- Да нет, не поглупел он, - подумала Аля, - это что-то другое.
Муж её последнее время как-то странно себя вёл. Он слабо реагировал, когда к нему обращались, плохо слышал вопросы, отвечал невпопад и после излишне длинной паузы. Вид имел рассеянный, какой-то потусторонний, словно мысленно находился в другом измерении или смотрел внутрь себя.
Алю такое его поведение страшно раздражало. Сама себе она напоминала альтиста Данилова, на которого свалилась люстра. Люстрой этой была повседневная жизнь, она заперла Алю в путанице проводов, брызгах разбившихся стекляшек и лампочек, в клетке из арматуры да ещё и стукнула чем-то очень твёрдым по макушке.
Раньше хоть какие-то дела она могла поручить мужу: ну, там, картошки принести, за электричество заплатить, снять бельё с верёвки... Теперь же он стал совершенно нефункционален и Але приходилось крутиться в два раза быстрее, чтобы не получить вместо картошки букет вялых астр, на которые приобретший их муж будет таращить глаза, не в силах объяснить, где, собственно, картошка и зачем он купил цветы.
А то ещё пошёл забирать бельё из прачечной и пропал. Вернулся уже поздно вечером, без белья, и никак не мог объяснить, где его носило и куда он дел большой тяжёлый свёрток с пододеяльниками, если забрал его из прачечной. А он забрал - на этом муж стоял твёрдо.
Получалось, он где-то пододеяльники потерял и нужно как-то приспосабливаться жить без них, потому что денег на новые не было, да и где они, новые такого качества! Эти ещё мама шила из льняного полотна, вечные были, не та ситцевая гадость, что продаётся сейчас. Да и ситцевая ли? Ситец разве электризуется?
В общем, жизнь страшно осложнилась, как в самом начале их совместного сосуществования, когда они ещё не привыкли ни друг к другу, ни к новому статусу семейных людей. Но тогда всё же было проще: Аля была молодой, здоровой, всё делала играючи и с удовольствием. Теперь же, устав за почти сорок лет брака, она еле заставляла себя шевелиться по хозяйству, сведя его к необходимому минимуму - лишь бы только не зарасти грязью и не помереть с голоду.
Прошли времена, когда у них без всякого повода собирались друзья и Аля накрывала такой стол человек на двадцать, а то и больше, что гости только ахали и просили: "Огласите весь список, пожалуйста!" - не желая объесться в первые же минуты застолья и пропустить грядущие кулинарные шедевры.
Теперь они даже дни рождения и Новый год отмечали только вдвоём, да и то Аля всё норовила обойтись покупной едой, настолько осточертело ей стояние возле плиты и перестали интересовать гастрономические изыски.
Муж поддержал её в этой политике. Он тоже предпочитал теперь тишину в доме, и они с Алей, бывало, за целый день двух слов не говорили друг другу. А о чём разговаривать? Оба всю жизнь были словоохотливы, в лучшие свои годы могли ночь напролёт вести разговоры - всё обсудили за совместную жизнь, всё друг другу сказали... казалось... но, видимо, всё же не всё - иначе о чём бы так сосредоточенно думал муж ( Аля уже поняла, что его отрешённость вызвана какими-то серьёзными навязчивыми мыслями).
Почему Аля решила, что муж думает о чём-то серьёзном, она и сама не знала, скорее всего интуиция сработала, всё же за долгое время узнаёшь человека, с которым приходится жить бок о бок. Пусть и поверхностно, пусть частично, но узнаёшь, а главное, если хоть какое-то время с ним было хорошо, начинаешь его чувствовать.
Правда, когда хорошее заканчивается и уступает тому, что возникло между ними, а именно - спокойному безразличию - человек снова закрывается и становится тем чёрным ящиком, каким был в самом начале знакомства и каким является каждый человек для всех, кто находится вне его ближнего круга.
Два чёрных ящика жили друг с другом. Один, как ему казалось, работал без перебоев, а второй подкачал, начал сбоить и зависать. И с этим нужно было что-то делать.
Но что можно сделать, если причина сбоя неизвестна и неизвестно где её искать!
Однако, старые избитые истины, затёртые до дыр, как всегда, оказались верными. Просто до тошноты, чёрт бы их брал! Просто за себя становится стыдно, когда осознаёшь, что никакое ты не исключительное явление в этом мире и что твоя жизнь, как жизнь других, подчиняется одним и тем же штампам, движется по тем же колеям, не в силах свернуть на целину самобытности да и выкрашена всё в те же экономичные цвета, ничуть не желая быть яркой и праздничной. Просто жить не хочется, когда понимаешь, что и ты тоже - всего лишь муха, запутавшаяся в паутине обыденности. А ведь совсем недавно человек так надменно смотрел на окружающих козявок, снисходительно прощая им суету вокруг его невероятного, единственно ценного существования, вокруг его недостижимых другими вершин и головокружительных достижений.
Но случается нечто. Нечто простое, нечто настолько незамысловатое, что и подумать на него нельзя, будто это нечто - знак крушения, та крошечная трещинка, даже не трещинка, а только намёк на неё, только замысел трещинки, - которая становится причиной разрушения гигантского айсберга, со всеми его атрибутами: грохотом, многометровыми ледяными водопадами, приливной волной, достигающей противоположного океанского берега, долгим возмущением пространства.
Для Али таким "нечто" стала привычная поездка в другой район города. Ездила она туда по служебным делам раза два в месяц.
Район этот находился в отдалении от центра, но слыл гораздо более фешенебельным. Проживали в нём люди обеспеченные, ценившие комфорт и тишину больше призрачных удовольствий, которые сулил шумный центр менее привередливым в бытовом отношении горожанам и приезжим из провинции и других городов.
Собственно, в самом этом районе было всё необходимое для жизни, удобства, отдыха и развлечений.
Ухоженные сады, скверы, парки и аллеи окружали прекрасные дома в стиле модерн.
Витрины магазинов сияли зеркальными витринами ярче центральных и предлагали товары отменного качества, а рестораны и кафе гарантировали хорошую кухню, достойное обслуживание, тишину и уют. Жителям района не было никакой нужды выезжать за его пределы, разве что в деловые кварталы, где они зарабатывали свои немалые деньги.
Але приходилось ездить сюда, потому что в её обязанности входила опека над приезжавшими в их контору иностранными специалистами, которые любили останавливаться в тихих небольших, но ужасно дорогих отелях этого района, предпочитая их отелям-муравейникам центра.
Со многими гостями фирмы она уже была неплохо знакома по их предыдущим командировкам, но в этот раз приехал новый человек и нужно было произвести на него хорошее впечатление, поэтому Аля сначала зашла в туалет, чтобы провести инспекцию и ремонт внешнего вида.
К её удивлению, в туалете было огромное окно, в которое она автоматически выглянула.
Эта стена гостиницы выходила в тихую улочку, всю засаженную липами. Липы уже отцвели, но Аля представила себе, какой аромат стоял в этой улице всего недели три назад и страстно захотела жить здесь, например, в том доме, что стоял на другой стороне улицы, сидеть у открытого окна, вдыхать цветочный аромат и заниматься чем-нибудь приятным и утончённым, например, рисовать акварельку или вышивать... И то, и другое она умела делать, только времени у неё на приятные занятия никогда не хватало - вот беда.
Но жить в этом районе ей хотелось всё равно, она даже начала собирать деньги, чтобы в один прекрасный день продать их с мужем двухэтажный дом в неплохом, но всё же пролетарском районе, добавить сбережения и купить небольшую квартиру в одном из этих прекрасных домов, на которые невозможно было налюбоваться. Дом напротив вполне подходил к её мечтам.
Она никому не говорила о своих накоплениях, муж тоже не знал о них. Они с самого начала договорились об относительной свободе друг друга и имели личные счета, о которых не отчитывались друг перед другом. На общий счёт каждый ежемесячно переводил определённую сумму - на эти деньги они жили и содержали дом, и такое положение дел их вполне устраивало.
Аля скользила взглядом по дому напротив и вдруг словно бы споткнулась и задохнулась. В окне напротив стояла абсолютно голая молодая женщина, очень красивая и стройная. Из глубины комнаты к ней подошёл мужчина, обнял, сзади, обхватив ладонями голые груди и наклонившись к её запрокинутому лицу, а когда поцелуй закончился и мужчина поднял голову, Аля увидела, что это её муж.
И сразу всё стало на свои места.
Конечно, он не поглупел и не свихнулся ( хотя, в определённом смысле, всё же свихнулся, был не в себе). Он просто влюбился и жил от встречи до встречи с этой тонкой красавицей, молодой, упругой, свежей.
Дома с Алей он просто пережидал пустое время, отделявшее от той радости, что ждала его в богатом тихом районе, где ему не угрожала опасность встретить знакомых, потому что его знакомым незачем было ездить сюда. Предположить, что он может напороться тут на Алю, ему и в голову не пришло: район всё же был не мал, просто так не встретишь свою собственную жену ни с того ни с сего.
Всё это Аля успела подумать, пока парочка, переговариваясь о чём-то и улыбаясь друг другу, не отошла вглубь комнаты, и можно было только предположить, что именно там сейчас происходило, но и от одного этого предположения Аля задохнулась вторично, внутри у неё всё оборвалось, ноги обмякли, а на лбу выступил пот.
И, конечно же, как всегда в самые драматичные моменты жизни, её вывернуло наизнанку, еле до унитаза успела добежать.
В изнеможении сидела она на крышке унитаза, стараясь унять дрожь и тошноту, но время поджимало, поэтому пришлось сделать усилие и встать на ватные ноги.
Холодная вода и китайское масло помогли Але подавить тошноту и начинающуюся головную боль, но краситься пришлось заново.
Придав себе более или менее пристойный и спокойный вид, Аля вышла из туалета и уже через минуту беседовала с приятным мужиком средних лет - очередным консультантом, шведом.
Видимо, ей удалось взять себя в руки, потому что швед ничего не заметил, разговаривал с ней спокойно и вежливо, недоумения не проявлял. Что ни говори, но самообладание у неё было железное, "покер-фейс" она умела делать виртуозно, и это не раз помогало ей в жизни, вопрос, поможет ли сейчас, после сделанного сногсшибательного открытия.
Аля решила, что должно помочь.
Выйдя от шведа, она отправилась в знакомое тихое кафе, чтобы обдумать положение дел, да и перекусить не мешало. Ей предстояли серьёзные решения, сил понадобится немало, значит, следовало беречь себя и стараться не навредить самой себе.
Сев за самый дальний столик и сделав заказ, она принялась анализировать последние события, чтобы понять, когда всё началось.
Получалось, муж "свихнулся" месяцев пять-шесть назад. Аля вспомнила, что он вернулся таким из командировки...а вот куда он ездил, она не помнила категорически. Да это и не имело принципиального значения, узнать, кто его краля, можно прямо сейчас, нужно только найти управдома.
Управдом был готов помочь приятной даме, собиравшейся снять квартиру номер такой-то и спрашивающей, как найти её хозяина - она потеряла его координаты.
Номер квартиры Аля узнала просто: поднялась на нужный этаж и прикинула, какая из дверей на лестничной площадке может вести к окну, перечеркнувшему её жизнь.
Управдом удивлённо сказал, что хозяин квартиры в ней и живёт, правда, он часто уезжает, видимо, по делам, но его жена всегда дома, разве что выходит за покупками или на прогулку.
- Ах, - воскликнула Аля, - неужели я ошиблась?! Кто хозяин этой квартиры?
И управдом назвал её мужа.
Аля поинтересовалась, не собирается ли хозяин квартиру продавать, она бы с большим удовольствием её купила, чем сняла.
Оказалось, что квартира куплена недавно, всего года полтора назад, и вряд ли её жильцы решат так быстро с ней расстаться, особенно, муж. Он, знаете ли, сначала один жил, а уж потом женился, несколько месяцев назад. На такой молодой красивой даме, даже удивительно, сам-то далеко не молоденький... Но тут управдом осекся и извинился перед Алей.
Аля, не дрогнув ни одной клеточкой лица и тела, поинтересовалась, за какую сумму была приобретена квартира - может быть, она предложит теперешнему хозяину такую цену, что он согласится.
Управдому и это было известно. Оказывается, в этой квартире жила очень пожилая женщина, которой он помогал продать квартиру, когда она решила уехать к дочери, так что он знает все детали.
Узнав всё, что хотелось, Аля поехала домой и там принялась сверят факты и достраивать версию. Она быстро справилась с этой задачей и невесело подумала, что, кажется, пора ей открывать детективное агентство, оно должно преуспеть, с такими-то её способностями.
Версия, которую она выстроила, выглядела так: мужу она давно надоела, полтора года назад он купил квартиру, чтобы отдыхать от неё, от Али. Купил на свои сбережения, а чтобы в какой-нибудь пиковый момент не возник разговор о них, придумал, что проиграл на бирже - Аля помнила, какой он пришёл тогда удручённый, чуть не плакал: вот, единственный раз попробовал - и надо же, так неудачно. Отличный спектакль разыграл. И сумму назвал ту самую, которую управдом назвал.
Потом в командировке встретил эту соплюшку ( тут Аля сама себя одёрнула: что за бабья пошлость!), женился... чистый паспорт купил, наверное, сейчас это как раз плюнуть, придумал, что много ездит... Вот ведь гад ползучий! Тихоня чёртов! Ладно, жену он обманывает... она уже давно на свете живёт, раз не раскусила обмана, так ей, дуре, и нужно.
Но и девочку водит за нос - куда это годится?! Конечно, неизвестно ещё, что это за девочка, может быть, молодая акула, а вдруг нет? Вдруг доверчивая, чистая. Влюбилась в интересного немолодого мужчину...мало ли... может быть, отца у неё нет, девочки, выросшие без отца, часто влюбляются в немолодых мужиков... И что с ним теперь делать?! Как разговаривать? А поговорить придётся, без этого ситуацию не распутать, но распутать необходимо - для своего же спокойствия.
Сделанное ею открытие сначала разъярило её. Был, был в их с мужем жизни момент, когда она была готова развестись, но он умолил, уговорил её не ломать семью, не обрекать его и себя на одиночество, и Аля размякла, пожалела его. Любви и уважения к мужу она уже не испытывала, только жалость к нему, такому неприспособленному и неуклюжему в делах, с которыми другие люди справлялись. Пусть и не играючи, пусть с трудом, но справлялись, не считали их невыполнимыми. Да он и с простыми делами справиться не умел.
Не умел или не хотел? - впервые задала она себе вопрос и поняла, что не знает ответа.
Он не умел делать подарки: или ничего ей не дарил, или какую-нибудь нелепицу, которую она никак не могла пристроить в доме и не знала, куда её деть, чтобы не путалась под ногами. Не обладал он умением тратить деньги, жадничал, не покупал нужные вещи, а потом спускал неизвестно куда, сам же раскаивался в этом и долго мог сетовать на свою глупость, доводя Алю до белого каления, когда она швыряла посуду на пол и кричала: "Заткнись, заткнись, заткнись!" - а он недоумённо смотрел на неё и кротко спрашивал, на что она так рассердилась. Сколько в её жизни было проблем, когда она бывала с ним вне дома: поймать такси, сделать заказ в ресторане, задать вопрос в какой-нибудь конторе, выяснить подробности - всё это приходилось делать ей, тогда как другие женщины спокойно ждали, пока их спутники, разбойничьи свистнув, перехватывали машину, свернувшую к стоянке по её сигналу.
Она доставала билеты в театр и кино, искала маляров и паркетчиков, следила, чтобы они работали как следует, ругалась с ними и не позволяла им пить... Да мало ли что ещё приходилось ей делать и говорить! Как будто она жила одна, как будто никакого мужчины в жизни её не было.
Нет, жизнь с этим человеком нельзя было назвать приятной, но почему-то Аля его жалела и не могла оставить - как можно оставить слабое существо, если оно в любой момент могло погибнуть без тебя?
И она жила с ним, не уходила, но уходили годы, ушла - навсегда - молодость, ушли чувства; уважение, которое должно было прийти им на смену ( так, во всяком случае, обещали специалисты по семейным отношениям), не пришло; надежды на то, что жизнь однажды изменится, тоже ушли, а когда Аля осталась ни с чем, ушёл и муж.
Только тогда, не раньше, словно ждал, чтобы Аля обеднела, растеряла все богатства, данные ей природой, но не приумноженные со временем, как это должно быть и как бывает у других людей. Она обеднела, и можно было её бросить в полной уверенности, что теперь-то уж она не выживет и не станет счастливой, не заживёт нормальной, полной и спокойной жизнью, как будто сама мысль, что Аля может стать счастливой без него, была ему ненавистна, раз уж сам он не умел или не хотел сделать её, если и не счастливой, то хотя бы спокойной и довольной.
Аля не была ни спокойна, ни довольна - это сразу бросалось в глаза, ни для кого не являлось тайной, она знала это, страдала от унижения и не могла мужу это унижение простить. Собственно, она ему ничего не могла простить. Интересно, а что он не прощал ей? Почему он так безжалостно и бесстрастно растоптал все её представления о семье, отношениях между мужем и женой, отношениях между семьёй и внешним миром? За что? Что и когда она сделала не так, чем восстановила его против себя? С другой стороны, если она как-то ему насолила, почему он не ушёл? Уход был бы логичен и оправдан. Нет, он предпочёл остаться, ничего не сказать и отомстить, пусть ценой и своей жизни, но отомстить на полную катушку... а может быть, он и не мстил, просто был так инертен, что проще всего ему было плыть куда вынесет поток времени... вот и плыл, и Алю за собой увлёк...
Она барахталась поначалу, хотела совершать поступки, влиять на свою жизнь, но сила инерции затащила её из быстрого прозрачного потока в почти стоячую мутную воду, и наступил момент, когда сопротивляться этой силе Аля больше не могла.
Находились женщины, которые не понимали её недовольства. Правда, она ни с кем не обсуждала свои семейные обстоятельства, но другие обсуждали их в её отсутствие. Обсуждали и пришли к выводу, что баба с жиру бесится. Достался мужик спокойный, трезвый, не кобель, не деспот - чего ей ещё нужно, чего она вечно недовольна? А если ночью он делает не всё, что положено, так тоже, проблема! Мало ли в конторе брюк! Любого только помани - на цырлах прибежит.
И звали, и прибегали, потом убегали домой, к жёнам, и все были довольны, жёны в том числе - может быть, и к ним тоже кто-нибудь прибегал по первому кивку, как знать!
Кроме Али. Аля не была довольна, хотя к ней с удовольствием бы прибежали - и не один: была она весьма и весьма привлекательна, выглядела много моложе своих лет, одевалась хорошо, потому что умела рукодельничать и не зависела от магазинов с их ширпотребовской униформой.
Но Аля своей привлекательностью для бегавших на цырлах не пользовалась совершенно, а всё думала, всё мечтала о какой-то свободе, всё не могла понять, как это она влипла в такую семейную жизнь - как в паутину - и как ей из этой паутины выбраться.
Если бы Алю спросили, в чём, собственно, заключается её несвобода, она вряд ли смогла внятно ответить. Но только она знала, что во всём.
Несвобода гнездилась внутри неё, сковывала мысли, желания, поступки, мешала дышать и двигаться, а причиной её был человек, которого она когда-то любила ( и что же такое тогда - эта любовь?) и который страшно бы изумился, если бы узнал, что в сознании жены, которую он тоже любил, когда они женились, он ассоциируется с пауком.
Прошла целая жизнь, прежде чем паук оставил паутину, да и оставил пока ещё не совсем. Но, несмотря на контроль, паутина всё же ослабла, сторожевая нить оказалась в руках мухи Али, и глупо было бы не воспользоваться возможностью освободиться и хотя бы в конце жизни подышать свободой.
Но как сказать об этом желании мужу? Ещё полгода назад Аля смогла бы достучаться до его сознания, но в теперешнем его состоянии он стал недосягаем для неё.
Необходимо как-то вывести его из этой странной кататонии, но как?
Аля привычно сновала по дому, убирая, вытирая, складывая и моя. Такого трудового подъёма она не испытывала давно, а тут словно бы вернулась в молодость, когда спокойно делала несколько дел одновременно и все - быстро и хорошо. Плита была заставлена кипящими кастрюлями и шипящими сковородками, гудели стиральная машина и пылесос, в саду вертелись поливалки, над всем этим хаосом приведения быта в порядок гремело "Болеро" Равеля ( его ритм лучше других мелодий совпадал с трудовым ритмом Али) - всё это не мешало Але думать, но придумать средство против мужниной глухоты не помогло.
Тут заверещал телефон, Аля, чертыхнувшись, взяла трубку.
Звонила подруга Инга, звала в субботу на пляж. Аля чуть не отказалась: настроение её не слишком подходило для пляжа. Она уже собиралась соврать Инге, что простужена, как вдруг поняла, что это тот самый случай, который она искала и не могла найти. Она уже знала, как воспользуется им, видела ясно, что дело выгорит, поэтому врать Инге не стала, а наоборот, подробно договорилась с ней, где и когда они встретятся, и повесила трубку с чувством хорошо выполненной работы. Жить до субботы оставалось два дня.
Придя домой и услыхав о предстоящей поездке на пляж, муж дёрнулся, было, но тут же успокоился, будто вспомнил что-то, и равнодушно согласился. Знал бы он, что его ожидает! Алю просто трясло от нетерпения.
Инга привела с собой двоюродную сестру, приехавшую в отпуск. Аля была довольна: подруге придётся отвлекаться на родственницу, и она не заметит того, что Аля собиралась сделать.
Так и получилось. Сёстры отправились купаться, и как только они отошли на достаточное расстояние, Аля повернулась к мужу и глядя прямо в его отрешённое лицо сказала:
- Я там твои вещи собрала, можешь хоть сегодня переехать, - сказала и стала ждать реакции, пристально глядя в бесстрастное лицо. Но вот, видимо, смысл её слов дошёл до мужа, лицо дрогнуло, на нём появилось недоумённое выражение.
- Какие вещи? Куда переехать? - муж казался искренне удивлённым.
- Твои вещи. Одежду, книги - всё твоё.
- Зачем?
- Затем, что я не хочу, чтобы ты жил на два дома. Если честно, я не хочу даже, чтобы ты жил на один дом - со мной. Поэтому переезжай и живи у себя.
- Где это - у себя?! - было не понятно, ваньку он валяет или же до него на самом деле не дошло, что Аля всё знает. Аля назвала адрес, лицо мужа потухло.
- Откуда ты знаешь? - спросил он вялым голосом.
- Сама видела, - муж сник окончательно.
- Но я не хочу туда переезжать, я хочу жить с тобой!
- Оставь эти глупости. Ты давным-давно со мной не живёшь, ты живёшь в одном со мной доме, а это разные вещи. Кроме того, я не хочу жить с тобой, понимаешь ты это?
- Нет. С чего это вдруг ты расхотела со мной жить? Жила-жила - и нате вам!
- Ты дурак или притворяешься?! Я еще двадцать лет назад хотела от тебя уйти - забыл?
- А чего же не ушла?
- Так ты же умолял, говорил, что пропадёшь без меня. Пожалела!
- А теперь, значит, не жалеешь?
- Нет. Теперь я решила, что единственный стоящий моей жалости объект - это я сама. Так что, будь добр, прямо сейчас поезжай и забери свои вещи.
- А если я этого не сделаю?
- Всё очень просто: я заявлю, что ты двоеженец. Хочешь сесть? - муж был ошарашен.
- Ты не сделаешь этого!
- Хочешь проверить?
- Не хочу, - буркнул он, но тут же воспрял, - а дом? Дом тебе останется, что ли? Мы его вместе покупали.
- А квартиру ты купил один, отрывая деньги от семьи.
- Я на свои купил.
- Ерунда, я проверила. Всех твоих сбережений не хватило бы на эту квартиру. Я же помню, как ты наврал, что проигрался на бирже! К тому времени у тебя было, в лучшем случае, не больше трети стоимости квартиры, остальные ты взял из общих денег. Так что лучше тебе заткнуться и сделать, как я говорю - и безопаснее, и спокойнее для всех.
- Ну и гадина же ты!
- Угу. А ты - беленький пушистенький котёнок. Я тебе знаешь что посоветую? Придержать язык. Откуда ты знаешь, что на мне нет диктофона и что я завтра же не отправлюсь в суд с записями твоих оскорблений?
Лицо мужа приняло зверское выражение.
- Потише-потише! Имей в виду, что убивать меня нельзя. В случае моего неоправданного исчезновения, будут найдены письма с изложением ситуации. Так что, тебе выгодно, чтобы я жила долго и была довольна, иначе тебе небо в решётку обеспечено. Ты меня понял?
- Вполне.
- Ну так вперёд! Ты увидишь шмотки свои - они в холле сложены. Такси закажи, машину я себе оставляю.
- И машину?!
- Слушай, не будь крохобором. Ты получил возможность открыто жить с любимой женщиной - разве это не стоит машины?
С минуту муж разъярённо смотрел на неё, потом круто повернулся и пошёл к раздевалке.
Когда Инга с сестрой вернулись, озябшие и трясущиеся, Аля спокойно вязала, сидя в шезлонге.
- А где мужик твой? - спросила Инга кутаясь в полотенце.
- С работы вызвали, что-то у них там случилось, - лениво ответила Аля.
- Вот же ж! Вечно на этих работах что-то случается!
- Ага, - Аля продемонстрировала полное равнодушие к теме и, провязав очередную петлю, спросила, - а не перекусить ли нам? Кстати, я на всякий случай бутылку вина прихватила.
Начиналась новая жизнь. Следовало отпраздновать её начало.