачный - на пути к цели. О, летели они медленно, но неотвратимо; при желании от них можно было бегать так долго, насколько хватит сил. Он помнил, как, устав бежать - по слоям Сумрака, порталами, верхом, да даже просто ногами, хоть-как-то-убежать-спрятаться, он даже смог подняться на шестой слой Сумрака, один, на грани, на мгновенном истощении, но лезвия нашли его и там, - остановился, развернулся к ним лицом и молча ожидал приближающуюся смерть. Позже он узнал фразу, как никогда подходящую под этот случай: "не бегай от снайпера, умрешь уставшим". Он помнил, как неотвратимо входили в его тело эти лезвия, похожие на прекрасные огненные цветы. Он помнил дикую, всепроникающую боль от Эгиды и как сам сделал ее сильнее, пытаясь обратить в прах, заморозить, состарить и сжечь еще тогда, когда была жива надежда сбить с пути. Внутри его тела все эти заклинания и сработали - все вместе, перемалывая в фарш все, что попадалось под раскрывшиеся расцветшим бутоном лезвия.
  
  Фому спас возраст и ментал. В своем теле полновластный хозяин был он - и никто другой. Он частично выпил эти заклинания, замедлил их воздействие. И еще лет пятнадцать был тяжелее, чем любой калека в лечебнице при Инквизиции. Пятнадцать лет выматывающей борьбы за жизнь и выздоровление.
  
  - Такое не прощают.
  
  - Ты убил мою дочь. - Сережа навалился, мгновенно забыв о шрамах, сжал пальцы щепотью над спокойно бьющимся сердцем. Когда-то таким ударом Сережа смог вырвать сердце человеку. Фома прекрасно знал - ему не сложно будет повторить это.
  
  - Подумаешь - дочь. Их у тебя десяток в каждом городе. А я был у тебя один. Мог бы и простить мне своего ребенка. Вот ты вспомнишь сейчас, как ее звали?
  
  - Она была моя! - Сережа вдавил пальцы в кожу.
  
  - Я тоже у тебя был и, заметь...- начал было Фома, но замолчал, понимая, насколько все это бессмысленно. Он выгнулся, выворачиваясь из хватки, и поцеловал Сережу в губы.
  
  Просто из вредности и возрожденного желания уничтожить его, тварь такую, перворангового Светлого охотника, посмевшего покуситься на того, кто ему доверял... Просто подумал - а почему нет? Просто стало все равно. Просто не мог снова начинать бессмысленную войну, да и не хотел - все быльем поросло еще во время первой мировой войны, но агрессия, ненависть и привязанность снова всколыхнулись в его душе. Да и секса - хорошего, умелого секса - хотелось. В Мурманске у них община маленькая, все тут же станет всем известно, а начинать что с командировочными - себя не уважать. Так и жил, то изредка проводя ночку-другую с людьми, то перебираясь выездными "гастролями".
  
  А тут целый Сережа, страстный и насквозь знакомый. Опытный. И это не те жалкие пять-десять партнеров опыта, что в среднем встречается у женщин слегка под сорок, но хор-р-роший такой опыт в несколько сотен лет.
  
  ***
  
  - Тебе так понравился инкуб, что ты решил сбросить пар? - отстранился от него Сережа, едва поцелуй закончился. Фома заржал и рывком перекинул его на пол, сам стремительно слетая следом. Он снова начал с поцелуя, стащил, разорвав треснувшую по горлу футболку с этого большого, сильного тела, чья литая мощь просто завораживала. Всегда, всегда завораживала. И под Осовцем, во время газовой атаки, и в горниле войн на Континенте, и в кровавых разборках на севере Шотландии...
  
  - О-хо-хо, Сереженька, знал бы ты, как я соскучился по твоей тушке в моей постели. Подумать только, когда-то я тебя выгонял...
  
  - Ты же только что говорил, что мы все закончили.
  
  - Зачем отказываться от того, что само идет в руки? - пожал плечами Фома и со всей дури укусил Сережу за грудь чуть ниже соска. Тот зашипел, Фома слизнул кровь. - Ты же не будешь против, мой хорошенький?
  
  - С чего бы? - удивился Сережа и расслабился, растекся по полу, раскинул руки. - Надо будет в твоей комнате постелить ковер. Как я мог забыть, что кровати ты не любишь.
  
  - Они всегда ломаются в самый неподходящий момент, - Фома отстранился и забрал волосы в неряшливый пучок. Заколол их карандашом, который по привычке спер из кабинета Здешека. И принялся стаскивать с Сережки штаны. Тот ему помогал изо всех сил, извивался и хихикал. Это смотрелось очень комично - гигант и брутальный амбал хихикает и извивается.
  
  - О, кстати, это - моя комната? - он прикосновением губ поздоровался с членом Сережи, провел языком по яйцам. - Привет, ребята, давно не виделись.
  
  Сережа захохотал и выдавил сквозь смех:
  
  - Да-а, твоя комната. А чья еще? - Фома покивал и взял одно из яиц в рот - аккуратно, одними губами, старательно пряча зубы. - Сука-а-а, ты что делаешь?
  
  "А ты не чувствуешь? - протелепатировал Фома. - Нет, я могу и рассказывать".
  
  Он освободил рот и начал - тихонько, шепотом, интимно:
  
  - Сейчас я... о, привет, младший Сережка, давно не виделись, - и лизнул по всей длине член, подул на него.
  
  - Фомочка, блядь ты этакая, - очень ласково сказал Сережа, перехватывая его за пучок волос и оттаскивая от своего члена. - Я, может, и заслужил, но давай не тогда, когда мы впервые лет за сто решили потрахаться.
  
  - Так что - просто трахнуть тебя? - уперев подбородок в руку, а локтем ткнув куда-то Сереже в бедро, спросил Фома. - Просто-просто, скучно трахнуть тебя?
  
  - Просто и скучно трахни.
  
  - Как скажешь, - Фома резко изменился. Скинул маску дурного человеческого щенка, недотепы и бестолочи.
  
  О, он давненько не выпускал демонов, живущих в его душе, на свободу. В нынешний век, когда людей берегли, как кормовую базу, как хрупких низших существ, как слабых и младших, это было бы чревато проблемами с законом, нужно было бы скрываться, искать убежище... а лишней суеты Фома не любил.
  
  Он коленом раздвинул ноги Сережи, скользнул членом между ягодиц. Констатировал с неудовольствием:
  
  - Ты не готовился.
  
  - Конечно, нет. Кто же знал, что ты решишь меня трахнуть, а не запытать.
  
  - Времена меняются, - рассеянно отозвался Фома, осматриваясь. - Но не мы.
  
  Он вытянул руку в сторону ванной, и ему в руку прилетел флакон с шампунем.
  
  - Моемся без слез, - скривил он губы в подобии улыбки. - Вы не будете разочарованы!
  
  И, налив на член шампуня, он начал медленно, чуть поводя бедрами по кругу, входить в Сережу. Тот совершенно не сопротивлялся - знал звериную натуру любовника, тот совершенно сходил с ума, стоило ему начать противоречить, - развел ноги, удерживая их под коленями, послушно выгнулся. А вот после оргазма... после оргазма Фому хоть трахать, хоть связывать - Сереже он позволял многое.
  
  Это был жаркий, грязный и слишком показательный секс. Фома прекрасно осознавал, какая он дрянь в привлекательной упаковке, и вот эту дрянь он не считал нужным сдерживать. Здесь. Сейчас. С Сережей. Он быстро порвал его, шампунь, скорее всего, щипал, любое движение вызывало болезненные стоны у Сережи, но тот все еще хотел - больше и сильнее. Отдавался, открывался до дна, до донышка. Просил на старофранцузском: "Еще, еще!". Выгибался с довольным лицом падшего белокурого ангела. А Фома был зол, несдержан, непозволительно груб. Если бы кто посмел так обращаться с самим Фомой, не прожил бы и минуты после этого. Фома бы на все пошел, чтобы убить этого несдержанного дебила.
  
  Он оставлял отметины, вертел, как хотел, большим и красивым телом Сережи. Он царапал и кусал его, а на пике даже придушил в боевом захвате. Он двигался так, что у Сережи, наверное, уже была шишка на затылке. Сам Фома колени, по крайней мере, точно сбил в кровь о дурацкое дерево, которым был покрыт пол. Сережа беспомощно цеплялся пальцами то за руки, то за плечи Фомы, и потерянный, глубокий взгляд его только добавлял страсти в движения.
  
  Пока Фома "догонял" последние минуты оргазма, Сережа бурно и долго кончал, чувствуя наслаждение мощнее и ярче оттого, что к нему вернулся воздух.
  
  ***
  
  Они еще долго лежали, пытаясь отдышаться. Наконец Сережа пришел в себя, зашевелился и обнаружил: Фома, крепко зажмурившись, сжимал в руках остро заточенный карандаш, который был воткнут в его прическу до этого, и плакал. Фома, чувственный и страстный, маленький сумасшедший, был прекрасен в этот миг настолько, что Сереже захотелось взяться за кисти и краски.
  
  - Зима, - ласково прошептал Сережа. - Зима, мой хороший. - Он поцеловал в мокрые щеки своего любовника и аккуратно разжал пальцы, убирая карандаш куда подальше.
  
  Иногда в Фоме просыпалось что-то старое, неизжитое из детства. Он ненавидел такие моменты, ненавидел свое существование. Сережа нечасто сталкивался с этим помрачением раньше, но несколько раз за всю их долгую-долгую совместную жизнь бывало.
  
  Сережа знал: Фому надо будет очень долго успокаивать, помогать отойти от "работы", когда голова занята чужим сознанием. Но Сережа так же знал: другого шанса трахнуть Фому в ближайшие лет десять у него может и не быть. Так что, чувствуя себя немного скотиной, принялся целовать Фому, гладить, утихомиривая совесть тем, что секс тоже отвлекает от работы головой.
  
  Фома ослаб, расслабился в руках Сережи, поник, не осознавая и половины того, что с ним делают. А делал Сережа многое.
  
  Со сноровкой, выдающей хороший опыт, он очень мягко, нежно принялся гладить Фому, так, чтобы не задеть и кончиком ногтя - насторожится же, паршивец, - и очень, очень настойчиво проходиться там, где чувствовалось злое, проклятое, холодное, - скорее уж сумрачным чутьем охотника и Иного, чем тактильно.
  
  Фома мурлыкал и раскрывался. Тут, наверное, играла привычка, чем действительно таланты Сережи. Но дело сдвинулось с мертвой точки, Фома начал реагировать. Сережа едва слышно застонал сквозь зубы - такой податливый, ласковый Фома был чем-то странным, непривычным. Отчего хотелось его еще сильнее.
  
  Выглядел Фома...
  
  В девятнадцатом веке Сережа неожиданно увлекся барышнями. Это были в основном институтки, жадные до удовольствия, дорвавшиеся до мужчин, денег, выпивки. Неопытные, юные, их было очень интересно соблазнять - вкусно. О, какие они были! Пьяные, чувственные, красивые барышни, с румянцем во всю щеку, ничего не соображающие от кокаина, с пустыми, жадными взглядами.
  
  Сережа на мгновение замер и провел костяшками пальцев по щеке Фомы. Тот вяло поймал губами палец Сережи, сжал предупреждающе зубы.
  
  Как он был прекрасен!
  
  - С ликом падшего ангела, мой праведный, слабый, славный мой... - прошептал Сережа. И сорвался, как с горы на лыжах, как в падение, как в полет с верхней, кульминационной точки!
  
  Ухнул вниз, в страсть, в страх, в бездну! Позже он не помнил, что делал.
  
  Перед глазами вставали только какие-то отдельные фрагменты. Вот он аккуратно разрабатывал Фому: палец скользит мягко, но настойчиво, растягивает, вперед-назад, оп! - два пальца, Фома беззвучно стонал и смотрел сквозь ресницы. Вот поцелуи по коленкам - тощие, острые, до боли, до миллиметра знакомые коленки. А вот перед глазами ресницы, длинные, черные, тени от них рисовали кружевную маску на щеках Фомы. А вот щетина - едва видная, бледная, седая наполовину щетина - память о голодных и страшных годах в лагерях Японии. Кровь, выступающая из-под впившихся в его руки когтей Фомы. Шрамы - как много шрамов на бледной, тонкой коже! Сережа облизывал пересохшие губы и наклонялся целовать в губы, в лоб, в переносицу. И снова отклонялся, чтобы видеть, как растягиваются мышцы, как все глубже и глубже он сам проникает в Фому.
  
  Все забылось - что можно помнить о сексе, если ты горишь от страсти? Только то, насколько сильно было желание, как кипела кровь, как толчки и жар нарастали, поднимались по позвоночнику.
  
  ***
  
  Фома валялся на ковре у камина, единственном, кстати, ковре в доме, прихлебывая из чайной чашки виски. Он подложил под голову подушку, засунул ноги чуть ли не в огонь и чувствовал себя отвратительно живым. Живым настолько, что даже тошнота и головокружение от того, насколько сильно он загрузил мозг вчера, приносили радость. Даже зуд в заднице и синяки по всему телу - радовали!
  
  Фома и сам не мог понять, что его так бесит в ситуации, но бесился он изрядно.
  
  Сережа спустился поздно. Был он всклочен, темен лицом и хмур. А еще одет. Сам Фома и не подумал накинуть одежду, так и валялся голым. Он отсалютовал Сереже чашкой и проронил, падая на подушку обратно:
  
  - Я тебе даже поесть сготовил, Охотник.
  
  Сережа постоял над ним, разглядывая. Тяжелое, давящее, страшное это было внимание. Взгляд не человека, а охотника на очередную жертву.
  
  Фоме, впрочем, было все равно; он запустил руку в волосы, взлохматил еще сильнее и снова приложился к чашке, прикончив виски в два глотка. Почесав шею, Фома ткнул пальцем в сторону бутылки, уронил безвольно руку.
  
  Сережа налил полную чашку и ушел, оставив бутылку совсем рядом, чтобы тянуться не приходилось.
  
  Фома проводил его острым взглядом из-под лениво полуопущенных ресниц, покрутил в пальцах тот самый карандаш, над которым рыдал сегодня ночью.
  
  И задумался о чем-то своем.
  
  - Так что я должен буду сделать для тебя? - спросил он, стоило Сереже вернуться в гостиную. Огонь в камине уже прогорел, и Фома, слегка замерзнув, стащил плед с кресла и укутался в него, как большая невыспавшаяся сова в свои распушеные перья.
  
  Сережа аккуратно сел в кресло, протягивая Фоме кофе. В глазах его было что-то странное. Фома, забрав чашку, расхохотался.
  
  - Розы, Зима? - спросил осторожно Сережа. - Нет, почему вдруг розы?
  
  Розы, все в капельках воды, ждали Сережу рядом с тарелкой на кухне - как добавка к завтраку. Безмолвный и красивый жест.
  
  - Захотелось, - отозвался Фома и отпил кофе. Крепкий, несладкий, без молока - все как он и любил. - Мы так неслучайно встретились, почему бы и нет?
  
  Сережа поочередно изобразил удивление, шок, осознание. Фома с доброй улыбкой наблюдал за сменой эмоций на его лице. Потом долил виски в кофе, катнул пустую бутылку по полу.
  
  Паркет. Это был наборный паркет из самых разных пород дерева. Фоме вспомнилось, что Сережа лет десять учился у одного руниста. В паркете не чувствовалось никакой магии, но очень уж тонка работа была с этим деревом - явно не случайно какую-то часть завитков можно было проассоциировать с рунами или целыми связками рун.
  
  Фома непринужденно отхлебнул кофе, рассматривая Сережу. Тот молчал и отводил взгляд.
  
  - Пойду приму душ. А потом мы поговорим о работе.
  Часть 4
  - Им нужен он, понимаешь? - проникновенно заглянул Сережа в глаза Фоме.
  
  Тот сидел напротив - все это происходило в уютной полупустой по утреннему времени кофейне - и курил сигареты, отобранные у мальчика шестнадцати лет еще на улице. Сигареты отвратительно отдавали ментолом, пепел приходилось стряхивать на салфетку, что уж совсем было гадко, но Фома не прекращал курить даже под осуждающим взглядом Сережи.
  
  - А тебе зачем-то был нужен я, так что вы сошлись в интересах. Ты не боишься?
  
  Усмешка появилась на губах Сережи.
  
  - Это самая интересная моя охота, Зимник. Даже ты не настолько интересен, как он.
  
  - Ты читал досье? - Фома по-пижонски прикурил от шаровой молнии и выдохнул дым прямо в лицо Сереже. Обиделся.
  
  - Светлые панове желают чего-нибудь еще? - спросил внезапно их официант. И Фома, и Сережа обернулись к нему изумленно. Вокруг их стола стояли такие завесы, немудрено, если бы столик навечно перестал существовать для всех посетителей кафе. А тут официант. Они оба насторожились, но Сережа сейчас же выдохнул и кривовато улыбнулся.
  
  - Пригласите пана Хуана, молодой человек, за наш столик и принесите нам какой-нибудь еды.
  
  Фома, стрельнув на него взглядом, напружинился еще сильнее, сканируя помещение, и тоже расслабился. Пахнуло все тем же отвратным молочным улуном и жарким солнцем, степными травами и нагретой кожей.
  
  Дон Хуан подошел неспешно, одетый дорого и со вкусом - не по статусу кофейни, если честно. Фома бы не удивился, если за порогом дона Хуана ждало претензионное бентли какого-нибудь роскошного года. Сами они сюда добрались на очередном мотоцикле - асфальтно-сером и тарахтящем, как огромная ласковая кошка. Шлемы, больше похожие на советские каски, как раз сейчас торжественно занимали два дополнительных стула. Потому что класть на пол шлем - дурная примета. К смерти.
  
  Так что дон Хуан подвинул стул от соседнего столика, ногой оттолкнул зацепившийся и уселся. Однорукость ему не мешала совершенно.
  
  - Доброе утро, панове.
  
  - Герр Гарсиа.
  
  - Пан Хуан.
  
  Сказали они это в унисон, переглянулись, позабавленные, и обменялись улыбками. Фома вдруг с тоской подумал, что никого ближе Сережи у него и нет. А полагаться на Сережу - дело дурное, глупое, так что... никого-то у него и нет.
  
  Подскочил официант, расставил перед ними тарелки, чашки с кофе, молочник.
  
  - Завтракаете, панове? Чем же кормят в сем заведении?
  
  Вел себя дон Гарсиа отвратительно самоуверенно, как присуще всем инкубам, не без доли самолюбования. Но и прекрасен он был, конечно, как сказка. Мужчины Фому никогда не привлекали (Сережа был исключением, подтверждающим любое правило, так уж жизнь сложилась), однако он начал ловить себя на том, что заглядывается на эту прекрасную сволочь.
  
  Болтали о всяком, как принято: о ценах на бензин (боги, а эта-то тема откуда взялась?), о дорогах, о политике и недвижимости. Поставили будто перед собой цель воспроизвести светский треп.
  
  А потом, когда доели завтрак, дон Хуан откинулся на спинку кресла и спросил, прищурив глаза:
  
  - Вы ввели в курс дела Томаса, Серж?
  
  "Серж" кривовато усмехнулся (Фома спрятал улыбку в чашке с кофе).
  
  - Еще нет. Мне хотелось бы, чтобы вы, пан Хуан, помогли мне разобраться с секретами.
  
  - Какие секреты между своими?- удивился дон Гарсиа.
  
  - О, множество! - обрадовался Фома. - Великое множество. Например, молочный улун. - Он переставил на салфетку чашку с остатками кофе, провел над ней рукой. О фарфор плеснула бледно-салатовая жидкость с узнаваемым запахом. - Будете?
  
  Дона Хуана отчетливо передернуло.
  
  - С некоторых пор предпочитаю кофе, - сказал он со сладкой улыбкой, отодвигая чашку обратно.
  
  Сережа подался вперед, хлопнул ладонями по столу. Он отлично знал Фому: болтать о пустяках тот любил и мог часами не замолкать, вытягивая из собеседника... всякое. Подноготную. Историю его жизни. Поэтому Сережа предпочитал не присутствовать на таких разговорах - они нагоняли на него суку. Не видел он красоты в медленной болтовне.
  
  - Мы напоминаем троицу лицемерных идиотов.
  
  - А идиотов-то почему? - удивился Фома.
  
  - Ничего не имею против лицемерных идиотов, - отозвался дон Хуан. - Но я предполагал, что вы уже ознакомлены с тем, зачем вы здесь.
  
  - В общих чертах. Однако с вашей стороны было довольно странно запихать меня в архив, не объяснив, что вы хотите от меня в компании папки с делом.
  
  - Я поверил в рекомендации вашего старого друга.
  
  "Когда только успели, - с досадой подумал Фома. - Неужели мое присутствие было настолько предсказуемо?"
  
  - Хорошо, - улыбнулся он. - Но теперь-то вы мне скажете, что вам надо?
  
  - Поймать безымянного, конечно же.
  
  - Я ослышался, верно? - спросил Фома после паузы. Длинной паузы. - Ему тысячи лет.
  
  - Боюсь, - склонил голову дон Гарсиа, - не нам решать, кому жить, а кому нет. Действия безымянного могут привести к довольно неприятным последствиям в ближайшую сотню лет. Поэтому мы вынуждены хотя бы попытаться узнать о его намерениях.
  
  - Чем вас не устраивает Хена как осведомитель?
  
  - Если вы читали досье, то должны были понять, что Хена несколько... отдалился не только от дел, но и от безымянного. В последнее время взгляд старейшего направлен скорее куда-то в высшие сферы небытия... - тон дона Гарсиа похолодел на полградуса.
  
  - Однако он справлялся. И справляется, - ухмыльнулся Фома довольно зло. Нет, у него не было информации, у него были предположения, взгляд со стороны.
  
  Дон Гарсиа предпочел не заметить намек. А может, понял, что делиться информацией никто не собирается.
  
  - Серж мне вас хвалил, Томас. Поэтому мы выбрали вас для этой работы - вам проще будет сработаться.
  
  Сережа, внутренне смеясь, покивал с серьезным лицом. Взгляд его был... "Рад составить тебе протекторат в высших кругах Инквизиции", - как наяву услышал Фома.
  
  - Да, я знаком со стилем работы этого охотника.
  
  - Сделайте так, чтобы он смог заняться своей работой, Зимник, - высокомерно бросил дон Гарсиа, поднимаясь из-за стола.
  
  Проводив затянутую в баснословно дорогую одежду фигуру взглядом, Фома обернулся к Сереже.
  
  - Что он здесь забыл? - спросил он резко и почти зло, как ударил наотмашь.
  
  - Здесь кофе вкусный, - мрачно отозвался тот. - И недалеко от офиса. Не злись. Он нам нужен.
  
  - Кто? Хена? Безымянный? Или Гарсиа?
  
  - Безымянный.
  
  - А с Хеной что? - Фома пошарил по карманам, бросил пару купюр на стол и встал, приглашая Сережу последовать за Хуаном в офис.
  
  - Хена? У них какая-то вялотекущая война со стариками из научного совета.
  
  Фома на секунду затормозил, кусая губы. Дело ему не нравилось от слова совсем, особенно если учитывать все, что он узнал о безымянном. И о Хене.
  
  - Мы не выберемся из этого дела без потерь, Сережа.
  
  Тот только фыркнул и приобнял Фому за плечи, уводя вперед, ко входу в здание Инквизиции.
  
  Улица была шумной и веселой, куча туристов делилась впечатлениями после посещений здания, похожего на ратушу - с высоким крыльцом, резными дверьми, очень аутентичной крышей и модерновыми часами над входом. Прошли они мимо, прямиком к позднеготическому собору - светлому, солнечному зданию с высоким шпилем.
  
  Сережа первым ступил на крыльцо, Фома несколько замешкался, рассматривая колонны.
  
  - Претензионно, Сереженька, - присвистнул он, кончиками пальцев касаясь камня.
  
  - Не щи лаптем хлебаем, - развернулся к нему лицом Сережа и пошел спиной вперед. Фома поспешил следом, не без сожаления отрывая ладонь от колонны.
  
  Сегодня за стойкой рецепции сидела милая старушка. По ощущениям - все та же Анна Кляйнц. Фома удивился такому морфизму, но вида не подал.
  
  В этот раз "взгляд в душу" прошел легче - не столь отвратно, хотя остановиться, чтобы отдышаться, пришлось. Проморгавшись, Фома обнаружил себя на плече Сережи. Отстранился, спросил:
  
  - Что дальше? По старой схеме, тебе нужны четыре опорные точки?
  
  Сережа задумался, машинально направляя Фому вперед, в стену.
  
  - Знаешь, как можно больше.
  
  - Могут быть погрешности, учти.
  
  Речь шла о характерных метках, опираясь на которые, можно отследить ход мысли человека. Иного. Это была полумистическая практика, основанная на психологии, поведенческом анализе и магии.
  
  Снова оказавшись в архиве, Фома разочарованно застонал в ладонь, которой накрыл лицо. Его ожидал очередной день с папкой, полной неструктурированной информации.
  
  До опорных точек было еще далеко, а Фома привык делать свою работу качественно. Стоило хотя бы составить свое мнение о безымянном. Ему бы побеседовать с Хеной, но вряд ли тот станет хорошим помощником в охоте на своего друга.
  
  - Для начала... - Фома снова уселся на пол, разложив вокруг себя листы бумаги. В этот раз он контрабандой протащил с собой три черных карандаша, так что с письмом проблем не ожидалось. - Попробуем дать ему краткую характеристику.
  
  Бумаги не давали никакого инсайда, как бывало с людьми, поэтому бумаги Фома ненавидел. Неживые свидетели чужих историй, они всегда его раздражали своей конечностью - они уже свершились. Да, они могли рассказать многое, очень многое, но они не давали жизни.
  
  - Скрупулезность - это форма самоненавистничества, - ворчал Фома, аккуратно перенося на бумагу основные вехи жизни безымянного. У него не было степеней по психологии, он больше был менталистом, чем ученым, так что ему было вдвойне тяжело: его не учили психоанализу. - И главное, пожалуй, здесь "психо". Сплошные древние сумасшедшие...
  
  Дело сладилось не быстро, и Фома пошел к выходу уставшим, будто вагоны таскал. Ну, или Сталинградскую битву - от начала и до конца отпахал. Помнил он, как суровые, битые жизнью мужики, которым едва минуло двадцать, падали без сил и засыпали прямо там, где получали известие о том, что враг отступил.
  
  Его ждали. Точнее, как ждали? После его возвращения Сережа сбегал за кофе, а дон Гарсиа достал где-то печенье. Расположились они за ажурным столиком у окна.
  
  - У каждого человека есть паттерны поведения, закрепленные на уровне навыка, - сказал Фома, едва устроив зад в удобном чиппендейловском кресле. Нужно было хотя бы выразить свое мнение, раз уж он настолько погрузился в чужой образ. - То, что приводило к нужному результату из раза в раз, будет повторено снова. Иные в этом плане не отличаются от людей, только живут дольше, а потому период отвыкания от навыка происходит в разы медленнее.
  
  Сережа слушал внимательно, смотря влюбленными глазами, и периодически подавал для глотка чашку с кофе. Фома к фиглярству привык, не обращал внимания на него, а вот дона Гарсиа оно шокировало: он сидел, приподнимая в показном удивлении бровь на особенно удающихся вывертах.
  
  - Ему привычно убийство, он бескорыстен, он Светлый, но он безжалостен и безразличен. Сам он не любит пачкать руки, почти ненавидит, но если внутреннее его восприятие не соответствует реальности, он пытается менять реальность так, как пожелает. Можно искать сумасшествия, необъяснимые эпидемии на малой территории, но, скорее всего, это будут какие-то заповедники, глухие леса... Думаю, церкви, монастыри, скиты тоже нельзя обходить стороной.
  
  Фома прервался, принял печеньку из руки Сережи. Захрустел с аппетитом, поймал взгляд дона Гарсиа и весело ему улыбнулся уголком губ.
  
  - Могу предположить, что живет этот Иной в тихом, безлюдном месте, климат в котором мягкий, континентальный; высокомерие и сибаритство, как принято.
  
  Сережа фыркнул.
  
  - Слабоумие и отвага, - бросил он и заржал.
  
  У Фомы дрогнули губы в улыбке, но он не позволил себе откровенно проявлять эмоции, взглянув на еще больше пришедшего в ошеломление дона Гарсиа.
  
  - Что-то подобное, славный мой, - усмехнулся Фома и выбил, поймав в крепкий захват, кончиками пальцев короткую дробь на запястье Сережи. Тот резко успокоился.
  
  - Это ваше... - помахал рукой дон Гарсиа, - шаманство. Что это?
  
  Сережа откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Вопрос был явно задан не ему.
  
  - Вы про это? - спросил Фома и отстучал начало собачьего вальса по столу. В воздухе появился небольшой шарик света.
  
  Дон Гарсиа посмотрел на него с возмущением. Фома напрягся - слишком уж легко читались чужие эмоции. Не к добру это было: чтобы читать других, нужно раскрыть свою душу, а значит, он открылся-таки. Не почуял, не узнал, кто пробил его защиту, кто вскрыл его щиты, как пачку молока.
  
  - Это всего лишь еще одна форма воздействия на реальность, не самая простая и распространенная, конечно, однако...
  
  - Однако очень эффектная. Зимник любит эффектность. - Сережа снова передал чашку Фоме и попросил: - Продолжай.
  
  Его нетерпеливость просто висела в воздухе плотной аурой. Азарт подстегивал Сережу, делал его движения рваными и резкими, речь - несдержанной, но показное ухаживание за Фомой хоть как-то помогало держать себя в руках.
  
  Отрезвляло, что ли.
  
  - Как пожелаешь. На взаимодействие сам не идет, но легко отзывается на чужие инициативы. Если вам нужен контакт с ним, достаточно быть интересным и навязчивым. Если ты хочешь его убить... - Фома замолк и растерянно улыбнулся. Он советов давать не любил. Каждый сам кузнец своего счастья. - Не стоит. Не убьешь, а хоронить тебя...
  
  Сережа смотрел внимательно. Установив с ним плотный зрительный контакт, Фома мягко протолкнул в его разум ментальные маячки, обычно дающие основу для поиска.
  
  - Вы передали охотнику что-то. Что? - спросил дон Гарсиа.
  
  - Что-то вроде маяков для поиска. Образы, звуки, запахи, собранные в определенные закладки. Это след. Он поможет найти безымянного.
  
  Дон Гарсиа кивнул и отвернулся. Фома посмотрел на него, перевел взгляд на Сережу. Оба молчали, уйдя в свои мысли. Если Сережа молчал знакомо-задумчиво, впадая в легкий транс прямо на ходу, то сорт молчания дона Гарсиа Фома не разобрал.
  
  - На этом все? - спросил он скучным голосом, отвлекая обоих.
  
  - Нет, ты что! Это же Древний. Ты нужен тут, - Сережа оживился, задергался даже слегка. - Побудь пока здесь...
  
  - Со Здешеком, - подхватил дон Гарсиа мягенько. - Мы вам через Свенсона передадим, когда вы еще понадобитесь.
  
  Фома покачал головой - вперед-назад, вперед-назад.
  
  - Жить я буду там же, - в пустоту обронил он и встал. - Пойду найду Здешека.
  
  Удачи он желать не стал. В охоте удача - самый ненадежный элемент.
  Часть 5
  Бродить по коридорам Инквизиции оказалось интересным занятием. Кого здесь только не удавалось встретить! И юных Иных, чьи мысли, как капель на солнце, тоненько звенели и разбрасывали сверкающие бриллиантовые отблески, проливая на усталый разум Фомы потоки незамутненной чистоты. И устремленных в самое себя ученых, и пышущих энтузиазмом боевиков, и... Стариков, впрочем, оказалось больше, чем молодежи. Парочка даже Фому узнали, а один Светлый раскланялся уважительно, обозвал "генералом Зимой" и скрылся, подлец, уйдя прямо в стену. Стену Фома потрогал, та оказалась упрямо-твердой, чуть-чуть шершавой из-за обоев.
  
  Цыкнув, Фома продолжил путь. В конце концов, он поставил себе цель бродить по этим коридорам маленькую вечность, чтобы на Здешека не наткнуться. Вот и будет.
  
  Под вечер Фома уже булькал от чая, перезнакомился с целой толпой милых барышень, самой молодой из которых давно перевалило за двести, схлестнулся с боевиками на почве спора о защитных артефактах, поругался и помирился со старичком, который отвечал за техническое обеспечение офиса ("Я еще электричество сюда протягивал, молодой человек!" - "Куда уж мне понять, что проводка не должна голяком по стене идти!") и уже всем казался "тем замечательным пареньком, что сюда с Мурманска приехал, своим в доску".
  
  План-минимум, а именно не наткнуться на Здешека, он выполнил и даже перевыполнил, подкинув идею одной барышне обратиться за помощью и загрузить работой этого борца с оборотнями.
  
  И ведь невыносимо в помещениях было находиться: все просто провоняло тяжелым и липким запахом молочного улуна. Хена, кстати, в офисе уже месяц не появлялся: как только влип в эту разборку, так с тех пор и носа из дома не казал.
  
  Пошатавшись до первых сумерек, Фома просочился сквозь стену (механизм оказался не таким уж и сложным) и, послав изморозь, чуть-чуть обманул сигнализацию. Где находится кабинет Хены, он понял только примерно, так что пришлось импровизировать и вскрывать все двери по очереди. Повезло на третьей - интуиция возопила о том, что по адресу, так что Фома там и остался, чтобы оглядеться.
  
  Кабинет от запаха был чист, даже из-под двери не тянуло - явно фильтры стояли. Действовал Фома четко и быстро, как бывалый домушник: натянул целый десяток безделушек, валявшихся по карманам, на запястья и шею (они скрыли запахи, следы и даже отпечатки пальцев затерли), сигнальные линии опять же заморозил так, что они безболезненно отойдут через пару часов, никто и не заметит. И принялся тихо и аккуратно оглядываться, возвращая вещи в то же положение, что было до того, как он их взял в руки. Времени у него было немного: заблокированная охрана тянула на себя силы, как пылесос, активно и быстро, так что Фома стремительно истощался.
  
  Кабинет был небольшим, угловым, с двумя окнами. Одно выходило в пригород, на светлые, словно бы освещенные любовью луга, а другое - на узенькую кривоватую улочку в центре.
  
  На полках напротив стояло несколько сборников законных актов и пара официальных каталогов инквизиторских хранилищ. В остальном - пустые полки и крайне нейтральный цвет стен.
  
  Фома быстро пролистал исписанные листы бумаги, лежавшие на столе, - не было ничего важного, сплошь ерунда. Присел в кресло, покрутился из стороны в сторону. Сиденье было продавлено очень правильно и удобно. Тайников нигде не нашлось. В столе лежали ручки, все те же неважные бумаги, куча старых и разряженных артефактов, фотооткрытка с открытия какой-то выставки года так две тысячи шестого, мешок сушеных яблок, конфеты "Мишка на севере", пара полосатых зонтиков, их еще называют смешно "полькагрис".
  
  Фома раздраженно задвинул ящички стола и встал. Все это был хлам и ерунда, неважное, ненужное!
  
  Подумав, покрутившись по откровенно маленькому кабинету, он запустил руку под выпирающий подоконник, сдвинул гвоздик, чуть не оцарапавшись. Сейф оказался тут же, открывался просто. Сразу стало понятно, почему его было так легко найти, стоило только взглянуть на содержимое: на каждой из пятнадцати папок, картонных, привычных архивных, было столько защиты, что кололо пальцы, а маленькие молнии больно били по рукам. Тут магию морозить было бесполезно, но Фома знал парочку секретов, так что две папки, которые больше всего привлекли взгляд, удалось вскрыть.
  
  В одной из них была техническая документация по проекту "Фуаран". Вопреки названию, проект был не про книгу известной всем ведьмы, а про мальчика Костю Саушкина (кто это?) и его интересный доклад.
  
  - Пропись Саушкина... - пробормотал Фома, быстро листая бумаги. Времени было немного, опасность так и кусала за пятки.
  
  Второй он принялся вскрывать очень толстую папку, к которой, судя по виду, часто обращались. В ней оказались досье. Очень-очень много досье, буквально на каждого сотрудника в офисе. Каждое досье, скрупулезно умещенное на один-два листа, содержало очень емкие характеристики, было помечено цветовым маркером и едва заметными насечками в углу страницы. Явно градация по полезности, но какого черта, собственно?
  
  Фома не мог себе позволить рассиживаться здесь, поэтому листал быстро, надеясь потом в трансе восстановить содержимое листов.
  
  В другие папки он не полез, только отсмотрел названия. Помимо "Фуаран", "Д", собственно досье и "Кришталь", были такие названия, как "Сегментная броня", "Великое" и "Кадм".
  
  Прозрением было пользоваться тяжеловато, так что Фома вскорости едва дышал, ощущая, как холодеют кончики пальцев, и уже не чувствовал ног - настолько выложился.
  
  ***
  
  
  
  Как он вывалился из офиса, он не помнил, только фиксировал плывущим сознанием, что земля уходит из-под ног. Не оставалось сил даже на то, чтобы очаровать какого-нибудь человека, так что он принялся голосовать, надеясь больше на такси, чем на желание помочь простого водителя.
  
  Опустившись на сиденье, Фома прошептал:
  
  - Поезжайте в сторону Хунцикера, пожалуйста.
  
  Машина тронулась с места, щелкнули блокируемые двери и смутно знакомый голос произнес:
  
  - Доброй ночи, Зима. Вы, кажется, приглашали меня на встречу? - И только тут Фома почувствовал знакомый ментальный "запах" оборотня.
  
  Машина ехала небыстро, тяжелая и дорогая игрушка, направляемая уверенной рукой. Кстати, в сторону Хунцикера. Фома некоторое время еще посидел расслабленно, откинув голову на приятно-прохладную кожу подголовника, а потом собрался. Вот так резко: секундой до - едва живой, а теперь - да, измотанный, да, уставший и обессиленный, но снова целый и готовый драться до последнего.
  
  - Ждал встречи с вами дня через два, думал - будете присматриваться, вынюхивать... - Фома скривил губы в подобии улыбки. - Все-таки Инквизицию вы контролируете от и до.
  
  Водитель, чьи янтарные глаза периодически мелькали в зеркале заднего вида, отвернулся к боковому стеклу, рассматривая толпу людей у светофора. Молчание его было спокойным и сдержанным, так что чувствовалось: это пауза, а не невежливое игнорирование.
  
  - Скольким Иным вы вложили в голову информацию?
  
  - Восьмерым, - тут же отозвался Фома. - Всем с разными установками, так что могу сказать с точностью до минуты, когда вы говорили с посланником и как его зовут.
  
  Фома очень не любил, когда им пытались играть втемную. И в довольно оригинальной манере передал приглашение на встречу тому, кто мог развеять туман незнания.
  
  - Не зря ментальщиков сослали на север, - отозвался водитель. Поле его пугающего спокойствия даже не колыхнулось, все так же затапливая салон машины. - Иным, чтобы манипулировать, нужно продумывать хитрые комбинации, вам - достаточно вложить в голову прямой приказ.
  
  - Не сказал бы, что это так легко, как вы представляете. Мы называем это ментальными моделями. Установками. Дело не то чтобы легкое, ведь ментальная модель должна вписываться в мироощущение человека.
  
  - И что же, если модель нельзя соотнести с мироощущением, человек...
  
  - Нет, почему? Все будет ровно так же, если, конечно, ты достаточно опытен как мозгоправ. Вот только, почувствовав диссонанс, реципиент узнает о воздействии.
  
  Машина притормозила в небольшой пробке перед светофором. Габаритные огни стоящей впереди мазды разукрасили кожу сидений красными бликами.
  
  Темнота всю дорогу обнимала их двоих, только уличные фонари иногда роняли косые полосы света в салон. Фома чувствовал чужое умиротворение и наслаждался. Очень уютным Иным оказался водитель. Не хотелось его бояться, хотя и стоило бы - он был опасен.
  
  - Как от этого защититься? - задумчиво, даже как-то мечтательно спросил водитель.
  
  - А вам хочется? - Фома хмыкнул, подался вперед. Голос его стал тягучим, как густой мед, вкрадчивым, убаюкивающим. - Разве хочется защищаться? Не разумом, сердцем скажи - хочется? Не нужна защита, не помогут щиты, потому что ты хочешь подчиниться... потому что я вижу все, всего тебя, я тебя чувствую, я знаю все закоулки твоей души... разве нужна защита от того, кто знает тебя всего?
  
  Водитель замер, сцепив руки на руле. Он боролся сам с собой, всколыхнув ауру привычного спокойствия. Фома вдруг хлопнул в ладоши - звонко, резко. Водитель дернулся и вдавил педаль газа, заставив машину резво рвануть вперед.
  
  - Поняли?
  
  Водитель некоторое время рулил молча. Потом Фома снова встретил его янтарный взгляд в зеркале - они рассматривали друг друга. Воитель был крепок, на вид лет тридцати-сорока, широкоплечий, сильный, опасный. Седой, с цепкими длинными пальцами, широкими скулами и острым подбородком. Кажется, встретишь такого в толпе - никогда не забудешь. Но знал Фома, как прекрасно умел этот Иной "уходить в себя". Прямо носом ткнешься - не заметишь.
  
  - Да. Это было показательно. Спасибо.
  
  - Вы не разучились говорить спасибо в сложных ситуациях. Это дорогого стоит.
  
  В ответ водитель предпочел отмолчаться.
  
  - Куда вас везти в Хунцикере? - спросил он через некоторое время, когда Фома погрузился в умиротворенное наблюдение за мелькающими мимо фонарями.
  
  - Остановите на съезде. Сам дойду.
  
  Машина притормозила, Фома десантировался в ночь, упоительно пахнущую теплым асфальтом, лесом, ветром, травой и засыпающим городом.
  
  - Спасибо за компанию. Надеюсь на официальную встречу, - сказал он и захлопнул дверь, услышав в ответ:
  
  - Рад был узнать вас, Зима.
  
  ***
  
  
  
  Следующая встреча с водителем произошла через три дня. От охотников не было ни слуху ни духу, Фома уже устал прятаться и скитаться по Инквизиции, прилепился к научному совету и тихонько читал себе инкунабулы, одетые в серебро и золото. А заодно слушал чужие разговоры и подсматривал мысли, оплетая, как паук тонкими нитями, весь центральный офис своим вниманием.
  
  Здесь было много дрязг и разногласий. Общий страх и стремление к сохранению существующего шаткого равновесия не делали Иных мирными обывателями.
  
  Инквизиция постоянно шевелилась, как устрашающая и вызывающая отвращение стая крыс, делилась на фракции и альянсы. Постоянно заключались договоры, периодически ломались вовсе не метафизические копья в спорах, случались несчастные случаи и странные совпадения. Инквизиция смотрела на это сквозь пальцы и не прощала только одного - когда шли против нее. Против Договора.
  
  Утро того дня, солнечное и ветреное, так и звало на улицы, маня запахом и свободой сквозь распахнутое окно. Фома сидел, завернувшись в одиночество, как в плед, и лениво листал методичку по борьбе с оборотнями от тысяча восемьсот третьего года. В запасниках научного совета было много такого хлама, от него просто трещали соответствующие разделы библиотеки Инквизиции, и Фома взялся от скуки сравнивать.
  
  Иные не скрывали знания. Они всегда предпочитали делиться ими, раздать в чужие, жадные от желания обладать новым, руки. Это был инстинкт, наверное, привитый долгой жизнью. Поэтому в библиотеку попасть мог любой. Не все получали доступ к полным описаниям таких вещей, как Прах Вечности или страшный Шепот Бездны, но прочитать о них мог любой.
  
  Иные скрывали информацию. Чужие слабости и страхи. Личное. Сокровенное. Биографии. Как раз то, что находилось в закрытом на личность дона Хуана архиве. За семью печатями Сумрака.
  
  Водитель вошел в сопровождении зеленоглазого брюнета с яркими карминовыми губами. Брюнета звали Серафим. Просто Серафим, отчего Фома не без основания подозревал его в разном этаком, иначе почему бы еще это имя звучало без фамилии?
  
  Они разговаривали как старые приятели, Фома это заметил сразу, едва поднял глаза от методички. Серафим размахивал руками и вообще вел себя слишком оживленно для той белокожей ледышки, которой он представал перед остальными. Водитель сверкал янтарным взором и улыбался краешком губ. Куда только подевалась каменная неподвижность истукана?
  
  - О, Зима! Позвольте представить вам... - Фоме пришлось встать, чтобы поприветствовать подошедших. - Томас Зима, прибыл к нам из России, временно прикреплен к рабочей группе Аннибала Гарсиа. Зима, - Серафим стрельнул в его сторону проницательным взглядом, - это Хена, Старейший.
  
  - Приятно познакомиться.
  
  - Взаимно. - Рукопожатие Хены было аккуратным, но сильным. Смотрел он чуть насмешливо, но добро, отчего не было обидно, скорее воспринималось дружественной иронией. "До чего харизматичный! - в который раз поразился Фома. - Не улыбнуться в ответ было бы преступлением". - Я слышал о вас. Вы тот гений-разумник, о котором у нас давненько говорят восторженным шепотом.
  
  Фома по-птичьи склонил голову вбок, прищурился.
  
  - Вовсе нет. Вы незаслуженно хвалите меня. Это, скорей, мой начальник. Вот уж кому нельзя отказать в гениальности. Мальчишке едва стукнуло триста с небольшим, а уже глава нашего мурманского филиала.
  
  - С вашим начальником я знаком лично, - улыбнулся Хена. - Прохвост и лавочник, но силен, как черт. А вот вас я не видел, хотя прилично пожил на севере.
  
  - Не сложилось, - пожал плечами Фома. - Но у нас есть возможность наверстать знакомство.
  
  - И отлично! - Хена придвинулся ближе и внезапно показался выше, внушительнее, сильнее. - Как насчет отужинать со мной сегодня? Я знаю один приличный ресторан.
  
  "Раз уж Сережа ловит страстную твою любовь..." - ухмыльнулся про себя Фома и распахнул глаза как можно невиннее.
  
  - Это было бы интересно. Никогда раньше не был в Брене, а город, судя по ощущениям, прекрасен.
  
  Серафим, кажется обиженный, остался позади, а они пошли вперед уже вместе, мурлыкая, как две большие кошки. Им было слишком хорошо вдвоем, чтобы вмешивался кто-то еще.
  
  ***
  
  
  
  Уговорились на восемь. Как раз разбежались клерки и рабочие по домам, ужинать, и Фома решил прогуляться, не рискуя попасть в толпы усталых и задерганных людей. Такое мало кому может нравиться, в самом деле. У ресторана Фома приостановился, присел на ступеньки, вовсе не боясь за джинсы - что смысл переживать за целостность одежды Иному?
  
  Хена оказался пунктуален. Приехал на вчерашней машине, аккуратно пожал ладонь Фомы.
  
  - У нас заказан столик на две персоны. На имя Хены.
  
  Фома остановился чуть позади, наблюдая из-за спины, затянутой в дорогой и хорошо пошитый пиджак, за залом. Простые люди - их было немного в этом ресторане - ели, разговаривали, любили, интриговали. Они казались такими предсказуемыми и простыми по сравнению с Хеной.
  
  - Прошу вас, герр Хена, - поклонился представительный господин во фраке, что загораживал им вход до того. На Фому он даже не посмотрел, но тот почувствовал чужое осуждение. Конечно, попробовал бы он добираться до центра города из пригорода на велосипеде, так же бы выглядел, если не хуже! - Господин, - поклонились уже Фоме, принимая его кожаную куртку.
  
  Они уселись на монументальные стулья, заказали еду. И... продолжили мурлыкать ниочем - о книгах и бабах. Самые беспроигрышные разговоры, если подумать.
  
  "Какая-то у нас бессмысленная встреча получается, - думал Фома, глядя, как Хена уничтожает мясо и пиво. Сам он ограничился кофе. - Время, потраченное впустую".
  
  Впрочем, Хена довольно быстро его переубедил. Отложил приборы, сделал последний глоток пива. И спросил:
  
  - Что вас во мне заинтересовало?
  
  Вот тут пришлось быстро соображать. Фома такие прямые вопросы слышал нечасто. Да еще и от настолько опасных собеседников. Ответить, впрочем, он решил прямо. Ну конечно, Хена не знает, зачем он тут?
  
  - Безымянный.
  
  Хена поднял брови.
  
  - И только? Не разочаровывайте меня, Зима.
  
  Фома язвить не стал. Даже в мыслях. Только улыбнулся.
  
  - Ну что вы, разве я вас разочаровал?
  
  Хена засмеялся.
  
  - А хотите, - внезапно предложил он, - я вас завербую?
  
  Фома удивленно вскинул на него взгляд. Он даже не пытался маскировать эмоции - как там принято? Спрятать, убрать, показать другую реакцию?
  
  Хена ему нравился. С ним хотелось быть собой.
  
  - Хочу, - признался Фома. - Очень. Мне интересно.
  
  "Мне интересно" - это вообще его девиз был по жизни.
  Часть 6
  Хена привез его в какой-то притон на краю города. Снова была машина, снова пахло дорогой кожей и спокойствием водителя, снова яркие полосы света скользили по лицу Фомы, высвечивая то внимательный взгляд, то тень печали, то тень раздумий.
  
  - О чем думаете, Зима? - спросил Хена, останавливаясь.
  
  - Думаю о повторяемости, Хена. Мне понравилось ездить в вашей компании.
  
  - Надеюсь, будут еще поводы повторить.
  
  - Куда вы меня привезли, Хена? - спросил Фома, тоже выходя из машины.
  
  Они остановились у одноэтажного каменного здания. Крыльцо давно требовало ремонта, фундамент слишком уж ушел в землю, а ставни на окнах, выкрашенные синей краской, перекосились. Такое здание в столице Швейцарии представить было сложно.
  
  Хена смотрел на него тепло и с улыбкой.
  
  - Увидите, Зима. Я уверен, вам понравится.
  
  Внутри они сразу же наткнулись на пару оборотней. Судя по поведению, это были молодые коты. Слишком уж движения плавающие, несглаженные. Но вот сильны кошки были на диво.
  
  - Это ваша... стая? - со смехом спросил Фома.
  
  - Почти, Зима, - Хена движением успокоил вскинувшихся было оборотней.
  
  В большом зале, неухоженном и грязном, за круглым столом сидело несколько оборотней и вампиров. При появлении Хены все повскакивали. Фому они не заметили. Да и сам Хена ненадолго о нем забыл - уж это было несложно.
  
  - Хена! Ты! - воскликнул удивительно сильный молодой вампирыш. Остальные расселись по своим местам. Этот же шагнул вперед, касаясь руки Хены пальцами.
  
  Очень интимный это был жест.
  
  - Дуглас, - с теплом в голосе ответил Хена. - Я хотел тебя увидеть. Выйдем?
  
  Они вышли за дверь, а Фома, успевший жадно взглянуть в чужие мысли, выскочил следом - все было интересно.
  
  - Нельзя так рисковать! Тебя могли видеть! - выговаривал вампирыш Хене, подойдя близко-близко и безотрывно смотря тому в глаза. - Ты же сам не хочешь демонстрировать нашу связь.
  
  Фома фыркнул. Хена вздрогнул, вспомнив о том, что пришел не один, мягко отстранил вампирыша.
  
  - Зима, - кивнул он. - Дуглас, это Зима. Если тебе нужна будет помощь, обратись к нему. Он не союзник, но помочь не откажется.
  
  Фома, глядя прямо в глаза вампирышу, кивнул с улыбкой и протянул руку для пожатия.
  
  - Рад знакомству, вампир.
  
  - Рад знакомству, Светлый, - отозвался вампирыш сквозь зубы.
  
  Фома, еще раз весело взглянув на Хену, скользнул обратно в тот большой зал. Все, что нужно, считать с вампирыша он успел. А вот с остальной компанией еще не закончил.
  
  Те сидели, горячо обсуждая какую-то школу, кричали о "Заветах", опять звучал таинственный Саушкин ("Константин Саушкин, Высший вампир, мертв", - вдруг всплыло в голове Фомы из папочки, припрятанной в кабинете Хены). Фома аккуратно обошел их по кругу, не делая резких движений и не прикасаясь к открытой коже участников сего вечернего собрания.
  
  Он некоторое время смотрел им в глаза, гладил воздух над головой. Каждый из присутствующих недавно резко поднялся в уровне. Пользуйся Фома признанной ранговой системой, он бы сказал, то кто-то "перетащил" низших Темных в высокий ранг - почти все ощущались так, словно стояли на границе между Высшими и перворанговыми.
  
  "Жалко будет вас убивать, детки", - подумал Фома с печалью. Но и в живых оставлять такую большую компанию было нельзя. Тем более что занимались они не теоретическими изысканиями, а прямо под носом Инквизиции готовили то ли переворот, то ли армию влияния.
  
  Хена здорово ошибся в определении его характера. Фома всегда себя позиционировал как наблюдателя, как менталиста, которому "интересно". Но вот за Инквизицию он стоял горой - не за Иных в ней, за идею равновесия. И допустить колебания тесного, в общем-то, и маленького шарика под ногами не мог. Потому что любил жизнь. Потому что все любили жизнь.
  
  Фома присел аккуратно на подоконник и вслушался в чужие речи. Говорил еще один вампир, говорил правильные вещи. О недопустимости дискриминации, о равном отношении и потребностях.
  
  Фома слушал и качал головой. "Неужели ты думаешь, что мы еще не пробовали это? Неужели ты думаешь, мы не боролись - за вас, за людей, за Светлых собратьев, за ведьм?" - думал Фома.
  
  Наконец в зал скользнул Дуглас. Никто не обратил на него внимания. Фома поспешил выйти из зала навстречу Хене.
  
  - Это не ваша задумка, - сказал он грустно. - Чья?
  
  - Если бы я знал, Зима, - покачал головой Хена. - Жалко было бы убивать их - талантливые детишки. Вот и пытаюсь найти, кто решил подтолкнуть низших по этому пути.
  
  Они дружно вышли из барака, уселись в машину.
  
  - Чего вы хотите добиться, Хена? - спросил Фома напевно.
  
  - Хочу помочь. Мне бы пригодились сильные оборотни и вампиры. Светлые сейчас перевешивают. Хочу, чтобы у меня была поддержка.
  
  - Инквизицию и так все боятся, - позволил себе не поверить Фома.
  
  - Инквизиция теряет власть, - жестко ответил Хена. - Все интриги крутят маги - уже и не Светлые, и не Темные. Они серые, не нейтральные, а никакие; они рвутся к власти, они хотят превосходства. Мне нужны оборотни и вампиры в совете. Мне нужны оборотни и вампиры в Дозорах.
  
  - Вы еще скажите про вековое угнетение, - покивал с улыбкой Фома.
  
  Хена беззвучно рыкнул. Занимательное это было действо: сморщил нос, оскалил зубы, задрожали верхняя губа и горло.
  
  - Это я скажу на совете, когда смогу понять, кто их использует и зачем.
  
  - Поэтому вы завели отношения с Дугласом?
  
  - Нет, - покачал головой Хена. - Он просто милый мальчик. Не трогайте его, Зима.
  
  Это не было просьбой, скорее - приказом.
  
  - И не собирался, - соврал Фома и перевел тему: - Вы хоть что-то знаете про того, кто подтягивает их в силе?
  
  - Не слишком много, - покачал головой Хена. - Из них я вытянул только то, что он приходит к недавно инициированным и начинает их учить. Дает эликсиры и проводит ритуалы. Мне кажется, это Светлый. Методы похожи.
  
  Он обернулся к дому. В окне дернулась занавеска.
  
  - Едем, Зима. Поздно уже.
  
  Фома всю дорогу молчал. Только под конец сказал:
  
  - Вам удалось.
  
  - Что? - удивился Хена.
  
  - Завербовать. Остановите тут?
  
  - Хорошего вечера, Зима, - пожелал ему Хена вслед.
  
  ***
  
  
  
  Дни бежали, как быстрый весенний ручеек. Фома все так же читал книжки, прислушивался к чужим разговорам, выстраивал свою сеть информаторов, широкими жестами одаривал почти всех встречных ментальными закладками (кого мог, того и одаривал, все исключительно по силам) и писал на бумажках, которые тут же, впрочем, уничтожал: "Дуглас Бут", "Хена", "Саушикн", "Фуаран", "безымянный", "Гарсиа", "Охотник" и даже "Здешек" и "потомственный". Иногда он писал это так, чтобы можно было двигать по столу бумажки, иногда вычерчивал четкие схемы. Впрочем, баловство это было.
  
  От скуки Фома еще разок наведался на место собрания низших Темных, застал переезд, проследил за ним. Укатили оборотни и вампиры в пригород, на маленькую чудную ферму. Соваться внутрь Фома не стал - без "пропуска"-Хены это было в разы сложнее сделать незаметно. Зато некоторое время он за ними понаблюдал - низшие Темные приходили и уходили, тренировались и много дрались.
  
  Потом, уже всерьез задумываясь о том, чтобы сбежать в Мурманск, Фома заперся в доме Сережи, притащил туда же ноут с интернетом, скачал себе ужастиков и смотрел их днями и ночами. Надо будет - найдут и тут. Но на вторые сутки, когда от всяких вурдалаков и зомби уже тошнило, настало разнообразие.
  
  - Выследили, мы его выследили, Зима! - Сережа ворвался в дом, как ураган, взметнул бумаги, что лежали на столе перед Фомой, швырнул в угол кожаную куртку с жуткими подпалинами и упал в кресло напротив.
  
  Фома, зевнув, снял ноги с подлокотника и лениво сел прямо.
  
  - И? Что дальше, Сережа?
  
  - Брать пойдем. Завтра. Вернулись артефакты надеть, - Сережа запустил руки в шевелюру и энергично почесался. - Пойдешь с нами?
  
  - Разве что понаблюдать со стороны.
  
  С экрана взвыло нечеловеческим голосом: "Не бывать этому! Я лично тебя убью!" - и они оба рассмеялись уместности фразы.
  
  - Где он в итоге оказался?
  
  - Следы ведут к Греции.
  
  - Маленький уединенный остров и куча туристов неподалеку? - Фома посмотрел на Сережу в упор. - Козы и дети?
  
  Сережа кивнул и отвлекся:
  
  - Жрать хочу. Ты же накормишь голодного охотника?
  
  - Сережа, это не он.
  
  - Брось, когда это след приводил не туда-а-а? - Сережа зевнул.
  
  - Слишком много раз для того, чтобы рисковать.
  
  - Мне тоже тревожно, Зима, - посерьезнел Сережа. - Но это просто страх перед сильным противником.
  
  - А то, что линии вероятности завязаны узлом на Хену, тебе ничего не говорит? Я не боевик, я не смогу поучаствовать. но я там буду. Мне надоело смотреть, как на моих глазах погибают те, кто мне дорог.
  
  - Ого! Наша ссора стоила того, чтобы от тебя это услышать, - хохотнул Сережа и ушел в кухню. - Не хочу ничего знать, - заорал он оттуда. - Это все суеверия, но не надо меня отговаривать!
  
  Фома гадко выругался ему вслед и закурил, случайно найдя сигареты в кармане. Дело становилось грязным.
  
  ***
  
  
  
  Вечером, стоило Сереже уснуть сном праведника (в своей берлоге он позволял себе не дремать вполглаза), Фома увел с его гаража мотоцикл, отчаянно вспоминая, как лет двести назад уводил точно так же коней с чужих конюшен, и отправился в логово молодых низших.
  
  Там никого не ждали - считали, что переезд прошел тайно.
  
  - Увешались-то, как гирляндами, заклинаниями. Идиотики молоденькие, - прошептал Фома и слегка приморозил сигнальные чары. А что? Зачем отказываться от того, что работает, и работает хорошо?
  
  Внутри здания почти никого не было, только ночная охрана. Их Фома для начала оглушил. И прошелся по помещениям. Привычное уже запустение в нем царило. А еще не было ни бумаг, ни методичек и учебников, ни эликсиров, ни-че-го, что показывало бы: здесь база молодых повстанцев.
  
  Фома снова внимательно осмотрелся. В подвале все, чего не оказалось наверху, было свалено в одну большую неопрятную кучу, будто перевезли, сгрузили и забыли.
  
  Поднявшись на первый этаж, Фома присел на подоконник и констатировал: никакая это не база повстанцев. А он идиот.
  
  Охранники-оборотни, когда он к ним вернулся, уже начали приходить в себя. Фома их снова усыпил. Он разложил их на ковре (чтоб не померзли), включил лампочку настольную и принялся за того, что был постарше. Уселся рядом, положил его голову на колени, зафиксировал тело и разбудил. Оборотень сразу же дернулся, пытаясь вывернуться из захвата, но ни руки, ни ноги его не слушались.
  
  - Тише-тише, славный мой, - зашептал Фома. - Все хорошо, спокойно. Здравствуй, мой хороший, расскажи мне все-все...
  
  Оборотень рассказывал долго: пятнадцать лет назад ему предложили непыльную работенку. Батрачить на людей ему давным-давно надоело, а тут надо было иногда натаскивать других оборотней да поручения мелкие выполнять. Задания всегда приносил молоденький вампир (тут Фома особенно глубоко взглянул - не Дугалас), деньги передавали с ним же.
  
  Никакого заговора. Лишь очень качественная имитация заговора. Настолько, что похоже было на настоящий. Тут Фоме повезло, что в эту ночь дежурил этот оборотень. Другие верили в то, что делали. Вот только после переезда их всех угнали куда-то. Ответа на вопрос "куда?" не знал ни первый, ни второй оборотень.
  
  Снова усыпив оборотней, Фома задумался. Слишком явная это была ниточка - откровенничающий оборотень.
  
  - Ай, как нехорошо, ай-ай, - прошептал он и стремительно сорвался с места. Ему надо было поговорить с доном Гарсиа.
  Часть 7
  Дон Гарсиа спал, когда Фома громкими пинками в дверь перебудил половину квартала, в котором и стоял его дом. Чего стоило уговорить Анну Клейнц подсказать домашний адрес дона Гарсиа, Фома предпочитал не вспоминать. Двадцатилетняя рента шоколадом - самое безобидное из условий.
  
  Гарсиа явно предпочитал спать голышом. Ну а чего можно ждать от инкуба? Поэтому дверь он распахнул, накинув один лишь шелковый халат, расписанный в лучших китайских традициях драконами и цветами. Фоме дон Гарсиа напомнил одного из героев аниме - как с него писали, - отчего он начал безнадежно хихикать.
  
  Дон Гарсиа закатил глаза, поправил полы халата и спросил недовольно:
  
  - Ну?
  
  Отсмеявшись, Фома навалился на дона Гарсиа, заставляя пропустить в дом, и ногой захлопнул дверь.
  
  Тот, наверное, решил, что Фома сбредил и к нему пристает: как-то по-особенному повел плечами, взглянул из-под ресниц - все на рефлексах! И только попытался было отвесить Фоме пощечину, спрятав в горсти протрезвляющее заклинание, как Фома заорал на него:
  
  - Да не пристаю я к тебе! По делу я!
  
  Дон Гарсиа тут же преобразился: в его лице не осталось ни грамма сонной неги, одна сплошная готовность действовать. Глядя не него, Фома подумал: "Когда только я успел заработать его доверие?" - и сам удивился такой своей мысли.
  
  - Чаю? - невозмутимо предложил дон Гарсиа. - Пять минут погоды не сделают, а ты явно на ногах всю ночь.
  
  Фома через его плечо глянул на ранний рассвет за окном и грустно вздохнул.
  
  - Тебе я тоже перед захватом не дам выспаться.
  
  - С чего ты решил, что я участвую? - удивился дон Гарсиа, жестом предлагая пройти в гостиную.
  
  - Знаю, - пожал плечами Фома.
  
  - Ну да, с кем я говорю, - проворчал дон Гарсиа и отправился куда-то в недра дома. - Располагайся где тебе удобнее.
  
  Гостиная его была обставлена в стиле короля-Солнце: эбеновое дерево, золото, вычурная мебель, высокие потолки, большие окна. Каким-то чудом сюда вписался белый ковер и музыкальный проигрыватель - и оба эти предмета не смотрелись ни чуждо, ни нарочито. Фома прошелся, принюхиваясь и прислушиваясь: ни постороннего запаха, кроме едва чувствуемой ласкающей сладости иланг-иланга, ни постороннего звука (даже шаги глушились). В доме царил покой и умиротворенность.
  
  Минут через пятнадцать, когда дон Гарсиа вернулся в гостиную, Фома успел включить Фрэнка Синатру во все колонки и валялся на полу, утопая в мягком ворсе кипенно-белого ковра. Был дон Гарсиа одет в рубашку и крышесносные джинсы и нес, балансируя на пальцах, поднос, на котором стояли две чашки, молочник и сахарница.
  
  Фома уселся, прислонившись спиной к креслу, и ухватил чашку черного, как небо перед рассветом, чая.
  
  - Настоящий индийский, - грустно сказал дон Гарсиа.
  
  - Все хочу спросить, а что у тебя с рукой? - спросил Фома.
  
  - Мне казалось, что в половину пятого утра ты пришел в мой дом не для того, чтобы обсуждать мое прошлое?
  
  - Ответь, если не сложно. Я пока еще думаю, как сформулировать правильно то, чем хочу с тобой поделиться.
  
  - Есть у меня неприятели, - помолчав немного, отозвался Гарсиа. - Они посчитали, что повторение старой шутки будет забавным. Вот и словил на руку отсекающий наговор. Летело-то в шею, но удалось подставить руку. И - не поверишь! - всего лет пятьдесят, как отрастил обратно!
  
  Фома, глотнув чаю, отставил чашку на ковер.
  
  - Так это ты, безрукий! - воскликнул он. - Я же с тобой знаком! Я тебя после той истории и вытаскивал! А я все думаю, с чего вдруг у меня дежавю какой день.
  
  Дон Гарсиа посмотрел на Фому пристально.
  
  - Генерал Зима, а я все думал, до чего же похожи имена...
  
  - Да ты ж меня так и звал, в чем разница? - не понял Фома.
  
  - Звал-то я вас Винтер, на англицкий манер... - проговорил дон Гарсиа растерянно. - Так это вы, Зима?
  
  Фома едва удержал невозмутимое выражение лица. Как же медленно иногда до Иных доходит. И сам себя отругал, припомнив сегодняшнее.
  
  - Не время, дон Гарсиа, для Зимы. У тебя еще бутылка мадеры стоит нераспитая, вот под нее и поговорим. Сейчас - о цели моего позднего визита.
  
  Врываться к дону Гарсиа с криками "Подстава!", "Заговор!", "Опасность!" было бы, пожалуй, опрометчиво. Так что на то, чтобы сформулировать все, как нужно, Фома потратил всю дорогу от офиса Инквизиции.
  
  Он снова взялся за чашку с чаем, по рассеянности сделал глоток. Поперхнулся. Долго кашлял. Дон Гарсиа терпеливо глядел на него. Как на неразумного ребенка, того и гляди возьмет платочек и слюни начнет подтирать.
  
  Фома вообще любил "под дурочку" косить. Удобно, просто, легко удается свалить часть забот на других, а в нужный момент всегда найдется пара тузов в рукаве. Но сейчас он вовсе не притворялся. Он все еще колебался, не зная, как начать разговор. Нити вероятностей свились в один клубок и показывали что-то невероятное.
  
  - Расскажи мне, в чем суть грядущей поимки безымянного, дон Гарсиа.
  
  - Боюсь, что этого я не смогу... - начал было тот; и спрятал взгляд в чашке! Видно, сильно его всколыхнуло то, что общается он с Зимой.
  
  - Отож, сам начну. А ты лишь задумчиво кивай или разочарованно головой качай. Дело началось лет пятнадцать назад, да? Зашевелились оборотни и комарики, начались происшествия с ними в главной роли, брожения?.. - не то спросил, не то констатировалФома, припоминая досье в сейфе Хены. И насечки на них, которые много что обозначали, как оказалось.
  
  Дон Гарсиа сейчас же выпрямил спину, как на великосветском приеме (он и так признаков неразвитости мышечного корсета не демонстрировал, а тут и вовсе словно аршин проглотил), отставил чашку, что баюкал в ладони, и посмотрел прямо и ожидающе.
  
  Гения индукции Фома при всем желании бы не изобразил, но кое-какая соображалка в нем была, а тут - простенькую цепочку на детали разложить. Беспокоило только одно: ну никак Здешек на героя не тянул.
  
  - Вы по кое-каким деталям сделали выводы, что это не низшие Темные в очередной раз решили бучу поднять, а дело сложнее намного. И тут очень удобно подвернулся безымянный, так?
  
  - На него было сложно выйти, поверьте, Зима.
  
  - Ты меня Томасом звал, я слышал. Так и продолжай. - Дон Гарсиа кивнул. - Вы решили за ним последить, да вот беда - уже лет сто как его след простыл!
  
  - Нет, - нахмурился дон Гарсиа, - еще пять лет назад его видели.
  
  - Да не может быть? - удивился Фома. - Как все ладно да складно, ты смотри-ка!
  
  - Не понимаю твоей иронии, Томас.
  
  Он вскочил из кресла и заходил по гостиной, потирая рукой лицо и размышляя. Фома пересел так, чтобы его ноги не торчали на пути. Оттопчет еще.
  
  - Не я, там умнее меня следы к безымянному нашли, совершенно его схема воздействия, его стиль и... да кто бы взялся повторить?!
  
  - Тот, кто его знает, к примеру?
  
  - Гесер? - удивленно обернулся дон Гарсиа. - Да ну, совсем не его епархия. Он заправляет в Москве. Где Россия - и где мы?
  
  Фома изобразил то, как скалится оборотень в человеческом обличии.
  
  - Зачем бы ему? - успокоился вдруг дон Гарсиа, уселся в кресло и даже чашку в руку взял. И посмотрел с интересом. Будто Фома перед ним тут канкан выплясывать собрался.
  
  - А безымянному зачем?
  
  - Странно это все, Томас.
  
  - Просто будьте завтра осторожны так, словно на Фафнира идете, дон Гарсиа.
  
  - Почему ты это мне говоришь? - весомо спросил тот. И даже бровью дрогнул этак намекающе.
  
  - Сережа мне не друг, - пояснил Фома. - Мне бы не хотелось жить в мире, где его нет, но и спасать его я не стану. - "Не простил я его" - осталось висеть в воздухе.
  
  ***
  
  
  
  Этим утром Сережу Фома встретил чашкой старбаксовского кофе и булочками с корицей из кондитерской на углу. Булочки пахли на всю улицу так божественно, что Фома, остановившись на перекрестке, не смог продолжить путь, не сунув нос в тесный, но уютный магазинчик, где на витрине стояли багеты в корзине.
  
  Сам Фома кофе из Старбакса не пил - на чьей бы земле ни стояла эта кофейня, кофе в ней был отвратительный, - обошелся водой из-под крана. Сегодня готовить ему было не по силам, с грядущим днем бы разобраться.
  
  Проснулся Сережа мрачным и злым - еще бы чуть-чуть, и можно было бы сказать: как медведь, поднятый с зимней спячки, - сожрал, чавкая и давясь, булочки, омлет, бобовую пасту и запил все это кофе. Ел он так аппетитно и жадно, что Фоме тоже захотелось присоединиться, но больше ничего не осталось.
  
  - Откуда и как пойдем? - спросил Фома, переставляя с места на место очень удобную солонку в форме гирьки, что одевают обычно на гасило: и в кулак уместится, и по темечку прилетит - мало не покажется.
  
  - Порталом, с нами идут два Высших, достаточно молодых, чтобы им поручили такое дело, но достаточно сильных, чтобы при нужде справиться с опытным Иным.
  
  Фома грустно вздохнул и положил солонку в карман.
  
  - Вам виднее, я тут лишь наблюдатель.
  
  А Сережа все больше распалялся:
  
  - Тебе понравятся! Один - ну вылитый твой кузен, что в Киеве задницу просиживает, зануда и дурак, но дурак умный. Вторая - Лика.
  
  - Погоди, ты говорил, она у тебя в подчинении. Высшая в подчинении?
  
  - Дело такое, здесь опыт важнее, чем сила, - пожал плечами Сережа. - Да и надо же таких натаскивать, скажи еще, что нет.
  
  ***
  
  
  
  День обещал быть сложным. Вот как начался, так сразу и пообещал. Фома и не ждал ничего хорошего.
  
  Встреча с Ликой, хоть и предвкушаемая, была все равно внезапной.
  
  Лика, светловолосая, хрупкая девочка, запомнившаяся нежной и кроткой по случайному балу, который давал королевский дом, обстригла волосы почти под корень, красилась в черный и курила, что твой паровоз.
  
  - А крепкие какие, - пробормотал Фома растерянно, вдохнув дым. Почему-то от леди, мечтавшей поймать в свои жаркие объятия принца, он такого не ожидал.
  
  Лика резко обернулась.
  
  Тут же в стороны полетели и сигарета, и кофе - тьфу-тьфу - в старбаксовской чашке, и пончик, на который Лика до того смотрела как на врага.
  
  - И-и-и-и, Зима! Зима!
  
  Она бросилась к нему на шею, повисла, все такая же маленькая и хрупкая, и принялась целовать его в щеки - раз, другой, третий...
  
  Их объятия (вполне невинные) прервал высокий мрачный Темный. Покашлял вежливо. Потом просто оторвал Лику от Фомы и поставил на землю, придерживая за талию. Чтобы снова не бросилась, наверное.
  
  - Зима! - Лика ничуть не обратила внимание на дичайшую фамильярность. - Это Дик! Точнее, Ричард, как Львиное сердце. Только сердца у него нет. Дик, это Зима...
  
  - Лучше Томас, Ричард, - Фома кивнул и переключился на Лику. - Ты изменилась.
  
  - Ты тоже, Зима.
  
  - Потом поболтаете, - ворвался в их разговор Сережа, закружил вокруг, проверяя артефакты и что-то повторяя про себя.
  
  Вылез из неповоротливого бентли дон Гарсиа. Неторопливо подошел, оглядывая их компанию.
  
  - Все в сборе. Отправляемся, - скомандовал Сережа.
  
  Лика и Дик тут же встали, глядя друг другу в глаза, и, соединив кончики пальцев, открыли портал.
  
  Первым в него нырнул Сережа. Потом - дон Гарсиа. Следом шагнул и Фома, оставив ребятам самим решать вопросы очередности.
  Часть 8
  Они очутились на берегу моря. Орали чайки, пахло йодом и югом.
  
  - Сто лет не бывал на море,- пробормотал Фома и напрягся, прощупывая пространство. Все было тихо.
  
  Высшие, разобравшись с порталом, тоже вслушивались в происходящее. Сережа медленно шел вперед по тропинке, исчезающей в колючих кустах. Дон Гарсиа потерянно оглядывался.
  
  - Я бывал тут не раз, - прошептал он, поймав заинтересованный взгляд Фомы. - Учитель приводил. Тут жил седой полубезумный старик...
  
  Фома криво усмехнулся и пошел следом за Сережей. Высшие тоже исчезли за кустами.
  
  Он не чувствовал ни переживания, ни паники. Скорее чувство напоминало зуд. "Зуд приключений", - как поэтично обозвал его Сережа в прошлом веке. Они сидели тогда в избушке в горах, вокруг был снег и на много километров - никого. То было прекрасное время. И да, буквально через пару часов они отправились спасать экспедицию, заблудившуюся в метели.
  
  Фома замер на секунду, медленно вздохнул и проморгался. Он не собирался лезть в дела Сережи и делать чужую работу. Но готовность к проблемам никого еще не убивала.
  
  Мимо прошел дон Гарсиа. Бледный, сосредоточенный и напряженный. Прошел и исчез за кустами. И все. И тишина.
  
  Фома, беззвучно хмыкнув, тоже пошел вперед. Навыки бесшумного передвижения по лесу вспоминались сами собой, хотя уже с полвека Фома в леса не выходил. Сопки - это не леса, а в Финляндии, Швеции и Дании можно найти намного более интересные вещи, чем походы.
  
  Когда Фома, порядком издергавшись и устав, прочесал лес и таки выполз из очередных кустов на поляну перед небольшим и каким-то хлипким на взгляд северянина домиком, все уже завершилось. Фома, подсознательно свернувший так, чтобы выйти с другой стороны от основной массы нападающих, ничуть не пожалел, что на эту великовозрастную зарницу не попал.
  
  Потому что во дворе перед домом, в мраморной беседке, сидел... безымянный. Он раскуривал на тонконогой жаровне какие-то травы (Фома уловил с десяток знакомых запахов и постарался дышать неглубоко).
  
  При приближении Фомы безымянный открыл глаза - невероятные фиолетовые глаза. Красные его волосы были забраны наверх и накручены на костяную шпильку.
  
  "Еще один герой анимэ", - улыбнулся Фома и сел напротив, подгребая под себя пару подушек.
  
  - От вас веет морозом, - сказал безымянный задумчиво. По лицу его было ничего не прочесть - ну как есть кукла.
  
  - У вас нет имени, - парировал Фома.
  
  - На самом деле есть, - покачал головой безымянный. Движения у него были скупыми и очень экономными. Словно в голове счетчик движений и потратить за неделю больше нормы не можешь. От этого и экономишь. - Просто никто его не знает.
  
  - Читал ваше досье... - после паузы, взятой на раздумья, признался Фома. - Неужели даже Хена?
  
  - Хена мне не семья, - сказал безымянный, а Фома словил жесточайшее дежавю.
  
  - Семья стабилизирует. У вас есть другой стабилизатор?
  
  Безымянный с усмешкой покачал головой и, цепляясь за лианы, оплетшие беседку, встал. И похромал к дому, едва передвигая ноги.
  
  - Связки? - воскликнул Фома пораженно. - Рассечены связки?
  
  - Заговоренное серебро, - кивнул безымянный.
  
  - А как же магия?
  
  Фома был в жуткой растерянности. Он не мог представить себе, как так можно поступить. Ладно - с человеком. Но с Иным? С тем, от чьего желания колышется вселенная?
  
  - Печати Солома. Три штуки, - безымянный, видя растерянность и ужас Фомы, рассмеялся. Тихий и тусклый его смех резал, как ножом. - Вы бы не смогли, да, генерал Зима? Вы слишком любите свободу. Так, как вы понимаете свободу. Выжгли бы себя изнутри, погибли бы, исчезли...
  
  Фома криво усмехнулся. Злые и жестокие то были слова. Безымянный будто обвинял: не сможешь ты выжить в цепях, а я могу!
  
  - Ну что вы, безымянный, - заговорил-запел Фома звонким голосом, - плачьте-рыдайте да горя не знайте. Вы сделали зверя ручным. В клетке, в ошейнике. С бантом на шее, а сил не достало добить. Нет, не живут нынче кошки в неволе, и власти не хватит сдержать. Как набегут да напрыгнут, набросятся... вас растерзают... а мне с этим жить.
  
  Безымянный поплыл, запнулся, зашатался. Фома подскочил к нему, подхватил на руки и в дом затащил.
  
  Расположились они в коридоре прямо на полу. Да и некогда было оглядываться в поисках кроватей - счет шел на секунды
  
  Впрочем, сколько Фома ни вглядывался, ничего, кроме бездны ужаса и безнадеги, углядеть не смог. Так и оставил безымянного валяться в коридоре, слегка заморозив одну из печатей и надломив вторую - при желании это поможет освободиться.
  
  В доме, мрачном и пустом, не было никого. Как и бесследно исчезли все спутники по героическим деяниям Фомы. Позволив себе всего секундную передышку - безымянного уже могли обнаружить, - Фома попытался представить, куда же делся отряд. Он вышел на улицу, окунувшись в яркий южный сад. Тишина и покой царили здесь.
  
  Он уже начал было плести морозну сеть, но слева что-то довольно громко и угрожающе хрустнуло. Фома резко обернулся.
  
  Напротив стоял Хена, держа в руках сломанную пополам веточку.
  
  - Эй, лови! - сказал он и кинул маленький шипастый шарик. Фома, изловчившись, его поймал.
  
  Видел такие в мыслях оборотня, которого получилось прочитать этой ночью. Попадая не на живую и теплую кожу, сталкиваясь с заклинаниями или материальными преметами, они становились сетями, которые неотвратимо запутывали в себе все живое и перемещали в заранее настроенное место. Их даже хранили в футлярах, имитирующих прикосновения человека и брали только голыми руками.
  
  - Куда ты их отправил? - спросил Фома, подкидывая на ладони шарик.
  
  - Там небольшая подводная пещера. До прилива они не очнутся, а потом просто станет поздно, - пожал плечами Хена.
  
  - Зачем все это? Про безымянного никто не знает, всем на него плевать было, пока оборотни не зашевелились! Жили бы мирно.
  
  - Я устал быть его. Попытался уйти. Твой... он твой, да? - Хена двинулся к Фоме, медленно и угрожающе. - Твой, тот, сильный, он научил меня жить без него. А потом мы снова встретились - он жил человечком! Он сам - сам! - отказался быть Иным! Он сошел с ума!
  
  - Так печати наложил он сам? - удивился Фома.
  
  - Не то он, не то один из его знакомцев, - отозвался Хена, приближаясь еще на шаг.
  
  - А кто же тогда взбаламутил оборотней и вампиров? Зачем это нужно было?
  
  - Коктейль Саушкина. Придумка инкуба. Он хотел подтянуть до Высших как можно больше вампиров и оборотней, чтобы им дали равные права.
  
  - Как-то не сходится, - качнулся-оступился Фома. Шарик тянул из него силы. - Зачем же было переться сюда, на этот остров?
  
  - Вы меня спрашиваете? - удивился оборотень. Он был уже совсем рядом.
  
  - Вы же их не отпустите?
  
  - Они останутся там, - пожал плечами Хена.
  
  Фома улыбнулся, печально и понимающе.
  
  - Я ведь тоже... останусь. Так, Хена?
  
  - Так. Я знал, на что шел, когда влез в эту интригу.
  
  - Не уверен, что вы влезли... - задумчиво пробормотал Фома и резко вскинул руку, пытаясь коснуться виска Хены. Тот был быстрее - отстранился, опять мимолетно оскалившись.
  
  Ветер, шурша, пронес мимо огромный темный лист. Фома отвлекся, проводил его взглядом. Солнце, что светило за их спинами, рисовало две огромные черные тени на поляне. Смотрелось это фантастически. "До чего мы дошли, - совсем по-стариковски подумал Фома. - Где тот мир, который каждым днем открывался нам с новой стороны? Где азарт и риск? Мы выродились, превратились в... это", - он с отвращением перевел взгляд на Хену.
  
  - Не выйдет, Зима. Не выйдет!
  
  - Да разве же я начинаю? Скажите мне только, каким боком вы замешаны в этой интриге с оборотнями и вампирами?
  
  - Я не опереточный злодей, чтобы вести долгие переговоры, выдавая свои замыслы, - Хена медленно двинулся вперед и теперь уже, казалось, решил закончить дело.
  
  Фома ловким движением раскрыл ножик-бабочку, что до этого лежал в его кармане. Была еще солонка, но то совсем на крайний случай.
  
  - Ох, Зима, оставьте свои игрушки, - поморщился Хена.
  
  "Конечно, когда это холодное оружие стало решающим в игре под названием жизнь?" - с иронией подумал Фома и поднял нож к губам, кончиком лезвия пройдясь по коже. Он даже не поморщился от боли, только облизался и уставился задумчиво на капельку крови, которая побежала по матовому лезвию - прямо по острию, вниз и расплылась неопрятным пятном на деревянной рукоятке.
  
  - Я не хочу вам вредить, - задержав взгляд на снова выступившей капельке крови, Хена поморщился. - Не устраивайте драм, не надо.
  
  Фома одним движением сложил нож.
  
  - Некого винить. Виновник - случай, - сказал он напевно.
  
  - Вы думаете, я не подготовился, Фома? Вы очень кстати рассказали мне о своем искусстве.
  
  Хена принялся приближаться как-то странно, словно шатаясь. Он то ли готовился перехватить Фому, буде тому придет в голову попытаться рвануть в сторону, то ли вспомнил повадки своего жутковатого зверя. Фома дернул щекой и забормотал:
  
  - Кричал о победе, стоя в земле могильной, на четвереньках вновь повторяя имя, вполголоса снова требуя "помоги мне", словно не сам подвел за чертой итог. Явится смерть - я с нею приду тотчас же, камень на сердце вновь обретет ту тяжесть, и наконец-то в землю мы оба ляжем, в самом финале скорчившись между строк. Не думай, что ты хоть сколько-то стал мне важен, как пальцы сожму, чтоб ты убежать не смог,* - и в самом деле сжал пальцы. Как будто собрался соли взять щепотку, да не тремя пальцами, а всеми пятью.
  
  Хена, пойманный в ловушку тела, замер, зло глядя в ответ. Фома коротко и напряженно рассмеялся, потряс "щепотью", в которой и держал оборотня.
  
  - Вы думали, я лишь ментат? Забы-ыли, забыли меня, расслабились в прилизанной, выхолощенной Европе.
  
  Он подхватил ножик, совсем безобидный, таким лишь конверты вскрывать или яблочко порезать. И с размаху вогнал его Хене в солнечное плетение.
  
  Тот задохнулся от боли, напрягся всем телом, завыл беззвучно. Смотрелось это страшно - будто перепуганный до паники кот, что рвется из рук хозяина, но тот больше, сильнее, слишком силен!
  
  Фома склонился вперед, поцеловал наморщенный от боли лоб и ушел, рассматривая сад - ну что за прелесть!
  
  ***
  
  Отыскать пещеру было сложно. Пришлось будить безымянного, трясти его, как грушу, чтобы он подсказал, куда же бежать, откуда спасать.
  
  - Не успеешь уже, - буркнул наконец безымянный довольно злорадно. То ли обиделся на то, что его заговорили, то ли вообще Иных не выносил.
  
  Сидел он на полу, как будто на троне - царственный истукан. Фома таких не выносил: запрутся в своем собственном "я", не познают мир, а потом на него же и сетуют. Скучно, мол, живется.
  
  - Образ! - бросил Фома, глядя недобро. - Раскройся и дай мне считать образ!
  
  Искривив губы, безымянный все же сделал, что требовали. Правда, вдогонку кинул что-то ментальное, от чего у Фомы принялась раскалываться голова.
  
  Получив образ, Фома выматерился и пнул ни в чем не повинного безымянного. По печени. Чтобы меньше скалился, собака.
  
  Пещера была далеко - бегом не успеешь. Даже по Сумраку. Потому что прилив начался пятнадцать минут назад и воды в пещере уже почти по щиколотку. Если хоть кто-нибудь не очнется в ближайшее время, достать оттуда только трупы и получится.
  
  - Приключенцы! - зло бросил Фома и сосредоточился.
  
  Безымянный смотрел насмешливо. Сбивал.
  
  Медленно вдохнув и выдохнув, Фома успокоился. И принялся разжигать в себе искру портала. Он-то, в отличие от отряда, не столкнулся с вампирами и оборотнями (а как их еще могли всех поймать?).
  
  Портал открывался еле-еле. Неохотно. А нужно было так, чтобы вытащить их всех сюда. Фома скармливал и скармливал этой прожорливой скотине силы да еще и нашептывал:
  
  - Открывайся, миленький, давай же, расти, маленький, лапочка, зайка...
  
  На заднем фоне беззастенчиво смеялся безымянный. Впрочем, он заткнулся, едва портал стабилизировался. Фома тут же сунул нос внутрь.
  
  Он не знал, то ли Сумрак благодарить, то ли безымянного расцеловать, что отряд был там. Да и не только отряд, еще и оборотни с вампирами.
  
  Был здесь и Дуглас - лежал, бледный, лицом вниз, и уже захлебывался, наверное.
  
  - Ай-яй-яй, Хена, - пробормотал Фома и поторопился вампиреныша перевернуть. - "Не трогай его, Фома", а сам? Ой, блядь!
  
  Он отшатнулся и свалился на кучу тел, когда из-под воды выпрыгнуло что-то до крайности зубастое и вцепилось в его руку.
  
  - Кажется, одной водой Хена не ограничился, - вздохнул Фома, пинком отшвырнул тушку со свернутой шеей обратно и принялся перетаскивать через портал тела.
  
  Уровень воды быстро поднимался, так что последнее тело (это оказался оборотень) вывалилось на пол домика, уже изрядно вымокнув.
  
  Закрыв портал, свалился на пол и Фома. Сил он потратил неимоверно много.
  
  ***
  
  Растолкал Фому безымянный неласково - тычками. Да и еще лицо такое скорчил, будто грязь какую трогает. Или мусор.
  
  - Чего разлеглись все? - спросил с отвращением. - Буди свою кодлу, и уматывайте.
  
  - Мне сил не хватит, - прошептал Фома, садясь. Он валялся прямо там, где закрыл портал, - верхом на оборотне.
  
  - А я тут при чем?
  
  - А то, что это из-за тебя все...
  
  - Могу вас всех прирезать, - скучным голосом перебил его безымянный. - Рука не дрогнет.
  
  Фома вздохнул и принялся подниматься. Оборотень, на котором он до этого пристроил голову, был таким удобным, но и в самом деле всю эту спящую братию надо было поднимать.
  
  - Чем их будить, идеи есть?
  
  - Вампиров - кровью, - отозвался безымянный, опускаясь в кресло.
  
  Фома с нехорошим интересом на него покосился, но послушно отыскал нож и принялся сцеживать кровь с запястья на губы вампиров. Те заворочались.
  
  Непонятно почему, но Фома верил безымянному. Нет, жизнь бы он свою ему не доверил. Но вот так - в бою или в разговоре - словам его можно было верить. Как словам, так и поступкам - не прирезал же он их всех.
  
  Хотя, может, поленился трупы потом выносить?
  
  Пока вампиры очухивались, Фома присел перед остальными. Оборотни вряд ли могли помочь с перемещением в Берн. Будить надо было Высших - Лику и Дика.
  
  Один из очнувшихся вампиров зарычал и попытался наброситься на лежащего рядом дона Гарсию.
  
  - Стоять! - едва успел воскликнуть Фома. Вампира будто по голове приложило, и он замер.
  
  Замер без движения даже безымянный, который раскуривал трубку.
  
  - Ты сейчас поможешь очнуться остальным, - приказал Фома, продавливая вампира своей силой. - Никаких выбрыков и глупостей. Потом вы сядете дружно в кружок, пока я бужу остальных. Разбираться будем, когда уберемся в Берн.
  
  Вампир кивнул, завороженный. А потом шустро принялся ворочать тела, да так, что Фому зависть взяла.
  
  Посидев еще некоторое время над Высшими, он хмыкнул и влепил им обоим по просыпайке. Детское заклинание, но действует шикарно - как будто на голову ведро воды опрокинули да еще и в ухо заорали.
  
  Ни Лика, ни Дик даже не поморщились. Фома обернулся к безымянному. Тот уже вернулся к своей трубке и невозмутимо курил, смотря в стену. Видимо, старался абстрагироваться от незваных гостей.
  
  - Ну? - спросил Фома, садясь прямо на пол и смотря снизу вверх на безымянного. Тот, помедлив, обернулся.
  
  - Как ты совладал с оборотком?
  
  - Наговор, жест, кровь, нож, - перечислил компоненты Фома, поняв, о ком говорит безымянный. - Посложнее, чем в некоторых зельях.
  
  - Ты его убил? - в экзотических глазах сверкнуло безумие, всего на секунду, но Фома склонил голову вбок и, глядя из-под упавшей на лоб пряди, улыбнулся.
  
  - Нет.
  
  - Почему?
  
  - Не люблю убивать, знаешь ли.
  
  - Но столько силы... - непонимающе спросил безымянный, наклоняясь вперед. - Нож, кровь, заговор...
  
  - Еще и запечатал, чтобы не сбежал. Я все же инквизитор...
  
  - А знаешь, кто стоит у основания Инквизиции? Обороток!
  
  - Не зря у него там столько власти, - философски пожал плечами Фома, раздумывая, чего же хотел добиться этими словами безымянный. - Я надеюсь, - вдруг встрепенулся он: ему пришла ужасная, но веселая мысль в голову, - что это не какой-нибудь вечный сон Афродиты? Который надо разрушить до того, как ночь возьмет свои права?
  
  - Нет, - устало поморщился безымянный. - Я и представления не имею, что использовал обороток.
  
  Фома вздохнул и вернулся к телам.
  
  Можно было бы начать использовать все подряд заклинания и заговоры, но что попусту тратить силы?
  
  - Как ты догадался, что вампиров - кровью?
  
  - Это же совсем просто! - оживился безымянный. - Вампиров пуще магии волнует кровь.
  
  Он словно бы вспомнил что-то, пробудившее ностальгию.
  
  Фома покивал и попытался силой мысли проникнуть в сон лежащего перед ним Дика. Что же такое можно было напустить на Иных, чтобы они не проснулись, даже погибая?
  
  В мыслях Дика царила темнота. Вечная темнота и наслаждение не-существования. Фома вынырнул из его сознания как можно скорее, стараясь не подцепить на себя эту ползучую гадость. Да, стоило поторопиться.
  
  Самым настораживающим было то, что чувство магии молчало - обычно от любых магических воздействий шел фон. Едва ощущаемый, но стойкий и ровный. Словно сама реальность противилась магии на своем... слое. Словно место сумрачному в Сумраке.
  
  - Сумрак! - пробормотал Фома.
  
  На заднем плане копошились вампиры, невыразительно смотрел безымянный, которому, кажется, было слегка любопытно.
  
  Но Фома уже не слышал - он набрасывал на себя тень за тенью, ища...
  
  Толстую пиявку на третьем слое. Фома всего на секунду шагнул выше - проверить, как там, - а потом спустился обратно.
  
  Третий. Оптимально.
  
  Если пиявку оторвать, ребята еще некоторое время будут истекать силой на весь Сумрак. Он просто их не отпустит - опасно.
  
  Попробовать усыпить пиявку? Быстро она не уснет.
  
  Фома вгляделся лучше. Пиявка была связана с каким-то артефактом - питала его силой. Интереса ради Фома коснулся нити связи.
  
  Задрожав с хрустальным звоном, она выкинула на поверхность образы, которые удалось считать: то, как безымянный создавал этих пиявок для подпитки оградительных заклинаний на острове.
  
  Разозлившись, Фома врезал по нити своим раздражением и, пока она, обиженно звеня, дрожала, перенаправил нить на сам артефакт. Закольцевал.
  
  Пиявка тут же испарилась, как не бывало.
  
  Фома хихикнул.
  
  Ему представилось, как будет разочарован безымянный... Хотя он же древний, у него на все есть планы.
  
  Проморгавшись, Фома вынырнул уже в реальность. Безымянный и вампиры смотрели на него с одинаковым выражением на лице - напряженным интересом.
  
  Словно на безумца: что-то он еще выкинет?
  
  - Что? - спросил Фома.
  
  Безымянный отвернулся, а один из вампиров сказал:
  
  - От вас сначала шибануло силой, как при взрыве. А потом вы разрыдались и смеялись. Все в порядке?
  
  Фома рассмеялся.
  
  - Вот. Опять, - шепотом прокомментировал другой вампир.
  
  - Я, малыши-карандаши, разумник. Сиречь менталист, или ментат, как вы тут говорите. Я с разумом работаю накоротке. Самое оптимальное, чтобы не сойти с ума и не скатиться в интриганство, - после шести сотен воспринимать мир как ребенок. Плакать, когда плачется. Смеяться, когда смешно. Но в данном случае...
  
  Тут зашевелился Дик.
  
  - Но в данном случае я просто работал с Сумраком... - сказал Фома и таки врезал по Дику просыпайкой.
  
  Тот подскочил, взмахнув руками. На ладонях у него сформировалось белое косматое пламя, и Фоме пришлось перехватить его запястья и дунуть морозцем.
  
  От паники он слегка переборщил с холодом. Дик с воплем затряс руками.
  
  Фома покачал головой.
  
  - Успокаивайся. Приходи в себя. Мне нужна твоя помощь, - глубоким голосом сказал он. И снова накинул на глаза тень. - Приходи на третий слой.
  
  Он не уходил в Сумрак целиком, только частично - чтобы было удобно оперировать силами. На севере бывает опасно в Сумрак углубляться: отчего-то в морозы иногда Иные замерзают почти насмерть при обратном переходе в реальность.
  
  Уловив принцип работы с пиявками, на Лике Фома ее не трогал, сразу взявшись за нить. Тут она была толще - то ли лучше пиявка присосалась, то ли силы больше шло.
  
  Фома покачал нить, чувствуя себя микроскопическим дантистом во рту гиганта и... неожиданно легко отнял нить от пиявки. Закольцевать ее было проще простого, Фома еще и бантиком сверху завязал.
  
  К третьей пиявке в Сумраке уже объявился Дик, посмотрел, как и что делает Фома, и принялся обмороженными ладонями отдирать нити - только треск стоял.
  
  Фома поглядел на него, поглядел и вернулся в реальность.
  
  Будить.
  
  Сережа собрал всех в кучку, Фома под шумок раскинул над ними тенета покоя, чтобы не было ни конфликтов, ни лишних вопросов. Сережа, знакомый с его стилем работы, только кивнул одобрительно и, забрав Дика, пошел за Хеной.
  
  Фома задумался. Дело-то они, конечно, сделали. Вот только как?
  
  - Через жопу как-то все получилось, - пробормотал он и поймал-таки взгляд дона Хуана. Тот, после экстремальной подпитки щитов над островом, сопротивляться не мог. Да и защита слегка поколебалась, позволяя чуть подморозить пару нитей...
  
  Фома радостно нырнул в его мысли.
  
  Мысли дона Хуана путались и переплетались, как клубок змей, отрытый ранней весной из-под снега, - лениво и опасно.
  
  Фома перепархивал с одной нити на другую, касался нежно и осторожно, перебирал образы виртуальными пальцами, пока не наткнулся на нужную.
  
  Видимо, он выдал себя неосторожным движением. Или мыслью. Или дрожанием век. Но дон Хуан почувствовал его присутствие и начал сопротивляться.
  
  "А ведь ты знал о том небольшом междусобойчике между оборотнями и вампирами", - передал ему Фома.
  
  "Это не твое дело!" - зло отозвался дон Хуан.
  
  "Мог и сказать ночью".
  
  "Все было под контролем".
  
  "Оглушение от Хены ты тоже контролировал?"
  
  Дик прервал их диалог. Удивительно нечуткий оказался молодой человек. Лика вот сидела, переводя проницательный взгляд с Фомы на дона Хуана и обратно. И молчала, умница.
  
  Дик тряхнул Фому за плечо и спросил:
  
  - Ты в порядке, Томас? Что-то ты бледный.
  
  - Да, спасибо, - мягко улыбнулся Фома и погладил Дика по запястью кончиками пальцев. - Меня больше волнует, как ты? Сможете с Ликой открыть портал?
  
  В Лике он не сомневался. Очень расчетливая девочка.
  
  - Я смогу, - с готовностью ответил Дик. И оглянулся с тревогой на Лику. Та кивнула.
  
  Пока они вдвоем настраивались на построение портала, Фома под подозрительным взглядом Сережи отозвал в сторонку дона Хуана. Они встали у окна, и, любуясь на ночное небо, Фома спросил:
  
  - Откуда ты знал о заговоре вампиров и оборотней?
  
  - Аналитический отдел. У меня есть там пара должников.
  
  Вообще-то, это было нечестно - держать активированным узкоспециализированное заклинание менталистов. Оно называлось "правдоруб" и было очень грубым. Но ситуация напрягала.
  
  Они еще некоторое время стояли, смотря в окно - каждый по отдельности. Не было больше чувства общности.
  
  - Кому это надо было - ловить безымянного?
  
  - Инициировал поиск я, - после паузы признался дон Хуан. - Согласовал с одним из двенадцати.
  
  - У тебя прямой выход на руководство? - Фома взглянул в упор. Не сходилось! Ничего не сходилось!
  
  - На Эрика - да.
  
  - Рефилссона? - удивился Фома. Легендарная же личность!
  
  - Его.
  
  - Готово! - ворвался в их диалог голос Дика.
  
  Полотно портала шло рябью, искрило, но стояло прочно. Проследив за отправкой низших, Сережа впихнул в портал всех своих и, придержав Фому за рукав, бросил ему:
  
  - Ты мне все объяснишь.
  
  Фома улыбнулся уголком губ и подмигнул сразу двумя глазами.
  Часть 9
  Разбирательство длилось вот уже час.
  
  Все отдохнули, поели, а счастливчики даже поспали. И собрались в зале собраний за круглым столом. Решать судьбы вампиров и оборотней, осуждать итоги и пытаться понять, что вообще произошло.
  
  Пока что шло туго. Точнее, оборотней и вампиров они быстро пристроили на испытательный срок под присмотр Темных собратьев. А вот с пониманием пока что было плохо.
  
  Фома вышел из зала совещаний покурить. А покурив из окна, решил пройтись. Устал.
  
  Коридоры Инквизиции в этот ранний час были пусты и темны: лампы горели только в холлах и на лестницах. Фома нырял из темноты в свет и обратно, наслаждаясь гулкой тишиной.
  
  Хлопок двери привлек его внимание. Фома заскользил в темноте навстречу частым суетливым шагам.
  
  И столкнулся со Здешеком.
  
  - А вы что здесь делаете в такой час? - от усталости получилось грубовато.
  
  - В чужую переписку подглядывал, - растерянно признался тот. Фома гадко ухмыльнулся, поняв, что забыл отменить "правдоруба". То-то он чувствовал себя таким ослабевшим. Не только портал сказывался.
  
  - Нашли чего полезного? - На человека с железной волей "правдоруб" бы так не подействовал. А вот Здешек должен был выложить всю подноготную.
  
  - Да, - еще более растерянно признался Здешек. - Дон Хуан нашел все же безымянного.
  
  - А зачем вам безымянный? - с Фомы вмиг слетела дурашливось и желание поглумиться. Он встрепенулся и принялся всматриваться в Здешека.
  
  - Й-а-а... Я хотел... - Фома надавил сильнее, и Здешек перестал сопротивляться. - Он же запечатанный. И сильный. Очень сильный. Он нужен для ритуала передачи силы. Да вы не подумайте, хороший ритуал! Качественный...
  
  Фома схватил Здешека за шкирку и потащил за собой.
  
  ***
  
  Высокие двустворчатые двери зала собраний распахнулись от пинка ничуть не величественнее, чем обычные.
  
  Заседающий совет притих - то ли возмущенно, то ли испуганно. После сегодняшнего приключения они знать не знали, как себя с ним вести. А уж встретить его таким - возмущенным, тянущим за шкирку Здешека - никто не ожидал. Растерялись господа заседающие.
  
  Фома прошел к пустующему стулу, с которого поднял задницу буквально полчаса назад. Выпустил из крепкой хватки Здешека.
  
  И, отставив стул в сторонку, сел на него верхом. Так смотреть удобнее было - и на Здешека, и на приключенцев, разбавленных редкими и недовольными неспящими ныне инквизиторами, которые в их поход не ходили.
  
  
  После активных переглядываний огонь решил взять на себя дон Хуан - как самый привычный, судя по всему, потому что Сережа с открытыми глазами спал, подперев голову локтем.
  
  
  - Что это, Томас? - спросил дон Хуан, разглядывая то Фому, то Здешека, который копошился на полу, пытаясь встать.
  
  
  - А это, дорогой мой дон Хуан, виновник сего праздника.
  
  - Объяснись! - потребовал неприметный господин из аналитического отдела. Хотя Фома скорее бы поставил на то, что он диверсант - настолько сливался с обстановкой. Если бы не круглый стол, никто бы даже не заметил этого Иного. - Так хватать одного из нас, тащить, как...
  
  - Ой-ой, я задел ваши чувства, драгоценный? - Фома мягко рассмеялся. - Я, уж конечно, объяснюсь.
  
  Он оттолкнулся ногой, проехал, вызвав раздражающий звук, ножками стула по каменному полу и хлопнул дважды в ладоши.
  
  Здешек, вздрогнув, поднял голову.
  
  Фома склонился к нему и, глядя прямо в глаза, замурлыкал навязчивую мелодию из пяти нот. Она звучала так, словно ты слышал ее в детстве и вот-вот вспомнишь, о чем эта песня.
  
  Здешек доверчиво потянулся вперед, почти коснулся пальцами лица Фомы, но тот резко отшатнулся.
  
  - Расскажи мне, Здешек. Расскажи мне, для чего тебе нужен был безымянный.
  
  - Я только искал того, что будет сильным. Того, кто не воспринимает жизнь как счастье, кто тяготится бытием. Того, кого будет просто уговорить ее отдать.
  
  - Иные редко расстаются со своим добровольно, - заметил Фома в пространство.
  
  - Но ведь уговорить так легко. Это и боль, и скука, и безумие, и...
  
  Хена, все еще недвижимый, зарычал и задергался. Заговор Фомы уже прошел, и он пришел в себя, но все еще не был свободен. Нож и поцелуй держали его крепче любых оков.
  
  - Ты сказал как. Но не сказал - почему, - Фома все еще не глядел на Здешеке. Он внимательно рассматривал совет, выискивая малейшую эмоцию, любой проблеск сочувствия, злорадства, интереса. Конечно, собрались здесь все Иные опытные, но всегда можно заглянуть за маску, туда, где бьется живое, горячее сердце.
  
  - Силы. Все хотят силы, все уважают только ее.
  
  Здешек был словно пьяный - раскаивался и тянул руки к Фоме, но не смел двинуться вперед.
  
  - Себе ты силы хотел?
  
  - Сыну. Йозик мальчик был послушный, но бесталанный. Я оборотня и подговорил. А что б и нет? Папа в Инквизиции, разве плохо? А потом Йозика принялись обижать. Я и не думал, как плохо быть низшим Темным. Не знал, не думал, - Здешек уже шептал. Горячечно, задыхаясь. - А потом ритуал нашел. Для дона Хуана переписывал. У меня почерк аккуратный! А там - сил прибавление. Разве плохо? Станет сынок как я, а то и сильнее.
  
  По залу совета словно дуновение ветра прошло. До этого все слушали молча и внимательно, а теперь задвигались, запереглядывались.
  
  - Почему ты решил донором использовать безымянного?
  
  - А узнал про него я тогда же. Пропал безымянный - забеспокоился Эрик Рифелссон, принялся гонцов посылать. Там и я услышал, что печати на него наложены. Повредить не сможет, уговорить легко будет.
  
  - Ай, хороший донор, ай, хороший... -- заговорщицки улыбнулся Фома Здешеку. - Поспи, мой славный. Поспи.
  
  Здешек и в самом деле, широко зевнув, улегся прямо на пол и засопел.
  
  - Итак? - спросил Фома. - Что теперь скажете, господа совет?
  
  ***
  
  С утреннего собрания разошлись только под вечер. Так получилось. Позвали для начала парочку аналитиков и Иных из научного отдела - оценить последствия ритуала. Потом долго выясняли у Здешека, зачем и как он находил вампиров и оборотней. Потом спорили и ссорились. Еще раз допросили Здешека. Долго размышляли, как искать того оборотня, которому Здешек собирался увеличить уровень силы. Наступали темные времена для всех оборотней по имени Йозек.
  
  Много курили и пили то кофе, то виски.
  
  Потом Фома, цепляясь за стол для гарантии, накладывал на Здешека ментальную печать - отныне не существовало для этого инквизитора Сумрака.
  
  А дальше они с Сережей целый час добирались до дома.
  
  - Спать пойду, - зевнув, сказал Сережа. Он стоял в одних трусах, скинув шмотки прямо на пол, и неодобрительно смотрел на сигарету в пальцах Фомы. Тот, прекрасно зная, как сильно дерево впитывает табачный дух, курил все равно в доме. Всегда курил.
  
  - Ложись. Я тоже скоро пойду, - отозвался Фома. И прикурил новую сигарету.
  
  - Приходи, - кивнул Сережа. И, задержавшись в дверях, обронил: - Ты спас меня... ты спас всех нас сегодня. Спасибо.
  
  - Ты ж знаешь, я всегда пробираюсь с заднего хода, - отозвался Фома. - Иди уже спать.
  
  - Спокойной ночи.
  
  Грузно ступая, Сережа ушел в спальню.
  
  Фома, посидев еще полчаса, поднялся. Постояв у стола, на котором дымилась полная окурков пепельница и громоздились разнокалиберные чашки с недопитым чаем и виски, он отыскал на вешалке свою куртку и вышел из дома, мягко прикрыв дверь.
  Часть 10
  - Ну как тебе? - Викентий Зиновьевич сидел на его кухне и курил трубку. В воздухе стоял такой дым, что в нем не только топор можно было повесить, но и что потяжелее.
  
  Грехи его совести, к примеру.
  
  Фома бросил на стул куртку и раскрыл шкафчик с чаями.
  
  Был у него где-то подарочный. Купил, чтобы вручить коллеге на день Победы, но уже и коллеги не осталось, и от дня Победы - сплошной маркетинг...
  
  - Хена слабоват. Одиночка. Хорош в своей нише, в свободной импровизации... мда. Впрочем, как лидер для военного времени сойдет. Для мира нужны другие качества личности. - Фома помолчал, замерев, потом продолжил: - Дитя... там его называют безымянный, - он взмахом ладони вскипятил чайник, стоящий на плите, и легкой дробью в три четверти призвал непривычно выглядящую чашку, - дитя все так же безумен и опасен. Он призовет Двуединого к жизни, Вика. Это точно. Гесеру придется готовиться.
  
  Викентий Зиновьевич только кивнул, задумчиво пыхнув трубкой.
  
  - А твой этот... охотник?
  
  Фома задумчиво провел пальцами по гладкой поверхности калебаса - тыквы, в которой заваривают матэ, - и принялся священнодействовать. Засыпал траву на треть, покатал калебас, чтобы освободить место для трубочки из мягкого металла, влил кипяток.
  
  - Погорело да прошло, все бурьяном заросло. Убежало все, ушло, - получилось напевно, будто кого заговаривает.
  
  Он сел напротив Викентия Зиновьевича, глянул на него - прямо, тревожно. А потом увлекся чашкой в ладонях. Матэ ностальгично пах раскаленной баней и вениками, и Фома, щурясь, делал маленькие глотки из трубочки-бомбильи. Горечь этих распаренных веников чем-то неуловимо ему приглянулась, и он все подливал и подливал кипятка в калебас.
  
  - Ну, так что делать будем, Вика?
  
  - А что мы делать будем, Зима? Ты мне скажи, - попросил тот, вдумчиво рассматривая калебас.
  
  - Тут уж пятьдесят на пятьдесят, выплывем ли. Гесеру одному давать право решать? - Фома и сам поморщился от своей идеи. - Схожу-ка я проведаю друга своего Завулона. Пусть тоже за проблему побегает.
  
  Они еще сидели, думали. Над городом вставало солнце.
  
  Новое солнце, по северному холодное, умытое в Ледовитом океане. Неласковое. Недоброе.
  
  - А с Хеной-то что? - спросил наконец Викентий Зиновьевич. - С детства люблю кошек.
  
  - А что ему сделается? - удивился Фома. - Отболтался, черт языкастый.
  
  Наконец Викентий Зиновьевич не выдержал. Спросил с детской надеждой на сказку:
  
  - Так кто же все закрутил? Кто это все провернул?
  
  Фома улыбнулся.
  
  - Ну слушай. Все началось с того, что старый еврей обратил ребенка в вампира. Помирал ребенок...
  
  Где-то за горами за морями с ненавистью смотрел на чашку кофе дон Гарсиа, Здешек, качая головой в такт навязчивой мелодии, что крутилась и крутилась в его голове, повязывал галстук перед зеркалом на новый узел. Хена маялся головой с похмелья - ему, впрочем, оставалось недолго, буквально минут пятнадцать, пока регенерация оборотней не избавит его от отравления. В своей кровати, обнимая подушку и причмокивая, спал Сережа... до полного открытий дня ему оставалось еще целых семьдесят две минуты. Именно через столько постучится в его дверь курьер, который принесет розы с сияющими капельками росы на бордовых лепестках...
  
  Не спал и Гесер, мучимый предчувствиями, как изжогой.
  
  Где-то там, в зеленых полях Брена, под воздействием ведьмы (со старым русским именем) на разум одного из инквизиторов только-только зародилась мысль украсть артефакты из хранилища священного братства.
  
  Викентий Зиновьевич и его отец, генерал Зима, сидели в крохотной квартирке за Полярным кругом и смотрели на робкие лучи солнца, что, пробиваясь сквозь свинцовые тучи, постепенно заливали кухню несмелым светом.
  
  Жизнь определенно не стояла на месте.
  
  
  
  
  *Ссылка на профиль автора стихотворения, использованного намного выше: http://www.diary.ru/member/?1183392 Разрешение на размещение запрошено и получено.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"