Главы из КОВЧЕГА

  

  

  

  

I. МОСТ

  

  

  

  

  

  

  

"И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем." Бытие, гл.6

  

  

  

         Его родила стая- особь за особью, поколение за поколением она по крупицам отбирала нужную информацию, чтобы затем, собрав ее воедино, перекинуть мост в будущее, совершить прорыв из тесных оков сдавившего ее чуждого мира. Но, как это часто происходило в этом мире, произошел какой- то сбой, и вот он стоит с апельсином в руке на зеленой траве- ни праздничных брызг салюта, ни официально- торжественного боя барабанов, лишь взлетающий на фоне обветшалой кирпичной стены одинокий воздушный шарик. Из встречающих- только пузатый бюргер, проходящий куда-то по своим делам гордо выставив живот в белой сорочке с желтыми металлическими пуговицами, да киса, жмурящаяся в солнечных лучах. Розовый свет уходящего солнца и голубое небо действовали умиротворяюще, но корявый двор вокруг и теплый шар в руке напомнили ему, что теперь он- вожак, и здесь- вожак стаи волков, в которых превращало само существование в этом удаленном, переполненном жизнью, но лишенном света уголке вселенной, а впереди- путь в мире, которого он совсем не знал...

  

        Он шел много лет и уже почти не помнил деталей начала пути- только зеленая трава и ярко оранжевый апельсин. Он познал горечь потерь и радость обретения. Он познал необъяснимое, затягивающее безумство любви и крах измены, изнутри выжигающий бессилием что-либо исправить, когда исчезает любимый и бесконечно дорогой тебе человек и остается лишь его оболочка - знакомое до мельчайших подробностей, но уже совершенно чужое тело, вдобавок, принадлежащее кому-то другому. Он познал мужественную, надежную и самоотверженную преданность дружбы и досаду предательства, когда стыдишься почему-то собственной наивности и слепоты. Он был не чужд родительских инстинктов, очень глубоко и искренне переживая падения и взлеты своих птенцов и испытывая противоречивые чувства, видя, как они быстро взрослеют. Он ощутил всю глубину преданности молчаливого и, в тоже время, такого выразительного существа- любимого домашнего животного. Наконец, он познал незабываемое, ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения творчества, которое возносит на высшую ступень, - в мир, доступный только богам...

        Но он не знал главного- цели самого пути, что-то внутри него подсказывало очередной ориентир, его ум лишь прокладывал маршрут. Иногда ориентиры подолгу не появлялись. Иногда, как от удара тупым холодным обухом, он терял не только саму цель, но и, казалось, связь с миром вообще, ощущая одну лишь усталость в темноте, и начинал кружить в состоянии досады и безысходности. Это "иногда", похожее на пульсирующую спираль, время от времени начинало сводить с ума. Ему казалось, что спираль пульсирует все чаще и чаще, смыкая вокруг него свои кольца,- гладкая песчаная дорога превращалась в разбитую, ухабистую, засохшей глины колею, готовую вытрясти душу, но не оставляющую возможности свернуть с круга...

        Лишь неуловимый и притягивающий образ цели вырывал его из серых будней и придавал мужества и героизма для продолжения пути, змеей извивающегося среди ловушек, обрывов и отрезающих обратный путь провалов цивилизации, живущей одним днем и неумолимо катящейся к своему закату. Только мужество и героизм позволяли ему, как оловянному солдатику, стойко избегая соблазнов продвигаться вперед, оставаясь самим собой, не мутировав в одно из тех безликих существ, которыми бездумно переполняли мир тетки "непонимание" и "зависть", вопреки естественному отбору не терпящие отличий и оригинальности и гробящие цивилизацию, "как всегда - из лучших побуждений".

  

        Это был странный мир, где безоблачное небо в любой момент могло смениться ураганными тучами. И чем солнечнее был день- затишье перед бурей, тем темнее- ночь урагана. Суровая математика этого мира, казалось, не знала сложения и умножения и услужливо вспоминала о них лишь для подсчета трофеев. Созиданию, вызывающему лишь непонимание и раздражающему своей несерьезностью, в лучшем случае отводилось скромное место в обозе, сотрудничество казалось проявлением слабости, стабильность навевала скуку и тошноту. Нормой считалось соперничество, его отсутствие вызывало тревогу, и тогда его культивировали искусственно. Отдельные группы и целые народы обзаводились лидерами, чтобы затем под их предводительством, подобно бодающимся баранам, бросаться друг на друга.

        Силы этого "внутреннего трения", создавая видимость "активности", по сути лишь распыляли ресурсы. Вся история цивилизации вязла в густом клею из поколения в поколение тянущихся войн и конфликтов, по восторженным описаниям "побед" которых можно было лишь догадываться об их реальных последствиях. Но и в относительно мирных промежутках деятельность почему-то всегда бестолковой и нищей духом государственной машины (чего не скажешь о ее отдельных представителях), движимая в основном теми же силами, приводила к последствиям, которые приходилось преодолевать подобно разрухе от землетрясения.

  

        ...В очередной раз кончались деньги,- странный, но необходимый, все заменяющий суррогат,- двигатель всего и вся этого мира. Он уже знал, что эти милые шуршунчики с такими человеческими лицами давно перестали быть мерой чего-либо кроме, быть может,- удачи. Они жили сами по себе и славно множили свою популяцию, отличаясь, разве что- неистребимой плодовитостью и стремлением к коллективизму. Деньги, скромные и незаметные в повседневной жизни, когда их было в достаточном числе, могли доставить хлопот, если их популяция сокращалась. И эти же красивые бумажки со странным завораживающим запахом были способны принести массу удовольствий, если сколотить из них большую приятную компанию и затем свободно "отпускать" по желанию... Но самое главное,- они давали ту уверенность, с которой не могли соперничать ни природная наглость, ни накачанные бицепсы.

        Он вспомнил булыжник апломба, выкаченный перед ним тупым вельможей. Его пальцы, похожие на толстые столбы, постоянно бегали по столу, перекладывая что- то с места на место. Разговор с ним оказался бесполезным как парашют в пустоте. Он давно уже не обижался на эту своеобразную и изобретательную защиту, когда-то скрывавшую вынужденную никчемность существования, а теперь- превратившуюся еще и в "смысл жизни", зачастую приносящий существенную прибавку к мизерному жалованию. Как не манили духом дальних странствий вокзалы, так нравившиеся ему за это, дальше предстояло идти самому, - пешком. Это не пугало его: тертые джинсы исправно несли службу, рюкзак за спиной, не сильно оттягивающий плечи, позволял достаточно долго не заботиться о самом необходимом. Хотя дальнейший путь и лежал вне оживленных мест, он чувствовал, цель- не далеко...

  

        Потребовалось немало времени, чтобы убедиться в бессмысленности мелкой суеты больших городов, напоминавшей привязанный за нитку и гордо мечущийся на ветру пузырь. Эти хрупкие столпы цивилизации, больше похожие на ороговевшие бетонно-асфальтовые бородавки на теле планеты, были заняты воссозданием самих себя и лишь распространяли зуд, отравляющий все вокруг. Он понял, что основное действие совершается где- то "ТАМ"... совсем в других измерениях, "видимый", завораживающий взгляд город- в лучшем случае, лишь яркая и шумная ярмарка для демонстрации трофеев. Участие в этом балагане,- что попытка примерить старый добротный, но уже ссохшийся от времени башмак, не смотря на былое, способный причинить лишь массу неудобств, но не позволяющий ходить. Со временем он обзавелся шорами, отрезающими суету окружающего и позволяющими не отвлекаться от цели...

        Мысли прервала одинокая фигура, беззвучно скользившая вдалеке среди засохшего тростникового былья, справа налево, наискось пересекая его маршрут. Человек в мокром плаще под дождем походил на монаха, который, казалось, спешил с тайного вече, бережно неся под мышкой старинную книгу. Ему показалось, что под распахнувшимся плащом мелькнул ворот чем-то знакомой белой сорочки с металлической пуговицей. ...Не было ни желания, ни необходимости общаться с кем- либо, он лишь интуитивно подправил маршрут, повернув чуть правее, выбрав на образовавшемся таким образом перекрестке прямую дорогу.

        ...Его удивило присутствие человека в такой глуши. Люди в этом мире устремлялись в города - муравейники, бросая необитаемыми пространства на многие мили вокруг. Им казалось, что бурлящий водоворот цивилизации поможет вырваться из обволакивающего холодного заката реальности. Но он лишь носил по спирали, не давая почувствовать себя даже рабочим муравьем,- засасывая все глубже и глубже. Каждый оказывался здесь, скорее- жуком в муравейнике, постоянно ощущавшим дефицит жизненного пространства и укусы со всех сторон. Города являли собой двуликую маску, символизирующую величие и нищету цивилизации,- неимоверно разрастаясь, они постепенно превращались из муравейников в тараканьи кучи. Эта зараза, подступая с окраин, планомерно захватывала район за районом, не брезгуя и "вытравленным", пригодным, разве что, для "офисной" и "ночной" жизни, центром...

  

        Начинало темнеть. Он остановился и разжег костер. Лишь карканье "невидимой" вороны заставило его подумать о круговой обороне, образованной колючими кустами и корнями приютившего его дерева. Лес был населен комарьем,- былых зверей давно приютил зоопарк. От запаха жарившегося шашлыка возбужденно тершаяся о ноги котяра, сглатывая слюни, ковыряла в снегу дырки,- "подгоняя" ужин. Наконец, разделив шашлык с рыжей кошкой, которая, как оберег, так и не покидала его с той давней встречи, он занялся приготовлением ко сну. Последнее время его преследовал один и тот же, обыгрывающий ритуал ужина в кругу семьи, сон. Менялся лишь антураж: зефир в шоколаде, банка с вареньем, коньяк на богато накрытом столе. Сейчас он проваливался в пустоту тупика в лабиринте... Ватный кулак увязал в кирпичной стене не оставляя следа... Черную пустоту прорезала арка тоннеля к свету, начинающегося со странной двери с оторванной ручкой. В тоннеле по ярко зеленой траве шли мальчик с девочкой взявшись за руки...

  

  

        Он проснулся от навалившейся шоколадной тучей щемящей жалости о чем-то давно ушедшем. Пурпур цветка догорающего костра и пастель предрассветного неба предвосхищали начало нового дня. За ночь вокруг куста намело сугроб, прикрывавший его от ветра. Но нежиться было некогда, - подгоняли белые мухи, которые весело кружились в воздухе, опускались и таяли на лице.

        По пологому склону горы он взобрался на обветренный, потрескавшийся и выглядевший от этого седым и усталым утес, казалось, охранявший границу миров. Далеко впереди над белой мглой тумана, окутывающей все вокруг, распростерло ветви высокое дерево, будто парящее над землей без основания, за ним угадывались очертания большого строения. Мысль о том, что вечер можно будет провести в загородном доме, буквально окрылила его.

        Лес с дождем, радостно встретивший его за перевалом, обдал озоном и вдохнул новых сил. Казалось, он попал во владения другой нимфы. Засушенный и промороженный гербарий убогой растительности заменяла сочная зеленая трава, настойчиво пробивающаяся из-под рыхлых, скукоживающихся сугробов. Он спустился на абсолютно ровную площадку,- будто на ней поработал огромный каток. Обрывки белой мглы здесь напоминали барханы, гуляющие по ветру. Большой мощный дуб с порослью, красовался среди поляны. Здесь набирала силы весна. В пруду, окаймленном камышом, как ни в чем не бывало, гордо плавал лебедь. Ярко зеленая лягушка при его появлении с мягким бульканьем скользнула в воду, раскачав блюдца листьев кувшинок и "тысяче-лепестковые" белые лотосы- лилии. Перед домом среди набухших будущими всходами грядок цвели розовые кусты. Мелкий дождик, несмотря на встающее из-за гор солнце, мгновенно превратился в ливень, прибивший остатки тумана. Он бегом пересек отделяющее его от дома пространство, взбежал на крыльцо и отбросил неизвестно как оказавшийся в его руке лопух, прихваченный где-то по пути и прикрывавший голову от дождя. Первой в приоткрытую дверь буквально просочилась кошка, "до усов" вымокшая под дождем. Но дальше дверь не поддавалась, и пришлось повозиться, пока он не догадался просунуть внутрь руку и убрать застрявший под ней старый тапок.

        Рыжая кошка встретила его на пороге с почти обсохшей и теперь, наоборот, дыбом топорщившейся на загривке шерстью. В зубах она держала облезлую крысу, демонстрируя ее одновременно гордо и как бы невзначай. Внутри дом был похож на гостиницу в чужом городе, в которой, казалось, было все, но ее не успели прибрать. Он пролистал блокнот с красовавшимся London Town на обложке и пожелтевшими от солнца страницами, непроизвольно стряхнул от пыли и зачем- то сунул в карман, огляделся в поисках тряпки, чтобы стереть пыль вокруг и поднял дырявый свитер с мышкой на груди. Слой пыли так укрыл все, что почти сравнял огурец и сигару, забытые на журнальном столе. На подоконнике странно чистого, почти хрустального окна, в которое заглядывала распустившаяся и сверкавшая на солнце каплями прошедшего дождя роза, пылился глянцевый проспект с изображением длинноногой девицы- куклы- кровь с молоком, рекламировавшей что-то вроде молочного супа. Его внимание вновь привлекла кошка, которая, уже сыто лежа на боку, лениво поигрывала с будто только что поглаженными шнурками - крысиный хвост украшал кучу мусора, сложенную им в углу. Он зачем-то отобрал у кошки шнурки, отряхнул от пыли, разгладил и аккуратно повесил на спинку кровати, стоявшей в дальнем углу.

  

        Там, неожиданно, он наткнулся на пограничную пустоту,- его подхватило и увлекло к едва различимой под слоем пыльной паутины, чем-то уже знакомой двери кладовки с оторванной ручкой и следами попыток проникновения. Он наступил на что-то с хрустом рассыпавшееся, - в пыли валялись остатки шила, видимо служившего кому-то инструментом взлома. Одновременно, под сопровождение многоголосого аккорда дверь распахнулась,- как будто сработал настроенный на него датчик. Жизнерадостное сияние, в котором растаяли остатки пыли, залило все кругом, подсказывая, что перед ним - ЕГО мастерская. Взгляд, лишенный ненужных теперь шор, мгновенно выделил среди бесконечно простирающихся стеллажей с оборудованием серебристую матовую пирамиду с овальными ребрами и сферическим углублением в вершине. Он отодвинул ногой лежавший на пути старый ботинок, выпустил из руки ненужный теперь свитер, в пыли которого совершенно скрылась серая мышка, и, не раздумывая, шагнул внутрь, будто подхваченный течением бескрайней бурной реки времени. Его приняло большое мягкое кресло, пустой экран засветился, и под звуки гимна, напоминающего старый, почти забытый "половский" London Town, перед ним поплыли картины далекого прошлого...

  

        Он отвлекся от мелькающих на экране подробностей рыцарского турнира и вложил в углубление начавший светиться шар- апельсин, теперь он знал, что ключ всегда был при нем. Повеяло мягким холодком, и одновременно он ощутил внутри теплый покой. В сознании ясно и четко проявились формулы мироздания, над которыми он столько бился и, как теперь выяснялось, всегда носил внутри, будучи просто не в состоянии осознать,- не чувствуя и не находя точки опоры. Из раскрывшегося футляра, где сверкали так необходимые теперь ему инструменты, к нему хлынули, искрясь и переливались всеми цветами радуги, заждавшиеся его образы и чудеса.

 

 

*    *    *

 
Далее:   Часть II. "СТАЯ"

 

 
ОГЛАВЛЕНИЕ

  Предисловие (О чем эта книга)

  Часть I. МОСТ

  Часть II. СТАЯ

  Часть III. ПРОЗРАЧНЫЙ МИР Глава 1.

  Часть III. ПРОЗРАЧНЫЙ МИР Глава 2.

  ЭПИЛОГ

  Вместо послесловия (О происхождении самой книги)
Приложение

  Некоторые из важных закономерностей

  Аналогия "О комментариях и ...дифференцировании"

  Пара слов о магии

  О привычках и парадоксах, вообще

  Новости одной недели
Комментарии к Ковчегу

  Прозрачный мир . точка входА (к метафизике природы новой реальности)

  Еще один портал для входа - ''Звездные Врата''... (экономический аспект)

  О смысле жизни, счастье, душе и некой новой реальности...

 (to be continued)

 
Некоторые из "внешних" продолжений

  КОБ - ЗАКОН ВРЕМЕНИ ("Ответ ополченцам" или "Зачем нужна теория управления")

  Чисто "материалистическая" закономерность, согласно которой прозрачность неудержимо

  "заполняет" наш темный и бренный, от собственной мути, мир

  ФИЛОСОФИЯ РЫНКА введение в маркетинг - системный подход

  Фактически - о реальности (и рациональности) открытого и прозрачного мира, в который

   увлекает нас Ковчег, и возможно - о его ...безальтернативности (экономический аспект)

  РАЗГОВОРЫ О ЖИЗНИ

   О некоторых деталях регулирования рынка ..."социалистическими" методами управления -

   при помощи межотраслевого баланса [исключительно, для условий прозрачного мира и

   соответствующей экономики, модель которой описана в предыдущей работе]

  В.М.ГЛУШКОВ - ПИОНЕР КИБЕРНЕТИКИ.

   О "советском интернете", первых "персоналках" и ...о прототипе управленческой технологии,

   позволяющей воплотить описанную выше систему рыночной деятельности, - уже сегодня,

   - на уровне симбиоза рынка и планового управления, соединяющего в себе

  (посредством математической модели МОБ В.В.Леонтьева)

  все богатство ассортимента рынка и необходимый плановый "вал" социального государства,

  прибыль предприятий и покупательную способность "домашних хозяйств",

  свободу предпринимательства и "бескризисность" экономики...

  (исключительно, для условий прозрачного мира или, как минимум, - соответствующего ему

   ...Госстата : )

  КРАХ "ДЕНЕГ" или как защитить сбережения в условиях кризиса ...

   О том, почему даже такая открытая, в недалеком прошлом, страна как США неумолимо

   приближается к краху, несмотря на всю публичность и ''прозрачность'' своей экономики