Днем с крыш текло. К вечеру на карнизах повисли гильотины огромных сосулек. Сергей Иванович измерил взглядом величину одной из них, прикинул вес и пробормотал под нос нехорошее слово. На тротуарах и переходах - гололед, а к ночи, с темнотой, на улицах особенно опасно. Когда б не острая нужда в аптеке, Сергей Иванович сидел бы дома. Он спрятал поглубже в карман свой рецепт и начал осторожный путь по тротуару, вперед, где безопаснее: подальше и от стен, и от балконов, и от крыш. Смотрел внимательно под ноги, и только краем глаза подмечал фонари, деревья и прохожих. А краем глаза мир как следует не разглядишь, но Сергей Иванович боялся подскользнуться, предпочитал не отвлекаться от дороги и поневоле игнорировал красоту зимнего вечера. Сидящая на перекрестке огромная собака не двигалась, сидела смирно и опасности, похоже не представляла. Чтобы не удлиннять свой путь, Сергей Иванович решил ее не обходить, но когда приблизился, то усмехнулся с облегчением: собака оказалась грязным сугробом. Путь до аптеки Сергей Иванович измерял в поворотах и сложных участках, а дорогу переходил лишь там, где светофоры. Летом легче: бросишь взгляд налево и направо, а зимой приходилось поворачивать все тело; низко нахлобученая ушанка и намотаный до щек шарф мешали видеть, что творится сбоку на дороге. Для пущей осторожности еще и проверял: остановилась ли машина, видит ли его шофер?

Включился зеленый, теперь нельзя терять время. Сергей Иванович взобрался на горку изо льда и снега и аккуратными шажочками спустился вниз на проезжую часть. Дорога оказалась чистой, почти безo льда, он осмелел и прибавил шагу. Осторожно глядя под ноги, добрался до середины линии. Oтдавая дань привычке, в центре перекрестка посмотрел еще разок налево. Прямо на него летела черная автомашина!

"Глаза раскрой! Куда ж ты жмешь на красный?" Дурные водители усложняли и без того нелегкую жизнь Сергея Ивановича и раздражали почти до изжоги. Он относил их к числу головотяпов, которым ничего нельзя доверить. Он знал, что бездумцы пробираются во все сферы жизни, не разбираются, не обдумывают, хватаются за то, да за это, а сделать толком ничего не могут, только портят.

Это были старые, давно проверенные мысли-привычки, выстраданные Сергеем Ивановичем когда-то в молодые годы. Они мелькали в голове без интонаций, без эмоций и сомнений, звучали как давно заученный урок. "Куда ж ты прешь, не посмотрев, на красный?" - еще раз мысленно спросил Сергей Иванович и сам себе удивился: теперь ведь не ворчать, спасаться надо бы, бежать! И почувствовал, что уже не успеет. Ноги его ступали по-старчески осторожно. Неоправданно осторожно, несправедливо и безнадежно. И только мысли помчались неожиданно вперед, стали быстрыми и молодыми. Зимняя улица предстала перед глазами ярко, броско, с яркими пятнами ночных фонарей, со свежим запахом морозного воздуха. Весь мир вокруг притих и замер в неожиданно красивом равновесии; как будто только сейчас и зима, и сама жизнь впервые попали в поле его прямого зрения. Перед глазами Сергея Ивановича текла картина зимней улицы, и это был теперь его последний взгляд. Сергей Иванович выставил вперед руку в толстой варежке; то ли машину останавливал, то ли время замедлить хотел.

Автомобиль летел! И, наконец, Сергей Иванович очнулся. Прибавил хода и неловко, неуклюже побежал, засеменил. Успел. Черной смертью шухнула позади него машина, шухнула неприятно, страшно, а все-таки мимо.

Что это было? Краем глаза Галина едва успела увидеть движение слева, вцепилась в руль и уронила телефон.
- Ох, yжас!
Из-под сиденья упавшая трубка встревоженно распрашивала о том, что случилось.
- Я чуть прохожего не задавила! - не отрывая глаз от дороги, громко крикнула Галина.
- Ну, обошлось, и ладно! Главное, что ты в порядке, -- прозвучал легкомысленый ответ из-под сиденья. Трубке дела не было до жизни и смерти незнакомого старика.

На тротуаре Сергей Иванович оглянулся и погрозил улетевшей в темноту машине. Спрятал кулак в карман и нащупал там рецепт. Вечер продолжался, и предстояло продолжить трудный путь в аптеку. Лекарство облегчало томившую его мучительную боль. Сергей Иванович был смертельно болен, и жить ему оставалось чуть меньше года.